"Командир полка" - читать интересную книгу автора (Флегель Вальтер)8Когда Грунделова приглашали вступить в сельхозкооператив, он чувствовал себя польщенным. Однако после того как солдаты приезжали помочь кооперативу, к кузнецу несколько охладели, а после поджога сена почти совсем забыли о его существовании. Если бы ему просто сказали, что в нем не нуждаются, он засмеялся бы, и только. Но теперь он сам почувствовал, что не нужен кооперативу: дела там и без его помощи идут хорошо. Кооператив окреп, а слух о том, что он вот-вот развалится, рассеялся как дым. Когда кузнец продал навозопогрузчик, сделанный им для кооператива, крестьянину из соседнего села, он ожидал, что члены кооператива будут укорять, ругать его на чем свет стоит, но ничего подобного не произошло. Селяне по-прежнему относились к нему довольно дружелюбно. Вскоре он узнал, что правление кооператива собирается заключить товарищеский договор с воинской частью, солдаты которой работали в селе на постройке коровника. Тайком от Герды кузнец прочел проект договора. Сегодня вечером в кафе должно было состояться подписание договора; на эту торжественную церемонию приглашались все члены кооператива и симпатизирующие ему. «Симпатизирующие! Слово-то какое выдумали! Наверняка из книжки вычитали!» — злился кузнец, но решил, что и он все-таки пойдет в кафе и посмотрит, что там будет. После обеда Грунделов пошел в кузницу. Через закопченное оконце он наблюдал за улицей, чтобы не пропустить момент, когда по ней пройдут солдаты. «Эти солдаты даже за нашими девками ухаживают. Кое-кто из девиц уже собирается выходить замуж», — подумал он. Оконце было настолько закопченным, что сквозь него можно было что-нибудь увидеть, только прижавшись к нему лицом, но кузнец боялся, что тогда его заметят с улицы. Он вышел на улицу и, вспомнив слово «симпатизирующие», почему-то улыбнулся. Он здоровался с односельчанами, которые проходили мимо него. Проехало несколько повозок, груженных зерном. Часов около шести он услышал шум моторов. По улице ехали три военных грузовика. С одного грузовика на ходу спрыгнул Хаук и побежал к его дому. Грунделов придал лицу приветливое выражение, но унтер-офицер, не заметив его, пробежал к двери. «Интересно, пригласит ли он меня на торжество?» — подумал кузнец, входя в дом. Хаук уже сидел на диване рядом с Гердой. На Герде было красное платье, которое она надевала лишь по праздникам. — Ты весело смеешься… — услышал кузнец обрывок фразы Хаука. Поздоровавшись с парнем, кузнец спросил: — Когда у вас торжество начнется? — В девять. — И ты еще здесь сидишь! — Успею. И как ни в чем не бывало Хаук продолжал свой разговор с Гердой, так и не пригласив кузнеца на торжество. — Я вижу, меня вы не причисляете к симпатизирующим?! — крикнул кузнец, когда Хаук с Гердой выходили из дому. Ответом его не удостоили. «Я им и не нужен! Не нужен, и все тут!» — с раздражением подумал кузнец. В надежде, что муж возьмет ее с собой на торжество, жена Грунделова надела лучшее платье. Она ждала, что муж пригласит ее, но ждала напрасно. Убедившись, что она ничего не дождется, женщина встала и, ничего не сказав мужу, вышла из дому. Увидев это, кузнец рассердился. «А что, собственно говоря, связывает меня с богатеями? По сути дела, ничего. Правда, они принимали меня за своего. За это и Герда меня не раз упрекала. А теперь вот я остался один-одинешенек. Не ошибаюсь ли я? Хотя нет! Посмотрим, кто дольше выдержит: так просто я к ним на поклон не пойду. Они еще попросят меня!» Кузнец прислушался. Ему показалось, что он слышит музыку, доносившуюся из кафе. «Неужели они танцуют? Посмотреть бы!» Он встал и пошел туда. Теперь музыка слышалась отчетливо. Поднялся по ступеням, вошел. В зале было накурено и шумно. «Интересно, где сидит Анна-Мария?» И тут он увидел жену, которая сидела и разговаривала с солдатами. Кузнец подошел к стойке и заказал себе рюмку водки. Осмотрелся и увидел, что неподалеку от него Шихтенберг разговаривает с каким-то офицером. — Гельмут! — воскликнул Шихтенберг, заметив кузнеца. — Значит, и ты пришел! — И он похлопал его по плечу. — У нас теперь есть настоящий шеф. — Он показал на офицера. — А ты к нам еще не надумал переходить работать? Грунделов выпил водку и подумал: «Значит, еще не отказались от своего?» — Зачем мне ваш шеф? — спросил он. — Мне лично шеф не нужен, Желаю успеха! — Расплатившись, он вышел из кафе. Уезжая в подшефный сельхозкооператив, Кастерих решил не брать с собой жену. Теперь ему не с кем было танцевать, да