"Тайная жизнь непутевой мамочки" - читать интересную книгу автора (Нилл Фиона)

Глава 5 Маленькая ложь рождает большое недоверие

Приближается зима, это я знаю точно, ибо изнурительная война из-за отопления уже началась. Я приоткрываю терморегулятор, когда Том уходит из дома, а затем не всегда вспоминаю, что надо вернуть его в прежнее положение до того, как он вернется. Но даже в удачные дни он обнаруживает мои уловки, положив руку на радиатор в коридоре у входной двери.

— У нас есть договоренность. И температура радиатора прямо пропорциональна степени обмана, — заявляет он однажды в пятницу вечером на исходе октября. Внизу в кухне Эмма открыла вторую бутылку вина и неохотно грызет картофельные чипсы «Литтл Беар» ввиду отсутствия чего-либо более подходящего. Дети наверху спят в своих кроватках.

— Знаю, мы договорились — в ноябре, но погода не зависит от нашего желания. Зима в этом году ожидается самой холодной из когда-либо зарегистрированных, холоднее даже, чем страшный мороз 1963-го, и я думаю, мы должны будем приостановить военные действия до весны, — обращаюсь я к нему на том языке, который, мне кажется, он понимает.

Стук в дверь. Том идет открывать. Я же быстро поворачиваю регулятор, всего на пару делений. Муж оборачивается. Я стою неподвижно, рука в воздухе чуть правее крана. Мы играем в «Замри…» Взрослый вариант игры…

— Хорошо, Люси, ты отвечаешь за отопление до весны, — неохотно соглашается он.

Думаю, он с облегчением воспринял известие, что с него сняли ответственность, хотя никогда не признался бы в этом.

В каждом браке есть свои секреты. Есть случаи серьезного обмана. Но есть и более мелкие прегрешения — безобидные хитрости. Несмотря на то, что Том женат почти десять лет, ему пока неизвестно следующее: я имею пять задолженностей по кредитам; автомобиль был украден вскоре после того, как я потеряла запасной ключ; я изменила ему на втором году наших отношений. Последнее можно квалифицировать и как серьезный обман, если не принимать во внимание то, что у него тоже было аналогичное происшествие.

Он открывает дверь и искренне радуется, увидев стоящую на пороге Кэти.

— Какой приятный сюрприз! — произносит он с чувством, будто ее появление здесь и впрямь неожиданно.

В то время как некоторые мужчины недолюбливают приятельниц своих жен, Том всегда находит моих подруг приятными, в результате они отвечают ему взаимностью. Кэти чмокает его и мчится через узкий коридор вниз, по пути обнимая меня. Она постоянно в движении. Такие люди всегда занимают очень много места, даже если сами маленького роста. Некая центробежная сила, увлекающая за собой всех. Кэти пришла с вещами: сумками, пакетами и портативным компьютером. Тома тоже увлекает этот поток, и он почти скатывается вниз по ступеням.

— Боже, как здесь жарко! — восклицает Кэти, обращаясь ко мне.

Пока я спускалась, она уже включила компьютер, выдернув из розетки шнур телефона. Пальто она еще не сняла.

— У тебя приступ трудоголизма? — улыбается Том.

— Нет, нет, нет, — возбужденно говорит Кэти. — Мне нужно показать вам фото моего следующего кандидата, я познакомилась с ним по Интернету.

Эмма со скучающим видом возлежит на софе.

— Не могла бы ты принести его сюда, Кэти, чтобы я не вставала?

— Конечно, — отвечает она. — В этом и состоит прелесть Интернета — мужчины не теряют комфорта и уединенности на своем любимом диване.

— Я действительно не могу понять, зачем тебе нужно искать мужчин по Интернету. Неужели ты не можешь познакомиться обычным способом? — спрашивает Том, открывая холодильник.

— Мужчины, с которыми знакомишься обычным способом, фатально испорчены, — говорит она.

— Ладно, есть несколько одиноких мужчин у меня на работе. Они кажутся вполне нормальными.

— Почему же тогда ты не представишь меня им? — требовательно реагирует Кэти. — У меня как раз одно за другим свидания.

