Валентин ИВАНОВ-ЛЕОНОВ КОМАНДИР ОСОБОГО ОТРЯДА

Хосе шагал в зеленом сумраке леса, пристально всматриваясь в заросли. Иногда он останавливался, прислушивался, сжимая в руках автомат, и темно-коричневое, почти черное лицо его становилось настороженным. Оплетенный лианами лес был глух и неприветлив. В густой путанице подлеска пахло прелью и перегноем. Босые ноги Хосе погружались в мягкую, напоенную дождями почву, и теплая вода просачивалась меж пальцев.

К Перейре — командующему отрядами партизанского района — Хосе вызвали неожиданно. Партизан ломал голову: зачем он понадобился командующему? Конечно, Перейре знает Хосе: он был учителем в миссионерской школе, где Хосе когда-то окончил всего один класс, и они вместе воевали с того самого дня, как рабочие кофейных плантаций на севере Анголы начали восстание. И все же Хосе никак не мог догадаться, зачем он, простой разведчик, нужен Перейре. Может, он в чем-нибудь провинился?

Хосе перебрался через пролом в бамбуковых зарослях — видно, здесь пробежал испуганный носорог, — вскарабкался по крутому размытому склону и, наконец, вышел к фуэсе — главному военному поселению, вокруг которого были разбросаны деревушки партизан.

Фуэсе находилось в глубине одного из освобожденных районов, в заболоченном лесу. Кривые ряды хижин стояли между деревьями, под высокими зелеными сводами. Даже свет солнца не проникал сквозь плотную массу листвы, и самолеты врага не могли обнаружить поселения.

Пройдя сквозь толпу солдат Освободительной армии, Хосе очутился у высокой хижины и отворил легкую дверь.

Перейре перестал писать и поправил металлические очки. Он внимательно оглядел лицо партизана.

— Я вызывал тебя, Хосе, — сказал он, хмурясь. — Пойдешь к границе встречать транспорт оружия из одной африканской страны. Назначаю тебя командиром особого отряда. Возьмешь людей Америго. Сам он болен. Я помню, как ты тащил меня, раненого, на спине километров двадцать, когда португальцы разгромили нас и гнались по пятам. Уверен, что ты не подведешь. Винтовки доставите прямо сюда, в фуэсе.

— Хосе все понял, Перейре, Хосе не бросит оружия, не убежит, зажав хвост между ног.

Перейре объяснил, что Хосе должен встретиться с группой, которая доставит оружие в Анголу, на контрольном партизанском пункте Освобожденного района.

— Без винтовок не возвращайтесь. Понял? — глухо закончил он. В голосе его Хосе услышал и угрозу и мольбу. — Это наши жизни, Хосе, наша свобода.

— Даже мертвый Хосе выполнит приказ.

Отряд раненого Америго жил в трех круглых хижинах, крытых травой. Когда появился Хосе, партизаны спали на циновках. Они недавно вернулись из похода. Хосе сообщил им о своем назначении.

— А зачем нам чужой командир? Мы и своего можем найти, — враждебно проворчал Секулу — партизан лет тридцати, с широким приплюснутым носом и татуировкой на лбу. При этом он наводил красоту — начищал зубы концом размочаленной палочки лофиры.[1]

Хосе резко повернулся к недовольному партизану, ощупал его невысокую фигуру твердым взглядом и бросил:

— Секулу будет делать то, что прикажет командир. — И, обращаясь ко всем, добавил спокойно: — Идем к границе. Поручено особое дело. Возьмем на складе консервы — и пошли. Быстро!

Партизаны мигом сорвались с постелей. Особое дело!

Секулу сразу переменился. Он сунул палочку лофиры в карман брюк, и его широкоскулое лицо с приплюснутым носом растянулось в улыбке.

— Всем известно, Хосе — смелый разведчик. Ему маленькое дело не поручат. На какой форт будем нападать, командир Хосе?

— Хосе поведет вас, — ответил тот уклончиво.

— Тогда я, командир Хосе, сейчас… За патронами…

Секулу вышел прихрамывая. Одна нога у него была короче другой, и его называли «Киа-фуакулу», что означало «Мертвая нога». Хромой, однако, мог ходить быстро и даже бегать.

— Поскорее, и про особый отряд никому, — бросил вдогонку Хосе.

Через минуту Секулу выскочил из соседней хижины.

Его друг, длинноголовый Динанга, с ножом — мачете за поясом тоже вышел из хижины и долго смотрел вслед уходящему отряду.

Хосе уверенно вел людей сквозь лес. То и дело обходили топи, оставленные «мазикой» — муссонными дождями. В полумраке леса было жарко и душно.

Хосе шагал стремительно — на контрольном партизанском пункте отряд ждут к утру. Секулу двигался следом за Хосе, видя перед собой широкую спину командира, его могучую шею, оголенные до плеч руки, узловатые и крепкие, как сиза левый канат. Хосе шел удивительно легкой походкой, хотя был высок и тяжел.

В полдень наткнулись на стадо кабанов-бородавочников.

— Стой, Хосе! Сейчас я одного… — пробормотал Секулу, сдергивая винтовку и целясь в большого самца с изогнутыми вверх клыками. Широкие ноздри Секулу возбужденно втягивали воздух.