и крестьяне его не отпускали: все тянулись чокнуться с ним и выпить, так что он, можно сказать, не отходил от стойки. Кастерих провел рукой по волосам. От выпитого немного шумело в голове. Он решил выйти на свежий воздух. «Бетти, наверное, уже спит», — подумал он, оказавшись на улице. Вспомнил о том, что им скучно живется, что отношения их фактически зашли в тупик. В зале много женщин, но все они не такие красивые, как Бетти. Исключение — Герда. Она чем-то похожа на Бетти, только намного моложе. Все женщины, что танцуют тут, веселые и довольные. Да и может ли быть иначе: у них есть любимая работа, которая увлекает их. Все они пустили в землю, на которой живут и работают, глубокие корни. Кастерих услышал звуки польки и радостные голоса танцующих. Он вернулся в зал и пригласил Герду на танец. Чтобы лучше видеть лицо девушки, Кастерих немного откинул голову назад. Неожиданно Герда спросила его: — А вы давно женаты? Он молча кивнул. — Хочу задать вам один вопрос, да вот боюсь… — Пожалуйста, спрашивайте, Герда. — Понимаете, у нас в кооперативе много скота, а животноводов с образованием нет. — И что же? — Я хотела бы пойти учиться в институт, но это три года!.. — В наше время учиться никому не запрещается, было бы желание. — Конечно, это так. Но мы с Вернером хотим пожениться, а я не знаю, как он к этому отнесется… — Не беспокойтесь, я сам с ним поговорю. — А ваша жена тоже училась? — Н-нет… — замявшись, ответил он. Танец кончился. Офицер отвел Герду на ее место. «Какая девушка: красивая, умная, — подумал он. — Я вот учу солдат военному делу, учу их жить, а сам дома никак не могу найти общего языка с женой. Значит, я что-то просмотрел, что-то сделал не так». В полк Вернеру нужно было вернуться только утром в понедельник, поэтому, распрощавшись с товарищами, он с Гердой вышел из кафе. Взявшись за руки, они, пошли по улице мимо палисадников, из которых на них смотрели белые, желтые и красные георгины. Герда шла, прижавшись к Вернеру. Несколько дней назад Шихтенберг сообщил Герде решение правления кооператива послать ее на учебу в институт. Она с радостью заполнила все полагающиеся анкеты и теперь ждала вызова. Единственное, чего она не знала, как рассказать об этом Вернеру. Они вышли за околицу, свернули на луг и сели на траву. Герда придвинулась к Вернеру поближе и поцеловала его. Ее охватило чувство радости оттого, что она поедет учиться в институт. Будущее казалось ей радужным. Жаль только, что им предстоит разлука. Вернер, наверное, очень огорчится. Жить ей придется в городе, и в течение трех лет они будут встречаться только по воскресеньям. Однажды вечером в окно правления кооператива постучали. Фукс, маленький мужчина лет сорока, открыл дверь. На пороге, прижавшись к притолоке, стоял бывший батрак кулака Раймерса — молчаливый старик с мрачным лицом. Фукс выбил свою трубку о подоконник, не торопясь положил ее на стол и спросил: — Что, Фридрих, и ты захотел в кооператив? Фридрих молча покачал головой и, пугливо осмотревшись по сторонам, поманил Фукса в угол. — Что, Фридрих, у тебя за тайна? Отчего ты так скрытничаешь? Старик провел рукой по выцветшим усам и снова пугливо осмотрелся. — Ну, так что у тебя? Выкладывай, — сказал Фукс, заметлв, что гость что-то прячет за спиной. — Клади на стол! Фридрих энергично затряс головой: — Отойдем от окна, председатель. Фукс закрыл окошко и сел к столу, недоумевая, что это стряслось с Фридрихом. — Ну, садись, рассказывай. Фридрих снова закрутил головой и сказал: — Дело очень важное, председатель. Все нужно быстро сделать. — Что нужно быстро сделать? — Быстро вызвать сюда полицию. — Зачем нам полиция? — удивился Фукс. — Да покажи наконец, что ты там прячешь?! — Вот, — сказал старик, подходя к столу и ставя на него большую бутыль с какой-то жидкостью. Затем он положил коробку спичек и какой-то круглый предмет. Фукс понюхал горлышко бутылки. — Бензин! — Взял в руки круглый предмет, на котором была какая-то надпись — то ли по-французски, то ли по-английски. — Что это за штуковина? И чего ты хотел сделать с этим? — Должен был поджечь сено в стогах, — прошептал бывший батрак. — Что такое?! — воскликнул Фукс. — Зови скорее полицию, вот что! — Откуда это у тебя? — Мне дал Раймерс. — Разберемся, — проговорил Фукс и схватился за телефонную трубку. Набрал номер: — Пришлите кого-нибудь в Картов, в кооператив, у нас обнаружен диверсант. Говорит Фукс. После этого он позвонил членам правления. Шихтенберга Фукс послал за Грунделовом, потому