"Я - Шарлотта Симмонс" - читать интересную книгу автора (Вулф Том)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Камушек, наделенный разумом

Шарлотта стояла в одиночестве в пустом, похожем на пещеру холле Сейнт-Рея и ждала. Прямо перед ней на второй этаж вела широкая лестница с массивными перилами, покрытыми затейливой резьбой. К сожалению, сейчас, при обычном освещении, это покрытое краской свидетельство былого мастерства американских резчиков по дереву выглядело еще более обшарпанным и потертым, чем тогда, на дискотеке во вспышках стробоскопа и лучах дискотечных прожекторов.

Странный, какой-то смурной на вид парень, открывший Шарлотте дверь, предложил ей подождать в холле, пока он разыщет Хойта. Девушку удивило не столько его сросшиеся на переносице брови и то, что в бедрах он был шире, чем в плечах, а то, что у него был какой-то совершенно лишенный крутизны, абсолютно не «сейнтреевский» образ. Почему-то парень показался ей знакомым, но где она его видела, Шарлотта вспомнить не могла. Чувствовала она себя здесь абсолютно не в своей тарелке — отчасти из-за стоявшего в холле запаха: ощущение было такое, что здесь не только по субботам, но и каждый день, едва ли не круглосуточно, толпится множество потных, разгоряченных и давно не мывшихся людей. Запах напоминал тот, какой идет от деревянного пола, если на нем образовалась лужа из протекшей батареи. На самом же деле все объяснялось просто: этот пол очень долго — много лет — промариновывался галлонами пролитого пива.

А впрочем, запах, крашеные перила — разве это важно? Больше всего Шарлотту сейчас волновало другое: она чувствовала себя виноватой перед Эдамом… Ну как так могло получиться, что желая поблагодарить одного человека, она обидела другого или, что еще хуже, ранила его самолюбие? Как же Эдам обломался, когда она все-таки нашла в себе силы и не взяла его с собой в гости к Хойту… Он ведь просто загорелся желанием взять у Хойта интервью в неформальной обстановке. Да еще эти джинсы… Почему, спрашивается, она не сказала Эдаму правду? Может, все дело в том, что она не хотела признаваться самой себе в непростительной глупости, которую сделала сегодня утром… зашла в «Эллисон» — не самый дешевый магазин одежды — и купила себе пару «Дизелей». Восемьдесят долларов! И теперь на весь семестр у Шарлотты осталось всего триста двадцать. Другие непредвиденные расходы были, по крайней мере, оправданны, однако в итоге у нее осталось меньше половины той суммы, что была в начале семестра, и ради чего, спрашивается, было выпендриваться? Только для того, чтобы пойти и сказать спасибо Хойту Торпу? И еще — почему в конце концов было не поцеловать Эдама в губы, пусть это даже был бы всего лишь поцелуй милосердия?.. Вон Беверли, если верить ее словам, через раз возвращается домой под утро, переспав с очередным парнем из жалости, как она это называет. А Шарлотта чмокнула мальчика в щечку, как первоклассница на детском утреннике, — это же просто смешно! Да и вообще нечего было упрямиться. Взяла бы его с собой к Хойту и сейчас не переживала бы. Ох уж этот Хойт! Конечно, он по всему — по поведению, да и по внешнему виду — уже не мальчик, а взрослый мужчина. Если уж вспоминать о его подвигах, о которых ходят легенды по всему университету, то поневоле проникаешься к Хойту если не уважением, то по меньшей мере интересом. Подрался с охранниками самого губернатора Калифорнии, да еще вышел из драки победителем! Для всей этой истории даже название специальное придумали, ей Беверли говорила: «Ночь трахающихся черепов». Вроде и похабщина, а спросишь, так тебе говорят, что имели в виду не… ну, в общем, не это самое… а едва не расколотые черепа двух телохранителей. Губернатор Калифорнии… Шарлотта хорошо запомнила его лицо с красными прожилками и густые седые волосы, когда в прошлом году он выступал в Дьюпонте на вручении дипломов, — она видела эту церемонию по телевизору… Как он тогда хорошо и правильно говорил… и как помогли ей его слова, как придали сил в день выпускного вечера в школе, когда настроение было испорчено приходом Чаннинга… И кто бы мог подумать, что такой уважаемый человек… здесь, в университетской Роще, как говорит Эдам… Эдам…