— Хоу! Секулу разве не знает, что идет по важному делу? — спросил Хосе сердито. — Если Секулу, старый партизан, будет стрелять и шуметь, кто же будет соблюдать тишину?

Секулу подчинился, сказал: «Верно, командир Хосе знает: Секулу — старый партизан». Он похлопал рукой по кожаному мешочку на груди и шепнул доверительно: «Этот талисман поможет нам. Мне всегда помогает».

Хосе взглянул на мешочек и ничего не сказал. Он что-то перестал верить в силу талисманов.

К вечеру вышли на холмистую равнину, поросшую высокой слоновой травой, жесткой и острой, как лезвие мачете. Трава эта вдвое выше человека, в ней легко спрятаться, но можно и напороться на затаившегося противника.

Хосе выслал дозоры вперед и назад и двигался медленно, прислушиваясь к звукам саванны.

Стадо серых тяжелых облаков медленно ползло по небу и вскоре закрыло солнце. Почти совсем стемнело, хлынул дождь. Теплый северный муссон без устали гнал влагу из лесов Конго.

Сквозь шум ливня командир услышал дыхание бегущего человека. Хосе обернулся и увидел Зоао, паренька лет пятнадцати, с тонкой высокой шеей. Он все время шел позади в охранении и сейчас догонял командира.

— Парашютисты! — с хрипом выпалил паренек, жадно хватая ртом воздух. — Человек десять. По следу идут.

— И-и! — удивленно протянул Хосе и помрачнел. — Далеко?

— Шагов триста, за холмом.

Хосе зашагал быстрее, раздвигая жесткие лезвия травы. Вихрились мысли. Дождь густой, как лес, и все-таки португальцы увидели отряд. Ждали, значит, на пути к границе. Откуда узнали? И что теперь делать ему, Хосе? В отряде восемнадцать человек, и только один с автоматом да двое с винтовками. У остальных копья и мачете. Как быть?

Надо взглянуть на парашютистов. Хосе пропустил отряд и остался в темноте под дождем — один на один с опасностью. Все чувства его были напряжены. Некоторое время он стоял прислушиваясь, потом решительно двинулся навстречу противнику.

На вершине холма Хосе спрятался в траву, стал ждать. Во мраке послышались осторожные шаги. Трава зашуршала, и в свете молнии Хосе увидел португальцев: их мокрые черные плащи, стальные каски, широкий вздернутый нос первого парашютиста, его короткую бороду — полукольцом от уха к уху. Во всей наклоненной вперед фигуре португальца чувствовалось ожидание опасности… Затем все исчезло в черноте ночи.

Надо заставить парашютистов идти медленнее: в этом спасение его отряда. Хосе, подняв автомат, ждал. При ослепительной вспышке он вновь увидел парашютиста. Их взгляды встретились, в глазах португальца полыхнул ужас. Парашютист рванулся в сторону. Хосе выстрелил, но вновь наступила темнота, и он не видел, что стало с врагом. Сухой треск автоматов прижал Хосе к выпуклой мокрой груди холма. Партизан выстрелил, не целясь, и побежал, пригибаясь, по тропе. Его пули научат португальцев осторожности, он заставит их идти медленнее!

Всю ночь Хосе вел отряд, не останавливаясь. Командир бежал сквозь мрак и непогоду, не слушая ропота усталых. Перейре знал, кому вручить судьбу оружия.

Изредка Хосе останавливался, чтобы пересчитать людей, пропуская их мимо себя. Два раза находил он Секулу в хвосте цепи. Идти последним по проторенной тропе было легче, и Хосе подозрительно косился на него. Завидев Хосе, Секулу сразу уходил вперед. Богатырская фигура командира с автоматом в руках внушала уважение всем.

Утром они, измученные и мокрые, но оживленные, пришли в поселение партизан у границы. С чистого, умытого неба на них весело глядело не горячее еще солнце. Тяжелые прозрачные капли дождя сверкали на зеленом шелке травы. Накрытые ветвями ящики с оружием уже стояли в большой хижине.

Начальник контрольного поста Освобожденного района, худой баконго по имени Хорхе, был старым приятелем Хосе. Год назад они вместе участвовали в налете на тюрьму в столице, пытаясь освободить руководителей «Движения за независимость Анголы», а раньше оба работали на алмазных копях Луашимы. Но Хорхе словно не узнал Хосе. Поджав губы, он строго спросил:

— Ты командир отряда? Как твое имя? Есть документы на оружие?

Хосе засмеялся, показав приятелю две белые подковки зубов, вынул из кожаного мешочка бумагу с подписью и печатью коменданта фуэсе Перейре и подал ее Хорхе. Тот, запустив пальцы в войлок своих волос, долго читал, медленно шевеля губами. Он глянул даже на обратную сторону бумаги и только после этого поздоровался с Хосе. Тот рассказал ему о парашютистах и попросил задержать их, если они появятся на контрольном пункте.

Через несколько часов отряд выступил. Хосе приказал разбить два ящика, раздал винтовки партизанам и повел их новой дорогой — через лес, который хорошо знал. «В лесу не остается следов», — думал Хосе.