что в селе только кузнец умел читать по-французски и по-английски. Грунделов вошел в комнату, ехидно ухмыляясь: он, видно, решил, что его снова будут агитировать вступить в кооператив, так как Шихтенберг не сказал ему, зачем вызвали. Однако, увидев Фридриха и строгие лица членов правления, кузнец понял, что на этот раз дело совсем необычное. Фукс попросил Грунделова прочесть надпись на круглом предмете, похожем на патрон. — Это зажигательный патрон английского производства… — Все, нам этого вполне достаточно, — перебил кузнеца Фукс. Спустя минуту на пороге появился вахмистр-полицейский. Фридрих еще раз рассказал, кто и куда его послал. Через полчаса Раймерса арестовали. После долгого отпирательства он признался, что получил задание от человека из Западного Берлина, которого знал раньше. Признался он и в том, что поджог сена — дело его рук. При обыске в доме Раймерса обнаружили несколько десятков таких же зажигательных патронов и склянку яда, которого вполне хватило бы на то, чтобы отравить в селе весь скот. Кузнец Грунделов присутствовал при допросе и при обыске. Возмущенный, он почти бегом бросился домой и обо всем с гневом рассказал Герде, которая, услышав это, не могла себе места найти от охватившего ее гнева. — До чего обнаглели эти кулаки! Они собирались отравить весь наш скот! Преступники! Грунделов ушел в кузницу, чтобы побыть одному и привести в порядок свои взбудораженные мысли. «Значит, Раймерс работал на Запад. Вредитель! А я-то защищал их! Тогда и меня могут арестовать: как-никак я часто встречался с Раймерсом. Нас не раз видели в пивной. А кому теперь передадут его землю? Конечно, в кооператив. Кооператив станет еще богаче и крепче. Члены кооператива теперь получают отпуска. Где это видано, чтобы крестьянину давали отпуск? В кооперативе и мне дали бы землю. А теперь я для них пустое место! — От волнения он забегал по кузнице. — Герда рассказала, что часть демобилизованных солдат приедет в село и останется здесь жить. Среди них есть и слесаря, и механики. Обещали прислать и кузнеца. Тогда я им совсем не буду нужен. Они прекрасно и без меня обойдутся. А я, дурак, отказывался ремонтировать им инвентарь! — Кузнец почесал затылок. — Быстро, очень быстро все изменилось! Нужно что-то делать, чтобы не остаться на старости лет без работы и без куска хлеба». 9 Незадолго до боевых стрельб батареи Пауль выписался из госпиталя. В присутствии всего расчета он принял тягач. Пауль не спеша обошел машину, дотронулся рукой до нескольких слишком сильно смазанных деталей, понюхал смазку, закрыв от удовольствия глаза. Подняв капот, заглянул в мотор, затем залез в кабину и перетрогал все рычаги и кнопки. Запустил мотор и немного проехал, все время наращивая скорость. Развернувшись, он поставил тягач на старое место и, заглушив мотор, подошел к Хауку. — Все в порядке, товарищ унтер-офицер, — доложил он командиру орудия и уже совсем не по-уставному добавил: — В лучшем состоянии машина и у меня не была. А я-то еще думал, что артиллеристы не любят машин. — Проговорив это, Пауль повернулся к расчету и сказал: — Бюргер научился водить тягач, а я решил овладеть профессией одного из номеров расчета. И я этого добьюсь! Вернер получил от Герды письмо. Уединившись, он жадно читал страницу за страницей. Девушка сообщала ему об аресте кулака Раймерса, о покупке кооперативом новых машин и о своих планах, а в самом конце письма она как бы вскользь упомянула о том, что ее кандидатура в институт утверждена и с первого сентября она начнет учиться. Последняя новость ошеломила Вернера. Он, казалось, окаменел. Ведь это означало конец! Все его радужные планы лопнули, как воздушный шарик. В порыве гнева Вернер скомкал письмо и бросил в траву, но, опомнившись, сразу же поднял. Перечитал его еще раз, и, хотя каждая написанная рукой Герды строчка была дорога ему, разочарование все же не покинуло его. «Мы строили такие планы! Я радовался тому, что мы будем вместе, получим квартиру, у нас родится ребенок. А она сама, не спросив моего совета, распоряжается своей судьбой. Учеба в институте кажется ей важнее, чем наши общие планы. По-моему, она поступила нечестно». Вернер, сколько ни старался, никак не мог представить себе Герду за институтским столом. Она создана для работы и в коровнике смотрится лучше, чем в студенческой аудитории. Неожиданно возле него оказался унтер-лейтенант Брауэр. — Ну, что, письмецо получил? — Да, письмо… — Но не забывайте и о своих обязанностях… — Нет, простите! — Вернер