Девушка снова почувствовала себя виноватой. Эдам — он, конечно, хороший, но была же все-таки причина, почему ей так не хотелось идти сюда с ним вдвоем? И вдруг Шарлотта поняла, хотя и не могла бы четко это сформулировать. Она стеснялась, что Хойт увидит ее в компании этого «ботаника», чмошника — именно так ребята вроде Хойта, называют таких, как Эдам. Нашла кого стесняться! Да этот «ботаник» оказался единственным человеком, с которым ей здесь по-настоящему интересно, он ввел ее в компанию своих друзей, в круг избранных — cenacle,[21] выражаясь словами Бальзака; они пусть и странные ребята, но зато думают, спорят о чем-то, пытаются разобраться в том, что происходит вокруг… Можно подумать, таких студентов здесь пруд пруди… Взять, например, те же студенческие братства — вроде уж элита из элит, а как вспомнишь, что здесь, в Сейнт-Рее, по субботам творится… просто ад кромешный, разве что круг первый, а не последний.

Откуда-то издалека, видимо, из-за нескольких дверей, в холл донесся взрыв дикого хохота и аплодисментов и быстро стих. Похоже, парни играют во что-то или травят байки. С другой стороны, сверху, раздавалась музыка. Впрочем, музыка — это громко сказано. Здесь, в элитном клубе, звучал все тот же вездесущий рэп с аккомпанементом электронных ударных, лишь слегка разбавленный надрывно плакавшим где-то на заднем плане саксофоном.

Хойт появился в холле как-то неожиданно. Он подошел к ней, чуть прихрамывая. Одна его щека была до самой челюсти заклеена державшейся на пластыре повязкой. Глаз с этой стороны лица был украшен здоровенным синяком, заплыл и превратился в узкую щелку. Чуть выше глаза был наложен пластырь телесного цвета, судя по всему, прикрывавший рассеченную бровь. Последними штрихами, дополнявшими героический образ, были распухшие нос и нижняя губа.

Издалека он, по-видимому, Шарлотту не узнал. Она даже на миг испугалась, что Хойт вообще не вспомнит, кто она такая. Но подойдя поближе, он расплылся в улыбке и сказал: «Ну как я тебе? Скажи — красавчик?», а потом расхохотался, но сразу же закрыл глаза и поморщился. Судя по всему, резкие сокращения лицевых мышц были ему пока что противопоказаны. Переждав приступ боли, Хойт осторожно, но тепло улыбнулся, подмигнул, и в уголках его глаз выступили слезы. Приложив руку к ребрам, он сказал:

— Тут, похоже, что-то переломано. Лихо они меня отхерачили.

Шарлотта была так потрясена тем, что Хойт получил все эти ужасные раны из-за нее, что бедного парня избили из-за того, что он поспешил ей на помощь, что даже не заметила (почти не заметила) прозвучавшего в ее присутствии нецензурного слова.

Хойт медленно, явно опасаясь резких движений, наклонил голову и с улыбкой умудренного опытом и прожитыми годами старца сказал:

— Так ты, значит… Шарлотта. Видишь, я уже знаю, как тебя зовут. Ну вот, вроде и познакомились. Если честно, я даже не ожидал, что ты когда-нибудь снова придешь сюда, в это здание.

— Я и сама не ожидала. — Она сама удивилась, отчего вдруг внезапно охрип ее голос.

— Не думал даже, что смогу когда-нибудь спросить тебя, почему ты тогда сбежала.

Шарлотта почувствовала, что краснеет.

— Я не сбежала. Я… меня просто утащили. — Ей было так стыдно, так неловко, что она не только не договорила фразу, но и скомкала, почти прожевала последние слова.

Хойт опять попытался рассмеяться и снова покривился от боли.

— Ой, не смеши меня, — сказал он. — Я что-то не заметил, чтобы тебя кто-нибудь тащил. Ты сама рванула как сумасшедшая — и поминай как звали. Вроде как только что в коридор выскочила — а через секунду уже внизу, входную дверь ломаешь. Можно подумать, за тобой кто-то гнался. — Хойт с доверительной улыбкой поинтересовался: — Интересно, какими словами ты меня в тот вечер поминала?

