"Роуэн в стране Зиба" - читать интересную книгу автора (Родда Эмили)17. Цветные тени— Да как вы можете быть моими сородичами?! Я же вас раньше никогда не видел. И это не Рин! Рин далеко за морем! — запальчиво проговорил Роуэн. На лицах стоявших в дверях Аллуна, Жемчужника и Зеел застыло недоумение, и Шаран обернулась к дедушке за поддержкой. — Шаран, скорее всего они назвали свою новую деревню в честь старой, — сказал Тири. — Они лишились памяти о прежней жизни, но в их сердцах сохранилось имя, и они использовали его, сами не зная почему. — Кто? — взволнованно спросил Роуэн. — О ком ты говоришь? — О твоих предках, — ответил Тири. — О наших сильных и мужественных соплеменниках, с которыми мы расстались три столетия назад. Роуэн рот раскрыл от удивления. Тири с едва заметной улыбкой тяжёло опустился в стоявшее у кровати кресло. — Я очень устал. Шаран, детка, ты ведь ему всё покажешь? А я посижу рядом с Аннад. Девочка взглянула на него с тревогой, но послушно кивнула. Захватив из комода большое покрывало, она спустилась по лестнице и вывела их на задний двор. В дальнем конце двора, за грядками, возвышался стог сена, и Норрис уже почти полностью засыпал клетку. Рядом стоял гарч и мирно жевал траву. Заслышав шаги, он радостно поднял голову, но, увидев, что Тири не пришёл, равнодушно отвернулся. По каменным ступенькам Шаран провела гостей в глубокий погреб, где хранились овощи. Там было темно и холодно, как в склепе. Девочка зажгла свечу, и угрюмые тени заплясали по стенам погреба. Вытащив небольшой железный ломик, Шаран пошла с ним в самый укромный дальний угол и вставила в щель между камнями. Зеел и Аллун налегли на лом, и камень подался. За камнем оказалось тёмное отверстие. Запустив в него руку, Шаран принялась вытягивать длинную цепь, на конце которой, словно рыба на крючке, болтался небольшой ларец. Шаран поставила его на пол и открыла. Внутри находилось множество свитков шёлка. Каждый из них был перевязан витым шнурком — точь-в-точь таким же, как тот, что висел у Роуэна на шее. Некоторые из свитков казались более новыми, другие выглядели очень древними. — Что это такое? — не выдержал Аллун. — Это наша история, — объяснила Шаран. — Сейчас я вам покажу. Она расстелила на грязном полу покрывало и принялась разворачивать и выкладывать на него шёлковые полотнища — одно за другим, начиная с самого старого. В мерцающем блеске свечей казалось, что нарисованные цветные фигуры спрыгивают с шёлковой основы и заполняют собой пространство. В чистых ярких красках оживали давно прошедшие времена. Вот селение, полное людей, которые живут в крепких и ладных домах. Пёстрые гарчи тянут на полях плуги. Поодаль стоят зибакские стражники. Рядом с ними изображены кнуты, цепи и железные клетки. Рука у Роуэна запульсировала от боли. Каждый свиток рассказывал свою историю, но все вместе они слагались в единое повествование — грустное, порой ужасное, охватывающее три долгих столетия… — В давние времена, Роуэн, наши народы составляли единое целое, — сказала Шаран, указывая на самые древние свитки. — Наши предки так долго были рабами зибаков, что предания прежних времён стёрлись из их памяти, ведь зибаки убивали всех, кто помнил и говорил о свободной жизни. Мы работали на полях и кормили жителей города. И нас было много. Одни были смелыми, другие робкими. Одни сильными, другие слабыми. Кто-то умел рисовать, и шить, и исцелять болезни, а кому-то было по душе сражаться и играючи выполнять самую тяжёлую работу. Слова лились сами собой, и было видно, что девочка знает историю своего народа назубок. Но глаза её смотрели