вскочил, вспомнив, что в эту минуту должен быть в казарме. Командир взвода приказал командирам орудий накануне боевых стрельб еще раз повторить с солдатами правила стрельбы бризантной гранатой, обратить внимание на установку взрывателя. Унтер-офицеру Бауману такое приказание пришлось не по душе: на вечер у него было назначено свидание. Бауман спросил у Эрдмана, сможет ли тот объяснить солдатам принцип действия бризантной гранаты. — Конечно, я хорошо могу об этом рассказать, ведь я же наводчик. Я уже не раз стрелял. — Прекрасно, тогда возьмите моих солдат, а то сегодня я очень занят. — Привет ей от меня! — усмехнулся Эрдман, «Какая разница, кто будет повторять пройденный материал с солдатами, я или кто-нибудь другой? — словно оправдываясь перед собой, подумал Бауман. — Они все ждут, что я со своим расчетом последую примеру этого чудака Хаука. Как бы не так! Я предпочитаю прилично нести службу, а свое свободное время использовать в свое же удовольствие». Ефрейтор Дальке был зол. И все из-за того, что в день рождения он не получил ни одного письма, ни одной открытки. Да и товарищи почему-то его не поздравили. О нем забыли. На уме у всех были предстоящие боевые стрельбы. «И это называется коллектив! А еще говорили, что теперь они все будут делать вместе: отмечать праздники, дарить друг другу подарки. Где все это?.. Не хотят — не надо. Я и один могу отметить собственный день рождения», — думал Дальке, подходя к кафе. Посетителей было немного. Дальке сел за стол и огляделся. Несколько солдат пили пиво прямо у стойки. Официант принес ему кружку пива. «Все твердят о дружбе, товариществе, о совместной учебе. Что я, хуже других?..» — Он знаком подозвал официанта к себе и заказал еще кружку пива и рюмку водки. — Что ты здесь делаешь? — раздался за его спиной голос Баумана. — Видишь, я праздную… — Празднуешь? У тебя ведь день рождения? — Бауман протянул Дальке руку: — А я никак не смог выбрать минуту, чтобы поздравить тебя. Желаю тебе всего хорошего… А где же твой спаянный коллектив? — В голосе Баумана звучала неприкрытая ирония. — Коллектив? Они меня забыли: ведь утром стрельбы. Для них это самое важное. — Официант! — громко крикнул Бауман. — Сегодня у моего друга день рождения. Две кружки пива, две рюмки водки! — И, повернувшись к Дальке, продолжал: — Не сердись на меня, дружище! Я знаю, что все выскочки сейчас учатся, что у нас с тобой завтра тоже стрельбы. Но… — он стукнул Дальке по плечу, — ведь сегодня день твоего рождения! За твое здоровье! На следующее утро, когда труба возвестила подъем, Дальке в подразделении не оказалось. Он появился в части несколько позже. Обмундирование на нем было измято и перепачкано грязью. Фуражку, у которой был оторван козырек и отсутствовала кокарда, он держал в руках. Унтер-лейтенант Брауэр осмотрел ефрейтора с ног до головы. — Переоденьтесь, приведите себя в порядок — и во взвод. Поговорю я с вами позже. Низко опустив голову, Дальке поплелся в казарму. Унтер-офицер Бауман возглавлял небольшую группу солдат, которой было приказано разведать огневые позиции, располагавшиеся на опушке старого леса,: Земля здесь была изрыта старыми полуразрушенными траншеями и ходами сообщения. Пауль на своем тягаче тащил первое орудие, вслед за ним другие водители везли свои пушки. Унтер-лейтенант Брауэр лично указывал командирам орудий места их ОП. Вернер Хаук, находясь на позиции, старался сосредоточиться, но не мог: мысли о Герде никак не выходили у него из головы. Держа флажок в руке, Хаук ждал, когда приблизится орудие. Вдруг за своей спиной он услышал скрежет и страшный грохот: орудие провалилось в глубокую яму. Вернер побежал к тягачу, а следом за ним — унтер-лейтенант Брауэр. — Вы что, заснули, что ли, товарищ унтер-офицер? — Обойдя вокруг орудия, офицер подошел к Хауку вплотную: — Дружище, как же ты мог допустить такое? Хаук молчал, не находя слов. «Ну и дела! Все идет вверх тормашками… Сначала Дальке, теперь орудие… Черт бы их побрал!..» — ругался он про себя. Артиллеристы молча обступили орудие. — За работу! — бросил Хаук, опомнившись. — За работу, ребята! Почти до самого вечера солдаты возились с орудием: подрывали землю, подкладывали под колеса деревянные жерди, засыпали яму и наконец вытащили пушку. Техники из артмастерской тщательно проверили орудие. К счастью, оно не пострадало, и можно было вести огонь. На следующий день, когда Шрайер рассказывал Паулю об обязанностях заряжающего, показывал, как он должен действовать, командир батареи приказал открыть