Только сейчас до Шарлотты дошло, что он имел в виду не пикник у заднего борта, а тот вечер, когда он сказал: «Это наша комната». Что теперь ответить, девушка не знала. Ей оставалось только краснеть и бледнеть от смущения.

К счастью, Хойт не стал настаивать на выяснении деталей случившегося, а вздохнул с философским видом и заявил:

— Ну да ладно, теперь уже неважно. Что было, то прошло.

Что было, то прошло? Она не знала, что сказать и на это. Издевается он над ней или нет? Может быть, насмехается над ее акцентом? В конце концов она вспомнила, зачем явилась сюда.

— Я вообще-то пришла, чтобы сказать тебе спасибо, — не слишком уверенно, чуть заикаясь, начала говорить Шарлотта. — Мне ужасно жаль, что все так получилось. Я чувствую, что это я во всем виновата.

Поддавшись непроизвольному порыву, девушка подняла руку, словно собираясь погладить Хойта по разбитой щеке. Впрочем, до этого не дошло. Чуть вздрогнув, Шарлотта отдернула руку, решив, что такой жест будет слишком уж фамильярным с ее стороны. И все же его вид не мог не тронуть ее. Ведь как ни крути, парень пострадал по ее вине.

— Честное слово, я этого не хотела. Я даже не знала, чем все кончилось. Девчонки сразу утащили меня, сказав, что у всех, кого там застукают, будут большие неприятности. В общем, нехорошо как-то все получилось. Вот я и пришла… я… я хотела поблагодарить тебя.

— Да я вовсе даже и не из-за… — Он оборвал фразу, и последовавшая за этим пауза, как показалось Шарлотте, затянулась на целую вечность. Наконец Хойт придумал другой вариант ответа и сказал: — В общем, благодарить меня не за что. Я сделал это просто потому, что мне так хотелось. Мне просто захотелось убить этого ублюдка.

— Я не знаю, передали тебе или нет, но я вчера звонила. Тебя не позвали, сказали, что ты не можешь подойти. Теперь я понимаю, почему. Я и не предполагала, что тебе так досталось…

— Да ладно, могло быть и хуже. Вот коленку вывихнул — это обидно. Ну да ничего — уже хорошо, что не перелом.

— Слушай, мне очень жаль. Нет, правда. Я так виновата перед тобой — не знаю, как и извиняться. И конечно, я тебе ужасно благодарна.

— Ладно, если уж ты так благодарна, — сказал Хойт, оживившись, — то не убегай прямо сейчас. Пойдем, я познакомлю тебя со своими приятелями.

Именно в эту секунду в холл снова донесся взрыв хохота, затем послышались какие-то выкрики и аплодисменты. Шарлотта вопросительно посмотрела на Хойта.

— Это наши в Бейрут решили сыграть.

— В Бейрут?

Хойт не без удовольствия описал правила этой популярной в Сейнт-Рее игры, пояснив, какое несметное количество пива выпивается при этом в ходе ее пива.

— Если хочешь, можем потом посмотреть на этих Гаргантюа и Пантагрюэлей, но сначала познакомься с моими друзьями.

И Хойт, прихрамывая, направился к одной из дверей, которая, как оказалось, отделяла холл от большой гостиной. Еще на подходе Шарлотта услышала какие-то явно телевизионные звуки, а затем взрыв недовольных выкриков, стонов разочарования и комментариев вроде: «Му-да-ки! Охренели они там, что ли?» Открыв дверь и переступив вместе с Шарлоттой порог, Хойт тотчас же положил руку ей на плечо. Шарлотте такое стремление восстановить уже однажды прерванные «непринужденные» отношения показалось несколько поспешным, но в тот момент девушке было не до этого. Ее внимание целиком поглотило представшее зрелище: в довольно просторной полутемной комнате на шикарных кожаных креслах и диванах растянулись шесть — нет восемь — да сколько же их тут? — парней, лица которых казались бледными в неверном свете, исходившем от установленного на стене телевизора При этом весь экран занимало изображение футболки какого-то неизвестного Шарлотте клуба.

— Джентльмены, — Хойт специально обратился к приятелям столь церемонно, надеясь, что они поймут сигнал и будут следить за своим языком, — хочу представить вам… м-м… э-э… мою подругу. — Он быстро глянул на девушку, словно не помнил точно, кто она такая. — Это… Шарлотта.

