"Операция «Людоед»" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей Борисович)

Глава одиннадцатая

Стамбул, район Длинного рынка. 20 августа.

В гостиничном коридоре стояла такая тишина, будто здесь ничего не произошло. Хозяин «Аксарая» Самбулатов выселил последних постояльцев второго и первого этажа еще вчерашним вечером. Только в номерах на третьем этаже еще оставались две-три семейные пары. Оттуда слышались приглушенные голоса, мужской и женский, какая-то возня, шорохи и скрипы. Люди, разбуженные выстрелами, проснулись и теперь не могли решить, что же им предпринять. Заперевшись на все засовы, торчать в номерах, ожидая приезда полиции, или спуститься вниз, выяснить, что там стряслось. Благоразумие и осторожность взяли верх над любопытством. Сурков, без пиджака, в светлой рубашке, пропитавшейся кровью, дошел до конца коридора. Голова кружилась, пол уходил из-под ног. Сурков хватался рукой за стену, чтобы не упасть, оставляя на светлых обоях багровые полосы свежей крови. Когда Колчин вышел из номера, Сурков уже начал спускаться вниз по служебной лестнице. Там, во дворе, ждал синий «Рено Лагуна» с распахнутой задней дверцей. Сурков, крепко держась за перила, преодолел один лестничный марш, на минуту остановился перевести дух. Колчин, оставив сумку с отмычками, быстро зашагал к лестнице. Он в три прыжка преодолел первый пролет. Вцепившись ладонью в перила, Сурков стоял на тесной площадке между пролетами лестницы. Он не мог опустить ногу на следующую ступеньку, потому что эта ступенька то проваливалась под башмаком, то поднималась вверх. Он потерял много крови и теперь, сжав зубы, собирал остатки сил, чтобы, наконец, дойти до машины.

– Я здесь, – сказал Колчин. – Сейчас помогу.

Он чуть пригнул спину, шагнул вниз, чтобы подхватить Суркова под плечо, помочь ему. Двери во двор оставались распахнутыми. Возня на третьем этаже стихла. Колчин уже подлез под плечо Суркова, переложил пистолет в левую руку, правой рукой ухватил раненого за брючный ремень. Но тут из-под лестницы выскочил усатый мужчина в темном пиджаке и большой кепке. Мужчина держал в руках помповое ружье. Вскинув ствол, он не стал тратить время на то, чтобы взять цель на мушку. С расстояния в несколько шагов и целиться не обязательно. Мужчина нажал на спусковой крючок, из ствола вылетел сноп искр. Картечь пробила грудь и живот Суркова. Это был смертельный выстрел, не оставляющий жертве ни единого шанса. По лестнице поплыл пороховой дым. Заряд картечи отбросил Суркова назад, он сел на лестницу. Но уже через долю секунды, полетел вниз, пересчитывая головой ступеньки. Стрелок потянул на себя скользящее цевье, досылая новый патрон. Колчин успел инстинктивно прижаться спиной к стене. Не перекладывая пистолет в правую руку, дважды выстрелил навскидку. Противник успел дослать патрон в патронник. Но первая пуля, пущенная Колчиным, сбила с его головы кепку, вторая пула угодила в глаз. Падая на спину, человек пальнул из ружья в потолок. На голову посыпалась сухая штукатурка. Перескакивая через ступеньку, Колчин бросился вниз. Перепрыгнув тела убитых, остановился. До двери, до спасительного выхода, оставалась метра три, но за углом или под лестницей мог прятаться еще один убийца. Сделав шаг вдоль стены, Колчин отступил в самый угол тесного коридорчика. В дверном проеме мелькнуло что-то темное, на пол легла длинная человеческая тень. Мужчина, заглянул внутрь. Увидев под лестницей два неподвижных тела, смело шагнул вперед, переступил порог, сделал еще один шаг. В полусогнутой руке человек держал пистолет. Колчин выстрелил от бедра. Пуля вошла чуть выше уха, застряла в голове. Человек упал на грудь, подвернув под себя обе ноги и перегородив своим телом путь во двор. Кто были эти люди и откуда они взялись? Вероятно, хозяин гостиницы оставил парочку вооруженных охранников, чтобы сторожить гостей. Возможно, это люди Зураба, они устроились на ночлег в одной из надворных построек или в каморке под лестницей. Впрочем, не важно, кто они. Разгадывать этот ребус нет времени. Колчин посмотрел на часы: четыре с четвертью. Двор начинал просыпаться, издалека слышались чьи-то крики. Колчин шагнул вперед, прошелся башмаками по мертвому телу. «Рено Лагуна» стояла у крыльца гостиницы. Ткачук, как ему и положено, сидел на водительском месте. Плечи опущены, шея согнута, голова упала на грудь. Изо рта на синюю рубашку сочится слюна. В левом виске входное отверстие от пули. Видимо, стреляли с близкого расстояния, почти в упор. Колчин не мог разглядеть, что творится вокруг, белый плотный занавес из стираного белья закрывал всю панораму двора. Виден был лишь верхний третий этаж противоположного дома. Открылись ставни окна. Какой-то молодой черноволосый парень лег животом на подоконник, стал поворачивать голову за спину и кого-то звать по-турецки таким зычным пронзительным голосом, что услышать его наверняка можно на соседней улице. К парню присоединился мужчина, он тоже лег животом на подоконник, стал кричать и показывать на Колчина пальцем. Колчин дернул на себя дверцу, водитель вывалился со своего места на ровные булыжники мостовой.