огонь по заранее пристрелянным целям. Был полдень, неумолимо палило солнце, солдаты изнывали от жары. Брауэр расположился неподалеку от первого орудия, наблюдая, как Бюргер устанавливает взрыватель. Раздался выстрел, и над орудием поднялось облачко порохового дыма. Не успело оно рассеяться, как вслед за ним поднялось второе облачко. Расчет работал сноровисто и быстро. Видя, как метко ложатся снаряды, Брауэр улыбался, забыв на время даже о вчерашних неприятностях с ефрейтором Дальке. В этот момент поступила команда перейти на поражение. Сложив ладони рупором, Брауэр крикнул: — Взвод, заряжай! — Подняв вверх правую руку с красным флажком, он посмотрел на второе орудие, возле которого сновали номера расчета, и на месте заряжающего увидел Баумана. «А где же Эрдман?..» — мелькнуло в голове у Брауэра, но разбираться было некогда, пора было подавать команду «Огонь!». Унтер-лейтенант резко опустил флажок вниз. Лахман дернул за спусковой шнур: раздался выстрел. Через десять секунд Брауэр скомандовал «Огонь!» второму орудию, а еще через десять — третьему. После третьего выстрела радист передал команду: «Прекратить огонь! Проверить установки!» — Расчеты, в укрытие! — крикнул Брауэр и, подбежав к первому орудию, проверил установки прицела: все было в порядке. Он бросился ко второму орудию. За годы службы в армии Брауэр еще ни разу не допускал ошибок в стрельбе. Он прекрасно знал, что во время боевых стрельб любая, даже самая маленькая небрежность или неточность может стоить жизни артиллерийским наблюдателям. Особенно опасны ошибки, допущенные во время установки взрывателя у бризантной гранаты. Бюргер установил взрыватель правильно, Брауэр видел это собственными глазами. Правда, Брауэр не видел, как сделали это другие расчеты. Проверить установку лично он не мог из-за отсутствия времени, а командиры орудий докладывали ему о готовности открыть огонь. У второго орудия установки также оказались правильными. В этот момент из леса показались две штабные машины. Они подъехали к ОП, и из одной вылез командир полка. Брауэр побежал к нему с докладом: — Товарищ подполковник, проверяю установки… Подполковник Петере махнул рукой и, нахмурив брови, сказал: — Вы хоть знаете, что произошло? Брауэр растерянно покачал головой. — Один снаряд, второй по счету, разорвался у НП. Хорошо еще, что мы оттуда вовремя уехали к вам. У Брауэра потемнело в глазах. Подойдя ближе к артиллеристам, командир полка сказал им то же самое. Бауман побледнел. Эрдман нервно дергал нижней губой, судорожно сглатывая слюну. — Снарядом разбита рация… — довершил удар подполковник. — Но ведь я… показывал вчера все взрыватели… — с трудом выдавил из себя Эрдман. — А вы? — Командир полка посмотрел в сторону Баумана. Бауман принял стойку «смирно» и как ни в чем не бывало доложил: — Я вчера вечером не присутствовал на занятиях. Подполковник Петере повернулся к командиру взвода и тихо, но строго спросил: — Что вы скажете на это, товарищ унтер-лейтенант? Брауэр ответил, что тема «Установка взрывателя» основательно пройдена на занятиях по огневой подготовке. — А где же вы были вчера вечером? — спросил подполковник Петере Баумана. Бауман вытер пот с лица и, бессмысленно дергая ремешок каски, ничего не ответил. — Товарищ Бауман, вы же мне доложили, что вчера было проведено повторное занятие! — сказал Брауэр. — Да… но я ведь не говорил, что занятие проводил я. — Товарищ унтер-офицер, вы не ответили на мой вопрос! — уже строже повторил командир полка. Бауман молчал. — Он вчера в поселок ходил, к своей девушке, — опустив голову, тихо произнес Эрдман, — а меня заставил проводить повторное занятие. Я все рассказал ребятам, что знал. Ну, были вопросы… на некоторые я не мог ответить… Я об этом докладывал унтер-офицеру Бауману. — Товарищ подполковник… извините… — сбивчиво начал Бауман. — Я… — Прекратите, я не хочу вас слушать! — Командир полка отвернулся от Баумана. — Унтер-офицера под арест! — приказал он штабному офицеру. — А вы, товарищ унтер-лейтенант, разберитесь во всем и доложите результаты сегодня вечером лично мне! Товарищи офицеры, продолжать стрельбу! — И командир полка, сопровождаемый офицерами, направился к своей машине. После окончания стрельб обер-лейтенант Кастерих вызвал к себе унтер-лейтенанта Брауэра. Чувствуя свою вину за случившееся, Брауэр сказал, что ему следовало бы лично еще раз убедиться в том, что все солдаты хорошо усвоили материал. — Проверить, разумеется, было бы неплохо, — заметил в ответ Кастерих. — Но ведь