"Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2" - читать интересную книгу автора (Клавелл Джеймс)

ГЛАВА 24

База ВВС в Ковиссе. 14.32. Мануэла Старк была занята приготовлением чили на кухне своего бунгало. Кассетный магнитофон на батарейках, стоявший на подоконнике, наполнял маленькую комнату музыкой в стиле кантри. На газовой плитке стоял большой сотейник с густым бульоном и кое-какой заправкой, и когда варево закипело, она убавила газ и взглянула на часы на руке, рассчитывая время. Как раз, подумала она. Мы сядем ужинать около семи, а свечи замечательно украсят стол.

Нужно было еще покрошить лук и другие овощи и перекрутить козлятину в мясорубке, и она с удовольствием продолжила свои хлопоты, рассеянно напевая или пританцовывая в такт музыке. Кухонька была маленькой, работать в ней было трудно; не то что в огромной, с балками под высоким потолком кухне в очаровательной, старой, широко раскинувшейся испанской асьенде в Лаббоке, где ее семья жила почти целый век, где выросли она, ее брат и сестра. Но она не расстраивалась из-за тесноты или необходимости готовить, не имея под рукой нормальной кухонной утвари. Она была рада заняться чем-нибудь, что могло отвлечь ее от вопроса, когда она снова увидит своего мужа.

Конрой улетел в субботу, отправившись в Бендер-Делам вместе с муллой, подумала она, пытаясь успокоить себя. Сегодня вторник, прошло всего три дня, да и сегодняшний день еще не закончился. Вчера вечером он говорил с ней по высокочастотной связи: «Привет, милая, здесь все в порядке… никаких причин для беспокойства. Извини, мне нужно идти… эфирное время сейчас ограничено, люблю тебя, скоро увидимся». Его голос звучал так уверенно и свободно, и все равно она была убеждена, и эта убежденность иглой засела в сердце, что уловила в нем какую-то нервозность, которая заполнила ее мысли и отравила сон. Это всего лишь твое воображение. Он скоро вернется – оставь сны для ночи и держись за мечты о том, что все просто замечательно. Сосредоточься на готовке!

Она привезла пакетики молотого чили с собой из Лондона вместе с другими пряностями, паприкой, кайенским перцем, имбирем, свежим чесноком, сушеными стручками перца-чили, сушеной фасолью и кое-чем еще помимо ночного белья и туалетной бумаги – все в одной большой сумке, которую ей разрешили взять на борт «Боинга-747». Все для чили, потому что Старк обожал мексиканскую кухню и особенно чили, и они оба соглашались, что, помимо карри, это был единственный способ сделать козлятину съедобной. Одежду или что-то еще везти с собой не было нужды, потому что какие-то вещи оставалась у нее в тегеранской квартире. Единственным другим подарком, который она привезла, была баночка мармайта[41] – она знала, что Дженни и Дункан Мак-Айверы так любили мазать эту пасту на горячий, поджаренный на масле хлеб, который пекла Дженни, когда ей удавалось достать муку и дрожжи.

Сегодня Мануэла пекла хлеб. Три буханки лежали на кухонном столе в своих формах для выпечки и остывали, накрытые муслином, чтобы уберечь их от мух. Черт бы побрал всех мух на свете, подумала она. Мухи губят все лето, даже в Лаббоке… Ах, Лаббок, интересно, как там дети.

Биллиджо, Конрой-младший и Сарита. Семь, пять лет и три годика. Ах, мои милые, подумала она со счастливой улыбкой. Я так рада, что отправила вас домой к папе и к нашим десяти тысячам акров – есть где разгуляться. И дедушка Старк рядышком: «Только не забудьте надеть сапоги от змей, слышите, вы там!» С этим своим очаровательным техасским выговором, таким грубоватым и одновременно мягким.

– Да здравствует Техас, – произнесла она вслух и рассмеялась сама себе, пока ее ловкие пальцы резали, давили, орудовали ложкой; время от времени она пробовала чили, добавляя еще немного соли или чеснока. В окно она видела, как Фредди Эйр прошел через небольшую площадь, чтобы подняться на их радиовышку. С ним был Павуд, их старший клерк. Он славный человек, подумала она. Нам повезло, что у нас такие преданные работники. Позади них ей была видна основная взлетно-посадочная полоса и большая часть базы. Ее территорию покрывал снег, полуденное небо было затянуто облаками, скрывавшими вершины гор. Несколько их пилотов и механиков рассеянно гоняли мяч, среди них она увидела Марка Дюбуа, который привез муллу назад из Бендер-Делама.

Больше здесь ничего не происходило, только обслуживание вертолетов, проверка запчастей, покраска – никаких полетов с воскресенья и нападения на базу. И бунта. В воскресенье вечером трех бунтовщиков, одного человека из летного состава и двух сержантов из танкового полка, судили военно-полевым судом и на рассвете расстреляли. Весь день вчера и сегодня на базе было тихо. Один раз, вчера, они увидели, как два истребителя взмыли в небо, но других полетов не было, что казалось странным, потому что база являлась учебной и полетов обычно происходило много. Все движение, казалось, замерло. Только несколько грузовиков, никаких танков и колонн или посетителей по эту сторону. Ночью слышалась какая-то стрельба, крики, но они скоро прекратились.

Она критически взглянула на себя в зеркало, висевшее на крюке над раковиной, заваленной грязными сковородками, тарелками, мерными ложками и чашками. Она повертела головой в одну сторону, потом в другую, придирчиво осмотрела свою фигуру, сколько могла ее видеть.

– Пока ты в порядке, милочка, – сказала она своему отражению, – но тебе все-таки придется оторвать задницу от стула и начать бегать, и отказаться от хлеба, чили, вина, тостадас, буритос, такос и пережаренной фасоли, и маминых блинчиков, капающих медом с собственных пасек, яичницы, и хрустящего поджаренного бекона, и всего жареного…

Ее отвлекло шкворчание в сотейнике, чили забулькало, разбрызгиваясь. Она чуть-чуть убавила газ, попробовала густеющее красноватое рагу, все еще огненно-острое, потому что стояло на плите недостаточно долго.

– Мама дорогая, – сказала она, причмокнув, – Конрой будет счастлив, как поросенок в луже. – На ее лицо легла тень. Был бы счастлив, подумала она, если бы был здесь. Ладно, ребятам точно понравится.

Мануэла принялась за посуду, но никак не могла прогнать из головы Бендер-Делам. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– О черт! Да возьми же ты себя в руки!

– Экстренная эвакуация!

Чуть слышный крик снаружи заставил ее вздрогнуть, и она выглянула в окно. Футбольный матч прекратился. Все игроки смотрели на Эйра, который сбегал вниз по наружным ступеням вышки, подзывая их к себе. Она видела, как они столпились вокруг него, потом заторопились каждый в свою сторону. Эйр направился к ее бунгало. Мануэла торопливо сняла передник, поправила волосы, смахнула слезы и встретила его на пороге.

– Что случилось, Фредди?

Эйр лучился от радости.

– Просто подумал, что стоит тебе сообщить. Их вышка только что дозвонилась до меня и распорядилась подготовить 212-й для немедленного вылета в Исфахан для экстренной эвакуации пострадавших – они получили разрешение от «Иран Ойл».

– А это не далековато?

– Да нет. Всего двести миль, пара часов лета; светлого времени хватит за глаза. Марк там заночует и вернется завтра. – Эйр снова улыбнулся. – Хорошо, что есть чем заняться. Любопытно, они специально попросили, чтобы полетел Марк.

