"Одиссей покидает Итаку" - читать интересную книгу автора (Звягинцев Василий Дмитриевич)

Глава 1

— Надеюсь, ты все же примешь правильное решение, — сказал Антон. — Но в любом случае ты абсолютно свободен в выборе. — Он сидел на полукруглом диванчике у окна и рассеянно перелистывал какую-то книгу в картонном, под мрамор, переплете.

— Сначала скажи, а что все же с Натальей? — спросил Воронцов. Он с удивлением отметил, что не испытывает больше вчерашнего раздражения и злости. Как будто ничего и не было, и просто встретились они с Антоном в очередное свое сухумское утро.

— Абсолютно ничего, — пожал плечами Антон. — Проснется у себя дома, может быть, со временем кое-что вспомнит, если сама этого сильно захочет. А нет — так нет. Мы никому ничего не навязываем.

— Но она сказала, что хочет помнить…

— Это она тебе так сказала. А на самом деле она в этом совсем не была уверена. Женщина, что ты хочешь… — И Антон развел руками с самой что ни на есть естественной улыбкой. Ничуть не выходя из своего человеческого образа. — Как спалось? — тут же, без связи с предыдущим, спросил он.

— Будто не знаешь…

— Для чего мне знать? Я не гувернантка. И в то, что меня не касается, не лезу… без крайней необходимости.

— Пусть не гувернантка. А кто? Надзиратель? Вербовщик? Дьявол, желающий приобрести очередную безгрешную душу?

— Безгрешную… — хмыкнул Антон. — Впрочем, по большому счету, пожалуй, и так… Если же всерьез говорить, мы с тобой на сей момент просто союзники.

— Интересное дело. Союзники… Против кого или в чем? Не сочти за труд пояснить.

— Тогда лучше начать с самого начала. Не возражаешь?

Воронцов кивнул. Все-таки Антон ему нравился. Даже и такой вот манерой разговора. Сейчас, увы, люди почти разучились вести беседу. Не болтать, не трепаться, не плести косноязычно невесть что, а вот именно — вести беседу. С таким человеком приятно общаться, даже если и расходишься с ним в позиции. Что, кстати, как раз и предстояло выяснить.

— Прежде всего, — заговорил Антон, откладывая книгу, — то, о чем вчера говорили — чистая правда. Хотя и не вся. Да, тебя проверяли. Доступными нам способами. Этичны они или нет, с твоей точки зрения, выяснять сейчас не будем. Главное, что они эффективны. — Он сделал короткую паузу, будто собираясь с мыслями. — Поведение твое с момента нашей встречи безупречно. Прежде всего, по мотивам, которыми ты руководствовался. А кое-где ты ухитрился расширить рамки тестов. Они оказались многозначнее, чем мы предполагали. Но это не все. Проверка твоих моральных качеств, психологической устойчивости, адаптационных возможностей, гибкости мышления — первый этап операции. Спасение Книги, которая кроме древних текстов содержит жизненно важные для нас документы экспедиции — второй этап, который планировался как завершающий. Однако по ходу дела неожиданно сложились обстоятельства, повлекшие за собой совершенно непредвиденные последствия. Нам пришлось изменить свои планы в отношении тебя. Хотя, повторяю, все, что я предложил раньше, остается в силе. Если захочешь, вернешься домой. Или сегодня же можем отправиться к нам, в метрополию…

— Что-то преамбулы у тебя длинные, — перебил его Воронцов.

— Иначе не получается, извини. Но уже все. До сути добрались. Дело в том, что мы, форзейли, и вся наша конфедерация находимся в состоянии… я бы не сказал — войны, но перманентного, не ограниченного во времени и пространстве конфликта…

— Ни хрена себе формулировочка, — вновь не сдержался Дмитрий. — А я всегда думал, что конфликт от войны только ограниченностью и отличается…

— Не будем спорить о формулировках. Я знаю, о чем говорю. Так вот — конфликта с некоей суперцивилизацией, тоже галактического масштаба, но несовместимой с нами по всем параметрам. Мы, как и вы, люди, отрицаем войны, не считаем их способом решения проблем, но что прикажешь делать, если выбора нет? Противник не способен к компромиссам и считает, что в Галактике не может быть двоевластия… Мы вынуждены защищаться адекватным образом.

