"Операция «Людоед»" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей Борисович)

Глава вторая

Чувашия, Чебоксары. 8 августа.

Всю ночь и добрую утра дня Стерн провел в дороге. На подержанной «Газели» он отмахал более семисот километров, и к утру чувствовал себя так, будто прошел это расстояние пешком. Дважды останавливался сам, чтобы перекусить в придорожной забегаловке и сделать очередную инъекцию героина и регипнола Трещалову, спавшему на матрасе в грузовом отсеке. Дважды «Газель» тормозили сотрудники дорожной инспекции. Первый раз все обошлось, милиционер придрался к тому, что водитель якобы превысил скорость. После недолгих объяснений получил пару мятых купюр и, не заглянув в водительские права, растворился в темноте слякотной ночи. Второй раз Стерна остановили неподалеку от административной границы Чувашии, в полутора часах езды от Чебоксар. Молодой инспектор долго разглядывал документы, спрашивал, куда он держит путь. Наконец, приказал открыть грузовое отделение. «Я сейчас, ключи только достану», – Стерн полез в кабину, нагнулся, вытащил из-под пассажирского кресла пистолет, сунул его под ремень, на одну пуговицу застегнул пиджак. Выбрался из кабины, вытер тряпкой грязные руки, осматриваясь по сторонам. «Может, я в чем виноват? – начал подбивать клинья Стерн. – Всегда готов ответить рублем». «Вы это забудьте, – неожиданно разозлился лейтенант. – Про взятки и поборы». «Уже забыл», – ответил Стерн и расстегнул пуговицу пиджака. В утренний ранний час шоссе оказалось пустым, сразу за дорогой начинался сорный осиновый подлесок, стационарный пункт дорожно-постовой службы отсюда в десяти километрах, а то и дальше. Глухое место. На обочине стоят «Жигули» с синей полосой на кузове, за рулем дремлет милиционер-водитель. Нельзя исключить какую-то неприятную заминку, скажем, Трещалов проснется во время осмотра грузового отделения, придет в себя и попросит помощи. Или мент обратит внимание на следы побоев на его физиономии. И тогда придется действовать по обстоятельствам. Разумеется, Стерн был готов и к такому развитию событий, с ментами он разберется за пару секунд. Лейтенанта пристрелит с расстояния в метр, а водитель еще не успеет глаза продрать, как получит пулю. Но это самый ужасный, самый неподходящий сценарий из тех, что Стерн держал в голове. Уйти на «Газели», увезти с собой Трещалова, пожалуй, можно, шанс есть. Но вот дальше возникнут проблемы. «У меня там приятель спит», – Стерн в сопровождении лейтенанта прошел вдоль кузова «Газели», остановился, воткнул ключ в замок. «Вчера он немного перебрал, день рождение жены отмечал, – Стерн говорил и возился с замком. – Я и решил: пусть в грузовом отсеке поспит, чем будет всю дорогу рядом со мной болтаться». «Разумно», – мрачно кивнул лейтенант. Он был недоволен тем, что водитель слишком много говорит и долго копается с замком. Наконец, Стерн распахнул дверцы, отступил назад, сунул под пиджак правую руку. Милиционер увидел аккуратную отделку грузового отсека: стенки, обитые вагонкой, светильник под потолком. Слева две большие сумки из темной синтетической ткани, из сумок торчат какие-то тряпки, рядом мешок с картошкой, маскировавшей оружие. У противоположной стенки, растянувшись во весь рост на несвежем матрасе, сладко, как ребенок перед Рождеством, спал Трещалов. Услышав какие-то звуки, возню, человеческие голоса он отвернулся от света, с головой закрылся ватным одеялом и громко засопел. В нос лейтенанта ударил запах водки, что перед отъездом из Малаховки Стерн разлил по полу. «Правильно сделал, что не взял его с собой в кабину, – лейтенант отступил от машины и выразительно поморщился. – Посидишь рядом с таким пассажиром, пожалуй, сам опьянеешь. От запаха. Следуйте дальше». Стерн запер дверцы, сел в кабину и помахал милиционеру рукой. В пяти километрах от города он остановил фургон, заперся в грузовом отсеке. Сделал Трещалову еще две внутривенные инъекции и продолжил путь. Оставив «Газель» на платной стоянке в центре города, дошагал центрального почтамта и по паспорту на имя Юрия Анатольевича Заславского получил заказное письмо. Вышел на воздух, выбрал пустую скамейку под старым живописным кленом, прикурил сигарету. В плотно набитом конверте содержались накладные на товар, окуня свежемороженого, прессованного в брикетах по сорок пять килограммов. Общий вес груза шесть с половиной тонн. Отправитель – рыболовецкая артель имени космонавта Юрия Гагарина, город Бердянск, Украина. Получатель все тот же Юрий Заславский. Груз отправлен по железной дороге в рефрижераторном вагоне и уже сегодня должен прибыть в Чебоксары. Стерн поднялся, прошелся по бульвару до летнего кафе, присел за свободный столик под красно-белым тентом и попросил официанта принести что-нибудь съедобное и пару пива. Прикончил завтрак за четверть часа, он поймал машину, зеленые «Жигули», на которых выехал подработать пожилой дядька, и поехал на товарную станцию. Оказалось, что вагон с рыбой прибыл ночью, его отогнали на запасные пути и поставят под разгрузку часа через два, тогда можно будет забрать груз. Стерн вернулся к «Жигулям» и попросил водителя отвезти его на дальнюю окраину, к бывшему складу потребительской кооперации, ныне акционерному обществу «Амфора».

