"Угол падения" - читать интересную книгу автора (Андреева Наталья)

Глава 10 РАЗВЯЗКА

Часов до трех ночи Леонидов не мог заснуть. Он заново переживал события последних дней, пытаясь представить, как можно было бы все изменить, чтобы не испытывать той боли, которая разрывала его сейчас.

Наконец, измучившись от бесплодных переживаний, Алексей провалился в сон. На маленькие красные кусочки дробилось яркое платье Ланы, мелькали прекрасные мертвые ноги Лилии Мильто, врывался чем-то темным и зловещим перекошенный рот Лены. И поверх всего сияли необыкновенные Сашины глаза.

На фоне этого бреда непрерывным гулом звучали обрывки чьих-то фраз:

«…Ходит и ходит к ней, вроде по делу…»

«…Она всегда хотела то, что кому-то уже принадлежало…»

«…Она говорила, что Лена все устроит…»

«…Мне ваши пайковые никто не заплатит…»

Шепот несся со всех сторон. Алексей летел, расставив крылатые руки, хватал ими разноцветные разрозненные куски и собирал их в большую пеструю кучу. Все это напомнило ему огромный, разбитый на тысячи фигурных кусочков пазл, где целая и поначалу понятная картина оказывается грудой бессмысленных черточек, полосок, красочных точек и непонятных значков.

Некоторые делают во сне грандиозные открытия, спо- собные перевернуть мир, некоторые сочиняют гениальные стихи или пленительную музыку. Леонидов не был гением: у маленьких людей маленькие масштабы. Положив на нужное место последний кусочек своей мозаики, он услышал победный звон колоколов. Очнувшись, Алексей понял, откуда идет этот звон: на стуле, рядом с его кроватью, уже несколько минут надрывался будильник.

Звонок ударил по Леонидову, как раскаленный прут. Не в силах сразу проснуться, он попытался скрыться от надвигающейся реальности под большой белой подушкой, но пришедшая на непрекращающийся монотонный звук мама стала энергично трясти его за плечо:

— Леша! Вставай. Вставай ты, бога ради! Тебе же на работу!

— Не упоминай Бога всуе, мама, — пробормотал Леонидов.

Мать выдернула из-под него подушку и закричала:

— Вставай ты! Я уже завтрак разогрела. Алексей больно ударился головой о спинку дивана и окончательно проснулся. Остатки сна разлетелись в ванной под брызгами холодной воды. Вздрогнув от прикосновения тысяч ледяных иголочек, он вспомнил все:

«Я понял, кто убийца. У него сейчас работает только слепой инстинкт загнанного животного. А если найдутся еще прямые улики или свидетели? Нет, со свидетелями, похоже, он разобрался. Со всеми ли? Конечно! Какой же я дурак! Идиот! Бежать, срочно бежать! Саша!» — последнее слово Алексей прокричал уже вслух и сорвался из ванной.

Пролетев мимо шарахнувшейся в сторону матери, он почти запутался в мешках и коробках, и, расшвыривая по сторонам стратегические запасы продуктов, стал на ходу одеваться. Через несколько минут Леонидов уже несся к метро. Встречные потоки воздуха обжигали легкие, растренированное дыхание сбилось, ноги налились свинцом. Люди испуганно шарахались в стороны, пропуская мужика с бешеными глазами и хрипящими легкими. Плотную толпу у входа в метро он прорезал, как нож — слегка подтаявшее масло.

Леонидов летел вниз по эскалатору, уговаривая себя: «Я должен идти очень быстро, еще быстрее. Он не успеет убить Сашу, просто не сможет этого сделать, не зверь же он, в конце концов. Я успею. Саша ничего еще не знает, она отвела в садик сына и пошла на работу, а там он ее не тронет, не посмеет. Все в порядке, у меня полно времени. Но, черт возьми, как долго нет поезда. Поумирали там все, что ли?»

Время в такие моменты идет страшно медленно. Промежутки между станциями тянулись, как жевательная резинка, народ, как назло, подолгу набивался на каждой остановке, огромное количество людей ехало, спешило, перемещалось по своим неотложным делам. Полжизни Леонидов уже готов был отдать за машинку перемещения, чтобы мгновенно оказаться у дома Александры Завьяловой, когда наконец вылетел из метро. И снова он бежал, вспомнив, как еще в школе летел к заветной финишной черте, с ликованием оставляя позади соперников и упиваясь своей скоростью. Он был быстрее всех, он возвышался над лениво текущей толпой, презирая ее за вялость и безразличие. На следующей после метро остановке Алексея догнал автобус, и только тогда он сообразил, что на финише просто упадет без сил и не сможет больше ничего сделать.

«Я катастрофически глупею, — уговаривал себя Алексей, глядя, как мелькают за окном дома и застывшие на месте люди. — Если Саша на работе, она никуда не денется. Мне надо ехать брать его, а не лететь сломя голову охранять любимую женщину». Леонидов поймал себя на мысли, что в-первые соединил вместе Сашу со словом «любовь».

Первым делом Леонидов пошел в школу. В полупустой учительской было тихо. Несколько дам готовились к предстоящему уроку или проверяли толстые пачки тетрадей.

— Здравствуйте! — бросил он в пустоту. — Заневская Александра Викторовна в каком кабинете сейчас занимается?

Седеющая накрашенная дама осуждающе приподняла уголки морковных губ:

— У нас урок, молодой человек.

— Я из милиции. Капитан Леонидов, вот документы, пожалуйста.

Дама внимательно уставилась в протянутый ей документ:

— А что случилось?

Бывшие в комнате учителя при слове «милиция» оторвались от своих тетрадей и журналов и внимательно прислушивались к диалогу.

— Ничего особенного. В деле убийства ее родителей открылись новые обстоятельства. Мне необходимо срочно поговорить с Александрой Викторовной.

— И все-таки у нас урок, молодой человек, — не сдавалась подозрительная дама. — Подождите звонка.

— А у нас новый труп, — брякнул Леонидов.

— Постойте, — раздался чей-то низкий неприятный голос. — Она же сегодня на работу не явилась!

— Как не явилась? — внезапно севшим голосом выдавил из себя Алексей.

— Так, просто не пришла. Безобразие! Ну и молодежь пошла! Никакой ответственности, творят, что хотят. Дети у них прямо на рогах стоят. Хорошо, Людмила Петровна перенесла историю с последнего часа на первый. В другом классе тоже придется расписание поднимать. А я не буду за Заневскую работать, пусть директор с ней разбирается.

— Она точно сегодня не приходила? Домой не звонили? — переспросил Леонидов.

— Там трубку никто не берет, — тихо сказала застенчивая светленькая девушка. — Саша никогда раньше не срывала уроки, это первый раз такое. Если даже Сережа болел, она обязательно звонила, что не придет. Наверное, случилось что-то серьезное. Саша ведь такая ответственная.

— Все вы, молодежь, ответственные. Нахватаете часов больше, чем у других, а потом кто-то должен за вас заниматься. Без конца одни больничные, а мы и ползком на работу приходим.

— Вы за меня занимались когда-нибудь, Мария Ивановна? Занимались?

Леонидов не стал слушать продолжение начинающегося скандала. Он выбежал из учительской, плохо соображая, что делает. Ноги сами несли его к Сашиному дому. Он долго-долго звонил в обитую коричневым дерматином дверь, даже стучал в нее кулаком и ногами. Там, по другую сторону, было тихо. Никто не спешил открывать, не раздавалось ни единого шороха, указывающего на то, что за дверью кто-то есть. Алексей вышел из подъезда и увидел рядом с домом детский сад. На деревянной веранде бегали детишки разного возраста, от совсем крохотных до самостоятельных уже маленьких человечков. Алексей вспомнил, что Сереже Заневскому сейчас шесть лет, значит, он должен ходить в последнюю перед школой группу. Не факт, конечно, что это был именно его садик, но Алексей рискнул подойти к двум оживленно беседующим возле забора воспитательницам.

— Здравствуйте! — крикнул Леонидов. Они обернулись.

— Не подскажете, где самая старшая группа?

— Подготовительная?

— Ну, наверное.

— Вон гуляют. Я воспитатель, — кивнула та, что помоложе. — А что вы хотели?

— Сережа Заневский, случайно, не в вашей группе?

— Да, в моей. Только он сегодня не пришел, и мама не позвонила, ничего не сказала. У него очень ответственная мама, учительницей в соседней школе работает. Да вы что хотели-то? Домой к ним зайдите, дома они, где ж им быть?

— Да, конечно, — упавшим голосом уронил Леонидов и слепо пошел в сторону чахлого скверика. Он нашел лавочку, на которой разговаривал тогда с Сашей, сел, тяжело опираясь на деревянную спинку. У него страшно гудела голова, но хуже всего было чувство охватившего Алексея отчаяния.

«Значит, она не привела ребенка в садик. Ушла куда-то вместе с ним. Узнала или просто почувствовала? Куда же она пошла? Если ничего не знает, то, конечно, к сестре. Матери и отца у нее теперь нет, из родственников самая близкая — это сестра. Да, больше Саше некуда было пойти. Чего же я тогда здесь сижу, кретин? Надо бегом бежать к Лене Завьяловой».

Леонидов нащупал в кармане пару жетонов, которые держал на всякий случай, и пошел искать таксофон. На углу одного из домов он увидел пластмассовые кабинки.