– А почему он?

– Не знаю. Может потому, что он француз, а французы помогли Хомейни. Ладно, надо бежать. Чили у тебя пахнет великолепно. Марк уже расстроился, что его не попробует. – Эйр зашагал к своему офису, высокий и красивый.

Мануэла осталась стоять на пороге. Механики выкатывали 212-й из ангара; Марк Дюбуа, застегивая молнию на зимнем летном комбинезоне, весело помахал ей рукой, быстрым шагом направляясь к вертолету, чтобы понаблюдать за предполетной проверкой. В этот миг она увидела колонну из четырех автомобилей, приближавшихся к ним по дороге вдоль периметра базы. Фредди Эйр тоже их заметил. Нахмурившись, он вошел к себе в кабинет.

– Разрешение на полет готово, господин Павуд?

– Да, ваше превосходительство. – Павуд протянул ему бумагу.

Эйр не заметил, насколько тот напряжен, как не заметил и дрожи в руках иранца.

– Спасибо. Вам, наверное, лучше пойти со мной на тот случай, если там все говорят только на фарси.

– Но, ваше п…

– Пошли! – Застегнув летную куртку от холодного ветра, Эйр быстро вышел.

Павуд вытер вспотевшие ладони. Остальные иранцы смотрели на него, встревоженные не меньше, чем он.

– На все воля Бога, – произнес один из них, благословляя Аллаха, что Эйр выбрал Павуда, а не его.

У ангара продолжалась наземная проверка 212-го. Эйр подошел к вертолету как раз тогда, когда к нему подъехали машины. Улыбка сползла с его лица. Машины были набиты вооруженными людьми, «зелеными повязками»; они быстро развернулись в цепь вокруг вертолета. Он увидел среди них несколько иранских летчиков в форме.

Мулла Хусейн Ковисси выбрался с переднего сиденья головной машины: белоснежная чалма, новый темный халат, старые поношенные сапоги. На плече у него висел его АК-47. Он явно был у них главным. Другие открыли заднюю дверцу головной машины и выволокли из нее полковника Пешади, а за ним – его жену. Пешади обрушился на них с ругательствами и проклятиями, и они чуть-чуть отступили. Полковник одернул на себе шинель, поправил фуражку с галуном. Его жена была в добротном зимнем пальто и перчатках, в маленькой шапочке и с сумочкой на плече. Ее лицо было бледным и напряженным, но, как и ее муж, голову она держала высоко и гордо. Она наклонилась к машине, чтобы достать оттуда небольшую дорожную сумку, но один из «зеленых повязок» схватил сумку раньше нее и, после короткого колебания, протянул ее ей.

Эйр постарался, чтобы его лицо не выдало шока, который он испытал.

– Что происходит, сэр?

– Мы… нас отправляют в Исфахан под охраной! Под охраной! Моя база… мою базу предали, и она находится в руках мятежников! – Полковник не скрывал ярости на своем лице, когда круто повернулся к Хусейну и произнес на фарси: – Я повторяю, при чем здесь моя жена? А? – добавил он, переходя на крик. Один из нервничающих «зеленых повязок» ткнул его в спину автоматом. Не оборачиваясь, полковник резким движением отбросил автомат в сторону. – Сын шелудивой собаки!

– Прекратить! – крикнул Хусейн на фарси. – Это приказ из Исфахана. Я показал вам этот приказ. Согласно ему вы и ваша жена должны быть немедленно отправлены в…

– Приказ? Грязный клочок паршивой бумаги, на котором безграмотной рукой нацарапано что-то неразборчивое и стоит подпись аятоллы, о котором я раньше никогда не слышал?

Хусейн подошел к нему вплотную.

– Садитесь в вертолет, вы оба, – предупредил он, – или я прикажу затащить вас туда.

– Сразу же, как только машина будет готова! – Полковник с презрительной миной достал сигарету. – Дай мне прикурить, – приказал он стоявшему рядом иранцу, и, когда тот заколебался, рявкнул: – Ты что, оглох? Прикурить дай!

Человек криво ухмыльнулся и достал коробок спичек. Все вокруг одобрительно закивали, даже мулла, восхищаясь таким мужеством перед лицом смерти – мужеством перед лицом ада, потому что этот человек – человек шаха, и ему, конечно же, уготован только ад. Естественно, ад! Разве вы не слышали, как он кричал «Да здравствует шах!» всего несколько часов назад, когда глубокой ночью мы проникли на территорию лагеря и захватили ее вместе с его прекрасным домом, и все солдаты базы, армейские и ВВС, помогали нам, и даже некоторые из офицеров, а остальные офицеры сидят сейчас по камерам. Бог велик! На то была воля Аллаха, Божье чудо, что генералы пали перед нами, как стены из дерьма, чем они, как нам говорили муллы, и являются. Имам снова был прав, да хранит его Бог!

Хусейн подошел к Эйру, который неподвижно застыл в ужасе от происходящего, пытаясь как-то уложить все это в голове. Марк Дюбуа стоял рядом с ним, такой же потрясенный; проверка вертолета прекратилась.

– Салам, – сказал мулла, стараясь быть вежливым. – Вам нечего бояться. Имам приказал, чтобы все возвращалось к нормальной жизни.

– Нормальной? – зло переспросил Эйр. – Это же полковник Пешади, танковый командир, герой экспедиционных войск, которые были посланы в Оман, чтобы подавить поддержанное марксистами восстание и отразить вторжение из Южного Йемена! – Это было в семьдесят третьем году, когда султан Омана обратился к шаху за помощью. – Разве полковнику Пешади не был вручен «Зольфагар», ваша высшая награда, которая дается только за личное мужество, проявленное в бою?

– Да. Но сейчас полковник Пешади нужен, чтобы ответить на вопросы, касающиеся преступлений против иранского народа и против законов Бога! Салам, капитан Дюбуа, я рад, что вы будете пилотировать вертолет.

– Меня попросили выполнить рейс по экстренной эвакуации пострадавших. Это не экстренная эвакуация, – сказал Дюбуа.

– Это эвакуация пострадавших: полковник и его жена должны быть эвакуированы в штаб командования в Исфахане. – Хусейн добавил с сардонической усмешкой: – Может быть, они и есть пострадавшие.

– Извините, наши вертолеты находятся на лицензии у «Иран Ойл», – сказал Эйр. – Мы не можем сделать то, о чем вы просите.

Хусейн повернулся и крикнул:

– Ваше превосходительство Эсвандиари!

Кураму Эсвандиари по прозвищу Мастак было чуть больше тридцати. Он был очень популярен у иностранцев: деловой, очень эффективный, прошедший обучение в S-G – он два года обучался в штаб-квартире компании в Абердине по шахскому гранту. Эсвандиари вышел из задних рядов, и в первое мгновение никто из сотрудников S-G не узнал своего начальника базы. Обычно он одевался с предельной аккуратностью и всегда был чисто выбрит, теперь же его лицо покрывала густая трех-четырехдневная щетина, и одет он был в грубую одежду с зеленой повязкой на рукаве, мягкую фетровую шляпу, на плече висела M16.

– Полет санкционирован. Вот, – сказал он, протягивая Эйру обычные бланки. – Я подписал их и поставил печати.

– Но, Мастак, ты же не можешь не понимать, что это не настоящая экстренная эвакуация пострадавших?