Сначала путь лежал через саванну. Длинные ящики, тщательно обернутые травой, покачивались на головах носильщиков… Каждый ящик несли двое.

Хосе выслал дозоры во все стороны, прислушивался к каждому шуму. Пока все было тихо.

Хосе пристально всматривался в беловатую акацию. Это странное дерево сбросило листья и стояло голое во время мазики, когда все зеленело и одевалось листвой. Но не акация интересовала Хосе: на ветвях дерева сидел большой павиан и хрипло тявкал, предупреждая стаю об опасности.

— Леопард, — сказал Секулу. Хосе не ответил.

Возможно, в траве прятался леопард — враг павианов, — но могли быть и люди. Павиан исчез. Хосе прислушался. Португальские солдаты и «специальные охотники» — добровольные отряды белых колонистов — рыскали по саванне. Встречи с ними надо избежать.

Впереди в траве показался просвет. Хосе резко остановился. «Засада?» Он повернулся к партизанам и приложил палец к губам, затем стал медленно пробираться вперед.

— Тропа, — сказал он чуть слышно, обращаясь к Секулу. — Прошли сейчас только.

Секулу, схватившись за талисман, что-то бормотал, уставившись в землю.

Вмятина от широкого каблука с подковкой была еще полна мутной воды. Тропа огибала красный конус термитника и скрывалась в травяных зарослях. Там, где-то за термитником, прятались солдаты.

Хосе выкинул автомат, ожидая нападения, готовый биться за свой драгоценный груз. Но выстрелов не было.

— Бегом! — Хосе решительно пересек тропу.

Послышался гул патрульного вертолета. Африканцы поспешно прятали в траву ящики с оружием, зарылись в нее сами. Вертолет сделал несколько кругов, улетел.

И снова партизаны наткнулись на свежую тропу. Хосе сильно тревожился — опасность шла рядом.

Носильщики бежали вниз по отлогому склону, тяжело, со свистом дыша. Уже видны красные огни цветов лианы-мусенды над вершинами деревьев.

Позади послышались приглушенные возгласы партизан: «Португальцы!» Солдаты шли следом, но пятам. Наверное, с вертолета их все же увидели. Не удалось уйти!

Хосе бросил назад усиленное охранение. Главное — не подпустить врагов близко, чтобы они не обнаружили груз.

В этой суматохе Хосе все же заметил, как Секулу, хромая, нырнул в сторону, в высокую траву, и исчез. Командир кинулся за ним и догнал через несколько шагов.

— Хоу, Секулу! Куда?

— Секулу — умелый солдат. Он пойдет в охранение. — Секулу двинулся дальше, не обращая внимания на Хосе.

— Секулу, вернись! — Хосе поднял автомат, ожег партизана взглядом. — Охраняй ящики!

Секулу повернулся, увидел грозное лицо командира с выставленной вперед тяжелой челюстью и понял: сейчас раздастся выстрел. Он улыбнулся, словно ничего не произошло.

— Командир Хосе знает, что нужно! — Секулу, хромая, пошел обратно к цепи.

Наконец вошли в лес, и Хосе, обернувшись к партизанам, ободряюще сказал: «Они поставили капкан, когда леопард уже прошел». В непролазном подлеске двигаться можно было только по тропам. Здесь легче сдержать противника. Но Хосе не знал, что парашютисты еще ночью сообщили по радио на свою базу о партизанах и враги подстерегают отряд.

Несколько часов португальцев не было слышно. Хосе подумал даже, что они отстали. И вдруг тишину разорвали винтовочные выстрелы, со всех сторон застрекотали автоматы. Охранение начало бой с противником.

Окружены! Люди заметались, бросали ящики, бежали в заросли. Хосе кинулся к ним, стараясь остановить их.

— Куда, куда? — он схватил за шиворот носильщика с серьгой в ухе. — Бери ящик. Застрелю!

Часть носильщиков исчезла в кустах, но остальные вместе с партизанами понесли ящики к крохотному озерку, продираясь сквозь заросли древовидного папоротника. Торопясь, заходили по горло в теплую воду, усеянную белыми кувшинками, опускали груз. Раздраженно кричали мартышки, взлетали вверх по черным, словно просмоленным канатам лиан.

Бой шел неподалеку. Пули с шелестом проносились в ветвях, зло шипели в листве. Приходилось пригибать голову до самой воды.

Хосе с несколькими партизанами пересек озерко, чтобы встретить врагов. Пробежав густой подлесок, он остановился перед полянкой, откуда должны были появиться солдаты, и бросился за огромный, выпирающий наружу корень упаки. Справа от негр прятались за стволами Секулу, Зоао и трое бамбунду.

Португальцы приближались. В захлебывающемся треске автоматов винтовочные выстрелы партизанского охранения слышались все реже и вскоре совсем стихли. Значит, фланговое охранение уничтожено. А носильщики все еще возились с грузом…

Стальные шлемы солдат вынырнули из леса по ту сторону полянки. Среди листьев показалась небольшая модная бородка, такая же, как у вчерашнего парашютиста. Яростно сжимая зубы, Хосе выстрелил — португалец качнулся вперед, падая, ухватился руками за ветвь анизофилы. Желтые, похожие на сливы плоды посыпались на землю. С той стороны поляны загремели выстрелы. Пули защелкали вокруг Хосе, ударяясь в стволы.

