"Ищи борьбу всюду" - читать интересную книгу автора (Филатов Лев Иванович)

ДОРОГИ

ЧУДО СОВПАДЕНИЯ

В Швецию я был командирован с опозданием на два дня, после того, как и команда и мой коллега Владимир Пашинин улетели. Это был мой первый выезд за границу, и я, ни о чем не думая, отправился в вояж с одним билетом до Стокгольма в кармане, хотя пунктом моего назначения был Гетеборг. «Пустяки, доберусь»,- отважно и наивно решил специальный корреспондент «Советского спорта». Замечу, что в то время в этой газете я был редактором отдела учащейся молодежи и о футболе, как сейчас понимаю, скорее пописывал, чем писал. Если теперь, собираясь передать отчет даже о матче нашего внутреннего чемпионата, готовишься, размышляешь, наводишь какие-то справки, то тогда, подумать только, я ехал на чемпионат мира не то чтобы без заранее заготовленного досье, а вообще смутно представляя, что мне предстоит там увидеть. Но это меня ни капельки не смущало, самоуверенности не было границ. Мне казалось, что и «Золотую богиню» скорее всего мы привезем в Москву – не зря же три года назад наша сборная на «Динамо» блистательным штурмом одолела тогдашних ее владельцев – футболистов Западной Германии!

В Стокгольме меня любезно встретил Николай Гаврилович Латышев. Пока я ждал свой чемодан, он в двух словах обрисовал обстановку. «Нам в подгруппе главное пройти Англию, а Австрия и Бразилия – это легче. Бразильцы – жонглеры…» Я, разумеется, прошу прощения у уважаемого председателя судейской коллегии за воспоминание. Но тогда, накануне нашего первого чемпионата мира, мы все в равной мере находились в блаженном неведении, не знали не только реальную расстановку сил, но и представить не могли, какая вообще борьба развертывается у подножия этой золотой статуэтки. Мы, правда, считали, что наша подгруппа не из легких, но особых сомнений не испытывали. Это не было самомнением, это было незнание…

Вскоре выяснилось, что на поезд Стокгольм – Гете-борг надо покупать билет, а денег у меня не было. Неясен был по той же причине вопрос обеда. В конце концов, пережив неловкие минуты, я разжился кронами, которые мне одолжили немало удивленные столь легкомысленной «высадкой» спецкора сотрудники нашего посольства. Пожалуй, с этого началось мое отрезвление. Сначала, так сказать, в быту, а потом и в футбольных делах.

Помню, что первый наш матч со сборной Англии, окончившийся, как известно, вничью – 2:2, меня всего лишь раздосадовал. Экая неудача, англичане буквально сорвались с крючка (мы вели 2:0), нашим безбожно не повезло, пенальти выглядел чересчур спорным. В Хиндос, в свой загородный отель, мы возвращались в автобусе, на все лады обсуждая этот казус. Как бы то ни было, оставшиеся игры рисовались менее сложными.

И вот пришла ночь. Я жил в комнате с Константином Ивановичем Бесковым, командированным в Швецию в качестве тренера-наблюдателя. В те часы, когда шел матч Англия-СССР, он был в другом городе, на встрече наших будущих противников – Бразилии и Австрии.

Мы улеглись, погасили свет. Но мне не спалось после стольких переживаний, да и Бесков, я слышал, ворочается.

– Знаете,-проговорил он тихонечко, словно опасаясь, что его услышат за стенкой,- чемпионами будут бразильцы…

– Будет вам,- возразил я. Мне памятны были выступления в Москве бразильских клубов «Байи» и «Атлетико-португеза», игравших в мягкий, изящный кошачий футбол, удивительно непрактичный, словно не от мира сего.

– Вот увидите,- твердо сказал Бесков.

Тут я встревожился: ведь со мной говорил большой мастер футбола!

– Почему же вы так думаете?

– Бразильцы умеют все, что можно уметь. Я не представляю, как можно сыграть лучше, чем они с австрийцами. 3:0! Как легко, как красиво, без всяких шансов у противника…

– Но мы с вами видели же бразильцев раньше,- попытался я сопротивляться.