В ответ послышались иронические аплодисменты и возгласы типа: «Ну, молодец! Вспомнил все-таки!». Все сидевшие в гостиной уставились на Шарлотту, улыбаясь от уха до уха. Судя по всему, сама она выглядела изрядно сбитой с толку, а может быть, даже слегка обиженной, потому что один из парней, одетый в брюки-хаки и белую футболку, плотно обтягивавшую его накачанные мускулы, на всякий случай решил прояснить ситуацию:

— Не обижайся, это мы над Хойтом прикалываемся. У него всегда проблема — запоминать имена.

Остальные одобрительно расхохотались.

— Бросьте, мужики, — сказал Хойт. — Привел, называется, девушку… Очень Шарлотте интересно любоваться, как вы, тут, кретины, прикалываетесь над Раненым Братом.

На фоне нового взрыва общего хохота кто-то аж свалился с дивана.

Шарлотта почувствовала, как рука Хойта плотнее сжала ее плечи. Ну вот, опять… опять эти постоянные прикосновения, все как тогда, только… у Шарлотты сейчас было слишком много впечатлений, слишком уж противоречивыми оказались охватившие ее чувства. А кроме того, она понимала что находится в центре всеобщего внимания, и вовсе не хотела выглядеть истеричной дурочкой, закатывающей сцены.

— Слушай, я сейчас буду этих придурков «строить», а ты сделай вид, будто считаешь их на самом деле джентльменами, — сказал Хойт. — Шарлотта, это Вэнс.

— Привет, — отозвался худощавый симпатичный парень с открытым дружелюбным лицом и взъерошенными светлыми волосами, сидевший на подлокотнике кожаного кресла, обхватив руками колени.

— Мне кажется, мы раньше встречались, — заметила Шарлотта таким тихим-тихим голосом. Да уж, как же, забудешь его. Это был тот самый парень, которого Хойт в тот раз выставил, сказав: «Это наша комната».

— Ну да, конечно, — ответил Вэнс, который совершенно очевидно ничего этого вообще не помнил.

— А это Джулиан… — Хойт вдруг убрал руку с плеча Шарлотты — к ее немалому облегчению. Она вовсе не хотела, чтобы все ребята, присутствующие в этой комнате, воспринимали ее как его девушку…

Последовала серия представлений, в ходе которых Шарлотта чуть-чуть успокоилась. По крайней мере, они действительно старались — и могли — держаться по-джентльменски… быть приветливыми, гостеприимными и дружелюбными… открыто и заразительно улыбаться. Вэнс просто настоял, чтобы гостья села в освобожденное им кресло, а для Хойта придвинул поближе другое.

Шарлотта понятия не имела, о чем с ними говорить, но оказалось, что волноваться по этому поводу нет причин. Обменявшись с гостьей приветственными репликами, все вернулись к тому, чем занимались до ее прихода: снова уставились на экран. Мерцающий свет окрашивал их лица в разные цвета. А на экране… творилось что-то невообразимое… игроки сталкивались, бились друг о друга головами, шлепались на землю, тяжело ухали… наваливались друг на друга, сбивая с ног, ударялись в полете корпусом о корпус, топали как стадо лошадей. Сердце Шарлотты билось учащенно, но это не имело никакого отношения к тому, что показывали по телевизору. У нее просто перехватывало дыхание… от сознания того, где она находится: единственная девушка в компании чуть ли не дюжины крутых парней, в гостиной самого престижного студенческого клуба. Интересно, что они про нее думают? Считают ее ужасно молодой и незрелой? Они ведь все со старших курсов. Сам Хойт и Вэнс с Джулианом кажутся вообще представителями как будто другого, более старшего поколения. Шарлотта постаралась забраться поглубже в мягкое кожаное кресло. И вдруг ей показалось, что джинсы, в которые она «упакована», ужасно обтягивающие. А сами ноги? — они действительно такие длинные, прямые и стройные, как она привыкла считать? Стараясь как можно меньше поворачивать голову, девушка искоса посмотрела на сидевших рядом ребят, — не разглядывают ли они ее? Не смеются ли над ней? Однако, с некоторым разочарованием — девушка обнаружила, что никто на нее вообще не обращает внимания, даже Хойт, который не то смотрел телевизор, не то думал о чем-то своем. У Шарлотты сложилось впечатление, будто он договорился встретиться с кем-то еще.