Склады охраняли так, словно это был строго секретный военный объект. «Амфору» отделял от мира глухие железные ворота и трехметровый бетонный забор, по верху которого пустили нитки колючей проволоки. В просторной проходной, сложенной из красного кирпича, несли вахту два милиционера и два гражданских охранника. Стерн с вахты позвонил по внутреннему номеру, спросил Нину Ричардовну Альтову, директора «Амфоры». Через пять минут охранник выдал Стерну пропуск и попросил расписаться в регистрационном журнале. От вахты до административного корпуса две минуты хода по прямой асфальтированной дорожке. Стерн вошел в одноэтажное здание, дошагал до конца темного коридора, перед тем, как толкнуть дверь, деликатно постучал в нее костяшками пальцев. За письменным столом, листая журнал, сидела средних лет женщина с мясистым красным лицом. Поверх серого костюма, хозяйка кабинета надела синий рабочий халат.

– Здравствуйте, я звонил вам дня три назад, – Стерн остановился у стола, ожидая приглашения присесть. – Моя фамилия Заславский.

– Да, да, помню, – Нина Ричардовна перевернула листок настольного календаря, на котором что-то записывала. – Вам нужно помещение, холодильная камера под шесть тонн рыбы в брикетах. Правильно?

– Шесть с половиной тонн, – поправил Стерн. – Вы тогда сказали, что есть свободные холодильные камеры.

– Есть. Я составлю договор. Когда вы привезете свою рыбу?

– Прямо сегодня.

– Хорошо. Давайте документы.