печально, и во время рассказа она заново переживала то, о чём говорила. — Три столетия назад предводители зибаков задумали покорить заморские земли. Они и прежде сражались с тамошними людьми и знали, что те так просто не сдадутся и битва будет нелёгкой. Поэтому зибаки решили усилить своё войско. Они отобрали самых сильных и смелых и обучили их воинскому мастерству, чтобы затем… В ушах Роуэна так шумело, что он едва слышал слова Шаран. Да впрочем, он и не нуждался в объяснениях. Все события были запечатлены на шёлке. — Стражники окружили жителей селения и загнали их в клетки на колёсах, запряжённые гарчами. Сыновья и дочери навсегда расставались с матерями, брат разлучался с братом, мужья с женами. В клетки попали самые сильные и высокие люди. Они напоминали Роуэну его родных и соседей. И Норриса. Те же, кто остался, — такие, как Шаран, как Тири, как сам Роуэн, — были слабыми и не годились для войны. Шаран указала на согбённую женщину, приникшую к одной из клеток. В руках у неё была связка целебных трав, и выглядела она очень мудрой. Сквозь прутья решётки она передавала что-то молодой женщине, находившейся внутри. Роуэн склонился над полотнищем и с изумлением увидел, что это был медальон на плетёном шёлковом шнурке. — Это он и есть, — проговорила Шаран. — Тот самый, что висит у тебя на шее. Ваши люди хранили его все эти триста лет, и теперь он вернулся обратно. Мы никогда не оставляли надежды, что так и случится. — Значит, вы знали, что ваши сородичи не погибли? И что они восстали против зибаков? — удивился Роуэн. Шаран кивнула на следующий свиток, где яркими красками изображалась битва. Зибаки вынуждены были отступить и уйти обратно к морю. Вместе с их бывшими рабами против них сражались водяные люди с рыбьими хвостами и бродники — свирепо хохочущие и покрытые перьями. — У водяных людей нет хвостов. — Жемчужник не скрывал обиды. — Да и бродники совсем не похожи на злых духов, — улыбнулась Зеел. — Мои предки не могли правильно изобразить то, чего не видели собственными глазами, — извиняющимся тоном сказала Шаран. — Они узнали обо всём от тех зибаков, которые сумели вернуться. От них-то мы и прослышали, что наши сородичи поселились в новых землях. — И радостно позабыли про тех, кто остался в рабстве, — резко проговорил Аллун. — Не суди их так строго, Аллун, — вмешался Роуэн. — Зибаки умеют властвовать над умами. Скорее всего они лишили своих воинов воспоминаний о прошлом, чтобы те сражались, не думая о своих родных. — Да, — подтвердила Шаран. — Именно поэтому мои предки пренебрегли опасностью и запечатлели нашу историю на кусках шёлка. Чтобы наши пропавшие сородичи, если им суждено когда-нибудь вернуться сюда, могли узнать о своём прошлом. Даже если никого из нас к тому моменту не останется в живых. Роуэн посмотрел на последние полотнища. На них люди по-прежнему работали на полях, только ещё тяжелей и печальней, чем прежде. Стража хватала всякого, кто осмеливался выказать хоть малейшее неповиновение, и уводила в Пустынные земли. Постепенно поля зарастали, а дома приходили в упадок. И вот уже сами зибаки начинают работать на ферме, чтобы прокормить город. На последнем рисунке было всего три человека — старик и двое детей, стоящие у свежей могилы. — Мои родители завели детей только потому, что в нашей семье искусство росписи шёлка никогда не прерывалось и они хотели, чтобы мы продолжали это дело, — пояснила Шаран. — Они с самого начала поняли, что у Норриса нет склонности к рисованию, поэтому родилась я. Но мы — последние. Итак, Тири, Норрис и Шаран — последние, кто остался от тихих, мягких