"Шутка" - читать интересную книгу автора (Андреева Наталья)

Глава 2 Люся

В городе Людочка первым делом поменяла валюту на рубли. По курсу не слишком для себя выгодному, но это были сущие пустяки. Выяснилась одна досадная неприятность: у нее не оказалось паспорта. Администраторша в гостинице долго и внимательно смотрела на девушку через стекло, а потом сказала:

— Без документов? Нет, не могу.

Взгляд ее был так же выразителен, как у собаки, которую наняли охранять чужой дом: любой, кто положит в миску больше еды, может стать новым хозяином.

Людочка хотела было дать администраторше денег, но потом разозлилась: подумаешь! Не очень-то и надо! И нашла в частном секторе комнатку у маленькой, приветливой старушки. Ей и надо-то было переждать в тишине и покое одну ночь до отхода поезда. Самолет она с досадой отвергла: паспорта нет. Да и на железнодорожном вокзале кассирша заартачилась:

— Документы, пожалуйста.

— Я их потеряла, — заявила Людочка.

— Поищите, — пожала плечами кассирша. — У нас инструкции. Следующий!

Людочка от досады закусила нижнюю губу, но какой-то небритый мужик с бегающими глазами, крутившийся у кассы, вдруг подмигнул ей:

— Девушка, вы в Москву? Могу устроить.

И она, слегка переплатив, купила у мужика билет в плацкартный вагон. До отхода поезда оставались еще целые сутки.

Город Людочке не нравился. Ни одного приличного заведения! Все здания какие-то древние, обшарпанные. В ресторан одной идти боязно. Не в кино же? И на одинокую девушку в ярком пуховике обращают слишком много внимания. С тоски Людочка зашла в ближайшую парикмахерскую. А почему бы и нет? Раз она понарошку умерла, то можно и поэкспериментировать с собственной внешностью. То, что нельзя живым, вполне могут позволить себе мнимые покойники.

— Вас постричь? — спросила хмурая женщина с волосами, взбитыми и уложенными башенкой, словно жирный шоколадный крем в середине праздничного торта.

— Покороче. И покрасьте, пожалуйста.

— Как красить? — безразлично спросила парикмахерша.

— В блондинку, — неожиданно для себя сказала Людочка.

Пока ей мыли голову и щелкали над ней ножницами, Людочка думала о том, что погорячилась. Шутка, конечно, хорошая, но сколько же из-за нее неудобств! Она по-прежнему не могла толком поесть, потому что опасалась за свой желудок. Пожевала только купленную в киоске шоколадку и решила потерпеть до дома. На хмурое лицо парикмахерши смотреть не хотелось.

«И почему они здесь все такие мрачные? — подумала Людочка. А потом спохватилась: — Должно быть, это ужасно — жить в такой дыре!» Другая сотрудница, посаженная за кассу, все время вскакивала и ходила то за чайником, то в подсобку, то к телефону, который не звонил. Девушка была одета вызывающе, во что-то обтягивающее, и имела великолепную фигуру. Видно, хотела, чтобы об этом знали все. Но, кроме Людочки, смотреть на нее было некому.

«Мне-то это зачем? — подумала Людочка. — Ее фигура?»

— Готово, — услышала она. — Сушите.

Сидеть под горячим феном было приятно. Но потом, взглянув в зеркало, Людочка чуть не взвыла от досады. На нее смотрела какая-то чужая, взрослая женщина, с очень короткими и жидкими волосами, к тому же явно передержанными в перекиси.

— Да что ж это такое?! — возмутилась она.

— А вы что хотели за такие деньги?

— Какие деньги? — Людочка взглянула в протянутый прейскурант. Цены действительно смешные. Но и прическа тоже.

— Черт бы побрал вашу дыру со всеми парикмахерскими и прочей дрянью! — взвизгнула она.

— Подумаешь, — фыркнула кассирша и бережно погладила обеими руками свои великолепные шелковые ноги. — Сразу видно: из Москвы.

— Да отчего это видно-то? — возмутилась Людочка.

— По лицу. Вы, москвичи, вечно всем недовольны.

— Это вы всем недовольны, — швырнула она несколько купюр на стол. — Сдачи не надо.

Вслед ей раздалось тихое хихиканье.

Уже в вагоне Людочка обнаружила, что у нее нет ни зубной щетки, ни мыла, ни какой-нибудь еды. Надо же! Оказывается, всю жизнь кто-то о ней заботился, а теперь вдруг никого не оказалось рядом. И что делать? Поезд едва тащился, останавливаясь у каждого столба, а место у нее оказалось на верхней полке. Раньше Людочка не представляла себе, что в мире существуют плацкартные вагоны, что еда и напитки в стоимость билета не входят и что до Москвы можно ехать больше двух суток, терпя при этом массу неудобств. Даже из другого полушария Людочка добиралась до родного города быстрее, причем с комфортом и без всяких проблем.

«Ну, Тимка, я тебе это припомню!» — подумала она, забираясь на свою полку. Внизу расположилось шумное семейство, завалив весь стол свертками с едой. Пахло так вкусно, что в Людочкином животе раздалось глухое урчание. Она изо всех сил прижимала к животу подушку, но его стоны невозможно было заглушить. Наконец толстый мужик, переодевшийся в грязном туалете в тренировочные штаны с белыми полосками по бокам, согнутым пальцем постучал в верхнюю полку:

— Эй, попутчица! Закусить не хочешь?