Тем временем один из журналистов, комментировавших матч, обратился к другому:

— Нет, подожди минутку, Джек, ты что, хочешь сказать, что тренеры специально дают всем игрокам инструкции — идти и бить противников по коленкам?..

Не дослушав эту фразу, толстяк по имени Бу обратился к остальным:

— А вы видели этих ветеранов, когда их показывали перед матчем на стадионе Фиеста? Без всех этих щитков и прочей амуниции? Они так выглядели, как будто привыкли не на двух ногах, а на четвереньках ходить. — Встав с кресла, толстяк вперевалку прошелся перед телевизором на демонстративно согнутых и широко расставленных ногах. — Охренеть! Встретишь такого на улице — подумаешь, что у него увольнительная на пару часов из клиники ревматоидного артрита.

Это вызвало у всех присутствующих новый взрыв хохота. Даже Хойт улыбнулся, как заметила Шарлотта, взглянув на него уголком глаза Но что тут смешного? Она не могла понять. С ее точки зрения, все происходившее на экране было отвратительно. Ей было тревожно и жалко игроков. Шарлотта понимала, что явно не въезжает в ситуацию. Ведь если разобраться, все эти парни явно из богатых семей. Они достаточно богаты, чтобы платить за учебу и оплачивать все, что им захочется иметь, включая членство в самом престижном студенческом братстве. Кроме того, не дураки же они, на самом деле. Просто так в такой университет, как Дьюпонт, не поступишь. И при этом они нисколько не отличались от ребят из школы Аллегани-Хай. Она посмотрела на Хойта — и у нее в памяти совершенно отчетливо всплыл образ Чаннинга. Какие же все-таки они все одинаковые — молодые парни. Просто зациклены на том, чтобы доказывать свою мужественность, а насилие и агрессия, как они считают, — для этого самый лучший способ. С точки зрения Шарлотты, в этом не было ничего мужественного — как следует относиться, например, к спортсмену, которому сломали ногу? Разве можно его не пожалеть? Оказывается, можно. Посмотреть на этих парней, так они, кажется, только радуются, когда кто-то получает травму. Их это просто заводит. Они ассоциируют себя не с жертвой, а с тем, кто нападает. Шарлотте было не по себе, как-то боязно рядом с ними — и в то же время их общество ее завораживало. Девушка больше не пыталась обманывать себя: вовсе ей не хочется встать и уйти отсюда немедленно. И пришла она сюда совсем не для того, чтобы сказать спасибо, развернуться и удалиться. «Да, что и говорить, прав был мистер Старлинг, — подумала она, — какая уж тут свобода воли. Какие там самостоятельные решения — это мне только кажется. На самом деле я всего лишь камешек, наделенный разумом».

Девушка почувствовала, как кто-то трижды похлопал ее по коленке. Даже не глядя она поняла, что это Хойт. Трижды? Шарлотта попыталась истолковать эту фамильярность как знак внимания к своей персоне. Опять он все время норовит прикоснуться.

Неожиданно все находившиеся в комнате, как один, обернулись к входной двери. Полюбоваться там действительно было на что: на пороге появилась колоритная парочка — очень длинный худощавый парень с высоким лбом — Харрисон! — и девушка-блондинка, намного меньше него ростом, из тех, кого называют «аппетитненькими», в джинсах и свободной, на несколько размеров больше, рубашке.

— А вот и наш Харри-сон! — закричал Бу. — И Джейн-эстер!

— При-ивет, — отозвалась девушка, названная Джейн-эстер, на первом слоге сначала резко повысив голос, а на втором так же резко понизив. Было совершенно ясно, что она тут со всеми знакома.

Харрисон был до того высок, что его рука, положенная на плечо девушки, оказалась согнута в локте.

— Хойт, — воскликнула девушка, — что это у тебя с головой?

Тот без тени улыбки на лице ответил:

— Да понимаешь, каждый раз, когда мне задают этот вопрос, я начинаю биться головой об стену. Поэтому так долго и не заживает.

Он по-прежнему не улыбаться.

