"Ловушка на умников" - читать интересную книгу автора (Аверин Владимир)

Глава V «Бешеные деньги»

По дороге в Сергиев Посад Дина с Вадиком пытались догадаться, что означают три верхние строчки на листке, вырванном из блокнота Кристины: «ЯРОСЛАВ С016 3030».

— Не стесняйся, говори всякую чушь, предлагай любые варианты, которые придут тебе в голову, даже самые дурацкие, — посоветовала Дина. — Из ста глупых предположений одно может оказаться верным.

— Может быть, тридцать тридцать — это номер телефона? — предположил Вадик. — В Москве семизначные, а в Сергиевом Посаде могут быть четырехзначные.

— Нет, в Сергиевом Посаде не четырехзначные номера. И почему, интересно знать, ты решил, что это цифры, а не буквы? Может, это не тридцать тридцать, а Зозо?

— Зозо? — удивился Вадик.

— Да, Зозо… — неуверенно сказала Дина. — Грузинское имя. Вчера по ящику пел грузин, певец с толстыми щеками. Звали его Зозо Павлиашвили.

— Вчера по ящику выступал Coco Павлиашвили. Coco! А не Зозо!

— Пусть, — легко согласилась Дина. — Пусть я не права, тогда давай свои версии, я слушаю. Я ведь предлагала тебе выдвигать самые дурацкие предположения.

— Может, эс ноль шестнадцать — это химическая формула?

— Формула чего? — усмехнулась Дина.

— Понятия не имею. Ты сама посоветовала предлагать все подряд. Вот я и предлагаю.

— А может быть, вторая строка, ну эс ноль шестнадцать — это зашифрованный адрес Кристины? Эс — первая буква названия Садовой улицы, ноль шестнадцать — номер ее дома. Ее адрес: Садовая, шестнадцать. Все сходится.

— Сходится, — согласился Вадик. — Другое не сходится: зачем ей шифровать собственный адрес?

— Откуда я знаю? Всякое бывает. Еще эти Цифры могут быть номером секретного агента эфэсбэ. Его номер — эс ноль шестнадцать, а агентурное имя — Зозо.

— Не мог Пузырь заинтересовать эфэс-бэ! — возмутился Вадик. — Не нужен он им!

Они выдвигали еще множество версий, отклоняли их, выдвигали новые и снова отвергали. Закончили спорить, когда экспресс остановился на площади возле Троице-Сергиевой Лавры.

Золотые купола блестели на солнце, сверху доносился звон монастырских колоколов — гулкие звуки, казалось, то приближались, то отдалялись, уносимые порывами ветра. День был ярким. В синеве весело светило солнце, медленно плыли легкие перистые облака. А на площади царила суета, отъезжали и прибывали автобусы, группы экскурсантов послушно спешили за своими экскурсоводами, туристы щелкали фотоаппаратами, оглушаемые колокольным звоном и гудками автомобилей.

— Вы не скажете, где находится Садовая улица? — обратилась Дина к таксисту, который в ожидании клиентов стоял возле своего автомобиля.

— Вниз и налево. — Он указал, в какую сторону идти, и спросил: — Вас подвезти?

— Спасибо, не надо, — сказала Дина. — У нас денег нет.

Дина и Вадик спустились с холма, на котором возвышалась Лавра, прошли мимо ресторана «Золотое кольцо», затем свернули с шоссе на старую разбитую дорогу и оказались на обычной деревенской улице, с обеих сторон которой стояли одноэтажные и двухэтажные дома за заборами и частоколами: в некоторых дворах от дерева к дереву тянулись веревки с висящим на них бельем, лаяли собаки, кое-где над садовыми участками виднелся дым.

— Совсем как в деревне. Шашлыки жарят, баню топят, — вытерев пот со лба, сказал Вадик и посмотрел на красную кирпичную трубу, из которой валил дым. — От такой жары классно в бане спасаться. Попариться, а потом — в холодную речку. И снова в парную, и опять — в холодную воду. Супер! И шашлыки я тоже люблю. Особенно на свежем воздухе, — мечтательно произнес Вадик.