– Меня зовут Эсвандиари… господин Эсвандиари, – ответил иранец без тени улыбки, и Эйр вспыхнул. – И я вручил вам законное распоряжение «Иран Ойл», на которую вы работаете по контракту здесь в Иране. – Его лицо стало жестким. – Если вы откажетесь выполнить законное распоряжение при нормальных летных условиях, вы нарушите контракт. Если вы сделаете это без достаточных оснований, мы будем вправе арестовать все ваше имущество – вертолеты, ангары, запчасти, оборудование – и приказать вам немедленно покинуть Иран.

– Вы не можете так поступить.

– Я сейчас здесь главный представитель «Иран Ойл», – резко произнес Эсвандиари. – «Иран Ойл» принадлежит правительству. Правительством является Революционный комитет под руководством имама Хомейни, да пребудет с ним мир. Прочтите свой контракт с «Иран Ойл», а также контракт между S-G и вертолетной компанией Ирана. Итак, вы будете выполнять этот чартерный рейс или отказываетесь?

Эйр пытался держать себя в руках.

– А как быть… как насчет премьер-министра Бахтияра и прави…

– Бахтияра? – Эсвандиари и мулла уставились на него. – Вы разве еще не слышали? Он подал в отставку и бежал, генералы капитулировали вчера утром, правительством Ирана теперь являются имам и Революционный комитет.

Эйр, Дюбуа и все стоявшие рядом иностранцы смотрели на него открыв рот. Мулла сказал на фарси что-то непонятное для них. Его люди рассмеялись.

– Капитулировали? – только и смог произнести Эйр.

– На то была воля Бога, что генералы прозрели к истине, – сказал Хусейн, глаза его сверкали. – Они арестованы, весь Генеральный штаб. Все до единого. Как теперь будут арестованы все враги ислама. Нассири мы тоже взяли. Вы слышали о таком? – поинтересовался Хусейн с глубоким сарказмом. Нассири был ненавистным главой САВАК, которого шах арестовал несколько недель назад и который сидел в тюрьме в ожидании суда. – Нассири был признан виновным в преступлениях против человечности и расстрелян. Вместе с тремя другими генералами: военным комендантом Тегерана Рахими, генерал-губернатором Исфахана Наджи и командующим воздушно-десантными войсками Хосровдадом. Вы теряете время. Так вы летите или нет?

Эйр едва был в состоянии соображать. Если то, что они говорили, было правдой, то Пешади и его жена все равно что покойники. Все это так быстро, так невозможно.

– Мы… разумеется, мы выполним… э-э… законный рейс. А что именно вам нужно?

– Немедленно перевезти его превосходительство муллу Хусейна Ковисси в Исфахан… вместе с его людьми. Немедленно, – нетерпеливо вмешался Эсвандиари. – С пленником и его женой.

– Они… Полковник и миссис Пешади не внесены в пассажирскую декларацию.

Еще более нетерпеливо Эсвандиари вырвал бумагу из его рук, что-то написал в ней.

– Вот, теперь вписаны! – Он ткнул рукой мимо Эйра и Дюбуа туда, где позади всех стояла Мануэла. Она была в комбинезоне, волосы аккуратно убраны под шляпу. Он заметил ее сразу же, как только они прибыли – как всегда соблазнительную, как всегда тревожащую. – Мне следует арестовать ее за незаконное проникновение на территорию, – произнес он грубо. – Она не имеет права находиться на базе, здесь нет помещений для супружеских пар, да они и не допускаются правилами базы и S-G.

Стоя рядом с 212-м, полковник Пешади сердито крикнул по-английски:

– Так мы летим сегодня или нет? Мы замерзли. Поторопитесь, Эйр, я хочу как можно меньше времени провести в обществе этих крыс!

Эсвандиари и мулла вспыхнули. Эйр отозвался, храбрость этого человека подняла ему настроение:

– Да, сэр. Виноват. О'кей, Марк?

– Да. – Дюбуа обратился к Эсвандиари: – Где мое разрешение от военных?

– Приколото к декларации. Также и для вашего обратного рейса завтра. – Эсвандиари повернулся к мулле и сказал на фарси: – Я предлагаю вам садиться в вертолет, ваше превосходительство.

Мулла удалился. Охранники показали Пешади и его жене, чтобы они забирались внутрь. С высоко поднятыми головами они твердым шагом поднялись по ступеням. Вооруженные охранники поднялись следом за ними, а мулла занял переднее сиденье слева от Дюбуа.

– Минуточку, – начал было Эйр, оправившись от шока. – Мы не повезем вооруженных людей. Это против правил – и ваших, и наших!

Эсвандиари выкрикнул приказ, ткнул большим пальцем в сторону Мануэлы. Четверо вооруженных охранников тут же окружили ее. Остальные придвинулись гораздо ближе к Эйру.

– А сейчас дайте Дюбуа добро на взлет!

Осознавая опасность, Эйр с мрачным видом подчинился. Дюбуа кивнул в ответ и запустил двигатели. Скоро вертолет уже оторвался от земли.

– А теперь в управление, – распорядился Эсвандиари, перекрикивая вой двигателей. Он отозвал своих людей от Мануэлы и приказал им вернуться в машины. – Оставьте здесь одну машину и четырех охранников, у меня есть еще приказы для этих чужеземцев. Ты, – жестко обратился он к Павуду, – собери все документы с последней информацией по всем летательным аппаратам на этой базе, по всем запчастям, всем транспортным средствам, а также количеству топлива, числу сотрудников, иностранных и иранских, их имена, должности, паспортные данные, виды на жительство, разрешения на работу, летные удостоверения. Понятно?

– Да, да, ваше превосходительство. Да, разуме…

– И я хочу видеть все паспорта и разрешения завтра. За дело!

Павуд поспешно удалился. Эсвандиари с поклонами проводили в центральную дверь. Он прошел в кабинет Старка и уселся в его кресло за письменным столом. Эйр вошел следом за ним.

– Садитесь.

– Благодарю вас, вы так добры, – язвительно произнес Эйр, усаживаясь в кресло напротив. Оба человека были одного возраста и некоторое время смотрели друг на друга.

Иранец достал сигарету и закурил.

– С этого момента это будет мой кабинет, – сказал он. – Теперь, когда Иран наконец вновь в руках иранцев, мы можем начать осуществлять необходимые изменения. Следующие две недели вы будете работать под моим личным руководством, пока я не уверюсь, что новый порядок правильно понят. Я главный представитель «Иран Ойл» по Ковиссу, и я буду выдавать все разрешения на полеты. Никто не имеет права взлетать без письменного разрешения, и всегда на борту должен присутствовать вооруженный охранник, и…

– Это противоречит воздушному законодательству и законам Ирана, и это запрещено. Помимо всего прочего, это просто опасно, черт подери. Точка!

Повисло долгое молчание. Затем Эсвандиари кивнул.

– Вы будете летать с охранниками, у которых будет оружие… но не будет патронов. – Он улыбнулся. – Вот видите, мы можем идти на компромисс. Мы можем быть разумными, о да. Вы увидите, новая эра и для вас тоже окажется хорошей.

– Надеюсь, что так. И для вас тоже.

– То есть?

– То есть всякая революция, о которой я читал, неизменно начинается с того, что пожирает сама себя, друзья быстро становятся врагами и еще быстрее погибают.

– Но не в нашем случае. – Эсвандиари говорил с полной уверенностью. – У нас так не будет. Наша революция была подлинно народной – революцией всего народа. Каждый хотел, чтобы шаха выкинули из страны… и его чужеземных хозяев.

