"Женщина, которую я бросил" - читать интересную книгу автора (Эндо Сюсаку)Вторая запись Ёсиоки ЦутомуНе скажу, как она выглядела в тот день, когда я увидел ее впервые; если бы я ее любил, мне бы, наверное, навсегда запомнились ее смех, легкие прикосновения ее пальцев и прочие нежности, которыми обмениваются влюбленные. У нас же ничего подобного не было, потому что я хотел лишь удовлетворить желание. Грубо говоря, мне нужна была женщина на ночь. Я нашел ее, чтобы, использовав, выбросить, как выбрасывают пустую пачку из-под сигарет, сойдя с ночного трамвая. В ответном письме она назначила мне свидание у вокзала Ситакитадзава, недалеко от которого жила. Она писала, что не хочет встречаться со мной в многолюдных районах Синдзуку или Сибуя, потому что боится заблудиться. Место нашего свидания я запомнил хорошо. Еще бы! Рядом находилась привокзальная уборная, и от нее так воняло, что не запомнить это было невозможно. Над головой проносились поезда, и с эстакады на мои рваные ботинки падали черные капли. Это была окраина Токио, еще не оправившаяся от военных ран. Я нащупал деньги в кармане и с облегчением подумал: «Все-таки хорошо, что она не назначила свидания в кафе». В моем положении глупо тратить тридцать иен на две чашки кофе, когда есть более удобные и, главное, более дешевые места свиданий, известные каждому токийскому студенту. Итак, я ждал. Часы у входа в кинотеатр показывали половину пятого. Ее письмо пришло в невзрачном желтеньком конверте. На дешевой почтовой бумаге неровным ученическим почерком Мицу писала, что работает в конторе фармацевтической фабрики и что до конца рабочего дня им уходить не разрешают. «Неужели в университете тоже есть поклонники Вакаяма Сэцуко? В воскресенье я смотрела «Зеленые горы» с ее участием. Она восхитительна. Я запомнила песню из этого фильма и пою ее во время работы. Кроме Сэцуко, из новых артистов мне нравится Цурута Кодзи». Многочисленные орфографические ошибки в ее письме заставили смеяться даже Нагасиму. - Где ты раскопал эту принцессу? - хохотал он. - Вот так «черепаха»! На тогдашнем студенческом жаргоне «черепахой» назывался непритязательный парень, а «зайчихой» - предмет его ухаживаний; тем самым их любовь уподоблялась погоне черепахи за зайцем. - Заткнись! - сердито крикнул я. - У тебя и такой нет. Но, вдоволь нанюхавшись вони из вокзальной уборной, я вспомнил этот разговор с Нагасимой и почувствовал к себе отвращение. В пять часов кончился рабочий день. Густая толпа повалила с вокзала, растекаясь в разные стороны, но девушки, похожей на Морита Мицу, не было видно. По другую сторону железнодорожных путей остановился рекламный автобус, и коренастый мужчина стал прокручивать модные песенки. Я решил отправиться домой, если она не приедет со следующей электричкой. «Это тебя бог наказал. Так тебе и надо. Нечего лезть в любовники», - издевался я над собой. В это время две девушки, поглядывая по сторонам, подошли к рекламному фургону и о чем-то спросили мужчину. Когда мужчина показал в мою сторону, я понял, что одна из них - та, которую я жду. Может быть, это она спряталась за спину подруги. Обе они стеснялись - это было видно по их лицам и по тому, как они нерешительно подталкивали друг дружку. - Спроси его, - шепнула та, у которой, как у деревенской школьницы, на плечах лежали две косы. Она была низкорослая и широкая в плечах. - Сама спрашивай. Обе они были одеты, как одеваются девушки рабочих окраин Токио: в одинаковые оранжевые кофточки