"Прокуроры двух эпох. Андрей Вышинский и Роман Руденко" - читать интересную книгу автора

Глава третья Начало перемен

В Прокуратуре Союза ССР Р. А. Руденко пришлось расчищать «авгиевы конюшни», в которые фактически превратились органы правопорядка, да и сама законность в стране. Сталинскому беззаконию и произволу надо было поставить надежный заслон. Именно Роман Андреевич начал восстанавливать в правах прокурорский надзор после долгих лет диктатуры и произвола. И не просто восстанавливать, а создавать гарантии «социалистической законности», соответствующей духу перемен. В своих речах и выступлениях он всегда подчеркивал необходимость единства, обязательности советских законов для всех, недопустимость противопоставления законности и целесообразности, неразрывную связь законности с нормами социалистической морали. Эти идеи он проводил в жизнь, конечно, в тех пределах, которые допускались политическим руководством страны.

Одновременно решались кадровые вопросы.

Руденко, как правило, своих заместителей, а также начальников управлений и отделов, считавшихся старшими помощниками Генерального прокурора, подбирал лично. Конечно, приходилось считаться и с ЦК партии, в первую очередь с отделом административных органов, откуда ему тоже «поставляли» кадры руководящих работников. При нем в центральном аппарате установилась довольно основательная стабильность в кадровом составе, чехарда, происходившая в предыдущие годы, прекратилась. Люди почувствовали себя уверенней и спокойней. Своих заместителей он менял нечасто, в основном при уходе их на пенсию либо переходе на другую руководящую работу. Достаточно отметить, что при нем почти четверть века первыми заместителями Генерального прокурора были только четверо: П. В. Баранов, А. Н. Мишутин, М. П. Маляров и А. М. Рекунков. Все они — люди неординарные, прошедшие хорошую прокурорскую выучку на разнообразных должностях, включая самые низшие, то есть начинали со следственной работы в районах или помощниками прокурора, а затем шаг за шагом поднимались по службе, получая по праву чины и награды. Некоторые прошли суровую армейскую школу во время Великой Отечественной войны на прокурорских или командирских должностях. Другими словами, никто из них не был случайным человеком в органах прокуратуры.

Первым, кому Руденко предложил пост своего основного заместителя, был прокурор РСФСР Павел Владимирович Баранов. По свидетельству С. В. Тюрина, именно к нему поехал Руденко сразу после своего назначения на должность Генерального прокурора СССР. «Этот жест уважения был по достоинству оценен», — пишет Тюрин. И действительно вскоре, 13 апреля 1954 года, Баранов переместился с Кузнецкого моста, где располагалась Прокуратура РСФСР, на Пушкинскую улицу, в дом 15 а, и занял кресло первого заместителя Генерального прокурора СССР.

Павел Владимирович Баранов родился 13 августа 1905 года в Петербурге. В 14 лет стал работать в мастерских Витебского губернского совнархоза, затем некоторое время учился в ФЗУ, где получил специальность электромонтера, был секретарем комсомольской организации в Ленинграде и Петрозаводске, а в 1931 году по направлению партийных органов занял должность прокурора Дновского района Ленинградской области. Через несколько лет стал прокурором Кировского района Ленинграда, а в 1937 году — Свердловской области. Незадолго до войны Баранов возглавил уголовно-судебный отдел прокуратуры Ленинградской области. Когда началась Отечественная война, Павел Владимирович был мобилизован в действующую армию и прошел путь от помощника военного прокурора Ленинградского фронта до военного прокурора 2-го Белорусского фронта, став полковником юстиции. После того как отгремели бои, он некоторое время занимал должность военного прокурора Северной группы войск, а затем — Южно-Уральского военного округа. В органах военной юстиции Баранов проработал в общей сложности 7 лет, был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1 степени и другими. 19 апреля 1948 года был назначен на должность заместителя прокурора РСФСР, а с 21 августа того же года стал исполнять обязанности прокурора республики и вскоре был утвержден в этой должности, прослужив в ней чуть более пяти лет.

Первым заместителем Генерального прокурора СССР Баранов оставался три года. 3 мая 1957 года он был назначен первым заместителем председателя юридической комиссии при Совете Министров СССР, образованной по прихоти Хрущева вместо упраздненного Министерства юстиции. В 1961 году Павел Владимирович вышел в отставку. Скончался он в 1988 году.

Основной заботой Руденко была подготовка нового Положения о прокурорском надзоре, так как предыдущее (принятое I7 декабря 1933 года) давно уже устарело. Создалась парадоксальная ситуация, когда прокуроры, осуществляющее надзор за законностью в стране, сами не имели законодательного документа, определяющего их права и обязанности по осуществлению этого надзора.

19 января 1955 года в центральной печати было опубликовано постановление ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему укреплению социалистической законности и усилению прокурорского надзора» — первое партийное решение за последние три десятилетия, ориентирующее все государственные и советские органы на необходимость укрепления законности в стране. Особая роль при этом отводилась органам прокуратуры, которые призваны были обеспечить надзор за строжайшим соблюдением законов, особенно при производстве следствия по делам, расследуемым органами внутренних дел и госбезопасности. В связи с этим было признано целесообразным принять специальное Положение о прокурорском надзоре в СССР.

Проект Положения был подготовлен при непосредственном участии Генерального прокурора СССР, а также его первого заместителя Баранова и представлен в ЦК КПСС. Постановлением от 19 января 1955 года проект получил одобрение, и в феврале 1955 года Прокуратура СССР представила его в Президиум Верховного Совета СССР, после чего он был направлен всем президиумам Верховных Советов союзных республик. Одновременно проект рассматривался в юридическом отделе Президиума Верховного Совета СССР, Верховном суде СССР, Минюсте СССР и других ведомствах. От всех заинтересованных организаций в Союзную прокуратуру поступило около 60 различных замечаний и предложений. Все они тщательно анализировались и в подавляющем большинстве были приняты.

Например, заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР М. П. Тарасов внес предложение дополнить Положение новой статьей, предоставляющей прокурору право приостанавливать исполнение опротестованных приговоров и решений, вошедших в законную силу.

Председатель Президиума Верховного Совета Белорусской ССР В. И. Козлов предложил повысить назначать лиц на должности прокуроров в городах и районах не с 23 лет, как было предусмотрено в проекте Положения, а с 25.

Член Президиума Верховного Совета СССР И. В. Капитонов считал, что так называемые «генеральские чины» работников прокуратуры — государственный советник юстиции 1, 2 и 3 класса — должны присваиваться по представлению Генерального прокурора Президиумом Верховного Совета СССР.