– Надеюсь, вы правы. – Бедолага ты, бедолага, подумал про себя Эйр, потому что когда-то этот человек ему нравился. Если ваши люди способны судить, приговорить и расстрелять четырех главных генералов – хороших людей, за исключением Нассири – менее чем за сутки, способны арестовывать и унижать таких замечательных патриотов, как Пешади и его жена, да поможет вам Господь. – Вы закончили со мной на сегодня?

– Почти. – Разряд гнева прокатился по Эсвандиари. В окно он видел, как Мануэла возвращается к своему бунгало в сопровождении нескольких пилотов, и его похоть подстегнула его гнев. – Было бы хорошо усвоить хорошие манеры и тот факт, что Иран – азиатская, восточная страна, мировая держава, которую никогда, никогда больше не будут эксплуатировать британцы, американцы или даже Советы. Больше никогда. – Он съехал вниз в кресле и закинул ноги на стол, как это тысячу раз делали Старк и Эйр, уткнув свои подошвы в лицо Эйру – неизменно оскорбительное поведение в этой части света. – Британцы были еще хуже американцев. Они полтора века заставляли наш народ испытывать жгучий стыд, обращаясь с нашим древним Павлиньим троном и всей страной как со своим личным феодом, пользуясь обороной Индии как предлогом. Они диктовали свою волю нашим правителям, трижды оккупировали нас, навязывали нам несправедливые договоры, подкупали наших руководителей, чтобы получать концессии. Сто пятьдесят лет британцы и русские делили между собой мою страну, британцы помогли тем, другим гиенам украсть наши северные провинции, наш Кавказ, и помогли возвести на трон Реза-хана. Они оккупировали нас вместе с Советами во время вашей мировой войны, и только наши нечеловеческие усилия смогли разорвать эту цепь и вышвырнуть их вон. – Внезапно его лицо исказила дикая гримаса и он взвизгнул: – Разве нет?!

Все это время Эйр просидел не шевельнувшись, даже ни разу не моргнув.

– Мастак, и я больше никогда тебя так не назову, – тихо проговорил он, – мне не нужны лекции, я просто хочу делать свою работу. Если мы не сможем выработать удовлетворительный для этого механизм, тогда это будет другое дело. Нам придется подождать и посмотреть. Если тебе нужен этот кабинет – чудесно. Если тебе хочется устраивать представления с громом и молниями – прекрасно… в разумных пределах – тебе есть что праздновать. Вы победили, у вас оружие, у вас власть, и теперь вы за все в ответе. И ты прав, это ваша страна. Так что давай на этом и остановимся. А?

Эсвандиари в упор смотрел на него, его голова болела от годами сдерживаемой ненависти, которую больше не нужно было сдерживать. И хотя он понимал, что Эйр ни в чем не виноват, он в той же мере был уверен, что изрешетил бы пулями его и всех остальных, откажись они подчиниться и доставить муллу и предателя Пешади на суд и в ад, которого он заслуживает. Я не забыл солдата, которого убил Пешади, – того самого, пытавшегося открыть нам ворота, – или тех, кто был убит два дня назад, когда Пешади сумел отбросить нас и погибли сотни людей, среди них был мой брат и два моих лучших друга. И всех других – сотни, тысячи, возможно, десятки тысяч, – убитых по всему Ирану… Я не забыл их, ни одного.

Нитка слюны стекла ему на подбородок. Он вытер ее тыльной стороной ладони и вернул себе самообладание, вспомнив о важности миссии, которая была ему поручена.

– Хорошо, Фредди. – «Фредди» вырвалось у него непроизвольно. – Хорошо, и… и это последний раз, когда я тебя так назвал. Хорошо, на этом мы и остановимся.

Он поднялся, чувствуя большую усталость, но при этом гордясь тем, как он сумел навязать им свою волю, и бесконечно уверенный в своей способности заставить этих иностранцев работать и ходить по струнке, пока их не вышвырнут отсюда насовсем. Теперь уже недолго, подумал он. У меня не возникнет никаких проблем с осуществлением здесь долгосрочного плана иранских партнеров. Я согласен с Валиком. У нас довольно иранских пилотов, и чужеземцы нам здесь не нужны. Я смогу управлять этим предприятием – в качестве партнера, – хвала Творцу, что Валик всегда тайно поддерживал Хомейни! Скоро у меня будет большой дом в Тегеране, и два моих сына пойдут там в университет, как и моя дорогая маленькая Фатме, хотя, наверное, ей тоже следует поучиться в Сорбонне годик-другой.

– Я вернусь в девять утра. – Эсвандиари вышел, не закрыв за собой дверь.

– Черт, ну и дела, – пробормотал Эйр. В оконное стекло начала биться муха. Он не замечал ни ее, ни производимого ею шума. Внезапно ему пришла в голову мысль, и он вышел в приемную. Павуд и остальные служащие стояли у окон, наблюдая за отъездом пришельцев. – Павуд!

– Да… да, ваше превосходительство?

Эйр обратил внимание, что лицо Павуда приобрело сероватый оттенок, и он выглядел гораздо старше, чем обычно.

– Вы знали о генералах, о том, что они сдались? – спросил Эйр, испытывая жалость к иранцу.

– Нет, ваше превосходительство. – Ложь далась Павуду легко, он привык лгать. Все его мысли сейчас были замкнуты в его сознании; холодея от страха, он рылся в памяти, пытаясь вспомнить, не мог ли он за последние три года где-то оступиться и выдать себя Эсвандиари – все это время он даже помыслить не мог, что этот человек мог быть тайным «стражем ислама». – Мы… до нас доходили слухи об их капитуляции… но вы же знаете, слухи есть всегда и самые разные.

– Да… да, наверное, вы правы.

– Я… вы не возражаете, если я присяду, вы позволите? – Павуд нашарил рукой стул, чувствуя себя совсем старым. Он плохо спал эту неделю, и двухмильная поездка на велосипеде сюда сегодня утром из маленького четырехкомнатного дома в Ковиссе, который он делил с семьей брата – пятеро взрослых и шестеро детей, – была более утомительной, чем обычно. Разумеется, он и все жители Ковисса слышали о том, что генералы смиренно сдались – впервые эта новость прозвучала в мечети из уст муллы Хусейна, который сказал, что слышал ее по тайному радиоканалу из штаба Хомейни в Тегеране, так что она, вероятнее всего, была правдой.

Руководитель их ячейки Туде немедленно созвал их на встречу, все они были поражены трусостью генералов: «Это как раз свидетельствует о тлетворном влиянии американцев, которые их предали и так их околдовали, что они сами себя кастрировали и совершили самоубийство, потому что всех их, конечно же, прикончат, не важно, сделаем это мы или этот безумец Хомейни!»

Все были полны решимости и в то же время страшились предстоящей схватки с фанатиками и муллами, с опиумом народа, и сам Павуд покрылся потом от облегчения, когда руководитель сказал, что им приказано на улицы пока не выходить, а оставаться в тени и ждать, ждать, пока не поступит приказ о всеобщем восстании. «Товарищ Павуд, жизненно необходимо, чтобы вы поддерживали наилучшие отношения с иностранными пилотами на базе. Нам понадобятся они и их вертолеты – или нам нужно будет помешать их использованию врагами народа. Наш приказ – залечь на дно и ждать, набраться терпения. Когда мы наконец получим приказ выйти на улицы против Хомейни, наши товарищи на севере хлынут через границу несметными рядами…»

Он увидел, что Эйр внимательно смотрит на него.

– Со мной все в порядке, капитан, меня просто тревожит все это и… и новая эра.

– Просто выполните распоряжение Эсвандиари. – Эйр задумался на секунду. – Я отправляюсь на вышку, чтобы сообщить в головной офис о том, что произошло. Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Да-да, спасибо.

