Рыжая телица

История эта, про рыжую телицу, случилась не так давно в маленьком, но многолюдном городишке, недалеко от Хорна. И хотя я рассказываю её, сам я там не был, и своими глазами всего этого не видел. Однако люди, от которых я узнал эту историю, — люди уважаемые и верить им можно. Не скрою, повесть эта может разозлить. Я даже рассказывать-то её сначала не хотел, а потом всё-таки передумал: важно это знать. Мы — люди поколения уходящего, а что молодёжь будет знать о жизни своих отцов и дедов? — Так пусть же послушает и прочтёт о нас, о нашей жизни в те времена, о Свете и Тьме наших.

Мы, евреи, хотя и избраны Господом, а тоже из плоти и крови, и этим много сказано…

В маленьком городке Дашия жил резник. И разрешение у него было на работу эту, и близок был он к тому, чтобы стать вторым резником в городе, да вдруг нашёлся в его работе какой-то недостаток, и лишился он своего заработка. Делать нечего, стал он искать — чем дальше жить: ремеслом ли каким-то, или кантором стать, либо просто работником, как говорится, на подхвате, или лавку открыть, или духом святым пробавляться. И выбрал он, в конце концов, ремесло, что хоть и похоже оно на занятия резника, но на взгляд сынов израилевых, живших в его городке — далеко от него, как небо от земли. И сказано было: тот, кто готов стать резником, быть должен богобоязен и блюсти все обряды веры иудейской. А человек этот просто открыл на еврейской улочке мясную лавку. Изучение Торы — забросил, правил, как кошерность у мяса сохранить — не соблюдал, а стал просто мясником. Грузным и толстым, как все они, день-деньской стоящие в своей лавке, свежуя, разделывая, развешивая на крючья баранину и говядину, и торгуя, торгуя, торгуя…

Мало того, стал он легкомыслен и в заповедях неосторожен, как, впрочем, и другие еврейские мясники, что тоже не большие блюстители Торы, и иногда выдающие некошерное мясо — за кошерное, по той простой причине, что большинство покупателей в этих городках — евреи, и редко кто ест свинину, которую и продают там, считай, за бесценок. А вот кошерное мясо, — оно-то всегда в цене и стоит до сорока грошей за фунт. И будут они наказаны за свои деяния в аду, да и на земле не в выигрыше будут, потому, что для еврея, жены его и детей, нет ничего важнее духа и веры. Мясники же и сами поесть и выпить любят, и семьи свои побаловать обильными завтраком, обедом и ужином не забывают, не то, что люди набожные, которые и крупой могут питаться, однако духовности и Торы не забывают.

Да и вообще, в ремесле мясника, в топоре, вонзающемся в тушу животного, пусть даже и забитого уже, в отрубании ног и рубке туш на части — есть много жестокости: ещё вчера козочка паслась с козлятами, ещё вчера овечка в стаде бежала в стойло, а уже сегодня выпустили им кровь, выпотрошили внутренности и развесили на крючьях головами вниз. Кровь — это жизнь, а теперь она, густая и липкая, сохнет на руках мясников. Они, мясники, первые помощники резника, они связывают корову в то время, пока он точит нож. Но он, резник, останется благочестивым, так как вера и заповеди хранят и оберегают душу его, а вся жестокость, заключённая в этом ремесле останется на совести мясников.

Они и силой не обделены, и если случается в городе какая-нибудь заварушка, ссора или скандал и в дело ввяжутся мясники — они будут первые, кто пустит в ход кулаки, и все увидят их, мускулистых, нахальных и незнающих жалости к тому, кто их разозлит.

Но надо признать и то хорошее, что связано с мясниками. Народ сынов израилевых долго был слабым и несплочённым, и во время погромов евреи сотнями бежали от одного пьяного крестьянина, получая за разрозненность свою битые стёкла, вспоротые и выпотрошенные подушки и перины, и нимало не сопротивляясь. А вот мясники научились постоять за себя, вооружиться палками и топорами и защититься в трудную минуту.

Однажды такое уже случилось в Дашии на Пасху. Тогда-то евреи и научились сплачиваться и обороняться. Неудивительно, что эта история позволила им украсит свои имена славой первых еврейских храбрецов.