– Стой, стой, бандит, – кричали мужчины из окна, но сами с места не двигались. – Он ограбил гостиницу. Держи его. Хватай…

Колчин сунул пистолет под ремень, ухватил Ткачука за ноги, оттащил его от машины. Сев за руль, повернул ключ в замке зажигания и дал по газам.

Машина, совершив круг по двору, содрала пару простыней с бельевых веревок, едва вписалась при повороте в узкий колодец полукруглой арки. Чуть коснулась стены передним бампером и пластмассовым зеркальцем заднего вида. Зеркальце разлетелось в мелкие куски, словно боевая граната. Машина вырвалась на улицу. Возле тела выпавшего из окна Смыра уже стали собираться люди. Три-четыре мальчишки, торговец из ближней лавки, какой-то старик с гривой всклокоченных волос. Женщина в платье до пят с лицом, закрытой фиолетовой паранджей, идет по противоположной стороне улицы. Но все эти люди не в счет. Главное, на месте еще нет полицейских. Скрипнули тормоза, «Рено» вылетел на узкую улочку, понесся вверх по ней. Колчин гнал машину к дому владельца гостиницы «Аксарай» Шахана Самбулатова. Если ехать ближней дорогой, доберешься до цели за десять минут. Но ближняя дорога не всегда самая короткая дорога. Колчин решил сделать круг, подъехать к дому Шахана не со стороны гостиницы, а со стороны городской барахолки. Так безопаснее. Навстречу стали попадаться пешеходы. При виде летящей на всех парах машины они отходили в сторону и останавливались, оборачивались в след «Рено». Видя, что его никто не преследует, Колчин сбавил газ. Вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер российского торгового представительства. Этот канал связи действовал до шести утра, Колчин имел право использовать его только в самом крайнем экстренном случае.

– Слушаю, – мужчина говорил по-турецки с заметным акцентом.

– Подберите меня у входа на книжный базар. Ровно через час. Если меня не будет к тому времени, значит, я совсем не приду. Ждать не имеет смысла.

– Тебя одного? – переспросил мужчина.

Колчин свернул направо.

– Да, одного, – повторил Колчин.

– Какой объект они выбрали? – спросил мужчина. – Говорите прямо по телефону, какой объект. Нет времени на иносказания.

– Я не знаю, – проорал Колчин. – Буду знать через час. У входа на книжный базар. Поняли?

– Мы будем ждать, – сказал собеседник. – Запомни: черный «Сааб» с дипломатическим номером.

