"Ожидание футбола" - читать интересную книгу автора (Филатов Лев Иванович)

РАЗНОЕ И ОБЩЕЕ

Был в ноябре 1971 года матч сборных Испании и СССР в Севилье. Матч чемпионата Европы, тот, где наши устояли -0:0, где блеснул вратарь Рудаков. Но речь пойдет не об игре.

Обычно, когда прилетаешь куда-нибудь за тридевять земель ради одного матча, то на трибуну забираешься за час до начала: ты весь во власти того единственного дела, в котором обязан принять участие, ты себе не принадлежишь, тебя гложет беспокойство, не дай бог опоздать, лучше уж скоротать часок в одиночестве, но зато с ручательством… Так же было тогда в Севилье. И я был вознагражден.

Публика заполнила все ярусы задолго до начала. И ее развлекали. Сначала по зеленому полю маршировал детский оркестр, словно взятый напрокат из «Пиковой дамы». Что он играл, публику не слишком интересовало, она умилялась серьезности крохотных трубачей и барабанщиков и по-отцовски аплодировала каждому их шажку. Потом у тех и других ворот появились странноватые люди с мячами. По неведению я принял их в первую минуту за запасных игроков испанской команды, вышедших размяться, «постучать». Но зрители както уж очень дружно потешались, и пришлось присмотреться. Ба, да это клоунада! Не знаю уж, пародировали они футбол или просто дурака валяли без всякого умысла, но их «неудачи» были смешны, потому что напоминали нам то, что мы видим в игре. Потом внимание публики переключилось на самодеятельные иллюминированные транспаранты (дело было поздним вечером), вспыхивавшие то там, то здесь. Потом обежали поле, размахивая руками и подпрыгивая, юнцы, одетые в рубашки своей команды, все с двенадцатыми номерами на спинах. У испанской сборной нет этого номера, он навечно отдан болельщику – неизменному, верному запасному игроку.

Целое представление! Должен сознаться, что и матч, несмотря на все свое великое значение, после этого казался частью представления.

Странное дело, но и игра испанцев, когда я потом стал ее перебирать в памяти, привиделась мне ярмарочной. В ней чувствовалось желание понравиться публике, угодить ей, добиться громогласного отклика. Какие-то, видимо, уже давным-давно привычные и для зрителей и для игроков лишние коленца, замирания в выигрышных молодецких позах, мелодраматические жесты для поддержания связи с трибунами. Мне трудно судить, помогают эти вкрапления испанским футболистам или мешают, но в их исполнении они естественны, как и все то представление, которое мне удалось увидеть на стадионе в Севилье.

Октябрь 1972 года, матч чемпионата мира Ирландия – СССР. Наши тогда после проигрыша в Париже приналегли и победили 2:1.

Продутый ветрами, зеленый и каменистый, с соленой морской слезой край. Стадион старенький, с прямоугольными деревянными трибунами, которые словно бы подкатили на колесиках поближе к полю, скамьи черные, набрякшие дождями и туманами.

Это мирок древнего провинциального футбола, какой-то заповедник. Стадиону «Лэнсдаун роад» – сто лет. Здесь наряду с футболом играют и в регби. Раздевалка – деревянный домик возле углового флага, такие у нас бывают в дачных местностях, их называют «павильонами». Для дирекции другой домик, такого же размера, но кирпичный. Возле двери чугунная мемориальная доска, на которой фамилии членов клуба, погибших в первую мировую войну. Стадион зажат зданиями. Под одной из трибун проходит линия городской электрички, и толпа болельщиков терпеливо ждет, когда поднимут шлагбаум.

Нет не только ставшего привычным электрического табло, но и деревянной таблички, где бы фиксировался счет. Поле не огорожено, оно беззащитно, и мальчишки, крадучись, берут его в кольцо, ожидая подходящего момента, чтобы вырваться на зеленый простор. Мимо судьи безмятежно трусит собачонка, он изумленно оглядывается, но не решается с ней связываться, боясь попасть в смешное положение. На траву с трибун летят белые ленты серпантина, и футболисты между делом подбирают их и выкидывают за линию. Футболистов, как только они выходят из раздевалки, окружает толпа, и любой может похлопать их по любым частям тела. Признаться, в наше время все это выглядело странно, если не дико, тем более что шел матч чемпионата мира.