Множество крошечных физиономий размером с почтовую марку появляются на экране. Она указывает на одну из них:

— Что выдумаете? Это было нелегкое решение. Слишком большой выбор!

— Трудно сказать. Я думаю, все основные детали лица ни месте, что для начала уже неплохо, — отвечаю я, косясь на экран.

Она начинает увеличивать изображение до тех пор, пока, кадр за кадром, лицо не обретает отчетливую форму, и мы констатируем правильной формы, может быть, несколько великоватый нос, короткие, на вид колючие каштановые волосы и смелые карие глаза.

Когда лицо увеличивается почти до натуральной величины, мы сидим рядом и молча разглядываем незнакомца. Немного морщинок на лбу и вокруг глаз.

— Абсолютно твой тип, — говорит Эмма.

— Ну, он определенно большой ходок, — заключаю я после долгого молчания.

— С чего ты это взяла?! — восклицает Том из глубины холодильника.

— Просто есть что-то такое в этих морщинках на лбу… Они не от того, что он слишком много смеется или чем-то сильно озабочен, такие появляются тогда, когда ты слишком часто пробуждаешься по утрам и не можешь вспомнить, где ты и с кем.

Том фыркает и продолжает свое турне по холодильнику.

— На самом деле Люси в большинстве случаев бывает права по поводу таких деталей, Том, — говорит Кэти. — Она оказалась права насчет моего мужа еще задолго до того, как появились признаки его вины. Так или иначе, разве он не великолепен? Он юрист, тридцать семь лет, живет в Эрлс-Корт, что может быть лучше? Единственный камень преткновения — это то, что он надеется, будто я буду носить короткую стрижку «под мальчика».

— Это разочаровывает, — говорю я. — Но по нему этого не скажешь.

— А как должен выглядеть мужчина, которому нравятся женщины со стрижкой «под мальчика»? — В голосе Тома неподдельное любопытство.

— Если в плоскости моды — он никогда не покидал восьмидесятые. Скорее всего, он носит брюки основных цветов и броуги[16] даже в выходной день на побережье, — рассуждает Эмма. — Зимой он напяливает теплые норвежские свитера диких расцветок. У него ответственная работа с надежной зарплатой, и по выходным он не прочь сыграть партию в гольф. И он никогда не делал себе «дорожку» из кокса. Читает «Телеграф». И не любит говорить непристойности в постели, по крайней мере, женщинам.

— Однако это очень сильное обобщение, — замечает Том.

— Вовсе нет, это азбучная истина, — возражает Эмма. — А не хочет ли он снабдить тебя в качестве обязательного аксессуара лабрадором?

Том идет к ней и разглядывает фото.

— Скорее, бешеным псом, — усмехается он загадочно. — Напиши-ка ему и спроси, не знает ли он человека по имени мистер Орандж! Еще один камень преткновения — это вовсе не его внешность. Никакой это не юрист из западного Лондона. Это актер Тим Рот[17], и живет он в Лос-Анджелесе. Человек, который хочет с тобой встретиться, — мошенник.

Кэти молчит, снова смотрит на фото и говорит:

— У меня свидание с кинозвездой. Я готова переехать в Голливуд, если все сработает.

— А как насчет школы? — задаю я вопрос.

— Мы будем жить в Пало-Альто[18], я брошу работу и окунусь в изучение того, как вести домашнее хозяйство.

— Но это же кошмар! — не могу я сдержаться. — Особенно если вы решите завести еще одного ребенка.

— Думаю, следует немного вернуться назад, — останавливает нас Том. — Для начала — Тим Рот женат.

— Не позволяйте остановить себя, — вещает Эмма с софы. — Эти мужчины в возрасте сорока с небольшим — как дикие животные, когда сдирают с себя чадру брака. Они хотят наверстать упущенное за десять лет меньше чем за одну неделю.

Том заинтересованно взирает на мою подругу.

— А как насчет этого? — хлопает он по своему животу. Звук получается глухой.