— Дяденька, вы жетончики не бросайте, кулаком по нему тресните, он и соединит, — посоветовал пробегавший мимо пацан с черным ранцем на спине.

Леонидов усмехнулся, набрал номер в кабинете Матвеева и при слове «алло» шарахнул со всей накопившейся злостью по железному корпусу телефонного аппарата. Действительно, сработало.

— Павел Николаевич? Это я, Алексей.

— Леша, ты где? Что случилось?

— У меня тут еще один труп наметился. Предположительно сегодня ночью убита Антонова Светлана Анатольевна, высокая брюнетка, была одета в красный костюм, красные туфли на высоких каблуках. Объявите в розыск. Он должен был вывезти труп за город, о направлении ничего покане могу сказать.

— Ты-то сам где?

— У дома Александры Заневской. Она пропала.

— Как это пропала?

— Ушла с ребенком из дома. Он теперь за нее примется, понимаете?

— Где же его искать?

— Там же, где Сашу. Я сейчас еду к Елене Завьяловой, она замешана во всех трех убийствах. Пришлите туда машину и сотрудников. Нужен ордер на ее арест и обыск в квартире.

— Хорошо, Алексей. Все сделаем. Как ты его вычислил?

— Лана подсказала. Дурак я, Павел Николаевич, сколько кругами ходил, и не там искал. Все гораздо проще. Но надо же было до такого додуматься?

— Успокойся, Леша. Я высылаю машину.

— Если раньше приедут, пусть меня подождут. Тут надо осторожно. В квартире могут быть Саша и ребенок.

— Понял тебя. До встречи.

«Если Александра там, живая и здоровая, — это удача. Можно вступить в переговоры, можно торговаться, но спасти ее и Сережку. Не зверь же он, в самом деле? Если Бог есть, он не допустит ничего такого». При мысли о том, что Саши уже может не быть в живых, у Алексея закружилась голова.

…У знакомого дома, когда Леонидов подъехал, уже стояла милицейская машина. Игорек Матвиенко в сопровождении плечистого высокого парня топтался у подъезда, поглядывая на часы.

— Про труп Светланы Антоновой ничего не слышно? — первым делом спросил Леонидов, переводя дыхание.

— Нет еще. Знать бы хоть, в каком направлении искать.

— Надо попробовать в районе Ногинска, за Балашихой. Позвоните в местный розыск, может, у них уже что-то есть.

— Это вряд ли. Если только грибники опять наткнутся. Ну что, пошли?

— Погоди, я сам сначала. Дай рацию, если что — я тебя позову.

Леонидов поднялся на злосчастный этаж, широко развернув плечи. Ему жутко не хотелось жить. Он не представлял себе, как переживет то, что могло уже случиться с Сашей, и мечтал только о пуле, которая вошла бы в ноющее сердце и принесла долгожданный покой.

Налегая на белую кнопку, Алексей звонил, звонил, звонил. Самое странное, что через несколько минут он услышал шаги. Дверь открылась, на пороге появилась Лена Завьялова, без косметики, с измученным серым лицом и в стареньком махровом халате. Она щурилась на свет, не понимая, чего от нее хочет этот страшный человек с перекошенным помятым лицом.

— Где Саша? — хрипло выдохнул он.

— Почему она должна здесь быть?

Лена еще пыталась защищаться, как зверь, одной ногой угодивший в капкан и пытающийся, отгрызть эту самую родную ногу, ставшую вдруг непомерной тяжестью. Леонидов отодвинул Лену и бросился в квартиру, сгруппировавшись для броска. В прихожей был страшный беспорядок, валялись детские вещи, в углу одиноко лежал маленький желтый жирафик из «Макдо-налдса». Алексей поднял его, еще ничего не понимая, побежал на кухню, в комнаты. Он яростно распахивал шкафы, двери кладовой, туалета и ванной, даже зачем-то заглянул под кровать.

— Их здесь нет, — тихим, тусклым голосом сказала вошедшая в квартиру Лена.

— Куда вы ее дели? Она же тебе сестра! Родная сестра! — Леонидов вцепился в плотные Ленины плечи, раскачивая ее из стороны в сторону, пытаясь оторвать от пола.

— Она все равно сдохнет. Пусти! — Лена рванулась, треснул халат, посыпались пластмассовые пуговицы. Стягивая разошедшиеся полы, Лена прошла в кухню, Алексей за ней.

— Вам все равно конец, — убежденно произнес он. — Его сегодня возьмут или объявят в розыск. Думаешь, долго он сможет скрываться? У кого, где? А ты пойдешь под суд как организатор преступления, соучастница. Богатая у тебя фантазия, Елена Викторовна. Твоя ведь идея? Скажи, где Саша, я тебе все пообещаю, что хочешь. Ты сама ведь никого не убивала. Я тебе Л а ну прощу. О мальчике подумай, он тебе не чужой. Я люблю Александру. Если ты полжизни просидишь в тюрьме, я все равно тебя потом задушу. Выйдешь — и задушу. Хочешь, поклянусь собственной жизнью? Вы ее уже убили? — Алексею было страшно, жутко узнать правду, но он опять вцепился в Лену, сжимая ее горло, чтобы куда-то деть горевшие руки.

Она завизжала, стряхивая Леонидова с себя, метнулась куда-то вбок.

— Почему все всегда ей? Мне всю жизнь только обноски, только после нее. Ненавижу! Сука!

Лена ревела, вытирая сопли и слезы рукавом халата.

— Где Саша?! — орал Алексей. — Сделай для сест-1ры хоть что-нибудь раз в жизни!

— Да не знаю я! Она ушла. Пока я разговаривала по телефону, оделась и ушла. Я думала, что она с Сережкой возится, а она вещи собирала.

— Ты что, убийцу вызывала?

— Да, вызывала! Я бы сама ее голыми руками задушила, но она сильнее. Высокая, как же! Вцепилась, как тигрица, за своего змееныша. Сроду была тихоня, а тут характер появился. Все из-за гаденыша своего маленького…

— Когда она ушла?

— Ночью, около двенадцати. Я хотела ее задержать, но не смогла. Я только что по телефону звонила. Его не было.

— Понятно. Очень был занят. Свидетельницу убирал. Куда ушла Александра? Подруги у нее есть? Где она может быть?

— Не знаю. Сама бы хотела узнать.

«Балда! — Леонидов в который раз обругал себя последними словами. — Почему в школе не узнал, кто ее близкая подруга, с кем отношения поддерживает. Но она ушла. Поняла, что за штучка ее сестра, и ушла».

— Что она сказала вам перед уходом, Елена Викторовна?

— Она меня прокляла. Истеричка! Думает, я в Бога верю. Если бы и был на свете этот самый Бог, то. не допустил бы, чтобы одним доставалось все, а другим ничего.

— Какой там Бог! Ты дьяволу давно продалась.

— Давайте ведите! Наручники надевайте на слабую женщину. Преступница, как же! А все эти деньги проклятые. Ну зачем он их взял? Дурак — он и есть дурак. Все мужики уроды. Все! Надо было с Лилькой вдвоем все делать, без этого козла. Она бы свое получила, я свое.

Поняв, что Елена действительно не знает, где сестра, Алексей немного успокоился: значит, не в курсе и убийца. Он вызвал людей снизу.

Когда коллеги поднялись на седьмой этаж и вошли в квартиру, Леонидов сказал Игорю:

— Слушай, ты посиди пока с этой звездой или машину вызови, а мы сгоняем в одно место.

— Леонидов, где я тебе транспорт возьму? Эту даму надо срочно к Матвееву доставить, а ты поезжай на втором номере. Пешкарусом.

— Мне желательно пулей и с сиреной, чтоб подвывала. Времени у меня ноль, надо убийцу брать. А эту девушку можешь пока наручниками к себе приковать и везти в метро. Сейчас извращенцев много, подумают, что вы влюбленная пара с психическими отклонениями.

— Ладно, остряк-самородок. Одевайтесь, — бросил он Елене.

Она скрылась в спальне. Плечистый напарник Матвиенко поинтересовался:

— Не опасная? В окно не сиганет?

— Не, у нее жажда жизни еще не ослабела, надеется выкарабкаться. Я ее на вас оставлю, мужики, разбирайтесь. А я поеду брать главное действующее лицо.

— Слушай, Леха, а у тебя оружие есть? — поинтересовался на всякий случай Матвиенко.

— Нет, в сейфе на работе. Я там сегодня еще не появлялся.

— И ты хочешь, чтобы я тебя одного отпустил? Ну уж нет, не все же лавры должны тебе достаться. Твои мозги — мой пистолет. Устраивает?

— Давай, только бегом.

— Есть!

В машине Игорь спросил:

— Куда едем?

— Для начала в школу. Надо опросить всех коллег по работе Александры Завьяловой, может, она у близкой подруги отсиживается.

В учительской уже произошла смена состава. Из прежних утренних педагогов присутствовала только толстая дама, которая никого не хотела замещать.

— Здравствуйте еще раз, — смиренно произнес Леонидов, хотя в душе у него все кипело, как в жерле разбуженного землетрясением вулкана. — Извините, бога ради, не подскажете мне, где можно найти ту девушку, с которой вы утром так энергично вступили в дискуссию?

— Не знаю, никуда я не вступала. — Мадам не была настроена поддерживать диалог с представителем власти.

— Юноша, о ком вы говорите? — вмешалась в разговор завитая белым барашком бабулька.