— Спасибо, я не хочу.

— Чего ломаешься-то? Странная ты деваха: без вещей, без кавалера. Студентка, что ли? Слезай, накормим.

— А вагон-ресторан здесь есть? — свесилась со своей полки Людочка.

— Тю! Денег, что ли, куры не клюют?

— Не-а. В туалет охота всю дорогу бегать, — подмигнула мужику такая же рыхлая, вальяжная жена. Мужик называл ее Анькой.

И Людочка нехотя слезла.

— Как звать? — спросил мужик, отрезая огромный кусок хлеба.

— Люд… мила, — попыталась она сохранить дистанцию.

— Люся, значит? Ну давай, Люся, рубай.

Никогда прежде она не позволила бы себе хватать еду руками, жадно проглатывая куски. Но отсутствие горячей воды и нелепая стрижка и грязь, которая, казалось, налипала отовсюду, сделали свое дело. Она больше не была Людочкой. Люся. Непонятное существо, с прической точь-в-точь как у приходящей по утрам убирать ее офис уборщицы. И ела торопливо, облизывая пальцы.

— Я вас тоже чем-нибудь угощу, — пообещала она с набитым ртом.

— Угостишь. Вот пива понесут, и угостишь, — осклабился мужик.

Пива Людочка раньше никогда не пила. Не понимала его едкую горечь. Но когда мужик достал огромную воблину и стал чистить ее на газете, у девушки вдруг слюнки потекли. И Люся купила у проходившего по вагону официанта четыре бутылки пива. А потом вдруг неожиданно очень здорово опьянела и до самой ночи изливала душу попутчикам. О том, как любит своего замечательного мужа Тимку, как мудро и правильно руководит туристической фирмой и как хорошо жить на этом свете. Попутчица только головой качала:

— Во заливает! Прямо писательница! Фирма, вишь, у нее! Оно и видать. Хоть бы чемоданчик какой для приличия с собой прихватила.

— Давай, Люся, еще по пивку! — подталкивал в бок мужик.

— Так кончилось же!

— А я сгоняю. Одна нога здесь, другая тоже здесь, ха-ха! Эх, жизня! — И не к месту: — До чего народ довели!

Потом Люся лежала на верхней полке и слушала, до чего довели народ. И показалось вдруг, что она учила в школе какую-то неправильную географию. Существовал на свете неописанный еще материк, огромная часть суши, где люди выживали с трудом, переваливаясь через планку «сегодня — завтра» с минимальным запасом и постоянной угрозой однажды и вовсе не взять заветную высоту. На этом материке царила беспросветная нищета, и случайно выброшенная на его берег Люся не знала, как себя теперь вести.

На одной из магистралей этого материка, в плацкартном вагоне, стемнело, и попутчики уже не сдерживали себя. И все говорили об одном и том же: как тяжело живется и что надо сделать, чтобы не было еще хуже. Насчет «лучше» русский человек никогда и не заикался, цепляясь за то, что имел, всегда готовый и уступить чуть-чуть. И этим в итоге обрекал себя на беспросветное существование.

Какой-то дед, постукивая палочкой по своей полке и упорно называя олигархов аллигаторами, жаловался соседу:

— Энти аллигаторы весь колхоз у нас развалили… Таких, мать твою…

— Во-во, — поддакивал сосед. — Их бы всех посадить на нашу зарплату.

— Я хари-то ихние все наперечет знаю. Как морда во весь экран — знамо: аллигатор. Отъелися на наши народны деньги.

— Правильно, папаша, говоришь. На консервы бы пустить все это крокодилье племя.

— Собаки сдохнут, — оглушительно сморкался дед в огромный клетчатый платок.

«Папу Сальникова бы сюда, — думала Люся, прислушиваясь к чужому разговору. — Вот где ему надо общаться со своими избирателями. Одна ночь в плацкартном вагоне — и можно посыпать голову пеплом. От стыда».

Мужик на соседней полке вслух читал журнал с красивыми картинками. Люся сквозь дрему слышала, как он комментирует прочитанное:

— Во, Анька, слышь? На даче у известного певца собака съела птенца павлина. А? Называется «Происшествие на даче». Помнишь, прошлый год у нас Тарзан соседского петуха придушил? Так без петуха куры нестись не будут. А без павлина что? Они будто бы и петь не могут.

— И нехай,— отмахнулась Анька.

— Не, за каким хреном им павлин?

— А за каким хреном тебе водка?

— Ну ты сказала! От водки я, может, человеком себя чувствую.

— А они, може, ее только с павлином могут хлестать.

— Как это с павлином?

— Посмотрят, как он перед окошком разгуливает, — и хлоп стакан. Може, два.

— А без павлина?

— Без павлина, може, не лезет.

— Дура, — хрюкнул мужик.

— Алкаш, — беззлобно ответила его Анька.

И мужик снова согнутым пальцем стучал в верхнюю полку:

— Соседка! Эй, соседка, водки хочешь?

— Нет, — отмахивалась Люся.

— Что, студенты нынче водку не пьют? Эхма, вырождается народ! Что с державой-то будет? Бери нас теперь голыми руками.