— Есть то, что это компенсирует, — убежденно откликается Эмма с видом знатока. — Как правило, в этом возрасте вы на пике своей карьеры, а деньги и власть — очень мощные афродизиаки. Кроме того, эмоционально вы более понятны, чем двадцатилетние мужчины. И вдобавок, едва вы открываете заново свой старый сексуальный механизм, лишний вес просто слетает.

— В таком случае на всех эти смазливеньких молодых одиноких женщин в моем офисе я буду смотреть совсем в другом свете! — хмыкает Том.

— Какие такие смазливенькие молодые одинокие женщины? — вскидываюсь я.

— Ты их знаешь, — отмахивается он. — Но они тебе не соперницы по соблазнительности, непредсказуемости и всестороннему обаянию. — Он подходит и обнимает меня за талию. — И в особенности по части округлостей.

— Если он дает в Интернет объявление, то тем самым предлагает себя… — вслух размышляет Кэти.

— Но Тиму Роту нет необходимости искать знакомства через Интернет! Женщины и так на него вешаются! — Том теряет терпение — хотя я, пожалуй, единственная из всех, кто улавливает еле заметное изменение его тона.

— Но это все равно, что сказать, будто Хью Грант не должен был платить за оральный секс на бульваре Сан-сет, — упорствует Кэти.

— Послушай, возможно, этот тип действительно юрист с западной окраины Лондона, но только выглядит он не так. В лучшем случае ты назначишь свидание обманщику футов пяти ростом, — ухмыляется Том. — В худшем… ну, в общем, ты непременно должна взять кого-нибудь на всякий пожарный случай, это может оказаться небезопасным. Если хочешь, я могу составить тебе компанию.

Кэти пожимает плечами:

— Возвращайся к своей чертежной доске! — Ее тон не оставляет сомнений. Тема закрыта. Тим Рот уменьшается с каждым нажатием клавиши, пока не становится одним из множества лиц.

— А вот еще один! — Я указываю на другую «почтовую марку» в левом верхнем углу. — Щелкни-ка!

Кэти увеличивает изображение, и с большой долей уверенности можно сказать, что это еще один проныра, выдающий себя за Тима Рота, и хотя здесь использована более поздняя фотография, даже я узнаю его в роли гангстера из фильма «Криминальное чтиво». На этот раз он представился инженером-строителем, обосновавшимся на севере Англии. Потом Эмма находит Дэвида Кэмерона[19].

— Как можно быть таким глупцом и думать, что женщины не узнают в нем лидера партии тори? — негодует Том. — Кроме того, не могу взять в толк, почему женщины находят его привлекательным!

Молчание.

— Что, и вам всем нравится Дэвид Кэмерон? — скептически наступает Том. — Тогда я совершенно не понимаю женщин! Думаю, тебе следует потребовать возмещения расходов, Кэти. Или несколько бесплатных знакомств. Или, по крайней мере, пару знакомств по сниженным ценам, если это возможно. Не верится, чтобы какой-то мужчина отправился в такую даль ради знакомства. Что у них за проблемы?

— Все очень просто. Моему последнему знакомому удалось таким образом переспать с пятью разными женщинами, — объясняет Кэти. — Что ты думаешь, Люси?

— Думаю, тебе следует сначала изучить мужчин в офисе Тома. И по возможности избегать женатых. Но им бывает трудно сказать о своем семейном положении, а нам — устоять, даже если они и скажут.

— Тогда идем со мной, Люси, и я воспользуюсь твоим радаром, чтобы отделить зерна от плевел, — говорит она.

— Я задолжал ей пару вечеров бэбиситтинга, так что и в самом деле бери ее с собой! — соглашается Том.

— Разве он не прелесть? — восклицают хором мои родруги. — Какой у тебя замечательный муж!