Колчин дал отбой, опустил трубку в карман. Придерживая руль локтем, он достал из-под ремня пистолет, выщелкнул из рукоятки расстрелянную обойму, бросил ее на коврик. Вставил снаряженную обойму, передернул затвор. И тут услышал вой сирен, где-то совсем близко, на соседней улочке или за поворотом. Очевидно, в гостиницу «Аксарай» уже мчались все городские полицейские. Значит, за синей «Лагуной» тоже началась охота. Колчин сбросил скорость до пятидесяти километров, вывернул руль, гася инерцию движения машины. Машину крутануло на брусчатке, вынесло на встречную полосу, развернуло на сто восемьдесят градусов. Колчин ударил по газам. Машина понеслась в противоположном направлении, свернула направо, выехала на тротуар, едва не задела магазинную витрину. Но сшибла несколько голых манекенов, выставленных перед входом в еще не открытый магазин одежды. Бессистемно меняя маршрут движения, Колчин несколько минут петлял по улицам, заметая следы. Вой сирен остался где-то позади. «Лагуна» повернула направо, потом налево. Впереди незнакомая трущобная улица. А улицу перегородил желтый «Форд» с логотипом известного ресторана на кузове. Возможно, неумелый водитель безуспешно пытается заехать в узкую арку дома или… Однако не исключен вариант, что на «Форде» колесят по Стамбулу, ведут скрытое наблюдение полицейские, работающие в штатском. Двери желтой машины распахнулись, два парня вылезли на мостовую. Пассажир держал в руках длинноствольный револьвер «Магнум». Колчин сбавил скорость, услышал низкий звук заблокированных колес, рывком вывернул руль в сторону, выехал на тротуар. Вернул руль в прежнее положение. «Лагуна» проскочила в притирку между стеной дома и «Фордом», но все-таки чирикнула задней дверцей по его бамперу. Колчин снял подметку с педали тормоза и выжал газ. В зеркальце он увидел мужчин, мечущихся возле желтой тачки. Теперь, чтобы выбраться с узкой улочки на громоздком «Форде» полицейским потребуется не меньше пары минут. Колчин остановил машину в тесном дворике, похожем на огромную помойку, пересел на заднее сидение. Сбросил с себя серый пиджак с рукавами, забрызганными кровью, стянул через голову черную рубашку, ладонью пригладил волосы. Вытащил из пакета аккуратно сложенную форму моряка торгового флота, приготовленную для Людовича, и живо переоделся. Выходной китель был слегка тесноват в плечах, но брюки оказались впору. Фуражка со светлым верхом чуть великовата, козырек наезжает на глаза. Эта форма не лучшая маскировка, но на худой конец и этот вариант не плох. Ориентировки на Колчина, его приметы и описание одежды наверняка получили все полицейские. В своем сером гражданском костюме в бурых кровавых пятнах он не пройдет по городу и пары кварталов, оглянуться не успеет, как окажется в полицейском участке. На человека в морской форме в Стамбуле никто не оглянется, город просто кишит моряками, военными и гражданскими, из всех стран мира.

Пригород Перми. 20 августа.

Время текло, как вода сквозь пальцы. По радио гнали эстрадную музыку, тупую, надоевшую до тошноты. Время от времени этот музыкальный понос прерывался сообщениями местного радио. Диктор повторял ту же информацию, что и ранним утром: из колонии строгого режима бежали заключенные, но уже найден фургон, в котором они покинули территорию ИТУ, а также его водитель, соучастник побега. На ноги поднят весь личный состав городской и областной милиции. У рецидивистов нет шансов выбраться из города. И так далее… Стерн, накрыв лицо полотенцем, лежал на кровати. Он беспокойно ворочался и все никак не мог найти удобную позу. Ватутин, чтобы чем-то себя занять, тасовал замусоленную колоду карт, сам с собой играл в очко.

– Им просто деваться некуда, этим зэкам, – повторял он. – Ведь передали по радио: четверти часа не прошло, как их хватились. Ну, это же западло… Суки, нашли время…

Ватутин дожидался ответа Стерна, но тот угрюмо сопел и не отвечал. В восемь с минутами утра передали, что один из бежавших заключенных задержан на улице Строителей. Сопротивления беглец не оказал, задержание прошло гладко, без крови, без единого выстрела. Однако задержанный отказывается сообщить, где находится второй беглый зэк. – Или не знает, – сказал Ватутин.

– Не знает, – сказал Стерн.

Диктор, выдержав паузу, произнес:

– Теперь в руках следствия находится водитель фургона и один из заключенных, чье имя пока держится в секрете в интересах следствия. Поиски второго преступника продолжаются.