— Все так говорят. Я еще не слышал иных трактовок. Даже Гитлер, по его словам, вел вынужденную превентивную оборонительную войну.

— Ты прав, конечно. Однако… Мы защищаем принципы, которые близки вашим. Мы вообще с вами очень близки. Я беседую с тобой в своем подлинном облике, у нас почти одинаковая психология, сходные взгляды на… — он усмехнулся, — на исторический материализм. В общем, мы способны понять друг друга, потому что мы в свое время прошли путь, подобный вашему. Наши же враги одинаково далеки и от землян, и от форзейлей. При прямом контакте ты, к примеру, просто не понял бы их абсолютно, как каких-нибудь осьминогов… Хотя они как раз умеют приспосабливаться и выходить на нужный уровень общения с гуманоидами.

— Ты хочешь сказать, что они не гуманоиды и превосходят нас с вами в развитии?

— Я такого не говорил. Кто кого превосходит и в чем — таракан, кальмар или соловей? Да и нравственные оценки условны. Мы лишь констатируем, что в настоящее время их образ жизни, идеология, а главное — практическая политика несовместимы с исторически обусловленными и в правовом порядке оформленными общегалактическими нормами.

— Туманно ты выражаешься, брат по разуму. Или меня по-прежнему за дурака держишь, или в своей позиции не уверен. Давай лучше попросту.

— Я тебя понял. Но поверь, что очень трудно вот так сразу изложить общественно-политическую обстановку в Галактике, о которой ты до сего момента и понятия не имел, да еще и за многие тысячелетия. Наверное, лучше отложить это до более подходящих времен. Достаточно сказать, что Земля довольно давно является объектом внимания наших противников. Удобное расположение ее в пространстве, позволяющее создать здесь операционную базу, богатые ресурсы Солнечной системы, а главное — люди, которые могли бы стать их, а не нашими союзниками… Есть у вас такие качества, которые делают союз с Землей очень заманчивым.

— И для вас, и для них? — спросил Воронцов.

— Для нас тоже, — согласился Антон. — Я и не скрываю. Вообще пора бы мне и представиться. В близком переводе моя должность звучит как «шеф-атташе департамента активной дипломатии на планете Земля». Довольно высокий пост, смею заметить.

— Польщен знакомством. Ну а чем, все-таки, мы всех вас так прельщаем?

— Скажу в свое время. А сейчас я слегка отвлекусь, — он вновь взял в руки книгу в картонном переплете. — Ты слышал такую фамилию — Андреев?

— И неоднократно. Леонид Андреев, писатель. Вадим Андреев, его сын, тоже писатель. Виктор Петрович Андреев, командир учебного отряда на Балтике…

— Даниил Андреев.

— Такого не знаю, — ответил Воронцов.

— Это второй сын Леонида Андреева. Отсидел десять лет по пятьдесят восьмой статье, вскоре после освобождения умер. В тюрьме создал философское учение, которое изложил в книге, названной «Роза мира». Естественно, издана она не была. Однако специально для тебя я это сделал. Вот она…

— Любопытно. Что-то на самом деле интересное?

— Можно сказать, что этим трудом он поставил себя в ряд крупнейших мыслителей человечества. Впрочем, когда прочтешь, сможешь составить собственное мнение. Сейчас же для нас интересна космологическая составляющая его теории. Кое в чем она удивительно точно совпадает с реальностью. Поразительна сила провидения, тем более, что никаких фактов он не имел и иметь не мог, сидя в тюрьме.

— Когда это было? В тридцать седьмом? — Все представления Воронцова об эпохе «большого террора» связаны были только с этой датой.

— На десять лет позже. С сорок седьмого. Умер в начале пятьдесят девятого.