Так и не дождавшись приглашения, Стерн уселся на стул. Альтова вытащила из ящика два бланка договора хранения пищевой продукции, лист копирки. Щелкнула кнопкой шариковой ручки, надела очки и стали заполнять бумаги. Стерн положил на стол паспорт, накладные на рыбу. Он подумал, что провинция – это вам не Москва, здесь дела делают быстро, и не тянут с клиента неизвестно за что лишние деньги. Альтова, поправляя съезжающие с носа очки, сосредоточенно перелистывала страницы паспорта, копалась в накладных. Стерн закинул ногу на ногу, наблюдая за женщиной. Интересно, как бы себя повела Альтова, узнай она, что под видом прессованного окуня на вверенном ей складе будет храниться взрывчатка? Фокус с рыбой и тротилом, придуманный Стерном, был прост и эффектен. В Варшаве, в подвале гуманитарной миссии «Приют милосердия» двухсотграммовые тротиловые шашки, как детские кубики, складывали в коробки, герметично запечатывали тару пленкой. Эту коробки помещали в большие картонные ящики, на дне которых уже лежала размороженная рыба. Сбоку и сверху взрывчатку плотно обкладывали окунем, плотно утрамбовывали рыбу, поливали водой, чтобы заполнить мелкие пустоты. Затем упаковку замораживали, сдирали старый картон. Получались большие брикеты прессованного окуня, которые позже помещали в новые коробки, маркированные надписями на русском языке «мороженая рыба» и «не хранить при температуре выше 0 градусов». В отдельной коробке, помеченной двумя черными крестами, обложенные окунем, хранились электрические детонаторы и герметично упакованные провода, конденсаторы, пульт дистанционного управления. Когда ящик был уже упакован, Стерн сообразил, что радиоуправляемым взрывным устройством пользоваться слишком рискованно. Вокруг ГЭС сильные электромагнитные поля, которые могут вызвать самопроизвольный взрыв. Грузовик взлетит на воздух еще на подъезде к станции. Поэтому придется отказаться от дистанционного управления, а в качестве замедлителя взрыва использовать обычный будильник. Малой скоростью по железной дороге груз был переправлен на территорию Украины, в Херсон. На место выехал некий человек по фамилии Ларионов, известный Стерну под псевдонимом Ларик. Он получил рыбу, поместил ее на хранение в один из местных складов, затем отправил товар в Бердянск и выехал туда следом за товарным составом. В принципе, ни Ларику, ни окуню, который он опекал, ничего не грозило. Российские контрразведчики могли выйти на груз лишь в том случае, если имели платного осведомителя. Но о сути операции, о ее целях, знал очень узкий круг доверенных лиц. Поэтому утечка информации исключалась в принципе. Рыбный запах, а мороженый окунь был не первой свежести, перебивает любой дух, хоть наркотиков, хоть тротила. Даже натасканные на взрывчатку псы ничего не почуют. Но собак пограничники не заводят в рефрижераторы. И ни какому гениальному сыщику в голову не придет искать тротил в брикетах мороженой рыбы. По идее, подобным способом можно транспортировать из Азии в Европу партии наркотиков. Но есть одна заминка в этом перспективном начинании: в Европе, в отличие от России, мороженую рыбу почти не едят. В Бердянске Ларик снова получил товар, своими руками нанес на все коробки новую маркировку «Рыболовецкая артель им. Гагарина, Бердянск» и заполнил новые бланки накладных. Через пару дней груз, а следом за ним и Ларик, пересекли украино-российскую границу. Мороженый окунь побывал транзитом во многих городах, его перегружали из рефрижератора в рефрижератор, таскали со склада на склад. Ларик путал следы, хотя никто за ним не гнался. Когда Стерн позвонил Зурабу из Москвы и назвал свое новое имя, Заславский Юрий Анатольевич, груз и конверт с заполненными от руки накладными Ларик отправил в Чебоксары. Разумеется, окуня можно было пустить прямо в Пермь, получить товар там. Но по опыту Стерн знал, что короткая дорога не всегда самая близкая. Лучше перестраховаться, пусть на это уйдет время. День, другой, неделя… Но ведь дело того стоит.

Сам Ларик тем же маршрутом, через территорию Украины, подался обратно в Польшу. Вероятно, сразу же после возвращения в Варшаву от Ларика избавились. От человека не осталось ни имени, ни отчества, ни фамилии. Только безымянная могила в лесу. А в ней мелко порубленные, перемешенные с землей и облитые какой-то химией человеческие останки.

…Опустив руку во внутренний карман пиджака, Стерн выудил симпатичную коробочку духов: на желтом фоне целуются два золотых голубя. Протянул подарок Альтовой.

– Это вам, – сказал Стерн. – Между прочим, духи назвали вашим именем: «Нина Ричи». Сокращенно Нина Ричардовна.