— Не отвлекайся, — строго сказала Дина. — Лучше подумай, что ты спросишь у тех, кто живет в доме Кристины.

— Я уверен, что сейчас там никого нет. Глупо в такую жару сидеть в душной хате, когда вокруг исторические достопримечательности, природа, лес, река… Я бы сейчас не отказался искупаться.

— Мне не нравится твое легкомысленное настроение. Мы приехали сюда по делу, по очень важному делу, поэтому ты должен быть серьезным и сосредоточенным. А ты ведешь себя как младенец, как будто тебя впервые выпустили погулять на травку.

— Не врубаюсь, почему я должен напрягаться, если меня ничто не напрягает? — нахмурился Вадик, которому сравнение с младенцем показалось оскорбительным.

Дом Кристины стоял за двухметровым забором в самом конце улицы; дальше проходила железная дорога, разделявшая город на две части. Чем ближе Вадик подходил к забору, тем сильнее он волновался и тем острее становилось желание повернуть обратно и возвратиться в Москву; вероятно, это было написано у него на лице, потому что Дина, посмотрев на него, снисходительно усмехнулась и с иронией сказала:

— Для такого крутого парня, как ты, перелезть через забор — пара пустяков. Хотя ты уверен, что в доме никого нет, я на всякий случай позвоню.

Они остановились у двери с надписью «Садовая, 16», и Дина надавила кнопку звонка, прикрепленного к дверному косяку.

— Если откроют, скажи, что ты дальняя родственница Кристины, что приехала издалека на экскурсию в Лавру и заодно зашла навестить Кристину. Потом попроси попить, завяжи разговор, постарайся войти в дом и выяснить о Кристине как можно больше, — быстро, очень быстро посоветовал Вадик и, чтобы сбросить с себя ответственность (он не любил договариваться с посторонними), поспешил смотаться. — Я подожду тебя за углом. — Он повернулся, чтобы уйти, но Дина задержала его.

— Подожди, герой, — сказала она, взяв его за рукав. — Похоже, что в доме никого нет.

Дина еще раз надавила на кнопку и несколько секунд не снимала с нее пальца. Было слышно, как в доме за забором звенит звонок. Они подождали около минуты, но к двери так никто и не подошел.

— Никого, — уверенно сказала Дина и, кивнув на забор, велела Вадику: — Лезь.

— Здесь могут заметить, — оглядевшись, сказал Ситников. — Давай уйдем с улицы.

Они дошли до конца асфальтированной дороги, свернули за угол и оказались на тропинке между забором и высоким кустарником, за которым возвышалась железнодорожная насыпь с путаницей стрелок и запасных путей.

— Класс, — посмотрев по сторонам, сделал вывод Вадик. — Отличное место, здесь меня ни одна собака не увидит.

— Похоже, здесь уже кто-то побывал до нас, — сказала Дина и указала пальцем на деревянный ящик, прислоненный торцом к забору. — Кто-то подставил под ноги ящик, чтобы дотянуться до забора, а потом перелез на ту сторону.

Вадик положил руку на деревянный торец и покачал ящик, проверяя его на прочность, затем встал на цыпочки и, вытянув руки вверх, дотянулся до верхнего края забора.

— А что, если в дом забрались воры? — предположила Дина.

— Глупости. Ящик поставили вместо лавки, просто чтобы вечером посидеть у забора в тени кустов. Взрослому человеку не нужен ящик, он и без него перелезет через этот забор. Даже с моим ростом можно спокойно дотянуться до верхушки забора. Если это воры, то они карлики или малютки. Не волнуйся, я справлюсь и с бандой карликов, и с кучей малюток.

— А вдруг дом подключен к сигнализации? Ты не боишься, что тебя милиция поймает, когда ты в дом залезешь?

— Вот еще! Почему я должен бояться?! Я же не вор, не грабитель, я хочу найти улики, вещественные доказательства преступной деятельности Кристины, чтобы потом эти доказательства обменять на Пузыря. Я друга из беды выручаю! Что в этом плохого?! Почему я должен бояться?! — возмутился Вадик.

— Ну ладно, ладно, не горячись, — сказала Дина и, улыбнувшись, передразнила Вадика: — «Вещественные доказательства преступной деятельности». Красиво сказано, я бы так не смогла.

