"Реабилитация как это было 1953-1956" - читать интересную книгу автора (Артизов А Н, Сигачев Ю В, Хлопов В Г, Шевчук И...)

ВВЕДЕНИЕ

В первых изданиях «Толкового словаря живого великорусского языка» Даля слово «реабилитация» отсутствует. Это латинское понятие (rehabilitatio — восстановление) утвердилось в русском языке вслед за такими прочно вошедшими в повседневный обиход «изобретениями» революционной эпохи, как «диктатура пролетариата», «классовая борьба», «руководящая роль партии», «враги народа» и др. «Реабилитация» в широком смысле слова подразумевает не только восстановление доброй репутации и попранных прав конкретного гражданина. В послесталинское время это понятие начали применять при характеристике процесса, как тогда говорили, «восстановления социалистической законности». Посмертное возвращение незапятнанного имени и достоинства невинно убиенным, снятие многочисленных правовых ограничений, освобождение из лагерей, тюрем и ссылок огромного количества честных людей, возврат им части конфискованного имущества, осуждение репрессий и злоупотреблений властью, наказание исполнителей кровавых преступлений — все это составные части начавшегося в 50-е годы реабилитационного процесса^{1}.

В отличие от предшествующих изданий, в которых выборочно публиковались отдельные реабилитационные акты^{2}, сборник призван дать по возможности полный перечень реабилитационных документов начала 50-х годов, показать механизм принятия решений и ту борьбу, которая велась вокруг них.

Политическая реабилитация в СССР всегда была лакмусовой бумагой для выявления политических настроений правящей элиты, для определения действительных устремлений и возможностей власти по реформированию общественной жизни, соблюдению конституционных прав и свобод граждан. Реабилитацию поэтому невозможно рассматривать вне общего контекста развития страны. Ее периодизация почти зеркально повторяет этапы общественно-политической эволюции советского общества.

Три неполных года без Сталина предшествовали докладу Хрущева «О культе личности и его последствиях» на закрытом заседании ХХ съезда партии. Но эти годы были чрезвычайно насыщенными, вместив в себя и ожесточенную борьбу за власть между наследниками вождя, и исполненную в традициях середины 30-х годов расправу с Берией, Абакумовым, другими палачами, и стыдливое замалчивание имен организаторов, причин, масштабов прежних репрессий, и начавшуюся трудную переоценку ценностей, и деятельность первых реабилитационных комиссий ЦК КПСС под руководством Ворошилова, Микояна, Поспелова.

Как это ни парадоксально, первые реабилитационные акты инициировал человек, чье имя общественное мнение прочно связывало с карательными органами и творившимся в стране произволом. Весной 1953 г. Берия проявил повышенную активность, буквально бомбардировав Президиум ЦК своими записками и предложениями. Они, правда, затрагивали лишь некоторых его ближайших сотрудников, родственников высших партийных сановников, а также осужденных на срок до 5 лет, т. е. по мягким обвинениям. Предлагалось пересмотреть дела второй половины 40-х — начала 50-х годов (так называемые дела кремлевских врачей, мингрельской националистической группы, руководителей артиллерийского управления и авиационной промышленности, убийство главы Еврейского антифашистского комитета Михоэлса и другие). Но при этом не было и речи о массовых репрессиях 30-х годов или депортациях народов в период Великой Отечественной войны, к которым сталинский подручный имел прямое отношение. И понятно почему: главной целью инициатив Берии было стремление укрепить собственное положение во властных структурах, поднять любыми способами личный авторитет, исключив себя из числа лиц, ответственных за преступления сталинского режима.

Смещение Берии, казалось, должно было облегчить процесс политической реабилитации. Но этого не произошло.

Остававшийся пока еще формальным лидером страны Маленков на июльском (1953 г.) пленуме ЦК КПСС ввел в оборот слова о «культе личности Сталина». Но для Маленкова этот культ означал, прежде всего, беззащитность партийно-государственной номенклатуры от произвола вождя. Будучи замешанным в организацию массовых репрессий, он, разумеется, не мог пойти на масштабный подход к этой проблеме.