Я умалчиваю о том факте, что мужчины редко возмещают долги по присмотру за детьми и что большую часть обозримого будущего мой супруг будет раскатывать в Италию и обратно с миланским проектом на буксире. Том падок на лесть. Фактически, думаю я, он соответствует их ожиданиям. В этой домашней игре по набиранию очков нет уровней сложности. Женщины всегда начинают у подножия, чтобы затем забраться выше и в дальнейшем упасть. Мужчина, меняющий подгузник, быстро вырывается вперед, в то время как женщина, решающая ту же самую головоломку за вдвое меньшее время и использующая всего три экономичных движения и четверть всех использованных мужчиной салфеток для вытирания, всего лишь демонстрирует прогресс. А как вам феномен прославления мужчин, готовящих угощение для приватных обедов, когда гости соперничают друг с другом, изыскивая эпитеты, которые отражали бы степень гостеприимства и изобретательности повара? А тот всего лишь одолел пару рецептов из «Ривер-кафе»[20] десять лет назад и бесстыдно пускает их в оборот, когда есть шанс сорвать аплодисменты, в то время как регулярное приготовление еды для детей считает ниже своего достоинства. Записывают ли матери в свой актив скромные спагетти болоньезе, еще более обыденный печеный картофель[21]— нечто само собой разумеющееся, они ежедневно подают к столу дважды вдень? Из холодильника на стол эти блюда сами собой не шлепаются. И бесконечность этого процесса неотвратима, как работа муравьев-листорезов, приносящих кусочки к своему гнезду, изо дня в день исполняющих генетически предписанную им программу без какой-либо суеты и помпы.

Я смотрю на Тома, перебрасывающегося репликами с моими подругами, и стараюсь увидеть его их глазами: уверенный в себе, непринужденно держащийся мужчина, принимающий участие в обсуждении интимной жизни дам и ненавязчиво, без какого-либо диктата, высказывающий свою точку зрения. Мужчина, который любит ходить с друзьями на футбол раз в неделю и умеющий получать удовольствие от хет-трика[22] и радоваться этому, по меньшей мере, пару месяцев. Мужчина, который ходит в паб, чтобы выпить немного пива, и действительно пьет только его. Отраженное таким образом через восприятие моих подруг ощущение, что я владею сокровищем, возвращается ко мне, и я знаю, что должна считать себя счастливицей. Однако никто не может разобраться в семейных отношениях лучше тех двоих, кто в них участвует, но даже и тогда неимоверно трудно все разглядеть и учесть. О, сколько их, этих разных углов и точек зрения! Например, кто знает о том, что хорошее вечернее настроение, после того как трое обормотов благополучно утисканы спать, пропитано усталостью, от которой ноют все кости? И удачный ли это момент, чтобы признаться, что ты сегодня в очередной раз потеряла ключи от дома? Будет ли благословенная тишина такой же компенсацией за девятичасовое дневное напряжение, как поход в бар на ночь глядя?

Я размышляю над немыслимыми метаморфозами отношений, в результате которых то, что ранее казалось приятным, приобретает оттенок нежелательности или — через какое-то время — скуки. К примеру, раньше мне нравилось наблюдать, как Том скручивает сигареты. Он мог делать это одной рукой — ловко расправлял своими длинными пальцами табак в сигаретной бумаге, искусно растирал кусочки травы в однородную смесь и затем с улыбкой вручал мне сигарету. Потом, едва ему стукнуло тридцать, он вдруг бросил курить, ударился в ипохондрию и начал ругать меня за мою неспособность избавиться от этой гадкой привычки. Затем настал момент, когда Том осознал, что я далеко не такой хороший слушатель, каким была в его глазах, когда выслушивала его бесконечные жалобы: в действительности я просто молчаливо пребывала в собственном мире. Ни один из нас не был в реальности тем, кем казался другому.

— Люси, Люси, прекрати, ты только увеличиваешь дыру! — прерывает Том поток моих мыслей. Оказывается, я упоенно ковыряю прореху в обивке дивана. Но Том опоздал со своим предостережением: спрятанные там Сэмом монеты с шумом сыплются на пол. Я нашла клад!

Эмма громко зевает:

— Как же я устала!

— Проблемы на работе? — подхватывает Том, надеясь вернуться в безопасное русло и перебарывая желание сказать ей, чтобы она немедленно сбросила свои туфли с каблуком-рюмочкой, раз уж влезла на софу с ногами. Если он может быть таким сдержанным по отношению к ней, то почему, интересно, не способен со мной?