Командир дал короткую очередь и нырнул за толстый корень упаки. Закричал раненый Зоао. Бедный мальчик! Грохот автоматной пальбы усилился. К солдатам подошло подкрепление. Но Хосе слышал, что винтовки товарищей, лежавших по бокам его, молчат.

Партизаны или перебиты, или у них кончились патроны.

Приступ злобной решимости охватил Хосе. Не пройдут португальцы к озерку, пока ящики не исчезнут на дне! Он стрелял и стрелял в невидимых противников.

Неожиданно выстрелы прекратились, несколько секунд стояла тишина. На озерке уже не было слышно ни голосов, ни всплесков. Значит, оружие спрятано! Хосе сразу приободрился. Теперь уходить, и быстрее. Хосе вскочил на ноги, прячась за стволом. Он хотел окликнуть Зоао, и в этот момент сзади раздался шорох.

Хосе повернул голову и увидел направленную на него в упор винтовку и Секулу с раздувающимися от волнения ноздрями.

— Подними руки, командир Хосе! — прорычал Секулу. Хосе замер. Ярость душила его. Предатель! Он хочет взять командира живым. Но если он, Хосе, умрет, умрет и Секулу! А оружие? Как зверь в капкане, металась мысль, отыскивая путь к спасению. Повернуться и выстрелить не успеешь. Не размышляя больше, Хосе вдруг прыгнул к стволу сейбы, и в тот же миг рядом грохнуло. Что-то тяжелое ударило по затылку, толкнуло вперед голову. Темная волна подхватила Хосе, и он ринулся с крутой водяной гряды вниз, все быстрее и быстрее. Секулу стоял внизу среди зеленых камней и водорослей, маленький, как муравей, и целился в него из винтовки. Хосе падал долго. Потом Секулу исчез. На его месте появился комендант Перейре и сердито закричал, чтобы Хосе нырнул за ящиками…

Хосе открыл глаза и сразу вспомнил все. Он повернул голову, отыскивая взглядом Секулу, и едва не вскрикнул от резкой боли в затылке. Сквозь темную пелену, застилавшую глаза, он увидел предателя. Секулу шел через полянку, увязая по колено в заболоченной почве и размахивая листом бумаги. «Сейчас расскажет об оружии». Пересиливая боль, Хосе оперся на локоть и в прицельном кольце автомата увидел грязную, мокрую рубаху, прилипшую к спине. Хосе яростно дернул спусковой крючок. Он стрелял даже тогда, когда Секулу уже неподвижно лежал на траве…

Хосе поднялся и бросился прочь. Мысли расплывались, путались. Раненым носорогом бежал он, не разбирая дороги. Деревья мешали ему, кружились, натыкались на него. Корявое бревно вдруг вцепилось ему в голову и стало разрывать затылок. Потом ноги его подогнулись, он упал, перевесившись через толстую лиану, поплыл по широкой реке. Река превратилась в улицу Луанды, полную народа, Хосе было стыдно, что он лежит, остановив движение. Люди возле него спорили о чем-то, и постепенно их слова стали доходить до него.

— С автоматом — значит командир, — говорил один. — Надо допросить.

— Есть приказ кончать их на месте, — возразил другой, и Хосе понял, где он. Он слышал, как подошел офицер и начальственным тоном приказал: если «террорист» сможет идти, доставить его живым.

— Майор любит допрашивать командиров.

Солдат ткнул партизана ботинком, и Хосе, преодолевая тошноту, поднялся на ноги. Его обыскали, отняли пропуск для контрольных постов Освобожденного района.

Хосе осмотрелся. Португалец деловито обходил раненых партизан, осматривал и неторопливо стрелял в голову. Один бамбунду был мертв, и португалец брезгливо отвернулся от него. Когда очередь дошла до Зоао, мальчик закричал и попытался подняться. Португалец придавил его башмаком на толстой подошве, выстрелил в висок.

Хосе рванулся из рук врагов и едва не упал от слабости. Солдат, от которого пахло вином, связал ему назад руки и ткнул для острастки кулаком под ребра.

Все двинулись к озеру. На берегу остановились, рассматривая черную гладь. Хосе замер: белые чашечки кувшинок были забрызганы грязью, и это могло вызвать подозрение португальцев. Но они спокойно переговаривались — перейти ли им озерко или обойти его. Хосе прислушивался, ждал. Наконец пошли в обход. Все! Не знают, ничего не знают! Ноги его налились силой, зашагали увереннее. Не знают. Он вернется сюда, он убежит!

Вооруженные автоматами португальцы выходили на тропу, узким тоннелем пробивавшую заросли, несли трофейные винтовки и ружья. Хосе пересчитал добычу врагов: семнадцать винтовок и ружей. Восемнадцатый — его автомат. Значит, весь особый отряд уничтожен. Он, командир, остался один. Носильщики, даже если кто-нибудь из них и спасся, не знают этого леса и никогда не найдут озерка. Теперь он, Хосе, не мог умереть. Он должен вернуться за оружием…

Хосе шел среди врагов по зеленому коридору. Пламенели цветы лиан-ротангов. Все, что росло, тянулось к солнцу и свету. Фикусы-душители карабкались по стволам деревьев, оплетая их, сжимая в цепких смертельных объятьях. Хрипло кричали в ветвях серые попугаи. Но Хосе ничего не замечал, раздавленный поражением и свалившейся на него страшной ответственностью. Он видел перед собой лица убитых товарищей. Это он, плохой командир, виноват в их смерти.