Очухавшись от пароксизма смеха, Бу спросил:

— Ну, что скажешь, Джейн, как тебе наш Хойт? Разве не красавчик?

Стоило Джейн отвлечься на какую-то светскую болтовню с Джулианом, как Бу, до этого как будто напевавший какую-то песенку себе под нос, вопросительно посмотрел на Хойта, словно спрашивая, что делать дальше. Хойт бросил на него ответный взгляд.

В этот момент Харрисон как раз заметил Шарлотту:

— О-о! Вот это да! Это ты… ты…

— Шарлотта, — подсказал Хойт все так же без тени улыбки на лице.

— Смотри-ка, запомнил, — хихикнул Бу. — Ох, и трудно ему с именами приходится.

— Это всем известно, — подтвердил Харрисон. Затем обернулся к Шарлотте: — Ну, как сама?

— Да вот, я пришла… в общем, я хотела поблагодарить Хойта. — И опять собственный голос показался ей ужасно тихим и слабым, похожим на мышиный писк.

— Поблагодарить Хойта? — переспросил Харрисон с некоторым изумлением. Потом, наконец въехав, как все случившееся должно было выглядеть с точки Шарлотты, кивнул: — А, ну да… Само собой.

Все присутствующие опять уткнулись в экран телевизора.

Обернувшись к Хойту, Харрисон сказал:

— Ладно, Даг, я бы посидел тут, посмотрел и все такое, но у нас тут дела, сам понимаешь. — Потом взглянул на Шарлотту: — Приятно было познакомиться с тобой… м-м… э-э…

— Шарлотта, — напомнил Хойт.

— Ну да, да, — кивнул Харрисон. — Пока, еще увидимся.

Харрисон со своей изящной подружкой направились к потертой лестнице с крашеными резными перилами.

Шарлотта почувствовала, как ее снова хлопнули по ноге чуть выше колена. Все время прикасается…

Она с тревогой обернулась. Хойт убрал руку, но остался сидеть, наклонившись к ней. Он по-прежнему не улыбался, и в его глазах не сверкали столь знакомые Шарлотте насмешливо-иронические искорки. Казалось, он выглядит усталым. Парень сделал движение головой в сторону двери и встал. Шарлотта тоже поспешила встать, и вместе они направились к выходу из комнаты. Казалось, никто не заметил их ухода, а если и заметил, то не показал этого. Единственным, кто отреагировал, был Вэнс, который обернулся к Хойту и сказал:

— Все в кайф, Кларк.

Хойт ответил:

— Вэнс, перезагрузись. Достал уже.

— В натуре, Кларк, не вопрос.

Когда она вышли в холл, Шарлотта поинтересовалась:

— А почему он назвал тебя Кларком? Он сказал: «Все в кайф, Кларк».

— Да это из фильма. — Хойт с флегматичным видом пожал плечами и вдруг предложил: — Слушай, а давай я тебе по-нормальному все-таки наш дом покажу. Интерьеры здесь действительно того стоят. Сегодня как раз подходящий день — никакие толпы не пляшут, никто туда-сюда не шныряет, и пива никто не будет лить ни на тебя, ни на пол.

Внимание, тревога! Шарлотта почувствовала, как все нервные клетки в ее организме пришли в боевую готовность, перебирая варианты и делая миллионы расчетов в секунду. Наконец, выбрав интонацию и текст, показавшиеся ей подходящими, девушка сказала:

— Мне уже пора домой. Я ведь в общем-то только на минутку заскочила, хотела сказать спасибо.

Хойт мгновение смотрел на нее каким-то пустым, невидящим взглядом, а затем медленно, чтобы резко не дергать шеей, кивнул:

— Я тебя отвезу.

Вроде можно было бы вздохнуть спокойно, и в то же время… как же так, он даже не попытался настоять на своем! Предложил — и сразу согласился с ее отказом. Может быть, она как-нибудь не так себя ведет? Или плохо выглядит? Может, дело в том, что она что-то не то сказала — или чего-то не сказала? Он ведь такой взрослый, а она… наверно, Хойт решил, что лучше не иметь с Шарлоттой дела. Ему и его приятелям только детского сада не хватало.

Хойт повторил свое предложение-распоряжение подбросить ее до общежития, и девушка рискнула отказаться, но теперь он настоял, даже не представляя себе, насколько этим обрадовал и успокоил Шарлотту.