Заиграла музыка, певица запела о солнце, которое встает над равниной, и о своей любви, которая чахнет день ото дня под этим палящим солнцем. Стерн скинул полотенце с лица, глянул на часы и снова закрылся полотенцем. На часах восемь двадцать. Интересно, где сейчас Зураб? В Польше или в Турции? Если он в Стамбуле, то сейчас наверняка сладко спит, обняв за талию какую-нибудь блондинку. Склонные к полноте блондинки в его вкусе. Да, Зураб спит… Ведь в Стамбуле сейчас пять с четвертью утра. Стерн лежал, закрыв глаза, и перелистывал недавние воспоминания, словно страницы хорошо знакомой книги. В начале лета они с Зурабом заказали отдельный кабинет в тихом ресторане «Загорье» в пригороде Варшавы. Интерьеры рестораны были выполнены в совершенно диком безвкусном стиле. «Загорье» больше напоминало дом терпимости, чем кабак. В залах и кабинетах развесили красные светильники, настенные бра задрапировали темно багровой тканью. По стенам вместо обоев красный атлас. И, наконец, главная изюминка – застекленные гобелены работы художника, сдвинутого на сексуальной почве. На всех картинах множество обнаженных мужчин и женщин совокупляется на фоне величественных картин природы: водопадов, гор, покрытых шапками снегов, дремучих непролазных лесов. Если приглядеться повнимательнее, заметишь, что во всех этих оргиях принимают участие домашние животные: собаки, лошади и даже одинокая корова. Потолок украшали пухлые грудастые нимфы, голые купидоны и амуры, слепленные из гипса и покрытые золотой краской. Если абстрагироваться от интерьера, не смотреть по сторонам, то аппетит не пропадет. В тот вечер на ужин заказали фирменные блюда: утку, фаршированную черносливом, паштет из гусиной печенки и тушеные овощи, сдобренные кавказскими пряностями, такими острыми, что дыхание перехватывало. Хозяином «Загорья» был один грузин, давний приятель и земляк Зураба. Поэтому кабак считался среди своих надежным заведением, где можно говорить о чем угодно, не опасаясь, что твои слова прослушают полицейские ищейки или контрразведчики. «Польша вполне приличная страна, но очень продажная, очень коррумпированная, – Зураб попробовал белое вино и кивнул официанту. – Ну, разумеется, не такая продажная, как Грузия. И взяточников тут в сто раз меньше. Впрочем, с Грузией по этой части никакое государство не сравнится. Грузия, пожалуй, самая продажная страна в мире. Там все куплено и перекуплено снизу доверху. А Польша мне понятна. Поэтому я себя здесь нормально чувствую, почти как дома. А тебе как Варшава?» Стерн на минуту задумался и честно ответил: «В моей жизни нет настоящих душевных привязаностей. Поэтому мне живется легко в любой стране мира. Разумеется, если у меня все в порядке с наличностью». Когда подали коньяк, Стерн сказал: «Этот Людович, он странный тип. Не интересуется деньгами, премиальными. Я не доверяю таким людям. Откуда вы его откопали?» «Сам нас нашел, – ответил Зураб. – Он несколько раз приходил в „Приют милосердия“. Видимо, подозревал, что за этой вывеской скрывается не вшивая гуманитарная шарашка, а что-то серьезное. Обращался к Цыбульскому, говорил, что ему нужно встретиться и переговорить с самым высоким начальством. Наши спонсоры решили присмотреться к этому человеку поближе». Зураб долго возился с утиным крылышком, запеченным до поджаристой корочки. Он пообтерся в Европе, усвоил хорошие манеры и теперь даже дичь, которую нормальные люди разделывают руками, ел при помощи ножа и вилки. «Мы следили за Людовичем в течение нескольких месяцев, слушали телефон, выясняли его личность, – сказал Зураб. – Нужно было убедиться, что он не работает на Внешнюю разведку или ГРУ. Когда его проверили, мы пошли на контакт. Это его идея – терракт в Перми. Он всесторонне обосновал предложение. Сделал все расчеты. Мы перепроверили – объект диверсии выбран идеально». «Тогда, при нашей встрече с Людовичем, он говорил о какой-то незаживающей ране на теле России, – сказал Стерн. – Якобы эта рана образуется после нашей акции. Это что, просто образное выражение?» «Нет, все очень конкретно, – ответил Зураб. – Просто не было времени все растолковать. После взрыва на плотине ГРЭС произойдет много всяких неприятностей. О них Людович уже говорил». Зураб мучительно долго ковырял вилкой овощи. Видимо в это минуту он решал, посвящать ли Стерна во все тайны предстоящей акции. Или скрыть некоторые ее детали. Но Зураб не из тех людей, кого подолгу грызут черви сомнения. Доверяя какому-то человеку, он доверяет ему до конца. «Понимаешь, дело тут вот в чем, – сказал Зураб – Ниже по течению реки находится секретная бактериологическая лаборатория, в ней спрятаны почти все самые опасные вирусы, знакомые человечеству. И незнакомые тоже. Во времена „холодной войны“ русские проводили там опыты по созданию убойного бактериологического оружия. „Холодная война“, как утверждают политики, кончилась. Но вирусы-то остались. Так вот, эта лаборатория попадает в зону затопления». «И в этом случае удержать вирусы в лаборатории не будет возможности?» – продолжил мысль Стерн. «Вот именно, – кивнул Зураб. – Как бы не старались власти, чего бы они ни делали, в ближайшие день-два после акции тысячи людей заболеют сибирской язвой, чумой и другими болезнями, у которых даже нет названий, только секретные порядковые номера. Я сильно подозреваю, что там есть болезни пострашнее СПИДа. С водой вирусы распространятся не только на Пермскую область, но и на все ближние регионы. И дальше число больных будет расти в геометрической прогрессии… Секретная бактериологическая лаборатория – и есть наша главная цель. Понял?» Стерн молча кивнул головой. «Людович считает, что этого тебе, как исполнителю, лучше не знать», – добавил Зураб. «Тогда зачем ты об этом говоришь?» – Стерн прикурил тонкую сигару. «А я считаю, что ты должен знать все, – ответил Зураб. – Все тонкости, все нюансы. Возможно, когда-нибудь наша акция станет достоянием гласности. Твое имя внесут в книгу рекордов Гиннеса. Как человека, который убил больше все людей. Не любил, а убил». Зурабу понравилась собственная шуточка, он смеялся так долго, что на глазах выступили слезы.

