"Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца: Фантастические роман и повесть" - читать интересную книгу автора (Велтистов Евгений Серафимович)
Я, ДЖОН БАРИ
Глава первая
Дождь, дождь, бесконечный дождь.
Он встречает меня в любом городе, куда бы я ни направился; он особенно ненавистен по ночам.
Раньше, в детстве, в такие вот ночи я просыпался словно от внезапного толчка и с замиранием сердца слушал стук капель в оконное стекло, считал, сколько лет мне осталось жить. И, не окончив счета, снова проваливался в глубину ночи. А утром никак не мог вспомнить ночную арифметику: светило за окном солнце, и меня ждали очень важные дела.
Как давно не вспоминал я про солнце…
Дождь, дождь. Дождь — моя бессонница.
Я зажег на минуту свет, чтобы удостовериться, что нахожусь в том самом номере парижской гостиницы, где на стенах висят старые копии древних картин. Веласкес, Рембрандт, Гойя быстро успокоили меня. Захотелось вдруг увидеть Эль Греко, но в этой гостинице, как я предполагал, хозяйка считала Эль Греко слишком современным — бунтарем и сумасшедшим.
Что ж, пусть будет ночь без Эль Греко, решающая, быть может, последняя ночь моей жизни. Где-то в чреве этого музейного особняка, скорее всего — за той стеной, спят мои преследователи. Ни Гойя, ни дождь, ни моя бессонница не потревожат отдыха двух сильных, уверенных в своей безнаказанности людей. Но они сразу проснутся, выскочат из-под одеяла, едва их микроэлектроника возвестит, что я начал одеваться.
Проклятый дождь — когда же он кончится!..
Газеты, печатающие сводки погоды на первых полосах, забавляют время от времени читателей сообщениями о всевозможных дождях: с золотыми рыбками, кладами старинных монет, полиэтиленовыми мешками, принесенными откуда-то ураганным ветром. Когда человек ежедневно ходит в водоотталкивающем плаще под струями опасного для здоровья дождя, его не очень-то волнует разная чепуха про золотую рыбку. Эти двое за стеной, которым дано задание превратить меня во что угодно, — они в примитивных своих снах, наверное, никогда не видят снег.
Снег я видел на севере Канады. Никогда не приходилось мне окидывать взором такое громадное белое пространство: летишь час, два, три, а под вертолетом сплошное сверкание — лед да снег.
Мы с мистером Юриком, хозяином вертолета, только жмурились от удовольствия и старались не смотреть друг на друга. Казалось, на всей планете нет ничего другого, кроме снега. И сами себе мы представлялись инопланетянами, исследующими неизвестное.
Слева белое полотно прорезал мощный рубец. Он тянулся за нами на сотни миль и был виден все время впереди. Словно напрямик через льды, подчиняясь какой-то тайной цели, разворачивая брюхом скалы, прополз огромный гигантский червь. Но это называлось прозаически — «разлом». В древности здесь столкнулись две плиты земной коры.
Юрик кивнул налево, крикнул, стараясь перекрыть шум мотора: «Можешь себе представить, что земля по ту сторону разлома на миллиард лет старше, чем эта?»
Я посмотрел на него, как на сумасшедшего. И потом мы оба хохотали… Ну, как представить себе такую сумму лет? Груду долларов еще можно мысленно увидеть, тем более что у моего спутника имелось несколько десятков миллионов… А тысяча миллионов лет? Что они значат для человека, который живет в миллионы раз меньше?!.
Интересно, сколько заплатили этим типам, храпящим в двух шагах, за меня, за мои сорок пять лет?..
Они следовали за мной в разные города, куда я прилетал. Я узнавал их мгновенно: глаз репортера, насколько я убедился, острее и наметаннее, чем у иного опытного полицейского. Я сразу распознавал их профессию.