— Да о математичке этой молодой, Танечке Савостиной. Представляете, Клара Леонидовна, она мне с утра так нахамила, так нахамила…

— Простите, эта девушка домой еще не ушла? — невежливо перебил ее Леонидов.

— Кажется, у нее урок в шестом классе. Второй этаж, сорок шестой кабинет, — прощебетала Клара Леонидовна.

Оставив двух дам дальше обсуждать проблемы современной молодежи, Алексей, перепрыгивая через несколько ступенек, кинулся искать сорок шестой кабинет. Шел урок, но он не постеснялся прервать занятия и энергично застучал в дверь математического кабинета.

Учительница не спешила выйти, и Леонидов, приоткрыв дверь, выразительно махнул ей головой в сторону пустого коридора. Она поспешно подошла.

— Татьяна, на минуточку. Александра Викторовна не объявлялась?

— Ой, звонила недавно. Сослалась на какие-то семейные неприятности и взяла два отгула.

— Кому звонила? Вы с ней говорили?

— Нет, что вы. Она говорила со своей подругой, Наташей Михайловой. А та уже передала нашему завучу.

— Где сейчас Наташа?

— В другом крыле, в тридцать девятом кабинете. За дверью уже нарастал гул, Танечка поспешно нырнула в класс, а Леонидов с низкого старта метнулся в другое крыло.

Наташа не хотела отрываться от урока. Она игнорировала все кивки незнакомого молодого человека, пока он не вошел в класс:

— Можно вас на минуточку?

— А в чем дело? У нас урок.

— Я из милиции.

— Из милиции?

Она поспешно вышла вместе с Алексеем.

— Где Александра? Наташа замялась.

— Я друг Александры Викторовны. У нее серьезные проблемы, и мне срочно надо ее увидеть.

— Это семейное дело.

— Уже не семейное. Где она?

— У меня дома. — Наташа покраснела. — Знаете, так странно, я сама ничего не понимаю. Пришла поздно ночью, вся в слезах, с Сережкой, он кое-как одет. Она просила никому ничего не говорить. Я позвонила ей два часа назад, потом не выдержала — сказала директору, а то нехорошо получается, все волнуются. У нас никто без веской причины занятия не пропускает. Все так за Сашу переживают. Ну, с кем не бывает, поругались, зачем же скрывать от коллектива.

— Ясно. Значит, уже вся школа знает, что Александра у вас.

— Ну… А что тут такого?

— Адрес ваш?

— Что?

— Адрес, адрес. Куда ехать, скажите.

— Это еще зачем?

— Девушка, я в уголовном розыске работаю. Жизнь вашей подруги в опасности, а вы еще этому поспособствовали.

Наташа покраснела еще больше и стала сбивчиво объяснять, где живет. Оставив недалекую простодушную подружку в коридоре, Леонидов бросился к машине. Выяснять, появлялся ли тут он, времени уже не осталось. Он ведь не дурак — никому и в голову не пришло, что именно ему нельзя говорить, где находится Александра, наоборот, должны были с охотой посодействовать.

«Будем надеяться, что два часа — приличный запас времени, не должен он меня опередить. Хорошо бы, у этой Наташи двери были такие же крепкие, как ее мозги, и телефон в порядке. Хотя звонить в милицию Саша не будет, это уж точно».

По улицам они гнали, врубив сирену и не обращая никакого внимания на цвета светофора. Район, как назло, был новым, жители путались в номерах домов и сразу не могли сообразить, куда послать сотрудников уголовного розыска. Пока нашли нужный дом, Леонидов уже успел раскалиться от злости на бестолковость людей, пугавшихся милицейской машины. Жутко хотелось набить кому-нибудь морду или, на худой конец, просто укусить. Как цепной пес, он кинулся к лифту, велев Игорю на всякий случай подниматься по лестнице. Выйдя из лифта, Леонидов сразу услышал его голос:

— Саша, я все равно войду. Открой. — Слышен был скрежет чего-то металлического о корпус замка.

На звук открывающейся двери лифта мужчина повернул голову. Леонидов сделал вид, что достает пистолет:

— Владимир Владимирович Заневский? Вы арестованы. Руки поднимите, и лицом к стене.

Конечно, он наплевал на пистолет. Заневский понял, что теряет или жизнь, или свободу, и неизвестно, что окажется в его случае важнее. Да и пистолета никакого у Алексея не было, зато была дикая злость. Они сцепились там же, на лестничной клетке. Топтались рядом, мешая друг другу. Чужое человеческое тело оказалось жестким и неудобным, оно было сильным и норовило подмять под себя Алексея и вдавить его в пол. Руки никак не могли преодолеть слои одежды, все время срывались и отчаянно хотели разжаться и отпустить. Леонидов уже почти отпустил Заневского, когда тот неожиданно обмяк и осел на пол.

Матвиенко нагнулся и защелкнул на нем наручники.

— Спасибо. — Алексей вытер саднившую губу. Во рту скапливалась кровь.

—: Леха… ты как?

— Ты его чем?

— Да пистолетом. Здорово ты его держал.

— Тащи вниз, я сейчас.

Матвиенко потащил к лифту мычащего Заневского.

«Все, конец». Леонидов прижался к стене, пытаясь успокоить дрожащие колени. Как на фотографии, погруженной в проявитель, на теле пятнами начала появляться боль. Пачкая о стену свою куртку, он передвинулся ближе к двери и потянулся занывшей рукой к звонку.

— Саша, это я.

— Кто? — прошелестел за дверью испуганный родной голос.

— Алексей. Его увели, Саша.

— Леша? Его точно нет?

— Нет. Здесь только я.

Дверь приоткрылась. Леонидов увидел испуганный синий глаз, прилипшие ко лбу кудряшки и схватил ледяную тонкую руку:

— Испугалась?

— Тише, Сережа спит.

Они тихонечко вошли в квартиру.

— Я Сережку в дальней комнате закрыла, он полночи не спал.

— Что случилось? Ты доллары нашла?

— Да, в стиральной машинке. Она сломана, машина эта, там всякий хлам лежит, я стала старый Сережкин носок искать, чтобы распустить и рейтузы довязать. А там этот пакет…

— Белый с синим. А в нем тридцать тысяч долларов.

— Кажется, меньше…

— Значит, уже попользовался.

— На нем кровь. Я сразу поняла, что это кровь.

— Зачем же ты к Лене поехала?

— А куда? Я же не знала, что они…

— Любовники? Ты что, слышала, как она звонила?

— Нет. Лена как-то странно себя повела, когда я рассказала ей про эти деньги. Я ничего не могла понять, как Вовка выследил Серебрякова, как он вообще узнал про него и эти доллары. А Лена сразу разозлилась и отправила меня в маленькую комнату, мол, чтобы Сережку уложила. Там снаружи такая щеколда, папа прибил, чтобы дверь сквозняком не. открывало. Когда мы с сыном в комнату ушли, Лена вдруг взяла и щеколду эту задвинула. Я испугалась, стала в нее плечом бить — никак. Схватила в горячке кресло, что рядом стояло, чтобы ударить чем потяжелее, а там за креслом Вовкин халат. Со спинки, наверное, соскользнул и давно валялся. Я сразу узнала этот халат, сама подарила на двадцать третье февраля, долго не могла придумать, что купить, ходила, выбирала. Потом как-то летом приехала с дачи, а халат исчез. Я в голову не брала, куда он делся, а тут лежит в Ленкиной спальне, а из кармана лифчик торчит, явно не мой. Тут я все поняла. Сестра давно мне грозилась что-то рассказать, о чем я не знаю, намекала, что я чего-то не понимаю, что ей меня жалко, что, мол, я жизни не знаю. Ленка всегда что-то недоговаривала, хотя ей так и хотелось ляпнуть. Если бы я знала, что они такие сволочи! Знаешь, как я разозлилась? Шарахнула по двери этим самым креслом. Ленка в кухне как раз номер набирала. Я сразу вспомнила про Лилю и поняла, что они хотят сделать. В голове только Сережка: что с ним будет? За сына я бы их обоих убила. Подняла его с постели, схватила вещи. Мы с Ленкой в коридоре схватились, она Вовке так и не смогла дозвониться…

— Правильно. Он в это время был занят Ланой.

— Какой Ланой?

— Соседкой, к которой Серебряков приходил. Она случайно видела твоего мужа в тот день, когда он Лилю убил.

— И что с этой Ланой? — .Убил он ее, думаю.

— Господи! Мой муж! Семь лет жила и не знала. Знала, что подлец, что жадный, что меня не любит, но что может убить? А все говорили: «Как тебе повезло: не пьет, не курит, прилично зарабатывет». Ну почему так? Почему я?

— Саша, возвращайся домой. Скоро твоя подружка придет, плохая, между прочим, подружка. Так что езжай отсюда.

— Домой? Я не могу.

— Езжай в квартиру родителей.

— А Лена?

— Ее увезли.

— Как же так? Я теперь что, совсем одна? Я не могу сейчас одна.

— Я приеду вечером. Скажи только, куда приезжать.

— Ты точно приедешь?

— Конечно. Куда?

— В квартиру родителей. Лучше там. На работу все равно завтра не пойду.

— Саша, мне надо идти. Вечером обязательно буду.

Она подняла на него влажные испуганные глаза, сжала руку.