Эйр нахмурился, потом прошел по коридору и поднялся по лестнице. Поразительное преображение Эсвандиари, который столько лет был таким дружелюбным, приятным в общении – ни намека на антибританские настроения, – потрясло его до глубины души. Впервые за все годы, проведенные в Иране, он почувствовал, что их будущее здесь обречено.

К его удивлению, радиорубка на вышке была пуста. С воскресного бунта здесь постоянно находился охранник. Майор Чангиз с пятнами крови на мундире пожал в тот день плечами:

– Я уверен, вы понимаете. Чрезвычайное положение. Сегодня мы потеряли здесь убитыми много преданных людей, и мы еще не выявили всех предателей – пока что. До дальнейших распоряжений вы будете выходить в эфир только в дневные часы, сократив радиопередачи до абсолютного минимума. Все полеты отменяются до последующего распоряжения.

– Хорошо, майор. Кстати, а где наш радист Массил?

– Ах да, палестинец. Его допрашивают.

– Могу я узнать почему?

– Членство в ООП и террористическая деятельность.

Вчера его проинформировали, что Массил сознался и был расстрелян. Иранцы не предоставили британцам возможности ни ознакомиться с доказательствами, ни поговорить с ним, ни увидеть его. Бедняга, подумал Эйр, закрывая за собой дверь в радиорубку и включая оборудование. Массил всегда был предан нам и благодарен за то, что ему дали это место, хотя его квалификация была намного выше – диплом радиоинженера Каирского университета, лучший в своей группе, но без работы и вида на жительство. Черт подери! Мы воспринимаем свои паспорта как нечто само собой разумеющееся, а каково бы оно было жить без паспорта и быть, скажем, палестинцем? Жизнь не медом мазана, когда не знаешь, что произойдет на каждом пограничном пункте, когда любой сотрудник иммиграционной службы, любой полицейский, бюрократ или работодатель может оказаться твоим инквизитором.

Благодарение Богу, я родился британцем, и даже английская королева не может этого у меня отнять, хотя чертово лейбористское правительство сейчас пересматривает наше зарубежное наследие. Что ж, чума их забери за каждого австралийца, канадца, новозеландца, южноафриканца, кенийца, китайца и сотню других британцев, которым скоро понадобится виза, чтобы съездить домой!

– Задницы поганые, – пробормотал он, – неужели они не понимают, что это все сыновья и дочери тех, кто создал нашу империю и во многих случаях отдал за нее жизнь?

Он подождал, пока высокочастотный передатчик и другое оборудование радиосвязи разогреется. Их гудение доставляло ему удовольствие, красные и зеленые лампочки мигали, и он больше не чувствовал себя оторванным от остального мира. Надеюсь, с Анджелой и маленьким Фредериком все хорошо. Это же ужас, когда нет ни почты, ни телефонов, и телекс молчит, как мертвый. Ладно, может быть, скоро все опять заработает.

Он протянул руку к переключателю на передачу, надеясь, что Мак-Айвер или кто-нибудь сейчас слушают у аппарата. Тут он заметил, что по привычке вместе с УКВ– и ВЧ-приемопередатчиками он включил и их радар. Эйр потянулся через стол, чтобы его отключить. В этот момент на наружном ободе – двадцатимильная зона – возникла точка, на северо-западе, почти затененная плотной картинкой гор. Пораженный, он присмотрелся внимательнее. Опыт подсказывал ему, что это вертолет. Он убедился, что настроен на все частоты приема, а когда снова взглянул на экран радара, то увидел, что точка исчезла. Он подождал. Она так и не появилась. Либо он сел, либо его сбили, либо он специально держится ниже радара. Выбирай!

Секунды шли. Никаких изменений, лишь все та же толстая белая линия бежит по кругу, оставляя за собой картинку окружающей местности с высоты птичьего полета. По-прежнему никаких признаков точки.

Его пальцы щелкнули переключателем на УКВ-станции, переведя ее в режим передачи, и он приблизил микрофон ко рту, замер в нерешительности, потом передумал и выключил его. Не стоит будоражить операторов на вышке базы, если там вообще кто-то сейчас дежурит, подумал он. Нахмурившись, он взглянул на экран. Мягким красным фломастером отметил вероятный маршрут подлета на скорости восемьдесят узлов. Шли минуты. Он мог переключиться на сканирование на более близком расстоянии, но не стал этого делать на тот крайне маловероятный случай, что точка означала не подлетающий, а удаляющийся объект, который пытается незаметно проскользнуть мимо них.

Теперь вертолет должен быть от них милях в пяти-шести, подумал он. Эйр взял бинокль и принялся осматривать небо, с севера на запад и на юг. Его уши уловили легкий звук шагов на последних нескольких ступенях лестницы. Сердце забилось быстрее, он щелкнул выключателем на радаре. Экран начал гаснуть, когда дверь открылась.

– Капитан Эйр? – Вошедший был военнослужащим ВВС: выглаженная униформа, волевое красивое персидское лицо, гладко выбрит, возраст лет под тридцать, в руках – стандартный американский армейский карабин.

– Да-да, это я.

– Сержант Вазари, ваш новый авиадиспетчер. – Иранец прислонил карабин к стене, протянул руку, и Эйр пожал ее. – Привет, я прошел обучение в ВВС США, три года, военный авиадиспетчер. Даже поработал полгода в аэропорту Ван-Найс. – Одним взглядом он окинул все оборудование. – Хороший у вас комплект.

– Да… э-э… да, спасибо. – Эйр покрутил бинокль в руках и положил на стол. – Как там… э-э… дела в аэропорту Ван Найс?

– Это крошечная, неприметная взлетно-посадочная полоска в долине Сан-Фернандо в Лос-Анджелесе, но при этом третий по загруженности аэропорт в Штатах, и диспетчеров нагружает так, что мама не горюй! – Вазари просиял. – Все движение – сплошные любители, большинство из этих шуткарей совсем еще зеленые и не отличат пропеллера от собственной задницы, и в любой момент в системе таких балбесов человек двадцать, из них восемь – заходят на посадку и все хотят быть Рихтхофенами[42]. – Он рассмеялся. – Классное место для учебы на диспетчера, но после шести месяцев этой свистопляски хочется на стену лезть.

Эйр выдавил из себя улыбку, заставляя себя не смотреть на небо.

– Тут у нас все довольно тихо. Даже в нормальном режиме. Мы… э-э… вылетов у нас сейчас нет, как вам известно, – боюсь, делать здесь сейчас нечего.

– Конечно, нечего. Я просто хотел глянуть быстренько, как тут и что, потому что завтра мы начинаем с утра пораньше. – Он засунул руку в карман гимнастерки, достал оттуда какой-то список и протянул его Эйру. – У вас по графику три полета на местные нефтяные вышки с восьми утра, о'кей? – Он механически взял тряпку и стер след маркера на экране радара, привел в порядок рабочий стол. Красный фломастер отправился в стакан к остальным.

Эйр еще раз посмотрел на список.

– Эсвандиари дал на них свое разрешение?

– А это кто такой?

Эйр объяснил ему.

Сержант рассмеялся:

– Ну, капитан, майор Чангиз лично распорядился насчет этих полетов, так что можете быть спокойны, они подтверждены.

– Он… его не арестовали вместе с полковником?