и черные юбки. Обычно эти девушки любят ходить в бильярдные и тиры. В кино они бывают по воскресеньям, когда билеты стоят дешевле, и по окончании сеанса, аккуратно сложив, уносят с собой программку, пахнущую типографской краской. «Как я пал!» - вскричал я мысленно. Но если уж так получилось, я постараюсь не остаться в накладе и выберу ту, которая лучше. Пожалуй, девушка повыше была стройнее, у нее был милый носик, и вообще она казалась привлекательней. - Кто из вас Морита Мицу-сан? Ты? Я ошибся. Морита Мицу оказалась та, у которой были косы. - А почему ты пришла не одна? - Она просила меня прийти вместе с ней. Но я говорила, что мне не надо ходить, - с обидой сказала Другая. Конечно, я с самого начала понимал, что иду на свидание не с прекрасной феей, а с девушкой, которую вполне справедливо высмеял Нагасима. Но теперь, встретившись с ней, я почувствовал себя таким жалким... Будто не нашел своей фамилии в списке поступивших в университет, хотя в глубине души понимал, что меня не примут. - Мит-тян, я пошла домой. - Что ты! Оставайся с нами, - Мицу растерянно тронула подругу за плечо. Та отстранилась и, недоброжелательно поглядев на меня, побежала по каменным ступенькам на вокзал. Над нашими головами с грохотом пронеслась электричка. Пыль, поднятая ею, покрыла короткие ноги Мицу, выглядывающие из-под старомодной юбки. Вид ее бежевых, плохо натянутых чулок вызывал у меня брезгливое чувство. - Что мне делать? Ёко-сан меня покинула, - невнятно пробормотала она, ковыряя землю носком ботинка. - О чем ты беспокоишься? Разве ты никогда не встречалась с мужчиной? - Что вы! Что вы! Я... - А в кино ты ходишь одна? - Нет, с Ёко-сан, - Она улыбнулась доброй и в то же время глуповатой улыбкой. - Выходные дни мы проводим вместе. Я больше не мог стоять рядом с уборной и пошел от вокзала. Девушка, как послушная собачонка, следовала за мной. - Куда мы пойдем? - Сейчас узнаешь. Только не удивляйся, - сказал я, вспомнив советы Кима-сан: «Говори всякую чепуху, все сойдет». Всякую чепуху! Мне было жалко себя, жалко времени, потраченного на ожидание этой уродины с тупым лицом. Но и уйти от нее я тоже почему-то не мог. Стемнело. Окончив рабочий день, угрюмые люди, толкая друг друга, спешили домой. Морита Мицу изо всех сил старалась не отставать от меня. Короткая и широкоплечая, она пыталась попасть в ногу и, делая непривычно широкие шаги, некрасиво, совсем не по-женски раскачивалась. Мы вышли на широкую площадь; повсюду гуляли парочки. Было прохладно, а на носу Мицу выступили капельки пота. - Я никогда не бывала в таких многолюдных местах. А вы? - Приходилось. Я здесь лотерейные билеты продавал. Ведь если я не заработаю, я не смогу ходить в университет. Я не постеснялся сказать о своей бедности, понимая, с кем имею дело. Было бы смешно искать расположения этой кретинки. - Вам приходится подрабатывать? - Да. И на еду и на учебу нужны деньги. Я и сейчас помню, с каким состраданием она посмотрела на меня и как, остановившись, сунула свою маленькую руку в карман дешевой кофточки. - В чем дело? - Вы платили за меня в трамвае. Я должна отдать. - Какие глупости! В светофоре на перекрестке зажегся зеленый свет, и люди торопливо потекли через улицу в сторону кинотеатра. Ничуть не стесняясь окружающих, Мицу громко говорила: - Вы не тратьте деньги зря. Я за себя заплачу. Заплачу. Мы с Ёко-сан каждая за себя платим, когда ходим в кино. - У тебя при себе много денег? - Четыреста иен. Четыреста иен... В два раза