– Нет, эти совсем другие. Вот увидите,- строго и упрямо повторил Бесков.- Но только пусть это останется между нами…

Его просьба была понятна: столь категорическое мнение наблюдателя могло вызвать неудовольствие в нашей делегации.

Ночной разговор я запомнил. И когда пришлось решать, кому из двух корреспондентов «Советского спорта» ехать в Бурос на матч СССР -Австрия, а кому оставаться в Гетеборге, где играли Англия – Бразилия, я охотно пошел на «уступку».

В ложе прессы я встретил корреспондента «Огонька» Мартына Ивановича Мержанова.

– Думаю, что мы с вами не ошиблись,- заговорщически сказал он.- Встреч наших с австрийцами мы еще насмотримся, а вот удастся ли когда-нибудь снова увидеть матч Англия – Бразилия – это вопрос…

И верно, мы угадали. Пусть счет ни о чем не сообщил – 0:0. Но для того, чтобы понять бразильскую команду (а понять ее, как вскоре выяснилось, было необходимо), этот матч дал многое. Конечно, никто не поверит, что с одного взгляда мы, журналисты, разобрались в тактической новинке, преподнесенной бразильцами. Но бросилась в глаза удивительная, если угодно, вопиющая легкость, с которой выскакивал на ударную позицию центральный нападающий бразильцев Маццол-ла (позже известный под именем Альтафини). Чудом было не то, что англичане спасались и уцелели, а то, что он не забивал. Его промахи, его невезение даже нас, посторонних наблюдателей, заставляли всплескивать руками.

Но как же этому рослому рыжеватому Маццолле удавалось так обманывать бдительность обороны англичан, возглавляемой отличным центральным защитником Райтом? И почему было так спокойно в центре штрафной площади бразильцев? Эти вопросы мы унесли с собой в тот день с гетеборгского стадиона. У матча шаблонный, невыразительный итог, но в его облике было что-то такое, чего мы до той поры не видели.

Пришел день встречи СССР – Бразилия. Третий игровой день чемпионата. Матч лидеров подгруппы, имеющих по три очка. Он невольно, по чисто турнирным обстоятельствам, сделался центральным. Но судьба заготовила ему куда большее значение. В этот самый день на поле Гетеборга выбежала команда, которой было суждено стать на долгие годы эталоном мирового футбола. Вот ее состав: вратарь Жильмар, защитники Н. Сантос, Беллини, Орландо, Д. Сантос, полузащита – Зито и Диди, нападение – Гарринча, Вава, Пеле, Зага-ло. Тогда окончательно были включены в состав Пеле и Гарринча.

Откровенно говоря, все смешалось в душе в тот день. Наши проигрывали. Но бразильцы играли так, что сердиться на них было невозможно. Это был тот редкий случай, когда футбол, как игра, становится выше любой предвзятости, выше симпатий к своей родной команде. Мне приходилось после этого не раз становиться свидетелем проигрышей наших футболистов, и всегда было скверно на душе, всегда надолго оставался горький осадок. В тот день ничего этого не было, тяжесть поражения была скрашена чувством радостного удивления, что есть на свете такой футбол, как бразильский.

И, знаете, это странно, прямо-таки неправдоподобно, но в автобусе, в котором я возвращался вместе с футболистами из Гетеборга в Хиндос, только и шли разговоры что об игре бразильцев. Это было восхищение людей, знающих толк в игре, которых на мякине не проведешь, не ослепишь фейерверком ложной красивости, на что еще может иной раз клюнуть население трибун. Никогда с тех пор я не ездил в таком автобусе проигравших, где бы улыбались, смаковали подробности, шумно спорили. Секрет же этого необычного поведения наших футболистов состоял еще и в том, что они-то знали, что сами сыграли хорошо, не дрогнули, боролись честно до конца и уступили, вполне пристойно, команде невиданно высокого класса.

