"Месть" - читать интересную книгу автора (Льюис Сьюзен)

ГЛАВА 2

Время близилось к полуночи. Поднявшийся ветер пронесся по узким улочкам Челси. Скоро пойдет дождь, рассеянно подумала Кирстен, взглянув в окно, но завтра хоть на часок, может, появится солнце. Как ей не хватало солнца!

Она сидела одна в баре на Фулем-Роуд, ожидая, когда принесут пакет с готовым ужином, чтобы взять его с собой. На ней был большой дождевик Пола. Никто не стал бы отрицать, что Кирстен — красивая женщина. Широко расставленные зеленые глаза, невероятно чувственный рот, тонко очерченные ноздри и прекрасная, немного смуглая кожа придавали ей вид экзотический и сексуальный. При этом удивлял ее смех, простодушный и искренний. Ее одежда, в сущности, не имела значения, ибо не могла скрыть ни стройности Кирстен, ни ее длинных изящных ног. Сейчас ее светло-рыжеватые волосы выбивались из-под пестрого шелкового шарфа и падали на лоб и шею.

Отведя взгляд от окна, Кирстен опустила голову. В последнее время, появляясь в общественных местах, она старалась не показывать своего прекрасного лица, хотя любая другая, несомненно, гордилась бы им. Красота причиняла Кирстен только боль, такую мучительную, что иногда ей казалось, будто она заполняет все ее существо. Отчаяние охватило ее. Проще всего было бы пожалеть себя и постараться забыться. В последние несколько недель Кирстен не раз готова была сдаться, однако этого не произошло. Она и сама удивлялась, почему все еще сопротивляется, ведь теперь у нее не осталось ничего и было бы, конечно, лучше прекратить этот невыносимый и бесконечный фарс, в который превратилась ее жизнь.

Она тяжело вздохнула и подняла голову. Иногда Кирстен убеждала себя, что ей нечего стыдиться и все просто несправедливы к ней. Однако, став жертвой такой жестокой травли, поневоле забудешь о своей невиновности, а то и поверишь во всю эту ложь.

«Боже милостивый, — подумала она. — Как это со мной случилось? В свои тридцать шесть лет я осталась совсем одна. Ни друзей, ни работы — ничего». Возможно, она смирилась бы с этим, если бы Дэрмот Кемпбел оставил ее в покое. Но Кирстен понимала, что кампания Кемпбела еще только началась. День за днем он публиковал статьи о ней — лживые и абсолютно безжалостные. К ужасу Кирстен, другие газеты тут же подхватывали эти сплетни, добавляя к ним собственные оскорбительные подробности.

Кирстен очень сглупила, вернувшись сюда. Ей следовало бы знать, что Диллис, решив отомстить, использует всю мощь своей великой газетной империи.

Из-за этой несправедливости на глаза Кирстен навернулись слезы. Сейчас ей хотелось бы одного: убежать к Полу и почувствовать себя рядом с ним в безопасности, как это не раз случалось за последние пять лет. Но бежать было некуда. Чудесные дни на Лазурном берегу прошли безвозвратно.

У них с Полом Фишером было не так уж много друзей на Ривьере, но они были счастливы друг с другом. Пол не раз уговаривал Кирстен вернуться в Англию и жить нормальной жизнью. Порой и она подумывала об этом, но чувство к Полу побуждало ее оставаться возле него — Кирстен не могла бросить человека, который так любил ее.

Никто этого не понимал. Все видели только то, что их обожаемый Пол Фишер — великий актер, несмотря на свой возраст, был околдован Куколкой Кирсти, как называли ее средства массовой информации, которая, по их утверждениям, желает обобрать его.

Когда они впервые уехали во Францию, Пол сделал все, чтобы оградить их от посягательств прессы, хотя это было непросто. Скандал, как и положено, оброс пикантными подробностями и щекотал нервы: семидесятишестилетний Пол Фишер оставил театр, кинематограф и жену и сбежал с тридцатилетней Кирстен Мередит, телережиссером. Впрочем, пресса никогда не называла ее режиссером, а именовала чуть ли не шлюхой. Но разве кого-нибудь интересовала правда? Разве кому-то было дело до того, что она, Кирстен Мередит, впервые в жизни встретила человека, который любил ее, заставил поверить в свои силы и сделал все возможное, чтобы залечить раны, нанесенные ей в ранней юности. А что знало общество о супружеской жизни Пола? О том, как двадцать с лишним лет он терпел свою жену, одержимую манией величия? Ее интересовал только престиж Пола, всеми любимого и почитаемого. А Кирстен дала ему счастье в последние годы его жизни, и для нее он был всем — другом, братом, отцом и, что греха таить, любовником.

Теперь его не стало.