— Жди меня здесь, я скоро вернусь, — сурово посмотрев на нее, сказал Вадик, ухватился за верхний край забора, подтянулся, вскарабкался на забор, а затем, повиснув с другой стороны ограждения, разжал пальцы и почти бесшумно приземлился на мягкий пружинистый дерн.

Вадик оказался в просторном саду, в центре которого стоял деревянный дом под серой черепичной крышей. Ситников прошел по траве к дому, поднялся на крыльцо и громко постучал в дверь, решив убедиться, что в доме никого нет; ведь бывает, что хозяин крепко спит и не слышит звонка.

— Эй, есть там кто-нибудь? — громко спросил он и постучал снова.

Ответа не последовало. Вадик осмотрел дверь. Это была крепкая, тяжелая дверь, обитая листовым железом. О том, чтобы взломать или выбить ее, не могло быть и речи.

Вадик решил осмотреть дом со всех сторон. Он спустился с крыльца, свернул за угол и, пройдя несколько шагов по гравийной дорожке, окружавшей дом по периметру, увидел в боковой стене разбитое окно, через которое внутрь легко мог проникнуть взрослый человек. Кто-то вдребезги разбил это стекло, вынул из рамы крупные осколки (они лежали тут же, под окном) и накрыл нижнюю сторону рамы старой телогрейкой, чтобы не пораниться о стеклянное крошево.

«Совершенно ясно, что здесь кто-то был до меня. Динка была права: в этой хате побывали воры. С одной стороны, это хорошо, потому что теперь я точно знаю, что дом не подключен к сигнализации; да и с окном не придется возиться — его уже выбили. А с другой стороны, это плохо — если меня здесь накроют менты или хозяева, то мне придется отвечать за то барахло, которое до меня стырили воры, — рассуждал Вадик, залезая через разбитое окно в дом. — Сейчас-то в хате никого нет. Динка несколько раз звонила в дверь в калитке, потом ждала, потом снова звонила — за это время нормальный вор успеет перекинуть краденые вещички через забор и смотаться подобру-поздорову».

Спрыгнув с подоконника, Вадик очутился в большой комнате, видимо, гостиной. Здесь царил полумрак, окна были завешаны плотными занавесками, и плоские лучи солнечного света падали на деревянные полы сквозь щели между тяжелыми портьерами. Круглый стол, который раньше, по всей видимости, стоял на ковре в центре комнаты, сейчас был придвинут к секретеру, ковер скатан в рулон, а на голом полу чернел квадратный проем — открытый ход в подпол.

Встав на четвереньки, Вадик заглянул вниз, но не увидел ничего, кроме нескольких ступеней крутой лестницы, ведущей во мрак подземелья. Жалея, что не захватил с собой фонарь, Вадик ощупью медленно спустился в прохладный подпол и замер. Ему показалось, что в подвале кто-то есть. Он прислушался. В подвале кто-то находился, теперь Вадик знал это наверняка, хотя глаза еще и не привыкли к темноте. Сердце сразу бешено заколотилось — не сердцебиение, а стук лошадиных копыт. Пытаясь отключиться от этой помехи, Вадик задержал воздух в легких, напряг слух и услышал чье-то дыхание.

— Кто здесь? — громко спросил он, чувствуя, как задрожали коленки.

Ответа не последовало, но чужое приглушенное дыхание стало более частым. Вадик услышал это.

— Кто здесь? — повторил он вопрос и услышал, как его голос задрожал от страха. Чтобы вернуть себе уверенность, побороть страх и не скончаться на месте от разрыва сердца, Вадик заорал во все горло: — Выходи, придурок! Стрелять буду! — И, вытянув руку, как слепой, шагнул в темноту.

