"Предательство Риты Хейворт" - читать интересную книгу автора (Пуиг Мануэль)ЧАСТЬ ПЕРВАЯI. В доме у родителей Миты. Ла-Плата, 1933 год– Какая красивая скатерть у тебя получилась – крестом вышита, коричневой ниткой по небеленому холсту. – Я с этой скатертью больше провозилась, чем с набором салфеток, а их восемь – пар… платили бы за вышивку получше, я бы взяла в дом служанку, набрала клиентов и больше вышивала на заказ, правда? – От вышивания вроде и не устаешь, а как поработаешь несколько часов, спина начинает ныть. – Мита все просит вышить ей покрывало для постельки малыша и чтобы поярче, а то в спальнях темновато. У нее три спальни рядом и все три выходят в гостиную с большими окнами, а окна занавешены плотными шторами, которые раздвигаются. – Будь у меня побольше времени, я бы вышила себе покрывало. Знаешь, что утомительнее всего? Печатать на машинке за таким высоким столом, как у меня на работе. – Если бы я жила здесь, садилась бы у этого окна, как только выдастся минутка для покрывала Миты, тут светлее всего. – Мебель у Миты красивая? – Мама ужасно огорчается, что Мита не может жить в этом доме теперь, когда есть все удобства, правда? – У меня было такое предчувствие, когда Мите предложили эту работу, все казалось, что год будет тянуться бесконечно, она ведь на год поехала да так и осталась. Надо свыкнуться с мыслью, что она останется там навсегда. – Ей бы наезжать в Ла-Плату в отпуск два раза в год, а не один. – Дни летят быстро, в первый день так не кажется, кажется, что столько всего успеваешь, но потом дни пролетают незаметно. – Мам, ты не думай, я ведь тоже здесь не живу, так что мне от вашего дома мало толку. – Кажется, твои дети забрались в курятник. – Клара, ты бы к нам каждый вечер с детьми приходила, цветы они не трогают. Дедушка только из-за цыплят ужасно сердится. – Почем вы цыплят продаете? – Будешь писать Мите, скажи, чтобы не спешила с мебелью. Боюсь, мебель купит и останется в этом городе навсегда. Напиши сестре, она постоянно ждет от нас новостей. – Вы для этого дома всю новую мебель покупали? – Если бы дом закончили, когда Мита получала диплом, и мы бы переселились, она и сама, наверное, была бы не рада, что уезжает одна работать в этот город. – В Коронеле Вальехосе и впрямь так некрасиво, как пишет Мита? – Нет, Виолета, мне даже понравилось. Мам, правда, там не так уж некрасиво? Когда я только приехала и вышла из поезда, впечатление было ужасное, у них и домов-то высоких нет, все очень плоским кажется. И места засушливые, так что деревьев почти не видно. На станции извозчики стоят вместо такси, а в двух кварталах уже и центр. Деревьев мало, и ясно, что растут они с трудом, а уж чего совсем не встретишь, так это травы, ну нигде. Мита уже два раза газон пробовала высадить, специально подгадывала к апрелю месяцу, и все равно не выросло. – Зато клумбы она столько поливала, что теперь там красивые цветы, – это в маленьком дворике, куда выходят окна кухни, небольшой столовой для своих и дверь гостиной. – Значит, не так уж некрасиво? – Когда я только приехала, мне Вальехос показался ужасным, но жить там очень спокойно. У Миты есть служанка, которая готовит и убирает, и няня, чтобы сидеть с малышом, пока она в больнице. Все местные бедняки Миту просто обожают, потому что она не жалеет для них ни ваты, ни перекиси водорода, ни бинтов. – Больница – новая, красивая? – Фармацевт, который лабораторией до Миты заведовал, вечно жадничал, будто все его собственное было, а не больничное. – Я видела последний фильм Карлоса Палау. – Мита его посмотрит, когда он пойдет в Вальехосе. – Долго она встречалась с Карлосом Палау? – Никогда мы не думали, что Карлос Палау добьется успеха. – Никогда она не встречалась с Карлосом Палау, танцевать он ее приглашал, но я всегда дожидалась конца танцев, чтобы отвести девочек обратно. – Он в муниципальном театрике позади сцены всякие веревки дергал. – Он единственный настоящий красавчик в аргентинском кино. – Муж Миты – вылитый Карлос Палау, я всегда это говорила. – Пожалуй, похож, но уж не вылитый. – Из семьи Палау кое-кто так и живет в том же бараке. – Никогда бы