"КАК ОТНОСИТЬСЯ К ИСЛАМУ ПОСЛЕ БЕСЛАНА?" - читать интересную книгу автора (Кураев Андрей)

БОГ И БОЛЬ[26]

В гостях у «Трибуны» – профессор Московской духовной академии диакон Андрей Кураев

- Архиепископ Кентербейский Роуэн Уильямс, глава англиканской церкви, сказал, что трагедия в Беслане заставила его «на мгновение усомниться в существовании Бога». Помнится, такие же мысли высказывали свидетели спитакской трагедии в Армении. Невозможно принять страдание и смерть безвинных детей.

- Это высказывание не должно так уж шокировать людей, которые хотя бы немного знают историю христианской мысли и мистики. В Ветхом Завете пророки нередко дерзят Богу: «Господи, где Ты? Ты уснул, проснись, восстани, Господи!». И христианские святые - скажем, святитель Григорий Богослов, а затем и преподобный Феодор Студит, - в минуты самых тяжелых церковных и национальных кризисов цитировали евангельские слова: «Христос спит» (в Евангелии и в самом деле повествуется, что во время бури на Генисаретском озере Христос спал и перепуганные апостолы Его будили). Так что если человек испуганно озирается и вдруг восклицает: «Где же Ты, Господи!» - то это не есть какая-то антихристианская или атеистическая интонация. Крик к Богу, ощущение ужаса от того, что ты не чувствуешь Господа рядом с собой - это, напротив, выражение живых отношений с Богом.

Что же касается веры в Бога в минуту страдания… Вы знаете, если бы подобная трагедия произошла в мусульманской школе, то мусульманским богословам ее было бы труднее объяснить. А когда такое происходит с нашими детьми, то на вопрос – «Господи, где Ты был, когда они страдали в Беслане?», мы говорим: «Наш Христос был там же». Потому что для христиан Христос – не просто всеблагой дух, витающий где-то за пределами космоса. Это Бог, который стал человеком и принял полную меру человеческой скорби даже раньше, чем мы. Он сам прошел через предательство и распятие.

- В таком случае, можно ли усматривать в этих трагических событиях некий Промысл Божий?

- Один из заложников рассказал, что когда бандит вдавил дулом автомата в его тело крестик и потребовал прославить Аллаха, то мальчик крикнул «Христос воскресе!». По его рассказу, в этот момент и произошли эти страшные взрывы, обрушилась стена рядом с ними, взрывной волной террорист был отброшен, а Саша первым из всех выпрыгнул в окно и побежал, и следом за ним – остальные дети. Возможно, не будь этих взрывов, все кончилось бы гораздо хуже.

Я понимаю неимоверность ситуации, в которой оказался наш Президент, и так заплеванный и заклеванный после того, как силовым путем и с жертвами была разрешена ситуация в Москве, на Дубровке. Поэтому при повторном кризисе был больший риск того, что российская власть могла пойти на поводу у бандитов и капитулировать. Что, собственно говоря, Аушев и обещал террористам в ходе переговоров с ними. Я убежден, что это было бы худшим из всех исходов, с последующим развалом страны и еще большими жертвами. Потому что те, кто объявил нам войну – это хищники. Когда идешь им на уступки, они, чувствуя слабость, усиливают свое давление. Требовать уступок от уступающих можно до бесконечности.

Так что таинственные взрывы, которые дали свободу Саше, одновременно избавили нас от капитуляции. Для меня это тоже Промысл Божий.

Впрочем, я говорю на слишком старом языке. Чтобы понять – кто пришел в Беслан, достаточно вспомнить одно слово, совсем недавно вошедшее в наш язык. Это – орки. Договариваться с орками невозможно.

- Расчет тех, кто послал это зверье в Осетию был ясен: посеять межнациональную и межрелигиозную рознь, взорвать Северный Кавказ. Как вы считаете, их цель достигнута?

- Трудно сказать. С одной стороны, осетины – это не сегодняшние русские. Это кавказцы. Детей убивали на глазах у отцов. После этого убедить осетинских мужчин не взяться за оружие и не идти мстить бандитам и их родне по законам кавказской кровной мести – это, конечно, сверхзадача. С другой стороны – они христиане. Что возьмет верх?