Несколько дней спустя наши проиграли в Стокгольме на «Росунде» в четвертьфинале шведам. Тот же счет (0:2), и совсем другое чувство. Прежде всего обида на безжалостный, человеконенавистнический регламент турнира. Матч с Бразилией, через день -изнурительная переигровка с Англией, которую наши доблестно выиграли (1:0), и снова через день – матч со шведами, до этого несколько дней отдыхавшими. Понятно, что регламент объявляется заранее, он один для всех. Верно и то, что сборная Швеции, призвавшая со всей Европы своих «звезд» (Хамрин, Скоглунд, Бергмарк, Лидхольм, Грен), была сильна как никогда. Сильна, но вполне соизмеримо с нашей командой. Я помню, что на наших игроков перед этим матчем было горестно и даже как-то неловко смотреть. Взвинченные, словно обугленные…

В общем, первый выезд на чемпионат мира дал понять, какого высочайшего уровня этот турнир, насколько он труднее любого другого. Иллюзий не осталось, было ясно, что успешно провести шесть матчей подряд с сильнейшими командами мира по плечу лишь сборной, безупречно подготовленной. Здесь ничего никому не прощают.

Мало того, мне теперь кажется, что шведский турнир для нашей сборной был самым трудным (состав подгруппы, добавочный матч), а провела она его не уронив своего достоинства. Тогда мы сгоряча не сумели по достоинству оценить таких результатов, как 2:2 и 1:0 со сборной Англии, будущим чемпионом мира 1966 года, 2:0 с Австрией, впоследствии вечно заковыристым для нас противником, 0:2 с Бразилией, чемпионом на следующие восемь лет, забившим третьему и второму призерам, Франции и Швеции, по пять голов. Ну, а проигрыш шведам имел уважительные причины. Так уж сложились обстоятельства, и встать выше их, я уверен, было невозможно.

Проходит время, мы получаем возможность сравнивать, сопоставлять во всеоружии новых знаний. Сейчас у меня не поднялась бы рука написать, что дебют нашей сборной на шведском чемпионате был неудачей. А тогда именно так его расценили. И пошло суетливое, злое пе-ремывание косточек. Напрасно это делалось. Одна «орг-мера» и тогда мне показалась необъяснимой. Команду сразу после проигрыша, словно в наказание, отправили домой, хотя игроки просили оставить их на полуфинал: уж очень им хотелось еще разок повидать бразильцев! Футболисты слушали радиорепортаж об этом матче в каком-то аэропорту, где они застряли по дороге.

В общем, и служение большому футболу не терпит суеты…

Вернемся к бразильцам. Они неспроста говорили потом, что матч с русскими был для них наиболее трудным. Дальше у них пошло как по маслу: 5: 2 в полуфинале с Францией и 5:2 в финале со Швецией. Оба эти матча оставили у меня ощущение, что борьбы на поле не было, была игра. Игра кошки с мышью. Прекрасные команды, самые сильные, которые когда-либо были способны выставить Франция и Швеция, оказались переигранными бразильцами вчистую, с неправдоподобной легкостью. Как же это получилось?

Много, так много, что даже робеешь заводить об этом речь, говорилось о бразильской тактической системе, взорвавшей старое, доброе «дубль-ве», которого в 1958 году придерживались все. Наверняка эта новая расстановка сыграла свою роль на чемпионате, сделав игру бразильцев неудобной и непонятной для их соперников.

И все же я хочу прежде всего попытаться передать здесь свои тогдашние впечатления, еще не отягощенные теоретическими премудростями, в которые мы позже ударились. Они мне дороги, эти впечатления. Прошло много лет, перевидано много команд, сотни матчей, но сборная Бразилии во встречах с Англией, СССР, Францией и Швецией стоит перед глазами, и никакие иные картины ее не заслоняют в памяти.

Любой клуб, любая сборная вечно ищут, как философский камень, свой идеальный состав. Когда все одиннадцать на месте, и никого не нужно, и ничего лучшего даже не придумаешь, тогда возникает команда, о которой очевидцы вечно помнят и вздыхают.

Так вот бразильцам в 1958 году выпала великая удача – сошлись все одиннадцать номеров их лотерейного билета.

Много лет спустя кто-то пустил в обращение тонкую фразу: «Теперь на смену командам из «звезд» пришла команда-звезда». А сборная Бразилии была одновременно и командой из «звезд» и командой-звездой.

Вратарь Жильмар, тонкий и гибкий, как матадор. Мяч попадал в его руки, как голова быка в мулету. Его игра была созвучна игре партнеров в поле, была изящна.