не поверила, что Мита привыкнет жить в маленьком городке. – Первым делом цыплята хватают объедки, а кукурузу потом. – Дедушка, ты какого цыпленка зарежешь к воскресенью? – Сегодня зарежу цыпленка для отца Виолеты, ты бабушке не говори, еще рассердится. – Виолета пошла на кухню с мамой и бабушкой, теперь они тебя не увидят. – Вот зарежу этого цыпленка и пошлю отцу Виолеты – пусть порадуется. – Дедушка, а кто больше зарабатывает: ты на цыплятах или отец Виолеты, когда чинит много ботинок? – Клара, я при твоей матери не хотела рассказывать про контору. Он – такой мужчина, чем больше с ним говоришь, тем больше он нравится. Он мне признался в любви. – Как ты можешь говорить, что он признался тебе в любви? Это бывает, когда молодой человек метит в женихи, а женатый мужчина не признается, он только делает гнусное предложение. Ты меня, Виолета, пожалуйста, не путай или тогда вообще лучше ничего не рассказывай. – Он вовсе не красавец. Но говорить с ним очень приятно. – Если думаешь вышивать покрывало, теперь самое время, дни становятся длиннее и после работы у тебя будет светлый часок-другой, при дневном свете устаешь вполовину, да и тебе везет, что с работы приходишь рано. – Бедная Адела. – Бедняжка с утра сидит в конторе при электрическом свете. – Придется мне уйти, не повидавшись с Аделой. – Ты не знала, что она допоздна работает? – Сейчас Аделе не помешал бы диплом, чтобы не работать секретаршей. – У одной уже есть диплом, да он ей теперь ни к чему. – Как там дела у мужа Миты? – Продал дом и на это купил бычков. Мама хочет, чтобы я вышила Мите покрывало, но я, наверное, не смогу. Пошлю ей в Вальехос трафареты, она сама сделает. У нее ведь две служанки. Ты ничего не говори, но папа пошел резать цыпленка, отнесешь твоему папе – пусть порадуется. – По-моему, это несправедливо, что она вышла там замуж, вместо того чтобы помогать матери, ведь ее учеба стоила немалых жертв. – У Аделы новые очки – из настоящей черепахи. – Вы извините, что я не помогаю резать цыпленка, на меня это так действует, но папа будет вам от всей души благодарен. – Мита тоже не хотела смотреть, как я режу цыпленка, а потом съедала подчистую. – Больше всех визжала эта подружка Миты по факультету, дочка профессора. – София Кабалус? – Она замуж не вышла? – Мита в Вальехосе, поди, скучает по здешней жизни. – София Кабалус ни разу и не зашла сюда после отъезда Миты. Я уж ее сколько месяцев не вижу. – Мне на работе рассказали, что ее отец совсем из ума выжил, без конца занятия пропускает. И они только и делают, что читают. Вы Софию не видите потому, что она безвылазно сидит дома и читает. – Подожди, пока Адела придет. – Хочется на ее новые очки поглядеть. – Они ей стоили почти полмесяца работы. – Те дни, что она ходила без очков, у нее голова раскалывалась. – Бабушка, а зачем Виолета глаза черным мажет? – Она уже заводит шашни со своим новым начальником. – Вот обрадуется ее отец цыпленочку. Они, наверное, и не помнят, когда последний раз курятину ели. – Неудобно ей говорить, но молчать еще хуже – этот мужчина вконец ей голову заморочит. – Бедная ее мать, встала бы она из могилы. – Виолета заметила, что мы ее отцу больше не носим туфли. – Я всякий раз, как шла забрать туфли, возвращалась ни с чем. Нельзя же так: обещает ко вторнику, а во вторник они не готовы, даже если надо только набойку набить. Так он растерял всех клиентов, потому что не о том думал. – Они больше не репетируют по вечерам в итальянском клубе, бесполезно, опера ведь дело сложное, если нет настоящих голосов, то получается курам на смех. – Сегодня один его угощает, завтра другой. Твой отец сам иногда ему рюмочку подносит, он не рассказывает, но я в этом уверена. – Мите и Софии Кабалус пришлось уйти с репетиции – до того их смех разобрал. – Что бы сегодня на ужин сделать? – На грядке у забора пора бы обрывать салат, а то кончики уже лиловеют. – Пожалуй, нажарю бифштексов и сделаю побольше салата. Отец может суп от обеда доесть, если ему не хватит. С какой стати он подарил цыпленка этому сапожнику? – Отцу Виолеты пишут из Италии чаще, чем нам. – Мне пора домой; сделаю на ужин биточки, дети