А плюс к этому есть и некая сложность местной церковной жизни. На Северном Кавказе сейчас замечательный епископ – Феофан. Это человек, имеющий богатейший в нашей Церкви опыт работы и жизни в мусульманских странах. Перед тем, как возглавить Ставропольскую епархию, он был несколько десятков лет представителем Патриарха Московского при православных Патриархах на Ближнем Востоке и в Африке. Но все-таки на Кавказе он только год. Епархия ему досталась огромная, сложная, многоукладная. И я даже не знаю, бывал ли в Беслане владыка Феофан до этих событий. Насколько доверительные отношения у него с местной паствой? Послушают ли осетины голос русского епископа, которого они, может быть, еще не успели узнать и полюбить? Послание владыки Феофана к осетинской пастве по поводу событий в Беслане начинается так: «Дорогая моя, возлюбленная осетинская паства». То, что он с любовью относится к осетинским христианам, для меня вне сомнений, Но есть ли ответная любовь? Сформировалась ли она? Есть ли готовность прислушаться к голосу русского архипастыря в этих условиях? Надеюсь, что за три дня горя появилось то, что не могло бы вырасти и за год. Владыка Феофан был в Беслане в те дни. Я видел фотографии, где он отдает свою машину для перевозки раненого мальчика…

В общем – в Осетии сейчас на весах его христианское слово против гнева и некоторых местных традиций[27].

- Кому нужно сделать главный оргвывод из произошедших событий?

- Конечно же, самой Москве. Необходимо менять сознание и властей, и прессы и общества. Капитулянтская политика и жизнь по принципу – «лишь бы не было войны» - в нынешних условиях ведет в тупик. Надо осознать, что сегодня Россия просто возвращается в нормальное русло своей истории. Война для нее была печальной обыденностью. За нашу тысячелетнюю историю в среднем интервал между войнами был не более трех-четырех лет. Это означает, что каждый мужчина хотя бы потенциально должен ощущать себя воином, а каждая мать должна понимать, что когда она растит сыновей, то делает это не для того, чтобы они всегда оставались рядом с ней. Без такого осознания и воспитания мы очень скоро станем рабами.

- Каких конкретных шагов от власти сейчас ждут священнослужители, православная общественность?

- Попробуйте посмотреть на наше телевидение глазами мусульман: проповедь язычества (бесконечные гороскопы, целители, маги), показ разврата, бездумный культ богатства и развлечений. Верующий мусульманин на федеральных телеканалах не находит того, что дорого его сердцу. А, значит, он будет всеми силами ограждать своих детей от того, что льется с наших телеэкранов. И источник такого телевещания – Останкино и Москва будут в его сознании врагом.

- А православные?

- Православным деваться некуда. Одуревшая или нет, но все равно это наша Родина. У мусульман такого отождествления своих путей с Москвой и Россией нет. Московское телевидение провоцирует у верующего мусульманина горячее желание отключиться от него как от некоего врага, который проникает в дом и крадет души его детей. Отсюда – желание отгородиться от Москвы.

- А какая здесь связь с терроризмом?

- Любая партизанская война невозможна без поддержки населения. Я не сотрудник спецслужб и потому не могу решать вопрос, как силовыми усилиями вычищать террористов. Этот вопрос не в моей компетенции. Я говорю о том, что психологическая база, в которой может гнездиться хотя бы частичное сочувствие боевикам, должна быть максимально сужена.

- Значит, надо начинать с телевидения?

- Да, зачищать надо не Ведено, а Останкино. Нужна нравственная цензура. Ради жизни наших детей, ради будущего страны надо ограничить свои хотелки и «свободы». Кроме того, давно пора создать федеральный мусульманский телеканал. Конечно же, наряду с этим, необходим и православный телеканал.

- Вы предлагаете государственную пропаганду ислама, но все террористы заявляют, что они – правоверные мусульмане, воины Аллаха…

- Войны 21 века носят прежде всего информационный характер. Нельзя отдать экстремистам монополию речи от имени ислама. Мир ислама сложен. Лидеры российских мусульман занимают корректные, гуманистические позиции. Но перекроет ли их голос голоса саудитских, иракских или египетских «богословов», которые гораздо легче отождествить с голосом традиционного мусульманского мира? Вот тут и необходимо задействовать государственный ресурс, а именно – телевидение и преподавание в школах «Основ исламской культуры» (наряду, естественно, с «Основами православной культуры»).