другие ваши расчеты действовали правильно. Да и сам Бауман подготовлен хорошо, а вот его подчиненные действовали неуверенно. — Я вам раньше уже докладывал об увлечении Баумана женским полом. Я словно предчувствовал, что с ним что-то произойдет. Все мы об этом знали, иногда даже посмеивались, а мер никаких не принимали. Теперь его, по-видимому, нужно снимать. — Не стоит спешить! Ведь до этого он зарекомендовал себя неплохим командиром орудия. — Я с вами не согласен. Посмотрите на унтер-офицера Хаука, на Германа. Каких результатов добились они за короткое время! А Бауман всю свою работу строил на окрике и муштре. Командир должен уметь не только командовать, но еще и воспитывать. — Но у нас и без того не хватает унтер-офицеров. Где мы возьмем командира орудия? — Вы, конечно, правы, лишних унтер-офицеров у нас нет. Зато у нас есть товарищи, которые хотят ими стать, и я знаю таких, из которых получатся превосходные командиры орудий. Возьмем, например, ефрейтора Лахмана из первого расчета. Я уверен, он будет хорошим командиром. У него есть для этого все данные. Орудие будет в надежных руках. Но сначала посмотрим, как пройдет комсомольское собрание. — Согласен! Скажите мне, товарищ Брауэр, что случилось в первом расчете? — История глупая. Унтер-офицер Хаук уже докладывал мне об этом. У Дальке был день рождения, а товарищи как-то забыли о нем. Дальке на них обиделся — ну и напился. Мы его отругаем, конечно. Но решили отметить его день рождения сегодня. Я тоже буду с солдатами. В субботу солдаты поехали в Картов, чтобы помочь кооперативу. Вернер работал рядом с Гердой. Вечером они не спеша пошли в село. По дороге разговорились. Герда хотела начать разговор об учебе, но Вернер остановил ее словами: — Не надо об этом, дорогая, в письме я все тебе написал. Я тебя понимаю. — И он нежно обнял девушку. Когда они проходили мимо кузницы Грунделова, Вернер заметил, что в ней горит огонь. — Интересно, что он там сейчас делает? — спросил Вернер. Словно в ответ на его вопрос, из кузницы донеслись удары молота. Герда, взяв Вернера за руку, потащила его к двери. — А я думал, что мы погуляем… — Потом. Сначала посмотрим, чем он занимается. Вернер медленно пошел за девушкой. Кузнец, занятый своим делом, не сразу заметил их, а когда увидел, то вместо приветствия улыбнулся и лукаво подмигнул. — Что это ты мастеришь? — поинтересовался Вернер. — Любопытно? — Конечно. — Навозопогрузчик. — Для кого? — Это мой вступительный взнос, — засмеялся кузнец. — Взнос? Куда?! — Куда при вступлении что-то вносят? — усмехнулся кузнец. — Неужели ты вступаешь в сельхозкооператив? — Боже, что я слышу! — Герда подбежала к кузнецу и обрадованно затрясла ему руку. — Наконец-то, Гельмут, я всегда знала, что ты так поступишь! Я очень, очень рада. Вернер быстро стащил с себя гимнастерку. — Ты что? — удивилась Герда. — А я думала, что мы с тобой погуляем. — В другой раз, Герда. Сейчас я помогу ему, а ты принеси нам чего-нибудь попить. Герда вышла из кузницы, а Вернер схватился за молот. — А что ты думаешь делать? — Работать в МТС. Я давно подумывал, а вот случай с Раймерсом окончательно убедил меня. В понедельник вечером на батарее состоялось комсомольское собрание. Открыл его Штелинг. — На повестке у нас два вопроса: ЧП с Бауманом и Дальке. Детали дела всем вам хорошо известны. Сейчас нас не интересуют причины их проступков, наша задача заключается в правильной оценке ЧП, кроме того, мы должны помочь товарищам встать на правильный путь. Оба товарища — члены нашей молодежной организации, и нам далеко не все равно, как они себя будут вести дальше. — Штелинг сделал небольшую паузу, а затем продолжал: — Прошу высказывать свое мнение. — И сел рядом с унтер-лейтенантом Брауэром. Все зашевелились на своих местах, опустили глаза, стараясь не смотреть на председателя. Выступать первым никто не хотел. Тогда слова попросил Бауман: — Находясь на гауптвахте, я многое передумал, полностью осознал свою вину. Я виноват в том, что, не выполнив приказа командира взвода, переложил исполнение своих обязанностей на Эрдмана. В происшедшем на стрельбище виноват я, только я. Сейчас я прекрасно понимаю, к чему могла привести моя небрежность. В будущем подобного никогда не случится, Отныне служба у меня на первом месте, а удовольствия и отдых — на втором. — Бауман сел на свое место и посмотрел на солдат: какое впечатление произвела его речь. В задних рядах раздалось хихиканье. Штелинг о чем-то перешептывался с унтер-лейтенантом Брауэром. Встал