Алексей стиснул зубы, потому что рука болела, он сам не мог понять, почему рука-то? Осторожно разжал Сашины пальцы, кивнул и, не оглядываясь, пошел к лифту. Надо было закончить неприятное дело, а потом зализывать собственные раны, хотя дело это уже стало касаться и лично его, Алексея Леонидова.

Елена Викторовна Завьялова сидела в кабинете Матвеева и упорно разглядывала осенний пейзаж за пыльным стеклом. Она находилась в состоянии оцепенения, когда окружающий мир становится похожим на картинку в телевизоре и все воспринимается как происходящее не с тобой, а с каким-то другим, нереальным персонажем. По комнате рядом с Леной ходил какой-то человек, говорил, садился, писал; незнакомая, сильно уставшая женщина что-то ему отвечала, все было серо и смертельно скучно.

— Какие отношения у вас с мужем сестры, Владимиром Заневским?

— Нормальные.

— Он ваш любовник?

— Нет.

— Кому принадлежит идея убийства ваших родителей и Александра Серебрякова?

— Кому вы звонили вчера ночью, когда пытались задержать в квартире сестру?

— Да, я звонила Володе, чтобы он приехал и забрал Александру, она явно сошла с ума. Только ненормальной женщине может прийти в голову подобный бред, что муж якобы покушается на ее жизнь и жизнь собственного сына.

— Следовательно, себя вы тоже к категории нормальных людей не относите, раз допустили убийство собственных родителей?

— Это была трагическая случайность. Я тут ни при чем.

— А про деньги, которые нашли в квартире Занев-ского, вы тоже первый раз слышите?

— Какие деньги?

— Тридцать тысяч долларов.

— Не знаю ни о каких деньгах.

— Неужели? А вот Антонова Светлана Анатольевна показала, что говорила вам об этой сумме, деньги ей в тот вечер вез Серебряков в качестве отступного.

— И где же эта Светлана Анатольевна? Пусть при мне все это скажет.

— Как вы, Елена Викторовна, уверены, в том, что ваш любовник убрал столь неприятную свидетельницу.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Хорошо, придется устроить вам очную ставку с Владимиром Заневским. Может, коллективно мы доберемся до истины.

— Устраивайте. Пожалуйста.

В соседнем кабинете так же упорно держал круговую оборону Заневский.

— Где вы были вечером двадцать девятого августа?

— Я заходил к сестре своей жены, как обычно, заносил ей работу. А что, в этом есть какое-то преступление?

— Во сколько вы ушли?

— В половине десятого. Лена может это подтвердить. Ее родителей еще не было дома.

— И вы с ними не встретились возле лифта?

— Нет, я никого не видел, спустился вниз и пошел к машине.

— А откуда у вас дома деньги, тридцать тысяч долларов, которые были у Серебрякова в тот вечер, когда его убили?

— Подбросили.

— Вместе с вашими отпечатками пальцев и следами крови?

— Должен же я был посмотреть, что в этом пакете?

— А почему не принесли пакет в милицию?

— Не успел.

— Когда вы его обнаружили?

— Вчера.

— К вам домой в последнее время посторонние люди заходили? Кто мог подбросить такую улику?

— Мало ли. Может, слесарь заходил или водопроводчик?

— Хорошо, мы возьмем показания у вашей жены. Где выбыли вечером седьмого сентября?

— Дома.

— А вчера вечером — тоже дома?

— Да.

— Елена Завьялова звонила вам около двадцати че- тырех часов, вы не подошли к телефону.

— Я спал.

— А то, что жены не было дома, вас не удивило?

— Нет. Мы поссорились, она вполне могла уйти к сестре.

— Светлана Антонова видела седьмого сентября вас выходящим из квартиры Елены Завьяловой в сопровождении Лилии Мильто. По телефону она сообщила мне об этом факте накануне своего исчезновения.

— Кто такая эта Антонова?

— Соседка Завьяловой.

— Пусть сама скажет. Вы что угодно можете на меня наговорить.

— Вы убили Светлану вчера вечером. Где спрятали тело?

— Что? Никого я не убивал!

— Зачем вы пытались взломать дверь в квартиру Натальи Михайловой, где пряталась от вас ваша жена, которая нашла спрятанные деньги и боялась, что ее вы тоже убьете?

— Она все выдумала. Саша детективов начиталась, вот и вообразила черт знает что. Придумала, будто я хочу ее убить.

— А разве не так было?

— Я просто хотел вернуть ее домой.

— Значит, вы отрицаете свою причастность к убийству пяти человек.

— Отрицаю. Я никого не убивал.

Спустя полчаса Матвеев и Леонидов подводили первые итоги допросов. Оба выглядели не лучшим образом, Павел Николаевич, вздыхая, рассматривал распухшую щеку Алексея и его запавшие глаза.

— Ну что, Леша, устал?

— Еще как!

— Молчат они. Что делать-то будем?

— Без Сашиных показаний не обойтись. Придется устраивать очную ставку ее и этих двух ублюдков.

— Как ты их.

— А как еще? Надо во что бы то ни стало сломать их круговую поруку. Пока они друг за друга цепляются, их не расколоть. Есть у меня одна мыслишка, гнилая, правда, но кто знает? Надо вечерком проверить. Ну и на Сашу я надеюсь. Она теперь главный свидетель.

— Думаешь, сможет все это выдержать после" вчерашнего?

— Она добрый человек. Глядишь, еще и захочет простить родственничков. Но их надо непременно засадить, а по Заневскому вообще вышка плачет. Я постараюсь уговорить Александру, чтобы она дала показания.

Леонидов опять вернулся к тому, с чего начал: он подходил к злополучному дому, разглядывая приевшийся окрестный пейзаж. Все оставалось таким же: прутики деревьев, посаженные вдоль бетонного бордюра, несколько запачканных свежей грязью ступенек в неухоженный подъезд, остов покалеченного домофона. Но раньше в подъездной темноте и сырости он ясно различал запах мертвечины, а теперь пахло просто собачьей мочой, мокрыми газетами и влажным цементом. Почтовые ящики знакомо щерились железными зубами, приблудная черная собака с отвисшим брюхом только лениво приоткрыла на Алексея свой гноящийся глаз. Жизнь перестала казаться опасной, она поражала своей обыденностью и повторяющейся чередой неприятных мелочей.

Когда Саша открыла дверь, Леонидов вспомнил, что никогда раньше не видел ее в домашнем халате. Она была сонная, слегка растрепанная, с легкой красной полоской на примятой подушкой щеке, и этот Сашин будничный вид был лучшим признанием его нынешних прав. Из-за ее спины выглядывала кудрявая Сережкина голова.

— Ну, как вы?

— Заходи, заходи, — Саша втащила его в комнату. — Мы — ничего. Спать только все время хочется.

— Это у тебя такая своеобразная реакция на стресс. Некоторые, например, начинают все время жевать.

— Если ты себя имеешь в виду, то ужин я приготовила.

— Да нет, это я так, без намеков. Если честно, я тоже где-нибудь бы сейчас отрубился.

— Иди руки мой. Есть-то все равно небось хочешь?

— Хочу.

Пока Саша накрывала на стол, Алексей с наслаждением плескал себе в лицо ледяной водой, пытаясь избавиться от накопившейся усталости. На кухне он увидел три тарелки. Сережка с десертной ложкой в руке ждал, когда взрослые усядутся за стол. Вот тогда Алексей впервые подумал, что теперь у него есть семья.

— Мама, а мы завтра в садик тоже не пойдем?

— Нет. И завтра не пойдем, и послезавтра, и после-послезавтра тоже.

— Прогуляем?

— Просто будут выходные.

— У-у-у. Я думал, прогуляем. В понедельник теперь пойдем?

— В понедельник. Картошку будешь?

— Нет. Можно, после супа я пойду мультик. смотреть?

— Можно.

— А я буду картошку, — заявил Леонидов.

— Значит, тебе досталась двойная порция. — Саша загремела кастрюлями у плиты.

— Как он там? — спросила она, имея в виду мужа.

— Саша, ты его любишь? — спросил Алексей, прислушиваясь к топоту убегавшего к заветным мультикам ребенка.

— Любила когда-то. И сильно любила, раз не заметила, как мало в нем человеческого. Теперь только омерзение. Убивал из-за денег. Неужели ему мало было? Ведь неплохая работа, и я никогда не просила больше того, что он мог принести в дом. Не понимаю.

— Боюсь, когда ты узнаешь все до конца, тебе будет еще страшнее.

— Ты про что?

— Саша, помоги мне. Я хочу, чтобы твой муж и Лена сделали признание. Ты должна дать показания, что Владимира не было дома в те вечера, когда совершались убийства, что в дом не приходили Посторонние и никто не, мог подбросить сверток с деньгами. Ты понимаешь?

— Ты не представляешь, что говоришь. Давать показания против самых близких оставшихся у меня людей, выносить на свет Божий всю эту грязь и мерзость…

— На суде тебе все равно придется обо всем услышать. Они тебя предали. Оба предали, причем сестра это сделала сознательно, чтобы причинить как можно больше боли. Ты просто не хочешь в это верить, все надеешься на что-то. А ничего уже не изменится. Пойдем завтра со мной?

— Куда?

— На очную ставку.

— А Сережа?

— Посидит с моей мамой. Она давно мечтает о внуках, а тут уже сразу — ходящий и говорящий, пеленки стирать не надо.

— Что ты, неудобно.

— Удобно, еще как! Давай я буду решать, что мы себе можем позволить сделать, а что нет? Я знаю свою мать, она обрадуется, а мы закончим это дело. Поедешь со мной?