Обстановка простецкая, проще быть не может. Легко представить, как изумились бы дублинцы испанской интермедии с клоунами, как скорее всего были бы ею шокированы, да, впрочем, им и ни к чему приходить за час до начала, чего ради торчать на стадионе! Оркестры, правда, ходят по полям британских стадионов, это там исстари заведено. Но эти военные оркестры выполняют обязанность, или поручение, или приказ сыграть перед крупным футбольным матчем. Их марш не увеселение, а давно установленный, освященный традициями церемониал.

Да, игра здесь проста и прочна – британская игра, которая только и может нравиться людям, твердо знающим, что футбол выдуман в этих краях и появился на свет божий именно таким, без украшательств, которые понадобились перенявшим его. Здесь играют, не жалея ни ceбя, ни противника, полагая, что мужчина обязан уметь стерпеть нечаянную боль, спрятать досаду от падения. А манипуляции с мячом полагается исполнять попроще, их надо усвоить в детстве и тогда же зарубить на носу, что они сами по себе ничего не значат и нужны только для того, чтобы уметь защитить свои ворота и взять чужие.

Белград. Апрель 1972 года, матч сборных Югославии и СССР в чемпионате Европы. Вокруг поля движутся манифестанты: у переднего в руках на древке громадный портрет форварда Джаича, идущие с ним рядом что-то скандируют. Болельщикам нравится эта импровизация. Нет, они не смеются снисходительно над наивностью выходки, напротив, они разделяют и веру в бесподобного левого крайнего Джаича, и веру в то, что электричество с трибун не может не зарядить их «голубых». Тут царит культ ловкого, техничного футбола, тут никто не сомневается в диковинной одаренности своих футболистов, которым, вот беда (впрочем, это так человечно!), никогда не хватает последовательности и терпения. Всеобщая готовность понять и оправдать своих игроков, пылких, увлекающихся, недостаточно осмотрительных и осторожных, и ожидание того дня, когда их осенит вдохновение и они предстанут перед трибунами, непобедимыми и прекрасными, – всем этим живет впечатлительный, чуткий и легковерный белградский стадион.

В сентябре 1976 года я снова побывал в Белграде, на этот раз поводом был матч киевского «Динамо» с «Партизаном» в Кубке европейских чемпионов, а заодно увидел и встречу «Црвены звезды» в Кубке УЕФА с болгарским «Локомотивом» из Пловдива. И тут югославский футбол и его болельщики предстали, так сказать, в своей клубной сути, которая, конечно же, наиболее характерна.

Белград, без преувеличения, два дня подряд жил этими матчами. Для наблюдателя дни эти были как бы разного цвета: день, когда играл «Партизан», был черно-белым (раскраска рубашек), день матча «Црвены звезды» – красно-белым. И каждый из дней еще имел свою мелодию. Уже ранним утром юнцы в черно-белых тельняшках, в такой же расцветки шапочках, с флагами в руках, на которых опять-таки черно-белые вариации то в виде шахматных клеток, то рисунка костей домино, то полос и кругов, с барабанами, таким же образом раскрашенными, разместились на центральных улицах и прилежно репетировали свою вечернюю службу. На следующее утро в тех же местах высадился новый красно-белый десант, и распевал он другой марш, «Црвены звезды».

Оба эти клуба имеют свои периодические издания. «Вестник «Партизана», который я купил по дороге на стадион, вышел с аншлагом: «Партизан» всегда хорош, когда ему плохо!» (первый матч, в Киеве, был проигран 0:3). Право же, сердце верного болельщика не может не дрогнуть от такого душещипательного заявления! И на стадион явилось, шутка сказать, семьдесят тысяч зрителей, хотя подавляющее большинство из них понимало, что положение их команды безнадежное.