Тут командир вспомнил Секулу — видно, из-за него погибло несколько отрядов в саванне. Но как сумел он предать особый отряд? Хосе вдруг вспомнил о длинноголовом Динанге, к которому Секулу бегал перед выходом отряда из фуэсе. Хосе часто видел их вместе. Ясно — Динанга навел на партизан парашютистов. Хорошо еще, что длинноголовый не знал об оружии. Секулу сам услышал о нем только на контрольном пункте.

Вечерело, когда они вышли к затянутой дымкой тумана деревушке баконго. Три десятка хижин с травяными крышами стояли, сбившись в несколько кругов. На краю селения горбатилась большая полуразрушенная хижина — дом собраний, в котором, как видно, уже никто не бывал. За деревней темнели поля маниоки и ямса. Свиньи, худые и проворные, уставились на солдат маленькими глазками.

Несколько коз паслись на привязи. Ни одной коровы во всей деревне — страшная нагана, которую разносит муха цеце, свалила весь крупный скот.

Загорелый колонист с белой — от шляпы — полоской на лбу ввел Хосе в хижину старейшины деревни. Коптилка тускло освещала темные стены. Старейшина — баконго лет шестидесяти, с худыми голенастыми ногами и добрым испуганным лицом — молча, покорно смотрел на вторгшегося португальца.

Колонист приказал Хосе сесть к стене, смахнул с тумбочки деревянные фигурки и уселся на нее, пристально вглядываясь в пленного. В глазах его горела ненависть.

— А я тебя, кажется, знаю, — сказал он тихо, едва сдерживаясь. — Ты был на моей плантации, когда террористы сожгли ее! — Взгляд португальца гвоздем вонзился в Хосе: он хотел видеть, как задрожит от ужаса пойманный «террорист». Но Хосе только пожал плечами.

— Где это было? — спросил он безразличным тоном.

— Еще спрашиваешь, бандит? Не помнишь плантацию Фазенда-Примавера? — Португалец неотступно следил за лицом Хосе.

— Фазенда-Примавера? Не слыхал, — сказал Хосе нарочито спокойно и отвернулся. Он был на плантации с партизанами, когда началось восстание в марте шестьдесят первого года, и не сомневался, что колонист тут же застрелит его, если узнает. Теперь он вспомнил этого поселенца. Его схватили тогда собственные «контрактадо» — «законтрактованные» с помощью полиции рабочие, — но он как-то ухитрился удрать. На миг Хосе вновь увидел горящее дымным пламенем бунгало и разъяренных контрактадо, валящих ударами острых мачете кофейные деревья. — Похожих людей много. Белые всегда путают нас. А ваш офицер велел доставить меня живым.

На лице португальца появилось сомнение: уж слишком спокойно говорил пленный. Ствол автомата медленно опустился вниз. Плантатору не хотелось понапрасну ссориться с офицером парашютистов.

— Все равно тебя пристукнут, — сказал он злобно. — Всех вас надо… Ну, скажи: зачем террористы сожгли мою плантацию?

— Что утром положишь в горшок, то вечером найдешь в своей ложке, — неторопливо ответил Хосе. — Деревья рубить не нужно, килека (правда)! Это наши деревья. Вы забрали их вместе с нашей землей. Разве португальцам тесно дома, что они гонят нас с земли наших предков?

— Килека! — передразнил португалец. — Обучай вот их всему, а они вместо благодарности тебя же прирежут.

— Кому нравится работать под плетью бесплатно или за анголар в день?

— Анголар? — раздраженно сказал поселенец. — А еда? Да ты знаешь, что за каждого контрактадо мне пришлось дать чиновнику департамента туземных дел взятку в десять раз больше, чем я плачу рабочему за полгода? Если вас не бить, вы и этот анголар не оправдаете.

Поселенец встал, позвал с улицы солдата и ушел. Солдат уселся на тумбочку и принялся чистить автомат, не глядя на пленного.

Старейшина поправил тонкий огонек коптилки. Руки его до самых локтей страшно распухли.

— Что у тебя с руками? — спросил Хосе. Он подумал, что старик мог бы освободить его ночью.

— Ой, брат, бараматола.[2] Двести ударов. Начальник округа приказал послать двадцать рабочих для компании «Котонаяс», а у нас одни старики да дети. Все молодые на плантациях и в отрядах. Собрал только одиннадцать человек, даже семилетних отправил. Да простят меня предки за это. И вот двести ударов.

Хосе покосился на солдата: судя по светлой, незагорелой коже, он недавно прибыл в страну и едва ли знал язык киконго.[3]

— У этих парашютистов есть приказ, — сказал Хосе, — сжечь все деревни, которые восстали. А вас перестрелять, килека-килека! Хосе знает. Уходи сегодня в лес и другим скажи!