Едва они вышли из здания и направились к машине, как Хойт взял ее за руку, но сделал он это очень галантно и главное — бережно. По пути на стоянку, они вели самую настоящую, с точки зрения Шарлотты, светскую беседу. О чем могли говорить двое студентов во время первой нормальной встречи… наедине? Хойт спросил, как получилось, что Шарлотту занесло в Дьюпонт. Она с большим удовольствием описала ему Спарту: какой это маленький городок, как далеко в горах он расположен, какие трудности ей пришлось преодолеть, чтобы выбраться из этой дыры и попасть в такой знаменитый и престижный университет. Просто милая, ни к чему не обязывающая болтовня двух студентов колледжа… вот только от того, что пальцы их были переплетены, по телу Шарлотты словно пробегали электрические разряды. Она, в свою очередь, поинтересовалась у Хойта историей его поступления в университет — не столько, чтобы выяснить, как это получилось (здесь, в Дьюпонте, Хойт явно был на своем месте), сколько для того, чтобы хоть немного узнать о нем и о его жизни. Ничего неожиданного в его рассказе не было: шикарный дом в нью-йорском пригороде… вполне предсказуемый отец, который занимался инвестициями в каком-то международном банке… дорогие частные школы… В какой-то момент Шарлотта поймала себя на том, что ловит неподдельный кайф: она, деревенская девчонка, приехавшая из самого настоящего медвежьего угла, идет по старинной, полной романтического великолепия аллее Лэддинг с молодым человеком, да еще с каким. Они едва успели познакомиться, а этот всеобщий любимчик, красавчик, явно очень неглупый парень — какой там парень, вполне уже сложившийся, взрослый мужчина — вызвался ее провожать. Мало того: буквально пару дней назад он готов был рискнуть своей жизнью — именно так сейчас расценивала поступок Хойта Шарлотта, — ради нее, ради едва знакомой девчонки.

Машиной Хойта оказался здоровенный внедорожник — темно-коричневый? темно-серый? — в темноте Шарлотта даже не разобрала толком, какого цвета этот «дом на колесах», — но при этом не последней модели и явно не слишком новый. Эмблему «шевроле» Шарлотта еще сумела разглядеть, а вот табличка с надписью «субурбан» с заднего борта джипа исчезла бесследно. «А ведь в этом что-то есть, — радостно подумала девушка, — какой-то стиль, может быть, даже некоторая гламурность в том, что парень водит такую… ну, скажем… богемную и довольно старую машину, а не какой-нибудь окрашенный „металликом“ изящный спортивный кабриолет, не сверкающий хромом пикап последней модели, больше смахивающий на танк, подготовленный к гонкам…» О господи, как же он сжал ее руку… прошла не пара, а наверно, пять или даже десять секунд, прежде чем Хойт отпустил ладонь Шарлотты и предложил ей садиться в машину.

— О нет, Хойт… я вполне могу и сама добраться. — Шарлотта обнаружила, что впервые назвала его по имени! «А что, есть в этом что-то глубокое и… волнующее».

Как же сильно, нет, жарко, он сжал ее руку…

— Брось, все нормально, а то еще замерзнешь по дороге, — сказал Хойт. Он улыбался.

— Нет, мне неудобно беспокоить тебя… я и на самом деле могу дойти сама, Хойт. Тебе не нужно сейчас перенапрягаться.

И опять она назвала его по имени. Не слишком ли далеко она зашла? А он… как же он сжал ее руку…

За все время поездки до Малого двора они не обменялись и парой слов.

Шарлотта просто терялась в догадках: что будет дальше и как ей себя вести? Высадит ее Хойт на дорожке поближе ко входу или завернет на парковку? Если он заедет на стоянку, то не предложит ли после этого зайти к ней в гости и… или возьмет да и, не сказав ни слова, посмотрит на нее так, что ей придется самой приглашать его… и если все так обернется — как тогда поступить? А еще он вполне может заехать на парковку, заглушить мотор и, не говоря ни слова, положить ей руку на плечо, нежно заглянуть в глаза и… что тогда ей делать?

Хойт подъехал прямо к центральному входу в общежитие и… сам избавил Шарлотту от необходимости решать вышеупомянутую дилемму: выключать зажигание он не стал. Парень посмотрел на нее с теплой, ласковой улыбкой, которая говорит… если не все, то очень многое… и спросил:

— Сюда?

