"Лёд и алмаз" - читать интересную книгу автора (Глушков Роман)

Глава 12

…А ещё в Чистилище, вопреки укоренившимся стереотипам, было чертовски холодно, царила разруха и повсюду лежал снег. Прямо как зимой в Новосибирской локации Пятизонья, откуда я отправился в Ад с короткой прощальной остановкой на Мадейре — острове моей светлой, но, увы, несбывшейся мечты…

Впрочем, это были последние иллюзии, посетившие меня перед тем, как я полностью избавился от них и понял, где на самом деле нахожусь.

А находился я там же, где и был захвачен врасплох лишившей меня сознания масштабной галлюцинацией. И даже времени с того момента утекло совсем немного: двадцать, максимум двадцать пять минут. Солнце, светившее мне в левое ухо, когда я и Тиберий подступили к «Лототрону», прошло по небу всего ничего и продолжало освещать всё тот же сектор купола. Однако то, что творилось сейчас под этим солнцем вокруг нас, мне здорово не понравилось. Низвержение в Ад, как вы уже поняли, было для меня в очередной раз отложено. Но то, что я узрел по возвращении в реальность, выглядело немногим лучше геенны огненной.

Пока внезапно представший предо мной полковник Хряков держал меня на мушке «Карташа», двое его бойцов нацепили мне на шею железный ошейник с полутораметровой цепью, и не успел я рта раскрыть, как меня уже тащили за эту цепь куда-то волоком по снегу. Благо, недалеко — шагов десять, не больше, — и когда я начал возмущаться этим неприкрытым произволом, никто уже не попирал подобным насилием моё человеческое достоинство.

Чего нельзя было сказать о моих правах и свободах. Не прошло и суток, как мы дали дёру от «Светоча», а на мне опять постылые кандалы, в которых Грободел обычно вывозил меня на полевое тестирование. Ладно, хоть сегодня я не был раздет до трусов, и более того — даже не заключён в наручники, — и на том спасибо. На сей раз степень моей свободы ограничивалась… доктором Свистуновым. Чистильщики пристегнули его в качестве кандальной гири к другому концу моей цепи за такой же ошейник, после чего ключ от наших допотопных механических оков был отдан лично Хрякову. А мы с Зелёным Шприцом не могли отныне отойти друг от друга более чем на полтора метра.

Какой уж тут побег! Сноровкой и выносливостью Тиберий не блистал, а после того, как сломал руку — в особенности. К тому же длина цепи была выверена так, что это исключало с моей стороны любые рывки и резкие движения. Одно утешало: в отличие от своих средневековых аналогов эти кандалы были отделаны изнутри специальным материалом, не натирающим кожу и не позволяющим железу примёрзнуть к ней на морозе.

Почему меня не сковали вдобавок наручниками, выяснится чуть позже. А в эти минуты я, очнувшись от наваждения, выяснял, что здесь стряслось в моё, скажем так, ментальное отсутствие. Однако были среди плохих новостей и хорошие. Такие, какие в моём горестном положении пролились на мою душу натуральным бальзамом. И пока бойцы Хрякова собирали останки погибшей экспедиции, демонтировали оборудование и снимали лагерь, Свистунов вкратце поведал мне обо всём, что я ненароком проворонил по вине непреодолимых обстоятельств.

Именно с этих обстоятельств и нужно начать вводить вас в курс дела, дабы не отступать от хронологии событий последнего получаса.

То, что стряслось со мной в процессе снятия «Лототрона», Тиберий, оказывается, предвидел заранее. Нет, конечно, он понятия не имел о характере моих галлюцинаций. По его расчётам, на финальном этапе нашей работы, когда ловушка начнёт особенно упорно сопротивляться «трамбовке», моя аллергия обострится до предела. При этом ей понадобится очень много энергии, какую она излучала при контакте с аномалией. А та, в свою очередь, сжималась и видоизменялась вслед за своим центром, подвергаемым мной целенаправленному, упорядоченному облучению. И когда свечение моей углеродной «арматуры» и её энергоёмкость стали чересчур интенсивными, мой рассудок во избежание, грубо говоря, перегрева перешёл в энергосберегающий режим и фактически отключился.

Но, как и в случае с Трояном, моё тело продолжало функционировать на автомате, стараясь во что бы то ни стало довести начатую работу до конца. Зачем ему это было нужно? Примерно за тем же, зачем лётчик не отстраняется от управления взлетевшим в воздух самолётом. Сворачивание ловушки тоже являло собой процесс, который я — оказавшийся внутри неё «пилот» — был обязан завершить как положено. Просто чтобы не погибнуть. А такое вполне могло произойти, прекрати я вдруг обрабатывать «Лототрон» и позволь ему разжаться до прежних габаритов. Прессуя его при помощи своего оборудования, стоящие поодаль «светочи» в подобном случае ничего не теряли, кроме потраченного зря времени. Но я, занимаясь этим непосредственно у центра ловушки, ставил на кон собственную жизнь. И потому, как загодя предупредил меня честный Тиберий, не имел ни малейшего права на ошибку.

Само собой, что ни на какую Мадейру я, или, по крайней мере, моё бессознательное тело не улетали. По словам Свистунова, оставшийся до завершения процедуры срок я простоял на прежнем месте и чётко выполнял команды своего контролера. И при этом сверкал ярче электрической лампочки, что со стороны выглядело довольно-таки впечатляюще.

Почему я не ощущал дикой усталости, которая едва не парализовала меня после схватки с Трояном? Видимо, потому что сегодня я не метался и не прыгал, словно угорелый, а справился с очередной сверхзадачей, практически не прибегая к мускульной силе. Всё, что я чувствовал после «трамбовки» ловушки, это мучительные голод и жажду. Утолить последнюю мне помог один из чистильщиков, напоивший меня по приказу полковника из своей фляги. А вот ужинать нам, очевидно, предстояло уже в Крыму. И то теоретически, поскольку Хряков вполне мог в качестве наказания за побег поморить меня голодом денёк-другой.

Откуда вообще тут взялся Грободел и его отряд, можно догадаться без подсказок. И назвать их появление неожиданным тоже нельзя — оно было неизбежно, как очередное наступление ночи. Мы лишь надеялись на то, что это произойдёт хотя бы на полчаса позже, и мы удерём отсюда не с пустыми руками, а с ключом к разгадке моего феномена. Но полковник наших надежд не оправдал и прибыл на площадь в крайне удачное для себя время. Аккурат после того, как я лишился сознания и не мог ни убежать, ни оказать врагам сопротивление.