- Но есть и другая сторона медали. Многие русские люди выступают против того, чтобы в их городах строились мечети. И их боязнь, в общем-то, обоснована. Они боятся, как бы их край не превратился в Косово.

- Я эти страхи не разделяю. Мы превратимся в Косово не из за того, что в русских городах построят мечети, а потому, что русские дома пустеют. Если вы не хотите превратиться в Косово, то, дорогие мои, отключитесь от телевизора, от погони за все более высоким материальным уровнем жизни и озаботьтесь тем, чтобы в России было больше русских детей. Это единственный путь противостояния. И даже не противостояния, а просто выживания. Сейчас по статистике в городских русских семьях – 1,2 ребенка на семью. А для нормального воспроизводства необходимо 2,3 ребенка! Не мусульмане выдавливают русских из России. Мы сами – худшие враги своих внуков, которым мы даже не даем шанса родиться. Россию убивает мерзкая присказка – «Зачем нищету плодить!». У барда Тимура Шаова есть песня о перспективах нашего «государственного строительства»: «Это что за остановка – Византия или Рим? - А с платформы отвечают: «Вихади, пагаварим!».

- Президент в своем обращении призвал нас к объединению для отпора террористам. И в то же время разобщенность народа очень велика, в первую очередь социальная. Как можно объединить олигархов и простых людей, живущих на жалкую зарплату?

- Возможность объединиться есть. Одну из них я уже назвал – если олигархи свое влияние на СМИ и телевидение обратят во благо. 15 лет телевидение опускает своих зрителей. Пора бы снова работать на повышение интеллектуальной и нравственной планки телеаудитории.

- Но в нашей стране пропасть между богатыми и бедными просто огромная. Здесь можно вспомнить недавнюю историю Латинской Америки, где именно иерархи Католической церкви возглавили движение против социального неравенства и в защиту бедных. Почему в этом плане так пассивны наши иерархи?

- Да, была в Латинской Америке так называемая «теология освобождения». Но я думаю, что в России этот вариант не годится. Нам слишком памятен свой опыт реального социализма. И поэтому мы знаем, что богословски заигрывать с социализмом весьма опасно. К тому же не будем путать статус Католической церкви в Латинской Америке и Православной – в России. Одно дело, когда религиозность для всех слоев общества – и верхов, и низов – естественна. В этом случае Церковь может обращаться и к тем, и к другим. Другое дело – наше общество, в котором, с одной стороны - элита, ориентированная на Запад и ненавидящая все русское и православное, а с другой стороны - советский люмпен, который тоже знать не знает Православной Руси и мечтает о Советском Союзе. Назовите мне хоть один вопрос, по которому наше общество прислушалось бы к мнению Церкви. Аборты? Порнография в школах и на телевидении? Культ наживы? Как можно обращаться к атеистам во имя Христа с призывом, чтобы они от какого-нибудь удовольствия отказались? Надо сначала к ним весть о Христе принести.

Марат ТАЖИН, заместитель руководителя аппарата Президента Республики Казахстан.

Беслан — не порождение ислама

("Казахстанская правда", 18 сентября 2004 г. http://www.kazpravda.kz/?lang=rusamp;uin=1090225112amp;chapter=109548069)

16 сентября 2004 года газета "Известия" опубликовала статью диакона Андрея Кураева, профессора Московской духовной академии, "Как относиться к исламу после Беслана?". Статья, безусловно, интересная и в какой-то мере программная... Но очень спорная и выходящая далеко за пределы трагедии Беслана. Если бы это был религиозный вестник или научное издание, наверное, не было бы этого комментария. Однако массовая газета с респектабельным имиджем, публикуя этот материал, очевидно, рассчитывала на определенный отклик. Полагаю, что такие проблемные статьи не должны оставаться без соответствующего резонанса.

Само название, связывающее бесланскую трагедию с исламом как религией, некорректно. Начнем с того, что среди жертв террора были и мусульмане. Продолжим тем, что все мусульманские общины и крупнейшие авторитеты исламской теологии осудили этот варварский акт. И закончим тем, что никакой религиозной подоплеки в бесланской трагедии нет. И корни, и непосредственные причины этого кошмара лежат в плоскости политической, а называя вещи своими именами, в том колоссальном вызове цивилизации, который именуют международным терроризмом. Кстати, таковы оценки и российского руководства.