— Хорошо.

— Расстроилась?

— Не люблю всех этих объяснений. С работы, наверное, придется уйти.

— Не надо никуда уходить. Делай вид, что у тебя все в порядке. Улыбайся чаще, ничто не бесит наших врагов так, как улыбка на лице. Найдется новый повод для сплетен, а о тебе все забудут.

— Ладно тебе. Мне сейчас так плохо. Никогда не смогу забыть все это. Кажется, сколько будешь вспоминать, столько и будет больно.

— Глупости. Я сколько всего забыл. Думаешь, мало? Иногда так сам себе и говорю: «Ну, все, сегодня последний счастливый день в моей жизни». А через три дня какая-нибудь глупость случится — и опять счастлив, как дурак. Не может человек всю жизнь находиться в мрачном настроении, иначе все давно начали бы с крыш пачками прыгать.

— Смеешься надо мной.

— Утешаю. Кончай реветь, а то, если можешь, лучше водки выпей.

— Да я не пью.

— Я, что ли, пью? Стресс надо снимать. Думаешь, водку дурак придумал? А то государство случайно с ее продажи такие бабки имеет! Здесь налицо спекуляция главной человеческой слабостью: иллюзией пофигизма. Давай налью? О, тут и сок в холодильнике имеется. Сестренка любила красиво пожить.

Он разбавил апельсиновым соком немного водки, налил себе и Саше:

— Ну, давай, за то, чтоб быстрее все кончилось и мы жили долго. и счастливо.

Саша не стала возражать, они чокнулись, выпили. Александра сразу порозовела, стала клевать носом.

— Саш, постели мне где-нибудь и иди спать. Я останусь? Не тащиться же на ночь глядя на другой конец Москвы? Маме позвоню?

— Ладно.

Она пошла в большую комнату, и Алексей услышал скрип стенных шкафов.

Он плстио прикрыл дверь и набрал номер домашнего телефона:

— Мама? Это ты?

— Кто же еще?

— Ты что делаешь?

— Телевизор смотрю. Ужин приготовила: макароны сварила, сарделек. Сегодня масло на рынке опять подорожало, представляешь? .

— Мама, я женюсь. — Леонидов прижал трубку вплотную ко рту, прикрыл рукой.

— На Ляле? Ты у нее? Помирились? — обрадован-но охнула мать.

— Нет, я не у Ляли. Завтра утром мы к тебе приедем, мальчика у тебя оставим на пару часов?

— Какого мальчика? — охнула мать.

— Теперь уже нашего. Готовься.

— Леша, как же это?

— Да вот, так вышло. Сама же хотела внуков. Один уже есть. Мама, ты там смотри не очень переживай. Ты нам нужна.

— Да я всю ночь теперь не усну.

— Спи. Спокойной ночи, целую.

Кроме чистого белья Саша отыскала также запечатанную в целлофан зубную щетку и новенькие спортивные штаны внушительного размера.

— Папины еще. Новые, ни разу не надел. Большие?

— Веревочкой подвяжу. Спасибо.

— Позвонил?

— Ну.

— И что?

— Пойдем, Саша, кино какое-нибудь хорошее посмотрим. Я там кассет на полке много видел…

— Это Ленины.

— Да? Тем лучше. Надо поближе познакомиться со вкусом твоей сестрицы. Как говорится, перевирая классику, скажи мне, какие фильмы ты смотришь, и я скажу, что ты собой представляешь…

Утром Леонидов проснулся в чужой, незнакомой комнате и не сразу вспомнил, что произошло накануне. Когда вчерашние события приобрели отчетливые очертания, у него сразу улучшилось настроение. Он принял душ, съел приготовленный Сашей завтрак, помыл посуду, пока она собирала Сережку, и позвонил Матвееву. Выполнив череду последовательных полезных действий, Алексей почувствовал, как вместе с отличным настроением приходит к нему пьянящее ощущение полета и удачи. Подталкиваемый этим мощным рычагом, он. неожиданно для себя выскочил на лестничную клетку. Тайник был в том месте, где он и предполагал: на последнем этаже, за трубой, удобное, темное местечко. Алексей сунул туда руку, понюхал палец, потом, пошарив, нащупал что-то мягкое, кожаное. Удовлетворенно вытер носовым платком испачканную руку:

«Умница, Леша, умница. Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, а ты умница. Гений сыска! Великий и непревзойденный. Всякие занюханные персонажи убогих классиков тебе не годятся в подметки, недостойны стирать пыль с твоих великих башмаков!»

Восторженную оду в его собственную честь прервал испуганный Сашин голос:

— Леша, ты где?

— Иду, иду. Вы готовы?

Из квартиры Леонидова вкусно пахло домашними пирожками. «Ну, точно, всю ночь не спала», — подумал он про мать, нажимая на кнопку звонка. Мама вышла в выходном черном платье, украшенном традиционным белым воротничком. Они с Александрой очень смущались друг друга, разговор вертелся в основном вокруг ребенка: что он любит, что не любит, как ходит в садик.

— Мы с ним сейчас покушаем и гулять пойдем. Правда, Сережа?

— Да, мы пойдем в магазин, посмотреть, сколько сегодня стоит сливочное масло.

Мама' Алексея умилилась, а Саша покраснела.

— Это он в садике наслушался. Сейчас даже дети только об этих ценах и говорят, — стала зачем-то оправдываться она, а Леонидов добавил:

— Ну, раз у тебя с бабой Любой есть общая тема для разговоров, я за вас спокоен. А мы с мамой пойдем по делам.

В здание уголовного розыска они с Сашей вошли, взявшись за руки. Алексей тихонько сжимал ледяную. кисть, пытаясь оживить застывшую женщину. От страха она даже слегка дрожала.

— Не бойся, это как у зубного: когда мы отсюда выйдем, все страшное будет уже позади", но зуб рвать все равно надо.

…Они сидели в небольшом кабинете: Лена Завьялова с безразличным огрубевшим лицом, нервный, дергающийся Заневский, за ночь растерявший остатки боевого запала, испуганная Саша. Владимир упорно не смотрел на жену, впрочем, на любовницу тоже.

Матвеев переложил на столе несколько бумажек:

— Ну что, начнем? Надеюсь, сегодняшняя ночь изменила вашу позицию: намерены вы дать соответствующие показания о причастности к убийству Серебрякова, Завьяловых, а также Лилии Мильто? Как, Владимир Владимирович?

— Мне не в чем признаваться. Вы пытаетесь меня оговорить. Я не виноват.

— А вы, Елена Викторовна?

— Я вообще не понимаю, что от меня хотят.

— Значит, душу облегчить себе не желаете и меру наказания тоже? Приятно видеть в вас такую солидарность, тем более что так же слаженно вы готовились к первому преступлению. Нам тут коллеги помогли не-~ много. Последние штрихи к портрету, так сказать. Алексей Алексеевич, вы готовы? Начинайте.

— Итак, вся эта история началась даже не с Лилии Мильто, а раньше, гораздо раньше. Точную дату, когда вы, Елена Викторовна, соблазнили мужа своей сестры, я назвать, естественно, не берусь, но то, что это случилось, вполне рискну доказать…

Это действительно случилось — и не так много времени прошло после громкой свадьбы, накануне которой так горько плакала Лена.

Больше всего в сестре Лену бесило то, что на ней все почему-то хотели жениться. Первое предложение Саше сделал на втором курсе очень приличный молодой человек. Но Александра признавала только браки по любви. Претендент был отвергнут и долго не мог утешиться. Потом были и другие, такие же терпеливые молодые люди, настроенные на длительный семейный союз, скрепленный соответствующей печатью и подписями.

Лене предложений не делали, ни до Сашиного замужества, ни после. Лена с юных лет вбила себе в голову, что даже самая некрасивая девушка, если постарается, может соблазнить любого мужчину, а дальше уже дело техники. Она набиралась постельного опыта где только это было возможно, надеясь, что новые партнеры откроют ей какой-то все время ускользающий секрет: как стать необходимой мужчине настолько, чтобы он решился на брачные кандалы. Секрет этот никак Лене не давался: мужчины охотно пользовались ее постельными услугами, демонстрировали свои мускулы и таланты, но женились почему-то на других или неизменно уходили к ним после бурной ночи.

Все это Лена переживала не очень, пока перед глазами не появился пример Александры и ее мужа. Саша цвела: кожа ее блестела по утрам, глаза светились, волосы вились безо всякой химической завивки. Лене оставалось только бессильно колотить руками подушку по ночам. А потом еще и этот обмен квартиры: Саша ждала ребенка. Лена с самого начала высказывала свое недовольство, ведь Саша получала так нужную ей самой свободу от родителей, а она, Лена, оставалась на положении домработницы.

Она пробовала возмущаться, мама уговаривала:

— Леночка, но у Саши семья, их скоро будет трое.

— Я тоже скоро выйду замуж!

— Да. Когда это случится? Если случится… — со вздохом добавляла мама. — К тому же у тебя всегда будет своя комната.

— Ну уж спасибо, — огрызалась Лена.

Взамен потерянных прав на отдельную жилплощадь Лена потребовала единоличное завещание на родительскую дачу. Саша не стала спорить: ей было все равно. Лену же в их с Владимиром квартире просто трясло: муж, отдельное жилье, ребенок, всеобщая любовь. Она ненавидела сестру, и когда на новоселье пошла на кухню, чтобы скрыть слезы зависти, столкнулась нос к носу с зятем.