Сидящая на дозорной вышке Динара заметила, как сразу у нескольких купольных брешей возникли группы солдат. Въехать сюда на технике они не сумели, и им, как и нам, тоже пришлось штурмовать опоясывающий полусферу снежный вал. С чем они так же оперативно справились. Хрякову оставалось лишь скоординировать их вторжение, чтобы бойцы одновременно отрезали пути к бегству для всех, кто мог находиться сейчас под куполом. Что в итоге и произошло на глазах у раздосадованной этим фактом Арабески.

Дальнейшее поведение моих товарищей было в целом предсказуемо. Но я несказанно обрадовался, когда узнал, что они смогли отринуть эмоции и приняли единственно верное для всех нас решение. Враг подбирался к нам со всех направлений, а я пребывал в невменяемом состоянии. Вывести меня насильно из «сверкающего транса» означало подарить мне быструю и гарантированную смерть. Возможно, в нашей ситуации это стало бы для меня благом, но ни Динара, ни Жорик не взяли на себя такую ответственность. Равно как и Тиберий. Он категорически воспротивился прерыванию эксперимента даже несмотря на то, что пользоваться его плодами предстояло уже не Свистунову, а «Светочу».

Ход мысли хитрого доктора был понятен. Да, ему не посчастливилось стать единоличным владельцем «Лототрона» и первооткрывателем тайны моего феномена. Но теперь, когда опытным путём была доказана прямая связь между этой ловушкой и моей нетипичной аллергией, в деле изучения Алмазного Мангуста назревал очередной прорыв. И Зелёный Шприц, как автор сей оригинальной научной концепции, мог вытребовать у своего командования не только амнистию, но и повышение по службе до должности руководителя отдела, занимающегося моим вопросом.

Несмотря на то, что я возвращался в Центр, моя судьба продолжала оставаться в руках Тиберия. Из чего следовало, что все идиотские забеги по пустоши и гладиаторские бои для меня прекращались, и угроза угодить под скальпель также отходила на задний план. Более того, теперь я и впрямь мог быть со временем исцелён от аллергии и отпущен на свободу. Если, конечно, полученный Свистуновым результат многократно окупит «Светочу» потерю моей алмазной начинки. Принимая во внимание, что пока прогнозы нашего доктора неуклонно сбывались, конечная цель его исследований виделась вполне достижимой.

А вот Арабеске и Чёрному Джорджу новый плен не сулил абсолютно ничего хорошего. Поэтому Тиберий велел им бросить нас и бежать без оглядки единственным ещё открытым для них путём — через близлежащий провал в метро. Трудно сказать, что угрожало там нашим товарищам, учитывая, что большинство увязающих в снегу биомехов отправились зимовать под землю. Зато оставаться здесь нашей сладкой парочке было точно противопоказано.

Самая нелёгкая дилемма стояла, естественно, перед Жориком. Убежать вместе с возлюбленной, бросив своего наставника на поругание врагу… Воистину, трудно представить более мучительный выбор для благородного тугодума. Хорошо хоть трезвомыслящая Динара быстро вразумила его, сказав, что для меня будет гораздо выгоднее, если она и Дюймовый останутся на свободе, нежели мы всей компанией отправимся назад, в Крым. Или, что наиболее вероятно, туда отправятся не все, а лишь самые ценные из нас. Прочие же попросту сложат здесь свои головы, ибо вряд ли кто-то ещё кроме «Светоча» возьмётся досконально подсчитывать, сколько человек погибло сегодня на этой площади: шестнадцать или на двоих больше.

В общем, наша молодежь предпочла самоубийственному благородству похвальное благоразумие и удрала в провал за пять минут до того, как головорезы Грободела налетели на лагерь. Где их уже поджидал Свистунов, заблаговременно поднявший руки вверх и умоляющий не прерывать близкий к завершению эксперимент. Убедить солдат в этом было несложно. Я сверкал перед ними, подобно вспышке плазменной гранаты, чем красноречиво намекал, что подходить ко мне или стрелять в меня может быть крайне опасно.

Также хорошо, что Хряков не являлся обычным твёрдолобым солдафоном и привык прислушиваться к словам учёных, под чьим командованием он служил. Быстро смекнув, что здесь творится, он придержал бойцов и позволил беглому доктору и мне довести дело до финала.

К счастью для всех нас, финал этот выдался удачным. Стенки контейнера в конце концов соединились, надёжно заперев в нём «Лототрон», сжатый до объёма одного кубического метра. И я при этом не сгорел дотла, как опасался Хряков, а вновь стал самим собой, вернувшись к нему вкупе со всеми своими сокровищами. Уже и не чаявший изловить нас живыми полковник так обрадовался, что даже не припомнил мне всех пострадавших сегодня от моей руки солдат. А также приказал прекратить преследование Динары и Жорика, чьё отступление в метро было замечено дозорными, выставленными Грободелом на купольных галереях. Время поджимало, да и твари, что перебили экспедицию, могли с тем же успехом атаковать солдат. Гоняться за обычными сталкерами, когда я и «Лототрон» уже в руках у Хрякова, он не намеревался. Впрочем, отправленная за нашими товарищами погоня всё равно вряд ли настигла бы их. Ловить матёрую питерскую следопытку в её родной стихии — подземельях — было всё равно что бросить песчинку в озеро, а затем, нырнув, пытаться отыскать её на дне.

Возможно, Грободел был бы рад поболтать с нами по душам, но он не захотел тратить на это драгоценное время. Выяснив всё, что мы со Свистуновым знаем о здешней резне — а знали мы ненамного больше самого Грободела, — полковник скривил в досаде лицо, выругался и отправился проводить расследование собственными силами.

Заметного успеха на этом поприще он тоже не добился. Слушая рассказывающего мне полушепотом последние новости Тиберия, я в это время глядел на мотающегося по лагерю Хрякова и видел, что тот озадачен не меньше нашего. Изучив останки, а также исцарапанные обломки доспехов и оружия, он решил посоветоваться с несколькими, видимо, самыми опытными бойцами. Но они лишь помотали головами и беспомощно развели руками: дескать, даже не спрашивайте, господин полковник — сами ни хрена не понимаем и теряемся в догадках…

Осмотрев оставленные неведомыми монстрами отпечатки, что также не сдвинуло дознание с мёртвой точки, Грободел в итоге сдался. Пнув в сердцах подвернувшуюся ему под ноги коробку из-под сухпайка, горе-следователь окликнул адъютанта и, когда тот обернулся, демонстративно повращал поднятым вверх указательным пальцем, после чего ткнул им в сторону тамбура.