— Так вроде после смерти Сталина всех сразу начали выпускать и реабилитировать…

— Значит, не всех… Не отвлекайся. Так вот, по Андрееву, Вселенная представляет собой многослойную систему. Слой, где живем в данный момент мы с тобой, — это средний слой системы. Выше него целый ряд Миров Просветления, ниже — Миры Возмездия. Те, что нас интересуют, Андреев называет Дуггур и Аггр. Один из высочайших Миров Просветления — Раорис. Его можно отождествить со Вселенной, в которой действуем мы — форзейли. Если угодно, нас можно считать силами Света. У Андреева силам света противостоят силы Тьмы. Все люди в той или иной мере, даже независимо от своего желания, участвуют в борьбе Света и Тьмы… Важный, прошу заметить, момент… И еще: каждому человеку, сознательно вступающему в борьбу против сил Тьмы, способствует посланник Миров Просветления. Имя его Даймон… Всякие аналогии, сам понимаешь, поверхностны, однако совпадения поражают. Даже меня, привычного ко многому… Если бы ты сам прочитал весь труд, и знал то, что знаю я, ты бы со мной согласился.

Воронцов слушал его и покусывал по дурной привычке мундштук трубки, сплевывая в открытое окно крошки эбонита.

Черт его знает, этого Антона. Снова плетет очередную заумь. Ну, даже если и написал от тюремной тоски человек книжку, что из того? Мало ли, кто что писал? Любую легенду можно приспособить к чему заблагорассудится. Тем более такую универсальную. Силы света — силы тьмы, их вечная борьба, да в любой религии можно найти что-то подобное. Гадание самой обычной цыганки тоже применимо к каждому, было бы немного воображения и желание найти в них рацио…

— Хорошо, полистаю твоего Андреева на досуге. Только давай все же поконкретнее, на уровне фактов, а не легенд. Можешь?

— Могу, естественно. — Антон словно был несколько разочарован тем, что на Воронцова сказанное им не произвело ожидаемого впечатления. Словно не убедился еще межзвездный дипломат, с какого типа землянином имеет дело. — Просто в свете моей информации тебе кое-что в дальнейшем станет легче оценить. Поскольку законы исторического материализма в нашей ситуации еще менее применимы. А я, как и положено Даймону, буду продолжать наставлять тебя и способствовать исполнению возложенной на тебя миссии. — Предупреждая готовое вырваться у Воронцова возражение, Антон поднял руку. — Не спорь, слушай. Разве ты не понял еще, что ни от твоей, ни от моей воли объективный ход событий практически не зависит? Ты же ведь за много лет до знакомства со мной мечтал встретить свою Наташу. И верил, что это случится. И с мужем она разошлась не по моей прихоти, и друзей себе ты выбирал сам…

— При чем тут еще и мои друзья?

— Все в свое время узнаешь и поймешь. Один из земных философов еще в прошлом веке сказал: «Не воображайте, что неучастие в политике убережет вас от ее последствий». Я хочу сейчас просто несколько спрямить твой путь и насколько это возможно — помочь тебе.

…Когда Антон перешел в своем рассказе к моменту, когда так и не названные по имени представители сил Тьмы нарушили конвенцию и перешли к активным в их понимании действиям, чтобы вытеснить форзейлей с Земли и, естественно, включить ее в сферу своего влияния, Дмитрию стало смешно. Слишком все это не соответствовало его представлениям о Высших Разумах, о целях и нормах взаимоотношений инопланетных цивилизаций, далеко обогнавших человечество в своем развитии. И если бы не реальность всего уже происшедшего, проще и удобнее было бы прекратить затянувшуюся мистификацию.

— Ничто не ново под луной, — сказал он, когда Антон сделал короткую паузу. — Если хочешь, все это здорово напоминает ситуацию вокруг Турции в августе четырнадцатого года. Когда и Антанта, и Германия из кожи лезли, чтобы перетянуть ее на свою сторону… Плохо кончилось для большинства участников. А у вас во что это выльется? Опять «звездные войны»?

— Уникальная способность у вас, людей, немедленно сводить все к знакомым примерам. Абсолютно ведь ничего общего между нашими делами и началом первой мировой… Хотя… Примитивно, конечно, до крайности, но какая-то аналогия есть.