Кирстен почувствовала, как к горлу подкатил комок. Боже, как ей не хватало Пола, как хотелось поговорить с ним, спросить, как справиться с тем, что на нее свалилось. Кирстен очень удивило его завещание. Правда, он не раз говорил об этом, но Кирстен не знала, что он оставит ей все состояние и пожизненное право распоряжаться им. После ее смерти состояние Пола унаследуют трое его детей и дети Кирстен, если они у нее будут. Диллис, целый месяц игравшей роль безутешной вдовы, Пол не оставил ни гроша.

Диллис поступила весьма умно, решив не опротестовывать завещания — это не вызывало бы сочувствия к ней, ибо весь мир знал, что она богата, как Крез. Диллис через прессу передала Кирстен, чтобы та оставила деньги себе, заявив, что сама позаботится о детях. Если же Кирстен так бессовестна, что обвела вокруг пальца старика, впавшего в детство, и заставила его завещать ей все, тут уж Диллис может лишь развести руками.

Неудивительно, что пресса разгулялась вовсю, требуя, чтобы Диллис опротестовала завещание и отобрала у бессовестной стяжательницы Куколки Кирсти наследство, по праву принадлежащее детям Фишера.

Какой же расчетливой и хитрой была эта Диллис Фишер! Она обманула всех, объявив, что Пол впал в детство, хотя сама безусловно знала, что это чушь, а потому и не возбудила судебный иск. Диллис понимала, что ей не удастся доказать это, а других оснований у нее не было. Когда Пол принимал такое решение, ему наверняка и в голову не пришло, что этим он может причинить Кирстен такую боль.

Вдруг, словно очнувшись, Кирстен поняла, что очень долго ждет заказанного пакета с ужином. В баре уже стали гаснуть огни.

— Извините, — сказала она одному из официантов. — Мне все еще не принесли заказ.

— Боюсь, что для заказов поздновато, — ответил он, отводя взгляд. — Повар закончил работу час назад.

— Но я видела, как вы кого-то обслуживали, хотя я уже давно… — возразила Кирстен, но вдруг замолчала. Конечно же, официант узнал ее и даже не передал заказ.

Кирстен молча встала из-за стола и вышла на Фулем-Роуд. Пропади она пропадом, эта еда, у нее все равно нет аппетита. Хуже всего то, что всякий раз, когда она отваживалась выйти из дома, ее подвергали унижениям. «Интересно, — подумала она, — знает ли Диллис, как успешно осуществляется ее месть?»

Начался дождь, и Кирстен поспешила к дому на Элм-Парт-Гарденс, оставленному ей Полом.

Этот чудесный дом был гораздо просторнее и уютнее, чем казалось снаружи. Перед ним не было ни садика, ни ограды, а только площадка, вымощенная плитами. Зато позади дома был разбит прекрасный газон овальной формы с маленьким фонтаном посередине. Внутри дом напоминал лабиринт с множеством лестниц, потайных комнат с низкими дверными проемами, деревянными полами, покрытыми старинными восточными коврами.

Заперев за собой входную дверь, Кирстен вошла в большую и очень уютную гостиную. Она любила эту комнату с красивым мраморным камином, глубокими креслами, софой, накрытой безворсовым килимом, и приглушенным освещением. Бесконечные ряды книг на полках заставляли ее думать о Поле и чувствовать себя ближе к нему. Как он любил книги! Она тоже любила их и последние несколько недель много читала. Это помогало ей забыться.

Кирстен опустилась на софу и размотала шарф. Волосы рассыпались по плечам.

— Мне необходимо выплакаться, — громко сказала она себе, — пусть все выйдет наружу, а не накапливается внутри. Нельзя стыдиться горевать о человеке, которого любишь.

Но слезы не приходили: Кирстен боялась жалеть себя, зная, что стоит ей расслабиться, и она уже не сможет остановиться.

Она свернулась клубочком, положив голову на диванную подушку, и крепко обхватила себя руками. Она решила не идти в спальню: невыносимо находиться там одной, не чувствуя покоя и теплоты, исходящих от Пола.

Когда на следующее утро принесли газеты, Кирстен, к своему ужасу, увидела свою фотографию. Снимок был сделан в тот момент, когда она выходила из бара. В последнее время фотографы следовали за ней повсюду, хотя она почти никогда не замечала их. Текст, сопровождающий фотографию, был, несомненно, написан Дэрмотом Кемпбелом. С обычной жестокостью он писал о ее одиночестве и о том, что даже прежние друзья отвернулись от нее. «Неужели это правда? — подумала она. — Неужели все от меня отвернулись?» После возвращения Кирстен не пыталась возобновить свои связи, да и было ли с кем? Кроме Пола, она никого не могла назвать другом. Разве что Элен. Зато ее всегда преследовало одиночество — так же неизменно, неумолимо и безжалостно, как месть Диллис Фишер. Она не могла избавиться от него всю жизнь.