— Выпьем, что ли, на брудершафт, Володька?

— Да мы вроде на «ты».

— А поцелуй?

Она привалилась к сестриному мужу, всасывая в себя его рот и засовывая свой язык ему чуть ли не в горло: Лена была сильно подвыпивши.

— Ладно, сестричка. — Зять оторвался от Лены, но посмотрел на нее очень внимательно.

— «Надо проверить, какой ты верный муж», — решила Лена, вытирая смазанную помаду.

Случай представился скоро. Пришло лето, родители собрались переезжать на дачу. Саша вышла в декрет и тоже решила перебраться туда же — поесть свежей зелени, погреться на солнышке. Лена сдавала в это время летнюю сессию, Владимир работал и за город перебираться явно не спешил: отношения с родителями жены у него не заладились с самого начала.

Как-то он заехал к Елене домой за материалом, который теща купила на пеленки и впопыхах забыла в городской квартире. Женщины готовили на даче детское приданое. Как это всегда бывает во время беременности жены, Володя изголодался по нормальному сексу. Лена же открыто его спровоцировала, появившись в купальнике: на улице стояла изнуряющая жара, оба с трудом соображали, что делают. Опомнились они уже ночью: воздух остыл и был не таким раскален-. ным, вентилятор шумел, навевая прохладу на мокрые голые тела. Они курили в темноте, лениво перебрасываясь словами. У Лены и Владимира оказалось много общего: оба любили хорошую еду, красивые машины, дорогие вещи, свободу и терпеть не могли Лениных родителей. Володя вырос в провинции, всю сознательную взрослую жизнь мечтал жениться на москвичке, чтобы зацепиться в столице. В Лене он нашел достойную собеседницу и единомышленницу: оба обожали сплетничать и умели видеть в людях только недостатки, находя мыслимые и немыслимые изъяны в достоинствах.

Им так понравилось проводить совместные летние ночи, что после экзаменов Лена нашла работу и осталась в городе до осени, Володя тоже сослался на собственную незаменимость и не стал брать очередной отпуск. На даче они появлялись в выходные, наездами, причем старались появляться там по очереди, испытывая еще некоторую неловкость перед родителями и Александрой.

Их сексуальные отношения становились все изощреннее. Оба обожали смотреть самую черную порнуху, пытаясь параллельно изобразить увиденное. Много позже им пришла идея заснять на видео собственные упражнения в этой области — это особенно возбуждало, когда приедалось все остальное. Любительское порно куда больше действует как стимулятор, чем обыкновенная эротика, люди там гораздо реальнее и движения куда ближе к истине, чем искусственные ахи и вздохи. Когда кончилось то лето, Саше пришла пора рожать. Еще неделю, пока она лежала в роддоме, в распоряжении Елены и Владимира была квартира Заневских, потом начался кошмарный период грязных пеленок, ночных бдений и детских болезней. Владимир все больше уставал от семьи. Свободную квартиру своих многочисленных приятелей или подружек Лене удавалось найти редко, а страсть, как известно, разгорается еще сильнее, если нет возможности ее удовлетворить. Родители становились все нестерпимее своими придирками и подозрениями. Квартира разделилась на два лагеря, кухня попеременно становилась то местом примирения сражающихся сторон, то трибуной, с которой объявлялось начало новых военных действий. Планы Лены Завьяловой не имели определенных очерта- ний, пока она не встретила Лилию Мильто. А нашла Лена школьную подругу совершенно случайно, она зашла в «Алексер» присмотреть подарок к Сашиному юбилею свадьбы. Сестра обожала семейные праздники, тщательно хранила в своей памяти все скромные даты, свято верила в семью, в традиции общего для всех воскресного стола и упорно не хотела замечать, что муж просто не сопротивляется, но участия в подготовке праздников почти не принимает.

Итак, Лена зашла посмотреть подарок, а увидела бывшую одноклассницу в умопомрачительной мини-юбке и с сияющим выражением лица. Лиля переживала в тот момент период блестящего романа с Александром Серебряковым и с восторгом описывала грядущие перспективы устройства личной жизни. Практичная Лена решила, что возобновить подобное знакомство никогда не помешает. Бывшие близкие подруги поужинали вместе в приличном ресторанчике, поделились новостями и стали периодически друг другу позванивать, сообщая о больших успехах и маленьких неудачах. Однажды Лиля прилетела к Елене прямо домой вся в слезах. Бурный поток ругательств и обвинений та сначала выслушивала с. брезгливостью: сама Лена в подобных случаях сора из избы предпочитала не выносить. Только ночью, пытаясь заснуть после просмотра очередного кровавого боевика, Лена вспомнила рассказ подруги и поняла, чем Лилины беды могут лично ей, Лене Завьяловой, пригодиться. И тогда у нее родилась эта простая и страшная идея.

— Итак, вы, Елена Викторовна, тайком от сестры и родителей стали встречаться с Владимиром Заневским. Не удивительно, что рано или поздно родственники стали вам здорово мешать. Несколько лет вы терпели, накапливая в себе злость и раздражение, но мысль об избавлении от постоянного источника неприятностей покоя вам не давала. Лилия Мильто своим рассказом об удачливом, но разборчивом бизнесмене натолкнула вас на мысль об идеальном убийстве. Лиля так красочно расписывала привычки и мельчайшие подробности жизни своего бывшего любовника, что вам стало казаться, будто Серебряков ваш личный близкий друг. Вы, Елена Викторовна, узнали про его необычайную пунктуальность, расчетливость, потребительскую страстишку к красивым женщинам определенного поведения и решили на этом сыграть.

Как раз в этот момент ваша очаровательная соседка Лана, живущая на содержании у состоятельных мужчин, осталась без очередного покровителя. И вы решили подсунуть ее Серебрякову, чтобы держать того под постоянным контролем. Не знаю, как вам удалось сломать бедную Лилю, но Лиля заболела идеей справедливого, как ей казалось, возмездия, и согласилась помочь вам и Заневскому. Таким образом, возникла преступная группа, целью которой стало убийство трех человек. Девушке Лане был преподнесен в качестве подарка на Восьмое марта состоятельный бизнесмен Александр Серебряков, Лиля начала свою деятельность в качестве наставницы у своей преемницы ценного тела, и скоро первый этап преступного плана был осуществлен: Серебряков стал со свойственной ему пунктуальностью посещать новую пассию.

Тогда же, уважаемая аудитория, Лена начала подготавливать своего любовника Владимира Заневского к следующему этапу: она культивировала в нем мысль о неизбежности того, что должно было произойти. Ведь вы, господин Заневский, человек по натуре слабый. Возможно, в первый раз выслушав идею своей дамы сердца, вы даже обозвали ее дурой. Возможно. Но Лена умеет уговаривать, да и теща с тестем в компании с нелюбимой женой доставали изрядно. За семейным столом разговор неизбежно скатывался к тому, как Владимира облагодетельствовали московской пропиской и дареной квартирой, как пригрели, одели, накормили. У неуверенных в себе людей чувство собственного достоинства — место наиболее уязвимое. Всю жизнь им приходится переступать через себя, доказывая, что они и сами могут чего-то добиться в жизни. Владимир терпел, скрипел зубами, но купил-таки пистолет и приготовился сделать то, к чему его склоняли вы, Елена Викторовна.

Теперь можно было приступать к третьему этапу, а именно: обеспечить присутствие Владимира в те вечера, когда это было нужно, то есть когда Серебряков посещал Лану. Для этого вы, Елена Викторовна, придумали историю с работой, которую Заневский якобы должен был вам иногда передавать от своих знакомых. Через несколько дней он вновь приходил затем, чтобы эту воображаемую работу забрать. Родители ваши в компьютерах, естественно, ничего не понимали, но охотно пользовались билетами в кино и в театр, которые вы любезно им предлагали, чтобы избавить от встречи с нелюбимым зятем. Возвращались они обычно к десяти часам, когда начинался телесериал. Вы никогда не забывали посмотреть с родителями очередную серию, обсуждая увиденное и слушая родительские впечатления. Встречаясь с зятем у лифта, а происходило это довольно часто, обе враждующие стороны вежливо здоровались, перебрасывались парой фраз о здоровье и погоде и расходились в разные стороны. Со временем это стало обыденной вещью.

Алексей перевел дух и продолжил, обращаясь уже ко всем:

— Лена прекрасно знала, что как раз в то время, когда ее родители возвращаются из очередного культурного похода, стремясь не пропустить следующую захватывающую серию, приезжает к Лане пунктуальный Серебряков. Рано или поздно, но они должны были встретиться в одном лифте. Вся идея была построена на одной простой вещи: привычке. Человек ведь, по сути своей, существо консервативное: он все время создает для себя стандартные жизненные ситуации, в которых ему проще существовать. Мысль, сначала показавшаяся Владимиру Заневскому дикой, превратилась со временем в нечто обыденное. Если в тот вечер, когда он заходил к Завьяловым, родителей Лены не было дома, он привычно брал у своей любовницы приготовленный для него пистолет, надевал перчатки, опускал руки в карман и ждал у лифта. Тесть с тещей приезжали, выходили, разговаривали с ним о чем-то и исчезали в своей квартире. Он же спокойно* выходил на лестничную клетку и прятал пистолет в тайнике за трубой. На следующий день пистолет снова забирала Лена. Со временем все это стало отработанным до автоматизма. Владимир ждал, когда в лифте Серебряков окажется вместе с родителями жены. А ждать и догонять, как известно, труднее всего. Все решали секунды, что-то не срабатывало, ситуация никак не складывалась в пользу Владимира и Елены.