обер-лейтенант Кастерих: — Сказанное унтер-офицером Бауманом меня лично не удовлетворяет, Так просто и быстро мы не можем решить его дело. Пренебречь службой ради удовольствия! Разве так можно?! И вы еще сидите и молчите, боитесь высказать открыто свое мнение. Солдаты, сидевшие в зале, зашумели. С шумом отодвинув стул, встал Лахман. — Товарищи, командир батареи прав. После ареста Баумана меня назначили командиром его расчета. И солдаты кое-что мне рассказали. Оказалось, что Бауман часто не проводил занятий, втирал очки… — А исправиться он и раньше не раз обещал! — выкрикнул Хаук с места. Штелинг постучал карандашом по столу, призывая соблюдать порядок. — Это верно, обещания мы от него и раньше слышали, — продолжал свое выступление Лахман. — И сейчас он это делает под тяжестью проступка, совершенного на стрельбище. А кто может гарантировать, что он и дальше не будет так же работать? Следующим выступал Гертель. — Я, например, не понимаю, почему здесь никто не выступает из второго расчета? Они все в какой-то степени виноваты в случившемся. Все без исключения! Им, видимо, нравилось, что командир орудия дает им волю. Пусть они теперь и отвечают. Страсти разгорались. Бауман еще раз попросил слова. — Товарищи! — поднялся он. — Что я еще могу вам сказать? Вы, разумеется, правы. Я еще раз заверяю вас, что подобного больше не допущу. Это я вам честно говорю. — Ну что ж! — произнес унтер-офицер Герман. — Давайте попробуем снова поверить ему. Мы обычно посмеиваемся над любовными похождениями Баумана и над его рассказами, посмеиваемся, но слушаем, вместо того чтобы высказать свое несогласие к его отношению к девушкам. Критиковали его сегодня правильно, но, как мне кажется, ему нужно дать еще одну, последнюю, возможность исправить свои ошибки. Больше желающих высказать свое мнение относительно поступка Баумана не оказалось, и Штелинг перешел ко второму пункту повестки дня: — А теперь давайте обсудим поведение ефрейтора Дальке. Дальке вскочил: — Мы в расчете еще на стрельбище все обсудили и пришли к единому мнению. Товарищи ругали меня, и ругали за дело. Я, конечно, виноват сам по себе, а тут меня еще унтер-офицер Бауман подтолкнул. Он всегда… — Оставь в покое Баумана и рассказывай о себе! — прервал его Эрдман. Дальке усмехнулся и продолжал: — Наберитесь терпения, я сейчас обо всем расскажу по порядку. Бауман не раз старался восстановить меня против Хаука, говорил мне, что я хороший наводчик и давно мог бы стать командиром орудия. Он говорил, что Хаук… как бы это сказать полегче, карьерист. — Дальке покраснел и метнул в сторону Баумана сердитый взгляд. — Он мне еще и не такое говорил! А в день рождения, когда я чуть-чуть выпил, он напоил меня до потери сознания и бросил в лесу. Ну скажите, разве так товарищи поступают? Стало тихо. Взгляды присутствующих скрестились на Баумане, но тот молчал. — Вам задан вопрос, товарищ Бауман! — обратился к унтер-офицеру Штелинг. Бауман встал и неохотно, с трудом подбирая слова, заговорил: — Я, видите ли, думал… что Дальке хочет еще выпить… — Какая чушь! — выкрикнул с места Пауль. Поднялся командир взвода. — Товарищи, как мы видим, половина вины ефрейтора Дальке лежит на унтер-офицере Баумане. Я вот никак не могу понять, как унтер-офицер может себя вести подобным образом! Теперь я вижу, что вы хотели подвести не самого Дальке, а расчет первого орудия. Вот чего вы добивались! Считаю, что свое отношение к Бауману мы должны пересмотреть. Бауман вытер рукой пот со лба и сказал: — Я же дал слово, чего же вам еще надо! — Не пойму я чего-то! — выкрикнул из зала Эрдман. — Мы тут все говорим о Баумане да о Баумане, а почему никто не скажет, каким образом орудие унтер-офицера Хаука оказалось в яме? — Подожди, и до этого дойдем! — заметил Лахман. — Я вот как раз и хочу об этом сказать. Мы с ребятами много думали о том, как такое могло произойти. Местность сильно пересеченная, может, поэтому яму мы не заметили. Но ведь место под ОП выбирал все тот же Бауман. Если бы он смотрел повнимательнее, этого не произошло бы. Стоило ему пройти чуть левее, и он нашел бы хорошее место для ОП. Ну что ж, для нас лично это явилось хорошим уроком. Теперь мы будем внимательнее относиться к выбору огневой позиции. — Унтер-офицер Бауман тут не виноват: я лично видел, как тщательно он выбирал место для орудия, — сказал кто-то из солдат. — Однако яму-то он все-таки не заметил! — Кто знает, а может, и заметил, но не сказал, — перебил Шрайера Гертель. — Товарищи, вот тут говорили