С этими и многими другими предложениями Прокуратура СССР согласилась. Но были и такие замечания, которые Генеральный прокурор посчитал неприемлемыми. На этом он заострил внимание, когда весной 1955 года проект Положения о прокурорском надзоре, доработанный с учетом поступивших замечаний и предложений, вторично обсуждался на Президиуме Верховного Совета. Руденко сказал: «Одно из принципиальных возражений, по поводу которого я просил бы выступить членов Президиума, внесено Председателем Верховного суда СССР товарищем Волиным и министром юстиции СССР товарищем Горшениным. Они предлагают из проекта исключить статью 30.

Статья 30 проекта Положения о прокурорском надзоре устанавливает право Генерального Прокурора опротестовать постановление Пленума Верховного суда СССР в Президиум Верховного Совета СССР.

Товарищ Волин (я главным образом буду говорить о нем, ибо он является главным оппонентом по этому вопросу) считает, что постановление Пленума Верховного суда СССР не может быть опротестовано в Президиум Верховного Совета СССР, что Пленум Верховного суда СССР — это высшая инстанция...

Мы стоим на другой позиции: мы считаем, что Верховный суд СССР подотчетен Верховному Совету СССР, поскольку он образуется, избирается Верховным Советом СССР, а в период между сессиями подотчетен Президиуму Верховного Совета СССР. Это положение давным-давно зафиксировано законодательными актами и нет никаких оснований от него отказываться. В Положении о прокурорском надзоре в СССР, утвержденном 17 декабря 1933 года, в статье 1 говорилось: «Прокурор Союза ССР имеет право опротестования постановлений Пленума Верховного суда СССР в Президиум Центрального Исполнительного Комитета»... Таким образом, этот порядок действовал, и правильно действовал, до настоящего времени. Нет никаких оснований изменять этот порядок.

С другой стороны, при всей авторитетности Верховного суда СССР, этой высшей судебной инстанции, мы не исключаем, что она может выносить отдельные ошибочные решения. Было бы неправильно считать, что раз это высшая судебная инстанция, то нет другой власти в стране, которая была бы вправе поправить эту инстанцию. У нас есть такая власть — есть Президиум Верховного Совета, который, безусловно, полномочен вносить коррективы, исправления и так далее.

Может быть, нет необходимости вносить понятие «опротестование» решений Верховного суда СССР», потому что это как бы ставит Президиум Верховного Совета на уровень судебной инстанции. Но сказать, что Генеральный прокурор СССР может войти в Президиум Верховного Совета СССР с вопросом об отмене постановления Верховного суда СССР, будет правильно. Мы не можем исходить из измышлений буржуазных теоретиков, которые ставят суд надо всем, как суд, ни от чего не зависящий. Мы отлично понимаем, для чего буржуазным теоретикам нужна такая постановка вопроса.

Мы бы просили Президиум Верховного Совета сохранить статью 30 Положения, может быть, с изменением редакции, но сохранить принципиальное право Генерального Прокурора входить в Президиум Верховного Совета СССР по вопросу об отмене, изменении постановлений Верховного суда СССР».

После того как Руденко закончил свое выступление и К. Е. Ворошилов, ведший заседание, обратился к залу: «Кто просит слова?», выступил Волин. Отметив актуальность и своевременность принятия нового Положения о прокурорском надзоре, он сказал, что многие предложения Верховного суда СССР были учтены составителями проекта. Затем обратил внимание членов Президиума на то, что нельзя пройти мимо статьи 30, которую так яростно защищал Генеральный прокурор. Он, в частности, сказал: «Хочу отметить, что не только Верховный суд СССР, и не главным образом товарищ Волин, как сказал товарищ Руденко, возражает против этой статьи. Я считаю, что это оговорка. Что значит — главным образом? В равной степени против этой статьи возражает юридический отдел, возражает Министерство юстиции СССР и возражают другие товарищи. Я позволю себе сказать, что статья 30 проекта Положения не поддерживается и юридической наукой. В кулуарах юристы, говоря между собой, считают эту статью порочной, не соответствующей нашей советской Конституции.

Товарищ Руденко в своем выступлении ссылался на старое Положение о прокуратуре, на Положение 1933 года. Но разве можно забывать о Конституции, изданной в 1936 году, которая действует в настоящее время и которая поставила несколько иначе все эти вопросы? Думаю, что товарищу Руденко это достаточно хорошо известно. Нельзя базировать свое мнение на законах, давно отмененных и отживших в нашем государстве...

Как бы мы ни хотели проявить ведомственное начало, мы, люди, работаем и уходим, а учреждения и порядки в наших учреждениях должны оставаться. Поэтому я просил бы понять мою точку зрения не как ведомственную.

Почему не может быть принята статья З0? Что вытекает из этой статьи? Во-первых, что решения судебных органов, в том числе Верховного суда СССР, могут быть отменены Президиумом Верховного Совета СССР. Это означает, что правосудие в нашем государстве не кончается в судебных органах. Это первое положение, которое вытекает из этой статьи.

Второе положение — что Президиум Верховного Совета Союза ССР наделяется судебными функциями. Надо ли нам устанавливать такое положение? Ведь законодатель издает законы и следит за их исполнением, — это его высшая функция как высшего органа государственной власти. Устанавливать же такое положение, чтобы законодатель издавал законы, следил за их исполнением и сам исполнял, нельзя. Функция законодателя более высокая, нежели функция правосудия. Нельзя смешивать функции одного порядка, с высшими государственными функциями — издание законов и наблюдение за точным их исполнением».

К. Е. Ворошилов, внимательно слушавший оратора, вдруг вставил реплику: «А если эти функции высшего государственного органа, которым у нас является Верховный Совет, а в период между сессиями — его Президиум, захватываются Верховным, но не Советом, а судом, тогда на авансцену выступает прокурор, который следит за законностью. Я думаю, что товарищ Руденко имеет в виду это.

Нечего греха таить: суд позволяет себе иногда законодательствовать, и вы эти случаи знаете, когда вместо трех лет наказания за проступок дают 25 лет. Вы очень хорошо, с большим подъемом говорите, но нужно иметь в виду и такие случаи. А как здесь быть?»

Волин дипломатично ответил на этот вопрос: «Если это имеет место, хотя бы в отдельных случаях, то это, Климент Ефремович, глубоко неправильно, и мы сделаем соответствующие выводы.

Продолжаю: может быть, действительно полезно было бы принять такое Положение, которое предлагает товарищ Руденко, и отступить от Конституции. Может быть, это диктуется жизнью? Но мне думается, что не следует изменять Конституцию, в этом нет никакой необходимости».