В следующее мгновение он вскрикнул от пронзительной боли. Кто-то ударил его тяжелым металлическим предметом по вытянутой руке, попав точно по болезненной косточке на запястье, где ладонь соединяется с предплечьем. Вадик не успел опомниться от первого удара, как получил второй — по плечу, по ключице. У Вадика из глаз искры посыпались, а в голове промелькнуло: «Он бьет по руке. Хочет выключить руку и выбить пистолет. В темноте не видно, что у меня вместо пистолета указательный палец». От дикой боли Вадик зажмурил глаза, согнулся пополам и, прижав к животу ушибленную руку, упал на колени. Он услышал шаги человека, который легко взбежал по лестнице наверх, выбрался из подпола и покинул дом, хлопнув входной дверью.

Несколько секунд Вадик сидел на полу, не в силах ни думать, ни стонать, ни двигаться, превозмогая тошноту, которая вдруг подкатила из-за резкой нестихающей боли. Особенно сильно болела ключица. Усилием воли он заставил себя подняться. Боль постепенно утихала, тошнота пропала. Глаза привыкли к темноте, и теперь Вадик мог различать контуры предметов в этом, как оказалось, довольно большом подвале. В центре подпола находился похожий на верстак стол, на котором стоял какой-то станок с большими, напоминающими штурвалы, колесами. Вдоль стен громоздились канистры, ящики, бочонки и еще какой-то хлам, который обычно хранят на антресолях, чердаках и в подвалах.

«Барахло! Тряпье! Тьфу! — в сердцах плюнул Вадик. — Из-за этой дряни я чуть руки не лишился!» — Он еще раз окинул помещение беглым взглядом, повернулся к лестнице и увидел чемодан, который стоял рядом с нижними ступеньками. Это был солидный кожаный чемодан с укрепленным каркасом, удобными защелкивающимися замками и парой кожаных ремней, которые охватывали его поперек и застегивались для большей надежности. Вадик повалил его набок, открыл… и сразу закрыл. Он не поверил своим глазам.

Снова открыл. Горящими глазами осмотрел содержимое. Провел рукой, пощупал; Убедившись, что это не галлюцинация, захлопнул крышку, застегнул замки и, взявшись за удобную мягкую ручку, с трудом поднял багаж, еле-еле выволок его из подвала наверх и поставил на дощатый пол.

Входная дверь была распахнута настежь, видимо, вор проник в дом через разбитое окно, а вышел через дверь, изнутри открыв замок. Вадик поднял чемодан и неверной походкой вышел из дома. На крыльце ему пришлось снова опустить его — никогда еще он не держал в руке такого тяжелого чемодана. Ситников прислонился к косяку, ощупал больную руку, осмотрел ушиб — запястье и плечо правой руки уже начали опухать, пальцы с трудом сжимались в кулак. Вадик посмотрел по сторонам и увидел, что калитка в заборе приоткрыта, значит, через нее вор выбежал на улицу. Оценив ситуацию, Вадик решил стереть свои отпечатки пальцев, ведь так поступали все герои кинобоевиков. Вернувшись в комнату, он вытер носовым платком оконную раму, через которую залез в дом, потом, не убирая платка с руки, открыл дверь, вышел из дома и протер дверную ручку с внутренней и внешней стороны. Захлопнув дверь, Вадик стащил чемодан по ступенькам крыльца, опустил его на землю и побежал по траве к тому месту, где он несколько минут назад перелезал через забор.

— Динка! Ты там? — громко окликнул он приятельницу.

— Представь себе, все еще здесь! Другая на моем месте давно бы ушла! А я тут уже полчаса стою как дура! — раздался за забором недовольный голос Кирсановой. — Ты скоро?!

— Подойди к калитке и жди меня, я сейчас выйду.

Вернувшись к крыльцу, Вадик левой рукой поднял чемодан, быстрыми мелкими шажками вышел на улицу и захлопнул за собой дверь, толкнув ее локтем. Дина уже ждала его.

— Откуда у тебя этот чемодан? — нахмурилась она. — Ты украл его?

— Сейчас все расскажу. Быстро идем отсюда, — сказал Вадик, озираясь по сторонам.

Они вышли на асфальтированную дорогу и направились к автовокзалу. Вадику идти было больно: ключица болела, когда он поднимал руку при ходьбе. Тащить чемодан левой рукой было неудобно: он мешал ноге, стукался о колено, оттягивал руку, и скоро у Ситникова заныло левое плечо. Вадик попытался переложить чемодан в правую руку, но она так заныла, что он сразу выронил свою кладь и остановился на обочине дороги.