Месяцы ушли на очередной передел власти внутри Президиума ЦК, расправу со сторонниками и родственниками Берии и других руководителей карательных служб, перестановку кадров в органах безопасности, внутренних дел и прокуратуры, пересмотр результатов объявленной по инициативе Берии амнистии. За активную роль в аресте Берии отблагодарили военных: состоялась реабилитация пятидесяти четырех осужденных генералов и адмиралов Советской Армии, в том числе близких Жукову — Телегина, Крюкова и Варенникова. Но многочисленные письма, поступавшие от заключенных, ссыльных и спецпоселенцев, оставались без ответа. Принятые в этот период решения отличало разве что более определенное указание на якобы главных виновников репрессий — бывших руководящих работников МГБ и МВД, которых судили в спешном порядке.

Лишь в начале 1954 г., когда в партийно-государственной верхушке четко обозначилось лидирующее положение Хрущева, реабилитация получила новый импульс. Хотя, взяв курс на расширение процесса реабилитации, на установление причин и последствий репрессий, Хрущев, как и свергнутый Берия, руководствовался далеко не бескорыстными мотивами. Об этом свидетельствуют, с одной стороны, сохранение в тайне статистических данных об арестованных органами ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ за 1921–1953 гг. (они были подсчитаны, вероятно, по поручению первого секретаря ЦК, уже в декабре 1953 г.), а с другой, стремительная реабилитация участников «ленинградского дела». Хрущев хорошо усвоил сталинские методы использования компрометирующих материалов для ослабления соперников в борьбе за власть. Восстановление справедливости по отношению к ленинградцам компрометировало Маленкова, одного из виновников гибели Вознесенского, Кузнецова и их товарищей. Проведенная с широкой оглаской среди партийного аппарата, эта реабилитация укрепляла авторитет Хрущева, выстилая ему дорогу к единоличной власти.

Но какими бы мотивами ни руководствовались правители, чаяния и надежды политзаключенных и ссыльных стали постепенно сбываться. Наряду с установлением судебного порядка пересмотра дел (по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 г. Верховный Суд СССР получил право пересматривать по протесту Генпрокурора СССР решения коллегии ОГПУ, Особого совещания и двоек и троек) был введен и упрощенный порядок. В мае 1954 г. начала работу Центральная комиссия по пересмотру дел осужденных за «контрреволюционные преступления», содержащихся в лагерях, колониях, тюрьмах и находящихся в ссылке на поселении, созданы аналогичные комиссии на местах. Центральная комиссия получила право пересматривать дела на лиц, осужденных Особым совещанием при НКВД — МГБ или Коллегией ОГПУ; местные комиссии наделили функциями пересмотра дел осужденных двойками и тройками НКВД. Для изучения положения спецпоселенцев была образована комиссия под председательством Ворошилова, результатом деятельности которой стало известное постановление «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев» от 5 июля 1954 г. Были освобождены из ссылки ранее осужденные на срок до 5 лет за «антисоветскую деятельность», сняты ограничения по спецпоселению с раскулаченных и граждан немецкой национальности, проживавших в районах, откуда выселение не производилось.

В следующем году были выработаны предложения по пересмотру политики в отношении отдельных репрессированных народов. Первыми от спецпоселения были освобождены немцы. В этом определенную роль сыграло установление дипломатических отношений между СССР и ФРГ и состоявшийся в сентябре 1955 г. визит в Москву западногерманского канцлера Аденауэра. Тогда же был принят ряд актов об освобождении от спецпоселения и возвращении к местам прежнего проживания греков.

Механизм принятия решений о реабилитации не был простым. Лишь в 1954 г. органы прокуратуры получили право востребовать из КГБ архивно-следственные дела, что позволило увеличить количество рассматриваемых персональных дел осужденных в судебном порядке жертв репрессий. Прокурорам, следственным работникам, военным юристам полагалось провести так называемую проверку дела, в ходе которой собиралась разнообразная информация о репрессированном, вызывались свидетели, запрашивались архивные справки. Особую роль при этом играли справки Центрального партийного архива, в которых отмечалась принадлежность репрессированного лица к той или иной оппозиции либо отсутствие таких данных.

Проводивший проверку работник составлял заключение. На основании этого документа Генеральный прокурор СССР, его заместители, Главный военный прокурор вносили (а могли этого и не делать) на Пленум, Коллегию по уголовным делам или Военную коллегию Верховного суда СССР протест по делу. Суд выносил определение. Оно не обязательно было реабилитационным. Суд, например, мог переквалифицировать предъявленные статьи (политические в уголовные и наоборот), мог оставить прежний приговор в силе, наконец, мог ограничиться лишь снижением меры наказания^{3}.