— Куда же идти, брат? А поля, а маниока?

— Мертвым маниока не нужна.

Старик растерянно осмотрелся, горестно вздохнул.

— Разрежь ночью мои веревки, — сказал Хосе, не меняя голоса. — Вместе уйдем.

— Они перебьют мою семью.

— Семья тоже уйдет. В лесу места много. Разрежешь? Старик взглянул на парашютиста и промолчал.

Ночью Хосе долго ждал. В хижине горела коптилка. Солдат и колонист спали, накрывшись плащами. Хосе слышал их ровное дыхание. Он пытался развязаться, но поселенец накрепко прикрутил его к столбу.

Придет старик или нет?

Наконец послышались осторожные шаги. Полог двери приоткрылся. В черном проеме показалось искаженное страхом лицо старейшины. Африканец на четвереньках пополз к пленнику, припадая к земле при каждом шорохе. Хосе, замирая, следил за ним глазами. Вот она, свобода. Лес рядом! Старик добрался до пленного и, метнув взгляд на спящих, полоснул ножом по натянутой веревке. Веревка глухо лопнула.

Проснулся парашютист. Пробормотав что-то, он приподнялся на локте и, заслонив ладонью пламя коптилки, осмотрелся. С необычайным проворством старик шмыгнул к двери и исчез на улице. Парашютист вскочил, разбудил поселенца, и оба они бросились в темноту. Хосе отчаянно старался развязаться. Он раскачивался всем корпусом, изо всех сил натягивал веревки руками. Они постепенно слабели — еще немного усилий, и он сможет встать. Но португальцы вернулись, с проклятьями вновь прикрутили его к столбу.

За ночь руки и ноги Хосе отекли, и когда утром его развязали, он едва мог стоять.

На поле маниоки, грохоча мотором, опустился вертолет американского производства. Связанного Хосе отвели в кабину.

В круглое окно он видел, как солдаты вытаскивали из жилищ стариков и женщин с детьми, загоняли их в хижину собраний. Старейшина в разорванной на груди рубахе плакал и показывал офицеру нательный крест. Но тот нетерпеливо оттолкнул старика…

Потом поселенец с белой полосой на лбу, который ночью охранял Хосе, остановился у входа в хижину, спокойно проверил автомат и, хищно прищурившись, дал несколько очередей по африканцам.

Хосе скрипел зубами в бессильной ярости. Дикие люди! Их сердца не знают жалости!

Около пятнадцати парашютистов, громко переговариваясь, влезли в машину. Вертолет зарокотал, плавно поднялся над крытыми травой хижинами, замер над домом собраний. Небольшая бомба скользнула вниз, покачивая оперением. Хижина вспыхнула. Яркое маслянистое пламя разбрасывало горящий напалм на соседние постройки. Черный дым косо поднимался в небо. Огонь быстро охватывал деревню.

Вертолет, басовито напевая свою однообразную песню, пошел на запад, к океану.

Внизу на дороге, превращенной дождями в реку жидкой красной грязи, показалась толпа беженцев с узлами на головах: люди спасались от зверств португальцев.

Через час сели на небольшой аэродром в саванне с одинокими разбросанными по степи молочаями. В маленьком домике у Хосе сняли отпечатки пальцев, и солдат отвел его в опутанную колючей проволокой клетку, сооруженную для пленных прямо под открытым небом. Даже сверху клетка была затянута колючей проволокой.

Арестованные хмуро оглядели Хосе. Их было около десяти. Одни из них сидели неподвижно, мертвыми глазами смотрели перед собой. Другие нервно ходили. У парня с седыми волосами рот был закрыт продетым прямо сквозь губы замком. Африканец, раненный в грудь, уставясь в небо, читал молитвы.

Баконго с умными глазами пригласил Хосе сесть возле него. Хосе никогда не встречал таких ученых-ангольцев. Педро Феликс учился в университете за границей, был поэтом и автором манифеста «Свободу народу», хотя и служил простым клерком в конторе Марганцевой компании в Луанде. Он состоял в подпольной организации «Движение за независимость Анголы». Все это уже было известно полиции. Парашютисты схватили его в деревне Боо-Нуту, когда Педро Феликс пробирался с женой в партизанский отряд. Жену убили сразу.

— Бедные мои дети, — проговорил Педро грустно. — Совсем крохотные, остались в Луанде у знакомых.

— Бежать надо, — сказал Хосе.

— А как? — Педро кивнул на автоматчика у клетки.

— Ты думай — как, и Хосе будет думать. Только с аэродрома вырваться, а там — в траву.

В полдень Хосе вызвали на допрос к майору. Майор — немолодой узкоплечий португалец с острым, как мачете, лицом — читал какую-то бумагу, не глядя на пленного.

Двое парашютистов, приставив к спине Хосе широкую доску, стали привязывать его к ней. Хосе чувствовал, как холодная волна страха поднимается в груди. Он оглядел комнату, стараясь подавить волнение. Грязный пол — в темных пятнах крови. На столе клещи, колодки, иглы.

Майор поднял колючие глаза. На мгновение в них появилось что-то живое, когда он увидел богатырскую фигуру Хосе.