Убийцы, как известно, предпочитают строгую специализацию. Есть каратели, «дикие гуси» — они же «зеленые береты», террористы, «гориллы», бесшумные привидения и многие другие. Эти двое были специалисты по катастрофам. Но все они, конечно, обычные, классические, описанные в детективной литературе гангстеры.
Я знал, как это делается. Я даже узнал в одном из преследователей Джо-американца, или, как его любили называть газеты, Джо-смертника, гонявшего когда-то с дикими скоростями пробные машины, бывшего чемпиона мира по ралли, а теперь — обыкновенного автоубийцу, мастера удара сбоку или сзади.
Что ж, они остроумно придумали — организовать самому известному телерепортеру по катастрофам персональную катастрофу. Эффектно, логично, правдоподобно. В потоке глупых слов, посвященных этому незначительному происшествию, промелькнет, быть может, одна правдивая фраза компетентных людей: «Он сказал лишнее…» — и только!
Нет, я пока что не собираюсь присутствовать на собственных похоронах.
Впервые я обнаружил «хвост» в Нью-Йорке. Черный автомобиль настойчиво преследовал меня. Когда мне это наскучило, я остановил машину и выскочил узнать, что они от меня хотят. Один поспешно скрылся в ближайшем подъезде. Второй остался за рулем и принялся с наглым видом рассматривать меня. Он не реагировал даже на оскорбительные слова, позволил записать номер машины. Затем сорвался с места, скрылся. Через час я узнал от знакомых в полиции, что номер фальшивый.
Я ругал себя за то, что растерялся, проявил несдержанность, не схватился по привычке за телекамеру. Однако было от чего растеряться: впервые в жизни не я был наблюдателем, а кто-то другой фиксировал мои действия.
Следующим был Джо.
Он нагнал меня в Мюнхене.
Две машины преследовали меня на безлюдной мирной улице. Зеленая обогнала и преградила дорогу. Вторая пристроилась сбоку. На мгновение я увидел за рулем Джо-смертника в надвинутой на лоб шляпе, очень сосредоточенного. Успел лишь подумать: «Неужели Джо будет портить такой дорогой «Мерседес»?»
Последовал двойной удар. Сначала блестящий черный «Мерседес» ударил мне в борт, потом добавил по капоту.
Моя машина вылетела на обочину, и в тот же миг я понял, что должен на полном ходу влететь в тоннель подземного гаража, врезаться в железную дверь.
«Неужели так примитивно — в дверь?!»
Меня спасло то, что я вовремя увидел Джо, угадал его план.
Мне удалось резко крутануть руль, бросить машину влево, промчаться по тротуару, обогнать зеленый автомобиль, выскочить на оживленную магистраль. Здесь меня оставили в покое.
Шел дождь, мокрый асфальт сливался в сплошную ленту. Я долго гонял на больших скоростях по улицам, потом по шоссейным развязкам вокруг города, чтобы прийти в себя, обрести привычное душевное равновесие. Джо-смертник… Кто бы мог подумать, что он станет зарабатывать на жизнь подлыми ударами сзади!
Я дважды снимал Джо на гонках, когда он попадал в серьезные переделки. Первый раз после аварии его собирали буквально по частям, особенно лицо, все кости которого оказались раздробленными. Хирурги придумали для Джо специальные магнитные челюсти, и он демонстрировал перед моей камерой, как быстро расправляется с бифштексом. Второй раз Джо еле успели вытащить из горящей машины.
Долго с экранов не сходила телевизионная реклама протяженностью в десять секунд: человек в гоночном шлеме устало вытирает пот со лба, после чего одним глотком выпивает пиво, швыряет на мостовую пустую банку — и все видят сияющее, изборожденное сотнями шрамов, с победно задранным носом лицо знаменитого Джо. Да, это был он… Реклама побила рекорд долголетия. Джо поглотил на телеэкранах не один миллион банок. Потом о нем забыли. И вот я снова вижу воскресшего смертника.
«Чистое убийство» на этот раз не удалось Джо. Не тот удар после пива… Как оправдается он перед своим начальством?!