— Ты, Люся, не слушай его, — изо всей силы толкала мужа в лоб вальяжная толстая Анька. — И-и-и, развезло, дурачина! А нам бы с тобой, Люська, чайку.

Но она уже дремала, сытая, с разливающимся из желудка по всему телу теплом, и в голове вертелся только этот проклятый павлин. В самом деле, что за беда: у кого-то на даче павлина съели?…

Из поезда Люся вышла словно чумная. Грязная, уставшая, совершенно одуревшая от дороги, которой, казалось, не будет конца. Ее соседи по вагону покидали свой Богом забытый материк, подавленные величием столицы. Они переселялись на время на землю обетованную, но чувствовали себя там нежеланными гостями. Люся же просто вернулась домой, но была теперь совсем иной, не похожей на себя прежнюю. После этого путешествия ей стало совершенно ясно, что на свете есть и другая жизнь.

«Но я туда не хочу», — думала Люся, останавливая первое попавшееся такси на вокзале. Она торопилась в свою уютную квартирку: принять ванну и отоспаться в тишине, без храпа соседей и надоевшего стука вагонных колес, а потом про все забыть. Про свою глупую шутку, про парикмахерскую, про поезд. Забыть и оказаться наконец в Тимкиных объятиях!

Соседка, повстречавшаяся возле подъезда, оглядела ее подозрительно. Пробурчала что-то под нос и пошла прочь. Люся чуть не рассмеялась: ее не узнали! Бывает же такое! В самом деле, яркое мартовское солнце слепит глаза, пришлось надеть темные очки, дешевые, купленные в киоске прямо на вокзале, волосы выкрашены в нелепый цвет и коротко острижены. Какая она теперь Людочка Муратова? Неужели и Тимка не узнает?

Она долго давила на кнопку звонка, пока не поняла, что муж еще не вернулся. А может, уже бросился вниз с десятого этажа? Или решил остаться в горах и оплакивать ее вечно? Люсино сердце сжалось в тоске в крошечный клочок обескровленной плоти. Но сильнее тоски оказалась все-таки усталость. Она даже ванну не в состоянии была набрать. Открыла дверь и вместе с сумкой ввалилась в собственную спальню.

«Полежу полчаса, приду в себя, приму ванну и начну искать Тимку», — решила Люся, упав в одежде прямо на чистое покрывало. До сих пор казалось, что на ее маленький островок счастья со всех сторон надвигается непонятный материк, открытый в плацкартном вагоне. Не верилось, что можно забыть о нем и вернуться к прежней жизни.

«Полчаса, всего полчаса», — подумала она, засыпая…

…Что-то чужое, долгожданное и очень сладкое, вошло вдруг в ее сон. Скрежет ключа в замочной скважине. Любимый муж пытался открыть дверь навстречу своему счастью. И она проснулась, замерла, предвкушая эти объятия, слезы, торопливые поцелуи. Какая глупая получилась шутка! Надо найти в себе силы встать и броситься ему на шею. Чтобы простил. Слава богу, что он жив, ее Тимка! Что не покончил с собой, узнав о смерти любимой жены!

— Заходи, — услышала вдруг она.

Ноги, спущенные уже Люсей с кровати, в момент одеревенели. В ответ раздался знакомый женский голос:

— Ой, темно!

— Не надо, не зажигай свет!

— Но почему?

— Тише. Потом.

И звуки торопливых поцелуев. Она никак не могла понять: голос его, любимого мужа, но то, что он делает и говорит, принадлежит совсем чужому человеку. Ее Тимка целует другую женщину! А та еще смеет говорить:

— Наконец-то!

— Я тоже скучал. Сильно, малыш.

— Тогда в спальню?

Она сжалась. Что сейчас будет! Конец маленького острова! Наводнение, которое смоет вмиг и эту огромную кровать, и свадебные фотографии на стенах, и ее, бывшую Людочку Муратову, а теперь смешную женщину с короткой и нелепой стрижкой.

— Нет, не здесь. Ты получила мою телеграмму?

— Конечно. Господи, почему ж так долго?

— Марина, тело так и не нашли.

Марина! Та самая новенькая, которой он все время помогал! То с компьютером, то с тарелками. Кто бы мог подумать? И когда они только успели! Неужели в то время, пока она лежала дома с простудой?!

— Ну и что?

— Ничего. Я же не мог тебе в телеграмме написать, что сам убил ее.

— Убил?!

— Ты поймешь, я знаю. Теперь моей жены больше нет, и я сам это устроил. Это ведь я послал Людочку одну к лавине, а сам симулировал травму ноги. И еще просто повезло.

— Почему повезло?

— Я там вырос. Все лавины знаю наперечет. А тут самая погода: накануне буран, потом солнце. Снег тяжелый, влажный. Когда я был маленьким, в этом месте погиб мой лучший друг. Самый коварный склон.

— А если бы…

— Не знаю. Я с ней больше не мог. Тупая, избалованная эгоистка! Измучила меня своей любовью! Ненавижу ее! Я пытался накануне с ней поговорить, понять, увидеть в ней человека, но… Не смог.

— Тимур!

— Ты добрая, я знаю. Не надо на меня так смотреть. Ведь она сама туда поехала. Сама, понимаешь? Слава богу, что нам с тобой повезло. Мне не пришлось сбрасывать ее в пропасть или просто душить. Гадость какая! А так… Несчастный случай. И все. Так хотелось скорее сесть в самолет! Не мог дожидаться, пока прекратятся поиски. И так хотелось тебя поскорее увидеть, малыш!

