"Тайны Хеттов" - читать интересную книгу автора (Замаровский Войтех)

Чудодейственный Хаматский камень и прогрессивный паша

Думаю, что читателям будет интересно узнать об этих фактах и, особенно о пути, который привел к ним Сэйса и Райта.

Первенство в открытии хеттов для науки принадлежит Райту; как это ни странно, он открыл их случайно во время одного из своих путешествий, разглядывая необычный придорожный камень.

Уильям Райт, будучи жертвой своей профессии, попал с вечно туманных берегов Северной Ирландии в солнечный Дамаск, чарующий вечно зеленый оазис на берегу песчаного моря Сирийской пустыни (такой чарующий, что Мухаммед не пожелал вступить в него, приняв оазис за рай. А поскольку двух раев быть не может, он и не пожелал отречься от небесного ради земного). Там Райт приобщал верующих в Аллаха к «истинной вере» в Христа, путешествовал по окрестностям, интересовался фольклором, изучая живые и мертвые языки, играл в покер и занимался другими богоугодными делами, как и подобает настоящему миссионеру. В ноябре 1872 года британский консул Кирби Грин пригласил его принять участие в небольшой экскурсии в Хаму (древний Хамат), провинциальный город в турецком вилайете Сирии, обещая показать «тот камень».

Хаматский камень с хеттскими иероглифами

Райт с удовольствием принял приглашение, и не только потому, что надеялся рассеяться. Дело в том, что «тот камень» был чрезвычайно любопытен, о нем уже много писали, а за несколько лет до того двое американцев, консул Джонсон и конкурент Райта миссионер Джессап, рискуя жизнью, отправились взглянуть на него. Но если Джонсон и Джессап вынуждены были ретироваться под градом камней, которые метали в них местные жители, то для Грина и Райта поездка не предвещала опасностей. По крайней мере так им казалось.

До 1872 года этой областью правил чрезвычайно правоверный и отсталый паша, не признававший никаких европейских миссионеров, купцов, шпионов, археологов, контрабандистов, доставлявших оружие, и других носителей западной «культуры». Но его преемник Субхи-паша был человеком прогрессивным и проявлял в отношении европейских ученых просвещенный либерализм. Он пригласил своих английских друзей в Хаму и так как был превосходно информирован о настроениях населения, то присовокупил к приглашению отряд солдат. Под такой охраной они прибыли к «тому камню», а нашли даже четыре. Три оказались в кладке маленьких домишек посреди живописной базарной площади, четвертый стоял открыто у дороги. Этот последний был особенно дорог местному населению, так как излечивал от ревматизма. Стоило только лечь на него — и в результатах можно было не сомневаться.

Преподобный Райт осмотрел камни, покрытые странным орнаментом, на первый взгляд очень древним, — но нет, это был не орнамент, это былиписьмена! Они казались похожими на египетские иероглифы и в то же время отличались от них. Здесь не было ни львов, ни длинноухих змей, ни человеческих рук, но зато были птицы, человеческие фигуры, странные треугольники, различные сочетания квадратов и какие-то загадочные символы…

Жители Хамы, разумеется, сразу сообразили, зачем явились сюда эти двое франтов с отрядом солдат: они хотели украсть чудодейственный камень, чтобы потом самим врачевать своих соотечественников. И подозрения перешли в уверенность, когда «бей в черном жестком тюрбане» приказал солдатам выломать камни.

Дело не обошлось без затруднений, но у солдат были ружья, и благодаря этому вечером 25 ноября 1872 года все четыре камня, включая чудодейственный, были доставлены в резиденцию паши. Но едва преподобный Райт начал рассматривать их при свете сальных свечей, как один из носильщиков вбежал с известием, что местные фанатики хотят взять дом приступом и разбить камни, чтобы не оставлять их в руках неверных. Следующее донесение гласило, что полиция частично присоединилась к бунтовщикам. Грин, как дипломат, потребовал военного вмешательства, а Субхи-паша, как военачальник, решил вступить в дипломатические переговоры.

— Завтра утром я вам заплачу за камни.

«Это была бессонная ночь», — занес в свой дневник Райт. Улицы были запружены возмущенными толпами, а в небе появились зловещие знамения. Дервиши сновали по городу, убеждая каждого, кто еще не догадался сам, что это Божье предостережение. К утру кризис достиг высшей точки, к недовольным присоединилась часть войска. К Субхи-паше явилась депутация от населения, предводительствуемая разгневанным старостой, и потребовала водворить камни на место. Просвещенный паша счел бесцельным объяснять, что дождь метеоритов, прошедший ночью, был чистой случайностью и не имел никакого отношения к перевозке чудодейственного камня. Он сел и погрузился в долгие размышления.

— Нанес ли огненный дождь с неба вред хоть одному человеку, женщине или животному? — спросил он наконец.

— Нет, — признался староста, — но…

— Но нуждаются ли правоверные в еще более убедительном доказательстве того, что небо согласно с перевозом камней?

К этому Соломонову изречению он присовокупил мошну с серебром, и депутация, изумленная тем, что правитель сдержал свое обещание, не смогла произнести ни слова.

Камни потом были переправлены в Стамбул, они и поныне находятся в нижнем флигеле Нового музея. Райт заказал с них гипсовые слепки, которые отослал в Британский музей.