С виду он совсем не страшен. Мрачный карлик с лицом вечного старика. Он и улыбнулся-то, по-моему, всего один раз — в рекламном ролике. На такие трюки, как рекламные улыбки, телевидение имеет своих специалистов.
Эти двое, что встретили меня в Париже, посерьезнее Джо. Я сразу же, увидев быстрый взгляд острых глаз, молчаливую неторопливость и уверенность своих преследователей, понял, что третий акт спектакля, по замыслу его авторов, должен стать заключительным. Я не возражал сыграть давно продуманную роль.
Остановился в любимой монмартровской гостинице «Мари», в номере со «своими» картинами. Мне было приятно представить недоумение на тупых лицах специалистов по катастрофам, разглядывавших полотна Рембрандта или Рубенса. Но пусть и они хоть раз в жизни увидят мир подлинных чувств.
Пообедал в маленьком ресторанчике на Монмартре, где все еще исполняется лихая, бесшабашная музыка прошлого, которую сегодня воспринимаешь с грустной мыслью о всем минувшем. Пусть эти двое, сидящие в углу, с завистью смотрят на мой бокал бургундского урожая 1989 года, самого старого и дорогого бургундского, пусть почувствуют, что человеческая жизнь, как и бургундское 1989 года, больше не повторятся, что они сами, в конце концов, смертны.
Заказал портье билет на завтрашний рейс «Париж — Токио», велел разбудить в пять утра. Пусть эти двое недоспят!
Я как бы давал моим партнерам по игре возможность выбора кульминации в пространстве и времени. А сам чувствовал, что это должно быть в Токио, будет завтра, а точнее, послезавтра, потому что солнце движется навстречу самолету, и очень быстро, незаметно для сознания промелькнут еще одни сутки жизни. Токио был когда-то площадкой моего коронного репортажа — «Токио, день Т.» Там, на узких японских улицах, среди небоскребов и хижин, ждет меня господин Карамото, подполковник, а теперь, возможно, и полковник секретной службы, которой я доставил в свое время неприятности. Гангстеры рассчитали точно: дальше Токио мне деваться некуда.
Я встал с постели, зажег свет. Хватит дрыхнуть этим лентяям! Вызвал такси, стал собирать чемодан.
Решающий акт начался.
В аэропорту, во всеобщей суматохе, гангстеры не попадались мне на глаза, и я о них почти забыл, но в самолете увидел их в креслах за своей спиной и на мгновение даже обрадовался: летят — значит, авиационной катастрофы не будет.
Интересно, как они ухитрились протащить через таможенный контроль и электронную аппаратуру свои металлические игрушки? Или у гангстеров теперь в ходу пластмассовые пистолеты? Но какие в них пули? Не пластмассовые же!
Мое оружие — телекамера. Я могу позволить себе маленький фарс.
Беру камеру, кладу на плечо верный приклад, нацеливаю объектив. Мои сопровождающие моментально отгораживаются газетами, поглядывают на меня без выражения каких бы то ни было чувств. Все же я успел сделать несколько кадров и тут же разочаровался в полной безликости этих людей, для которых я просто господин Икс или Игрек по секретной инструкции. Скучно так, господа гангстеры!
Куда приятнее другие лица. Они разные, они человеческие, выражают усталость, раздражение, самодовольство, покой, любопытство — гамму разнообразнейших чувств, присущих людям. Я шел по проходу между креслами, снимая лица пассажиров, пока не услышал предупреждение стюардессы:
— Прошу извинить. Некоторые недовольны, что вы их фотографируете…
Я протянул ей репортерскую карточку.
— Простите, я не могла поверить: это вы?.. Я сел на место.
— Господа, — зазвучало по громкосвязи, — среди нас находится Джон Бари, специальный корреспондент тележурнала «Катастрофа». Это объявление, мы надеемся, удовлетворит тех пассажиров, кто протестовал против съемки. Мы рады приветствовать Джона Бари.