— Пойдем в спальню, Тимур. Ты устал. Тебе прилечь надо.

Она опять сжалась. Господи, на ее маленьком острове и так почти не осталось кислорода! Дышать нечем. Зачем они здесь? Неужели же сейчас придут сюда?!

— Только не туда. Не к ней в спальню. Ты что, не понимаешь?!

— Что я не понимаю?

— Здесь все ее. Ради этого я мучился целых два года! Ради ее квартиры, денег, фирмы, но принять сразу полученное наконец богатство не могу. Мне надо как-то пережить этот день. Не здесь.

— Ради… Значит, и эта квартира, и машина, и деньги, и фирма…

— Ты все узнаешь. Потом.

— Слушай, у меня родители уехали. К родственникам, в гости.

— Здорово! Когда вернутся?

— Завтра.

— Тогда я бросаю свою сумку и еду с тобой. Чтоб оно здесь все сгорело!

Потом снова заскрежетал ключ в замочной скважине, и наступила тишина. От маленького острова не осталось и следа. Очень скоро в жизни Людмилы Сальниковой будут заново переделаны все контурные карты. Что теперь? Надо высаживаться на материк, благо, что он уже открыт.

Она сидела одна, без воздуха, без света, оглушенная и почти слепая, и начинала все понимать. Тимка хотел ее убить! И он бы это обязательно сделал! Если бы она в тот день вернулась к нему, муж все равно уничтожил бы ее — задушил, столкнул в пропасть, утопил… Что еще? Все это время за этой загадочной тьмой в глазах пряталась огромная ненависть. Но почему? Что она Тимке сделала?!

«Прелестная девочка!» — проскрипела огромная кровать, когда Люся встала с нее и сделала первый шаг к двери.

— Вы врете! — крикнула она. — Вы все постоянно врете!!!

Но откуда взялась эта ложь?

Отныне она решила быть очень осторожной. Поправила покрывало на кровати, вытерла тряпкой грязные следы на полу, а тряпку аккуратно положила на прежнее место, к входной двери. Она помнила, что где-то в спальне есть заначка, маленький тайничок от мужа. Деньги, спрятанные ему же на подарок ко дню рождения. Подальше, чтобы случайно не потратить. Их немного, но на первое время хватит. Тимка же мечтал, чтобы она умерла! Вот и пусть думает, что так оно и случилось. Людочки Сальниковой больше нет.

Из вещей она ничего не взяла. Надела куртку, в которой приехала, те же сапоги и взяла деньги, про которые Тимур ничего не знал. Да еще ключи от квартиры бывшей однокурсницы, своей единственной подруги, которая уехала теперь в трехмесячную командировку за границу. Та просила присматривать за квартирой, и это сейчас оказалось как нельзя кстати. Есть еще целых полтора месяца, чтобы как следует подумать обо всем. К объяснению с любимым мужем Люся сейчас не была готова.

…Два дня она просто плакала, ничего не ела и не выходила из квартиры подруги. Чувствовала, как худеет и с каждым днем словно становится на несколько лет старше. На третий день она взяла да и позвонила домой. Нет, не любимому мужу, а папе Сальникову. Трубку взяла синеглазая акула.

«Меня же нет», — вспомнила Люся и вдруг спросила:

— А Людочку Сальникову можно позвать к телефону?

Она очень надеялась, что голос узнают и начнутся ахи и вздохи. «Какая радость, моя дорогая, что ты жива!»

— Милая, вы куда звоните? — холодно спросила мачеха.

— Домой, — растерялась она.

— Это мой дом, — подчеркнула синеглазая акула. — Вы, должно быть, не в курсе. Институтская подруга, да?

— Что-то вроде этого.

— Тогда можете завтра прийти на похороны.

— Как на похороны? — растерялась Люся.

— Мы решили предать земле символический прах моей падчерицы. Тело еще не нашли, а моему мужу именно сейчас очень кстати показательная рекламная акция.

— Какая еще акция?

— Ваша подруга каталась на горных лыжах и попала в лавину. Несчастный случай. Ее тело, должно быть, вмерзло теперь в ледник. Где-нибудь на дне пропасти. Спасатели решили поиски не продолжать. Дорого. А мы люди небогатые. Ха-ха! Решили экономить народные деньги. Так что завтра милости прошу. На похороны. В час дня.

— А где…

— Рядом с ее матерью. На…

Она так испугалась, что, не дослушав, бросила трубку. Какие еще похороны?! Понятно, что акуле не терпится от нее избавиться, но папа Сальников! Неужели же он так легко сдался?! Но почему?!!

…Следующий день оказался для нее настоящим кошмаром. Задумано было следующее: дождаться на кладбище, когда урну с мнимым прахом будут опускать в землю, выйти вперед и громко сказать:

— Вот она я.

И конец шутке. Папа Сальников счастлив, сослуживцы счастливы, Тимка… Этот пусть убирается в ту грязь, где его подобрали. С любовью можно справиться, если желудок каждый день набит вкусной едой до отвала. Если можно жить в свое удовольствие, не думать об остальных и до старости оставаться прелестной девочкой.