Затем Волин подробно остановился на том, как Президиум Верховного Совета СССР осуществляет руководство Верховным судом СССР и направляет его деятельность. Он назвал три основные формы руководства: заслушивание докладов и отчетов об исполнении законов, истолкование законов, обязательное для всех судебных органов, и осуществление помилования. Помимо этого есть еще партийное руководство в лице ЦК КПСС, которое наблюдает, контролирует деятельность Верховного суда СССР.

«Надо ли еще устанавливать в проекте Положения те формы, о которых говорит товарищ Руденко? Я думаю, что этого делать не надо. Мы все подчиняемся нашей центральной власти, центральному партийному руководству. Нужно ли искусственно (я здесь далек от упрека в адрес товарища Руденко), с ведомственным уклоном формулировать этот вопрос? Это не только в нашем государстве, но и за границей будет воспринято как некоторый отход от демократических начал в осуществлении советского правосудия. Статья 30 тянула бы нас в этом отношении, то есть в части демократического устройства нашей судебной системы, назад. Вот почему мы решительно высказываемся против этой статьи проекта».

Далее Волин подробно изложил свое мнение о том, каким образом Генеральный прокурор может влиять на принятие более правильного решения по судебным делам: личное участие в заседаниях Пленума Верховного суда, внесение на рассмотрение Пленума вопроса о направлении судам соответствующих руководящих указаний, повторная постановка того или иного вопроса на рассмотрение Пленума Верховного суда, внесение представлений в Президиум Верховного Совета. В этом случае Президиум Верховного Совета вправе истолковать закон иначе, чем его истолковал Пленум Верховного суда.

«В наших законах достаточно положений, — заключил Волин, — чтобы направить дело суда, не употребляя формулировок, противопоставляющих закон Конституции. Вот почему мы просим статью 30 проекта Положения исключить, потому что в такой формулировке она неправильна».

Выступивший вслед за Волиным министр юстиции СССР К. П. Горшенин говорил обтекаемо. С одной стороны, он сказал, что статью 30 в том виде, в каком она представлена, принимать нельзя. В то же время заметил, что Волин не прав, приписав докладчику какой-то ведомственный подход. По его мнению, наделение Президиума Верховного Совета СССР функцией рассмотрения протестов не противоречит Конституции. Закончил же он тем, что заявил: «Вряд ли нужна статья 30, ибо это приведет к смешению и к некоторому перекосу во взаимоотношениях, установленных в государственном устройстве».

После выступления министра юстиции члены Президиума начали обсуждать проект Положения о прокурорском надзоре. Причем в подавляющем большинстве вопросы касались именно «злополучной» 30-й статьи.

Руденко нашел своего горячего сторонника в лице председателя Президиума Верховного Совета Украинской ССР Д. С. Коротченко. Тот сказал: «У меня замечание по статье 30, которая вызвала здесь дискуссию. Некоторые товарищи называют это перекосом, говорят, что это положение неправильно. Я же считаю, что эта статья правильно предлагается и правильна точка зрения Руденко». И далее: «Мне кажется, что товарищ Волин спорит сам с собой, когда он говорит, что нельзя принимать статью 30, как она предлагается, ибо это противоречит Конституции, умаляет достоинство Конституции, превращает Президиум в судебный орган, якобы претендующий на подмену Верховного суда СССР. Товарищ Волин говорит, что достаточно того, что прокурор будет присутствовать на заседании Пленума Верховного суда и может там опротестовать его неправильное решение... Представим худший вариант: Пленум Верховного суда в присутствии прокурора принимает неправильное решение. Прокурор выступает, но с ним не соглашаются. Что же дальше? Президиум ничего не будет знать. Именно потому, что законом прокурор обязывается присутствовать на Пленуме, прокурор может поставить вопрос, что Пленум принимает неправильное решение по принципиальному вопросу, на Президиуме Верховного Совета. Иначе выходит, что Президиум — это какая-то инстанция невмешательства. Это неправильно. Президиум есть Президиум, прокурор есть прокурор. Прокурор должен присутствовать на заседании Пленума, вносить свои предложения, а если с ним не согласятся — войти в Президиум. Президиум уже будет решать. Я считаю, что такая постановка правильна».

Поддержал Руденко и член Президиума Верховного Совета СССР Озолинь, сославшийся на то, что каждое решение Верховного суда есть в известной мере толкование закона. Если толкование будет противоречиво, то Президиум может отменить такое решение, поэтому статья 30 является правильной.

После Озолиня выступил председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР М. П. Тарасов. Сделав ряд замечаний по другим статьям проекта Положения (8 и 16), он высказал свое отношение и к «знаменитой» 30 статье: «Считаю, что нельзя статью 30 принимать в такой редакции, какую она сейчас имеет. Мы не можем собой заменить высшую судебную инстанцию — Пленум Верховного суда СССР. Это будет очень опасно, если исходить из нашей Конституции. Стало быть то, о чем говорил товарищ Волин, резонно».

«Как я себе представляю прохождение всех протестов? — продолжал он. — На Пленуме Верховного суда принимаются решения по персональным делам. Положим, прокурор настаивает, что человека надо осудить, а Пленум решил немного иначе. Прокурор после этого входит с протестом в Президиум, просит отменить постановление суда, так как считает неправильным, что его предложение не было принято. Вот я и спрашиваю, в каком же положении мы окажемся? Это значит, что мы должны рассматривать от начала до конца все уголовные дела...»

Секретарь Президиума Верховного Совета Н. М. Пегов поддержал Руденко, сказав, что статью 30 Положения надо оставить, но слово «опротестовать» заменить на другое, и что надо постараться «внести новую формулу». Пегов подчеркнул, что нужно поставить прокурора не в такое положение, что хочет он — вносит, а не хочет — не вносит протест, а чтобы он «вместе с Верховным судом отвечал за неправильные решения Верховного суда».

С обстоятельной критикой представленного проекта выступил член Президиума Верховного Совета СССР, председатель Совмина Литовской ССР М. А. Гедвилас. Он сказал, что Положение о прокурорском надзоре необходимо, прежде всего, дать на заключение Комиссиям законодательных предположений, поскольку в нем имеется «ряд существенных недостатков». В статье 2 он предложил сослаться не только на Конституцию СССР, но и на конституции союзных и автономных республик. В этом его поддержал и Ворошилов. Далее Гедвилас предложил предусмотреть в Положении защиту прокурором прав и законных интересов общественных организаций, предприятий и учреждений, расширить права прокурорского надзора в судебном производстве. У него возникли сомнения в необходимости создания так называемых межрайонных прокуратур. Он предложил также передать Положение на утверждение Верховного Совета СССР. «Если этого не сделать, получится такое положение, что акт, устанавливающий порядок прокурорского надзора за соблюдением законов, не будет являться документом, исходящим от высшего органа власти — от Верховного Совета СССР». Гедвилас не поддержал Руденко в установлении 23-летнего возраста для прокурора района, заявив: «Если прокурор будет более старшего возраста, то от этого правосудие только выиграет». В то же время Гедвилас согласился с Руденко, что необходимо оставить в проекте статью 30, только слово «опротестовывает» заменить словами «входит с представлением».