…Стерн открыл глаза и снял с лица полотенце. Смеялся не Зураб, а Ватутин. Заливисто, звонко…

– Вы анекдот про зеленую собаку слышали? – спросил Ватутин, продолжая посмеиваться. – Только что по радио предавали. Я чуть не…

– Не слышал. К сожалению.

– Может, рассказать?

– Позже.

Стерн посмотрел на часы. Оказывается, он задремал и проспал добрых сорок пять минут. Уже девять часов утра…

– А тебе что, заняться нечем?

– Нечем, – ответил Ватутин. – Картишки есть, но во фраерские игры сам с собой я не играю. А в секу партнер нужен.

Стерн стал придумывать, чем бы загрузить свободного от дел напарника, но ничего путного в голову не пришло.

– Ты вот что сделай, – сказал Стерн. – Там на столе книжка лежит, почитай ее внимательно. А потом мне перескажешь. Ну, своими словами.

Действительно, на столе лежала брошюра в ядовито желтой обложке, служившая подставкой под кастрюли и чайник. Тяжело вздохнув, Ватутин перелистал страницы, прикидывая, много ли времени придется потратить на эту лабуду. Без малого восемьдесят страниц. Это долго. Ватутин вслух прочитал заголовок:

– «Твердые мозоли: их профилактика и лечение».

– Ну вот, видишь, действительно, интересная книжка попалась. И, главное, очень полезная. Прочитаешь и будешь знать, как бороться с твердыми мозолями. А твердые мозоли – это тебе, брат, не хрен собачий.

– Автор – профессор Борис Сердюков, – с выражением прочитал Ватутин. – Введение. Профессор Сердюков – известный ученый, врач, который щедро делится своим опытом и глубокими знаниями не только со студентами медицинского института, где он заведует кафедрой…

– Если можно, не в слух, а про себя, – попросил Стерн. – Пожалуйста.

Стамбул, район Длинного рынка. 20 августа.

К дому хозяина гостиницы «Аксарай» Колчин пробрался извилистым лабиринтом проходных дворов. Зашел во двор не с улицы, а с тыла, через подворотни. Появись Колчин пятью минутами раньше, и он столкнулся бы с Шаханом Самбулатовым нос к носу. Однако этой встречи так и не суждено было состояться. Шахан в сопровождении двух вооруженных телохранителей только что вышел улицу, где ждала машина, и уехал в «Аксарай». Знакомый торговец фруктами и зеленью своим телефонным звонком разбудил Самбулатова в четыре утра с минутами и, задыхаясь от волнения, заявил, что гостиница, принадлежащая Шахану, разгромлена, а все постояльцы поголовно вырезаны неизвестными бандитами. Зеленщик настолько разволновался, что, не вдаваясь в подробности, сообщил новость и бросил трубку. Самбулатов успел натянуть штаны, поднять на ноги двух своих людей, проверенных земляков, живших в его квартире. И тут телефонные звонки стали звенеть, не останавливаясь. «Я все знаю, выезжаю», – кричал в трубку Самбулатов и порывался надеть рубашку, но телефон снова звонил. Беспокоили соседи, знакомые, земляки. «Роза, отвечай по телефону», – крикнул Шахан жене, надел куртку, опустив в карман пистолет. Он выбежал за дверь и помчался к машине так быстро, что молодые охранники, вооруженные карабинами, едва поспевали за хозяином. Колчин, не заставший всей этой суеты и беготни, на минуту остановился и оглядел двор. Шахан занимал верхнюю половину двухэтажного каменного дома. На первом этаже помещалась скорняжная мастерская. Вдоль второго этажа протянулась внешняя галерея, напоминающая летнюю веранду. Во двор выходило четыре окна, закрытых внешними ставнями. Колчин пересек двор, поднялся на два лестничных пролета, остановился перед дверью. Вытащив из-за пояса пистолет, поставил курок в положение боевого взвода, положил палец на спусковой крючок и спрятал оружие за спиной. Левой рукой он снял с головы морскую фуражку, надавил пальцем кнопку звонка.