В минуты печали, на фоне тяжелейшей психологической катастрофы родственников и близких, категорически нельзя даже на лексическом уровне соединять жертвы с религиозной принадлежностью. Приводимые в статье слова патриарха Алексия абсолютно верны: "Сбросив все маски, терроризм явил свое сатанинское лицо, поправ все святое". Именно так, сатанинское лицо терроризма, но не ислама. Ибо кощунственно было бы сказать иначе.

Рассуждения о том, что римляне раз за разом проигрывали битвы арабам из-за большей религиозности последних, не выдерживают критики по двум причинам. Во-первых, в X веке никаких римлян в строгом смысле слова не было, а Византия в этническом и геополитическом смысле не была Римом. Во-вторых, успехи арабов были детерминированы более передовой военной тактикой, более высоким техническим уровнем и тем, что именуется началом арабского Ренессанса - колоссальным научным и культурным оживлением Арабского Востока в ту историческую эпоху. И попытка выдать мнение византийского императора Никифора Фоки за модель интерпретации как покрытых патиной времени, так и современных событий может объясняться только эмоциональным запалом высокоэрудированного автора. Опасность этих интеллектуальных мостиков в том, что они затемняют суть происходящего и не позволяют решать проблемы. Неужели можно всерьез полагать, что появление своего рода православных шахидов есть решение проблемы? И когда автор обвиняет мусульман в том, что они недостаточно яростно защищают свою святыню Коран, наряду с неудобством за автора, вторгающегося в иную сакральную жизнь, возникает другой вопрос. Ведь проповедь ненасилия и терпимости, которую исповедует православие наряду с другими мировыми религиями, и есть настоящий путь к Богу, настоящая дорога к храму, которая, несмотря на все искушения и соблазны, вернее и надежнее, нежели эмоционально мотивированный, но разумом не осмысленный путь фанатической жертвенности.

Автор совершенно серьезно восклицает: "Ну кто бы мог подумать, что в начале XXI века судьба человечества окажется в руках богословов?", имея в виду при этом, что в исламском мире общиной руководят ученые-теологи. Возникает ответный вопрос: "Неужели можно быть столь наивным в начале XXI века?". Судьбы мира определяются экономическими и геополитическими интересами десятка крупнейших глобальных и региональных держав, двумя сотнями крупнейших транснациональных корпораций, рядом влиятельных космополитических финансовых, медийных и политических группировок, которым не до религиозных схваток. Борьба идет за вполне земные ресурсы и вполне ясные перспективы. Тому, кто не видит этого, трудно что-либо доказать. Если человек находится в плену собственных аксиом, тому жизнь рано или поздно преподносит нелицеприятный урок. Видеть в исламских теологах вершителей судеб современного мира, причем злобных вершителей, это тупиковый путь в никуда. Впрочем, это никуда имеет свой инфернальный контекст - адское многостороннее побоище религиозных фанатиков.

Один тезис Кураева звучит особенно задиристо; "...телеинъекции на тему "У терроризма нет национальности и религии"... просто глупы", и далее: "Может быть, терроризм - это следствие искаженного понимания Корана. Но ведь именно Корана, а не книги о Винни-Пухе". Вот здесь согласиться нельзя и по духу и по букве.

Когда человек вторгается в чужую профессиональную сферу, его неизбежно ожидают ляпсусы. Терроризм не имеет религиозных корней ни в своей истории, ни в своей современности. Политический терроризм как целостное и идеологически артикулированное явление возник в девятнадцатом веке. Убийство царских чиновников, завершившееся в начале двадцатого века гибелью одной из самых ярких фигур российской истории, действительно великого русского Петра Аркадьевича Столыпина, было ветвью российского революционаризма, а не особенностью менталитета православных или иудеев. Буйство европейских левых и правых во второй половине двадцатого века никто не называл христианским фундаментализмом. Латиноамериканский терроризм вместе с создателями теории "городской гверильи" никому на ум не пришло назвать особенностями католического сознания. Баскских террористов никто не упрекал в религиозном сепаратизме. Конфессионально окрашенный конфликт в Северной Ирландии никогда не доходил до того, чтобы обвинять основы протестантского или католического вероучения.