— Мало ли что примитивно, — ответил Дмитрий несколько даже с вызовом. — Главное, такой подход себя оправдывает. Воображение просто надо иметь. Пацану палка автомат заменяет, зрителю в театре намек на декорацию — весь реальный мир, и так далее… Зато экономия средств и мозгов.

— Ну, пусть так, при случае мы это тоже обсудим, а сейчас я бы все же хотел с нашим вопросом покончить. Поверь, свои проблемы мы предпочитаем решать сами, но в игру оказались, против всех правил, активно вовлечены земляне, твои соотечественники. У нас существует твердая, многократно подтвержденная и гарантированная договоренность — разумное население планет, не входящих в галактические сообщества, не может и не должно быть объектом или субъектом прямых контактов. И вдруг они нарушили конвенцию…

— Как Паниковский, — пошутил Воронцов, но вскоре у него настроение шутить, ерничать, подначивать и провоцировать собеседника прошло. И надолго. Потому что дальше Антон начал говорить вещи слишком серьезные и теперь даже для Воронцова убедительные.

Несколько десятилетий назад те, чужие пришельцы, до сих пор лишь пассивно наблюдавшие за Землей, перешли к активным действиям. Причем настолько осторожно, что форзейли долго ничего не замечали. Но по ряду косвенных признаков, малозаметным, но постепенно нарастающим отклонениям происходящих на Земле событий от предсказанных теорией и статистически наиболее вероятных стало очевидно, в чем причина, и главное — цель этих флюктуаций. Антон без ложной скромности поставил такое открытие себе в заслугу.

Метод вмешательства был прост, эффективен, хотя и требовал для своей реализации достаточно продолжительного времени. Не более десятка специально подготовленных для работы в земных условиях агентов путем тщательно просчитанных микровоздействий на узловые точки ноосферы, причем разнесенные по времени и пространству, должны были в итоге настолько сместить мировые линии исторического процесса, что к некоему моменту Земля автоматически оказалась бы естественным союзником тех, враждебных Антону пришельцев.

— Да, а почему ты никак их не называешь? — спросил Воронцов. — Странно звучит: «те», «они», «противник», «неприятель»… Имя-то у них должно быть?

Антон странным образом замялся.

— Понимаешь, я не могу назвать их по имени… Это, как бы тебе сказать, не принято.

— Что, суеверие такое? «Про серого речь, а серый навстречь»? Или наоборот — «Не поминайте имени божьего всуе»?

— Мне сложно тебе ответить. Ни то, ни другое, и все же… Если хочешь, давай назовем их агграми. Тебе удобно будет?

— Да ради бога. Хоть агграми, хоть дуггурами…

— Нет, дуггурами нельзя, это совсем другое…

«Ну и ну, — подумал Воронцов. — Суперцивилизованные пришельцы, и такой ерунде придают значение…»

— Ну пусть аггры, о чем тут спорить. Продолжай, я слушаю со всем вниманием.

И Антон продолжил.

Сам по себе коварный и вызывающе неэтичный образ действий аггров усугубился еще и тем, что они сначала косвенно, а потом и впрямую начали привлекать к своим операциям людей. Иначе случиться и не могло, поскольку никакие, даже самые деликатные исторические корректировки без сознательного участия людей просто невозможны. Как бы ни были могущественны аггры, на практике их разработки должны были осуществлять земляне. И некоторые из них посвящались, пусть и не полностью, в суть происходящего. Трудно сказать, как долго могло сие безобразие продолжаться, если бы…