Но дело в том, что это измученное существо, сильно похудевшее, синее, изуродованное неудачной стрижкой, уже не было Людочкой Муратовой. К тому же солнце светило так ярко, а глаза так сильно болели, что снова пришлось надеть дешевые темные очки. И никто ее не узнавал, хотя Люся особенно и не пыталась спрятаться. Стояла где-то с краю, среди людей, пришедших на похороны, и разглядывала своих родных и друзей.

Конечно, папа Сальников пригласил на похороны дочери и влиятельных людей, и прессу. А синеглазая акула сделала все, чтобы те в положительную сторону повлияли на рейтинг мужа. Начинается предвыборная гонка, а скорбящий отец — это же так человечно! Люди должны почувствовать, что он свой, родной, такой же, как и все они, уязвимый. Что человек, стоящий возле свежей могилы дочери, не способен думать о том, как набить за счет государственной казны свои собственные карманы. Он страдает, он плачет. И его молодая жена тоже в черном и держит кружевной платочек у скорбных синих глаз.

Но сама Люся видела в этих глазах скрытое торжество. Конечно! Теперь все ей, акуле! Со старой семьей покончено. И как удачно все получилось! Накануне выборов такой подарок! Кто посмеет кинуть камень в скорбящего отца? В то время как оркестр надрывался траурным маршем, мачеха повернулась к мужу со словами:

— Ну, слава богу, избавились!

Люся подошла в этот момент совсем близко и внимательно прислушивалась к тому, что ответит папа Сальников. От его слов зависело все. Но он молчал. А синеглазая акула не унималась:

— Она бы так и тянула с тебя деньги. На фирму, работу которой сама же и разваливала, на дорогие тряпки. Или ославила бы на всю страну. Взбалмошная, глупая, никчемная девчонка!

И только одно слово тихо сорвалось с уст скорбящего родителя:

— Вар-вар-вар-варра!

Похоже, ему было все равно. Жена молода, ей еще рожать и рожать. Есть долгожданный сын, возможно, будет и другой. Продолжатели фамилии и славных родительских дел. А дочка и впрямь получилась неудачная. Требовала только подарки и деньги на сытую, обеспеченную жизнь. Эгоистка.

— Эгоистка, — услышала она уже совсем с другой стороны.

Группа сослуживцев окружала Тимура. И только новенькая, Марина, плакала. Но как же ненавидела Люся эту девушку! Еще смеет ее оплакивать! Тварь! Остальные же просто отбывают свой номер. Потом, за воротами кладбища, они откровенно радовались. Люся шла следом, чувствуя, как промокают ноги, а кто-то из сотрудников ее фирмы, не стесняясь, говорил:

— Наконец-то сможем нормально работать.

— Тише ты! — дергали его за рукав. — Помолчи!

— Неудобно!

— А что? Если откровенно, то ее шуточки давно меня достали.

И вдруг та, которая говорила не раз в лицо, что без начальницы все они погибнут, высказалась еще откровеннее:

— Как здорово все-таки, что она умерла! Ой!

— А чего стесняться? — поддержали ее остальные. — Самое лучшее, что могут сделать некоторые люди, это вовремя уйти. Они же не хотят понять, что ничего из себя не представляют, и только путаются у всех под ногами. Ей все покупал папа…

…Люся осталась стоять на автобусной остановке. Одна. Все разъехались на машинах, а ее никто не позвал. Подумали, что пришла какая-то неизвестная институтская подруга покойной и нечего ей делать на поминках среди незнакомых людей.

Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя, как хлюпает вода в ботинках, и думала о том, что не нашлось ни одного человека, который искренне поплакал бы о Людочке. И мир не перевернулся. С чего бы? У Тимки любовница, у папы Сальникова молодая жена и маленький сын, у сотрудников интересная работа, которой никто теперь не будет мешать.

«А у кого-то на даче павлина съели», — горько подумала она, залезая вслед за старушкой в черном платке в грязный рейсовый автобус.

Впервые пришлось задуматься над тем, что такси — это очень дорого и придется все-таки потихоньку обживать тот неизвестный материк, открытый случайно в поезде дальнего следования бывшей Людочкой Сальниковой. Потому что от маленького острова уже совсем ничего не осталось. И воздух там вдруг разом взял да и закончился.

Сначала она задала себе вопрос: «Неужели же все так безнадежно плохо?» Выходит, что да. Плохо. Ведь если сложить в единое целое мнение о Людочке Сальниковой-Муратовой всех этих людей на кладбище, то получается нечто совсем ужасное. Отец последнее время был к ней почти равнодушен, муж ненавидел, сотрудники ругали за глаза. Но почему же человек так слеп?! Или слеп только тот, кто безразличен к людям? Значит, зрячие — это добрые? Но где же тогда набраться этой доброты?

Не обучили. Ни родители, ни бизнес-колледж. Но она, Людочка, ведь никогда не испытывала к людям ненависти, просто их не замечала. В дорогих магазинах, где она покупала продукты и вещи, небезразличными были только продавцы, которые за это получали большие деньги. Улыбались, говорили комплименты и всякие приятные слова, были вежливыми и почтительными. Все это положено делать, чтобы богатые люди оставались по-прежнему слепыми и думали только о том, как им везде рады.