Выступивший на заседании член Президиума Верховного Совета С. М. Буденный также фактически поддержал Руденко по поводу статьи 30 Положения, но только чтобы вместо слова «протест» подобрать более приемлемую формулировку. «Но несомненно, что прокурор обязан это сделать. Иначе что же получается: прокурор присутствует ради того, чтобы присутствовать?! Впечатление у меня такое, что Верховный суд хочет ускользнуть от этого надзора. Ведь нельзя же представить, что если суд исказил и нарушил закон, то так это и должно остаться».

Не понравилась Буденному и формулировка статьи, предусматривающая, что работникам органов прокуратуры присваиваются классные чины. Он сказал: «Эта формулировка режет ухо. Нельзя ли сказать не «чины», а звания, например».

Р. А. Руденко с места объяснил: « Это уже установлено Указом Президиума Верховного Совета СССР».

Буденный продолжал: «Непривычно для слуха это слово «чины». Но, если это уже принято, то тогда возражать не приходится».

После Буденного слово взял председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской АССР и заместитель председателя Верховного Совета СССР О. В. Куусинен. Согласившись, что формулировка статьи 30 проекта «неподходящая», потому что обращение прокурора в Президиум Верховного Совета не может называться протестом, он предложил свой вариант, признав, что он «несколько беспомощный», но все же просил обратить на него внимание: «Я предлагаю сказать примерно так: если постановление Пленума Верховного суда СССР не соответствует Конституции СССР или Закону СССР, то Генеральный прокурор может войти в Президиум Верховного Совета с представлением о даче необходимых указаний Пленуму Верховного суда СССР. Это уже не будет протест, а будет представление. Мне кажется, что именно такую мысль и следовало бы отразить в проекте Положения».

Последним выступил председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР Ю. И. Палецкис. «Действительно, какой-то выход нужно найти, потому что обе стороны заинтересованы в правильном решении вопроса, — начал он. — Положим, Генеральный прокурор может возбудить протест, а Пленум Верховного суда, если он считает действия Генерального Прокурора неправильными, также может обратиться в Президиум. Возможно такое положение? Вот об этом надо подумать. Товарищ Горшенин убедительно сказал «опротестовывает». Это никак не годится... Значит, мы должны превратиться в орган «сенаторный». Мы не можем брать на себя этих функций. Есть ли в этом необходимость? Я думаю, нет».

Поскольку после Палецкиса записавшихся больше не оказалось, Ворошилов прекратил прения и дал заключительное слово докладчику Р. А. Руденко. Согласившись с некоторыми прозвучавшими на заседании предложениями, Роман Андреевич, несколько поспорив с Пеговым, Буденным, Палецкисом, Гедвиласом, Тарасовым по поводу их предложений, основной упор сделал на возражениях своего главного оппонента Волина. Он сказал: «Товарищ Волин вступил в противоречие с собой, ибо он говорит, что Пленум Верховного суда и повторно может не согласиться с Генеральным Прокурором. Тогда я спрашиваю — как же быть? Значит, я должен войти с представлением в Президиум Верховного Совета. И нечего нам пугаться, что вся заграница будет говорить об этом, вся наука восстанет против этого. Наоборот, я думаю, что наука воспримет это положение, как правильное. В заключение хочу сказать, — продолжал Руденко, — что я получил большое удовлетворение от активного обсуждения представленного документа. Состоявшееся обсуждение на заседании Президиума имеет очень большое значение, и сейчас наша обязанность состоит в том, чтобы сделать все возможное для усиления прокурорского надзора».

После Руденко с небольшой репликой выступил и Волин: «Товарищи Коротченко, Буденный и Гедвилас совершенно правильно говорили относительно возникающей иногда необходимости войти в Президиум. Я этого не отрицал и не отрицаю. Но с чем прокурор может войти в Президиум Верховного Совета — вот в чем вопрос. Если Пленум Верховного суда СССР дал неправильное толкование в своем постановлении, Генеральный Прокурор, как и министр юстиции, обязан войти в Президиум Верховного Совета с предложением о толковании закона... Но разве это протест? Это представление. Понятно, дело, конечно, не в названии, а в содержании, в том, какое решение принимает Президиум. Статья 8 проекта полностью исчерпывает возможность для Генерального Прокурора войти в Президиум Верховного Совета с представлением об ином толковании закона, чем дал его Пленум. Верховный Совет истолкует закон, и это толкование обязательно для всех судебных органов».

Подводя итоги заседания, Ворошилов сделал несколько редакционных замечаний. Ему очень не понравилась формулировка статьи 16 проекта, в которой говорилось, что в отношении должностных лиц и граждан, нарушивших закон, прокурор в зависимости от характера правонарушения «возбуждает уголовное, административное или дисциплинарное преследование». «Мы никого не преследуем, мы преследуем одну цель — заставить исполнять закон так, как ты обязан его исполнять. Поэтому надо сказать не «преследование», а употребить другое выражение, более соответствующее вашей благородной функции. Преследовать — это догонять, это хватать за шиворот. Слово это здесь не подходит. Наш язык так богат, что мы можем найти другое слово вместо этого».

Затем Ворошилов высказался и по статье 30, вызвавшей такой сыр-бор. Он сказал: «Считаю, что товарищ Руденко правильно бьется за эту статью. Но в такой редакции она не годится, и здесь прав товарищ Волин. Здесь тоже нехорошее выражение — прокурор входит с протестом, ведь этот протест будет не ради искусства, а присутствует он для того, чтобы выполнять свою функцию... Статью 30 нужно принять, но в более точной формулировке, чтобы она не выглядела столь грубо. Прав товарищ Гедвилас, что такой серьезный документ нужно было бы дать на рассмотрение Комиссии законодательных предположений. Это облегчило бы нашу работу, и мы обязаны это сделать... Видимо, нужно будет еще раз отредактировать Положение о прокурорском надзоре, потому что этот документ будет действовать долгие годы. Все, что режет слух и мешает логике, должно быть устранено».

Ворошилов предложил поручить редактирование Руденко, Горшенину, Волину с привлечением председателей комиссий законодательных предположений Яснова и Гедвиласа. «Созыв должен быть за Руденко», — сказал он.