– Надо же, господи, – женщина туго понимала юмор. Она повертела в руках желтую коробочку. – Французские. Сумасшедших денег стоят. Не стоило тратиться. Спасибо большое.

Альтова не могла скрыть искренней, какой-то детской радости.

– Буду пользоваться по праздникам, – пообещала она. – У нас на рынке все духи левые. Даже пахнут одинаково.

Она убрала духи в ящик стола и принялась дописывать договор. Видимо, обкладывать матом полупьяных грузчиков для Альтовой привычное дело, повседневная рутина жизни, но вот получать в подарок французские духи – это событие из ряда вон. Все дела закруглили за полчаса. Стерн сходил в бухгалтерию, внес деньги за хранение в промышленном холодильнике шести с половиной тонн прессованного окуня, вернулся в кабинет Альтовой, отдал ей бумаги.

– Транспорт у вас есть?

Женщина хотела как-то отблагодарить владельца окуня за подарок.

– Найду на станции. Это не проблема.

– Там вас обдерут, как липку. Вот что. Возьмите у нас машину и грузчиков. Я сейчас обо всем договорюсь.

Альтова вырвалась из кабинета, рванула по коридору с такой скоростью, что на бегу едва не вылетела из своего халата. Через десять минут, тяжело дыша, вернулась, назвала номер грузовика, который уже ждет пассажира у ворот вахты. Три грузчика в кузове.

– Не знаю, как вас и благодарить, – развел руками Стерн.

– Приятно помочь интеллигентному человеку, – ответила Альтова.

Варшава, район Вавер. 8 августа.

Колчин привез в Варшаву плохую погоду. Похолодало, зарядивший с утра мелкий дождь не собирался заканчиваться и вечером. Квартира на городской окраине, в которой Колчин должен был в зависимости от обстоятельств провести две или три ночи, оказалась довольно просторной, но грязной и запущенной. Если когда-то в обозримом прошлом здесь делали уборку, то этим делом, несомненно, занимался очень ленивый мужчина с ослабленным зрением. На вышедшей из моды полированной мебели лежал толстый слой пыли, из крана текла ржавая вода. Паркет потемнел от времени и был так затоптан грязными ботинками, будто по нему маршировала рота солдат, возвращавшаяся с полевых учений. Колчин с дороги принял душ, надел майку и тренировочные брюки и вышел на кухню. В холодильнике он нашел замороженную пиццу, банку с консервированными сосисками и упаковку баночного пива. Он сунул пиццу в микроволновую печь, а сам стал мыть тарелки так, как их моют бережливые варшавяне: напустив в раковину немного воды и заткнув слив резиновой затычкой. Колчин еще не успел дожевать пиццу, когда в дверь позвонили. Пришел Густав Маховский, польский нелегал. В прихожей он скинул мокрый плащ, ботинки, белым носовым платком протер стекла очков. Колчин знал Маховского по старым делам, изучил его наклонности и привычки: если этот человек протирает очки, он нервничает. На ходу дожевывая кусок теплой пиццы, Колчин провел гостя в большую комнату, зажег верхний свет, опустил оконные жалюзи и задернул шторы. Маховский поставил чемоданчик на журнальный столик, сел в кресло. Вытащил из кармана сигареты, прикурил и пустил дым в потолок.

– Погода испортилась, – сказал Колчин. – Я-то думал, в Варшаве такая теплынь, что можно в Висле купаться.

– В Висле нельзя купаться и в тридцатиградусную жару. Висла давно уже не река, а европейская помойка.

Маховский не был настроен на отвлеченный разговор о капризах погоды и купании в реке, ставшей помойкой.

– Что-то вы рано приехали. Я вас ждал в семь вечера, а сейчас только половина седьмого.

Колчин сел на стул, стряхнул с халата крошки.

– Час назад Буряк получил указание из Москвы провести операцию сегодняшней ночью. В центре считают, что промедление, даже в один день, крайне нежелательно.

– Вот как? А я то думал, у нас есть пару дней на подготовку.