Этот заговор молчания преследовал их всю жизнь. Людочка лично придумала неудачное приключение на свою голову. Значит, сама виновата. И, попав в другой мир, поняла, что вернуться назад невозможно. Куда, к кому? А главное — зачем? Надо во что бы то ни стало доказать, что она, Людмила Сальникова, в замужестве Муратова, и сама что-то представляет. Получить все во второй раз, но уже не по рождению, а по заслугам. Пусть все они поймут, как были не правы. Она не эгоистка и не тунеядка. И уж, конечно, не дурочка. Ха-ха! У нее есть диплом об образовании и опыт руководства туристической фирмой. И вообще, она умница и красавица, пре… Хватит! Только не это!

Опыт, полученный Людмилой Сальниковой в жизни, гласил одно: все Золушки рано или поздно становятся принцессами. Надо только взять в руки метлу, махнуть ею пару раз, а дальше остается ждать добрую фею. Следовательно, ей, Люсе, надо только самостоятельно выйти в большой мир и найти себе работу. А дальше уж все пойдет как по маслу: блестящая карьера, большая зарплата, бесчисленные поощрения начальства и, как итог — собственная фирма. Не купленная на папины деньги, а заработанная честным трудом. Прекрасный принц тоже будет весьма кстати. Красивый, богатый, умный, владелец дорогой машины и собственной квартиры. Пусть Тимка не думает, что он — нечто особенное. Вон их сколько ходит по улице, этих мужчин! Половина всего населения планеты.

Мужчины по улицам действительно ходили. И были среди них владельцы дорогих машин и фирм и хороших квартир. Но Люся видела с удивлением, что они ее не замечают. Их взгляды были обращены куда-то внутрь себя, а в толпу людей они смотрели, словно в зеркало. И видели опять-таки только себя, свои бесчисленные достоинства. Людские взгляды с откровенной завистью отражали их успех, то, как они подчеркнуто небрежно садились в дорогие машины, разговаривали по сотовым телефонам, доставали из карманов крупные купюры, расплачиваясь с продавцами и, не глядя, совали туда сдачу. Все, что было там, за зеркалом, этих мужчин совершенно не интересовало. В целом же смотреть на них было противно. Они напоминали золотых рыбок в аквариуме, заботливо лелеемых хозяином до тех пор, пока ему не надоест каждый день кормить их и менять воду.

Люся заглядывала этим мужчинам в лица с удивлением и надеждой: вот она я, вы разве не видите?! Ее всегда называли хорошенькой, и она надеялась, что хоть это правда. Но нет, никому она не нужна. Без папы Сальникова, без денег, без своей туристической фирмы — не нужна. Тощая, загнанная кляча. От отчаяния Люся почти ничего не ела и в итоге похудела еще на несколько килограммов. Теперь и она сама себя не узнавала, глядя по утрам в зеркало. А время до приезда однокурсницы стремительно убегало. Надо было или срочно искать себе жилье и работу, или признаваться той во всем. Но как признаться? Предстать в таком виде перед девушкой, только что вернувшейся из Европы?! Чтобы услышать: «Ах ты, бедненькая!»

Таких слов ей еще никто не говорил. Ни у одного человека пока не было повода жалеть Людочку Сальникову. Еще чего! Это она их всех пожалеет. Потом. Когда добьется всего и сделает блестящую карьеру.

И пришлось всерьез заняться поисками работы. И тут возникла главная проблема: у нее не было никаких документов. Вот тогда бывшая Людочка Сальникова и узнала, что такое человек без бумажки. И что ничего он из себя не представляет, если это нигде документально не зафиксировано.

Паспорт она себе все-таки купила. На вокзале, за последние деньги. С пропиской в деревне Грязищи под Тамбовом. Люся даже представить себе раньше не могла, что такая существует! Фотографию в паспорте переклеили наспех, в какой-то грязной забегаловке, и у Люси появился первый документ. И по странному совпадению он тоже был на имя Людмилы. Хоть и не Сальниковой, и не Муратовой, и другого года рождения. Она враз стала старше на три года, но и чувствовала себя соответственно новому возрасту. Не успев повзрослеть, сразу постарела. Потому что найти работу оказалось большой проблемой. Не то что хорошую — любую. Без диплома, без знакомств, с пропиской в деревне Грязищи.

В первом белоснежном офисе, куда Люся зашла, над ней откровенно посмеялись:

— Что-что вы закончили?

— Бизнес-колледж. Я менеджер по туризму.

— А где это написано?

— Да я объездила всю Европу! Я все модные курорты наперечет знаю! Я была в Америке. И даже в Африке.

— И как там львы? Не кусаются?

— Вы мне не верите?! Я знаю компьютер и всю оргтехнику. Я хорошо говорю по-английски. Хотите?

— Поговорить? По-английски? Девушка, вы удивительная нахалка. Приехали откуда-то из деревни, у вас кроме паспорта нет никаких документов, даже аттестата о среднем образовании. Столицу решили покорить? С такими-то данными? Да у вас на лице написано восемь классов образования и никаких бизнес-колледжей! Если бы вы честно это сказали, мы взяли бы вас уборщицей.

— Кем?!

— Уборщицей. А так… Извините, но нам люди деньги приносят. А врать нехорошо. Людмила, как вас там? Сергеевна? Прописанная в деревне Грязищи Тамбовской области. А что, правда, такая есть?

— Не знаю.

— Ха-ха.

— Ну хотите, я вам правду расскажу?

