"Роуэн и букшахи" - читать интересную книгу автора (Родда Эмили)

3. В хижине Шебы

Роуэн с трудом пробирался сквозь заснеженный сад, стараясь попадать в следы Джиллер, Тимона и Силача Джона, побывавших здесь утром. Он не смотрел по сторонам — ему не хотелось видеть голые деревья. Их стволы были покрыты ледяной коркой, а заиндевевшие ветви напоминали окостенелые пальцы. Они указывали в серое небо, затянутое свинцовыми тучами.

От хижины Шебы тянуло дымком, и Роуэн, сам того не желая, с жадностью вдыхал кисловато-горькие запахи трав и золы. Мальчик старался не прислушиваться, но до него то и дело доносился монотонный голос старухи. Когда он подошел поближе, бормотание смолкло.

«Глупо бояться! — говорил себе Роуэн, стоя на скользкой тропинке, ведущей к дому Мудрейшей. — Я уже не тот трусливый малыш, каким был, когда впервые пришел к Шебе. Что бы я ни услышал, ничего хуже того, что нас ожидает, быть не может. Все ее предсказания — ничто по сравнению с ужасами, которые мне рисует воображение».

И все же сердце Роуэна сжалось. Он знал: Шеба унижает своих гостей — ей нравится смотреть, как они дрожат от страха. Но ведь старуха всегда говорит правду! А вдруг сегодняшние слова Шебы задуют тот крохотный огонек надежды, который еще теплится в его сердце?

Из хижины больше не доносилось ни звука. Вокруг царило безмолвие, нарушаемое лишь скрипом башмаков Роуэна.

Подойдя к двери, мальчик на мгновение зажмурился и попытался успокоиться. Решено: на этот раз он без страха встретится с Шебой! Выходки колдуньи не смогут его напугать!

Роуэн поднял руку, но, прежде чем он успел постучать, дверь сама собой распахнулась, и створки с силой ударились о стену. С крыши посыпались сосульки — они, подобно копьям, вонзались в снег. Горячий воздух, наполненный терпкими запахами, ударил в лицо Роуэну. Задохнувшись, мальчик отпрянул назад: из его глаз потекли слезы, сердце чуть не выскочило из груди.

— Что стоишь на пороге и не закрываешь дверь?! Теплый воздух-то уходит! — закричала Шеба. — Трусливый слюнтяй, а не мальчишка! Эй, пошевеливайся там!

Роуэн поспешно перешагнул через порог и чуть не упал. Дверь за ним с шумом захлопнулась.

В комнате было темно, лампа не горела. Только в очаге полыхало пламя, и в нем то и дело вспыхивали зеленые искорки. Сквозь слезы Роуэн не сразу заметил горбатую фигуру Мудрейшей, сидевшей у самого огня.

— Пастух Роуэн, подойди ко мне! — Скрипучий голос сегодня был подозрительно ласков. — Нет, не так близко! От тебя веет холодом, а тепло этой комнаты драгоценно!

Роуэн неуверенно подошел к старухе — жаркая муть спертого воздуха обволакивала его, и он двигался будто под водой. Вдруг, вскрикнув от ужаса, Роуэн отскочил назад. Огромное животное, внезапно появившись из темноты, с громким рычанием устремилось навстречу ему. Послышался язвительный хохот Шебы: Роуэн, поскользнувшись, растянулся на немытом полу и замер, не зная, как спастись от надвигающегося на него чудовища.

Он почувствовал, как к его руке прикоснулся горячий чешуйчатый нос. Жаркое дыхание опалило лицо, и квадраты желтых глаз уставились прямо на Роуэна. Животное ударило кожистыми крыльями об пол, и облако пыли накрыло пастуха.

Ужас Роуэна уступил место злому стыду. Никто и не собирался на него нападать! Это был гарч Унос! Любимец Шебы всего лишь решил поздороваться с гостем.

Роуэн попытался встать. От пережитого испуга его слегка пошатывало. Он протянул руку к Уносу и заметил, что пальцы его слегка дрожат. Гарч зашипел от удовольствия, когда ему стали чесать за ухом, а Роуэн чувствовал жар чешуйчатой кожи, которая обычно была прохладной.