Дверь открыли без спроса. С другой стороны порога стояла высокая худая женщина лет сорока пяти в длинном бордовом платье с широкими рукавами. Каштановые с проседью волосы стянуты узлом на затылке, на шее нитка дешевых бус. Женщина окинула Колчина взглядом, прищурила глаза, соображая, какая нужда привела русского торгового моряка в дом чеченского переселенца. Разумного объяснения не нашлось. Гость поздоровался, извинился за свою бестактность и ранний визит. И объяснил, что ему нужен по совершенно неотложному делу господин Самбулатов.

– Это насчет гостиницы? – спросила Самбулатова.

– Совершенно верно, – Колчин улыбнулся затравленной улыбкой. – Насчет гостиницы. А вы Роза?

Лицо женщины сделалось суровым, уголки бескровных губ опустились. Этот бравый морячок казался осведомленным человеком. Слишком уж осведомленным.

– Мы уже все знаем.

Роза толкнула дверь, пытаясь захлопнуть ее перед носом Колчина, но гость толкнул дверь со своей стороны и легко вошел в квартиру. Бросил бесполезную фуражку на пол. Видимо, хозяйка хотела закричать во все горло, но Колчин уже вытащил из-за спины пистолет, направил дуло в живот Розы и отрицательно помотал головой.

– Не надо, – прошептал Колчин. – Не ори. И никто не пострадает. Муж дома?

– В гостиницу уехал, – Роза отступила к стене.

– И хорошо, – кивнул Колчин. – Другие мужчины в доме есть?

– Нет. Только дети. Они спят.

Дом Самбулатова больше напоминал офицерскую казарму: чистота и никакого домашнего уюта. Длинный коридор, стены и потолок покрашены серой краской. По правой стене окна, выходящие во двор, слева двери комнат.

– Где у вас гостевая спальня?

– Последняя дверь налево.

– Проводи меня туда.

Не оглядываясь, Роза пошла вдоль коридора. Колчин, озираясь по сторонам, двинулся за ней. Первая дверь в коридор, была закрыта. Вторая дверь оказалась распахнутой настежь. Колчин повернул голову: посередине комнаты на горшке сидел коротко стриженый мальчуган полутора лет. Ребенок напевал песню, при виде незнакомого мужчины, помахал ему рукой. Роза дошагала до конца коридора, открыла дверь.

– Здесь спальня для гостей.

– Оставайся на месте, – велел Колчин и вошел в комнату, на ходу засунув пистолет под ремень.

В разных углах стоят три одинаковые железные кровати. Слева большой платяной шкаф с зеркалом. Окно, задернутое прозрачной короткой занавеской, выходит на узкую улицу. Колчин за спинку ухватил первую же кровать, отодвинул ее от стены. Увидел на полу два вытертых чемодана, покрытых слоем вековой пыли. И больше ничего. Он подошел к следующей кровати, сдвинул ее с места. Рядом с плинтусом лежал исписанный листок почтовой бумаги. Колчин сел на кровать, опустил руку вниз, выудил листок. И прочитал две первую строчку: «Я, Е.Д. Людович, бывший инженер-строитель, пишу это письмо с чувством глубокого раскаяния и сожаления. То, что я совершил, трудно назвать простой ошибкой человека, запутавшегося в жизни, озлобившегося на весь мир». Кажется, то самое письмо. Людович не обманул. Колчин сунул бумагу в карман форменных брюк, встал с кровати и придвинул ее к стене. – Слышь, ты.

Колчин, сидя на кровати, оглянулся на голос. В дверях стояла хозяйка. В руках Роза держала автомат АК – 47. Ствол был направлен в лицо названного гостя.

– Встань, повернись ко мне, – скомандовала Роза. – Но сначала сними китель. И подними кверху руки.

Колчин выполнил приказание. Медленно скинул китель, бросил его на кровать, встал на ноги и поднял руки.

– Теперь вытащи из-за пояса свою пушку, – сказала Роза. – Делай это очень медленно. Держи пистолет за рукоятку двумя пальцами. Дулом вниз. Вот так. Брось его на кровать. И отступи на четыре шага.

Колчин чуть замешкался, не понимая, в какую сторону ему отступать.

– В угол, – заорала Роза.

В комнате была такая жара и духота, будто окно здесь не открывали с тех незапамятных времен, когда построили дом. Колчин чувствовал, что под рубашкой вспотела спина и грудь, горячая испарина выступили на лбу. Капли пота щекотали брови. Хотелось вытереть пот рукавом, но боязно сделать одно неверное движение, которое будет неправильно понято хозяйкой. Он продолжал держать руки поднятыми.

– Роза, я ничего вам не сделаю, – Колчин старался говорить ровным спокойным голосом. – Клянусь, я не желаю вам зла.