— Надо немного передохнуть, — сказал Ситников, оглянулся и, посмотрев на дом Кристины, увидел, что они с Диной не прошли и ста метров.

— Так мы два часа будем идти до остановки. Давай я понесу, — предложила Дина и попробовала подхватить чемодан за ручку, но не смогла его даже от земли оторвать. — Да что у тебя там, кирпичи, что ли?! Объяснишь ты мне наконец?!

— Деньги, — сказал Вадик.

— Что-что-что? — прищурилась Дина.

— Деньги, — повторил Вадик.

— Хватит прикалываться, — не поверила Кирсанова. — Я тебя насквозь вижу. Говори, что в чемодане!

— Бабки. Миллион. Может, и больше. Пятисотрублевые купюры в толстых пачках. Полный чемодан пятисоток, — негромко произнес Вадик и, посмотрев по сторонам, заметил черный джип с затемненными стеклами, который затормозил рядом с Диной и Вадиком, проехал несколько метров на минимальной скорости, а затем снова помчался вперед. — Надо линять отсюда, а то стоим, как два клоуна в цирке, внимание привлекаем.

— Я тебе не верю, — сказала Дина. — Этого не может быть!

— Да чтоб я сдох! — поклялся Вадик. — Стал бы я возиться с этим сундуком, если б там была какая-нибудь лажа!

Подняв чемодан, Ситников снова двинулся вперед к автовокзалу. Через каждые приблизительно тридцать шагов он делал передышку. По пути Вадик рассказал Дине о том, что произошло после того, как он перелез через забор и проник в дом Кристины. Его рассказ обескуражил Дину, она не знала, как к этому относиться, что делать с чемоданом, где прятать деньги, нужно ли их прятать и, вообще, правильно ли они делают, что вот так спокойно несут чужой чемодан с чужими деньгами в чужом городе?

— Если нас остановит милиция, если узнают, что мы несем чужие деньги, тогда нам конец, это будет выглядеть как воровство. Воровство, понимаешь?

— Правильно. Поэтому мы должны сговориться, иначе нам не поверят. Все, я больше не могу идти, я должен отдохнуть.

Вадик поставил чемодан на землю, сел на него и снова отчетливо почувствовал, как болит рука. При быстрой, торопливой ходьбе эта боль была не так заметна. Кроме того, Вадику хотелось пить. Он помнил, что на площади у автовокзала стоит бочка с квасом, но до этой бочки было еще так далеко.

— Так что же? — спросила Дина. — Что мы им скажем?

— Там у вокзала стоит бочка. С квасом.

— Я не про это. Что мы им скажем?

— Мы скажем, что нашли этот чемодан, что этот чемодан — находка. Ты должна будешь сказать, что все видела. Это очень важно. Ты свидетель. Чтобы нам поверили, мы должны все правильно рассказать. Нам обязательно надо договориться. Вдруг менты посадят нас в разные кабинеты и будут допрашивать и искать противоречия в наших ответах. Так всегда делают, я видел это в кино. А мы будем твердо стоять на своем. Мы будем говорить, что нашли его в кустах возле железной дороги.

— А про то, как мы здесь оказались, про твою разбитую руку что ты скажешь?

— Скажем, что приехали посмотреть на Лавру, потом гуляли, я оступился, упал и ушиб руку.

Дина покачала головой. Она скрестила руки на груди и, опустив голову, задумчиво смотрела перед собой на асфальт.

— Нет, это никуда не годится. Никто нам не поверит. Если они начнут расспрашивать и копать, то докопаются до Кристины и поймут, что чемодан краденый. Разбитое стекло в доме, открытый подпол, украденный чемодан с деньгами. Пойми, все это очень серьезно.

— Что бы я ни предложил, ты ни с чем не согласна. А что ты сама конкретно предлагаешь?

— Надо честно рассказать про Пузыря, про Кристину и про все остальное, тогда нам поверят, во всем разберутся и помогут найти Пузыря.