«Партизан» вышел на поле под громогласный вопль восторга, был встречен штормовым полыханием флагов. От него требовали и ждали чуда. «Партизан» кинулся на штурм всеми силами, презрев прозаическую надобность охранять свои ворота. Это была чистейшая авантюра, и хладнокровные динамовцы вскоре забили гол.

Потом второй. А стадион, хотя и поостыл, и флаги обвисли, как паруса в безветрие, но не махнул рукой на игру, сначала, потеряв надежду на отыгрыш голов, пропущенных в Киеве, жаждал просто победы, с любым счетом, а потом, когда и в это уже не верилось, был согласен на самое малое – хоть на гол…

День спустя иная картина. «Црвена звезда» вернулась домой с проигрышем 1:2, забив ценный гол на чужом поле, и ей достаточно было в Белграде победить 1:0. Думаю, что игроки «Црвены звезды» в душе считали свою задачу чересчур скромной, иначе не объяснишь их расслабленность, вялость, передачи мяча вкривь и вкось. И были наказаны – болгары вбили хороший гол. Теперь для победы требовалось уже три мяча. Вот это задача, достойная мужчин, мастеров своего дела! И югославы взвились! Появилась и точность, и скорость, и изящество. Заказ был перевыполнен -4:1. Стадион неистовствовал, его устроила не сама по себе победа, а и та игра с огнем, которую позволили себе молодцы в красно-белых рубашках.

Любопытно, что на трибунах в первый день мелькали островки красно-белого, а во второй черно-белого. Оказывается, болельщики этих самых популярных клубов заключили перемирие на дни матчей европейских кубков и действовали заодно.

Мюнхен. Олимпийский стадион в летние дни XX Олимпиады 1972 года. Молодежная сборная ФРГ была не из сильных, мюнхенцы за нее болели сдержанно, особенно не надеясь. Это неудивительно, народ они избалованный, привередливый, недаром в Мюнхене базируется «Бавария», лучший клуб ФРГ, опора сборной, с «суперзвездами» Беккеибауэром и Мюллером. Поскольку собственные олимпийцы не доводили земляков до экстаза и стадион не сотрясался от истерических какофоний, легко было расслышать и понять его чисто футбольную реакцию. Гул одобрения сопровождал каждую сильную длинную передачу, каждое смелое и решительное вступление футболиста в игру, каждый удар по воротам, независимо от того, был ли он меток, каждый спринтерский рывок вперед. А свистели и укоризненно гудели, когда мяч надолго увязал в середине поля, когда игроки «вышивали мелкими стежками», когда игра не получала логического развития, футболисты простаивали или заигрывались.

Слушая трибуны, можно было без напряжения вообразить, что на поле сборная ФРГ, только что ставшая чемпионом Европы, и что это она ведет свою крупноплановую, зрячую, без страха и сомнений, без длиннот и самолюбования, устремленную к чужим воротам игру. Олимпийская молодежная сборная, команда посредственная, тем не менее была на одно лицо со знаменитой национальной сборной. Тень хоть и бледная, но повторяющая знакомый образ. Что ж, футбол здесь понимают именно так.

Тогда же, на Олимпиаде, я стал свидетелем первого появления на европейском стадионе команды Малайзии. Зрители, зная, что присутствуют на дебюте, были настроены благодушно и снисходительно, хотя гостям противостояла команда ФРГ. Но минут через десять все убедились, что малайзийцы ведут игру по новейшим образцам, у них даже был «свой Беккенбауэр», свободный центральный защитник, предпринимавший вылазки в атаку. Весь первый тайм тяжеловесные немцы были обыгрываемы миниатюрными, по-кошачьи грациозными малайзийцами, публика удивлялась невиданным приезжим игрокам, восхищалась ими и высмеивала своих. Это была приятная, свежая новость. После перерыва, правда, гостям сил не хватило, и немцы их одолели. Но это не перечеркнуло впечатления. Малайзийцы, показав свое знакомство с наисовременнейшими веяниями, внесли в футбол что-то от себя. Если возможно назвать футбол «нежным», то перед нами был как раз тот, быть может, единственный случай, когда это соответствовало истине.