— Работа здесь ни при чем… Я почти полночи занималась сексом по телефону. — Она томно прикрывает глаза.

— Не могу представить, чтобы кто-то, имея жену и четверых детей, еще находил время для секса по телефону, — говорю я.

— Он делает это, лишь когда куда-то уезжает или работает допоздна, что чаще всего, — вздыхает она.

— И как же ты занимаешься сексом по телефону? Кладешь трубку на вибратор? — фыркаю я. Мое издевательство прерывается звонком ее телефона.

— Ненасытный! — улыбается Эмма. — Не буду я отвечать! Бойфренды удивительно требовательны! — Она открывает окошко текстовых сообщений и бросает мне телефон.

— He знаю, можешь ли ты называть его бойфрендом, если он женат, — замечаю я, ловя трубку.

Она игнорирует мое замечание.

— Можно мне взглянуть на детей, Люси? — поднимается она с софы.

— Конечно, — киваю я.

Я знаю лучше, чем кто бы то ни было, восстановительную силу такого времяпрепровождения.

Она исчезает наверху, а я размышляю над техническим прогрессом. В те времена, когда Том и я начали встречаться, ожидание телефонного звонка, бывало, требовало сильнейшего нервного напряжения. А теперь — пожалуйста: беспроводные устройства «Блэкберри», мобильные телефоны, спутниковая радионавигация. Впервые после Норфолка почувствовав облегчение оттого, что я замужем, я читаю сообщение: «Хочу тебя в моем офисе, на моем столе, когда к нам должна войти секретарша в очень короткой юбке…» Я чуть не роняю телефон.

— А была хоть какая-то прелюдия? — изумляюсь я.

Кэти идет ко мне, чтобы посмотреть, что я там такое прочитала.

— Надеюсь, он убирает фотографию своей любимой семьи в ящик стола, прежде чем начинает заниматься всем этим? — задаю я риторический вопрос.

Том вдруг объявляет, что решил сходить в паб, посмотреть футбол.

— Больше я не вынесу, — шепчет он мне в ухо, когда я выхожу закрыть за ним дверь.

Я автоматически поднимаю телефон и неожиданно для себя начинаю сочинять ответное сообщение. «Насколько короткой?» — пишу я, и прежде чем понимаю, что делаю, какой-то первобытный инстинкт побуждает меня отправить его.

— Отлично, Люси! — заглядывает через плечо Кэти. — С каких это пор ты научилась отправлять сообщения?

Телефон пищит.

«Настолько короткой, что можно потискать твою попку», — читаю я.

Это выше моего понимания!

— Почему он не пользуется сокращениями? — деловито сетует Кэти. — Неудивительно, что они всю ночь бодрствовали. Пройдет сто лет, пока они кончат!

Когда-то мужчины средних лет «пижонили» одеждой, называя брюки «слаксами», а женщин до шестидесяти — «девочками»; теперь все, что требуется, — это написать текстовое сообщение без сокращений.

— Ты тоже занимаешься этим эс-эм-эс-сексом? — спрашиваю я Кэти таким тоном, словно интересуюсь, действительно ли пакетики с лавандой гарантируют приятный запах в гардеробе, в то время как сама составляю ответное сообщение.

— Разумеется, — отвечает она. — Хотя вообще-то я предпочитаю реальные отношения.

«А не хочешь, чтобы вошла твоя сексуальная жена, а не секретарша?» — гласит сообщение, которое я отсылаю на сей раз.

— Люси, это гадко! — говорит Кэти как раз в тот момент, когда Эмма входит в комнату. Ее телефон снова пищит, и Эмма подходит ко мне, чтобы забрать его.

«Не вмешивай сюда мою жену»!

— Люси, что здесь происходит? — Эмма просматривает все этапы нашего виртуального диалога. Она лихорадочно набирает новое сообщение, но ответа не получает.

— Не могу поверить, что это сделала ты, — бросает она на меня укоризненный взгляд. — У него и так жена не выходит из головы.