– Нам остается сделать то, что мы должны сделать. Тем более что все уже готово. Вы, наверное, знаете, Людович может не высовывать носа на улицу и день, и два, и целую неделю. – Знаю, – усмехнулся Колчин. – Поэтому мы должны проникнуть в его квартиру под каким-то уважительным предлогом, который не вызовет подозрений охранников. Обеды и ужины Людовичу привозят из ресторана «Золотой берег». На ужин, как привило, он съедает ростбиф с тушеной капустой и картошкой и фруктовый десерт. Я договорился с посыльным, с мужчиной, который каждый день привозит еду из ресторана. У него возникли денежные проблемы, проигрался в карты. За вознаграждение он подмешает в десерт препарат, понижающий артериальное давление и затрудняющий дыхание. Вы меня слушаете?

– Разумеется. Говорите.

– Мне кажется, вы думаете о чем-то своем, личном.

– Я не вообще не думаю. Разучился в последнее время.

– Людович поужинает в восемь, примерно в одиннадцать или в двенадцать часов у него случится сердечный приступ. Точнее, ему станет плохо. Недомогание пройдет само примерно через полчаса. Но за это время Людович или его охранник успеют испугаться и вызвать «скорую помощь». Варшава чем-то похожа на Москву, здесь врачи приезжают на вызов, скажем так, с некоторым опозданием. Ну, предположим «скорая» побьет все рекорды и будет на месте через четверть часа после звонка. Этого времени нам вот так хватит. Маховский провел пальцем по горлу и сказал: – Буряк остается на улице в своей машине. Страхует нас. Мы вдвоем поднимаемся наверх. Заходим в квартиру. Под дулом пистолета пристегиваем охранника наручниками к стояку отопления, затыкаем ему пасть. И уводим Людовича. Это и есть наш план, простой, как мышеловка.

– Да, минут за пять все сделаем, – согласился Колчин. – На такое дело и пяти минут – много.

Он сбросил с себя тренировочные штаны и майку, открыл сумку с вещами, вытащил свежую рубашку. Натянул брюки, сорочку и синий свитер. Колчин подумал, что за то время, пока он болтался в небе, совершал перелеты из страны в страну, из аэропорта в аэропорт, пока он менял документы, обеспечивая свое прикрытие, что-то изменилось здесь, на земле. Из Москвы торопят, подгоняют, меняют сроки операции.

– Мы будем находиться рядом с домом, – говорил Маховский. – У нас две машины: белый минивэн «Шевроле Астро» с затемненными стеклами, на этой машине доставим наш объект сюда, на квартиру. И седан «Опель Вектра», сейчас в этой машине дежурит Буряк. К телефонной линии Людовича мы подключились. Сканировали сигналы двух мобильных аппаратов, которыми пользуются его охранники. Находясь в машинах, мы сможем слушать все телефонные переговоры по громкой связи. Когда из квартиры позвонят в службу «скорой», мы тут же начинаем действовать. Ну, выждем для порядка пять минут. Наденем белые халаты и поднимемся на третий этаж.

– Что за препарат подмешают в десерт?

– Даже если вы профессор фармакологии, название вам ничего не скажет, – покачал головой Маховский. – Некое лекарство с отсроченным сроком действия. Принимаешь его в восемь, а оно начинает действовать приблизительно через три с половиной часа.

– Почему нужно ждать до поздней ночи? В это время в доме слишком тихо. Если завяжется борьба, соседи вызовут полицию.

– Мы не наделаем много шума.

– Я готов, – Колчин затянул брючный ремень.

Маховский открыл чемоданчик. Колчин увидел наручники, клейкую ленту и остроносый самовзводный пистолет «Кехлер и Кох». Не самая плохая пушка: восемнадцать патронов в магазине, калибр девять миллиметров. В отдельном пакете лежал короткий глушитель шведского производства и запасная снаряженная обойма.

Варшава, район Охота. 8 августа.