Несколько раз Владимир, возможно, был близок к тому, чтобы выстрелить, не дожидаясь удачного совпадения. Остается удивиться его терпению.

По странному стечению обстоятельств, Александр Серебряков шел в тот дом в последний раз. Он готовил глобальные перемены в жизни и вез отступного своей любовнице Лане. Эти-то деньги все и испортили: Владимир увидел их, когда пакет упал, и не смог не взять. Инстинкт жадности сработал у него быстрее, чем инстинкт самосохранения. Владимир деньги взял, но от схемы не уклонился: пистолет положил рядом, сделал все, как говорила Лена. Естественно, что сначала никто не стал сомневаться, что «заказан» именно преуспевающий бизнесмен Серебряков. Расследование убийства развивалось по намеченной преступниками схеме, семьей Завьяловых никто серьезно интересоваться не стал. Но проклятые деньги продолжали разрушать прекрасный план: про них узнала Лиля. Она прибежала к Лене Завьяловой, чтобы сообщить, что ее вызывают к следователю, и получить необходимые инструкции. К несчастью, в этот момент у Елены сидела в гостях соседка Лана, которой припало пожаловаться подружкам на утрату солидного денежного куша, приготовленного для нее Серебряковым. Лиля сразу просекла, в чем дело, и потребовала свою долю: одну треть. Ей были очень нужны деньги, чтобы уйти от родителей и начать новую жизнь без надоевших попреков и скандалов. Из-за семейных проблем и. постоянных неудач с мужчинами Лиля превратилась в настоящую истеричку. Лена поняла, что подруга становится опасной, особенно беспокоила ее привычка вести бесконечные монологи, в которых Лиля могла выболтать что угодно. Если бы Валентин Беликов повнимательнее слушал свою подругу, я раскрыл бы ваше преступление раньше и Лана осталась бы в живых.

Судьба Лили была решена: Лена вызвала Владимира Заневского, чтобы якобы отдать подруге часть денег и отвезти ее за вещами в Истру. Как известно, до Истры Лилия Мильто не доехала. А дальше наступил синдром пуганой вороны, которая и куста боится. Спонтанное, незапланированное и ничем не прикрытое убийство выбило Заневского из колеи. Слишком уж тесно завязались в узел три женщины: Лена, Лиля и Лана. К тому же любопытная Лана знала о регулярных посещениях Владимира и любила выглядывать в коридор, чтобы пококетничать с любовником соседки.

Я успел перехватить в тот вечер ваш звонок, Елена Викторовна, вы не смогли предупредить Лану, чтобы держала язык за зубами. Пришлось вам опять беспокоить Заневского: трупом больше, трупом меньше — уже не имело значения. Вы знали, что Лана собирается в «Утку» на свидание с новым кавалером: та не преминула похвастаться перед соседкой новой победой. К сожалению, я опоздал. Пьяную Лану, наверное, легко было затащить в машину, а, Владимир Владимирович? Только в тот вечер вас ждала дома еще одна неприятность: ваша жена нашла в стиральной м-ашине пакет с сотенными долларовыми купюрами и следами крови. Она не стала ждать вас и поехала к сестре, которую ни в чем не подозревала.

Дальше история известная: к сожалению, некоторые подруги не умеют хранить тайну. Поэтому Владимир легко выяснил в школе место пребывания жены, нашлись доброжелатели, которые решили помирить супружескую пару. Не сомневаюсь, что в конце концов он взломал бы дверь, и неизвестно, чем вся эта история закончилась бы. Как у акулы, почуявшей запах первой крови, у убийцы появляется маниакальная страсть уничтожать людей, мешающих ему воспользоваться своей добычей. Цель Заневским уже была достигнута в тот вечер, когда он стрелял у лифта в трех ничего не подозревающих людей, все остальное воспринималось теперь как мелкие препятствия, нуждавшиеся в поспешной ликвидации.

Вот и вся история. Надеюсь, все было изложено достаточно близко к реальным событиям?

— Осталось только в-се доказать, — подала голос Елена Завьялова.

— Что ж, вам кажется, Елена Викторовна, что вы умеете заметать следы. Но вы не могли учесть, что события будут развиваться так быстро, и не все улики уничтожили. Во-первых, это, конечно, деньги. Самая весомая и значительная прореха в вашем деле. И Александра Викторовна сможет подтвердить, что никто из посторонних в последнее время в доме не появлялся. Если только вы, Владимир Владимирович, не изобретете самостоятельно какой-нибудь мифический персонаж и не докажете его существование. Но фантазия у вас работает значительно хуже, чем у Елены, недаром вся идея принадлежит ей. Во-вторых, я знаю, где находится ваш тайник. Мы сейчас подъедем туда, возьмем понятых и все это дело зафиксируем вместе с вашими пальчиками, оружие-то смазывать пришлось неоднократно — не один день ждали, пока пригодится. А может, и еще что в этом тайнике найдется, например кожаные черные перчатки, которые вы, Владимир Владимирович, побоялись в тот вечер прихватить домой, чтобы на глаза жене не попались ненароком.

И еще: возвратился из командировки некий человек, который выгуливал в тот вечер собаку, несмотря на дождь. Осталось только провести опознание. Думаю, он укажет время, когда вы вышли из подъезда. И наконец, приятный сюрприз.

Жестом неудавшегося фокусника Леонидов вытащил из кармана видеокассету.

— Вчера вечером искал в вашей видеотеке интересный фильм, Елена Викторовна. Хотелось зрелища на сон грядущий. Ни за что не угадаете, как мне повезло. У вас ведь на этой полке порядочек, все пронумеровано, все в тетрадочку отдельную записано. Вот под номером шестнадцатым есть такая вещь: «Лена и Володя» называется. Как меня эта надпись заинтересовала! Конечно, при живых родителях на полке вы ее не держали, нет, но в последнее время захотелось, наверное, посмотреть. Может, стремились понять, ради чего все дело затеяли и стоит ли игра свеч? Я тут глянул и смело могу сказать: не стоит. Неприглядное зрелище, но достаточное, чтобы быть продемонстрированным на суде в качестве доказательства вашей связи с Владимиром Заневским. Показ, разумеется, при закрытых дверях и детям до шестнадцати, а то и до двадцати. Лена позеленела:

— Вы не имеете права. Вы не будете это показывать.

Заневский вскочил со стула:

— Ты, дура, я велел тебе все сжечь! Какая же ты…! Умной себя считаешь? Ты со своим умом в тюрьме теперь сгниешь. Господа следователи, я готов дать показания. Эта женщина сама меня на все натолкнула! Сама!

— Я никого не убивала. Надеюсь, что суд учтет мое раскаяние. Я только жертва этого психопата. У меня во всех случаях стопроцентное алиби.

— Что? Да ты сама психопатка! «Идеальное убийство, никто не догадается!» Да я до тебя был человеком, пусть плохим, но не скотиной. Зачем ты меня все время накручивала? Дайте мне бумагу, я напишу.

— Пишите, Владимир Владимирович, пишите. Лена вдруг осознала, что все происходит именно с ней и именно против нее сейчас даст показания этот совсем еще недавно самый близкий человек, ради счастья с которым она убила собственных родителей, и истерично завизжала:

— Уроды! Все уроды! Ненавижу мужиков!

— Леша, Александру уводи! Зови конвой и кого-нибудь с валерьянкой — у нее истерика! — крикнул Матвеев.

В кабинет влетели два милиционера, Леонидов поспешно вывел Сашу в коридор. Ее трясло, как от соприкосновения с электрическими контактами, он сжал ее челюсть, чтобы прекратить стук дрожащих зубов.

— Все кончено, уезжай отсюда.

— К-к-куда?

— К маме.

— Н-н-не могу. Мне нехорошо. Леонидов задвинул Александру на стул:

— Посиди, я сейчас.

Он бросился в кабинет за водой. Там Лена Завьялова билась на грязном полу, рыдая и царапая ногтями затоптанный линолеум. Владимира Заневского уводил конвой. Матвеев подозвал Алексея:

— Давай домой, Леша, нельзя Александру сейчас оставлять, кто знает, что ей в голову взбредет после сегодняшнего. А здесь уже и так все ясно.

— Сказал он, где труп Ланы?

— Сказал. Наши сейчас поедут. В лесу спрятал. Обвинение мы теперь им предъявим, факт, выпускать по истечении трех положенных суток не придется. А ты сегодня свободен. Вези Александру домой, сыщик.

Леонидов вышел в коридор, напоил водой затихшую Сашу.

— Я с тобой. Поехали. — Он тихонько, как тяжелобольную, повел ее на улицу.

Леонидов не повез Александру домой. Лишние люди и лишние расспросы в таком состоянии еще больше выбивают из колеи. Когда ему самому было плохо, Алексей сторонился многолюдья. Он выбирался на прогулку, но не на Красную площадь и не в шаркающую многочисленными людскими шагами напряженную тишину музеев и галерей. Он просто ехал за город, подальше от Москвы, туда, где каменные ступени небоскребов постепенно сходили на нет и исчезали среди ветвистых деревьев.