Тора относится к вору с большей строгостью, чем к разбойнику. И если точно придерживаться этого правила, то жизнь мясника сводится к соединению в одном человеке двух противоположностей. Они, действительно, вовсе не трусы, хотя и не показывают этого. Но по своей природе, если иногда «берут» быка у других не заплатив им, то делают это скрытно, чтобы хозяева быка не узнали об этом, да ещё и чужими руками. И почитать ли это воровством? Или это попытка пропитания? Забитый бык, за которого заплатили, обходится, само собой, дороже быка, за которого не уплачено ни гроша. Бычок этот, скажем, заблудился, а какие-то люди подобрали его и привели к мяснику. Или, к примеру, было в стаде пятьдесят быков, а осталось — сорок девять. Кто сразу заметит?

А сколько убытков может принести забитый бычок? То резник сделает, что-нибудь не так и станет мясо некошерным, то сам мясник ошибётся в чём-нибудь, и опять — пиши пропало мясо. Дашия — городок небогатый и горожане редко мясо покупают. Мясо, не вымоченное в течение трёх дней — трефное, а летом оно за три дня просто протухает. Вот и спрашивается: как мясник может просуществовать без таких «находок» со стороны?

Вы скажете, что это грех, и нельзя так поступать? Нет, не для каждого еврея это верно. А как же с другими уловками и разными мошенничествами торговцев?

Они-то запрещены? По большому счёту нет между ними разницы, а кошерование, проводимое в магазинах и лавках, говорить не умеет и показаться на глаза не может, и деяний их не остановить надеванием самой кошерной мантии и молитвами в самых главных синагогах города. Мясники эти, конечно же, вовсе не праведники и незачем их покрывать, и если бы не их деяния, — не называл бы я их злодеями. Злодеями! Кто может выразить всю горечь этого слова? Люди хотят жить, и склонность ко злу спрятана у них в кишечнике, и склонность эта не укутана и не запелёнута в шелка, и путь её труднейший из трудных.

А случилось вот что. Жил в Дашии человек по имени Реувен. Был он обыкновенный и ничем особо не выделяющийся горожанин. И кто знает, стало бы когда-нибудь его имя известно жителям городка, если бы не его коровы. У многих жителей Дашии были коровы дающие молоко для хозяев, и покупать его со стороны не было нужды. Но у Реувена всегда была самая лучшая корова в городе. Был он не только удачлив, но и дело знал. Умел он ухаживать за коровами так, что они выглядели и лучше, и здоровее других. Он вовсе не стеснялся сам покормить и напоить корову, когда она возвращалась из стада. И хлев у него во дворе был всегда чистым, и следил он, чтобы не случилось чего с его коровой. Заботиться и ухаживать за коровой — вот что было единственным смыслом его жизни. Оттого-то и знали его в городке.

Вообще-то жители Дашии были настоящими горожанами, и кроме коровы дающей семье молоко, да дойных коз, не имели никакой другой связи с природой. В любом уголке города, на каждой улице люди узнавали и коров и коз не только своих, но и чужих. И когда стадо возвращалось с пастбища, весь город стоял у ворот, глазел на стадо и обсуждал коров: величину их, здоровье, да сколько молока они дают хозяевам. В каждом доме любили свою скотину.

Да и почему не любить и не обходиться с ними хорошо? Они ведь тоже живые, и сытыми бывают и голодными, и радоваться умеют, и грустить, и детёнышей своих любят, и тосковать способны. Если хотите в этом убедиться, то возьмите себе домой корову, козочку или овечку, и увидите их живую душу.

В то время была у Реувена рыжая голландская телица, какой горожане ещё не видывали: и круглобокая, и красивая, и здоровая. Ну, прямо царица вышагивает в стаде, возвращающемся вечером с выпаса. Даже другие коровы ей уважение выказывали. А она и вправду породистая была: и телом и шкурой выделялась. На одной из распродаж давали Реувену за неё сто пятьдесят серебряных рублей, тогда как другие коровы больше семидесяти — восьмидесяти рублей и не тянули. Где Реувен набрёл на неё, — а он был небогат, — непонятно. Однако горожане особо и не удивлялись: знали, какой везунчик этот Реувен на хороших коров. И был Реувен очень счастлив в те дни. Из-за этой коровы и жениха для его дочери сосватали хорошего. И от всей души радовался, когда слышал, как нахваливают его корову. Даже и привирали, пожалуй, болтая, какая она расчудесная. Говорили, что за раз она даёт до двух вёдер молока. Высчитали это понимая, сколько масла нужно сбить, чтобы прокормить утром, в обед и в ужин пятнадцать человек — ведь у Реувена было тринадцать детей, а зарабатывал он три рубля в неделю. Короче говоря, рыжая корова Реувена, которая, кстати, приносила телят каждую весну, давала возможность попустословить прихожанам синагоги.