К дому Людовича подъехали без четверти восемь. Минивэн остановился рядом с кондитерской, на противоположной стороне. В пассажирском отделении фургона три дивана, каждый на два места. Колчин устроился на заднем диване и через окно разглядывал старый пятиэтажный дом в два подъезда, между которыми темнел полукруг арки. С серого низкого неба сеялся мелкий дождь. Стемнело рано, окна квартиры на третьем этаже светились желтым светом. Полупрозрачные шторы плотно задернуты. Сидевший за рулем Маховский не стал тыкать пальцем в кнопки системы громкой связи, просто сказал в выносной микрофон ключевое слово и имя, соответствующее номеру телефонного абонента, с которым нужно поговорить: – Кристалл, отправить.

– Слушаю, – ответил Буряк после второго гудка.

– Мы на месте, – сказал Маховский.

– Вижу. С приездом тебя. Как перелет?

Последние слова были адресованы Колчину.

– Все в норме, – сказал Колчин.

Голос Буряка выходил из динамиков, закрепленных под передней панелью. Система громкой связи автоматически подстраивалась к акустике автомобиля. Компенсатор потери мощности, говоря проще усилитель, поддерживал постоянный сигнал на выносной антенне, закрепленной на заднем стекле минивэна. Поэтому создавалось впечатление, будто невидимый Буряк сидит где-то в салоне «Шевроле» и спокойно вполголоса беседует с Маховским.

– У меня никаких изменений. Все по-старому. Наш друг не выходил. Телефонных звонков не было.

– Тогда подождем, – сказал Маховский. – Отбой.

В восемь десять перед подъездом остановился белый пикап с логотипом ресторана «Золотой берег»: гнутая пальма на фоне восходящего солнца. Низкорослый мужчина плотной комплекции вылез с водительского места, накинул на голову капюшон куртки. Распахнув дверцу грузового отсека, вытащил то ли кастрюлю, то ли толстый термос и скрылся в подъезде. Через пару минут мужчина снова появился на улице, сел в пикап и укатил. – Наш объект начинает ужин, – сказал Маховский. – Приятного аппетита.

Колчин привстал, до упора отодвинул задний диван. Средний диван по продольным направляющим сдвинул вперед. Теперь между креслами образовалось свободное пространство. Во время перевозки, Людович не должен знать, по какому маршруту и в каком направлении двигается минивэн. Поэтому его положат грудью на пол, на глаза натянут темную шапку.

– Можешь переодеваться, – сказал Маховский.

– Рано, нам тут торчать еще три часа.

– Халат должен выглядеть мятым, несвежим. Ты санитар «скорой», трудяга, который целый день мотается по городу, с вызова на вызов. А не медсестра из частной клиники для богатых. Маховский повернулся, передал Колчину пакет с белым халатом и шапочкой.

Чувашия, Чебоксары. 8 августа.

Как ни торопились с погрузкой и разгрузкой окуня, управились только к вечеру. Улучив полчаса, Стерн съездил на стоянку, где оставил «Газель», сделал Трещалову уколы и вернулся на бывшую базу потребкооперации, проследить, чтобы в дальней морозильной камере склада номер три брикеты с рыбой сложили аккуратно. Уладив все дела, снова прибыл на стоянку, сел за руль и долго колесил по городским окраинам. Разглядывал объявления и спрашивал жителей, не сдает ли кто комнату или дом. Вариантов подворачивалось немало. Но Стерн упрямо продолжал поиски, пока, наконец, не выбрал место, которое устраивало его во всех отношениях. Расположенный за глухим забором, в глубине старого сада, дом был сложен из круглого леса, имел паровое отопление и все городские удобства. Хозяйкой оказалась сухая очень шустрая старушка Клюева, с бельмом на левом глазу и к тому же тугая на ухо. Старуха объяснила, что дом принадлежит сыну, который вместе с женой временно живет в Питере, стажируется в каком-то важном институте и вернется на родину назад через год, не раньше. Не иначе как профессором вернется.

Сама бабка в доме не жила, а занимала какую-то конуру в дальнем конце участка у соседского забора.