Правый защитник Нильтон Сантос, рослый и сильный. Мало того, что он был беспроигрышно, невозмутимо мудр в единоборствах с форвардами, он еще и позволял себе в точно угаданный миг рвануться по флангу в атаку и привести в замешательство противника.

Левый защитник Джалма Сантос, низкорослый, широкогрудый, длиннорукий, с крупным добрым лицом, затевал с нападающими какой-то свой танец, подстраивался и чутко отвечал на каждый финт, на каждое коленце дриблинга. Он завораживал форварда своими повторениями движений, и тот, включившись в эту пляску, сам не замечал, как оставался без мяча.

Высокий, плечистый, спокойный, как все сильные люди, Беллини, центральный защитник. Он был на роли разгадчика, и, глядя, как он возникал именно там, откуда грозила опасность, легко было представить, что он в этот момент хитро подмигивал форварду: «чудак-человек»…

С Беллини был неразлучен худой и красивый, как испанский танцор, другой центральный защитник – Орландо. Легкий, он незаметно взлетал вверх, эффектно играл головой.

Правый полузащитник Зито из тех людей футбола, которые обречены на нескончаемое движение вперед-назад. И все-таки в отличие от многих других, играющих ту же роль, он умел кое-что сэкономить, потому что мяч был ему послушен, передачи точны.

Центральный нападающий Вава. Крепко сбитый, твердо стоящий на ногах. Безжалостный, ничего не прощающий, зоркий, он шел на прострельную передачу, как падает на добычу, сложив крылья, хищная птица.

Левый крайний Загало был игроком в засаде, загадкой, источником тревоги. Он играл строго по продольной линии, отвлекая на себя защитника, лишая его возможности прийти на выручку партнерам в центре. Если же тот принимал удаленность Загалы от главных событий за факт, внушающий доверие, и пятился к своим, то мяч оказывался на левом фланге и оттуда надвигалась угроза.

Пропущены Пеле, Диди и Гарринча. Среди всех «звезд» команды эти трое выглядели «сверхзвездами». Пеле в этой книге посвящен очерк. Но нельзя также не сказать подробней о Диди и Гарринче.

В некоторых матчах шведского чемпионата мы видели сборную Бразилии без Пеле, Вава, Гарринчи, Зито, Д. Сантоса. Без Диди она на поле не выходила. Думаю, что это не случайно.

В предместье Гетеборга, Хиндосе, мы с бразильцами жили рядом, и у нас установились добрососедские отношения. Я часто видел Диди, наблюдал за ним, жал ему руку, поздравляя с победой. Знакомство было шапочным, но впечатление от этого человека осталось, и если попытаться уместить его в одном слове, то это слово – серьезность.

Безупречно сложенный, прямой, высоко держащий голову. Молчаливый, уравновешенный, невозмутимый.

Изредка – ослепительная улыбка доброго, сильного человека. Чувство собственного достоинства, законченная мужественность. Среди бразильских футболистов Диди выглядел молодым учителем среди старшеклассников.

Точно таким же выглядел он и на поле: старшим, сознающим свою ответственность за поведение партнеров. Полузащитники обычно играют от ворог до ворот. Так вел себя Зито. А Диди играл не по правилам. Он не рвался вперед, не уходил глубоко назад, зная, что спринтерского соревнования ему не выиграть. Порою казалось, что он просто стоял посередине поля. Но стоял (точнее, выбирал позицию) Диди таким образом, что все передачи мяча от защитников шли к нему, а к нападающим- от него. Он напоминал паука, раскинувшего по полю огромную паутину.

Само собой разумеется, противники старались его прикрыть, отсечь, придержать. Но это удавалось плохо: для Диди, едва он получал мяч, преград не существовало. Не раз приходилось видеть, как он, имея перед собой пласирующегося противника, резаным ударом посылал мяч по дуге за его спину, к партнеру. Остановка и обработка мяча, передача любой длины и силы, дриблинг- все это. Диди выполнял артистически. Мяч ему не прекословил, и оставалось только решить, кого из нападающих предпочесть. Его партнеры в это время стремительно разбегались в разные стороны, будучи совершенно уверенными, что Диди сделает лучший выбор.