— Ну, белый человек знает все. Ты Хосе Дестино. — Он показал Хосе его документ и вдруг рявкнул: — Где находится твой отряд?

Привязанный к доске, Хосе стоял между двумя португальцами. Страх его прошел, возвратилось спокойствие. Они все еще ничего не знают об оружии. Только бы уйти живым из камеры! Он начал словесный бой.

— В лесах Сьерра-да-Гамба, — Хосе назвал Освобожденный район. — Хосе может провести вас туда.

— Хочешь удрать? Мы и без тебя знаем, что в том районе полно террористов. Скажи: кто из туземных рабочих на нефтеперегонном заводе в Луанде связан с тобой? Ты ведь там работал в последнее время? — Он развернул список, взял ручку. — У нас есть донесения о тебе от Секулу, которого ты убил.

— Секулу сказал неправду. Хосе ушел один. Каждая гиена знает дорогу в лес.

— Гиена? Ты не хочешь говорить со мной? — майор зло уставился на Хосе. — Я вижу, ты смелый парень. Но у меня разговаривают все. Кого знаешь на заводе?

По знаку майора парашютисты бросили доску с партизаном на пол, деловито укрепили провода на его голове и ногах. Португалец закрутил ручку магнето, боль пронзила все мышцы Хосе. «Конец, — решил он. — Крепко держи свою душу, Хосе. Не кричи перед врагами».

Два часа возились с ним парашютисты. Хосе то терял сознание, то снова приходил в себя.

— Пристрелить его, и все, — сказал один португалец и бросил на пол плеть из кожи носорога.

— Крепок, ничего не скажешь, — процедил майор. Ему хотелось узнать хоть что-нибудь от командира «террористов» для рапорта начальству. Он вскинул глаза на Хосе, словно собираясь что-то еще сделать, потом взглянул на часы и махнул рукой: «Довольно». Этот «террорист» с квадратной челюстью будет молчать, даже если его распилить на части. Черт с ним, с Хосе Дестино. Надо идти обедать.

Хосе отвязали. Он с трудом поднялся, стоял покачиваясь.

Майор вычеркнул имя пленника из списка. Размашисто написал вкось на протоколе допроса: «Передан истребительному отряду».

Хосе вернулся в проволочную клетку, молча сел рядом с Педро Феликсом, положив голову на колени. От перенесенного напряжения ломило тело, дрожали связанные руки. Педро ни о чем не спрашивал. Он сам побывал у майора.

Хосе думал, снова переживал поражение, гибель отряда. Одна мысль билась в мозгу — спасти оружие. Как дать знать о нем Перейре, если придется умереть? Педро тоже не уйдет отсюда. Нет, нельзя умирать, надо бежать.

Привели человек пятнадцать африканцев. Пленные стояли у входа, хмуро осматривались. Клетка была полна.

— Конец, — тихо сказал Педро. — Им нужно место. Сейчас нас поведут. Бедные мои дети!

К клетке, смеясь и переговариваясь, подошли несколько парашютистов. Хосе смотрел на них, не отрываясь. Молодые, полные сил, они привыкли убивать не задумываясь. Сейчас они убьют и его, Хосе, если он ничего не предпримет.

Парашютисты вывели пленных из клетки. Хосе бросил взгляд на саванну, вздымавшую свои травы за аэродромом. Далеко. Со связанными руками не добежать.

Узников окружили, повели к взлетной дорожке.

Педро, встревоженный, шел рядом с партизаном.

— Ну, Хосе, прощай. Сейчас, кажется, конец.

— Нельзя Хосе умирать, — тихо сказал партизан. И, поколебавшись, добавил: — Хосе спрятал много винтовок, а в отряде не знают где. Бежать надо, и Педро тоже убежит со мной.

Педро взволнованно посмотрел на партизана.

— Винтовки? Как же ты так?

— Ты уже придумал, как убежать? — перебил его Хосе. — Если еще можно будет, вместе придумаем.

У вертолета остановились. Подталкиваемые солдатами-африканцами, поднялись по трапу. С железным лязгом захлопнулась дверь. Загудел мотор, и вертолет пошел вверх.

Летели к океану на небольшой высоте. Хосе сидел рядом с Педро, напряженно вглядывался в расстилавшуюся под ним саванну.

Лучи заходящего солнца окрасили багрянцем настороженные лица.

— На Остров смерти летим, — подумал вслух Хосе.

— Нет, — возразил Педро. — Просто не хотят рыть для нас могилы, — вот он, океан!

— Сбросят?

Педро промолчал.

Хосе отчаянно пытался освободиться от пут. Крепкая шея его раздулась, напряглась.

— Развяжи мне руки, Педро, — прошептал он.

Они повернулись друг к другу спинами, и Педро незаметно принялся за дело.

Ровно гудел мотор вертолета. Внизу проплывал высокий угрюмый берег с белой пеной прибоя. Солнце опустилось за выпуклую синюю чашу. Вертолет с десятком смертников уходил на небольшой высоте в открытый океан.

— Скорее, Педро, — возбужденно шептал Хосе, — скорее!

Связанные руки Педро работали медленно. Офицер отдал какую-то команду.

— Быстрее, Педро!