— Хочу.

— Я умерла. Понарошку. Муж послал меня кататься на лыжах. А там лавина. Я решила над ним пошутить и вернулась в Москву одна. А меня здесь уже решили похоронить. У мужа любовница. И я решила к нему не возвращаться. Но у меня деньги кончились. Возьмите меня на работу. На самом деле мой папа — кандидат в депутаты областной Думы. И я два года руководила туристической фирмой.

— Ха-ха-ха!

— Что смешного?!

Ее собеседник вытирал слезы и от смеха мотал головой, словно кот. Жмурясь и подмурлыкивая:

— Милая, попробуйте романы писать. Вторая история гораздо лучше первой. И насчет папы хорошо.

— Да что же это такое! Ну-ка, пустите меня за компьютер! Я вам сейчас покажу!

— Ну уж нет! — проворно вскочил ее визави. — Не трогать! Вы сейчас дров наломаете, а с меня начальство спросит!

— Ничего я не наломаю! Я умею, слышите вы?!

— Бумажку покажите. А так откуда я знаю, чему там, в деревне Грязищи в школе учат? Может, вы по клавиатуре молотком ударяете, а на системный блок сковородку с яичницей ставите?

— Иди ты… — разгорячилась Люся. Она даже представить себе не могла, что возникнут такие проблемы! У нее, владелицы туристической фирмы! Грозной начальницы, без которой все должно было в миг развалиться!

— Вот. Это уже ближе к истине. Узнаю: деревня Грязищи.

— Дались вам эти Грязищи!

— Совет хотите, Людмила, ха-ха-ха, Сергеевна?

— Еще чего!

— Нравится мне ваш апломб. Другие приходят тихие, как мышки. Интеллигентный разговор, хорошие манеры, глазки в пол. Все-таки на работу устраиваются. А вы себя ведете, как хозяйка жизни. Никакой работы вы, конечно, не получите. А совет… Если с написанием романа не получится, попробуйте на Тверскую.

— Что?!

— Не пойдет? Хотя… — собеседник с сомнением взглянул на ее отросшие на макушке темные волосы. Мерзкое зрелище, Люся это и сама понимала. Но что теперь с ними делать, если денег на парикмахерскую нет? А он еще и уколол: — Вы правы. Возраст у вас уже, пардон, не девичий, и внешность…

— На себя посмотри. Жиртрест.

Она совсем забыла, что давно уже не Людочка Сальникова и что время злых шуток прошло. Что нужно терпение и аккуратность. И еще раз терпение. А иначе остается только вот так громко хлопнуть дверью и пробкой вылететь на улицу. Свежий ветер в лицо. Хорошо! Но есть-то что-то надо.

В другой фирме Люся была гораздо терпеливее. Но собеседование все равно не прошла. Чтобы она там ни умела, все остальные претендентки были хорошо одеты, вышколены, с дипломами, а это решало многое. Надо было чем-то доказать и свое образование, и опыт работы. Она злилась, но вдруг вспомнила себя. В роли работодателя. Вспомнила и неожиданно покраснела. Как она себя вела! Ничуть не корректнее того толстяка, который все время высмеивал деревню Грязищи.

Совершенно неожиданно судьба возвращала ее же промахи. Что сама делала, то и получи. Круг замкнулся. Первый круг в ее жизни. Она даже представить себе не могла, сколько их еще будет, таких кругов!

Потом была еще одна фирма и еще одна. Люся старательно выписывала из газет объявления о работе, а потом звонила по ним и целый день ходила по указанным адресам. А время уходило, и деньги стремительно таяли. Еще месяц — квартиру бывшей однокурсницы придется освободить.

Что же делать?!

…Она брела по улице, разбитая, несчастная, потрясенная одной неожиданной мыслью. Центральный проспект, толпа народа. Мужчины и женщины движутся друг другу навстречу. По одному, парами и небольшими группками. Смеются, жуют, разговаривают, разглядывают друг друга. Многие из них одиноки и мечтают хоть кого-нибудь найти. Ищут, иначе не ходили бы праздно по этому проспекту. Но почему же не находят? А потому, что ищут не тех. Проклятая слепота! Они не видят истинных себя, не видят и других. Настоящих, не тех, которые, увы, не выбирают себе ни внешность, ни место рождения. Какое должно случиться чудо, чтобы все эти мужчины и женщины вдруг заново увидели друг друга и эта праздная толпа распалась бы вмиг на счастливые пары?

Ей было одиноко. Впервые, потому что новая жизнь не подчинялась никаким сказочным законам. Добрые феи давно уже поняли, что на всех несчастных и обделенных их не хватит, переселились на волшебный остров и стали делать подарки друг другу. И на свете воцарилось зло. Потому что никто никому больше не верил. Ни в одном офисе не верили, что Люся говорит правду. Ее слова никто не мог подтвердить. Директора фирм брали на работу преимущественно своих знакомых или через знакомых, в крайнем случае с хорошим дипломом и солидным стажем.

Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на Люсю благосклонно. И предложил… место посудомойки.

— Сто баксов в месяц. Сутки через двое.

— Мыть посуду?! Мне?!

— А кто ты такая?

— Я — женщина, — гордо ответила бывшая Людочка Сальникова. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.

— Да ну? Впрочем, похоже. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?

— Что?!

— Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. У меня здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Так что?

— Нет, не умею, — с сожалением сказала Люся. — Я танцами никогда не занималась.

— Тогда забудь о том, что ты женщина.

— Может, официанткой?

— Официанткой? Тебя? — Хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. — Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.

— А при чем здесь это, когда я только посуду буду мыть?

— Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят — тебя или меня? Милиция на порог — ты за порог. Поняла?

— Нет.

— В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую девку искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда и приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Сто баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.

У него и в мыслях не было, что девушка не согласится. Она решила, что все это временно. Вот все узнают, какая она, Люся, замечательная, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.

Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с пегими волосами, в старом свитере и за горой грязной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Те самые харчи, обещанные хозяином, оказались остывшими блюдами, не востребованными клиентами. Сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевым, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. И она поняла главное: каждый сам за себя. Аза жирный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.

Как она теперь понимала и его, и синеглазую акулу! Да покусись сейчас кто-нибудь на часть заработанных ею ста баксов, Люся бы его просто разорвала! А месяц между тем подходил к концу. И все яснее она понимала, что это не выход. Что лучшего здесь не светит, а жить где-то надо. Она все больше превращалась в заморенную клячу и не видела никакой возможности скинуть с себя лягушачью кожу. Пусть под ней пряталась даже сама Василиса Премудрая, но кто об этом знал?

«Будь ты проклят, Тимка!» — думала она, обдавая кипятком ненавистные тарелки. Как же хотелось теперь вернуться в тот день, на дорогу, по которой она так опрометчиво отправилась в город, а не к любимому мужу! Какая ошибка! Она могла бы измениться, сделать так, чтобы Тимка ее полюбил, и вернуть назад и свою квартиру, и машину, и деньги папы Сальникова. Ведь это же все ее, черт возьми!

Силы кончились, Люся пошла к дому, где еще месяц назад жила вместе с мужем. Как же хотелось воскреснуть! Черт с ней, с гордостью.

…Конечно, он приехал на машине. На ее машине. Вышел, элегантный, тонкий, весь наполненный звенящей силой, словно кувшин с ледяной ключевой водой. Тронь его, и вода расплещется, обожжет чью-нибудь теплую кожу. Люся наблюдала, как муж подошел к правой передней дверце, открыл ее, подал руку сидевшей там девушке. Опять эта Марина! Улыбается, и какая же счастливая! Еще бы! Тимка от нее просто глаз не отводит.

И неожиданная мысль пришла в голову: да он же ее на самом деле любит! И Люся вдруг впервые представила себя и Тимку со стороны. Почему она никогда этого не замечала?! Он же всегда был с ней удивительно спокоен! Это спокойствие может означать только терпение, но никак не любовь. Любовь — это вечное нервное движение вслед тому, кто не может постоянно находиться рядом с тобой. Потому что расставания неизбежны, а значит, и покой невозможен. Любить — это значит мучиться возможной потерей, постоянно доказывать себе и ей или ему, что ты лучше всех, оставаться счастливым в любом обрушившемся на тебя несчастии только потому, что оно не отняло у тебя главного. Любви. Потому что любовь — это стержень для человека, решившегося на этот великий подвиг. И он вращается вокруг этого стержня, пришпиленный им, словно гвоздем, к поверхности земли.

Почему она раньше этого не знала?!

И вот она стояла теперь совсем близко, и в витрине маленького магазинчика отражались ее грязная куртка, старые ботинки, найденные в кладовке у подруги, потому что ноги уставали в сапогах, и пегие волосы, которые некогда было привести в порядок. А эти двое были такие молодые и красивые! Отличная пара!

Она вовсе не намерена была их оберегать. Каждый за себя. А это ее дом и ее машина. Ее муж, в конце концов. Она просто сравнивала эту Марину и женщину в магазинной витрине и не хотела увидеть их вместе Тимкиными глазами. Ведь он может подумать только одно: я был прав в своем выборе. Мало того, что моя жена — избалованная эгоистка, она еще и неряха. Осталась без денег папы Сальникова и опустилась вконец.

А как ей не хотелось, чтобы он был прав! Неужели стоило все это затевать, чтобы явиться перед ним грязной посудомойкой? Женщиной с такими руками, что не надо никаких визитных карточек. Вытянуть перед собой эти руки и крикнуть: «Все видели, кто я такая?!»

Они прошли мимо, причем оба на нее посмотрели. Скользнули по женщине в грязной куртке два взгляда, загадочный карий и открытый голубой. Красивые, счастливые. Даже не подумали о том. что видят ту, которой обязаны своим счастьем. Она не пряталась, ждала. Но им было все равно. Похоже, что эти двое никого не собирались замечать. Ведь так хорошо все для них устроилось!

Хлопнула дверь подъезда. Она расхотела воскресать. В другой раз и при других обстоятельствах. Еще будет повод испортить им праздник. Только надо бросить жить по правилам, которые придумали для тех, кто никогда не добьется успеха. Придумали те ревнивцы, которые давно уже научились эти правила обходить. Потому что честным путем в жизни ничего не добьешься. Кто верит в эту сказку, тот живет и умирает в нищете. А она этого не хочет. Ни за что. Надо просто как следует подумать. И решение найдется.

И уже бился в голове привычный рефрен всем ее несчастьям: «А у кого-то на даче павлина съели…»