– Еще бы ты желал мне зла, русский ублюдок. Сволочь. Вы, русские, убили двух моих братьев. Но я, лично я, отомстила за их смерть.

– Не я убивал твоих братьев, – робко возразил Колчин.

Роза не услышала или не захотела услышать эти слова.

– Я научилась хорошо стрелять. И отомстила.

– Вот видишь, за братьев ты уже отомстила, – Колчин сглотнул застрявший в горле комок. – Значит, все в прошлом. Та война, те жертвы. А моя кровь, моя жизнь тебе не нужна.

– Я ничего не забыла, – Роза упрямо покачала головой. – Ты ворвался ко мне в дом. Ты чуть не убил меня из своего пистолета. Я имею право тебя пристрелить. Мне ничего за это не будет. А полицейские только «спасибо» скажут.

Колчин искал выхода из положения, искал спасительную лазейку. Но не было ни выхода, ни лазейки, ни мышиной норы. Не было даже простых убедительных слов. Язык словно окостенел. Колчин думал, что время близится к половине шестого. У книжного базара его высматривают сотрудники СВР, легальные разведчики, работающие под дипломатической крышей. Дожидаются, чтобы вывести на территорию посольства и спасти. Они будут ждать до шести. Возможно, прихватят еще минут десять, но не более того. А он торчит здесь, под дулом автомата, и, если быть честным, шансов выбраться живым из этой душной комнаты, похожей на огромный гроб, совсем мало.

– Вы, русские, сожгли мой дом. Мы с мужем и детьми уехали от вас навсегда. Мы хотели только немного мира и спокойной жизни. Но вы не даете нам жить даже в Турции. Ты вломился в мое жилище. Ты угрожал мне оружием. Здесь, в моем доме, обыск учинил. Что ты искал?

– Письмо, письмо от друга, – брякнул Колчин и тут же решил, что соврал плохо, неубедительно. – Письмо от Людовича, он гостил в вашей квартире на днях, а потом переехал в «Аксарай». Письмо завалилось за кровать.

– Ты лжешь, – в женских глазах горело адское пламя ненависти. – А что ты сделал там, в гостинице моего мужа? Это ты убил людей?

– Меня там не было.

– Отвечай правду, собака шелудивая.

– Я говорю правду.

Капля пота попала в глаз Колчина, он заморгал веком. Со стороны могло показаться, будто он озорно подмигивал хозяйке, предлагая ей нечто непристойное. Но Роза не заметила этой фривольности, она была слишком возбуждена, разгневана.

– Давай сюда это письмо. Нет, не подходи ко мне. Положи его на кровать. Туда, где китель лежит.

Роза говорила громко, низким срывающимся на хрип голосом, почти кричала. Ее жилистые, видимо, очень сильные руки далеко высовывались из рукавов платья. Колчин думал, что женщина через несколько секунд навертит в нем дырок больше, чем в головке швейцарского сыра. Он покосился на окно. Колчина и Розу разделяли пять-шесть шагов, но о том, чтобы прыгнуть, выбив плечом оба стекла и рымы, полететь вниз со второго этажа, и думать нечего. Если бы в руках женщины был пистолет, она могла бы промахнуться. Но из автомата, да еще с короткой дистанции, не промахнется человек, совсем не умеющий стрелять. Да и падать слишком высоко. – Вынимай письмо, – закричала Роза.

Колчин полез в карман. В этот момент что-то загремело в прихожей или в соседней комнате. Истошно закричал ребенок. Видимо, мальчик, долго сидевший на горшке, задремал и свалился с него. Роза лишь на мгновение отвела взгляд в сторону, себе за спину. Это мгновение решило все. Колчин полетел на пол, ушел с линии огня, перевернулся через плечо. Совершив кувырок, резко задрал ногу кверху и ударил каблуком ботинка в автоматный магазин. Роза нажала на спусковой крючок, короткая очередь полоснула по фанере потолка. Колчин ударил женщину в опорную ногу на уровне колена и, видимо, попал, куда целил. Роза, вскрикнув от боли, выпустила автомат из рук, чуть присела. Колчин, лежа на спине, ударил Розу каблуком в низ живота. Женщина, вскрикнув, упала спиной на пол, приложившись затылком о крашенные доски. Вскочив на ноги, Колчин пинком ноги отбросил автомат в дальний угол. Наклонился над Розой, занес тяжелый кулак. И разжал пальцы. Роза находилась в глубоком обмороке. И лишних зуботычин уже не требовалось. Выскочив в коридор, он побежал к входной двери, перепрыгнув ребенка, выползшего из комнаты. Сбежав вниз по ступенькам, остановился и посмотрел на часы. Шесть часов две минуты. Деньги остались в сумке, брошенной в гостинице. Значит, добраться до книжного базара на такси он не сможет. Придется на своих двоих. Но в этом случае Колчин не поспеет к сроку. Его время кончилось.