Открылась прямоугольная дверь, два солдата схватили парня с замком на губах. Тот замычал, уперся ногами в пол. Солдаты подтащили его к двери. Один из португальцев приставил пистолет к затылку пленного, выстрелил.

Парашютисты вернулись за второй жертвой. Снова выстрел, и снова связанный африканец полетел в бездну. Один за другим исчезали пленные за бортом.

Наконец Хосе освободился от веревок.

— Повернись, сожми кисти плотнее, — Хосе тяжело дышал.

— Мне конец, Хосе. Я не умею плавать, — голос Педро звучал глухо, но спокойно.

— Держи свою душу, Педро. Хосе с большой скалы прыгал в море. Мы с тобой оба…

— Слушай, Хосе, — перебил Педро, хмурясь, — тебе надо спастись. Ты должен доставить оружие во что бы то ни стало. Я помогу тебе… Сделаю все… Мне уже не спастись.

— Мы оба… килека… Поворачивайся…

Хосе возился с узлами на руках товарища. Солдаты были возбуждены, не обращали на них внимания.

Африканец со штыковой раной в груди смотрел в потолок обезумевшими глазами, шептал молитвы. Его подвели к двери. Он не сопротивлялся — не понимал, что происходит. Португалец сбросил его ногой в пропасть.

Парашютисты схватили последнего арестованного, сидевшего перед Хосе.

Настала его очередь. Эх, не успел он развязать руки Педро!

— Выскакивай вместе со мной, — зашипел Хосе. — Падай головой вниз.

— Прощай, Хосе, ты должен спастись…

— Держи свою душу, Педро…

Все силы собрал Хосе. Вот идут двое. На их лицах безразличие и жестокость. Они хотят, чтобы он умер, растворился, как соль, в океане. Враги подходят, наклоняются над ним. Сердце толкает кровь к самому горлу. Надо выпрыгнуть прежде, чем выстрелят в голову… Солдаты рывком поднимают Хосе.

Пора! Страшный удар железного кулака отбрасывает парашютиста к стенке. Хосе сминает, бросает на пол второго противника, прыгает через него, проскакивает мимо португальца, стоящего с пистолетом напротив двери. Позади топот. На мгновение краем глаза Хосе видит наведенный на него пистолет парашютиста, гневное лицо Педро, ринувшегося между ним, Хосе и солдатом. Затем крик Педро: «Прыгай!», выстрел. Хосе падает в свистящую бездну, летит вниз, сжавшись в комок. Мощный поток ударяет в лицо, ревет в ушах.

Хосе кувыркается. Синее небо и черный океан стремительно гонятся друг за другом по огромному кругу. В голове мутится. Стремясь остановить кружение, Хосе инстинктивно вытягивает руки и ноги. Кувыркание прекращается. Хосе стремительно летит в бездну. Могучий холодный шквал с воем несется навстречу, тянет за волосы, резиновой струей врывается в рот, раздувает щеки, останавливает дыхание.

Хосе, напрягаясь, пытается лечь на упругую чудовищную струю вихря, распластаться на ней. Внизу необъятная черная равнина. Вокруг только ветер. Сквозь слезы, застилающие глаза, Хосе вглядывается в синеющий мрак. Хосе судорожно пытается выпрямиться, падать вниз головой. Он сгибается пополам, выпрямляется. Гряда темных валов приближается с неимоверной быстротой. В реве и свисте падает Хосе навстречу темной пучине, страшным усилием удерживает вертикальное положение тела.

Держись, Хосе! Напряги все силы! Не дай океану оглушить тебя.

Рядом тусклый блеск воды. Удар. Всплеск. Ожгло лоб. Тонны упругой шипящей воды мчатся вдоль тела. Хосе метеором проносится вглубь. Трещит в ушах. Хосе боится глубины, прогибается, тело прочерчивает в воде крутую дугу. Все силы напрягает Хосе, чтобы океан не сломал его, не переломил в спине. Вот он пошел вверх. Движение замедляется. Над головой многометровая толща воды. Ноги и руки отчаянно работают. Грудь и живот конвульсивно вздрагивают. Воздуха! Тело сотрясается в удушье. Еще далеко! Хосе стиснул зубы — не открывать рта!

Вот она, поверхность, рядом! Хосе судорожно вздыхает. Поток воды устремляется в жадно открытые легкие. Хосе выныривает, с кашлем извергает воду и дышит, дышит, дышит.

Пологие волны медленно поднимают его и опускают. Хосе осматривается. Далеко-далеко закрытый серым туманом берег. Туда! Там его друзья…

В синей выси гудит вертолет врага. Хосе провожает машину взглядом. Где-то рядом утонул сейчас Педро Феликс, его новый благородный товарищ. Педро сказал ему: «Ты должен спастись. Я помогу тебе». Умирая, он хотел, чтобы Хосе жил, чтобы отряды получили оружие. И за это он, Хосе, пойдет в Лунду, найдет там детей Педро и возьмет их к себе. Они будут жить с ним в лесу до победы. И еще Хосе думал о том, что и он поступил бы так же, будь он на месте Педро…

Могучее Бенгельское течение несет его на север. Еще далеко до берега, но теперь Хосе не может умереть. Много сил у Хосе. Он доплывет. Отряды ждут оружие.