«Закругляемся и проваливаем отсюда!» — Так следовало толковать этот выразительный немой приказ полковника. И адъютант, не задавая командиру лишних вопросов, бросился тут же созывать солдат для отхода к оставленной за пределами купола технике.

Отвлекать их на переноску тел и оборудования было нежелательно, но иной рабочей силой Хряков не располагал. Нас с Тиберием также припрягли к труду, ради чего, как выяснилось, нам и не надели наручники. Мне и доктору доверили тащить непосредственную причину нашего пленения — контейнер с «Лототроном». Причём я, как человек, не уступающий в выносливости чистильщикам, был вдобавок нагружен двумя свёрнутыми и зачехлёнными палатками. Одну из них мне повесили на спину, а другую приказали нести в свободной руке. Свистунов также мог бы помочь коллегам по Центру, взяв во вторую руку ящичек с какими-нибудь приборами. Но, поскольку та была у доктора сломана, он получил от Грободела поблажку.

Не приравненные ко вьючным мулам лучшие бойцы Хрякова стерегли караван, глядя в оба, не покусится ли кто на нас во время этого короткого, но трудоёмкого перехода. Сидящие на галереях дозорные помалкивали. Большинство из них обозревало не только подкупольное пространство, но и внешние, прилегающие к площади территории. У меня отпала нужда самому наблюдать за округой, отчего я, нагруженный физически, ощущал тем не менее моральное облегчение. Что ни говори, а приятно, когда за твою безопасность отвечают сразу два взвода головорезов. Это, а также отсутствие необходимости заботиться о собственном пропитании были, пожалуй, единственными плюсами моего плена. Плюсами, которые я, однако, не задумываясь, променял бы на былую свободу — пускай опасную, зато во сто крат более комфортную.

Пока мы выбирались из этого проклятого места и спускались со снежного вала, Грободел подтянул к западному сектору купола — туда, куда мы шли, — весь свой транспорт, который прежде был рассредоточен по периметру площади. Оставшиеся к этому времени на ходу девять снегоходов «Маламут», двое аэросаней «Альбатрос» и главная ударная сила полковничьего отряда — катер на воздушной подушке «Ларга» ожидали нашего появления, выстроившись в ряд на заснеженной пустоши. На них нам и предстояло добираться до входа в гиперпространственный тоннель, поскольку вертолёты местные чистильщики гостям не выделили.

О да, я прекрасно понимал командование Пашинской военной базы! Любой на его месте показал бы Хрякову кукиш, когда тот запросил бы у хозяев ещё и «вертушки». Да этот крымский охотник не иначе вконец обнаглел! Сначала угробил на своём сафари несколько единиц дорогостоящей техники и полдесятка бойцов — как местных, так и своих, а теперь ещё три «Ми-ТПС» ему подавай! Перебьётся! Весь день ломал наши лыжи, вот пусть на них же отсюда и уматывает! Да не забудет напоследок поблагодарить наших водителей — и погибших, и уцелевших — за то, что они рисковали своими жизнями в угоду его непонятным научным интересам!

Всю дорогу от центра площади до стоянки техники я вспоминал дивные грёзы, в которых недавно витал. Я не забыл ни единого мгновения этого невероятно реалистичного сна. И чем больше о нём думал, тем сильнее сомневался: а был ли на самом деле это сон? Ну и что, что декорации в нём выстроило моё воображение! Главными ведь в моих видениях всё равно были самые близкие — и такие далекие ныне — мне люди, а не играющие их актёры. И вели они себя в моём эфемерном присутствии не так, как я всегда представлял себе их жизнь на Мадейре. По крайней мере, разговор между Лизой и Аней, которому я стал сегодня свидетелем, совершенно точно никогда не рождался в моих фантазиях.

Постойте-ка! А какой вообще смысл мне терзаться сомнениями, пытаясь доказать, что я побывал у взаправдашних, а не выдуманных жены и дочери? Кто вообще требует от меня эти доказательства? Ради кого я ломаю голову, пытаясь их обнаружить? Ради самого себя? Но это же форменный идиотизм! Раз я хочу считать, что посетил сегодня в обличье призрака свою семью, значит, буду так считать, и баста. И кто меня в этом переубедит? Тиберий? А оно ему надо? Тем более что я ничего не рассказывал доктору о своём ментальном путешествии на Мадейру. Сами посудите: разве в мире, где уже существуют мгновенные гиперпространственные перемещения на огромные расстояния, перелёт души из Сибири в Атлантику и обратно может считаться таким уж великим чудом? Нет. Ну, а на нет, как известно, и суда нет.

Итак, сегодня я впервые за пять минувших лет сумел наконец-то побывать недолго в гостях у своей семьи. Никаких сомнений — всё именно так и было. Точка. Тема закрыта…

Скованные одной цепью, мы со Свистуновым наблюдали со стороны, как чистильщики грузят на «Альбатросы» и «Ларгу» останки и оборудование погибшей экспедиции, и дожидались, когда настанет наша очередь взойти на палубу. На чью именно палубу, было в принципе ясно. Вряд ли теперь Грободел выпустит меня из-под надзора своего недремлющего ока, так что добираться до тамбура нам предстоит вместе с полковником на его катере.

Я не разбираюсь в классификации судов на воздушной подушке. Могу лишь сказать, что «Ларга» являла собой нечто среднее между десантным кораблем и лёгким разведывательным катером. Её грузоподъёмность позволяла брать на борт примерно два взвода солдат или соответствующий им по весу груз, а вооружение состояло из двух 12,7-мм ИПП, двух 30-мм импульсных пушек и многозарядной ракетной установки. Все они вращались на автоматических турелях и обладали широким сектором обстрела. Пулемёты были установлены на носу, орудия — по бортам, а ракетница — на крыше верхней палубы. Под палубной крышей, за пуленепробиваемыми стёклами, размещались мостик и объединенное с ним помещение для десанта. На нижнем уровне катера располагалось моторное отделение. Экипаж состоял из четырёх человек: капитана и по совместительству рулевого, его помощника и по совместительству связиста-моториста и двух бортстрелков-операторов. Все они были также из местных чистильщиков, что выдавала их отличная от бойцов Хрякова униформа и шевроны.