Кирстен не могла припомнить, было ли время, когда щемящая боль одиночества не сжимала бы сердце, настигая ее даже в редкие минуты счастья. Правда, после того, как десять лет назад она познакомилась с Полом, и прежде чем они стали любовниками, чувство одиночества исчезло. Благодаря Полу ей удалось избавиться от страха перед людьми, даже перед собой, и Кирстен поверила в то, что и для нее возможно счастье. К тому времени, как он появился в ее жизни, она уже достигла успеха в работе, но только Пол научил ее получать удовольствие от успеха, и — что еще важнее — полагаться на тех, кто поверил в нее. Пол убедил ее в том, что никто не стремится обидеть ее, и тогда страх, прочно укоренившийся в ней, стал постепенно отступать. Сначала это происходило очень медленно. Ей иногда казалось, что он не исчезнет совсем. Но страх исчез, а вслед за тем последовали годы нормальной, счастливой и полноценной жизни. Не хватало только одного, но в конце концов она нашла и это. И тогда Кирстен действительно узнала, что такое настоящее счастье.

Но с тех пор прошло уже пять лет, и тогда с ней был Пол, всегда умевший протянуть ей руку в трудную минуту, а потом все пошло наперекосяк.

Пол обвинял себя в том, что познакомил ее с человеком, который в конце концов разбил ее сердце. Поэтому Пол и увез ее во Францию, и именно тогда Кирстен решила посвятить свою жизнь ему — и только ему.

Теперь одиночество вернулось. Это произошло после смерти Пола. Оно угнетало ее еще больше. Кирстен явственно слышала веселый смех обожаемого отца в то утро, когда она в последний раз провожала его на работу.

С тех пор как она себя помнила, отец был для нее центром вселенной. Это к нему она прибежала, когда упала и сильно ушиблась, это его похвал она ждала, когда добилась успехов в школе. Его искрящиеся весельем глаза всегда с любовью следили за ней и заставляли чувствовать себя лучшим в мире ребенком. По вечерам она свертывалась калачиком у него на коленях и слушала, как он читает ей, по утрам он брал ее на руки и целовал перед уходом на работу. Она была его маленькой принцессой.

В воспоминаниях того времени ее мать почти никогда не появлялась: мир шестилетней девочки был заполнен отцом.

И вот пришел день, когда его не стало.

Она помнила, как мать сказала ей, что он погиб в автодорожной катастрофе. Но Кирстен не понимала, что такое смерть. Она знала одно: отец никогда не вернется. День за днем сидела она на пороге дома и ждала его. Она умоляла мать сказать ему, что жалеет о своем дурном поведении, клялась исправиться, лишь бы он вернулся домой. Но он не вернулся, а мать так и не попыталась объяснить маленькой дочке, что такое смерть. Поэтому Кирстен в конце концов решила, что отец разлюбил ее.

Все эти горькие чувства — недоумение, ощущение отверженности и краха Кирстен вновь пережила в первые два года пребывания во Франции. Тогда ей помог психоаналитик, к которому она обратилась после нервного срыва. И Пол был все это время рядом с ней. Он не покидал ее и тогда, когда Кирстен под наблюдением психоаналитика вспомнила и проанализировала то, что произошло после смерти отца: пренебрежение матери, издевки и насмешки сверстниц, бесчисленные обиды. Много было тяжелого, слишком много для одной маленькой жизни.

Потом все стало еще хуже. Кирстен было тринадцать лет, когда два мальчика из школы зазвали ее на заросшее лютиками поле и несколько раз изнасиловали.

Теперь этот кошмар отроческих лет и та тринадцатилетняя девочка казались ей очень далекими. Однако именно то, что случилось тогда, определило ее дальнейшую жизнь. При одной мысли об этом на глаза Кирстен навернулись слезы.

Она знала тех мальчишек, Дэнни Фербротера, школьного сердцееда, и его друга Кристофера Бола, но ей предстояло узнать их еще ближе. Надругавшись над ней, Дэнни вдруг осознал тяжесть совершенного им преступления. Кирстен была малолеткой, а ему исполнилось семнадцать. Кристофер тоже понял это, но сбежал, а Дэнни, испуганный и возбужденный, остался с Кирстен. Благодарная ему за это, она обещала молчать о случившемся. Более того, она согласилась встретиться с Дэнни на следующий день.