Однажды я ездил на международный турнир в Монако, где ежегодно, в ноябре, собираются восемь команд семнадцатилетних юниоров. В тот раз там играли сборные Испании, Англии, Югославии, ФРГ, Италии, Франции, Венгрии и наша. Юниоры появлялись на поле в той же точно форме, которую издавна носят национальные сборные этих стран, и поскольку взрослые команды я видывал не раз и на чемпионатах мира, и в товарищеских встречах, то мне временами казалось, что я наблюдаю за старыми знакомыми, только в силу какогото оптического обмана странно уменьшившимися в размере.

Тут была все та же противоречивая итальянская «скуадра адзурра», то необъяснимо жмущаяся к своим воротам, то в лучшие свои минуты вдохновенно, складно, мягко и изящно, атакующая. Тут и не ведающие страха и сомнения англичане, идущие и идущие вперед, напролом, свято верящие, что мяч, ловко навешенный с фланга, обязательно переправит в ворота головой их высокий центрфорвард. И сборная ФРГ, образцово обученная, знающая игру во всех частностях, не позволяющая себе ошибаться. И испанцы, вкладывающие в игру чуть больше страсти, чем требуется, обидчивые, пылкие, со скрежетом зубовным переживающие и собственные промахи, и толчки соперников, и неточности арбитра. И югославы, игравшие невразумительно, покорно проигрывавшие, и вдруг, как гром среди ясного неба, закатившие матч самый красивый на турнире и разделавшие под орех англичан, считавшихся фаворитами…

На таких турнирах футболистов не знаешь, следишь и за игрой и за номерами на спинах, и чуть кто-то приглянется, лезешь в программу узнать фамилию. И опять «старые знакомые»: легонький умный Эннио Масталли у итальянцев – это же Ривера, высокий центрфорвард Ян Новацки у англичан – несомненно, Херст, заводной Бернд Дирсен у немцев – Оверат, смело берущий игру на себя Златко Крмпотич у югославов – Джаич, глазастый, лукавый и чуткий Валерий Глушаков у нас – Валентин Иванов… Спору нет, семнадцатилетняя «звезда» легче легкого может закатиться, и ты, поверивший в нее, попадешь впросак. Обойдемся без гороскопов. Достаточно того наблюдения, что под разным небом и таланты формируются по каким-то своим законам.

Будучи одинаковым в основе своей, в правилах, цели, методах, футбол позволяет людям вносить в него, то, что им близко, свойственно, естественно, то, что хочется и нравится. Я думаю, что гибкость, послушность, готовность приспособиться к всевозможным запросам и вкусам не в последнюю очередь сделали футбол доступным всюду на земле.

Это удобное свойство игры, как ни странно, дало толчок нескончаемым спорам и раздорам. Футбол, как в музейной коллекции, поделили на «виды» и «подвиды». Северный и южный, латинский и среднеевропейский, англосаксонский и латиноамериканский, скандинавский и восточноевропейский – как только не кромсали футбольный глобус, какие только не проводили границы, какие только не изобретали черты общности и черты несовпадения! Благо бы дело кончилось рисованием схем. Куда там, немедленно стали задираться и выяснять, чей футбол лучше. Аргументов сколько душе угодно, не секрет ведь, что игра приобретает особые оттенки в разных странах.