о том, что Бауман внимательно выбирал место, а факт остается фактом: орудие опрокинулось в яму. Так как же это следует понимать? Объясните нам, Бауман! — потребовал унтер-лейтенант Брауэр. Бауман поднялся, раскрасневшийся. — Место, как товарищи подтвердили, я выбирал тщательно, а ямы не заметил, она, наверное, была покрыта ветками… Я думал, они сами себе выберут место получше… Я… — Думал, думал! — возмущенно выкрикнул Хаук. — А если бы орудие оказалось поврежденным, что тогда? — Товарищи, я действительно не видел этой ямы… Не видел… честное слово… Возмущение унтер-лейтенанта Брауэра дошло до такой степени, что он уже не слышал ни выступлений солдат, ни речи Кастериха. Он никак не мог понять, как он допустил, что в его взводе произошло такое. Он радовался тому, что солдаты осуждали поступок Баумана, давали ему правильную оценку. «А командиром орудия на место Баумана нужно назначить Лахмана. Парень он что надо!» — думал Брауэр. Следующим выступал унтер-офицер Герман. — Мы не можем доказать, что Бауман видел яму и умышленно не предупредил о ней расчет Хаука. Мы не можем ему не верить, хотя верить тоже трудно. Однако, как бы там ни было, мне лично теперь ясно, что Бауман делал все для того, чтобы орудие Хаука не вышло на первое место. Это уж точно. Бауман молчал, стараясь не смотреть в глаза товарищам. В числе последних выступал Линднер, солдат из расчета Баумана. — Товарищи, от имени всего нашего расчета я тоже кое-что скажу. Многого, о чем здесь сейчас говорилось, мы не знали. Не скрою, нам подчас нравилось, что командир орудия дает нам поблажки, правда, мы не придавали этому особого значения. По-настоящему, с полной отдачей сил, мы никогда не работали, а унтер-офицер Бауман и не требовал от нас этого. Большую часть времени мы были предоставлены сами себе. Дальше так продолжаться не может. Мы посоветовались и пришли к единому мнению: нам нужен новый командир орудия! Унтер-лейтенант Брауэр снова попросил слова. — Я разделяю мнение товарищей из второго расчета, — твердо сказал офицер. — Бауман наказан, и это наказание он заслужил, но его мало наказать, ему еще нужно помочь исправиться и найти свое место в коллективе… Посмотрим, как он будет работать и вести себя на новом месте! Сдержит он свое слово или нет… — Еще кто-нибудь желает выступить? — спросил Штелинг. Желающих больше не оказалось. Солдаты зашевелились, застучали стульями. — Товарищи! — громко выкрикнул Лахман, стараясь перекричать стоявший в зале гул. — Прошу минуточку внимания! У нас есть предложение, которое касается всех! Шум в зале постепенно стих. — Сегодня мы здесь много говорили, как нам добиться отличных показателей в учебе и дисциплине. Все вы хорошо знаете, что у нас в части всего-навсего одна штурмовая полоса. Часто батареи ждут в очереди, чтобы провести на ней занятия, а это уже никуда не годится. Солдаты первого расчета предлагают построить вторую штурмовую полосу, и притом такую, чтобы она отвечала всем требованиям подготовки артиллеристов. Мы надеемся, что все подразделения поддержат наш почин. Место для штурмовой полосы имеется. Солдаты внимательно слушали Лахмана, Некоторые перешептывались. Первым отозвался на призыв Гертель. — Мы поддерживаем предложение товарищей построить для артиллеристов специальную штурмовую полосу. Это только поможет нам в учебе. Вслед за Гертелем высказался Линднер: — Друзья, я понимаю, что нам действительно нужна еще одна штурмовая полоса. Я лично за ее устройство, — Он оглянулся, посмотрел в сторону своих товарищей. -i Я надеюсь, что наш расчет полностью поддержит предложение расчета Хаука. Поскольку других предложений не поступило, Лахман коротко объяснил, что у них уже составлен план работ, которые предполагается начать в следующее воскресенье. На этом собрание закончилось, и солдаты, оживленно делясь мнениями, разошлись. Воскресенье выдалось солнечное. По голубому небу плыли легкие облака. На крышах оживленно чирикали воробьи. Перед казармой строились солдаты. Один нес на плече лопату, второй — кирку, третий — лом… Появились Штелинг с голубым флагом в руках и Вернер с аккордеоном. Тут же были Кастерих, Брауэр и остальные офицеры батареи. Образовалась целая колонна, стройная и шумная. Никто не командовал, все становились в строй добровольно. Кто-то запел песню, остальные подхватили. Колонна двинулась. Рядом с Эрдманом шли Линднер и Лахман, справа от Баумана шагал Гертель, слева — Бюргер. Возглавлял колонну унтер-офицер Вернер Хаук. Песня лилась над колонной. |
||
|