Из-за усложненного порядка реабилитации к началу 1956 г. объем непересмотренных дел оставался огромным. Чтобы как-то ускорить процесс освобождения из лагерей, руководство страны пошло на создание специальных выездных комиссий, которым на месте, не дожидаясь определения о реабилитации, разрешалось принимать решения об освобождении заключенных.

Следует учесть еще одно важное обстоятельство. В соответствии с заведенным в стране порядком все принципиальные вопросы реабилитации, особенно известных в стране людей, предварительно вносились в Президиум ЦК. Именно этот всевластный орган являлся высшей «прокурорской» и «судебной» инстанцией, определявшей судьбы не только живых, но и мертвых. Без его согласия органы прокуратуры не вправе были представлять предложения по пересмотру дел в суды, а суды — выносить определения о реабилитации.

Однако не следует думать, что решения Президиума ЦК всегда незамедлительно воплощались в жизнь. Например, когда особые лагеря были преобразованы в обычные исправительно-трудовые, в них сохранялись старые правила внутреннего распорядка, регламентировавшие поведение «особо опасных государственных преступников». Вместо фамилии они по-прежнему называли свой номер, который носили на одежде. Другим примером является судьба осужденных, проходивших по делу Еврейского антифашистского комитета. После решения Президиума ЦК их реабилитация растянулась на несколько лет. Более того, во второй половине 80-х годов к этой проблеме пришлось вновь возвращаться.

В Президиум ЦК стекалась обобщенная и разносторонняя информация о ходе реабилитации. С каждой запиской, с каждым пересмотренным делом вырисовывалась все более зловещая картина преступлений, которую дальше трудно было скрывать от народа. Масштабы злодеяний не поддавались описанию. Чем больше выявлялось документов, тем острее вставали трудные, неприятные вопросы, и в первую очередь — о причинах и виновниках трагедии, об отношении к Сталину и его политике, о предании гласности кровавых фактов.

Ситуация внутри Президиума ЦК постепенно накалялась. Члены партийного ареопага не спорили при реабилитации Чубаря, Рудзутака, Косиора, Постышева, Каминского, Гамарника, Эйхе, других известных большевиков, болгарских или польских коммунистов. Голосования по этим постановлениям, как показывают протоколы, всегда проходили единогласно. Не спорили они и тогда, когда силовые министры и Генеральный прокурор СССР внесли предложение о выдаче родственникам расстрелянных и погибших в лагерях ложных справок об обстоятельствах и дате смерти, чтобы тем самым затушевать истинные масштабы и ход репрессий. Согласны были и с тем, что нельзя подвергать сомнению итоги внутрипартийной борьбы и реабилитировать троцкистов, оппортунистов, а также эсеров, меньшевиков, представителей других социалистических партий; что нужно, по возможности, воздержаться от возврата бывшим спецпоселенцам и ссыльным конфискованного у них во время репрессий имущества; что украинские и прибалтийские националисты по-прежнему должны оставаться в местах ссылки под административным контролем.

Споры возникали вокруг другого, близкого и больного — личной ответственности за преступления. Конечно, в такой прямой формулировке вопрос на заседаниях Президиума ЦК не ставился и по понятным причинам не мог ставиться. Можно было голосовать о мерах по наказанию бывших начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР Рюмина, Главного военного прокурора Вавилова, членов Военной коллегии Верховного суда СССР Зарянова, Детистова и Матулевича, но признать собственную вину никто, понятно, не хотел. Однако вопрос об ответственности незримо присутствовал на заседаниях Президиума ЦК, едва речь заходила об отношении к наследию Сталина и об обнародовании информации о репрессиях.

5 ноября 1955 г. состоялось заседание Президиума ЦК, на котором рассматривались мероприятия в связи с празднованием очередной годовщины Октябрьской революции. Был поднят вопрос о предстоящем в декабре дне рождения Сталина. В предшествующие годы этот день всегда отмечался торжественным заседанием. И вот впервые принимается решение торжеств не проводить. За это выступили Хрущев, Булганин, Микоян. Возражали Каганович и Ворошилов, подчеркивая, что такое решение «народом будет воспринято нехорошо».