— Неужто ты забыл Уноса? — злобно хихикала Шеба. — Ой какой позор! Не он ли прошлым летом тащил на себе тебя и твоих дурней друзей — всю дорогу из страны Зиба до дома?

Падая, Роуэн подвернул ногу и ушиб плечо, однако старался не обращать внимания на боль.

— Шеба, я не забыл Уноса! — как можно спокойнее произнес он. — Просто я не ожидал, что он здесь, с тобой.

«Действительно, кто бы мог подумать, что Унос здесь, — размышлял про себя Роуэн, глядя на пятнистую громадину, что возвышалась над ним, источая тепло. — Кому еще могло прийти в голову держать его здесь, в доме!» Теперь, когда его глаза привыкли к тусклому свету, Роуэн заметил, что из комнаты была вынесена вся мебель. Осталось только кресло для Шебы. И все ради того, чтобы гарч смог поместиться в комнате!

— Нам нужно кое-что сделать, — сказала Мудрейшая.

Она пощелкала языком, и Унос, тяжело ступая, приблизился к хозяйке и улегся рядом. На коленях у колдуньи лежала связка тонких веточек. Вытащив одну, старуха швырнула ее в огонь.

В очаге тотчас заплясали зеленые огоньки. Роуэн почувствовал, что в комнате стало еще жарче. Гарч довольно заурчал. Распустив гребень на спине, он всем своим существом впитывал драгоценное тепло.

Облизнув губы, Роуэн спросил:

— Шеба, ты что-то хотела мне сказать?

— А зачем мне что-то тебе говорить? — отрезала она. — Эти деревенские олухи, видно, считают, что ты герой и можешь давать им советы, но мне-то лучше знать!

И пламя очага на миг осветило желтые зубы старухи.

Роуэн ничего не ответил. Шеба хотела его разозлить, и ей это удалось, но он решил, что ни за что ей не уступит и выдержит это испытание на силу духа.

Молчание затянулось. Потрескивали дрова. Роуэн чувствовал легкое головокружение.

Наконец Шеба нетерпеливо пошевелилась.

— Мальчишка, как ты смеешь играть со мной в эти игры! — начала она. — Или ты так и не понял, что я могу раскусить тебя как орех?

Роуэн хранил молчание, и старуха презрительно фыркнула:

— Или ты сам поверил тем небылицам, что о тебе рассказывают? Дурачок! Если бы не я, ты бы так и остался ничтожеством! Без меня ты никто и всегда был только орудием в моих руках! Ты лишь следовал моим указаниям!

— Да, это так, Шеба, — поспешно подтвердил Роуэн, хотя в его голове промелькнула мысль, что Мудрейшая слегка погрешила против истины.

— Лжец! — послышался свистящий шепот.

Сердце Роуэна сжалось: он понял, что колдунья прочитала его мысли. Мальчик начал было что-то бормотать в свое оправдание, но старуха лишь злобно плюнула в огонь.

— Соглашаешься со мной, льстишь мне, а сам не веришь в то, что говоришь. Думаешь, я глупа? — осведомилась Шеба. — Да ты не лучше других! Такой же тупой и неблагодарный! Строишь козни за моей спиной? Покажу я вам!

В голосе Шебы слышалась угроза. Роуэн осмелился спросить:

— А… а завтра утром ты ведь уйдешь вместе со всеми?

— Нет, — отрезала колдунья. — Я останусь здесь. Я не котомка и не сума, чтобы меня волокли на себе спотыкающиеся уроды. А теперь помолчи, пастух Роуэн. Я позвала тебя не затем, чтобы слушать твою болтовню, а для того, чтобы кое-что тебе сообщить. Соберись с мыслями — если, конечно, в твоей пустой голове хоть что-нибудь есть — и слушай.

Что-то бормоча себе под нос, старуха откинулась в кресле, схватившись крючковатыми пальцами за горло. Она смежила веки, и глаза ее превратились в тусклые щели. У Роуэна сердце готово было выскочить из груди. Монотонный голос Шебы то переходил в шепот, то превращался в крик, то приближался, то вновь удалялся. Мальчик не понимал ни слова.