– Черт, нет, капитан. Мулла, Хусейн Ковисси, назначил майора Чангиза временным командующим базой до получения подтверждения из Тегерана. – Его пальцы быстро и безошибочно переключили каналы связи на частоту главной диспетчерской. – Алле, Главная, говорит Вазари с S-G. Нам обязательно заверять завтрашние полеты у Эсвандиари из «Иран Ойл»?

– Нет, – прозвучат ответ в динамиках, опять с американским акцентом. – Там все в порядке?

– Ага. Взлетевший ушел без проблем. Я сейчас с капитаном Эйром. – Во время разговора сержант привычно скользил взглядом по небу.

– Хорошо. Капитан Эйр, говорит старший диспетчер базы. Любые полеты, разрешенные майором Чангизом, автоматически утверждаются «Иран Ойл».

– Спасибо… благодарю вас.

– Спасибо, Главная, – сказал Вазари, приготовившись отключиться, как вдруг его взгляд замер. – Минутку, Главная, да у нас тут птичка на подлете! Вертолет, двести семьдесят градусов…

– Где? Где… вижу его! Черт побери, как ему удалось пройти под радаром? У тебя аппаратура включена?

– Нет. – Сержант навел бинокль. – 212-й, регистрационный… черт, не вижу, он к нам носом. – Вазари включил УКВ-связь. – Говорит военный центр радиолокационного контроля Ковисса! Борт на подлете, назовите свой регистрационный номер, куда вы направляетесь и из какого пункта вылетели?

Молчание, в динамиках только потрескивание. Главная диспетчерская служба базы повторила запрос. Никакого ответа.

– Этот сукин сын влип по самые уши, – пробормотал Вазари. Он снова навел бинокль на приближающийся вертолет.

У Эйра в руках был второй бинокль, и сердце колотилось в груди. Вертолет начал предпосадочный маневр, и он прочел регистрационный номер на борту: ЕР-НВХ.

– Эхо Питер Хоутел Бостон Икс-рей! – одновременно с ним передал по буквам сержант.

– НВХ, – подтвердила Главная. Они еще раз попробовали установить радиоконтакт. Никакого ответа. – Он выполняет ваш стандартный маневр для посадки. Он местный? Капитан Эйр, это один из ваших вертолетов?

– Нет, сэр, это не один из моих, здесь он не базируется. – Эйр добавил, тщательно подбирая слова. – Однако НВХ может быть регистрационным номером компании S-G.

– Базирующимся где?

– Я не знаю.

– Сержант, как только этот шутник сядет, арестуйте его и всех пассажиров, отправьте их сюда в штаб под охраной, потом кратко доложите мне, кто, зачем и откуда.

– Слушаюсь, сэр.

Вазари с задумчивым видом выбрал красный фломастер и провел им на экране ту же черту, которую там оставил Эйр и которую он стер тряпкой. Секунду он смотрел на нее, зная, что Эйр сейчас напряженно наблюдает за ним. Но ничего не сказал, просто снова начисто вытер экран и вновь сосредоточил все свое внимание на 212-м.

В молчании оба человека на вышке смотрели, как вертолет сделал обычный круг, потом корректно прервал его и направился в их сторону. Но попытки сесть не сделал, просто остался на положенной высоте и сделал гораздо меньший круг, покачиваясь с боку на бок.

– Радиосвязь не работает. Он просит зеленый, – сказал Эйр и потянулся за сигнальным фонарем. – О'кей?

– Конечно, дайте ему зеленый… только его задница все равно останется на сковородке.

Эйр убедился, что мощный, с узким лучом фонарь поставлен на зеленый цвет – разрешение на посадку. Он навел его на вертолет и включил. Вертолет подтвердил сигнал, еще раз качнувшись с боку на бок, и начал заходить на посадку. Вазари взял свой карабин и вышел. Эйр снова навел бинокль, но не смог опознать ни пилота, ни человека, сидевшего рядом, – оба были в очках и с поднятыми воротниками зимних курток. Потом бросился вниз по лестнице.

Другие сотрудники S-G, пилоты и механики, собрались внизу и смотрели. Со стороны основной базы по дороге вдоль периметра к ним неслась машина. Мануэла стояла на пороге своего бунгало. Посадочные площадки располагались перед административным зданием компании. У подветренной стены сидели на корточках четыре «зеленых повязки», оставленные для охраны; Вазари теперь был рядом с ними. Эйр заметил, что один из охранников был очень молод, почти подросток. Он возился со своим автоматом. От возбуждения молодой иранец, передергивая затвор, уронил автомат на бетон, дулом в сторону Эйра. Но выстрела не последовало. На глазах у британца парень поднял автомат за ствол, стукнул его прикладом о бетон, чтобы стряхнуть снег, потом небрежно поковырялся в скобе вокруг спускового крючка, удаляя снег и оттуда. На ремне у него висело несколько гранат – за кольца чеки. Эйр торопливо присоединился к группе механиков, отбежавших в безопасное место.

– Проклятый полудурок! – выругался один из них дрожащим голосом. – Он и себя взорвет к чертям собачьим, и нас заодно. Вы в порядке, капитан? Мы слышали, Мастаку вожжа под хвост попала.

– Да, верно, попала. НВХ, откуда он, Бенсон?

– Бендер-Делам, – ответил Бенсон, краснолицый англичанин, весь округлый, как колобок. – Ставлю пятьдесят фунтов, что это Дюк.

Едва 212-й сел и заглушил двигатели, охранники, возглавляемые Вазари, бросились к вертолету, некоторые с криком «Аллах-у акбаррр!», и окружили машину с оружием наготове.

– Чертовы полудурки, – нервно произнес Эйр, – прямо бравые полицейские из кистуонских комедий[43].

Он все еще не мог хорошенько разглядеть пилота, поэтому вышел из укрытия, молясь про себя, чтобы это оказался Старк. Дверь пассажирского отсека отъехала в сторону. Из нее выпрыгнули вооруженные люди, не обращая внимания на продолжавшие вращаться лопасти винта, выкрикивая приветствия, крича Вазари и его команде, чтобы те опустили оружие. В поднявшейся суматохе кто-то выпустил короткую приветственную очередь в воздух. В первый момент все бросились врассыпную, потом раздались новые крики, все вновь собрались у дверцы вертолета, тут как раз подъехала машина, из нее выскочили еще люди, присоединившиеся к остальным. Множество рук помогли мулле спуститься по трапу. Он был тяжело ранен. Потом появились носилки. За ними – еще раненые, и Эйр увидел, как Вазари побежал к нему.

– У вас здесь есть медики? – возбужденно спросил иранец.

– Есть. – Эйр обернулся и сложил ладони рупором. – Бенсон, давай сюда врача и фельдшера. Бегом. – Он заторопился вслед за сержантом, возвращавшимся к вертолету, и спросил: – Что, черт побери, происходит?

– Они из Бендер-Делама… там контрреволюция, эти проклятые федаин…

Эйр увидел, как открылась дверца кабины пилота и вылез Старк. Не дослушав Вазари, он заспешил вперед.

– Привет, Дюк, старина. – Эйр нарочно придал лицу бесстрастный вид и голосом говорил самым обыденным, хотя внутри был так счастлив и взволнован, что ему казалось, будто он сейчас лопнет. – Где это ты пропадал?

Старк ухмыльнулся, он давно привык к английской сдержанности.

– Рыбку ловил, старина, – ответил он. Вдруг Мануэла пронеслась сквозь толпу и бросилась в его объятия, обхватив обеими руками. Он легко поднял ее и закружил. – Господи, милая, – произнес он с южным акцентом, растягивая гласные, – эдак получается, я тебе и впрямь по душе!