Памятуя, что держать меня поблизости от оборудования для последнего крайне вредно, Хряков разместил нас со Свистуновым у левого борта, там, где я не мог дотянуться ни до какой аппаратуры. Моя и без того ограниченная свобода уменьшилась до совершенно непотребных размеров после того, как полковник собственноручно прицепил нас за цепь к одному из бортовых кронштейнов. Он был приварен к корпусу на уровне человеческого роста, отчего ни я, ни Тиберий не могли опуститься на сиденья и были вынуждены ехать стоя, держась за поручни, словно пассажиры в переполненном вагоне метро. Стоило лишь мне или доктору ненамного отшагнуть от борта, как цепь тут же тянула другого из нас в противоположную сторону. Хорошо, что мы с Тиберием успели мало-мальски сдружиться и потому терпели подобные синхронные мучения стоически, без взаимных препирательств. Хотя, признаться, после каждого такого рывка за шею мне страсть как хотелось придушить или пристукнуть собрата по несчастью за его неуклюжесть.

Определив место сбора у западного сектора купола, Хряков дал мне понять, что он намерен двигаться к Оби иным маршрутом, чем тот, каким мы планировали достичь площади Маркса на «Кайре». Что и подтвердилось, когда наш конвой выдвинулся в путь. Нам с доктором было велено стоять смирно и помалкивать, но затыкать глаза и уши распоряжения не поступало. Поэтому мы видели и слышали всё, что происходило вокруг нас на верхней палубе.

Из разговоров Грободела с капитаном и его помощником стало понятно, что, по последним данным авиаразведки, недавний снегопад сделал совершенно непроходимыми съезды на реку у Коммунального моста. В то время как возле отстоящего от него ниже по течению Димитровского гигантские береговые наносы обвалились и, сойдя лавиной на речной лёд, образовали, таким образом, ровный, широкий скат. С момента, как это произошло, миновало несколько часов, так что снег на том спуске уже достаточно слежался, чтобы по нему могла проехать санная техника.

По прямой от площади Маркса до Димитровского моста было порядка четырёх километров. Но проезду напрямик препятствовали торчащие из-под снега многочисленные руины — когда-то там возвышались кварталы многоэтажных зданий — и находящаяся на левобережье обширная промзона. Первые нам предстояло объехать с запада, а вторую пересечь по длинной, изогнутой впадине. Она образовалась над утонувшим под снегом сквозным проездом, некогда позволявшим новосибирцам попасть на мост, не огибая заводские и складские территории. Тот проезд сохранился и поныне, хотя, конечно, сегодня им пользовались лишь биомехи да бронетехника чистильщиков.

Перед отправлением «Маламуты» и «Альбатросы» разделились на две группы, после чего одна из них выдвинулась в авангард, а вторая осталась в арьергарде. «Ларге» с ценным грузом на борту предстояло двигаться в центре конвоя, под защитой всей этой мелюзги и собственных орудий. Я ещё никогда не участвовал в сухопутном рейде вместе с моторизированным подразделением чистильщиков, а тем более в зимнем рейде. Но сейчас, когда стерегущий меня отряд выстроился в боевой порядок и, грозно рыча моторами и свистя турбинами, тронулся в путь, признаю: все предпринятые нами ранее попытки скрыться от этой маленькой армии тут же показались мне прямо-таки по-детски наивными. Одного взгляда на наш конвой с палубы катера хватало, чтобы уяснить: по Зоне движется не какой-то вооружённый сброд, а настоящая Сила. И горе тем рыцарям, егерям или сектантам, что вздумают встать у неё на пути. И пускай эта сила была для меня также враждебной, будучи окружённым ею, я не мог не ощущать себя под надёжной защитой. Защитой, которая ограждала меня от тех превратностей Зоны, от каких я, разгуливая по ней в одиночку, всегда удирал, как наскипидаренный…

В плане комфорта и плавности езда по сугробам на «Ларге» была, конечно, не сравнима с поездкой на метро. Не успели мы удалиться от купола и на полкилометра, а не пожелавший пристроить нас на сиденья Грободел заслужил от меня в свой адрес целый поток нелестных эпитетов. Таких, что, дерзни я выкрикнуть их вслух, чистильщики вмиг вышибли бы мне в отместку все зубы. Беспрерывно маневрирующий катер мотало из стороны в сторону и вверх-вниз, и нам с Тиберием пришлось повиснуть на поручнях, как на турниках, дабы ненароком не удавиться на собственных кандалах. Однако кто бы мог подумать, что начало этой поездки окажется фактически самым безмятежным её этапом, и уже вскоре она обернётся для всех нас сущим кошмаром.

За день, что мы пробыли в Новосибирске, местный технос вёл себя не слишком активно. Если бы не наша стычка с Диггерами и трагический конец экспедиции «Светоча», можно было бы подумать, что все биомехи в этой локации впали в зимнюю спячку, пусть даже испещряющие снег их следы свидетельствовали об обратном. Однако, если наша троица беглецов привлекла к себе лишь парочку особо чутких тварей, то шумное воинство Хрякова разворошило гораздо более свирепое осиное гнездо.

Я не знал, сталкивались ли сегодня крымские охотники с техносом, но до сей поры мы были единственными, кто пополнял отряду Грободела список потерь. К несчастью для полковника, наша поимка не остановила рост этого скорбного перечня. Разве что теперь я был в этом не виноват, ибо не имел к очередному пролитию крови чистильщиков ни малейшего отношения…

— Всем — внимание! Слева по курсу — мощный источник инфракрасного излучения! Угроза типа «Радар»! Расстояние до цели — тысяча сто! — внезапно объявил капитан, предупреждая и своих бортстрелков, и группу сопровождения, поддерживающую связь с мостиком катера. Его мощные бортовые сканеры первыми засекли потенциальную угрозу, о чём немедля были оповещены водители остальных транспортных средств. — Всем рассредоточиться по схеме «Пять»! Повторяю: срочно рассредоточиться по схеме «Пять»! Стрелкам «Ларги» — огонь по наводке!…

Операторы орудий, сидящие во вращающихся креслах за своими пультами, оживились ещё до того, как получили конкретный приказ. Засечь зимой подобный «горячий» объект было проще простого — он сверкал на радарных мониторах, подобно второму солнцу. И всё же это искусственное «солнце» обратило на нас свой смертоносный луч раньше, чем наши первые ракеты ударили по цели, а «Маламуты» и «Альбатросы» расформировали строй согласно задействованному капитаном оперативному сценарию.