Но пойдем дальше: в пределах одной страны разве футбол одинаков? Два клуба из одного города – московское «Динамо» и «Спартак». Московские болельщики, давно и внимательно следящие за этими командами, прекрасно различают их разный подход к игре. Причем различие было продиктовано не волей какоголибо тренера, не подбором игроков в том или ином сезоне. Различие сложилось давно и передается от поколения к поколению. Его не так просто определить, но не почувствовать его нельзя. Я бы рискнул заметить, что комбинации «Динамо» на один ход короче, чем у «Спартака», на секунду быстрее и на метр длиннее. Игра динамовцев проще, умнее и уравновешеннее, игра спартаковцев нечаяннее, отчаяннее и душевнее. Любопытно, что довоенный «Спартак» был совсем другой, прочный, непробиваемый, понятный. Изменение стиля произошло после войны и связано с именами Рязанцева, Тимакова, Дементьева, Сальникова, Татушина, Симоняна, Нетто, игроков «легкого веса», «технарей». И держится этот стиль уже три десятка лет. Динамовский стиль много старше. Опытные люди, поглядев на юношу с мячом, уверенно произнесут: «Спартаковский игрочок!», «Этот бы «Динамо» подошел!» Если предложить им объяснить свой приговор, круто отрежут: «Да что ж, не видно, что ли!..»

А говорят же и о «московской школе» футбола, понимая под этим игру крупномасштабную, быструю, волевую. Этим понятием благополучно объединены и послевоенный ЦДКА, и «Спартак» 1956 года, и «Торпедо» 1960 года, команды, у которых, наверное, различий не меньше, чем сходств. Вероятно, чем короче мы знаем команду, тем больше ее характерных черт способны уловить и перечислить. И она для нас единственная и неповторимая. Если же видим редко, то с легкой душой, особенно не задумываясь, подыскиваем другие, чем-то похожие на нее, и зачисляем их все в один «вид».

Мне кажется, что бестрепетное «раскладывание» всех, какие только существуют на свете, команд, может быть, и создает удобства для разговора, для описания, но свидетельствует скорее о поверхностном подходе, чем об основательных знаниях. Да и нет в «раскладывании» практического смысла. Представьте, как ошибется заморский тренер, если сочтет, что московское «Динамо» и «Торпедо» – одно и то же, а киевское «Динамо» точь-в-точь как тбилисское «Динамо».

И тут я даю волю фантазии и воображаю картотеку, где описаны во всех подробностях национальные сборные и клубные команды всех стран, где играют в футбол. И карточки ежегодно пересматриваются и дописываются. И картотека находится в ведении не какого-либо «Петра Петровича», а Управления футбола, и ею свободно пользуются тренеры. «Какие пустяки! – усмехнется иной читатель. – Люди изготовили медицинскую энциклопедию в тридцати шести томах, а тут небось и тома не наберется…» И все-таки разговор этот из области фантазии. Слишком часто приходится становиться свидетелем смешных сцен, когда представители команд (и сборной в том числе), лишь только им выпадет жребий встретиться с той или иной зарубежной командой, растерянные и напуганные, умоляют всех встречных что-нибудь рассказать, названивают в редакции в поисках «материальчика». Если в такой момент прозвучит ответ: «Ваш противник типичный представитель латинской школы», то его расценят как издевательство. Когда припечет и матч на пороге, уже не до красивого и удобного раскладывания на кучки, волнует одно – чем противник отличается от всех других команд.

Такая картотека прибавила бы тренерам знаний и смелости, позволила бы освободиться от доморощенных, то слишком опасливых, то бесшабашных пропозиций. Постоянных противников по чемпионату страны тренер держит в памяти, это его ящик с инструментами, без которого он как без рук. А на международной арене что ни встреча, то с неизвестным, чуть ли не с потусторонним противником. В конечном итоге широкий круг знаний о мире футбола – показатель квалификации.

Проехав в 1965 году по четырем странам Южной Америки, я сделал для себя открытие, сейчас выглядящее достаточно наивным: футбол на этом континенте, оказывается, самый разный. Свою корреспонденцию в «Советском спорте» я тогда так и назвал: «Южноамериканский, но разный». Побывав в Венгрии на матчах чемпионата, я довольно быстро стал различать по манере игры клубы этой страны, а прежде мне казалось, что венгерский футбол – понятие точное и неделимое. А классификаторы еще включают его в «среднеевропейский»!