их любят, а Тито съест, если поставить на стол и ничего не сказать. – Не знаю, чего он не сходит к врачу. – Пап, ты бы мне зарезал цыпленка к воскресенью. – Я всегда все подряд ел и никогда ничего не бью. – Ну что за бестолковый человек, думаешь, раз ты ешь как слон, значит, все такие, ну что за бестолочь. – У Тито желудок никудышный, хочешь не хочешь, а надо беречься. – И брат у него такой же, сразу видно, что желудок больной, это у них семейное. – Не семейное, это золовка испортила Тито желудок, он мне еще женихом жаловался на несварение, как ни спрошу, что он ел, вечно одно и то же – тяжелая пища. – Когда Тито у брата жил, он уже тогда на желудок жаловался. – Я гляжу, золовка кое-как готовит, а для вкуса везде кладет перец, только и думает, как бы побольше наперчить. – Она же без конца на улице пропадает, когда ей возиться на кухне? – Для хорошего жаркого время нужно и хозяйский глаз. Ты, мам, не представляешь, как это кстати, что у тебя дома огород, а то ведь и не упомнишь всего, что надо купить, разную зелень и приправы неострые. У тебя вдоволь и базилика, и розмарина, и петрушки полно. А у нее вечно кладовка пустая, вот она в последний момент и бросает в кастрюлю перец, и любая еда тяжелая выходит, сколько бы она ни тратила денег на нежирное мясо. – Не знаю, как там Мита выкручивается, у Берто ведь тоже очень капризный желудок. – Берто, если ест спокойно, что угодно переварит. Мита говорит, это все от нервов, а на деле желудок у Берто не такой капризный, как у Тито. – Дедушка понес цыпленка отцу Виолеты. Мама, можно я тоже пойду? – Опять пошел в сером фартуке. Видела бы Мита, как он ходит на улицу в этом сером фартуке, вот бы рассердилась. – Клара, твой отец без этого фартука жить не может. – Мита перестала бы защищать Виолету, если бы слышала, что та про нее говорит. – Мам, дедушка уже перешел улицу, я его не догнал. – Но Адела не смогла бы учиться с таким слабым зрением. Ты вспомни, как ее головные боли донимали. – С утра до вечера на работе и все время со светом. – А может, вернулась бы Мита в Ла-Плату, и ей снова бы захотелось в университет. Отец Софии мог бы устроить ее к кому-нибудь ассистенткой. – Так хочется поглядеть на малыша Миты. – Нет, ведь Берто решил, что Мита бросит работу, как только дела его немного поправятся. – Умираю от усталости. – Виолета думала, ты работаешь с девяти до шести, и пошла готовить отцу ужин. Передавала тебе привет. – Она что-то хотела мне сказать? – Принялась рассказывать Кларе про одного мужчину с работы. – Мне очень надо поговорить с Виолетой. Бедняжка. Ее отец сам готовит себе ужин, теперь поди знай, куда она пошла. – Сказала, что должна готовить отцу ужин, ушла – еще семи не было. – Мама, я умираю от усталости, ты что днем делала? – Собиралась вычистить ковер на лестнице, но пришла Клара, и мы с ней сели немного пошить. – Ты уговорила ее сделать Мите покрывало? – Она пошлет ей все рисунки. Так хочется поглядеть на малыша Миты. – Натертый мозаичный пол очень красиво смотрится; когда я стояла у дверей и ждала, пока ты откроешь, видела, как на свету все сверкает от парадной до края гостиной. – Клара была права, но я больше не дам ей натирать пол, когда сойдет блеск, у нее довольно хлопот с домом, детьми и мужем. Муж любит биточки, а жареного ему нельзя, так у Клары хватает терпения варить мясо, проворачивать, а потом она добавляет розмарина и сыра и подрумянивает в духовке, чтобы биточки были как настоящие: на вид не отличишь, и для желудка не вредно. – Если надо к следующей субботе, я тебе весь пол натру за вечер. – Виолета не знала, что у тебя такой длинный рабочий день. – Сегодня было очень много работы. – Виолета жаловалась, что печатает за высоким столом и устает. – У нее в конторе нет и половины той работы, что у меня. – Глаза себе намазала, как цыганка. Наверное, пошла на свидание к этому мужчине. – Если он женатый, то должен ужинать дома в такое время. – Значит, к другому пошла. – Что же ей, по-твоему, делать? Домой идти и на отца смотреть? – Я иногда думаю: встали бы матери из могил. – Сначала надо подмести, потом пройтись тряпкой, тогда пол будет