Новая острая дискуссия развернулась 31 декабря 1955 г. при обсуждении письма Шатуновской об обстоятельствах убийства Кирова. Ворошилов обвинил автора письма во лжи. Другие члены Президиума ЦК высказали предположение, что к убийству приложили руку чекисты. Было решено просмотреть следственные дела бывших руководителей НКВД Ягоды, Ежова и Медведя. Тогда же для выяснения судеб членов ЦК ВКП(б), избранного на ХVII съезде партии, создали комиссию во главе с секретарем ЦК Поспеловым. В ее состав вошли секретарь ЦК Аристов, председатель ВЦСПС Шверник, заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК Комаров. Комиссия получила право запрашивать все необходимые для работы материалы.

Вопрос о репрессиях снова был поставлен на заседаниях 1 и 9 февраля 1956 г. Входе острого обсуждения материалов о так называемом военном заговоре в Красной Армии и действительной вине Тухачевского, Якира и других военачальников члены Президиума сочли необходимым лично допросить одного из следователей по этому делу — Родоса. После его откровений, после знакомства членов Президиума и секретарей ЦК с приведенными в докладе комиссии Поспелова ужасающими фактами о варварских методах следствиях и о массовом уничтожении в 30-х годах членов партии Хрущев добился включения в повестку предстоящего ХХ съезда КПСС вопроса о культе личности Сталина и о репрессиях. Возражения Молотова, Ворошилова и Кагановича ни политически, ни морально уже не могли приниматься во внимание.

Какие мотивы определили позицию большинства Президиума ЦК, поддержавшего Хрущева? Микоян позднее писал, что о репрессиях лучше было рассказать самим руководителям партии и не ждать, когда за это возьмется кто-либо другой. Такая информация, считал Микоян, могла бы показать делегатам съезда, что всю правду о сталинских преступлениях его бывшие соратники узнали недавно, в результате специального изучения, предпринятого комиссией Поспелова. Тем самым члены Президиума ЦК пытались снять с себя вину за кровавый террор.

Подобного рода признания содержатся и в воспоминаниях Хрущева, который не только рассчитывал уйти от личной ответственности, но и понимал, что обнародование фактов о сталинских преступлениях в первую очередь дискредитирует старейших и пока еще авторитетных членов Президиума ЦК, долго работавших бок о бок со Сталиным. Хрущев почему-то был убежден, что о его причастности к репрессиям говорить не будут.

При оценке причин, побудивших выбрать курс на критику сталинизма, помимо субъективных моментов, следует учесть еще одно обстоятельство. Большинство Президиума ЦК к этому времени подошло к пониманию того, что прежними методами оно вряд ли сможет удержать страну в повиновении и сохранить режим в условиях тяжелого материального положения населения, низкого уровня жизни, острых продовольственного и жилищного кризисов. Об этом заставляли помнить недавно состоявшиеся восстания заключенных в Горном лагере в Норильске, в Речном лагере в Воркуте, в Степлаге, Унжлаге, Вятлаге, Карлаге и других «островах архипелага ГУЛАГ». При неблагоприятной обстановке восстания могли стать детонатором больших социальных потрясений. Поэтому выбор вариантов действий у членов Президиума ЦК был ограничен.

Прозвучавший 25 февраля 1956 г. при гробовом молчании зала на закрытом заседании ХХ съезда знаменитый доклад о культе личности и его последствиях произвел ошеломляющее впечатление на делегатов. Этот для своего времени смелый обличительный документ, вопреки первоначальным планам сохранения его в тайне, был доведен до сведения всей партии, работников советского аппарата, актива комсомольских организаций. С ним были ознакомлены присутствовавшие на съезде руководители делегаций зарубежных коммунистических и рабочих партий. Затем в откорректированном и несколько сокращенном виде доклад разослали для ознакомления председателям и первым секретарям всех дружественных коммунистических партий мира.

С этого момента критика сталинизма и неразрывно связанных с ним преступлений стала публичной. Открылся новый этап в реабилитации жертв репрессий.

***

Отбор документов для сборника проводился в Архиве Президента Российской Федерации, в Российском государственном архиве новейшей истории, в Государственном архиве Российской Федерации и в Центральном архиве Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Всего было выявлено свыше 500 документов, в первую очередь из фондов Президиума ЦК и Комитета партийного контроля при ЦК КПСС (материалы секретариата ЦК привлекались эпизодически, при необходимости раскрытия внутренней кухни принятия решений).