Генеральный прокурор со своей стороны попросил включить в редакционную комиссию и Горкина. Ворошилов согласился.

Перед закрытием заседание В. И. Козлов напомнил: «Нам нужно решить вопрос относительно возраста прокурора — 23 года или 25 лет».

Ворошилов поддержал мнение Гедвиласа — повысить возраст до 25 лет.

Руденко попытался отстоять свою точку зрения: «В 23 года — это уже взрослый человек». Но Ворошилов возразил: «23-летний товарищ — это еще недостаточно взрослый человек. Если бы можно было установить 27-летний возраст, то я был бы за 27 лет. Я себе не представляю 23-летнего прокурора; пусть такой сначала поработает в канцелярии у прокурора».

В Положении о прокурорском надзоре в окончательном виде было записано: «В случае, если Генеральный прокурор СССР усматривает, что постановление Пленума Верховного суда СССР не соответствует закону, он обязан войти по этому вопросу с представлением в Президиум Верховного Совета СССР» (статья 29). Положение о прокурорском надзоре в СССР 24 мая 1955 года было утверждено указом Президиума Верховного Совета СССР, а 28 декабря того же года — и сессией Верховного Совета СССР и стало законом. Оно действовало около 25 лет, вплоть до принятия Верховном Советом СССР Закона о прокуратуре СССР (30 ноября 1979 года).

В июне 1955 года, вскоре после принятия Положения о прокурорском надзоре в СССР, Генеральный прокурор созвал в Москве Всесоюзное совещание руководящих прокурорских работников. На нем Роман Андреевич сделал большой доклад о задачах органов прокуратуры по выполнению постановления ЦК КПСС от 19 января 1955 года «О мерах по дальнейшему укреплению социалистической законности и усилению прокурорского надзора». В нем он подчеркнул, что партия и Советское правительство, ставя задачу укрепления законности, одним из непременных условий решения этой задачи выдвигает усиление прокурорского надзора за точным и неуклонным исполнением советских законов. Именно на это и направлено новое Положение о прокурорском надзоре. Руденко рассказал об основных особенностях Положения и задачах, которые стоят перед всеми прокурорскими работниками, какие бы посты они ни занимали: от рядовых следователей и помощников прокуроров до руководителей прокуратур областей, краев и республик и работников центрального аппарата. Затем, как всегда, началось обсуждение доклада. В выступлениях резко критиковались имеющиеся недостатки, в том числе и в деятельности руководящих органов прокуратуры.

На заключительное заседание прибыл Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев, председатель Совета Министров Булгании и председатель Президиума Верховного Совета Ворошилов. Это был первый случай в истории прокуратуры, когда прокурорский форум посетили три высшие руководители партии и государства (лишь однажды, в 1932 году, на торжественном заседании по случаю 10-летнего юбилея органов прокуратуры, выступил тогдашний Председатель ЦИК М. И. Калинин). Хрущев, не привыкший отсиживаться на совещаниях, выступил с небольшой речью, которую, как всегда, произнес эмоционально, почти не прибегая к каким-либо записям.

Б. А. Викторов, участвовавший в работе Всесоюзного совещания и слушавший Хрущева, вспоминал, что Хрущев тогда сказал: «Мы пришли к вам не для того, чтобы упрекать, что при вашем попустительстве в НКВД творился произвол... Мы пришли засвидетельствовать свое почтение и уважение к вам... Берия и его банда создали систему — сами арестовывали и сами судили. Вы тоже виноваты, но мы принимаем во внимание, в какое положение вы были поставлены». Обратил внимание Хрущев и на то, что отношения прокурор должен строить не на личных связях, а на законе. Прокурор обязан быть строгим законником и неумолимым государственным человеком.

«Либеральный подход у нас проистекает от наших партийных и человеческих качеств, — продолжал Хрущев. — Сейчас готовится амнистия для тех осужденных советских граждан, которые по малодушию или несознательно оказались вовлеченными в сотрудничество с оккупантами. Мы считаем это справедливым и гуманным. Нельзя не учитывать создавшуюся обстановку во время войны и коварство врага. В государстве должен быть порядок. Нельзя притуплять и бдительность. Мы окружены врагами, есть и преступники, которых надо перевоспитывать, а не просто использовать как рабочую силу, как делал Берия.

Хочу напомнить, ошибка прокурора очень дорого обходится. Нужны прилежание и внимание в работе».

Направляя новое Положение на места, в своем указании от 1 июня 1955 года Руденко подчеркнул, что «строгое и неуклонное соблюдение Положения о прокурорском надзоре в СССР является важным и непременным условием дальнейшей работы всех органов советской прокуратуры». Он предложил прокурорам республик, краев и областей, городов и районов огласить Положение на оперативных совещаниях работников подчиненных им прокуратур, обязать всех прокурорско-следственных работников тщательно его изучить и руководствоваться им в своей деятельности.

В седьмом номере журнала «Социалистическая законность» за 1955 год была опубликована большая статья Руденко «За усиление прокурорского надзора», посвященная разъяснению основополагающих положений этого важнейшего для прокуратуры законодательного акта. Он особенно выделил то, что «Положение четко регламентирует многообразную деятельность органов прокуратуры и определяет права и обязанности прокуроров». Далее он пишет, что «строгое соблюдение социалистической законности должно предупреждать и пресекать преступную деятельность любых антиобщественных элементов. Не случайно злейшие враги Советской власти в качестве одного из основных методов своей подрывной деятельности избрали именно преступное нарушение социалистической законности. Так действовали, в частности, враг народа Берия и его сообщники, разоблаченные Центральным Комитетом Коммунистической партии».

Сославшись на то, что статья 17 Положения возлагает на Генерального прокурора и подчиненных ему прокуроров обязанность «привлекать к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении преступлений, принимать меры к тому, чтобы ни одно преступление не осталось не раскрытым и ни один преступник не уклонился от ответственности», Руденко отметил, что необходимо серьезно улучшить надзор за исполнением законов в деятельности органов дознания и предварительного следствия.

Обратил внимание на то, что Положение наделяет прокуроров не только большими правами в области борьбы с преступностью, оно в то же время накладывает на прокурорско-следственных работников и большие обязанности. Важнейшей из них, отмечает Руденко, является усиление борьбы с наиболее опасными преступлениями. И здесь же их перечисляет: это преступления «против Советского государства, против священной социалистической собственности, против жизни, здоровья и личной собственности граждан».