Ласковая улыбка при этом по-прежнему не сходила с его губ. Она означала… означала: «…В следующую секунду я обниму тебя за плечи, наклонюсь и поцелую тебя, пока ты не выскочила из машины…»

Никогда, ни одному парню Шарлотта еще не смотрела в глаза так пристально и глубоко, чем она когда-либо смотрела в глаза какому-либо парню. Она сидела неподвижно, приоткрыв губы, и прошла чуть ли не целая вечность, прежде чем девушка как будто со стороны услышала собственный голос:

— Да, все правильно. Именно сюда.

Договорив, Шарлотта не пошевелилась. Она продолжала глядеть в глаза Хойту, и какая-то часть ее существа прекрасно понимала, что… она торопит события… быть может, даже провоцирует молодого человека. Но взять и просто выйти из машины, захлопнув за собой дверцу, она была не в силах. Наконец, собравшись с мыслями, девушка сказала:

— Хойт, — ну вот, она снова назвала его по имени! — я просто хотела сказать… нет, честное слово. В общем, я никогда не видела, чтобы кто-то поступил так смело и благородно. Ты… ты просто потрясающий, и я тебе так благодарна.

С этими словами «наделенный разумом камушек» наклонился еще чуть ближе к Хойту и еще чуть-чуть разомкнул губы. Шарлотта сама понимала, что ведет себя неправильно, но отодвинуться сейчас было выше ее сил. Однако Хойт не подался ей навстречу. Его рука не пошевелилась, да и голова тоже. Он только продолжал улыбаться — все так же тепло, тепло, тепло, нежно, нежно, нежно, так тепло и нежно, что Шарлотта никак не могла оторвать взгляд от этих глаз и от этой улыбки.

— Да брось бы, — сказал Хойт. — Какая уж там смелость, а тем более благородство. Я прямо не знаю. Ты меня просто смутила. Влез по собственной дури в драку, не рассчитал сил, ну и схлопотал по репе. Для этого много ума не надо. Единственное, что радует, — что этот придурок отстал от тебя. Эти лакроссники — они вообще безбашенные. Ну, теперь ты и сама в этом убедилась.

Забыв обо всем и не отрывая глаз от Хойта, Шарлотта наклонилась к нему еще ближе, погладила ладонью не пострадавшую сторону его лица и прикоснулась губами к его губам. Ответный поцелуй был нежным… и коротким… и Хойт даже не попытался ее обнять. Не прошло и пары секунд, как они отодвинулись друг от друга.

Хойт! Что с тобой? Что за улыбка? Уж не влюбился ли ты?

— Спокойной ночи, Шарлотта.

«Шарлотта! Спокойной ночи, Шарлотта!» Он впервые назвал ее по имени с чувством… и прозвучало это так же нежно, как и его поцелуй.

Еще секунду девушка пристально смотрела Хойту в глаза, а затем быстро открыла дверцу и выскочила из машины, не сказав больше ни слова и не обернувшись. Не сказав ни слова… не обернувшись… Почему-то ей показалось, что в этот момент нужно вести себя именно так. Шарлотта даже смутно вспомнила, что когда-то видела очень похожую сцену в кино.

Она не шла — парила над землей. Миновав ворота Мерсер, Шарлотта оказалась во внутреннем дворе общежития. Освещенные окна по периметру прямоугольника напомнили ей китайские фонарики на одной из картин Сарджента.[22] «А что, — подумала она, — похоже, что на все эти четыре общежития, расположенные вокруг Малого двора, только я одна знаю эту картину Сарджента. Да что там — каждый второй из них вообще не слышал о таком художнике». Проходя по диагонали двора, Шарлотта вдруг вспомнила, как впервые увидела маленькую репродукцию этой картины в каком-то альбоме. «Точно, точно, вот он, тот разворот, и справа на нижней части страницы небольшая картинка с китайскими фонариками». Где это было — в учебнике по истории искусств или просто в альбоме, — этого девушка уже не могла вспомнить. Ну и что, зато она единственная из всех, кто здесь учится, знает эту картину Сарджента. Во всем Дьюпонте она одна такая — она, Шарлотта Симмонс!