Помню, как он резаным пасом вывел вперед Вава, пославшего мяч в ворота нашей команды. Помню, как он бросал в прорывы Гарринчу в матчах с французами и шведами. Без паутины, которую неутомимо плел Диди, были бы немыслимы гармония и разум, отличавшие игру бразильцев.

После чемпионата все заговорили о «сухом листе». Начало разговорам положил Диди на 39-й минуте полуфинала с французами. Он с мячом неторопливо двигался вперед, а его партнеры, как всегда, бросились врассыпную. Французские защитники – за ними, ожидая, что последует передача. И тогда Диди, находясь прямо против ворот, метров с двадцати пяти сильно и, как казалось, прямо ударил. Вратарь Аббес рванулся навстречу мячу. А мяч, словно наскочив на невидимую преграду, изменил траекторию и, не долетев до изумленного вратаря, направился точнехонько в левый верхний угол.

Когда много лет спустя, летом 1969 года, стало известно, что сборная Перу, вытеснив Аргентину, попала в число 16 финалистов мексиканского чемпионата мира, событие это не показалось мне таким уж сюрпризов по той лишь причине, что тренером перуанцев был Диди. Легко верилось, что такой человек способен создать сильную команду.

Имя Гарринчи я услышал впервые в прохладном полуподвале хиндоского отеля, где наша команда слушала «установку» накануне матча со сборной Бразилии. Не могу теперь сказать, кто с вопросительной интонацией произнес это имя, но помню, что разговор вдруг оборвался и наступила пауза, долгая, и трудная. Тренерам, видимо, было нелегко ответить.

Скорее всего, вопросу этому я бы и не придал значения, если бы не выразительная пауза. Оказалось, что Гарринчу ранее видели московские динамовцы, выезжавшие в Южную Америку. Их впечатление было таково: наблюдать за ним с трибуны куда приятнее, чем встретиться на поле.

Встретиться тем не менее пришлось. Он заявил о себе немедленно. Первая же передача была адресована ему, на правый фланг. Он повел мяч прямо на Б. Кузнецова так решительно, словно того не существовало. Защитник пятился, не решаясь вступить в борьбу, не находя удобного мгновения. И уже в штрафной площади Гарринча исполнил свой коронный финт. Чуть не до земли уронив туловище влево и вынудив защитника повторить это движение, он с непостижимым проворством ринулся вправо и вышел к воротам. Штанга, как басовая струна, задрожала от мощного удара.

В линии обороны открылась зияющая брешь, надо было принимать экстренные меры. Пока все это осмысливалось, в наши ворота был забит гол.

Не могу сказать, что первое знакомство с Гарринчей доставило удовольствие. Зато потом искусством этого игрока, воспринимаемым уже беспристрастно, мы все открыто наслаждались.

Гарринче словно бы не вменялось в обязанность забивать голы. Его задача -и это повторялось многократно- сводилась к выходу на лицевую линию и прострельной передаче. Кажется, просто и можно бы раскусить и найти противоядие. Но в полной мере это не удавалось никому, хотя левым крайним защитникам обычно помогали партнеры. Свои маневры и финты Гарринча не готовил, всякий раз начинал их экспромтом. Поразителен его рывок: только что он стоял расслабленный, понурый, и вдруг – взрыв, и только его и видели.

Этот мулат-футболист милостью божьей. Низкорослый, плотно сбитый, чуть сутуловатый, словно он с рождения наклонен для рывка, с необычно изогнутыми в коленях ногами, завораживавшими защитников, с зорким взглядом исподлобья, он выглядел эксцентрично даже среди своих партнеров, многие из которых отличались внешним своеобразием.

На следующем, чилийском, чемпионате в отсутствие Пеле он принял на себя роль лидера нападения, забивал решающие голы, и бразильцы признали его главным героем своей второй победы. Что ж, значит в таланте этого игрока таились такие черты, о которых в Швеции он, быть может, сам не подозревал…

Бразильцы давали спектакли, где роли каждого исполнителя были строго определены. Другое дело, что вместо трех они ввели четырех защитников и вместо пяти форвардов оставили также четырех, двух крайних и двух центральных. Тогда это выглядело ошеломляющей новостью, весь остальной футбольный мир переваривал ее еще лет пять. Но с точки зрения построения игры, вошедшей в употребление после VIII, английского чемпионата мира 1966 года, тогдашние бразильцы выглядели труппой старинного классического репертуара. Крайние форварды играли на флангах, центральные – в середине, диспетчер свято выполнял свои конструкторские обязанности, моторный хавбек давал импульс атаке, защитники держали фронт обороны, как четыре дота, простреливавшие опасное пространство.