Прежде чем у нас на пути вздыбился огромный движущийся столп пара, я тоже успел засечь причину, которая его породила. Прильнув к окну, я глянул в указанном направлении и обнаружил на крыше круглой и покосившейся, словно Пизанская башня, высотки крупного, заметного издали невооружённым глазом биомеха.

Ага, знакомая тварь! Сталкеры прозвали её Генералом, но, вопреки прилипшей к ней кличке, верховодить над своими собратьями по Узлу она не умела. Это существо получило своё прозвище исключительно за внешний облик и привычку стрелять по своим жертвам, предварительно взобравшись на какое-нибудь возвышение. Иными словами, Генерал вёл себя, как настоящий генерал, — не торопился бросаться в битву, не заняв перед этим господствующую высоту.

Будучи некогда полевой армейской радиолокационной станцией — РЛС, ныне Генерал представлял собой приземистое существо величиной с цистерну объёмом около трёх кубометров. Главным — и зачастую единственным — его оружием был вращающийся излучатель, генерирующий направленный поток убийственно-жёстких инфракрасных волн. На бочкообразном, опирающемся на шесть цепких паучьих конечностей теле монстра торчащая антенна и её поворотный механизм походили издалека на высокую тулью и околыш офицерской фуражки — ещё одна причина, по которой Генерал заслужил своё прозвище. И, судя по тому, куда повернулась сейчас его «фуражка», он устремил свысока свой взор точно на наш конвой. И был тот взор воистину по-генеральски суров и испепеляющ.

Невидимый в обычном световом спектре, выстреленный биомехом луч ударил перед разъезжающимся врассыпную нашим авангардом и, превращая снег в густые клубы пара, двинул нам навстречу. Судя по прожигаемой в сугробах борозде, диаметр луча составлял порядка двух метров. Убить человека поток излучения мог, лишь задержавшись на жертве дольше пяти секунд. При касательном попадании Генерал наносил сталкерам лишь поверхностные ожоги, заставлял их одежду тлеть, раскалял доспехи и технику. Чтобы в последней воспламенилось горючее, ракеты и прочие взрывоопасные элементы, её требовалось облучать дольше — всё зависело от размеров нагреваемого объекта. Так что теоретически увернуться от атаки взбесившейся РЛС могли все участники конвоя. Всё зависело лишь от скорости, с какой техномонстр осуществлял захват цели и наводку орудия.

Наш капитан крутанул штурвал вправо и увёл катер с траектории несущегося на него парового гейзера. Тот, однако, не вильнул следом за нами — самой крупной и неповоротливой мишенью, — а метнулся за жертвой помельче: движущимся в головной группе одним из «Альбатросов». В отличие от юрких «Маламутов», он не мог резко отвернуть в сторону и стал для Генерала лёгкой добычей. Извергающиеся из снега подобно «танцующим» парковым фонтанам клубы пара перерезали путь «Альбатросу», после чего помчались с ним одним курсом, вырываясь теперь прямо из-под днища аэросаней.

Так, по крайней мере, это выглядело со стороны. На самом деле смертоносная энергия изливалась на «Альбатрос» сверху, а он был уже не в силах вынырнуть из направленного на него потока инфракрасных волн и порождаемого ими парового облака. И вскоре вспыхнул ярким, раздуваемым ветром пламенем. Которое тут же превратилось в огромный огненный шар, разорвавший аэросани на части вместе со всеми, кто в них находился. Остов раскуроченной машины клюнул носом и, подняв фонтаны брызг, моментально утонул в протаявшем под ним снегу. Та же участь постигла и раскаленные аэросанные обломки, что разлетелись вокруг и с шипением и паром погрузились в сугробы.

Сразу три ракеты выпустила «Ларга» в засевшего на многоэтажке Генерала. И не успели они впиться ему в бок, как им вслед замолотили наши пушки и пулемёты. У меня не было повода сочувствовать бойцам Хрякова, но сейчас я с замиранием сердца следил, как наш залп вот-вот накроет коварного биомеха. Реактивные снаряды, захватив «горячую» цель ещё до старта, разлетелись в стороны, и каждый помчался к ней по сложной зигзагообразной траектории. Это не позволяло врагу сжечь их на подлёте и давало нам возможность одновременно стрелять по нему из орудий без опаски сбить собственные ракеты.

Два верхних этажа облюбованного Генералом здания-башни снесло начисто. Вот только среди подброшенной взрывом в воздух груды кирпичей самого низвергнутого монстра что-то не наблюдалось. Куда же он мог подеваться? Буквально за секунду до взрыва ещё маячил на крыше и сейчас, по всем предпосылкам, должен был падать оттуда вместе с обломками. Ан нет, не падал. И на мелкие части такую стальную махину разорвать ракетами явно не могло. М-да, загадка…

Тем временем наши сопровождающие наглядно демонстрировали мне, что являет собой рассредоточение по схеме «Пять». За протокольным названием скрывалось банальное рассеивание на местности для того, чтобы у каждого участника конвоя оказалось достаточно пространства для манёвров. Лишь в безостановочном движении (да и то, как выяснилось, не всегда) можно было спастись от рыскающего луча Генерала, способного за считаные секунды испарить или сжечь любое доступное сейчас чистильщикам укрытие. «Маламуты» головных и замыкающих групп и последний уцелевший «Альбатрос» разъехались кто куда и, нарезая по сугробам петли, ожидали подтверждения от капитана, что враг уничтожен. Мощный взрыв, который только что разнёс его позицию, явственно намекал на то, что такое подтверждение не замедлит себя ждать.

Но капитан упорно молчал, не обращая внимания на испытующий взор сидящего рядом с ним Грободела. Полковник тоже не произносил ни звука, благоразумно не мешая капитану делать свою работу. Но по лютому выражению лица Хрякова было видно, что он едва сдерживается, чтобы не разразиться бранью из-за постигших его новых потерь.

И капитан не ошибся, повременив с отбоем тревоги. Монстр-поджигатель был ещё жив и не намеревался отказываться от своих кровожадных замыслов.