Руденко заметил, что Положение обязывает прокуроров с особой внимательностью и тщательностью относиться к санкционированию арестов. При этом надо строить работу органов прокуратуры и суда, предварительного следствия и дознания так, чтобы «ни один из преступников не смог уклониться от ответственности и в то же время полностью искоренить случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности, необоснованных арестов граждан и неправильного их осуждения».

Далее в своей статье Руденко раскрыл задачи, возлагаемые Положением на органы прокуратуры в области надзора за исполнением законов учреждениями, организациями, должностными лицами и гражданами СССР, то есть функции так называемого «общего надзора» прокуратуры по рассмотрению жалоб, в области судебного надзора и надзора за соблюдением законности в местах лишения свободы. В заключение он остановился на вопросах укрепления, подбора и расстановки кадров, идейно-политического воспитания работников органов прокуратуры, повышения их политической ответственности за порученное дело.

С именем Романа Андреевича Руденко тесно связано начало перемен в деятельности органов прокуратуры. Ранее безликие и даже сами бесправные, прокуроры стали подлинными проводниками социалистической законности, конечно в той мере, в какой это диктовалось тогда руководящими органами страны. Слово «закон» стало, наконец, ассоциироваться с такими понятиями, как «справедливость», «порядочность», «честность». Началось постепенное, пока еще медленное и нерешительное, исправление тех искривлений, которые допускались во времена «сталинщины».

В первых же своих приказах, указаниях и распоряжениях Генеральный прокурор провозгласил курс на законность, надзор за подлинным исполнением законов — основополагающей линией деятельности прокурорских работников. В те годы Президиум Верховного Совета и Советское правительство приняли немало указов и постановлений, в которых отменялись многие старые репрессивные законодательные акты и распоряжения. Руденко немедленно реагировал на них, давая соответствующие разъяснения своим подчиненным. В частности, в сентябре 1953 года он подписал указание о надзоре за исполнением указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 сентября 1953 года «Об отмене административного выселения из домов государственных предприятий, учреждений и организаций рабочих и служащих, прекративших трудовые отношения». Указ значительно суживал административные меры при решении жилищной проблемы, перенеся центр тяжести на судебное рассмотрение соответствующих дел. Конечно, административное выселение из ряда домов, особенно оборонного значения, еще оставалось долгие годы, но все же поворот в сторону искового производства был сделан, и Руденко обратил на это внимание прокуроров. Потом он еще не раз возвращался к этой животрепещущей теме.

Одной из многих причин произвола в следственных делах являлась низкая квалификация следователей. Поэтому уже 14 октября 1953 года Руденко подписал приказ «О мероприятиях по повышению квалификации следователей органов прокуратуры». Проверки на местах тогда показывали, что многие следователи прокуратуры, особенно молодые, не умели пользоваться научно-техническими средствами, имеющимися в следственном чемодане, а такие важнейшие следственные действия, как осмотр места происшествия, осуществляли поверхностно и небрежно. Они подчас вообще игнорировали методические разработки, подготовленные институтом криминалистики, не знакомились с юридической литературой, не всегда хорошо знали процессуальное и материальное уголовное право.

В приказе был намечен целый комплекс мер, направленных на преодоление инертности следователей в изучении криминалистической техники и литературы, на подлинное повышение их квалификации. Контроль за исполнением этого приказа Руденко возложил на своего заместителя Г. Н. Новикова.

Генеральный прокурор принял ряд мер, направленных на искоренение бумажной волокиты в органах прокуратуры, значительно сократив требуемую от прокуроров отчетность. Своим приказом от 29 марта 1954 года он обязал их впредь предоставлять лишь отчеты о работе, донесения о наиболее опасных преступлениях и чрезвычайных происшествиях, а также копии представлений и протестов, вносимых в местные руководящие партийные и советские органы. Больше ничего от своих подчиненных прокуроры требовать не имели права. Он запретил прокурорам самолично устанавливать какую-либо отчетность, непредусмотренную приказом Генерального прокурора. Этим же приказом он отменил предоставление в вышестоящие прокуратуры различного рода справок о проведенных проверках, постановлений на арест, уведомлений о принятии к производству уголовных дел и т. п. Отменил также указание Прокуратуры СССР о личной проверке прокурорами республик, краев и областей раз в квартал одной тюрьмы или колонии. В то же время обязал прокуроров обеспечить строжайший надзор за соблюдением законности органами милиции и исправительно-трудовыми учреждениями, производя проверки там по своему усмотрению.

В апреле 1954 года в Москве состоялся V съезд профсоюза работников государственных учреждений, на котором серьезной критике подверглась работа органов прокуратуры по рассмотрению жалоб. На это Руденко моментально отреагировал, предупредив прокуроров о необходимости ликвидации проявлений бюрократизма и волокиты в разрешении жалоб, предложив заниматься этими вопросами и прокурорам республик, краев и областей.

В целях усиления борьбы с преступностью Руденко в одном из своих указаний (от 19 июня 1954 года) потребовал правильно и своевременно разрешать первичные материалы и сообщения о совершенных преступлениях. В то время зачастую под видом проверки поступивших материалов фактически проводилось предварительное следствие, а вопрос о возбуждении уголовного дела даже при наличии к тому достаточных оснований разрешался с большим опозданием. Другими словами, работники прокуратуры и органов милиции пытались «подстраховаться» от возможного прекращения уголовного дела и создать таким образом видимость благополучия в работе.

Руденко предложил рассматривать первичные материалы и сообщения о совершенных преступлениях и решать вопрос о возбуждении уголовного дела не более чем в 3-дневный срок. В тех же случаях, когда требовалось выехать на место или запросить дополнительные материалы — в 15-дневный срок.

Он запретил при проверке первичных материалов производство следственных действий, предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством.

В случаях насильственной смерти граждан или получения ими тяжких телесных повреждений, а также самоубийств Генеральный прокурор предложил уголовные дела возбуждать без какого-либо промедления и производить предварительное следствие.

После июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС явственно повеяло «оттепелью» и пусть еще урезанной, ограниченной определенными рамками, но все же свободой. Органы внутренних дел и государственной безопасности, ранее вершившие все дела, теперь решительно отодвигались на второй план. Восстанавливались в своих правах суды и прокурорский надзор. Внесудебные органы расправы — ликвидировались. 1 сентября 1953 года Президиум Верховного Совета СССР упразднил Особое совещание при Министерстве внутренних дел, рассматривавшее долгие годы основную массу политических дел по пресловутой статье 58. Одновременно с этим Верховному суду было предоставлено право пересматривать по протесту Генерального прокурора решения бывших коллегий ОГПУ, троек НКВД—УНКВД, Особого совещания при НКВД—МГБ—МВД СССР. Спустя почти два года Президиум Верховного Совета предоставил также это право военным трибуналам военных округов и флотов, верховным судам союзных республик, президиумам верховных судов автономных республик, краевым и областным судам в отношении дел, следствие по которым производилось местными органами госбезопасности. Пересмотр же решений бывшей комиссии НКВД и прокурора СССР по следственным делам был отнесен к компетенции Верховного суда. 7 августа 1957 года Президиум Верховного Совета СССР расширил полномочия верховных судов союзных республик и военных трибуналов округов (флотов), предоставив им право пересматривать и решения Особого совещания по делам, следствие по которым производилось центральными органами госбезопасности, а также решения, принятые комиссией НКВД и Прокурора Союза по следственным делам.