– Ты командировочный? – прокричала старуха, когда договорились о цене за постой. – Или так приехал?

– Командировочный, – крикнул в ответ Стерн. – Так я не езжу. Только по делам.

– Это хорошо, – одобрила бабка. – Значит, сурьезный ты человек.

– Нас двое, – ответил Стерн. – И оба серьезные. Второй в машине дрыхнет.

– Двое, так двое, – бабка выкатила на Стерна страшный выпуклый глаз с бельмом. – Главное, в кровати не курите.

Новый жилец Клюевой сразу понравился: аккуратный, видный мужчина и, главное, не скупой. Не стал торговаться за каждую копейку, а сразу, без разговоров, дал цену, которую спросила хозяйка. Заплатил вперед за две недели. Спрятав купюры в глубокий карман фартука, бабка отвалила в свой сарай пересчитывать деньги. Для нее сдача дома постояльцам превратилась в основной источник дохода, ведь пожить в сарае охотников не найдешь. Дом – другое дело, в нем и заезжие шофера останавливаются и другие солидные люди. Стерн распахнул ворота, загнал «Газель» на участок. Открыл грузовое отделение и долго тряс Трещалова, выводя его из глубокого обморочного забытья. Кое-как дотащив своего пленника до дома, спустил с него шатаны и усадил в уборной на унитаз. Когда Трещалов облегчился, довел его до спальни, цепью и двумя парами браслетов приковал к спинке железной кровати. На кухне Стерн приготовил Трещалову ужин. Разбил в большую чашку четыре яйца, перемешал их с молоком и сметаной, накрошил в чашку хлеба. Желудок человека, сидящего на героине, часто не переносит твердой пищи, поэтому такая жрачка, сытная и калорийная, в самый раз. Стерн вернулся в спальню. Трещалов сидел на кровати, бездумно таращился в дальний угол комнаты, на комод, заставленный фотографиями незнакомых людей. Он старался понять или угадать, что произошло за последние дни, и где он сейчас находится. Стерн сел рядом, стал кормить пленника с ложечки. Трещалов не плевался и не бунтовал, как еще пару дней назад. Молча глотал, что дают, свободной рукой вытирал губы. Когда ужин подошел к концу, Стерн помыл на кухне посуду, принес Трещалову пластиковую бутылку с водой. Вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер отделения милиции Малаховки, когда дежурный снял трубку, Стерн сказал:

– Я только что побывал в одном частном доме, – Стерн назвал адрес покойного Василича. – Постучал в калитку. Не отвечают. Тогда прошел на участок. Там никого. Ну, захожу я в дом. Кричу: Ватутин, где ты есть? Без ответа.

– Не понял, – перебил дежурный по отделению. – Что вы хотите сообщить?

– Минуточку, послушайте. Тогда я прошел с веранды в комнату. Люк погреба открыт. Заглядываю в него. Под лестницей на бетонном полу лежит хозяин. Думал, он без чувств, с сердцем плохо стало…

– Вы «скорую» вызывали? – спросил дежурный.

– «Скорая» тут без надобности.

– Назовитесь, кто вы.

– Лежит он под лестницей, – не услышал вопроса Стерн. – И не дышит. Я спустился вниз. Вижу, он уже готов. Умер. И, по всему видно, не первый день, как это случилось.

– Понял вас, – прокричал в трубку дежурный. – Назовите себя.

– Я просто знакомый.

– Чей знакомый? Назовитесь.

– Не буду, – заупрямился Стерн. – Потом вы меня по допросам затаскаете. А человек, может, по пьяному делу вниз свалился, да все себе переломал. А мне отвечай, да? Нет, не буду назваться.

– Подожди. Слышишь, постой.