— Замечательно! — говорю я. — Так и должно быть. Почему он не должен чувствовать вины за отношения с тобой?

— Ну, может же он просто расслабиться? Со мной. Дом не назовешь безмятежным убежищем — там все требуют внимания: дети, жена… Она, например, терзает его необходимостью проведения отпуска на Карибах и предоставляет счета от «Джозефа». Ее месячный бюджет больше, чем моя месячная зарплата!

— Но это естественно, что в доме напряженно! Ведь у него четверо детей! Конечно, они хотят его внимания! Они же так мало его видят! Если он не на работе, то с тобой. Дом никогда не является убежищем, если у тебя есть дети. И естественно, жена хочет иметь некоторую компенсацию, это касается и банкиров, она подняла четверых детей и теперь — время платить. В любом случае тебе следовало бы избавиться от убеждения, будто ты средство ароматерапии для снятия стресса у мужчины после напряженной работы. Ты могла бы завести себе любого, кого захочешь; у тебя на работе доступных мужчин должно быть в избытке. Думаю, тебя влечет ореол таинственности.

— Люси, я очень серьезно отношусь к этому человеку. И хочу завести с ним семью.

— Как ты себе это представляешь? — скептически спрашиваю я.

— Ну… мыть посуду в желтых резиновых перчатках, в то время как он ее вытирает, готовить блюда по рецептам Найджелы Лоусон[23], гладить по утрам его рубашки…

— Ты занимаешься самообманом. Он женат, и у них четверо детей. Ты для него всего лишь развлечение.

— Тогда зачем же он снял для нас квартиру в Клеркенвелле[24] сроком на шесть месяцев?

Кэти и я замолкаем, поскольку беседа зашла совсем не туда, куда мы хотели, и Эмма снова удовлетворенно ложится на софу с видом фокусника, не разучившегося «вытаскивать из шляпы кроликов».

Потом я говорю:

— Это, вероятно, рядом с его офисом? Я не представляю себе, зачем ему понадобилось снимать квартиру в Клеркенвелле, если у тебя уже есть собственное жилье!

— Может быть, у него старомодные представления о том, как заводить любовницу? — высказывает предположение Кэти.

— Мы вместе уже почти год, — отвечает Эмма. — Он опасается приезжать в Ноттинг-Хилл, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из своих знакомых, вот я и решила переехать, а свою квартиру сдать в аренду. Он собирается оплачивать новую квартиру, и мы уже вместе купили кровать.

По некоторым причинам последняя деталь производит на меня самое сильное впечатление. Совместная покупка кровати — это больше чем простая деловая операция. Это один из тех провокационных моментов, которые неизбежно настигают тебя, даже если ты их ожидаешь. Ширина кровати — всегда яблоко раздора — обычно изобличает некоторую степень вероятности, планирует ли данная пара заводить детей, собак, любящих спать на кроватях, или, еще более радикальное предположение, секс с третьими лицами. Цена определяет степень обязательств. Чем более дорогая покупается кровать, тем дольше гарантия отношений.

— Сколько она стоит? — спрашиваю я.

— Аренда? — уточняет Эмма.

— Кровать!

— Девять тысяч пружин, двадцать пять лет гарантии, суперкоролевская, с четырьмя резными фигурками, три из них на фронтальной стороне.

И тут я понимаю: он не на шутку влюблен.

— Однако существовал риск, что кто-нибудь мог узнать вас в магазине кроватей! А я-то считала, что банкиры всегда очень неохотно идут на риск! — Я представляю себе их, подпрыгивающих на матрасах в кроватном отделе магазина «Джон Денис».

— Он заказал ее по телефону…

О, теперь я знаю: он купил точно такую же кровать, какая стоит у них с женой дома. Держу пари, что они жили и Клеркенвелле, до того как переехали в западную часть Лондона.

— Послушайте, я очень хочу вас всех с ним познакомить, тогда вы поймете, какой он прекрасный человек. Сейчас он как в ловушке: его брак закончился задолго до того, как он встретил меня. Это только формальность. Они занимаются сексом всего два раза в месяц.