«Ларга», в отличие от снегоходов и аэросаней, продолжала двигаться прежним курсом, лишь сбавила скорость, дабы не уходить от них в большой отрыв. По логике, следующий выстрел Генерала должен был предназначаться ей — самой большой и лёгкой мишени. Да, сейчас мы фактически вызывали огонь на себя. Но наш капитан знал, что делал. На подрыв тяжёлого, бронированного катера у биомеха уйдёт не меньше полуминуты. За это время мы сумеем как минимум трижды накрыть — и добить! — его ракетными залпами, поэтому нам можно особо не суетиться. Вдобавок наши бронированные стёкла предназначались для защиты даже от ядерного взрыва и имели встроенные фильтры от всех видов агрессивных излучений. Так что стоит лишь недобитому Генералу высунуться и навести на нас оружие, как песенка этой твари будет сразу же спета…

Логика техноса в подобных стычках с людьми как правило предсказуема. Биомехи, в отличие от высокоорганизованных скоргов уровня Трояна, обладают примитивным мышлением и легко поддаются на провокации. Но данный биомех поступил довольно-таки нетипично. Вместо того, чтобы ударить по очевидной для себя жертве, он направил луч поверх «Ларги» и повёл охоту за нашим рассеявшимся сопровождением.

Мы даже не сразу сообразили, что стряслось. Капитан и операторы повторно зафиксировали пропавший было источник инфракрасного излучения. После чего уже все мы смогли увидеть, как снег позади нас вновь начинает вскипать извергающимися в небеса гейзерами. Причём сейчас поток термической энергии бил не по конкретным целям, а вычерчивал на сугробах размашистые хаотические петли. С каждым мгновением над зоной генеральского обстрела вздымалось всё больше и больше пара, его пелена становилась всё гуще, и лишь наш катер не оказался накрыт ею, поскольку двигался теперь в отрыве от остального отряда.

На сей раз Генерал вёл огонь из окон этажа, который после сноса верхушки здания стал считаться предпоследним. Очевидно, в плитах перекрытия оккупированной биомехом башни наличествовал сквозной пролом, через который он мог перемещаться вверх-вниз, меняя позицию и убегая от ответных ударов противника. Вторая атака этой твари выглядела сумбурной и нелогичной только на первый взгляд. В действительности подобная тактика была ещё более продуманной и коварной, чем прицельная стрельба по суетящимся внизу мишеням. Настолько продуманной, что, когда до Хрякова дошло, что творится у нас за кормой, он тут же воскликнул:

— Дьявольщина! Да ведь это загонщик! Вздумал устроить нам травлю, сучий потрох!

Загонщиками, на жаргоне военных, назывались мнемотехники, которые натравливали на врага подчинившийся им технос, а сами при этом отсиживались где-нибудь в недосягаемом месте. То, что Генерал действует не сам, а исполняет чью-то волю, стало очевидно по нехарактерной для этого туповатого биомеха тактике. Она основывалась не на примитивном инстинкте убийцы, а на более сложном, поэтапном уничтожении жертв, коих монстр решил сначала загнать в ловушку. И то, что при этом он игнорировал свою главную угрозу — «Ларгу», — чем фактически совершал самоубийство, доказывало: загонщик использовал Генерала не как главную ударную силу, а в качестве разменной фигуры. Она была обязана лишь придержать нас и внести в наши ряды сумятицу. А затем — покинуть игровое поле. Так, как и задумывалось неведомым автором этого классического гамбита.

И то, и другое Генералу удалось. Его луч, протаяв в сугробах глубокие, заполненные водой канавы, лишил «Маламуты» и «Альбатрос» манёвренности. А выброшенные при этом в воздух клубы пара застили водителям видимость. Прежде чем мы навсегда вырубили этот адский прожектор, многие угодившие под него чистильщики наверняка получили ожоги, и от облучения, и паровые. А некоторые сослепу ухнули в канавы и, перевернув снегоходы, повылетали из сёдел.

Второй ракетно-орудийный залп «Ларга» нанесла не точно по противнику, а тремя этажами ниже его позиции, пресекая тем самым ему путь к отступлению. Контратака получилась более чем удачной. Второй обстрел покосившаяся и уже «обгрызенная» нами высотка не пережила. И, переломившись в месте попадания ракет, обрушилась на опоясывающие её снежные завалы. Сначала их накрыла верхняя, расколовшаяся в падении, часть перебитой взрывами башни. А затем на едва образовавшийся курган из обломков повалилось её растрескавшееся основание, ещё больше увеличив могильный холм над погребённым под ним Генералом.

Чтобы оценить понесённые нами потери и, подобрав погибших и раненых, двинуться дальше, следовало дождаться, когда рассеется пар. В холодном воздухе это не должно было продлиться долго — минута, от силы, две. Однако всё осложнялось тем, что, по нашим подозрениям (здесь я был абсолютно солидарен с Хряковым), за атакой Генерала стоял загонщик. Поэтому, дабы не дать нам опомниться, этот кукловод не станет мешкать со следующим ударом и вот-вот его нанесёт.

Дезориентированные и лишённые мобильности, «Альбатрос» и «Маламуты» являли собой лёгкую добычу для любого шустрого и зубастого биомеха. Прикрывая товарищей, капитан «Ларги» отдал приказ стрелкам следить в оба и, развернув катер, двинул в объезд окутанной паром территории, дабы попытаться перехватить любого приближающегося к ней врага. Созданные Генералом благоприятные для его вероятных союзников предпосылки позволяли им вновь перехватить у нас инициативу. Но если мы поспешим и накроем неприятеля на подступах, возможно, нам и удастся сорвать его планы.

После подачи «Ларгой» в эфир обязательного при подобных инцидентах сигнала тревоги нам в помощь был немедля направлен авиабот. И едва транслируемая им картинка высветилась на мониторах мостика, как капитан и Хряков тут же пришли в тревожное оживление. Согласно полученным данным, к затянутому паром участку местности приближались три одинаковых объекта, коих бортовой ИИ катера идентифицировал как модернизированные «изделия №488».

Будучи малознакомым с армейской классификацией техноса, я, в свою очередь, опознал в изображениях на дисплеях Богомолов. Достаточно распространённые в Пятизонье, эти биомехи эволюционировали из обычных автопогрузчиков, вымахав до внушительных габаритов. И вдобавок обзавелись мощными передними конечностями, которыми могли одним ударом перевернуть вверх колесами даже Носорога. Преодолеть глубокие сугробы Богомолы вряд ли сумели бы. Но эта подвергнутая модернизации троица передвигалась на широких и лёгких гусеничных шасси, отчего великолепно приспособилась к нынешней новосибирской зиме.