Невозможно переспорить человека, утверждающего, что краше всех та команда, которую он любит. Да и не надо с ним спорить, это все равно что тянуть из рук ребенка игрушку. Однако словесные схватки, в которых позволяют себе участвовать и люди игры, и люди пера, на тему, какой футбол лучше и сильнее, скажем, итальянский или английский, испанский или голландский, московский или армянский, – это беличье колесо. Футбол не дает ответа. Он его просто не знает.

Вошедшим во все хрестоматии классическим примером торжества рационального, уравновешенного, северного стиля над пылким и вычурным южным многие авторы сделали финал чемпионата мира 1954 года. Венгерская сборная, законодательница мод (заметим, что на пути к финалу она переиграла бразильцев), создавшая оригинальную атаку с выдвинутыми вперед инсайдами и оттянутым центрфорвардом, олимпийский чемпион, команда-прима, команда-фантастика, которой все без исключения заранее отдавали «Золотую богиню», проиграла решающий матч сборной ФРГ – 3:2. Эта сборная в ту пору хоть и была основательно и крепко сколочена, ничего особенного, из ряда вон выходящего собой не представляла и следа не оставила, несмотря на титул, а те венгры навечно вошли в историю футбола.

Нет, не стили, не манеры, не игровые почерки, не школы (среднеевропейская и англосаксонская) соревновались в том незабываемом матче. Злую шутку с венграми сыграл общий для всех, какие только существуют на белом свете, школ и направлений закон футбольного противоборства. Венгры, бодро взявшись за дело, к восьмой минуте забили два гола (надо напомнить, что за несколько дней до этого, в рамках группового турнира, они встречались с немцами и задали им перцу – 8:3), и тут у них не осталось ни малейшего сомнения, что победа за ними. Легко представить, что и зрители, сидевшие на стадионе в Берне, потеряли интерес к исходу матча, расслабились и начали переговариваться о чем-то не футбольном. Зрителям нетрудно вернуться в состояние активного боления. Футболистам второе хорошее начало в матче удается нечасто.

Первый ответный гол на девятой минуте, второй – на восемнадцатой. Это венгры сняли часовых и были застигнуты врасплох. Игра сломана, настроение испорчено, только и жди беды. Она помедлила, но не преминула явиться на восемьдесят четвертой минуте в образе третьего гола.

Венгров, если бы они не были так упоены собой, должна была насторожить неправдоподобная легкость их первой победы над немцами – 8:3, равно как и то немаловажное обстоятельство, что в финальном матче в сборной ФРГ появилось шесть других, лучших игроков. Куда там!..

Происшествие старое. Может быть, за давностью лет его и не стоило ворошить? Но с 1930 года сыграно всего-навсего десять финальных матчей за звание чемпиона мира, и мы на них натыкаемся всюду: в учебниках, мемуарах, справочниках, альбомах, кинолентах, и уж если выводить мораль, то более живописных «басен», чем эти великие матчи, не сыскать.

В 1970 году в мексиканском городе Гвадалахаре я видел, как бразильцы выиграли у англичан 1:0. Это была наиболее трудная и значительная во всех отношениях победа в том турнире будущих чемпионов мира. Они как-никак одолели чемпионов предыдущего четырехлетия. Гвадалахара всю ночь была объята карнавалом, мексиканцы, как своих, поддерживали «земляков» по западному полушарию, понимая, что теперь путь тем открыт. Однако английский стиль игры не шелохнулся от этой передряги, разве лишь какой-нибудь простачок поставил его под сомнение. Матча более равного, когда противники проникнуты чувством собственного достоинства, нельзя себе представить. Обе команды, рассыпавшись по полю вперемешку, вели каждая свою привычную, удобную игру и ничем не поступились ради своего опасного, знаменитого противника. Две разные, непохожие, но одинаково высокого класса команды играли в одну и ту же игру – футбол. Матч остался в памяти не как торжество бразильцев, несмотря даже на оглушительный карнавал, а как торжество футбола, способного выдвинуть такие силы.