— Два раза в месяц? — переспрашиваю я с набитым чипсами ртом. — Не так уж плохо, если учесть четверых детей и хорошую работу.

— Но это все казенное и ничего не значит. Она вдруг может вспомнить, что забыла что-то там сказать домработнице, прямо посреди акта, или остановиться, чтобы записать «Забронировать билеты на клоуна Коко», или что-то в этом роде.

Готова признать, я тоже делала нечто похожее, однако кое о чем лучше умолчать, даже с ближайшими подругами.

— Так или иначе, Люси, я думаю, что ты немного лицемеришь, принимая во внимание твое признание, которое ты сделала в прошлый раз, когда мы встречались.

— Это совершенно другое! — протестую я, излишне резко опуская свой стакан на стол возле нее. — Я устроила представление для галерки, пытаясь наскоро сляпать что-то провоцирующее, чтобы не отставать от вас! Понимаете?

Они ошеломленно смотрят на меня.

— Мы стали друзьями, — настойчиво повторяю я.

— Тогда, в интересах дружбы, расскажи-ка нам, как выглядит этот Сексапильный Домашний Папа! — просит Кэти.

Эмма вяло перемещается в сидячее положение и откидывается на подушки — в ожидании, и я решаю, что, учитывая ее усилия, она заслуживает кое-чего несколько более значительного, чем те крохи сведений, на которые я пока отважилась.

— Ну, хорошо; он не из тех надутых, самодовольных типов, чье чувство собственного достоинства определяется их ежегодными премиями, он не плешив, и в его одежде нет намека на «Кру»[25], — начинаю объяснять я.

— Не говори нам о том, чего у него нет, скажи лучше, что есть, — наставляет меня Эмма.

— Довольно высокий, темноволосый, несомненно, задумчивый, пока не заговорит, ибо потом это впечатление разрушается, особенно когда он произнесет что-то вроде: «Черный зерновой хлеб, бесспорно, предпочтительнее для детских завтраков, вы так не думаете?» — даже при богатом воображении трудно истолковать это неправильно.

Они сидят не шелохнувшись.

— А больше ты с ним ни о чем не говорила? — переходит в наступление Кэти.

— Он считает, что я должна выставить свою кандидатуру на выборах в качестве представителя от родительского комитета класса, и говорит, что поможет мне, — отвечаю я.

— Не думаю, что тебе это что-то даст… — говорит Кэти, — хотя… у вас появятся поводы для встреч вдвоем!

— В первый день учебного года он предложил мне пойти выпить с ним кофе.

Эмма делает попытку выпрямиться на краю дивана.

— Сам?

Я утвердительно киваю, получая удовольствие, видя на их лицах восхищенное выражение.

— Ты нам об этом не говорила! — замечает она.

— Потому что до этого не дошло, — загадочно отвечаю я.

— Ты хочешь сказать, что отказалась? — спрашивает Кэти.

— Нет, все гораздо сложнее!

— Господи, Люси, не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной? — Эмма прикрывает рот рукой.

— Что произошло? Пожалуйста, во всех деталях, — просит Кэти.

— Он заметил, что я в пижаме, и взял назад свое приглашение, правда, не окончательно, временно, но пока больше никуда меня не звал.

— Люси, что за чушь! — хохочет Кэти. — Что еще за пижама? Тебе что, восьмой десяток, или у тебя вдруг захлопнулась дверь?

— Он не должен был смотреть в чем я! Какая разница? Отчаянные времена допускают отчаянные меры. Вы не представляете, что это значит — утром приходить в школу вовремя, причем каждый день, месяцами! Вы когда-нибудь пробовали одеть трехлетнего строптивца? Это все равно, что играть в футбол с медузой. Я бы скорее предпочла быть изжаренной Джоном Хамфрисом[26], или вынужденно носить бикини на приеме в доме Сейнсбери[27], или иметь дело с Дэвидом Бланкетом[28], или…

Эмма, выдержав паузу, предлагает:

— А не подумать ли тебе о том, чтобы укладывать Фреда спать уже одетым?