сородичей Роуэна. Они предпочли пресечь свой род, но не растить детей в неволе. И Роуэн отлично их понимал. Он и сам испытывал бы те же чувства и принимал бы такие же решения. Наконец ему стало ясно, почему он так отличается от своих односельчан и почему люди вроде него бывали в Рине и прежде. Жители Рина могли позабыть о тех, кто остался в далёких землях. Но у человеческой природы долгая память. Снова и снова, словно чёрные телята в стаде букшахов, в Рине рождались странные, чудаковатые люди. Такие, как Роуэн. Все они были похожи на своих родственников, о существовании которых даже не подозревали. — Последний рисунок дедушка сделал семь лет назад, когда наши родители умерли от лихорадки, — сказала Шаран. — С тех пор он не прикасался к шёлку, да и рисовать было больше нечего. — Теперь есть, — заметила Зеел. — Да, — согласился Аллун. — Но только сейчас нам не до рисования. Здесь находиться опасно. Жемчужник беспокоится. Я уже вижу, как он бьёт хвостом от нетерпения. Шаран громко расхохоталась, но тут же прикусила губу и опасливо взглянула на водяного человека. Но тот лишь прохладно улыбнулся. — Конечно, я обеспокоен, — отозвался он. — И если бы у меня был хвост, он бы извивался, как у змеи. Мы должны как можно скорее выбраться отсюда. Но нам нужна помощь. — Мы с Норрисом поможем вам, — горячо пообещала Шаран. — Среди людей, которые работают на полях, у нас есть надёжные друзья. Когда придут стражники, мы их задержим, пока вы… — Нет, Шаран, — вмешался Роуэн. — Мы одни не уйдём. Вы пойдёте с нами. — Да мы же не можем! — Шаран уставилась на него в изумлении. — Нас не выпустят стражники. — Нас они тоже постараются не выпустить, — преувеличенно бодро проговорил Роуэн. — Собирай шелка. Мы возьмём их с собой. Дрожащими руками Шаран принялась сворачивать свитки. — Роуэн! — Лицо Жемчужника было очень серьёзным, и Роуэн понимал, о чём думает водяной человек. Только чудом они сумели оказаться так далеко. Обратный путь будет гораздо тяжелее. А тут ещё четверо новых спутников, среди которых маленький ребёнок, робкая девочка и дряхлый старик… Но Роуэн никого не мог оставить на произвол судьбы. Под рубашкой он нащупал свёрток, который дала ему Шеба, вытащил оттуда прутик и сунул его в пламя свечи. Зелёный отсвет озарил каменные стены, неподвижные фигуры друзей и испуганное лицо Шаран. Пылающая боль. Усмешка Шебы. С трудом преодолев волну усталости и отчаяния, Роуэн повторил эти стихи. В ответ никто не произнёс ни слова. Да и что тут скажешь? Но очевидно, у стихотворения был скрытый смысл. — По-моему, в нём не говорится, что нам неизбежно грозит неволя или смерть, — неуверенно предположил Роуэн. — Да Шеба с самого начала нам это предрекла, — горько промолвил Аллун. Роуэн понял, что Аллун вспоминает строки, о которых они избегали говорить, но которые преследовали их с самого начала пути: Шаран посмотрела на упавшую на пол промасленную тряпку. Рядом валялся пучок увядшей травы и один-единственный прутик. — Ещё… ещё один остался, — запинаясь, сказала она. — Может быть, рано отчаиваться. Роуэн быстро взглянул на девочку. Её лицо побледнело, но она изо всех сил боролась со страхом и не давала ему овладеть собой. Значит, и он сам не может себе этого позволить. — Ты права, — признал Роуэн, складывая ткань и пряча её под рубашку. — Наша история ещё не закончилась. По ступеням загрохотали чьи-то шаги. Затем дверь рывком отворилась и в погреб влетел Норрис с сонной Аннад на руках. — Сюда идут стражники! — сказал он. — Люди задержат их у ворот, но надо спешить! Если они застанут вас здесь, мы все погибнем! |
||
|