Бразильцы, затеяв поход за главным призом, побеспокоились о соответствии своей сборной не только бразильским нормам, но и европейским. Вспоминая бразильских футболистов, приезжавших к нам до чемпионата мира 1958 года, можно выразить общее впечатление таким образом: они бегали, занимали позиции и играли с мячом обязательно в отдалении от противника. Дистанция была им нужна, чтобы чувствовать себя свободными, без чего они, видимо, не мыслили футбола. И в защите они старались играть на опережение, много плассировались и, чтобы отнять мяч, шли на чужого в самое последнее мгновение. Так же играла и бразильская сборная на чемпионате мира 1958 года. Уникальное искусство тех мастеров делало возможной такую игру на расстоянии. Они как бы оставались сами по себе, независимыми от противника, «неприкасаемыми». Это производило необычайное впечатление – ведь мы же так привыкли к «неразлучным парам», к неотвязному назойливому преследованию…

Двенадцать лет спустя, на чемпионате в Мексике (а готовилось это гораздо раньше) бразильцы сократили то расстояние, наверное, вдвое, они стали жесткими, привязчивыми, неотступными, клейкими, танцевальную плассировку сменили решительные вступления в борьбу за мяч, игра корпусом, подкаты и… ошибки, которые вели к штрафным ударам. Стали перешептываться, что бразильцы, оказывается, грубоваты… Но все-таки они полностью не приняли тесную игру, свойственную многим европейским командам. Расстояние осталось. Бразильцы и тут не позволили смять, затоптать свою игру, разорвать ее волшебную ниточку нескончаемыми единоборствами.

Надо быть мастерами высочайшего класса, чтобы вести такую игру. На стадионах ФРГ в 1974 году, когда выяснилось, что бразильцы далеко не те, что четыре года назад (они не могли этого не чувствовать и сами), ими была сделана отчаянная попытка сыграть «по-европейски», как они это понимают, и ни к чему хорошему это не привело – сорвались на открытую грубость, только и всего.

И все же, несмотря на частоту и регулярность футбольных общений, разница в облике команд остается. Когда легко, а когда и непросто уловимая. И к счастью! Футбол бесконечно варьируется, его не зажать в щипцах, может быть и удобных, но грубых классификаций. Если же им довериться, то притупляется взгляд, мы перестаем видеть и различать тонкости, все наиболее интересное, и нас поневоле начинает устраивать схема.

Мало с уважением и пониманием относиться ко всевозможным, разным проявлениям футбола. Надо еще им радоваться, потому что в них, в разных проявлениях, заложен один из секретов нескудеющего людского любопытства.

Греха нет, разумеется, в том, что одному нравится, как играют англичане, другому – как венгры, третьему- как итальянцы, четвертому – как бразильцы… Или как «Арарат», как киевское «Динамо», как тбилисское «Динамо», как «Торпедо»… Только вот спорить, какой стиль лучше, «вернее», – пустая трата времени. Даже сообщения о победах не тянут на весах в таких спорах: донесения с футбольных фронтов бегут безостановочно, вчерашние побежденные сегодня теснят своих победителей, и нет этому предела.

Побеждают не согласно классификациям, не благодаря тем или иным особенностям стиля. Побеждают те, кто умеет превыше всего ставить извечные неминуемые законы футбольной игры. А стилевые особенности придают игре команды очарование, помогают ей отличаться от других, но сами по себе не способны гарантировать сильного футбола.

Сейчас стали близки и доступны все стадионы, какие только есть на земле: нашим командам, к примеру, ранней весной в целях лучшей подготовки ничего не стоит слетать недельки на две – на три в Австралию или в Мексику. Ничего удивительного, что сближаются игровые манеры, поскольку ветры взаимных влияний выдувают провинциальную самовлюбленную ограниченность. Противиться этому, пытаться искусственно обособиться, сохранить все как было – это все равно что обречь свой футбол на прозябание, на вторые роли.