Среди них не было игроков, позже получивших наименование «универсалов». Бразильцы не захватывали середину поля, а проходили ее быстро с той же необходимостью, с какой спринтер преодолевает свою «стометровку». Они знали, что это надо делать, чтобы побыстрее доставить мяч форвардам, которые решат остальную часть задачи. Крайние нападающие главным образом простреливали мяч вдоль ворот, а центральные били по воротам. Так что при всей своей тогдашней новизне бразильская схема игры, если взглянуть на нее глазами сегодняшнего наблюдателя, выглядит традиционной.

И, однако, забыть ту сборную Бразилии невозможно.

Футбол переведен на разные «языки» и всюду получает свое истолкование, свою интерпретацию. На бразильском «языке» футбол выглядит радостной игрой, сохраняющей какую-то детскую непосредственность. Единственная в своем роде грациозность свойственна большим мастерам этой страны. В равной мере защитникам и нападающим. Помню, насмотревшись на них, я написал, что в будущем не исключено, что внутри команды в ходе матча будет безболезненно происходить смена четырех нападающих на четырех защитников и наоборот. Сам склад бразильских футболистов таков, что способен навести на эту фантастическую мысль.

Можно разложить на составные части их искусство, отдельно исследовать технические приемы, тактическую интуицию, взрывную скорость. Все это у них было. Но наблюдатель, если он не безнадежный сухарь, обязан был сунуть блокнот в карман и целиком отдаться зрелищу. Скорее всего, бразильская система оказалась такой трудной для подражания потому, что мир ее сразу увидел в недостижимо прекрасном исполнении, а сама по себе новая расстановка игроков, естественно, не давала ученикам желанного эффекта. И, наверное, потому футбольные умы с такой настойчивостью стали искать иные варианты, что не только превзойти, а повторить бразильцев в рамках их системы не представлялось возможным. Новая идея была предложена миру в законченном, совершенном облике, и уделом остальных невольно оставалось эпигонство. Да и где было взять одиннадцать таких же «звезд»?

Жонглеры из Рио – долго и привычно величали так бразильцев. И таился в этом прозвище кроме восхищения почти незримый, недоказуемый оттенок иронии.

На шведских стадионах бразильские жонглеры, ничего не потеряв из своей черной магии обращения с мячом, предстали командой удивительно организованной, срепетированной, вкладывавшей в игру неподдельную свежесть чувств. Они были непобедимыми.

Все преходяще в мире футбола. Рождаются и, как это ни грустно, уходят команды. Тренер Феола, долго руководивший бразильской сборной, ушел в прошлое. Можно понять и простить этого пожилого человека. Он так и не сумел сбросить с себя наваждения, гипноза той своей славной команды и продолжал разуму вопреки ориентироваться все на тех же знаменитостей, на точно такое же построение игры. Восемь лет спустя он опять привез в Англию Жильмара, Д. Сантоса, Зито, Гарринчу, Беллини, Орландо. Жизнь покарала и Феолу и сборную Бразилии…

Но чемпион мира 1958 года остался в истории как неповторимая команда. Выпадет ли когда-нибудь еще такое счастье, чтобы вместе сошлись и надели одинаковые футболки одиннадцать человек, каждый из которых игрок экстра-класса?

Чем закончить этот очерк? С мальчишеских лет я увлекался футболом. Пришло время, и я стал иногда писать об игре, еще не отдавая себе отчета, какова же эта тема. Бразильцы на шведском чемпионате открыли мне глаза на футбол как на игру праздничную, исполненную только ей одной присущей красоты – динамичной, мужественной и разумной. Я соприкоснулся с подноготной большого футбола, узнал, что он не тесен, а широк, его мир. Понял я, что служить ему в меру сил, пером,- занятие стоящее и ко многому обязывающее. С тем я и вернулся из первого своего дальнего путешествия, проделанного вслед за мячом.

Февраль 1970