больше, чем у меня. Я взял сто иен у Нагасимы, и сто было у меня, но тратить их не хотелось. - Хотя ты и девчонка, но денежки у тебя водятся. Сколько получаешь в месяц? Ее месячный оклад около трех тысяч иен, похвасталась Мицу, но иногда получается больше, так как, если не хватает рабочих рук, она помогает фасовщикам и за это получает отдельно. Живет она в одной комнате с Ёко. - А родом ты откуда? - Кавакоси. Слыхали? - Нет. Домой часто ездишь? Скорчив печальную гримаску, Мицу отрицательно покачала головой. Наверное, дома у нее что-то неладно. В те годы мы часто ходили в кабачок «Поющие голоса». Сейчас он начал хиреть, а тогда был ничего. Днем он казался невзрачным, но вечером, когда в зале зажигались свечи и светильники, на длинных шнурах свисающие с потолка, а на стенах плясали неясные тени, жизнь в нем бурлила. Отделанный снаружи деревом, кабачок напоминал горную хижину. Мужчина в русской рубахе, обслуживающий клиентов, в свободные минуты пел русские песни, аккомпанируя себе на гармони. Этот кабачок, а также «На дне» в Синдзуку и «Подземные обитатели» у Сибуя были излюбленными местами студентов. Очевидно, Мицу впервые попала даже в такое отнюдь не шикарное заведение, если, едва ступив на порог, попятилась назад, как ассенизатор, оказавшийся в императорском дворце. - Здесь, наверное, очень дорого, - Она подергала меня за плащ. - Гм... Конечно! Но ведь у тебя четыреста иен! - Этого хватит? Тогда оставьте только на электричку. Я знал, что и ста иен будет достаточно, но промолчал. - Это всё студенты? Она застенчиво смотрела на молодых людей в черных блузах и девушек в беретах, с сигаретами в зубах. Это была литературная и театральная молодежь, любящая пофилософствовать. Я их терпеть не мог. Они без конца разглагольствовали о высоких материях, экзистенциализме и нигилизме, и у всех у них под модными блузами было грязное белье, а на ногах - вонючие дырявые носки. - Они все тоже студенты? Да? «Ох и дура же набитая», - подумал я. Один из этих мерзавцев уселся на деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, и заиграл на гармони. Кто-то запел, другие подхватили. Каждый старался выглядеть бесшабашным гулякой; всем своим видом студенты словно хотели доказать, что имеют право веселиться, как им нравится, и что это и есть настоящая жизнь. И все же что-то равнодушное таилось в их лицах. - Знаешь эту песню? - Нет. - Это «Тройка». Русская песня. - Никогда не слыхала, - виновато покачала головой Мицу, - я ведь окончила только гимназию... - А-а. Ну тогда попроси, чтобы тебе сыграли «Зеленые горы», - съязвил я. Мицу опустила глаза и сморщилась: - Что с тобой? - М... м... м... Здесь есть уборная? - Туалет? - Да, - С глубоким вздохом Мицу вытащила из кармана кофточки туалетную бумагу. Свидание наше началось около уборной, и теперь, не успели мы сесть за стол, она напомнила об этом. «Вонючая парочка», - промелькнуло у меня в голове. Мицу ушла. Я вытащил сигареты и закурил. И тут почувствовал, что кто-то похлопывает меня по плечу. Я обернулся и увидел парня в кепке, измазанной вазелином, как это было принято у снобов. Это был Идогава, студент нашего университета. Бледный, в очках без оправы, он принадлежал к людям, которые всегда находятся в приятном расположении духа. - Попался, приятель. - В чем дело? - Знаю, ты с ней того... - он погрозил пальцем. - Что за глупые шутки! Буду я возиться с такой, - ответил я, пожав плечами. - А зачем возиться? - Идогава говорил в нос. - Предложи ей