В сборник включены все постановления высших органов власти и материалы к ним по вопросам коллективной реабилитации (о порядке реабилитации, о пересмотре результатов судебных процессов и групповых дел, о категориях спецпоселенцев, о репрессированных народах и т. п.). Что касается вопросов персональной реабилитации, то к публикации отобраны записки и постановления о наиболее известных партийно-государственных и общественных деятелях.

Привлечены также рабочие протокольные записи заседаний Президиума ЦК КПСС по вопросам реабилитации. Они были выполнены заведующим общим отделом ЦК Малиным и представляют собой карандашные заметки, сделанные на специальных протокольных карточках Президиума ЦК. Эти записи хотя и не дают полной картины заседания, но являются ценнейшим, иногда единственным, источником, восстанавливающим ход обсуждения вопроса.

Сокращения по необходимости произведены при публикации стенограмм выступления Хрущева на собрании Ленинградской партийной организации 7 мая 1954 г., его речи на пленуме ЦК КПСС 13 февраля 1956 г., выступления Руденко на Всесоюзном совещании руководящих прокурорских работников 23 июня 1955 г., а также Отчета КПК о своей работе за октябрь 1952 — июль 1955 г. Опущены лишь те фрагменты текстов, которые не имеют отношения к теме репрессий и реабилитации.

Археографическая подготовка документов к публикации проведена в соответствии с действующими правилами. Каждый документ имеет редакционный заголовок и дату. Даты, установленные составителями, приводятся в квадратных скобках.

Постановления Президиума ЦК помимо редакционных заголовков снабжены также заголовками, дословно повторяющими формулировки вопросов из протоколов заседаний партийных органов. Подлинный заголовок, например, документа № 6 раздела I, содержит номер протокола заседания (№ 3), номер вопроса повестки дня (пункт протокола — п. 1), формулировку вопроса (Доклад и предложения МВД СССР по «делу о врачах-вредителях»), перечень фамилий выступивших при обсуждении вопроса (тт. Берия, Ворошилов, Булганин, Первухин, Каганович, Сабуров, Микоян, Хрущев, Молотов, Маленков). В других случаях к протокольному заголовку добавляется указание на орган, протокол и дату предшествовавшего рассмотрения. Например, в документе № 24 раздела IV этот заголовок выглядит следующим образом — «№ 128, п. 125 — О мерах по усилению массово-политической работы среди спецпоселенцев (Ст. от 27.VI.55 г., пр. № 80, п. 133-гс)». Подобный набор реквизитов за некоторыми исключениями повторяют большинство заголовков постановлений Президиума ЦК.

Изменения в написании цифр после номеров пунктов протокола имеют свое значение. В соответствии со сложившейся к началу 50-х годов практикой протоколирования заседаний Президиума ЦК наличие римской цифры свидетельствует, что вопрос рассматривался непосредственно на заседании; арабская цифра, иногда с добавлением букв «гс», напротив, говорит о том, что решение было принято опросом членов партийного ареопага (по телефону или путем визирования проекта документа).

При передаче текстов разночтения между подготовительным и окончательным вариантом, а также результаты голосования по проекту, как правило, не оговариваются. Все изъятые при рассекречивании или опущенные составителями места обозначаются отточиями в угловых скобках. Сохраняются характерные для минувшей эпохи особенности пунктуации и написания слов, авторские подчеркивания в документах; наоборот, ошибки и описки в написании фамилий, учреждений и т. п. исправляются без всяких оговорок. В тех случаях, когда текст имеет явные смысловые пропуски, они воспроизводятся в квадратных скобках. Резолюции и пометы на документах приводятся в подстрочных примечаниях.

В легенде после каждого документа указываются архивный шифр, подлинность или копийность, способ воспроизведения текста и, если документ ранее был опубликован, — выходные данные первой публикации.

Примечания к содержанию документов имеют целью, с одной стороны, осветить историческую обстановку и процесс создания того или иного документа, принятия важного решения, с другой, — дополнительно ввести в научный оборот новые, неизвестные ранее источники, оказавшиеся за рамками основной публикации.

Сборник снабжен именным комментарием, именным указателем, списком сокращений.

Составители выражают признательность работникам Архива Президента Российской Федерации, Российского государственного архива новейшей истории, Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации и Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга за помощь в подготовке данного сборника.

А.Н.Артизов

Ю.В.Сигачев