Цели движущихся к нам с трёх направлений монстров не вызывали сомнений. Учинить в паровой мгле охоту за нашей техникой им было под силу, хотя вражеский загонщик отрядил для этого и не самых идеальных исполнителей; видимо, у него попросту был невелик выбор. Чрезвычайно опасные в бою на короткой дистанции, на дальней не имеющие стрелкового вооружения Богомолы были уязвимы для пуль и ракет, поэтому всегда норовили уйти из-под огня, если видели, что подобраться к жертве вплотную не получится. Иногда наиболее агрессивные представители этого племени метали в стреляющих по ним противников камни и прочий подножный хлам. Но в здешних высокотехнологичных реалиях завоевать победу таким примитивным оружием Богомолам удавалось редко.

Даже втроём они представляли для «Ларги» гораздо меньшую опасность, чем один Генерал. И потому брань, которой разразился Грободел, когда увидел на радарах «изделия №488», звучала не столько злобно, сколько победоносно. Катер мог успеть перерезать им путь и ударить по противнику из всех стволов с очень выгодной для нас дистанции. И наголову разбить его ещё до того, как над полем боя развеется напущенный Генералом пар.

Похоже, бросивший нам вызов загонщик, отыграв неплохой гамбит, ошибся в расчётах и сделал неудачный ход. Чем наши «гроссмейстеры» тут же не преминули воспользоваться и рванули на перехват рвущегося к нам техноса.

Нас отделяло от него всего две гряды снежных барханов, когда гусеничные биомехи дружно замедлили ход и остановились. Это ещё больше воодушевило Хрякова. Он не усомнился в том, что загонщик понял всю бесполезность своей затеи и решил, пока не поздно, отвести войско. Но не успел полковник озвучить до конца эту мысль, как на мониторах сканера появилось изображение другого биомеха: плоскотелого и похожего на краба.

«Изделие №107» — так официально именовался новый монстр, чьи размеры в сравнении с Богомолом оказались столь малы, что на дисплеях он был изображён в натуральную величину. Однако относиться к нему несерьёзно не получалось при всём желании. Несмотря на его размеры, количество фиксируемых авиаразведчиком особей этой мелюзги возрастало с каждой секундой и, перевалив за сотню, кажется, даже не думало прекращать прибывать.

— Где они, чёрт их подери?! — Торжествующую ухмылку на лице Грободела сменило озадаченное недоумение. Счётчик вражеских особей продолжал накручивать цифры, но на тактическом мониторе не наблюдалось и намёка на движущийся к нам «крабовый» фронт.

— Да вот же, господин полковник! — ответствовал Хрякову капитан, вникнув в ситуацию раньше него, и коснулся на интерактивном дисплее изображения одного из гусеничных биомехов. Картинка спрятавшегося за снежной грядой Богомола тотчас же увеличилась посредством «зума» на весь экран. После чего даже стоящим позади мостика мне и Свистунову стало понятно, откуда исходит обнаруженная авиаботом новая угроза.

— Солнышко! — пробормотал я, припомнив, как звучит имя «изделия №107» в переводе на сталкерский язык. В первые годы существования Пятизонья, когда военная техника ещё не имела надёжной защиты от аномального воздействия, сотни тысяч установленных по периметру Барьеров плазменных мин были захвачены Узлом и превращены в ботов-камикадзе. Тактика войны, какую они повели потом против своего бывшего хозяина-человека, напоминала стиль охоты обыкновенных лесных клещей. Передвигаясь на стальных лапках как по горизонтальным, так и по вертикальным поверхностям, Солнышки маскировались под какой-нибудь хлам и прыгали на проходящих мимо сталкеров или проезжающую бронетехнику. И затем примагничивались или просто прицеплялись к ним и делали своё грязное дело, жертвуя собой во славу идеалов техноса.

В отличие от адаптированной для езды по сугробам троицы Богомолов, Солнышки не подверглись никакой зимней модернизации. Они не могли ни ползать на своих крабовых лапках по глубокому, рыхлому снегу, ни тем паче подпрыгивать на нём. Но, ведомые загонщиком — и где только он откопал в Новосибирске эту взрывоопасную стаю? — камикадзе вышли из затруднительного для себя положения простым и в то же время гениальным способом.

Облепив в несколько слоев броню Богомолов, будто муравьи — намазанную медом ветку, Солнышки перемещались вместе с гусеничными собратьями, превратив каждого из них в самоходную бомбу. Общее количество несомых ими мин авиаразведчик определил лишь приблизительно: их было порядка двух сотен. Хотя и без досконального подсчёта становилось очевидно, что синхронный взрыв трёх таких симбиотических убийц протает в толще снега кратер шириной со стадион и глубиной до самой земли. Так что если мы хотели остановить противника, не пострадав при этом самим, его следовало расстреливать сразу, как только он взберётся на гребень снежной гряды, за которой сейчас скрывался. Но совершать такую глупость Богомолы тем не менее не торопились. Впрочем, как и разворачиваться и убираться восвояси, кажется, тоже не планировали.

Приближаться к ним теперь стало крайне опасно и подстрелить их сквозь снежную преграду было нереально — под ней находились заметённые снегом какие-то развалины. Вместо того, чтобы и дальше набирать разгон, капитан снова замедлил ход, а Хряков вперил взор в тактические мониторы. Полковник предположил, что самоходные бомбы попросту ждут, когда с другого направления на нас набросится ещё одна группа противника. Она отвлечёт на себя «Ларгу» и позволит Богомолам подойти к нам поближе.

Но, как было и в случае с не клюнувшим на нашу приманку Генералом, мы и здесь прогадали. Враг не предпринял никаких отвлекающих манёвров, а атаковал нас хитрым способом, какой мы могли бы, в общем-то, предугадать, но были совершенно не в состоянии отразить.

Я уже упоминал про умеющие метать камни передние конечности Богомолов. Как выяснилось, с не меньшим — а вернее, куда большим — успехом они могли швырять не только булыжники, но и мины. Причём последние обеспечивали своему не слишком зоркому переносчику завидную скорострельность. Переползая по его корпусу, они выстраивались в очередь на обоих его стальных плечах, и, едва очередное дисковидное Солнышко, поджав лапы, отправлялось в полёт, как на освободившуюся стартовую позицию тут же запрыгивало следующее.