Роуэн шагнул вперед, но жар очага — или это был жар, исходивший от самой колдуньи? — опалил его, и он чуть не задохнулся. Жар не давал пошевелиться, он держал его, как невидимая паутина, не позволяя двинуться с места. Роуэн бился, сжатый в пылающих объятиях, и чувствовал, что кожа его горит, кровь кипит, а кости плавятся.

Вдруг он ясно услышал слова Шебы — они проникали в его сознание, вливались в него на алых волнах раскаленного воздуха. Роуэн скорее увидел эти слова, чем услышал их. Да, он увидел эти слова — они светились, как угли, и отпечатывались в его сознании.

Голос Шебы стих, но стихотворение продолжало звучать в голове Роуэна. Он инстинктивно сделал шаг назад, пытаясь освободиться от жаркого дурмана.

Веки Шебы чуть заметно дрогнули. Старуха выглядела усталой, лицо ее осунулось.

— Ну что? — еле слышно спросила она.

— Я… я не все п-п-понял, — заикаясь, ответил Роуэн.

— Это уж меня не касается, — отрезала колдунья. — Я сообщила тебе все, что следовало. Однако мне предстоит сделать кое-что еще. И я сделаю это, хоть и знаю, что не получу в ответ ни слова благодарности.

— Шеба, ты… — запротестовал Роуэн, но старуха нетерпеливо замахала на него руками.

— Молчи! — скомандовала она. — Я трачу на тебя свое драгоценное время и тепло своего очага. А уж сколько я на тебя потратила сил!..

Старуха тяжело вздохнула, потом вдруг быстро заговорила, и в голосе ее не чувствовалось ни малейшей досады. В первый раз она обращалась к Роуэну как к равному.

— Мне больше нечем тебе помочь, хранитель букшахов. — Голос колдуньи был хриплым. — Одно я знаю твердо: лишь ты в состоянии сделать то, что сделать нужно. И я могу тебе сказать: все, что ты сделал раньше, было лишь подготовкой к тому, что тебе надлежит совершить теперь. Вот держи… это все, что я могу тебе дать.

Старуха положила ладонь на грудь: она пыталась нащупать что-то, что было спрятано под ветхой шалью. Найдя наконец, Шеба поднесла странный предмет к свету, и Роуэн узнал старинный медальон, который колдунья вручила ему, когда он отправлялся в страну зибаков. Медальон был на том же самом обтрепанном шелковом шнурке.

Роуэн с изумлением смотрел на талисман. Он совсем забыл о нем. К тому же он никак не мог припомнить, чтобы по возвращении в деревню отдавал его Шебе.

Мудрейшая развязала шнурок и протянула медальон мальчику.

— Возьми его и носи, — прошептала она. — Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я.

Роуэн медлил. Ему почему-то не хотелось брать талисман. Но, вопреки его воле, руки сами потянулись к медальону, и не успел он даже понять, что происходит, как пальцы уже завязывали на шее шнурок. Медальон оказался неожиданно тяжелым — тяжелее, чем раньше. Он как будто гнул Роуэна к земле.

Шеба снова уселась в кресло. Казалось, тяжкое бремя спало с ее души.

— Вот… я сделала все, что нужно, — еле слышно пробормотала она. — Теперь ступай от меня. Мне и Уносу нужно больше тепла, ведь мы должны взять от огня все, что он может нам дать.

Старуха бросила еще одну палочку в огонь. Затрещали дрова, и над очагом заплясали теперь уже голубые искорки. Шеба закрыла глаза.

— Но скажи, что же мне делать? — в отчаянии взмолился Роуэн.

— Наблюдай и жди, — не открывая глаз, отвечала старуха. — Когда придет время, ты сам все поймешь.

Отсветы пламени плясали на впалых щеках колдуньи. Старуха дышала медленно и глубоко. Роуэн понял, что больше она ему ничего не скажет.

Будто в беспамятстве, он вышел из хижины. Дверь захлопнулась. Роуэн глубоко вздохнул, и морозный воздух ожег ему горло. Искрящийся снег резал глаза. Как во сне, мальчик двинулся прочь от хижины Шебы. Он с трудом попадал в свои собственные следы. Медальон оттягивал шею.

Когда Роуэн поравнялся с заснеженными деревьями, до его слуха донесся голос Шебы: старуха вновь принялась твердить свои монотонные заклинания.