Уже по этим изменениям можно судить о все увеличивающемся объеме дел, подлежащих пересмотру. В связи с этими законодательными актами Генеральный прокурор СССР издал целый ряд приказов и указаний, которыми был установлен порядок рассмотрения жалоб и заявлений от лиц, отбывающих наказание по решениям коллегии ОГПУ, троек НКВД—УНКВД и Особого совещания при НКВД—МГБ—МВД СССР. Руденко и его заместители направили на места и другие секретные указания и приказы, касающиеся пересмотра уголовных дел, возбужденных по 58-й статье. Лица, необоснованно привлеченные к уголовной ответственности, подлежали трудоустройству, пенсионному обеспечению; время пребывания в местах лишения свободы и в ссылке засчитывалось в трудовой стаж, им должны были предоставлять в первоочередном порядке жилую площадь и т. д. Закон об этих льготах имел обратную силу, то есть распространялся и на лиц, освобожденных до его принятия. Этот нормативный акт был постоянно в поле зрения органов прокуратуры, как, впрочем, и другие подобного рода законы. Снимались с учета некоторые категории спецпоселенцев, восстанавливались права немцев, калмыков, греков, болгар, армян, чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей.

Так начиналась первая волна реабилитации жертв политических репрессий, пока еще выборочная и осторожная, но с каждым годом все более набирающая силу.

Происходящие перемены работники органов прокуратуры воспринимали с глубоким и искренним удовлетворением. Их не надо было специально «натаскивать» или подгонять. Чувство «законности» было им все же присуще. Другое дело, что проявлять его во времена сталинщины могли далеко не все, ведь на это требовалось особое мужество. Но когда очистился «политический воздух», повеяло переменами, прокуроры стали, пожалуй, самыми активными сторонниками новых идей. И это всячески поддерживал и приветствовал Генеральный прокурор, часто подавая личный пример своим подчиненным. Вспоминая Романа Андреевича тех лет, многие современники отмечали, что они действительно увидели в нем прокурора — проводника прогрессивных идей. Прежде всего потому, что был он личностью незаурядной. Старший помощник Руденко, С. В. Тюрин, знавший его много лет, писал о нем: «Мудрый, неторопливый в решениях, он чрезвычайно тщательно, осмотрительно подходил к решению любой проблемы. По некоторым вопросам он не один раз откладывал принятие решений, пока не находил наиболее правильное. Порой могло показаться, что это идет от некоего консерватизма либо нерешительности. Так некоторые и воспринимали его осторожность. Но это глубоко ошибочное представление! В те времена умный и порядочный человек не мог иначе действовать на таком важном государственном посту. А от него действительно многое зависело... Он предпочитал лучше выждать, воздержаться до поры от скоропалительных решений, пока, как говорят, не улягутся страсти вокруг очередной сомнительной идеи или кампании. Это было глубоко осознанное поведение большого государственного человека, единственно верное в тех исторических условиях... Именно понимание государственной важности своих позиций заставляло его проявлять осмотрительность».

С особой тщательностью Руденко подходил к подготовляемым в аппарате приказам и указаниям. «По несколько раз возвращал он такие документы на доработку, каждое слово в них взвешивал, искал точные, безупречно выверенные в правовом отношении формулировки, — вспоминал Тюрин. — Случалось, что даже после подписания документов он еще и еще раз возвращался к ним, перечитывал и перепроверял свои сомнения».

Надо ли говорить, с какой взвешенностью подходил Генеральный прокурор ко всем вопросам, связанным с реабилитацией жертв политических репрессий, особенно когда наступил второй ее период, более массовый.

В начале января 1955 года он пригласил к себе только что назначенного заместителя главного военного прокурора Бориса Алексеевича Викторова и поручил ему формирование и руководство специальной группой военных прокуроров и следователей, которая должна незамедлительно заняться рассмотрением писем и заявлений с просьбами о реабилитации.

Б. А. Викторов вспоминал, что Руденко сказал ему тогда: «Следует добиться, чтобы мнение у народа о военной юстиции изменилось в лучшую сторону. Пока прокуратура больше преуспела в том, чтобы как можно удачнее прикрыть свое или чужое беззаконие, погасить жалобы. Не исключено, что придется ставить вопрос об отмене неправосудных приговоров... Для восстановления честного имени не может быть никаких сроков давности. Чтобы принимать обоснованные решения, придется производить заново всестороннее объективное расследование. В этом примут участие сотрудники КГБ. Его аппарат в основном обновился, пришли новые люди, честные и принципиальные».

При этом он подробно разъяснил Викторову самые неотложные задачи: сформировать группу, проинструктировать людей, наладить работу, сочетая ее со специальной подготовкой и учебой. Для того чтобы лучше уяснить себе, как производилось в те годы следствие, Руденко порекомендовал Викторову ознакомиться с делами бывшего наркома внутренних дел Ежова, его заместителя Фриновского, а также с делами Берии, Абакумова, Рюмина, где факты беззакония и произвола были обнажены до предела.

Викторову удалось быстро сформировать группу, в которую вошли в основном бывшие фронтовики, окончившие после войны Военно-юридическую академию, в частности, Б. С. Нарбут, А. Г. Торопкин.

При создании специальной группы речь шла о реабилитации не только лиц, осужденных по политическим процессам, проводившимся до войны, но и жертв так называемого «военного времени», то есть лиц, которые вследствие тех или иных «обстоятельств» попали в плен, хранили случайно оказавшиеся у них фашистские листовки и т. п. Руденко предупредил, что могут быть «попытки поставить под сомнение правильность осуждения действительных врагов Советской власти, активных пособников фашистов, карателей, допустить реабилитацию таких лиц ни в коем случае нельзя».