Все три Богомола работали, подобно метательным машинам для стендовой стрельбы, избавляясь от своих симбионтов с высокой скоростью. Попеременно махая конечностями и раскручивая дисковидные снаряды при броске, каждый биомех выстреливал ежесекундно по одному Солнышку. Чья форма лишь способствовала нестандартному применению этого, казалось бы, узкоспециализированного оружия. Куда летели вражеские мины, полагаю, уточнять не нужно. У этих импровизированных минометов была лишь одна цель, которую они обстреливали сейчас с недосягаемой для нас позиции.

Этот удар по загнанным в ловушку «Альбатросу» и «Маламутам» был гораздо страшнее термической атаки Генерала. Произведённый по принципу коврового бомбометания, залп Богомолов накрыл плазмой и превратил в кипящий котёл ещё большее пространство. И даже те чистильщики, кто, повинуясь поспешному приказу Грободела, ринулись на прорыв из зоны поражения, были обречены на смерть, поскольку зона эта вмиг расширилась чуть ли не втрое.

Иллюминаторы «Ларги» подверглись автоматическому затемнению, так как безостановочная череда плазменных вспышек не уступала по яркости ядерному взрыву. Концентрация не успевшего рассеяться пара вновь стремительно возросла. И стала такой, что теперь его извержение напоминало не фонтанирование отдельных гейзеров, а натуральный вулканический выброс. Гигантский паровой столп взметнулся в небеса и напрочь заслонил от нас клонящееся к закату солнце. А также перекрыл видимость авиаразведчику, что неминуемо отразилось на чёткости транслируемой им тактической карты.

И вновь мы очутились за пределами смертоносного очага, что вовсю пылал и бурлил всего в каких-то полутора сотнях метров от нас. Теоретически Богомолам ничего не стоило изменить траекторию обстрела и обрушить дюжину-другую мин и на наши головы. Но этот противник, как и предыдущий, также не желал поддаваться на провокацию, концентрируя огонь на наименее угрожающих ему участниках конвоя. Вернее, бывших участниках. Спустя уже десять секунд с момента, как над нами пронеслись первые Солнышки, мы потеряли связь со всеми до единого нашими сопровождающими.

И когда в динамиках громкой связи смолкли крики последнего из них, мы на полной скорости заходили во фланг минометной батареи. Спасти своих бойцов Хряков уже не мог — вживлённые в них диагностические импланты сигнализировали ему о том, что в плазменном котле не осталось выживших. Но и отступать, не поквитавшись, полковник тоже не собирался. Однако, как бы он ни осерчал, идти на врага в сумасбродную лобовую атаку Хряков отказался. И приказал капитану уничтожить Богомолов по всем правилам. Помимо меня, Тиберия и добытого нами ценного груза в «Ларге» находились ещё около сорока солдат. Рисковать понапрасну их жизнями Грободел, несмотря на своё одиозное прозвище, тем не менее был не вправе.

Избавившиеся от большей части своего дьявольского груза, теперь Богомолы не представляли для нас чересчур мощной угрозы. Перевалив через скрывающую их гряду, «Ларга» ещё на склоне развернулась носом ко вражеской батарее и, наводя орудия на цели, ринулась в неотвратимую фланговую атаку.

Первый миномётчик был испепелён нашей ракетой и детонацией своего оставшегося боезапаса, не успев даже обернуться в нашу сторону. Объехав по кривой место взрыва, дабы не ухнуть в воронку, катер вынырнул из парового облака и с ходу разнёс залпом из пушек и пулемётов второго Богомола. За миг до этого тот швырнул в бушующий неподалеку искусственный вулкан последнее Солнышко и потому не вспыхнул, а был попросту растерзан градом врезавшихся в него импульсных снарядов.

Третий Богомол, как и первый, ещё имел при себе неизрасходованные мины. Но безропотно погибать он не собирался и встретил свою смерть, повернувшись к нам своей уродливой мордой. Он даже успел метнуть в нас два Солнышка, пытаясь, видимо, поразить ими турбины катера. Но мины не смогли преодолеть несущийся им навстречу плотный шквал снарядов и взорвались, едва вылетев из катапульт. Две плазменные вспышки воспламенили прицепившихся к плечам Богомола ботов-камикадзе, чем опять сэкономили нам немного боеприпасов. И когда «Ларга» обрулила последнего миномётчика, от того осталось лишь горящее шасси, в то время как прочие части биомеха были разбросаны оплавленными по округе.

Наша победа над Богомолами выдалась молниеносной и сокрушительной. Вот только никто из находящихся на катере, включая меня и Свистунова, ей не радовался. Вместо этого Хряков в очередной раз задержал взор на мониторе, где были перечислены фамилии и звания погибших бойцов, после чего обернулся и, свирепо глянув сначала на меня, а затем на стоящий у другого борта контейнер с «Лототроном», приказал ложиться на прежний курс и двигаться полным ходом к Димитровскому мосту.

Как бы ни скорбел Грободел о потерях, транспортируемый им к тамбуру ценный груз заставлял полковника временно забыть о павших бойцах и сосредоточиться на выполнении главной цели его миссии. К тому же теперь, когда от конвоя остался один лишь быстроходный, хорошо вооружённый катер, задача Хрякова в какой-то степени даже упростилась.

Ему больше не требовалось обеспечивать огневое прикрытие своей маленькой, уступающей «Ларге» в скорости армии. А следовательно, Хряков мог целиком и полностью сосредоточиться на отступлении. Кто бы отныне ни атаковал чистильщиков, ввязываться в стычки стало для них глупой и самоубийственной затеей. Ведь тот факт, что неведомый загонщик не сосредоточил на нас свои первые удары, а уничтожил наш конвой, свидетельствовал: враг охотился за нашим грузом и лишил катер сопровождения лишь затем, чтобы заняться нами отдельно. И, как следовало догадаться, более аккуратными методами, не прибегая к оружию массового поражения.

Однако, что это за методы, мы окончательно выяснили, лишь когда к травле нас подключились они — те самые твари, которые растерзали экспедицию «Светоча». И которые, как оказалось, действовали не сами по себе, а по науськиванию своего хозяина, коему мы, сами того не подозревая, расстроили сегодня планы…