Таким образом таинственные надписи на хаматских камнях стали доступны европейским ученым. Но и сам Райт уже не переставал интересоваться этими делами. Вскоре он обнаружил подобный же камень в алеппской мечети — тамошний камень излечивал глазные болезни. Позднее были найдены небольшие глиняные и металлические печати с такими же знаками, и не только в Сирии, но и в Киликии, Каппадокии, в верховьях Евфрата. И все говорило об их принадлежности к одной культуре, а может быть, и о существовании большой империи. Но что это была за культура, что это была за империя? И Райта, который всю свою жизнь читал Библию, вдруг осенило — а не могла ли это быть империя хеттов?

Прошло немного времени, и Райт уже в этом не сомневался.

Между тем в Британском музее около Хаматского камня останавливались посетители и недоуменно пожимали плечами. Но один из них, так же как и Райт, с самого начала был уверен, что знаки на камне — не орнамент, а письмена. Он даже установил — и как впоследствии оказалось, совершенно правильно, — в каком направлении их надо читать!

Дело в том, что на Востоке не обязательно пишут слева направо. Евреи и арабы пишут справа налево, китайцы — сверху вниз, а для древних египтян вообще было безразлично, вытесывать ли свои иероглифы справа налево или слева направо. Но как узнавал грамотный египтянин (примерно каждый тысячный житель державы фараонов), в каком направлении читается надпись? С легкостью, хотя потом европейцы более двух тысяч лет не могли этого разгадать: текст читается в направлении, обратном тому, куда обращено, скажем, изображение совы (знак длят), стебель тростника (знак для у), протянутая рука (знак, обозначающий гортанный звук). На Хаматском же камне все изображения животных в одном ряду были обращены налево, в другом — направо. Как тут разобраться? Этот текст следует читать «бустрофедон», то есть как пашет вол! Иными словами: первый ряд — слева направо, второй — справа налево и так далее, так что писцу и читателю не приходилось понапрасну возвращаться к одной и той же стороне текста.

Как просто! Но все гениальные открытия просты (хотя не все простые — обязательно гениальны).

Арчибальд Генри Сэйс (1845–1933), открывший эту исключительную особенность письма на Хаматском камне, был англичанином (хотя и любил называть себя валлийцем), потомком старинного дворянского рода, и отличался необычайными способностями к языкам. Десяти лет он уже читал Гомера по-гречески, а Вергилия — по-латински; в четырнадцать лет — Библию на древнееврейском и арамейском, восемнадцати он мог вписать в рубрику «знание языков» кроме французского, немецкого и итальянского древнеегипетский, персидский и санскрит, а позднее ассирийский и несколько полинезийских языков или наречий. Двадцати лет он поступил в Оксфордский университет, тридцати уже был там профессором в Квинс-колледже и свыше шестидесяти лет, будучи ученым с мировым именем, занимал все ту же скромную квартиру, которую снял еще в студенческие годы.

Но квартира эта была для него скорее лишь базой и местом отдыха, потому что большую часть жизни он провел в скитаниях. (К лекторам в Оксфордском университете всегда подходили весьма либерально.) Итак, «господина с ласточкиным хвостом», как его прозвали арабские рабочие за то, что он никогда не снимал фрака англиканского священника, можно было встретить то в Египте, где он проверял воспроизведение одной довольно несложной надписи на храме Рамсеса II в Карнаке, то в Иерусалиме, где он копировал, стоя по пояс в воде, надпись на стене какого-то канала, то на скалах южноаравийской пустыни, где он срисовывал рельефы неизвестного происхождения; его видели на развалинах древнего славного Эфеса и в окрестностях Смирны, а впоследствии на Целебесе, Суматре и на бесчисленных островах Тихого океана. В каютах покачивающихся кораблей и в тиши оксфордского кабинета он писал потом свои книги: о религии народов Гвинеи, о японском буддизме, о «насаждении в Китае христианства несторианцами» и, конечно же, записывал свои научные рассуждения из области сравнительного языкознания и ассириологии, к чему отчасти обязывало его чтение лекций по этим дисциплинам.

В каком направлении следует читать хаматскую надпись, Сэйс установил еще в 1876 году, и в распространенности письма такого характера почти по всей Передней Азии он воочию убедился за время своих путешествий, а также при осмотре находок, поступивших в Британский музей. На основании своих наблюдений и толкований египетских и ассиро-вавилонских памятников, в которых на протяжении свыше пяти веков говорилось о могущественной, хотя и «терпевшей поражения» империи Ht (древние египтяне при письме опускали гласные) или Hatti (Chatti), как называли ее ассирийцы и вавилоняне, он пришел к тем же выводам, что и Райт.

Сомнений не оставалось, и в своей лекции Сэйс привел доказательства. Убедительные, научно обоснованные доказательства. Ведь он был серьезным ученым, и к этой лекции, «дата которой для древнего мира хеттов столь же знаменательна, как 12 октября 1492 года для Америки», он готовился долгие годы. Но могучая движущая сила научного (и не только научного) прогресса, именуемая критикой, заставила его пойти дальше — попытаться сделать нечто гораздо более трудное, чем обнаружить забытый народ в бездонной пропасти истории.

Абсолютно неопровержимые доказательства, перед которыми должны были капитулировать все противники и скептики, могли дать ему только сами хетты. Точнее говоря, их памятники. Для этого требовалось одно: раскрыть тайну их письменности и языка. Неизвестной письменности и неизвестного языка!

Математики сформулировали бы эту задачу так: решить уравнение с двумя неизвестными. Мы еще к этому вернемся, сейчас же скажем только, что Сэйсу помог счастливый случай: в руки ему попал документ, о котором мечтают все исследователи, — билингва — надпись, текст которой написан на двух языках.