В первые же дни работы специальной группы возникло множество вопросов, с которыми Викторов обратился к Руденко. В частности, есть ли политическое решение о массовом пересмотре дел прошлых лет и т. п. Вот что, по словам Викторова, Роман Андреевич ответил: «Поведение ваших товарищей объяснимо, им нелегко сразу воспринять все то, что вы им сообщили. Просят сослаться на решение о пересмотре дел прошлых лет? Что же, так привыкли. Не верят на слово? В академии так учили. Всем нам придется столкнуться с тем, что оценки некоторых событий и их участников, казавшиеся неизменными, нужно будет пересмотреть. Сделать это надо во имя истины, справедливости и правды истории. А решение будет. Оно готовится».

Руденко лично занимался вопросами реабилитации. Он подписал сотни постановлений следственных органов, признававших обвинения тех или иных лиц необоснованными и недоказанными, и вносил их на рассмотрение Верховного суда СССР. Он принял многих бывших узников, членов их семей, лично знакомил людей со следственными делами, разъяснял им права. Словом, помогал чем только мог.

Среди первых реабилитированных были и расстрелянные бывшие руководители Прокуратуры СССР и Прокуратуры РСФСР и их близкие: первый прокурор Союза И. А. Акулов и его жена Н. И. Шапиро, бывшие прокуроры республики Н. В. Крыленко, В. А. Антонов-Овсеенко и его жена Софья Ивановна, Ф. Е. Нюрина, Н. М. Янсон и его жена Л. Ф. Петрулевич и другие.

Конечно, без политического решения реабилитация жертв репрессий не смогла бы принять столь массовый характер. В январе 1956 года Президиумом ЦК КПСС была образована комиссия по изучению материалов о политических репрессиях в стране в период 1935—1940 годов. Ее возглавил секретарь ЦК КПСС, академик П. Н. Поспелов. В нее вошли также секретарь ЦК КПСС А. В. Аристов, Председатель ВЦСПС Н. М. Шверник, заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС П. Т. Комаров. Активное участие в работе комиссии принимал и Генеральный прокурор Союза. Выводы комиссии легли в основу секретного доклада «О культе личности и его последствиях», произнесенного первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым 25 февраля 1956 года, в последний день работы ХХ съезда КПСС. В докладе впервые было сказано о беззакониях и произволе, творимых органами внутренних дел и государственной безопасности не только с попустительства, но и по прямому указанию И. В. Сталина.

Вот как описывает свои впечатления от этого доклада Викторов: «По инициативе Романа Андреевича Руденко я оказался с числе приглашенных на съезд. Это было глубоко впечатляющее, незабываемое событие в моей жизни... В конце работы съезда выступил Никита Сергеевич Хрущев. Его доклад о злоупотреблениях Сталина произвел большое впечатление. Еще свежа была в памяти всенародна скорбь. Прощаясь со Сталиным, многие искренне плакали. Все хорошо знали, помнили лозунг: «За Родину, за Сталина». С этими словами шли в бой и погибали. С его именем связывали все предшествующие достижения... Что произошло в 1936—1937 годы и почему, многие не могли объяснить. Слышали: были в НКВД изверги Ежов и Берия, но им ничего не простили, покарали. О какой-либо конкретной виновности во всем этом самого Сталина никто открыто не говорил.

Впервые от Никиты Сергеевича Хрущева мы услышали о фактах личных злоупотреблений Сталина — один страшнее другого. В своем блокноте я сделал тогда пометки, которые сохранились».

Многие факты, приведенные в докладе Хрущева, оказались откровением и для Генерального прокурора, участвовавшего в работе съезда в качестве делегата. Вот что говорил тогда Хрущев: «Массовые репрессии резко усилились с конца 1936 года после телеграммы Сталина и Жданова из Сочи от 25 сентября 1936 года, адресованной Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро, в которой говорилось следующее: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудел. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД». Следует кстати заметить, — продолжал Хрущев, — что с партработниками Сталин не встречался и поэтому мнение их знать не мог.

Эта сталинская установка о том, что «НКВД опоздал на 4 года» с применением массовых репрессий, что надо быстро «наверстать» упущенное, прямо толкала работников НКВД на массовые аресты и расстрелы...»

Конечно, Хрущев говорил далеко не все, что ему было известно. Ни разу он не упомянул и своего имени, не покаялся за свои «прегрешения», которых было не меньше, чем у любого другого члена Политбюро. Ведь он тоже был причастен к массовым «чисткам» на Украине, когда стал в январе 1938 года первым секретарем ЦК КПУ и кандидатом, а чуть позднее, в марте 1939 года, членом Политбюро ЦК КПСС.

Привел в своем докладе Хрущев и первые цифры реабилитированных. По его словам, на день открытия съезда с 1954 года Военной коллегией Верховного суда СССР было реабилитировано 7679 человек, многие из них — посмертно.

По докладу Хрущева без обсуждения было принято соответствующее решения, а 30 июня 1956 года вышло большое постановление ЦК КПСС «О культе личности и его последствиях».

Руденко постоянно интересовался работой специальной группы и всегда напоминал руководителям Главной военной прокуратуры о всей важности порученного им дела. В. А. Викторов рассказывал: «Вся наша работа проходила под непосредственным руководством Генерального прокурора Союза ССР действительного государственного советника юстиции Романа Андреевича Руденко. Лично он и нередко его заместители А. Н. Мишутин, П. И. Кудрявцев утверждали подготовленные нами решения по определенным делам или в силу требований процессуального закона.

Руководство аппаратом, созданным в Главной военной прокуратуре для этих целей, осуществлял Главный военный прокурор. В начале работы им был генерал-майор юстиции Е. И. Варский, а затем А. Г. Горный, ставший впоследствии генерал-полковником юстиции. Решения по пересмотренным делам, отнесенным к нашей компетенции, принимали Главный военный прокурор и его заместители — автор настоящих записок и в разное время другие заместители — А. Н. Полев, В. С. Жабин, Д. П. Терехов, И. М. Максимов, К. Н. Новиков и С. К. Залчевский. Возглавляли отделы назначенные с периферии опытные военно-прокурорские работники, занимавшие до этого и во время Отечественной войны должности военных прокуроров армий и корпусов. Из фронтовиков в основном был сформирован и весь аппарат для этой работы».

Необходимо добавить, что материалы по реабилитации И. А. Акулова, подготовил военной прокурор подполковник юстиции Аракчеев. Делом Н. В. Крыленко занимался военный прокурор подполковник юстиции Васильев, реабилитацией В. А. Антонова-Овсеенко и Н. М. Янсона — подполковник юстиции Ф. Р. Борисов, пересмотром дела Ф. Е. Нюриной — военный прокурор подполковник юстиции Прошко. Именно их тщательно подготовленные постановления легли в основу реабилитации бывших руководителей Прокуратуры СССР и Прокуратуры РСФСР.