стаканчик коктейля, и дело в шляпе. В этом кабачке за восемьдесят иен в бутылке из-под лимонада подавали коктейль из водки и газированной воды. Он легко пился, и неопытные девицы попадались на эту удочку: выпив стакан, они быстро пьянели и теряли над собой контроль. - Я закажу, - подмигнул Идогава и, щелкнув пальцами, подозвал официанта. Когда Мицу вернулась, на столе уже стояли два стакана с прозрачной жидкостью. Сейчас я понимаю, что должен был сказать ей: «Не пей», но Идогава посматривал в нашу сторону и посмеивался, а я боялся этого циника. Он решит, что я даже перед такой девушкой робею, и растреплется об этом всему свету. Признаться, где-то глубоко во мне раздался слабый голос совести, но его заглушил другой: «Да что ты в самом деле? Не детей же тебе с ней крестить! Один раз можно побаловаться». - Что это? - доверчиво улыбаясь, спросила Мицу. Я молча наблюдал, как она пьет коктейль. Она выпила его, будто стакан чаю. - Никогда не пробовала такого вина! Это импортное? Наверное, дорого стоит? - Конечно, дорого, но ты не беспокойся. Она покраснела, и толстые губы ее глупо приоткрылись. - Здесь очень приятно. Если бы и Ёко-сан была с нами, она бы пришла в восторг. Мицу уже едва ворочала языком. Из своего угла Идогава снова подмигнул мне. Заиграли на гармони. Пожилой усатый мужчина в берете с поклонами ходил от стола к столу. - Хорошо бы исполнили «Зеленые горы». - Еще что! - буркнул я. Мужчина подошел к нашему столу и, взяв Мицу за руку, что-то шепнул ей. - Оставьте ее в покое, - крикнул я. - Вас только тут не хватало! - Пусть говорит! Пожалуйста, дедушка, я заплачу. Этот тип занимался гаданием, преимущественно хиромантией, в кабачках Сибуя и «Поющих голосах». Он говорил все, что ему приходило в голову, но одно из его предсказаний я запомнил хорошо. Он сказал, что Мицу будет несчастной оттого, что жалеет других. - Ты слишком добра, девочка, слишком добра. А за это всегда приходится платить. Будь осторожна, иначе мужчины используют твою доброту тебе во вред. - Какая чепуха! - засмеялся я. И Мицу тоже громко захохотала. - Через несколько лет тебя постигнет несчастье, которое сейчас ты даже не можешь себе вообразить. Но что это будет, старик так и не сказал. Получив двадцатииенную бумажку из красного кошелька Мицу, он, поклонившись, отошел. Мицу едва держалась на ногах. По-идиотски полуоткрыв рот и опираясь на мое плечо, она кое-как спустилась по лестнице. Внизу стоял Идогава. - Приятной ночи! - Пошел к черту! Но я уже наметил, куда ее вести. Когда-то я здесь подрабатывал и знал, что недалеко отсюда, на склоне горы, возле депо метропоездов, есть гостиница, в которой можно, если верить рекламе, висящей над входом, переночевать за сто иен. Кончали торговать магазины. Продавец с напомаженными волосами, насвистывая, закрывал ставни. В плохо освещенном углу улицы еще продавались книги и журналы. На обложке одного из журналов была изображена молодая обнаженная женщина, закинувшая руки за голову. Несколько мужчин с лихорадочным блеском в глазах просматривали журналы. Впереди нас стоял человек с рекламными щитами на спине и груди. Реклама призывала посещать бар, в который мужчин и женщин пускали только парочками. Человек-реклама улыбнулся нам и, когда мы проходили мимо, что-то пробормотал. С грохотом проехал фургон, торгующий сладким картофелем, который жарили тут же, на глазах покупателя. «Энокен...» Я вдруг с тоской вспомнил, как расклеивал афиши Кима-сан. Кажется, меня возмутила наглая