Раздались аплодисменты. Я встал, поклонился, сказал свою коронную фразу:
— Заверяю вас, что катастрофы не будет.
Смех, болтовня, дорожные знакомства скоротали время до Москвы, где самолет делал посадку.
Час стоянки был у меня строго рассчитан.
Я выпил бокал воды, рассказал несколько забавных историй в кругу новых знакомых. А сам с каким-то неожиданным напряжением вглядывался в лица людей неизвестного мне мира.
Буфетчица. Бармен. Стайка стюардесс за чашкой чая. Пилоты, спокойно идущие на взлетную полосу с чемоданчиками в руке.
Обычные люди. Спокойные, деловые лица… Почему же я так нервничал, так переживал, что мне придется быть среди них?
Взял чашку кофе, поставил на стол. Вместе с сахаром бросил зажатую между пальцев таблетку. Размешал. Посмеялся со всеми. Выпил кофе.
Я знал, что будет дальше. Ждал десять секунд. Потом, напрягая все силы, встал, увидел вскочивших с места убийц, хотел что-то крикнуть и потерял сознание.
«…Неужели это снег?»
Отключилась тишина. Я видел вокруг себя белое пространство, слышал звуки.
«Нет, не снег», — сказал я себе.
И понял: это белый потолок, белые стены, белые халаты. Вспомнил все и пошевелился.
— Вам нельзя! — сказал женский голос.
Я оглядел собравшихся возле кровати людей, очень обрадовался, не обнаружив ни одного знакомого лица.
— Это не инфаркт, — сказал я по-русски. — Это симуляция.
— Не надо говорить.
Смысл слов строгого голоса я уловил, так как заранее выучил несколько десятков русских фраз.
— Я буду говорить! — возразил я, обращаясь к своим новым союзникам. — Пожалуйста, вызовите полицию.
Кто-то склонился надо мной:
— Как вы себя чувствуете, господин Бари?
— Хорошо, — я постарался улыбнуться. — Поймите, я выпил одну таблетку. Другие — в моем кармане… Я прошу полицию.
— У нас милиция.
— Хорошо, милицию.
Я откинулся на подушку и внезапно уснул.
Проснувшись, заметил двух мужчин в белых халатах и сестру. Все шло по сценарию. Сестра осведомилась о самочувствии и ушла. Мужчины из милиции представились, спросили, чем могут быть полезны.
— Джон Бариэт, — назвался я полным именем. — Поверьте, я говорю только правду…
— Вам нельзя волноваться, — сказал по-английски один из них.
— Чепуха! — Я сел в постели. — Когда я снимал свои выпуски «Телекатастрофы», я был совершенно спокоен, но я лгал себе и другим. Вы это понимаете?
Они молчали.
Я вскочил, подбежал к окну и увидел белый покров.
— Снег! — сказал я тупо и вдруг возликовал: — Неужели снег?
— Это снег, — подтвердил старший милиционер.
— Снег! — закричал я, понимая наконец, что значит для меня, для всего мира чистые белые дорожки, пышные шапки на деревьях, сосульки, свисающие с крыши. — Снег! Это замечательно!..
Сестра, вбежавшая в палату, пыталась оторвать меня от подоконника, но я не сдавался.
— Вы не знаете, как это важно — снег! — настаивал я. — Его можно встретить только на вершинах гор!.. Это Москва?
— Москва.
Слово привело меня в чувство. Я оглядел присутствующих.
— Господа, я надеюсь, вы видели выпуски моей «Телекатастрофы»?
По лицам я понял, что не видели.
— И не слышали моего имени? Собеседники молчали.
Мне стало холодно. Я сел на белоснежную кровать.
— Я, Джон Бари, специальный корреспондент всемирных теленовостей «Катастрофа», хочу сделать важное заявление. В вашем лице, — я окинул официальным взглядом милиционеров и сестру, — надеюсь встретить понимание, порядочность и… человечность.
На меня смотрели три пары внимательных, заинтересованных глаз.