Она полусмеялась, полуплакала, не разжимая объятий.

– О, Конрой, когда я тебя увидела, я думала, я умру…

– Черт, с нами чуть так и не вышло, милая, – непроизвольно вырвалось у Старка, но она его не услышала, и он крепко обнял ее разок на удачу и опустил вниз. – Ты тут побудь минутку, пока я разберусь и все организую. Пошли, Фредди.

Он проложил путь сквозь толчею. Раненый мулла сидел на бетоне, привалившись к полозьям вертолета. Человек на носилках уже был мертв.

– Положите муллу на его носилки, – распорядился Старк на фарси.

«Зеленые повязки», прилетевшие с ним на 212-м немедленно подчинились. Вазари, единственный человек в военной форме на площадке, и все остальные иранцы с базы были поражены. Никто из них не обратил внимания на Затаки, революционного командира-суннита, принявшего на себя командование Бендер-Деламом, который теперь стоял, прислонившись к вертолету, и внимательно наблюдал за происходящим, не привлекая к себе внимания из-за летной куртки пилота S-G, в которую был одет.

– Дайте-ка я взгляну, Дюк, – произнес врач со стетоскопом на шее, немного запыхавшись от быстрой ходьбы, – так рад, что вы вернулись. – Доктору Натту шел шестой десяток, это был обрюзгший человек с редкими волосами и носом пьяницы. Он опустился на колени рядом с муллой и принялся осматривать его грудь, мокрую от крови. – Надо бы его в лазарет, чем быстрей, тем лучше. Да и остальных тоже.

Старк приказал двум иранцам, стоявшим рядом, взять носилки и идти за доктором. Опять люди, прилетевшие с ним, беспрекословно подчинились его приказу – остальные «зеленые повязки» смотрели на него во все глаза. Их теперь было девять человек, включая Вазари и тех четверых, которые остались у управления компании.

– Вы арестованы, – сказал Вазари.

Старк посмотрел на него.

– За что?

Вазари нерешительно помялся.

– Приказ сверху, капитан. Я просто выполняю свою работу.

– Я тоже. Если со мной хотят поговорить, я буду здесь, сержант. – Старк ободряюще улыбнулся Мануэле, которая побелела лицом. – Ты бы шла в дом, милая. Тревожиться тут не из-за чего. – Он повернулся и подошел к боковой двери, чтобы заглянуть внутрь.

– Извините, капитан, но вы арестованы. Садитесь в машину. Вы отправляетесь на базу. Скорым ходом.

Когда Старк обернулся к нему, ему в лицо смотрело дуло карабина. Двое «зеленых повязок» подскочили к нему сзади, схватили за руки, обездвижив. Эйр было бросился к нему на выручку, но один из иранцев сунул ему автомат в живот, остановив на месте. Два иранца, державшие Старка за руки, поволокли его к машине. Другие подбежали, чтобы помочь им: Старк отчаянно пытался вырваться, осыпая их проклятиями. Мануэла, окаменев от ужаса, смотрела на них.

Раздался гневный рев, и Затаки прорвался сквозь охранников, выхватил карабин у сержанта Вазари и, размахнувшись, ударил его по голове прикладом. Только поразительная реакция Вазари, тренированного боксера, помогла ему вовремя увернуться и отскочить назад. Прежде чем он успел произнести хотя бы слово, Затаки прокричал:

– Что это пес делает с оружием в руках?! Вы что, дураки, не слышали приказ имама о том, что все военнослужащие должны быть разоружены?

– Послушайте, вы, – заносчиво начал Вазари, – я имею разрешение на… – Он в панике замолчал. Теперь в горло ему упиралось дуло пистолета.

– Ты не имеешь права даже штаны снять без разрешения местного комитета, – сказал Затаки. Он выглядел гораздо аккуратнее, чем раньше: чисто выбритое, с правильными чертами лицо. – Комитет рассмотрел твое дело?

– Нет… нет, но…

– Тогда, клянусь Богом и Пророком, ты под подозрением! – Затаки, прижимая пистолет вплотную к горлу Вазари, махнул другой рукой. – Отпустите пилота и сложите оружие, или, клянусь Богом и Пророком, я убью вас всех! – Когда он схватил карабин Вазари, его люди окружили остальных и теперь держали их под прицелом сзади. Два иранца, державшие Старка, занервничали и отпустили его.

– Почему мы должны тебе подчиняться? – сердито спросил один из них. – А? Кто ты такой, чтобы раздавать приказы?

– Я полковник Затаки, член Революционного комитета Бендер-Делама, хвала Господу. Этот американец помог нам спастись от контрнаступления федаин и привез сюда муллу и всех остальных, кому нужна медицинская помощь. – Внезапно его гнев прорвался наружу. Он толкнул Вазари, и сержант беспомощно растянулся на бетоне. – Пилота оставить в покое! Слышали?! – Он прицелился и нажал на курок, пуля пробила воротник овчинного полушубка на одном из двух иранцев рядом со Старком. Мануэла едва не потеряла сознание, а все остальные бросились врассыпную. – В следующий раз влеплю ее тебе между глаз! Ты, – рявкнул он на Вазари, – ты арестован. Мне кажется, что ты предатель, так что мы это выясним. Остальные могут идти с миром, передайте своему комитету, что я буду рад встретиться с ними. Здесь.

Он отпустил их взмахом руки. Люди начали приглушенно переговариваться между собой. Воспользовавшись моментом, Эйр скользнул к Мануэле и обнял ее за плечи.

– Держись, – прошептал он, – теперь уже все в порядке. – Он увидел, как Старк сделал им знак уходить. – Пойдем, Дюк говорит, чтобы мы ушли.

– Нет… пожалуйста, Фредди, я… я в порядке, я обещаю. – Она заставила себя улыбнуться, продолжая молиться про себя, чтобы человек с пистолетом взял верх над остальными, и все это закончилось.

Они молча смотрели, пока Затаки ждал. Его рука с пистолетом висела свободно, сержант лежал у его ног, те, кто противостоял ему, сверлили его взглядами, Старк стоял посреди них, далеко не уверенный в том, что Затаки выйдет из этого противостояния победителем. Затаки проверил магазин.

– Идите с Богом, все вы, – повторил он, на этот раз жестче, начиная злиться. – Или вы все еще глухие?!

С явной неохотой они повернулись и ушли. Сержант поднялся на ноги и одернул гимнастерку. Эйр наблюдал, как Вазари храбро пытается скрыть охвативший его ужас.

– Встань здесь и не двигайся с места, пока я не скажу. – Затаки бросил взгляд на Старка, смотревшего на Мануэлу. – Пилот, нам нужно закончить разгрузку. Потом моим людям надо поесть.

– Да. И спасибо.

– Не за что. Эти люди не знали. Их не в чем винить. – Он опять посмотрел на Мануэлу; взгляд его темных глаз был пронзительным. – Ваша женщина, пилот? – спросил он.

– Моя жена, – ответил Старк.

– Моя жена мертва. Погибла в абаданском пожаре вместе с двумя моими сыновьями. Такова была воля Божья.

– Иногда воля Божья бывает невыносима.

– Воля Божья есть воля Божья. Нам следует завершить разгрузку.

– Да. – Старк забрался в вертолет. Опасность миновала лишь на время, поскольку Затаки был непредсказуем, как нитроглицерин. Еще двое раненых были пристегнуты к креслам, двое других лежали на носилках. Он опустился на колени возле одного из них. – Как дела, старина? – тихо спросил он по-английски.