подделка, но ведь я же раздавал эту афишку крестьянам. Там не испугались вместо «Энокен» написать «Энокеи», а я боюсь обмануть эту девчонку. Показался далекий, тусклый свет Сибуя... «В конце концов, - думал я, - все обманывают друг друга и даже не желают разобраться, где истина, а где ложь». - Ты мне нравишься, - пристально глядя на огоньки Сибуя, сказал я так, словно произнес хорошо заученную математическую формулу. Мы приблизились к маленькой гостинице, обнесенной бамбуковым забором. - Куда мы пришли? - сказала Мицу, словно не слышала моих слов. - Это вокзал Сибуя? - Нет, но нам нужно сюда зайти. - Мне пора домой, хозяйка не пустит меня так поздно. - О чем ты беспокоишься? Еще совсем рано. - Вы за меня платили в кабачке, а я здесь заплачу половину. Ведь... - Что ведь?.. - Ведь вы так много истратили. Может быть, у вас не осталось на завтра. Она сунула руку в карман и молча подала мне потрепанную стойенную бумажку. - Не надо. - Нет, нет. Возьмите. У меня есть деньги. Я могу еще заработать. Останусь дежурить на ночь, помогу фасовщикам - вот и получу за пять дней пятьсот иен. Не беспокойтесь, я... В ее голосе звучала едва ли не материнская забота. Так в детстве разговаривала со мной мать. Во время войны - я тогда ходил в гимназию - было трудно с едой, и за обедом мать, отрывая от себя последнее, перекладывала в наши чашки свою долю. Когда я отказывался, мать ласково уговаривала меня, и иногда ее настойчивость становилась неприятной. Но и вспомнив это, я не постеснялся положить в карман деньги Мицу. Железнодорожник с синим фонарем в руках переходил линию. Порывистый ветер доносил пьяную ругань из китайского ресторанчика под горой. На улице Ямата - улице гостиниц и отелей - царила тишина. Немного позже здесь появятся пьяные и подвыпившие мужчины и женщины, но сейчас здесь почти никого не было. Я комкал в руке стоиенную бумажку, которой, я знал, хватит, чтобы получить часа на два комнатушку в гостинице. - Зайдем? Во дворике перед гостиницей росло несколько бамбуков, кое-где в зеленой траве лежали валуны. Через приоткрытую дверь было видно, что в прихожей парами стоит мужская и женская обувь. - О-о-о! - Удивленная Мицу сделала шаг назад. - Ты что? - Я взял Мицу за руку и притянул к себе, - Я люблю тебя. - Нет... нет... Я боюсь... - Чего? Я же сказал, что люблю тебя. Ты мне нравишься. Поэтому я и в кабачок с тобой ходил и сейчас не смогу от тебя уйти, пока... - Мне, страшно. Я попытался обнять Мицу и коснулся ее маленьких грудей. Девушка неожиданно сильно оттолкнула меня. Но я снова прижал ее к себе, так что уткнулся лицом в ее волосы, и торопливо зашептал слова, которые скопились во мне, как рудничный газ в забое. Чужие слова, грязные и похотливые. - Ты мне нравишься. Я тебя люблю... Я хочу любить тебя всю... Все твое тело... Ничего страшного... Ничего страшного не будет. Ты мне веришь? Нет? Почему же тогда ты пришла на свидание? Почему? Может быть, я вызываю у тебя отвращение? Тебе не нравится, что я тебя обнимаю? - Я говорил все, что говорят мужчины, обольщая женщину, которую не любят. - Ну!.. Значит, я тебе противен? - Нет... Вы мне нравитесь... Я... - А чем ты это докажешь? Нам, студентам, слов недостаточно, мы и так слышим их без конца. А любовь? Один философ, например, говорит, что только эгоист не отдается любви без остатка. Последнее я придумал экспромтом. Если б этот философ мог услышать мою болтовню! - Во-первых, боязнь потерять девственность объясняется устаревшими