— Если бы им все не испортила женщина, — сказал Антон со странным удовлетворением в голосе. — Одна их весьма способная сотрудница, отвечающая за европейскую часть Союза, отобранная, очевидно, не слишком тщательно, а скорее, просто чересчур вжившаяся в роль, самым банальным образом влюбилась. Как это ни смешно звучит. Влюбилась в твоего ровесника и соотечественника, забыв, естественно, свой служебный долг. Все рассказала своему избраннику, морально и технически разоружилась, захотела, как у вас принято говорить, простого человеческого счастья. Естественно, ни одна спецслужба, хоть земная, хоть галактическая, таких измен своим сотрудникам не прощает. Предатель и дезертир отзывается или изымается, а затем с ним поступают в соответствии со сложившейся практикой и местными обычаями. Та же судьба ждала и означенную отступницу. Но ее друг оказался на высоте… — В голосе Антона прозвучало неприкрытое одобрение. — Совершенно неожиданно для всех он вдруг вмешался в предопределенный ход событий, с помощью нескольких своих товарищей разработал и осуществил удивительно простую и эффектную операцию, не только переиграл прибывших для устранения девушки профессионалов, но и вообще удалил их за пределы Земли… Боюсь, ты в это не поверишь, но так и было. По-моему, он сам не подозревал, с какой могущественной и беспощадной силой вступает в борьбу.

— Кто его знает… Раз ты сам признаешь, что он победил, значит, план боя в конечном итоге был правильным. Молодец парень. Таких я люблю. А что случилось дальше?

— Вот это сказать затруднительно. Потому что дальше пока ничего не случилось. Все произошло буквально только что. Накануне нашей с тобой встречи в Новом Афоне. Собственно, и встретились мы с тобой в связи с этой историей.

— Не совсем понял… — Воронцов, выигрывая время, поднялся и взял оставленную на столе банку с трубочным табаком, неторопливо стал набивать трубку и раскуривать, затем вернулся и снова сел, но не на стул, а на подоконник, спиной к свету. — Какая связь, прямая или косвенная, существует между тобой, мной, нашей встречей в Бомбее, в Сухуми и здесь, между Книгой, Наташей и той космической оперой, что разыграли мои земляки?

— Есть связь, есть… — Антон прямо светился от радости, которая распирала его, как рассказчика, приготовившего слушателю мастерски закрученную историю с эффектной развязкой. — Еще немного, и все узнаешь. Чуть-чуть терпения…

И стал говорить о том, как инопланетянка, перед окончательным прекращением своей деятельности, сумела завербовать еще одного человека, довольно известного в соответствующих кругах художника, а в прошлом воздушнодесантника, переправила его в прошлое, где он осуществил серьезное вмешательство в историю, не ведая, правда, что творит. Но акция получилась весьма опасная — прежде всего тем, что последствия ее до конца не представимы.

Воронцов слушал, начиная догадываться, что судьба вновь подкидывает ему задачку с нетривиальными условиями. Решать которую так или иначе придется. Зная Антона, можно предположить, что он наверняка приготовил некий гвоздь, за который предстоит зацепиться штанами и повиснуть, как на чужом заборе. Иначе он и не стал бы затевать свою интригу. Просчитал, небось, сто двадцать вариантов, и веселится, глядя, как жертва трепыхается… Ну-ну, ваше благородие, давай, а мы еще тоже поглядим. Бой покажет…

— Одним из следствий прогулки в прошлое — в 1966 год, если точно — названного художника, Берестин его фамилия, как раз и оказалась встреча аггрианки с ее милым другом, сражение с пришельцами, ну и наше с тобой предприятие тоже…

Тут Воронцов его перебил:

— Подожди. Вначале речь шла о психологическом эксперименте, потом о спасении Книги, затем — гожусь ли я на роль земного представителя при вашей федерации. Теперь еще вариант, из которого следует, что и ты и я — оба вообще статисты в чужом спектакле. Не так? Тогда поясни. И второе. Какая-то фантазия у вас бедноватая. Стоит приличному человеку с вами познакомиться, так вы его сразу обязательно в прошлое засылаете… Не знаю, как там в деталях, а по форме выглядит однообразно. Его в шестьдесят шестой, меня в сорок первый. Женщины опять же… Там аггрианка, у меня Наталья… Ей-богу, с сюжетами у вас туго.