— Ни за что! — категоричо заявил Вадик. — То, что ты предлагаешь, — полная чума! Полнейшая! Сегодня утром я бы еще мог пойти в милицию и рассказать про Пузыря. Но утром меня никто бы и слушать не стал, надо мной бы посмеялись и объяснили бы, что прошло слишком мало времени для того, чтобы начинать розыск Пузыря. Ой, я не могу, какая ты наивная! Так могло быть утром! Если бы я пришел в милицию без чемодана с деньгами! Тогда бы менты надо мной посмеялись! А теперь, когда я приволоку им сундук с бабками, они, само собой, расцелуют меня, отнесутся ко мне с огромным почтением! Только я им такого подарка не сделаю, я этот чемодан им не принесу, потому что я, может быть, и не самый умный пацан на свете, но уж точно не придурок. Меня из-за этого чемодана чуть не грохнули! И по руке меня лупили, и через забор я перелезал, и колесо у машины прокалывал, и тайный обыск в квартире Кристины устроил, и окно у нее разбил, чтобы на балкон вылезти. Короче, я сегодня наколбасил столько, что если путем во всем разобраться, что я тут натворил, меня первого надо сажать в колонию для малолетних преступников. — Вадик облизал пересохшие губы. — Пить охота. В общем, сделаем так: этот чемодан с бабками отдадим Кристине в обмен на Пузыря, но сначала возьмем себе несколько пачек, ну, чтобы возместить моральный ущерб, — это, я считаю, справедливо.

— Да, если начнут разбираться, что да как, то тебе первому влетит, — согласилась Дина и посочувствовала: — Рука сильно болит? Может, тебе к врачу надо?

— Сначала надо дойти до площади и сесть в автобус, — сказал Вадик и встал.

— Лучше поймать такси или частника, это дорого, зато быстро и удобно.

— Действительно. Совсем забыл, что мы теперь миллионеры.

Чем ближе они подходили к автовокзалу, тем больше народу встречали на пути. Двое подростков промчались мимо на велосипедах. Группа туристов вышла из ресторана и направилась к Лавре вслед за Вадиком и Диной. Какая-то женщина посмотрела на Сит-никова и на его чемодан так подозрительно, что Вадик перестал морщиться от боли и неудобств, которые причинял ему чемодан. Ему казалось, что взгляды всех прохожих устремлены на него и что каждый встречный думает о нем: «Почему он выглядит таким измотанным, этот подросток с подозрительно тяжелым чемоданом? И почему у него такой тяжелый чемодан? Куда он с ним направляется? Если он уезжает в лагерь с тяжелым чемоданом, то почему его не провожают родители? А если это не его чемодан?»

Рано или поздно они должны были попасться на глаза милиционеру. И это случилось возле площади перед Лаврой, когда до стоянки такси оставалось метров двадцать. Силы Вадика были на исходе. Отдохнув перед последним рывком, он снова примерился к поклаже и поднял ее. Сделал несколько шагов и не выдержал — его пальцы беспомощно разжались, и чемодан рухнул на тротуар прямо перед переходом. На противоположной стороне площади стоял лейтенант милиции и внимательно наблюдал за Вадиком.

— Книги, — вслух сказал Ситников, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

— Что? — спросила Дина. Она тоже растерялась, заметив милиционера.

— Я скажу, что у меня там книги. В чемодане. Он не поверит. Прикажет открыть. Мы пропали, — пробормотал Вадик, увидев, как милиционер, дождавшись зеленого сигнала светофора, сошел с тротуара и пошел прямо к Вадику, не спуская глаз с чемодана.

«Сейчас он нас остановит, чемодан будет открыт. Начнутся расспросы, обыск, арест и все прочее».

— Молодые люди, вас подвезти? Могу до самой Москвы, — раздался мужской голос.

Перед Вадиком остановился черный джип с затемненными стеклами, водитель высунулся из открытого окна и вопросительно смотрел на ребят. Лицо мужчины показалось Вадику знакомым, но сейчас было не до того, чтобы вспоминать, где он его видел.

— До Москвы подбросите? — спросил Ситников и, не дожидаясь ответа, открыл дверцу и, запихнув чемодан на заднее сиденье, влез в салон.