взглядами на жизнь. Сегодня студентки добровольно идут на это. А остальные женщины от них отстали, потому что не могут освободиться от косных предрассудков. Неужели вам в гимназии ничего не говорили об этом? - Нет. Это так трудно понять. - Конечно. В гимназиях еще рано говорить о таких вещах. Но в университете... Ты что-нибудь слыхала об эмансипации женщин? Так вот. Чтобы мужчина и женщина были равны, необходимо отбросить всякий стыд, если между ними возникает любовь. Так нас учат. Понимаешь, о чем я говорю? Тупо глядя на меня, Мицу удрученно кивнула головой. - Я говорю, что нужно вести себя иначе. Отбрось ложные предрассудки. Войдем в этот дом. Может быть, вначале тебе будет немного страшно. Но ведь сказал же кто-то, что прогресс невозможен без риска. Бедные философы! Однако нужно как-нибудь использовать знания, которые мы получаем от профессоров. В конце концов, не даром же я плачу деньги, бегая на заработки! Увы, «цитаты» из научных трудов не произвели желаемого впечатления на фабричную девчонку. - Ну, идешь? - Я взял Мицу за руку, но она, как львенок, отпрянула назад. - Нет, пойдемте домой, прошу вас, пойдемте. - Домой? - закричал я. - Да что ж это такое? Сама назначила мне свидание, я пришел, а она домой. Вот тебе на... Ей дело говоришь, а она упрямится, будто ишак... Ладно. Пусть будет по-твоему. Я пошел. И широкими шагами я стал спускаться вниз по улице. Я был вне себя оттого, что столько времени потратил попусту. И с кем? Хотя бы девчонка стоящая была. Но зол я был не только на Мицу, но и на философов и на профессоров, уроки которых оказались бесполезными. Вдруг резкая боль пронзила мое правое плечо и спину. Кажется, начинается нервный приступ, не раз повторявшийся после полиомиелита. Когда я сильно устаю или волнуюсь, всегда возникает эта колющая боль. Мыча от боли и чувствуя, что Мицу бежит за мной, я, не оглядываясь, продолжал идти. Она догнала меня и задыхаясь спросила: - Вы обиделись? - Конечно. - И больше не придете? - А что мне еще остается? Ты сама дала мне понять, что я тебе не нужен... - ... - Но если тебе неприятно быть со мной, я не стану навязываться. - Вы... я... Но мне не хочется заходить туда... - Тогда прощай... Мы спустились с горы. На веранде китайского ресторана двое мужчин с красными от вина лицами жадно что-то ели. - Вы не хотите больше встречаться со мной? - Нет. Боль, ставшая еще острее, снова пронзила мою спину. Я невольно вскрикнул и схватился за правое плечо. - Что с вами? - Удивленная и испуганная Мицу заглянула мне в глаза. - Ничего. В детстве я болел полиомиелитом. Видишь, правое плечо у меня опущено. К тому же я хромаю. Поэтому и девушки меня не любят. Кому я нужен, калека? Еще ни одна меня не любила... М-м-м... И ты оказалась, как все... - Вы хромаете? Качающийся свет фонаря упал на лицо Мицу: она с состраданием смотрела на меня. Бедняга, она и в самом деле верит каждому моему слову. - Да. Я хромой. Я калека. Поэтому меня не любят девушки. И поэтому ты отвернулась от меня, я знаю... Вдруг своими маленькими ладонями она стиснула мои пальцы. - Как мне вас жалко! - Не стоит меня жалеть. - Значит, вы здесь никогда раньше не бывали? - Конечно. Кто сюда пойдет с нищим калекой? Вот и сегодня... Думал, что ты... Дурак набитый... Я просто был зол и на самом деле ни о чем таком не думал. Но именно эти лживые слова не годящиеся даже для плохого фильма, подействовали на Мицу сильнее всего. - Ну... если так... если так, то... то пойдемте... |
||||||
|