Маленькая Дашия радовалась, что именно здесь выращена такая замечательная корова, которая прославила бы и большой город, а «глазливым» и завистливым соседским тёткам, мечтавшим навредить Реувену, не удавалось ничего придумать их безбожными головами. Если Всевышний сотворил мир к добру и радости, то не даст Он управлять этим миром дьяволу и исчадиям его.

И запомните: не будет пользы из гнева и злости!

Пришёл час, и был подписан приговор и этой корове, кормившей целую семью и бывшей приметой и гордостью города. Эх, если б свершилось Божье предопределение в срок, и умерла бы корова в конце отведённых ей дней, своей смертью… Но всё в руках Божьих: и человеческой жизни есть предел; и дом хороший и крепкий, над которым трудились строители его — будет в огне; и страна падёт перед врагом; и под тяжёлым ярмом наместника взбунтуется гневно; и кто руками остановит колесо Провидения?..

Или, если бы бес дурной попутал Реувена, или не телилась бы корова год-другой и продал бы он её на убой, то резник прочёл бы молитву как следует, благословляя деяние сиё, и проверили бы корову, и нашли бы её кошерной.

И освежевали бы её, и жир нутряной и жилы удалили, как положено, и продали бы жирное мясо евреям к субботе, и принято было бы оно варёным и жареным к праздничной субботней трапезе, так как знали люди заранее — это судьба любой коровы, так мир устроен и так будет.

Но с коровой Реувена не так всё было. Просто убили корову, ужасно и безжалостно, как если бы подкараулили человека и над душой его надругались.

Уродливо и гадко, и никто ожидать не мог, что случится такое среди евреев!

Год стоял засушливый, и заработки у всех в Дашии были скудные, равно как и у мясников. Хотя обычно их положение не такое уж незавидное, но в эти дни и им было нелегко. Случались и ссоры злобные, и рознь неприязненная, и были люди разобщены. Реувен, человек обычно миролюбивый, на этот раз тоже был втянут в разногласия. И тому, что случилось, нет особых причин для объяснения, да я и не судья, — я лишь рассказчик. Пусть другие выясняют, сопоставляют и судят. Не я. Выпал корове её жребий в ту минуту, когда Реувен оказался не на стороне мясников. Много глаз поглядывало на неё с недобрым интересом, но она-то этого не знала…

Сначала, тайно собрались злоумышленники в доме у отлучённого резника, второй раз — у главного мясника Дашии, у которого плечи были шире любой улицы в городе; и советовались, и решали, и договорились: в какой день, в котором часу, и где, и чтобы все были готовы, как один. Случилось всё на исходе субботы. Реувен, с домашними его, в сумерках вышли к корове, старшая дочь дала ей сырых отрубей и вместе с малышами гладила её и ласково хвалила, а корова слушала, жевала, и вдруг так глубоко и гулко вздохнула, что все содрогнулись, хоть и не знал никто — что должно случиться.

Да, скоро зима… И начали облака затягивать еврейские сердца, всем и каждому. Нет ни дров, ни тёплой одежды, а наготу свою люди прикрывать должны. Увидели облака их деяния, — и лишили людей заработка.

Полночь. Уже будут спать горожане в своих постелях, и ни в одном окне уж не засветится огонь. Будут спать они тяжёлым сном, а утром начнутся трудные будни… Но раньше, сын мясника медленно прокрадётся в темноте ко хлеву Реувена, туда, где корова. Замка нет, только верёвкой привязана корова к дереву. И разрежет верёвку вор своим острым ножом, и возьмёт корову за рога её, и поведёт её по узкой тропинке, а корова пойдёт, очень удивляясь. И вот, стоят в тишине человек и корова, перед входом в большой подвал мясника, где совещаются остальные пособники. И выйдут двое из них к корове, и свалят её на землю, и обшарят всё тело, а она лишь беспомощно будет колотить хвостом.