чистый и впитает мастику. Потом обмакиваешь тряпку в мастику и наносишь ровным слоем по всему полу, и тут начинается самое муторное: растираешь суконкой, пока не заблестит. – Будь ее мать жива, все вышло бы иначе. – Летом двери во дворик будут открыты, и тогда станет видно, как натертая мозаика блестит и в парадной, и в гостиной, до конца крытого дворика. – Мита пишет, что не любит наводить порядок в доме, который она снимает, уж очень он старый. – Хуже, что в Вальехосе все растет с таким трудом. – Хорошо, когда у тебя большой дом, но ведь чего стоит содержать его в чистоте. – Бедная Мита так и не смогла пожить здесь. – Дальше курятника никуда не смей ходить в этом фартуке. – Пап, накрывай на стол, а то я очень устала. – Сколько уже из Италии не пишут? – Вчера было письмо от Миты, и все. Надо бы сфотографировать дом и послать им в Италию. – Что это Клара в пакете унесла? – Черствый хлеб на сухари. – Ты не послала в Италию ни одного снимка с домом? Пошли, они всегда ждут от нас новостей. – Я им напишу, хоть они и не писали. – Вот скосят клевер и напишут. – Мита пишет, что с ужасом ждет начала весны, тогда у них в Вальехосе самый ветер с пылью поднимается. – Адела, напиши сестре, она всегда ждет писем, вы не знаете, каково жить вдали от родных. – А что писать? – Не пиши, что я ходил на улицу в сером фартуке. Скажи, чтобы приезжала скорее, а то нам не терпится поглядеть на малыша. – И Берто большой привет. – Напиши, что если они переберутся в Ла-Плату, то смогут жить у нас, дом большой, всем места хватит. Надо будет подыскать приличную службу для Берто. – Не выдумывай, папа. Он же тебе сказал, что не собирается на службу. – Напиши, что видела Софию Кабалус, скажи неправду. – Я все думаю ей позвонить, а потом забываю. Позвоню завтра с работы. – Напиши, будто София Кабалус тебе сказала, что отец может устроить Миту на факультете, ассистенткой у какого-нибудь профессора. – Виолета не рассказывала новых сплетен? – Нынче ей вздумалось про Миту говорить, мол, зачем она столько надрывалась и учила аптекарское дело, которое ей не нравится, если потом вышла замуж и не собирается больше этим заниматься. – Напишу Мите, что если она приедет в Ла-Плату да еще устроится в университет, то сможет поступить на факультет филологии, как ей хотелось. – Хватит учиться, сколько можно? – Папа, не ешь больше, а то лопнешь. – Ты не давай Кларе много черствого хлеба, а то не останется курам. – Я целую банку сухарей истолкла на шницеля, так что весь лишний хлеб можешь отдать курам. – Ты вот жалуешься, что нет хлеба, а сам столько его съедаешь, что даже не знаю, как в тебя влезает. – Где идет фильм Карлоса Палау? – Премьера в «Селекте». – После схожу, когда будет дешевле. – На снимке в газете он – вылитый Берто. – Нынче Виолета без конца ругала Миту за то, что она на кино помешалась. – Похоже, Виолета написала Мите, а та ей не ответила. Вот она на Миту и взъелась. – Мита в последнем письме приписала: «это письмо предназначено и для Виолеты». – Виолета хотела для себя отдельного письма. – Что с этим кино у Миты просто мания какая-то и что у нее вечно всякие причуды, вот она и вышла за Берто, который похож на киноартиста. – Поешь, а то заболеешь. – Я так устала, что есть не хочется. У меня сегодня упали очки, я чуть не умерла со страху. – Где? – На улице. Разбились бы опять, я бы, наверное, не пережила. – Когда тебе снова к окулисту? – Жаль глаза в кино портить, а то бы пошла на Карлоса Палау. – В профиль он особенно похож на Берто. – Если бы Мита устроилась на факультете, мы бы с ней могли встречаться после работы. Я каждый раз иду мимо библиотеки и вспоминаю Миту. – Подумать только: уйму часов просидит за учебниками, а потом еще бежит туда с Софией. – И снова за книги, у Миты железное зрение. – Всё романы читали. – Всегда вижу в окнах одни и те же лица, в этой библиотеке так темно. Эти жалкие лампочки свисают с потолка, черные от грязи, на них стеклянные абажуры из белого стекла, точно тюлевая юбочка, и все черные от копоти. Тряпкой со скипидаром можно в одну минуту отмыть и лампочки, и абажур – было бы светлее в этой библиотеке. |
||
|