Джон Тайрер открыл глаза и сморщился, его голова была обмотана пропитавшимся кровью бинтом.

– О'кей… да, о'кей. А что… что произошло?

– Ты можешь видеть?

Тайрер словно удивился. Он пристально посмотрел на Старка, потом потер глаза и лоб. Потом, к облегчению Старка, сказал:

– Конечно, это… ты чуть-чуть расплывчатым получаешься, и башка болит, как черт знает что, но я тебя вижу нормально. Конечно, я тебя вижу, Дюк. Что, черт подери, произошло?

– Во время контрнаступлений федаин сегодня утром, на рассвете, ты где-то угодил под перекрестный огонь. Пуля задела тебя сбоку по голове, и когда ты поднялся, ты принялся бегать кругами, как безголовый цыпленок, и все кричал: «Я ничего не вижу, я ничего не вижу». Потом рухнул как подкошенный, и вот только сейчас пришел в себя.

– С тех самых пор? Черт подери! – Американец выглянул через дверь наружу. – А где мы сейчас?

– В Ковиссе. Я подумал, что лучше будет тебя и остальных поскорее доставить сюда.

Тайрер все еще потрясенно оглядывался.

– Ничего не помню. Совсем ничего. Федаин? Ради бога, Дюк, я даже не помню, как меня доставили на борт!

– Держись, старина. Я потом объясню. – Он повернулся и крикнул: – Фредди, найди кого-нибудь доставить Джона Тайрера к врачу, – добавив на фарси Затаки, который наблюдал за ним из дверного проема: – Ваше превосходительство Затаки, пожалуйста, попросите отнести ваших людей в лазарет. – Он помедлил секунду. – Мой заместитель, капитан Эйр, позаботится о том, чтобы всех накормили. Вы бы не хотели поужинать со мной? У меня дома?

Затаки улыбнулся странной улыбкой и покачал головой.

– Спасибо, пилот, – сказал он по-английски. – Я поем со своими людьми. Сегодня вечером нам нужно будет поговорить, вам и мне.

– Когда пожелаете. – Старк спрыгнул на площадку. Иранцы начали относить раненых. Он показал рукой на свое бунгало. – Это мой дом, вы в нем желанный гость, ваше превосходительство.

Затаки поблагодарил его и удалился, тычками подгоняя перед собой сержанта Вазари.

Эйр и Мануэла присоединились к Старку. Она взяла его за руку.

– Когда он нажал на курок, мне показалось… – она слабо улыбнулась, перешла на фарси. – Ах, возлюбленный, каким хорошим стал день, когда ты остался невредимым и теперь стоишь рядом со мной.

– А ты рядом со мной. – Старк улыбнулся ей.

– Что произошло? В Бендер-Деламе? – спросила она по-английски.

– Настоящая, черт возьми, битва между Затаки и его людьми и примерно пятью десятками левых на базе. Вчера Затаки захватил базу во имя Хомейни и революции – у меня с ним вышла небольшая стычка, когда я туда прибыл в первый раз, но сейчас он вроде бы нормально ко мне относится, хотя форменный псих, опасный, как гремучая змея. В общем, на рассвете левые федаин атаковали аэропорт на грузовиках и в пешем строю. Затаки спал со всеми своими людьми, часовых они не выставили, вообще ничего… ты слышала, что генералы капитулировали, и Хомейни теперь главный военачальник?

– Да, мы как раз только что об этом узнали.

– Когда я понял, что на нас напали, это было как будто вокруг нас весь ад взбесился, пули отовсюду, стенки трейлеров пробивают насквозь. Я, ну ты меня знаешь, я сразу нырнул на пол, кое-как из трейлера выбрался… Ты замерзла, милая?

– Нет-нет, дорогой. Пойдем домой… я бы тоже сейчас чего-нибудь выпила… о Боже!

– Что такое?

Но она уже бежала к дому.

– Чили… я оставила чили на плите!

– Господи Иисусе! – пробормотал Эйр. – Я уж думал, нас сейчас пристрелят или еще что-нибудь такое.

Старк улыбался во весь рот.

– Так у нас чили?

– Да. Бендер-Делам.

– Да рассказывать особо нечего, Фредди. – Они зашагали к дому. – Из трейлера я выбрался… думаю, нападавшие решили, что Затаки и его люди будут спать в трейлерах, но Затаки и все остальные улеглись в ангарах, охраняя вертолеты… Фредди, насчет вертолетов у них настоящая паранойя, все боятся, что мы на них улетим или воспользуемся, чтобы вывезти из страны САВАК, генералов или врагов революции. В общем, старина Руди и я, сидим мы, пригнув головы, за старым баком для бурового раствора, и тут эти новые сукины дети – одних от других отличить невозможно, разве что ребята Затаки кричали «Аллах-у акбар» перед смертью – несколько этих федаин открыли огонь из пулемета «Стен» по ангарам как раз в тот момент, когда Джон Тайрер выпрыгивал из своего трейлера. Я видел, как он упал, и тут меня такая злость охватила, ну натуральное бешенство – ты только Мануэле не говори, – я у одного из них автомат забрал и начал свою маленькую войну, чтобы Джона вытащить. Руди… – Губы Старка начали расползаться в улыбке. – Ну, я тебе скажу, этот сукин сын драться умеет! Руди тоже раздобыл себе пушку, и мы там на пару, прямо как Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид…

– Боже милосердный, да вы с ума сошли!

Старк кивнул.

– Так оно и было, но Джона с линии огня мы вытащили, а потом Затаки и трое его ребят выскочили из ангара и атаковали основную группу, поливая их со всех стволов, словно завтра не наступит никогда. Но, черт, патроны-то у них раз и кончились. А эти бедные ублюдки просто стоят там, как стояли – в жизни не видел никого более голого и беззащитного. – Он пожал плечами. – Ну, мы с Руди прикинули, а какого, мол, черта, по сидячим уткам палить тоже нечестно, да и Затаки вроде ничего мужиком оказался, когда мулла – Хусейном звать – уехал, и мы с ним… э-э… пришли к соглашению. Так что мы выпустили очередь поверх голов этих федаин, и это дало Затаки и остальным, кто с ним был, время добраться до укрытия. – Старк опять пожал плечами. – Вот, собственно, и все, – сказал он. Они были почти рядом с бунгало. Он потянул носом. – У нас и вправду чили, Фредди?

– Да… если только не подгорело. Так это все, что случилось?

– Ага, кроме того, что, когда стрельба закончилась, я прикинул, что нам лучше лететь в Ковисс к доктору Натту. Мулла выглядел так себе, и я боялся за Джона. Затаки сказал: «Конечно, почему бы нет, мне все равно нужно в Исфахан», – вот мы и прилетели. По дороге радио отказало. Я тебя слышал, а передать ничего не мог. Ну и ладно.

Эйр увидел, как Старк опять принюхался, понимая, что такой психопат, как Затаки, никогда бы не предоставил Старку те полномочия, которые он ему дал, – и не стал бы защищать его – за столь незначительную помощь.

Техасец открыл дверь бунгало. В тот же миг великолепный острый аромат чили окружил его со всех сторон, перенеся его домой, в Техас, в божий край, к тысяче обедов и ужинов. Мануэла приготовила ему выпить, как раз то, что он любил. Но он не притронулся к бокалу, а сразу прошел в кухню, взял большую деревянную ложку и попробовал варево. Мануэла следила за ним, затаив дыхание. Еще одна ложка.

– Ну надо же, а! – радостно произнес он. Такого вкусного чили он не пробовал никогда в жизни.