Я улыбаюсь. Мне вспомнился один вечер десять лет назад, когда я как-то пришла домой с работы поздно и нашла Тома в постели полностью одетым. Застигнутый в фазе глубокого сна, он лежит на спине, в белой рубашке, пуговицы на его джинсах расстегнуты. Я провожу рукой от его шеи вниз, к области ниже пупка, все еще сохраняющей летний загар. Затем скольжу еще ниже, в джинсы. В те дни нам не надо было специально поддерживать огонь страсти, достаточно было одного томного взгляда или прикосновения. Даже во сне его дыхание изменилось. Я ломала голову: он просто заснул в одежде или нарочно так лег, чтобы успеть на ранний поезд в Эдинбург — следующим утром он ехал на объект.

Потом я увидела записку на подушке со своей стороны кровати. Она гласила, что он нашел мою кредитную карточку. В холодильнике. Это был тот период наших отношений, когда царила приятная гармония между моими потерями и его изысканиями, и гармония эта была свидетельством нашей глубинной совместимости.

Однако я помнила, что тщательно обыскивала холодильник в поисках своей кредитки, до того как утром уйти на работу, и ее там не обнаружила. Я тотчас же задалась вопросом: а не прячет ли он все специально, чтобы потом порадовать меня находками? Я пошла на кухню, чтобы попробовать это выяснить. Холодильник был несколько опустошен, но зато на нижней полке появился роскошный шоколадный торт. Он выглядел почти как домашний. Я достала его и включила свет. В самой его середине лежало серебряное колечко с четырьмя крохотными камушками разного цвета. Послание из глазури возвещало: «Разбуди меня, если твой ответ „Да“». Я слизнула с кольца шоколад и надела его на палец. Оно подошло идеально.

Том стоял в дверях кухни, наблюдая за моим лицом.

— Потребовалась изрядная выдержка, чтобы устоять перед тобой сейчас наверху, — с улыбкой произнес он.

— Ну, вы подумайте, она снова в мечтах! — восклицает Кэти, толкая локтем Эмму. — О чем ты думаешь, Люси? О своем Прирученном Неотразимце?

— О нет, я вспомнила, как Том сделал мне предложение!

— Это хорошо, — говорит Кэти. — Как раз на днях я читала, что границы, определяющие неверность, стали гораздо более размытыми. Даже дружеский флирт с другим мужчиной является, по сути, изменой. В любом случае вы с Томом — самая надежная пара, которую я знаю, у вас самый уютный семейный очаг. Так хорошо мне бывает только у родителей. Здесь не может быть что-то не так, иначе я бы это заметила. Что мы будем делать, если вы разойдетесь или ваши отношения дадут трещину?

«А я сама разве так не думала?» — проносится у меня в голове.

— Ну, в нашем случае нет ничего переходящего границу дознания, — говорю я надменно. — Это просто каприз, посетивший мою голову. Приятное развлечение. Он однозначно обожает свою жену, так или иначе.

— Почему ты так уверена? — спрашивает Эмма.

— Потому что он рассказал ей и про пижаму, и про панталоны.

— Какие еще панталоны?

Тут я излагаю им сокращенную версию событий, и они смеются — так долго, что исчезает всякая неловкость.

— Вероятно, вы закончите тем, что действительно станете хорошими друзьями, — подводит итог Кэти.

Трезвон моего мобильного телефона прерывает ее. Я подозрительно скашиваю на него глаза: получение текстового сообщения для меня все еще непривычно. Однако прежде чем я успеваю открыть его, Кэти хватает телефон и читает. Сообщение от Прирученного Неотразимца! Должно быть, он взял мой номер телефона из списка класса. «Выборы в родительский комитет в следующий понедельник вечером», — гласит текст. Кэти, держа передо мной телефон так, чтобы я могла прочесть написанное, начинает быстро нажимать на клавиши и, прежде чем я успеваю запротестовать, отсылает три слова: «А потом что?» Через пару минут телефон снова тренькает. На этот раз я хватаю его сама. «Как насчет того, чтобы выпить по стаканчику?» Я выключаю телефон — в благоговейном ужасе.

— Кэти, что ты натворила? — произносит Эмма.