Стерн дал отбой. Скинув пиджак и ботинки, повалился на вторую кровать у противоположной от Трещалова стены, задрал ноги на спинку и уставился в потолок. Стерн думал о том, что его дело вступает в завершающую стадию. Теперь развязка близка. Груз получен. От Чебоксар до Перми около семисот километров по прямой, на исправном грузовике можно без особой спешки добраться туда за двенадцать часов. Велик соблазн все закончить в темпе вальса, скажем, за пару суток или того быстрее. Можно хоть завтра найти грузовик. Сделать это, не имея на кармане денег, можно разными способами. Угон, мошенничество, насилие… Есть из чего выбирать. Затем выехать за город, снять частный дом. Разморозить рыбные брикеты, освободив взрывчатку от этой тухлятины, что называется окунем. Установить детонаторы, собрать единую электрическую цепь. Вот, собственно, и все. Остается выехать на место, остановить грузовик на середине плотины ГЭС, якобы двигатель сломался. Самому вытащить ключи из замка зажигания, убраться на безопасное расстояние. Когда машина рванет, Стерна искать уже никто не станет. Люди будут действовать по принципу «спасайся, кто может». Просто руки чешутся, ладони зудят быстро все закруглить. Но теперь, когда пройдена большая, возможно, самая трудная и опасная часть пути, торопиться не следует. Акция, подготовленная основательно, продуманная до мелочей, и должна завершиться на высокой мажорной ноте. Без осечек, без проколов и без риска. – Где я? – спросил Трещалов.

– Сам что ли не видишь? Ты у меня в гостях. Еще вопросы будут?

Стерн снял ноги со спинки кровати, перевернулся на бок. Трещалов сидел на кровати, расставив ноги. Он уперся локтями в бедра и положил подбородок на раскрытые ладони.

– Зачем тебе пятьдесят тысяч долларов?

– Попробуй догадаться с трех раз.

– А почему именно пятьдесят тысяч? Не сто, не миллион?

– Потому что я не жадный. И еще я мало пью, не потребляю героин, а знакомые девушки не тянут с меня деньги, чтобы сниматься в кино. Поэтому мне хватит и этого.

– Я стою дороже, – вздохнул Трещалов. – Значительно дороже. А тут какие-то пятьдесят тысяч.

– Хорошо, что сказал, – кивнул Стерн. – Теперь буду знать. И в следующий раз я удвою сумму выкупа.

– И все-таки ты дурак набитый.

– Возможно, – легко согласился Стерн. – Но в твоей компании у меня есть шанс набраться ума.

– Не успеешь. Не того человека ты похитил. Не того.

– Поживем – увидим, – заметил Стерн.

– Крышу моим фирмам и лично мне делает одна московская бригада, – продолжил Трещалов. – Очень авторитетные люди. Тебе не ментов надо бояться, а этих парней. Они найдут тебя, где бы ты ни находился. Найдут быстрее, чем менты. И порубят на винегрет. Не боишься?

– Я свое давно отбоялся, – помотал головой Стерн.

Трещалов поднял стоявшую на полу пластиковую бутылку, сделал несколько глотков. Стерн встал, снял рубашку и брюки, вытряхнул из кармана пластинку «валиума», вылущил из нее пять таблеток, ссыпал их в ладонь Трещалова.

– Выпей. Снимает мышечное напряжение, расслабляет. Тебе станет немного легче. Утром я тебя уколю.

Трещалов бросил в рот таблетки, запил их водой. В одних трусах Стерн отправился на кухню. За окном уже стемнело, Стерн зажег верхний свет, покопался в пакете с едой, купленной по дороге. Но сил, чтобы приготовить ужин, не осталось. Стерн нашел эмалированную кружку, разбил в нее яйца, долил молока. Посолил свой ужин и опустошил кружку в три глотка. Ополоснувшись в под рукомойником, вернулся в комнату. Трещалов, понурив голову, смотрел в темное окно. Стерн вытащил из сумки пистолет, поставил курок в положение боевого взвода и включил предохранитель. Положил пушку под матрас с правой стороны. Упал на кровать, хотел отвернуться к стене, но не успел, потому что заснул. Трещалов не спал. Он несколько раз будил Стерна ночью, просил еще «валиума», гремел цепью и громко стонал.