— Верно подметил, — одобрительно кивнул Антон. — Все так и есть. Если рассматривать с позиций читателя детективов. Но ты же высшее военное образование имеешь. Стратегию, тактику, историю войн изучал. А на любой войне противники используют практически одни и те же методы и приемы. Окружение, обход, фланговый удар, высадка десанта в тыл врага… И даже в шахматах — дебюты одни, что у Фишера, что у Карпова. А у нас ведь тоже война, я говорил… Своеобразная пусть, на ваши непохожая. Битвы космических эскадр, бомбардировки планет, минирование волновых туннелей — это далекая история. Сейчас уровень другой. Воздействие на закон причинности, блокада исторических последовательностей, создание ложных развилок времени, деформация мировых линий, информационный террор… Сам понимаешь, разница такая же, как между второй Пунической войной и четвертой арабо-израильской. Но суть не в том, каким оружием стороны пользуются, а в том, что всегда пользуются они одинаковым оружием и одинаковой тактикой. Разница — в стратегии и таланте… А по первому вопросу отвечу так — все мои объяснения и доводы в каждый конкретный момент были правдивыми. То есть я тебя ни разу не обманул. Не говорил сразу все — да, но не обманывал. Сейчас тоже говорю правду.

— И опять не всю…

— В пределах допустимого на данный момент.

Воронцов открыл балконную дверь. После теплого, насыщенного уютными запахами воздуха кабинета сырой ветер с моря подействовал на него, как нашатырный спирт.

— Чего ты добиваешься? Сказал же я — не хочу в твои игры играть. Точка. Надоело. Пусть те ребята сами разбираются…

— Монтеня читал? — Антон тоже подошел к двери. — Так вот, у него написано: «Мелочное и настороженное благоразумие — смертельный враг великих деяний».

— На великие деяния не претендую. Вот, правда, Киевское сражение чуть не выиграл, да и то по твоей милости пришлось на самом интересном месте бросить.

— Еще не все потеряно, перспективы у тебя безграничные.

Дмитрий поднял руки:

— Нет уж, хватит. Предпочитаю мирную жизнь в тылу.

Антон помолчал, глядя на Воронцова не то с сожалением, не то с иронией.

— Твоя воля. Но неужели тебя не волнует, что всякие там пришельцы на Земле что хотят, то и делают, вмешиваются в вашу жизнь, в вашу историю, а ты отходишь в сторону?

— Волнует, конечно. Я даже возмущен. Но воевать против одних и тем самым помогать другим, которые столь же непрошено явились к нам — для чего? «Великолепную семерку» смотрел? «Ковбои всегда проигрывают», — говорил Крис. Нет. Лучше подождать. Осмотреться. Глядишь, что-нибудь прояснится. А то завтра прилетит некто третий и столь же доходчиво объяснит, что вы тоже гнусные захватчики и агрессоры, и давить нужно прежде всего тебя. А в Сухуми пальмы, кофе, чача… Женюсь, если Наташка согласится. Загорать будем, в пещеры афонские сходим, куда ты мне попасть помешал… Отчетливо я тебе объяснил? Ну и с богом…

— Как угодно. Только смотри — не было бы поздно. Потому что есть люди, которым некогда ждать. Ты знаешь такого Левашова, Олега Михайловича, инженера по электронному оборудованию с танкера «Кавказ»?

Воронцов вскинул голову и напрягся. Это уже что-то новое. Тот самый гвоздь?

— Олега? Конечно, знаю. Только должность у него по-другому называется.

— Несущественно. Главное, что инженер он на редкость талантливый. Именно с помощью его установки те парни смогли выиграть первый поединок с агграми. К сожалению — только первый. Второй раз у них не выйдет. Знали бы они, на кого замахнулись…

— Ты это точно говоришь? Олег, значит… Можно поверить… Постой, а как же все-таки ты на меня вышел? Он тебе сказал?

— Зачем же? Ты меня совсем не ценишь. Даже с вашим сегодняшним уровнем за пять минут можно получить любые сведения почти о любом человеке. Биография, связи, увлечения, друзья, враги, знакомые. Книжки нужно читать. Я, как уважающий себя резидент, узнав о происшедшем инциденте, подобрал досье на всех участников, установил, что ближайшим другом одного из них является мой старый приятель, человек весьма неординарный и готовый, по его же словам, к любым неожиданностям. Вот и все. Остальное — дело техники.