Кирстен так гордилась дружеским отношением Дэнни, что с радостью позволяла ему делать с ней все, что он хотел. Она знала, что если откажет ему, он больше не придет, а Кирстен панически боялась одиночества, которое изведала до того, как Дэнни вошел в ее жизнь. Потом Дэнни познакомил ее с парочкой своих приятелей, потом еще с двумя, и еще. По мере того, как росло число приятелей Дэнни, их лица утрачивали отчетливость, а сердце Кирстен все сильнее сжималось от боли. Но пока приходил Дэнни, пока он был к ней добр и она чувствовала себя его избранницей, все остальное не имело значения.

Сейчас, оглядываясь назад, Кирстен удивлялась, как это она сразу не забеременела. Это случилось, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Поняв, что беременна, она узнала и о том, что у Дэнни есть постоянная подружка — девушка, которую он водил на танцы, катал на мопеде и даже приглашал домой, чтобы познакомить с родителями.

Кирстен охватило такое безысходное отчаяние, что даже страх перед беременностью отступил на второй план. День за днем она ждала и надеялась, что Дэнни позовет ее снова. По воскресеньям она даже бегала к сенному сараю, где они встречались в ненастные дни, напрасно мечтая о том, что он придет туда. Он, конечно же, больше не появлялся, и Кирстен перестала ходить туда с другими мальчишками. Многие из них умоляли ее о встрече, обещая все, что угодно, вплоть до обручального кольца, если она позволит еще разок наскоро трахнуть ее. Она неизменно отказывалась, пока в одно из воскресений за ней не зашел Кристофер Бол. Мать настояла на том, чтобы Кирстен не мучила беднягу и пошла с ним погулять. Они отправились в сенной сарай, но вместо того, чтобы стащить с себя джинсы, Кирстен, к изумлению Кристофера, бросилась на солому и разрыдалась. Именно ему она призналась в том, что беременна.

Кристофер пришел в ужас, попятился от нее и поклялся, что если она посмеет упомянуть о нем, он скажет, что никогда и пальцем не прикасался к ней. Боль, отчаяние и страх, наконец, прорвались наружу. Ее охватила такая безудержная ярость, что она набросилась на Кристофера, одержимая желанием убить его.

— Ради Бога, Кирстен, успокойся! — заорал Кристофер, схватив ее за руки. — Как ты можешь утверждать, что Дэнни — отец ребенка, если трахалась со столькими мальчишками?

— Нет! Нет! — кричала она, снова набрасываясь на него. — Я это делала только ради него. Ты это знаешь. Вы все это знали! А теперь меня бросаете…

— А что же нам делать? Этот ребенок может быть чьим угодно…

— Нет! Он мой! Слышишь? Это мой ребенок, и я оставлю его. Никто не отберет у меня этого ребенка…

— Кирстен! — заорал он. — Никто и не отбирает его у тебя. А теперь, черт бы тебя побрал, может, ты наконец успокоишься?

Но Кирстен не слушала его. Она уже не владела собой, понимая лишь одно, что ее предали.

Только когда Кристофер припугнул ее, что она может навредить ребенку, если не успокоится, Кирстен взяла себя в руки. Ее ребенок! Единственное живое существо в мире, которое будет любить ее. Скоро в ее жизни появится то, чего никто не сможет отнять у нее. Ребенок будет принадлежать ей и только ей, и она будет беречь и защищать его, не щадя сил. И пусть Дэнни встречается с Кэтрин Уотс, пусть повсюду появляется с ней, хотя никогда и нигде не появлялся с Кирстен! Теперь у нее есть кого любить.

Печально улыбнувшись, Кирстен отложила книгу и поднялась, чтобы приготовить себе чаю. Все это было так давно и, казалось, с этим покончено, однако это не так. Сколько лет она истязала себя за то, что сделала аборт? Скольким мужчинам позволила надругаться над собой, наказывая себя? Она потеряла им счет. Психоаналитик утверждал: она поступала так, чтобы снова забеременеть, но Кирстен не верила ему. Может, в этом и была доля правды, но только доля, — ведь Кирстен всегда пользовалась противозачаточными средствами. Осознав, какую власть над мужчинами имеет ее тело, она продолжала спать с ними, желая получить то, что ей было нужно. Долгие годы до встречи с Полом Кирстен ничем не отличалась от шлюхи. Очень скоро Дэрмот Кемпбел докопается до этого и предаст все это гласности.

Но она переживет и это — куда ей деться? Господи, только бы Кемпбел не узнал о Лоренсе, о том, что было между ними! Ведь он все исказит и замарает ложью. Именно так он поведал публике об их отношениях с Полом. Лоренса Макалистера, с такой гордостью представленного ей Полом, она любила больше жизни, и в конце концов он сломал ее. Кирстен ужасало, что эта история может получить огласку, потому что до сих пор не знала, хватит ли у нее сил когда-нибудь забыть Лоренса…