И тут под лестницей он увидел черный старомодный велосипед. Ухватив велосипед за руль, вытащил его на свет, перебросил ногу через раму, вскочил в седло и нажал на педали.

Стамбул. Район книжного базара. 20 августа.

На площади возле мечети Баязида, во дворе которой и располагался книжный базар, было как всегда многолюдно. Колчин, издали разглядел посольский черный «Сааб». Поставил велосипед у стены, зашагал в нужном направлении. Теперь он видел, что возле автомобиля топчутся два мужчины в серых наглаженных костюмах. Тот, что помоложе, Василий Ушаков. Второго мужчину, с седой шевелюрой и бородкой клинышком, Колчин видел впервые. Ушаков, заметив Колчина в толпе, помахал ему рукой. Когда до автомобиля оставалось десять метров, на дороге появились два полицейских. Тот, что постарше, остановил Колчина движением руки и попросил предъявить документы.

– У меня нет при себе документов, – ответил Колчин по-английски.

– Вам придется пройти с нами в участок, – сказал старший полисмен.

Сквозь толпу к полицейским пробились Ушаков и его спутник. Они слышали последнюю реплику полицейского, тут же, представившись русскими дипломатами, ввязались в разговор.

– Этот человек сотрудник российского консульства в Стамбуле, – сказал Ушаков. – Вы не имеете права задерживать его и доставлять в участок.

– Я юрист из русского консульства, адвокат, – сказал спутник Ушакова. – Моя фамилия Розовский.

Полицейские нахмурились.

– Он фигура неприкосновенная для полиции, – Розовский показал пальцем на Колчина. – Поскольку на нашего соотечественника распространяется дипломатический иммунитет. Если вы все-таки его задержите, будет большой международный скандал. Очень большой. Это я вам обещаю. Полицейские переглянулись. Затем посмотрели на Колчина. Брюки запылились, на форменной светлой рубашке темные разводы грязи, волосы слиплись от пота. Как-то не верилось, что из-за человека в грязных штанах и несвежей рубашке может разразиться большой международный скандал. Этот тип похож на матроса, списанного с корабля за беспробудное пьянство и самовольные отлучки на берег.

– Вы говорите он дипломат? – переспросил старший полицейский и усмехнулся. – Вы можете доказать свое утверждение?

Теперь переглянулись сотрудники посольства. Ушаков выглядел растерянным. Розовский вынул из нагрудного кармана и надел на нос очки с темными стеклами, отвернулся куда-то в сторону. Колчин стоял, как провинившийся школьник, запустил руки в карманы, склонил голову. Он подумал, что турецкая тюрьма не самое приятное место, а здешние законы не щадят иностранцев. Сейчас его задержат, проводят в управление полиции. Где-нибудь через год состоится суд, ему пришьют жестокие убийства, совершенных в гостинице «Аксарай». Свидетелей наберется столько, что живая очередь выстроится в два ряда. Обвинительный приговор и долгое, возможно, пожизненное заключение, можно сказать, в кармане. Разумеется, русская разведка открестится от своего сотрудника: не наш, ничего не знаем… Это неприятно, когда свои отказываются от тебя. Но таковы неписаные правила всех разведок мира. Однако перед тем как отправиться в участок, Колчин успеет передать кому-то из дипломатов письмо Людовича. Полицейские не сумеют ему помешать.

– Он сотрудник российского консульства, – повторил Ушаков. – Игнатьев Николай Иванович. Вот…

Ушаков посмотрел в глаза Колчина и повторил.

– Игнатьев Николай Иванович. Помощник консула по связям с общественностью.

Ушаков полез во внутренний карман пиджака, вытащил дипломатический паспорт, протянул его полицейским. Стражи закона долго разглядывали фотографию Колчина, вклеенную в документ, сравнивая карточку с оригиналом. Сомнений быть не могло, перед ними действительно Игнатьев. Собственной персоной.

– Просим прощения, – старший полицейский вернул документ Ушакову, приложил ладонь к фуражке. – Мы только что получили описание одного жестокого убийцы. Ваш дипломат по приметам похож на преступника. Простите.

– До свидания, – ответил Ушаков.

Через несколько секунд полицейские потерялись в толпе.

– Садись в машину, – Ушаков похлопал Колчина по спине. – Что-нибудь получилось?

Колчин вытер пот рукавом рубашки.

– Получилось, черт побери. Получилось.