Хитер, мерзавец, думал Воронцов. Специалист по тонким душевным струнам. Вот он меня и поймал. Сообразил, что тут уж без вариантов. А я все пытался догадываться, какие он ходы подберет. А Олег и в самом деле для таких игр не подходит. С железками возиться — да, но не с пришельцами воевать. Только если этот гад опять подставку сделал, как бы ему самому не пожалеть.

— Не надейся, никаких договоров я с тобой не заключал и не заключаю. Что мне делать и как — сам соображу. Ты меня проинформируй подробно, переправь, куда надо — и на этом все.

— Тебе виднее. Левашов твой и его товарищи, от пришельцев избавившись, собрались на квартире главного героя сей авантюры — Новиков его фамилия, звать Андреем — и празднуют победу. Сегодня они в безопасности. Что случится завтра — не знаю. Враг силен, коварен, жесток, и своего Штирлица я у них в штабе не имею. А рискуешь ты крепко. Если попадете к ним в руки — это будет действительно страшно. Не хочу пугать, но смерть или любые ужасы инквизиции — мелочь по сравнению с тем, что будет. Они займутся вашей психикой и сделают это профессионально.

— Постараюсь не попасться. Особенно если подскажешь — как.

Антон кивнул.

— Кое-что подскажу. Но в общем-то ты будешь в безопасности до тех пор, пока ничем себя не проявишь. Как только войдешь в контакт с Левашовым и его друзьями — окажешься под ударом.

— Снова крутишь, атташе. Сначала всеми силами старался меня завербовать, теперь пугаешь и отговариваешь…

Главный форзейль развел руками.

— Если бы ты согласился работать под моим руководством и прикрытием! Но ты желаешь оставаться вольным стрелком. Пожалуйста. Без помощи я тебя, конечно, не оставлю. Возьми… — Он протянул Воронцову знакомый синий футляр. — Если что — по старой схеме. Приложи за ухо — и вернешься сюда. Тогда и побеседуем, с учетом вновь открывшихся обстоятельств.

— Думаешь, сговорчивее буду? — криво усмехнулся Дмитрий. — Впрочем, спасибо. Я разберусь, и посмотрим…

— Где тебя в Москве высадить? — спросил Антон, давая понять, что бесконечная беседа все же заканчивается. — В Сухуми тебе возвращаться незачем. Что там у тебя из вещей ценного было? Сейчас сдублируем…

— А как же в пансионате? Искать же будут, подумают — утонул…

— Я все оформлю. Какие еще пожелания?

— Какие там пожелания… Пусть будет площадь Курского вокзала. Поздний вечер. А багаж у меня самый примитивный, и говорить не о чем. Ты лучше пистолет мне какой-никакой организуй. Этот же я не потащу с собой, — он указал на лежащий на столе «смит-вессон». — «Вальтер» можно, модель «РР». Раз твои коллеги такие страшные, так хоть застрелиться чтоб было из чего, — мрачно пошутил Воронцов.

— Ради бога, ничего не стоит. Однако вкусы у тебя — времен раннего детства, не иначе. Зачем такая древность? Могу предложить и посовременнее. К примеру — «Беретту» последнего образца. Калибр девять, магазин на шестнадцать патронов. В случае чего беглый огонь важнее меткости… И вообще вещичка элегантная, в руки взять приятно.

— Знаток ты, я вижу, — с ироническим уважением сказал Воронцов. — Экспертом можешь работать. Или коммивояжером «Интерармко».

— В вашем мире оружие занимает слишком важное место, чтобы позволить себе быть дилетантом.

В последний момент Антон предложил Дмитрию машину.

— Удобнее будет. Свобода маневра, независимость, престиж, и все такое…

— Хорошо, давай и машину. Для пользы дела. Будем считать — по ленд-лизу. Подбери что-нибудь неброское, но помощнее. «БМВ», допустим, в специсполнении, дизелек чтоб сил на двести. Цвет не слишком вызывающий, и с номерами, какие под любой знак пропускают, и по резервной полосе… Терпеть не могу с гаишниками объясняться.