Они ехали в полупустой затоптанной электричке, и Саша, прислонившись к его плечу, молча смотрела в грязное окно. Говорить им не хотелось. Мимо проносились, сменяя друг друга, куски чужой непонятной жизни, люди куда-то перемещались, решали свои мелкие и глобальные проблемы, покупали еду и вливали в себя напитки. На одной из станций Алексей потянул Сашу за рукав:

— Давай выйдем.

Она пошла, как ручное животное, слепо доверяющее свою хрупкую жизнь другому, более разумному существу.

Они спустились с платформы и по тропинке вступили в плотные ряды замерших под блеклым солнцем деревьев. В лесу было тихо. Грибники, сошедшие вместе с ними с электрички, потянулись дальше, в самую глушь, где пахло сыростью и слежавшейся хвоей. Алексей и Саша молча пошли по самому краю леса, где солнце вплотную соприкасалось с желтеющей листвой и было празднично и светло: Они трогали шершавые стволы берез, разглядывали сквозь листву полинявшее небо. Саша, нагнувшись, подобрала несколько ярких листьев.

Ничто так не успокаивает, как тишина леса, изредка прерываемая шорохом опадающей листвы. В осеннем лесу приходит вера в то, что всякая смерть — это всего лишь сон и после долгого холодного затишья неизменно наступит новое тепло и новая жизнь.

— Скоро весна, — неожиданно для себя сказал Алексей.

Саша вздохнула:

— Долго еще. Вот Новый год — скоро.

— Пойдем, гриб поищем. Сережка обрадуется.

— Ты что, я же в туфлях!

— А мы с краю, по елочкам.

У густых пушистых елок Леонидов, оглянувшись на всякий случай, прижался к Сашиным губам. Это была сейчас даже не любовь, а острая нежность к обманутому, доверчивому существу, которое не знает, как дальше жить, кому верить и на кого опереться. Он успокаивал Сашу, гладя теплые кудрявые волосы, и машинально уговаривал и себя и ее:

— Все будет хорошо. Все будет хорошо. Не может не быть. Мы такие хорошие, что не заслужили ничего плохого, просто надо всегда быть вместе. И все будет хорошо…

— Все будет хорошо… — эхом откликнулась Саша.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Пролог

Зиму, как обычно, предсказывали суровую, но она не оправдала ожиданий. Морозы продержались только до середины декабря, потом уже стало непонятно: то ли это преждевременно начавшаяся весна, то ли некстати вернувшаяся осень. Не поддающееся конкретному определению время года поставило в тупик морально готовых к борьбе со стихией москвичей, и люди отчаянно ругали зависший как раз в центре материка антициклон, гадая, в чем придется встречать Новый год — в купленных на премию дубленках или некстати убранных поглубже в шкаф осенних пальто. Самый любимый для каждого русского человека праздник туманно расплывался в ноздреватом снежном киселе.

Как раз в эту неприятную погоду поздно вечером в квартире Леонидовых зазвонил телефон. Они давно уже уложили сына и залезли под теплое пуховое одеяло, отгородившись от непогоды. Саша, переживающая в этот момент события какой-то очередной мелодрамы, показываемой по телевизору, вздрогнула и толкнула в плечо сладко сопевшего носом Алексея:

— Леш, тебя, наверное.

— Да ну их! — пробормотал Алексей, но сонно потянулся к трубке.

— Да, слушаю. — Больше всего оперуполномоченному Леонидову не хотелось, чтобы это был звонок с работы. Перспектива окунуться в размазанные дождем сугробы подействовала как холодный душ, он проснулся, но услышал смутно знакомый женский голос, который предельно вежливо уточнил:

— Алексей Алексеевич?..

— Да, именно.

— Вас беспокоит Ирина Сергеевна. Серебрякова. Фирма «Алексер». В сентябре вы расследовали дело об убийстве моего мужа. Помните?

Да, да, конечно! Это дело соединило судьбы Леонидова и Александры, и забыть его он теперь не сможет никогда.

— У вас что-то случилось?

— Понимаете, ситуация в коллективе осложнилась… Я очень беспокоюсь. Видите ли, Алексей Алексеевич, фирма решила организовать отдых сотрудников в рождественские каникулы: неделя в одном подмосковном санатории. И представьте, тридцать человек, которые находятся между собой в состоянии «холодной войны»…

— Так не организовывайте.

— Мне хотелось бы сгладить возникшее напряжение. Гораздо лучше, если люди в открытую выясняют отношения, а не сплетничают в кулуарах и не строят тайно друг другу козни. В связи с этим у меня к вам просьба.

— Хотите навязать мне роль рефери в предстоящем боксерском поединке?

— Ну, в некотором роде. Я перед вами в долгу. Вы так блестяще разоблачили убийцу мужа, и при этом невиновные люди не пострадали. Хочу предложить вам, Алексей Алексеевич, поехать с нами. Там великолепная спортивная база: отдохнете, поплаваете в бассейне, поиграете в теннис…

— Теннис — игра богатых. У меня даже мячика нет, не говоря уже об остальном, одна экипировка обойдется мне грандиозным провалом месячного семейного бюджета. К тому же я недавно женился.

— Да? Поздравляю! Так это же прекрасно: проведете время с женой, без всяких хозяйственных хлопот, насладитесь отдыхом.

— У нас еще сын семи лет.

— Что вы говорите? Как быстро дети нынче растут! — попыталась пошутить Ирина Сергеевна. — Что ж, это тоже не проблема. У многих наших сотрудников есть дети приблизительно такого же возраста. Двухместный номер вас устроит?

— Мне не нравится общество ваших сотрудников. Знаете, Ирина Сергеевна, у меня до сих пор неприятный осадок на душе, к тому же неловко себя чувствую, принимая акты благотворительности.

— Что вы, Алексей Алексеевич, это я вам буду очень обязана. А насчет сотрудников, может быть, вы не совсем правы? Кстати, Глебов теперь снова у нас. Аню Барышеву я тоже пригласила вместе с мужем, хочу, чтобы с Нового года она опять начала работать в магазине.

— Я за них рад.

— Прошу вас, не отказывайтесь. Вы почти всех знаете, со многими беседовали, при вас люди будут себя сдерживать и ничего плохого не произойдет.

— Вы чего-то боитесь?

— Боюсь. У меня такое предчувствие, как будто случится что-то плохое. Как надвигающийся грозовой фронт, который и мимо может пройти, и молнией запросто ударить. Поймите, мне больше не к кому обратиться.

— Мне надо обсудить ваше предложение с женой.

— Конечно, конечно. Посоветуйтесь, все обдумайте. Там прекрасные условия, трехразовое питание, своя лыжная база.

— А как с транспортом? Этот ваш санаторий'навер-няка где-нибудь в лесу, на чем туда добираться простым смертным?

— Я еду одна в машине и вас с семьей могу захватить. Подумайте до конца недели и обязательно позвоните. Мы заранее будем заказывать путевки.

— Спасибо, Ирина Сергеевна, мы подумаем. — Леонидов уже хотел повесить трубку, когда Серебрякова вдруг сменила тон:

— Алексей?

— Да?

— Я вас очень прошу. — В голосе явно слышалась мольба.

— Я позвоню.

Он повесил трубку. Последняя фраза заставила Леонидова поверить в серьезность ее опасений. Саша сидела под одеялом, поджав колени к подбородку, и смотрела на Алексея круглыми от удивления глазами.

— Слышала все?

— Да, а кто это?

— Вдова Серебрякова. Помнишь?

— Еще бы! А что ей надо?

— Приглашает в увлекательную турпоездку.

— За границу?!

— Нет, родная моя. Пока только в санаторий под Москвой, на недельку, до восьмого. Не хочешь встретить Рождество под настоящей елкой?

— Хочу! А что, совсем-совсем бесплатно?

— Нет, не совсем, но ты будешь с Сережкой под елочками бродить и в бассейне плавать, а я отрабатывать ваш и свой кусок колбасы.

— Как это?

— Поддерживать правопорядок в качестве неофициального представителя законной власти. Следить, чтобы сотрудники в глотки друг другу не вцепились.

— Ну не будут же они драться?

— Что ты! Очень интеллигентные люди, выросшие на жирной почве рыночной экономики и щедро удобренные дерьмом жесткой конкуренции.

— В конце концов, мы же можем ни с кем не общаться, сидеть в своей комнате, гулять, отдыхать. Поедем, Лешечка.

— Ладно, уговорила. Чего только не сделаешь ради единственной и неповторимой. Завтра позвоню Серебряковой.

Он чмокнул Сашу в нос, а сам пошел на кухню. Тихонько налил себе рюмку водки, залпом выпил, передернувшись от гадкого ее вкуса, и уставился в темное окно. Сидел, вспоминал события уже прошлогоднего сентября. Еще тогда у него осталось ощущение чего-то незаконченного, вроде огромного смердящего гнойника, который он только вскрыл, но не удалил. И эта рана так и осталась гнить дальше, захватывая все новые и новые живые еще ткани и уничтожая почти не сопротивляющийся уже организм.

Он знал, что когда-нибудь придется к этому вернуться.

На следующий день Алексей позвонил Серебряковой.

— Ирина Сергеевна? Леонидов говорит. Я принимаю ваше предложение. Когда заезд?

— Спасибо вам. Вечером первого января я вас захвачу. Часам к пяти будьте готовы. Адрес скажите, пожалуйста, куда подъехать?