И вдруг потащат её силой в подвал, вниз, на подмостки, а она, сумев встать, будет, мыча, упираться, отказываясь идти. Но затолкают её в страшный подвал, хрипящую, с раздувающимися боками и чёрными блестящими и безумными глазами. И выйдут к ней семеро одетых как крестьяне людей, и лица их, освещённые маленькими свечками, горящими во тьме подвала, будут лосниться от выпитого «для смелости». И снова ощупают её и обшарят всю. И встанет один из мясников, огромный и сильный и захочет он повалить корову, но ноги её крепки как железо, и подойдут его подельники и станут помогать ему, а она вонзит ноги в землю, и ярость в глазах. И ударит её мясник о стену подвала головой её и содрогнётся подвал. И подлезут под брюхо ей, и свяжут ноги верёвками и все вместе навалятся на неё, и упадёт корова наземь, фыркая, хрипя и пытаясь развязаться, а люди держать её будут, со злобой, что и сами не знали ещё недавно.

Снаружи пошёл дождь и забарабанил по крыше подвала, и ветер дал себя услышать воя в щелях. И посмотрели мясники друг на друга, на свои потные лица, и сняли они рубахи, а у исподних подвернули рукава до самого верха.

А в стороне стоял резник отлучённый и точил большой старый нож сделанный из бритвы, и, закончив, осторожно провёл ногтем по лезвию. И вновь навалятся мясники на коровью спину, одни — ухватятся за передние ноги, другие — за задние, а двое самых крепких задерут ей голову кверху с огромной силой.

И страшное что-то повиснет в воздухе. И поднимется нож мясника, и хлестнёт по коровьему горлу. И взревёт корова дико и отчаянно, и выплеснется на землю, разбрызгиваясь красной пеной поток крови, будто открывшийся родник, широкой дугой стекая на землю в тусклом свете керосиновой лампы. И будет сочиться эта кровь отовсюду: с потолка и со стен; и везде эта кровь будет: на руках и на лицах, на одежде и под ней. И забьётся корова из последних, уходящих сил, вздрогнет и затихнет лёжа в озере крови. И встанут убийцы, и оттащат её с этого места в сторону.

Всё проходит. Прошёл и этот жуткий час, и умерла окровавленная душа рыжей телицы. Победил человек её жизнь!

И взял мясник нож и вонзил в коровье брюхо, и вывалил внутренности наружу, другие же стали сдирать с коровы шкуру и делали это с несдержанной силой и твёрдым сердцем, как никогда до этого. Содрали шкуру и стали разделывать тушу, разрубая её на части, и прежде отсекли голову и ноги. Один же мясник не совладал с собою, взял тёплую ещё, жирную печень и положил её на раскалённые угли печи в углу подвала. И капала кровь на угли, и ели мясники печень эту, без соли, с жадностью огромной, и облизали себе пальцы. И была бутыль с вином в подвале, и пили его все и ели до насыщения. И были они как жрецы Ваала, разделывающие жертву перед алтарём. Но не в храме Божьем было это, а в грязном подвале, и не перед исходом десяти колен израилевых из царства, а в пять тысяч шестьсот сорок пятом году от сотворения мира. Ночь заканчивалась, и дождь лил, не переставая, и ветер выл. И разделили люди корову на десять частей, и взял каждый часть его и положил в мешок, и взвалил мешок на спину. И разошлись они по своим лавкам безымянные и безызвестные.

Спящий город, лающие собаки, небеса затянутые тяжёлыми моросящими облаками — кто узнает, что случилось где-то в городке?

Но забыли мясники спешащие, запереть подвал, и пришли собаки и лизали кровь. А утром увидели, что корова Реувена исчезла из хлева и сказали, что украдена. И искали ее, и нашли через час рыжую шкуру, ещё совсем свежую.

И рассказали люди друг другу эту страшную историю и услышали её. А в доме несчастного Реувена — печаль, скорбь и горе. И не было в Дашии дня тяжелее этого, со дня её основания. И вышли люди на улицы, и шептались и говорили, и смотрели в лица друг другу, и словно Солнце и Луна затмились вдруг разом, и превратился город в Долину Мертвецов. Мерзкое и безбожное это деяние — убийство телицы в зрелости её, дикое и чудовищное!

А мясников судили в разных судах, и не раз, и наказаны они были и людьми и небом, и каждый, кто взял себе кусок мяса от убитой коровы много дурного повидал в жизни своей, и угроза, однажды нависшая над ними, не раз валилась на их дома и семьи. Не хочу я много говорить об этом.

А события эти описаны в истории городка Дашия и в городском регистре. Берите и читайте.