Если террористы имеют определенную национальную или религиозную принадлежность, это не означает, что та или иная нация или религия особенно склонна к терроризму. Именно в этом смысле терроризм не имеет национальной и религиозной принадлежности. Считать иначе - значит впадать не просто в социал-дарвинизм, но пускаться в сомнительный путь религиозной ненависти. Вообще все суждения Кураева на этот счет напоминают магические верования древних, которые всерьез полагали, что дождь вызывается молитвами, а поклонение тотему может вызвать удачную охоту. Магический реализм хорош в литературе, но ужасен в политике. Чтобы не впасть в очередную трагедию, нужен трезвый анализ причинно-следственных связей, а не озлобление сердца, которое можно понять, но нельзя принять.

Что касается современного терроризма, то все его слагаемые очень далеки от религии. Случайно или нет то, что международный терроризм стал необычайно мощной силой в конце прошлого века? Для любого специалиста ответ четкий - нет. Это вызвано понятными и земными, а не мистическими причинами.

Обращаясь к последним событиям на Северном Кавказе, необходимо ясно понимать, что нынешнее руководство России получило тяжелое историческое наследие, и корни его лежат в двадцатом, а не двадцать первом веке. Внешняя простота решения национального вопроса Сталиным и Берией в годы войны заложила основы той жесткой формы этнической мобилизации чеченского народа, которая видна и сегодня. Во-вторых, на волне псевдолиберальной эйфории во время распада СССР были нарушены механизмы управления очень нестандартно организованной структурой чеченского общества. В-третьих, попытки стабилизировать ситуацию в Чечне наталкиваются на сопротивление вполне реальных, экономически и политически обозначенных групп, а совсем не исламских теологов. Напомню то простое обстоятельство, что покойный Кадыров сам был раньше муфтием Чечни и, будучи правоверным мусульманином, никак не может быть обвинен в пособничестве террористам.

Самое интересное в том, что после гневных филиппик в адрес ислама и патетических восклицаний о том, что судьба мира отныне в руках мусульманских теологов, Кураев делает прямо противоречащий своему пафосу вывод. Оказывается, "...мозг, управляющий исламским терроризмом, находится далеко за пределами исламского мира. Я убежден, что стратегическое планирование терактов, совершаемых от имени ислама, совершается в западном мире". Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. То зловещие Сауроны ислама вертят колечко мироздания, то, оказывается, какой-то еще более страшный зверь на горизонте замаячил. Имя этого зверя - либерализм и глобализм. В интеллигентном обществе на такие инвективы говорят: "Это уже слишком".

У каждого живущего своим, а не заемным умом человека либерализм не вызывает эйфории. Но приписывать либерализму столь смертные грехи, по крайней мере, неумно. Та колоссальная революция сознания, которая произошла на Западе на протяжении XVII-XIX веков, была отражением ряда процессов. И не в последнюю очередь - религиозных поисков. Та спасительная тревога, что была встроена в этический кодекс протестантства, во многом предопределила духовное отношение к мощным экономическим, технологическим, географическим и политическим сдвигам, что происходили столетиями. Конечно, современный историк вряд ли согласится с сильной версией веберовского тезиса о прямом воздействии этики протестантизма на дух капитализма, но со слабой формой этого тезиса согласны многие специалисты. А именно в том, что религиозная этика этой ветви христианства вполне корреспондировала с идеологией земного успеха и земного доказательства своей богоизбранности. При этом мотивируя людей на трудовую этику, экономность, индивидуальный успех и т. д.

Конечно, главной причиной изменения сознания большого Запада стали несколько технологических революций, массовое образование, новые средства коммуникации, изменение политических систем и политической культуры. Но отрицать религиозную составляющую в этих изменениях нельзя. Либерализм стал одним из великих культурных достояний человечества, открыл огромный простор развитию человеческой свободы. И предавать архаической анафеме ценности либерализма просто непродуктивно. С другой стороны, видеть в либерализме единственную альтернативу всему спектру политических доктрин - значит пускаться в ошибку, не достойную уровня студента-первокурсника. Ведь очевидно, что философия политического консерватизма или социал-демократические доктрины не менее влиятельны в западном мире. В конце концов, в мире доминирует сегодня политический консерватизм и социал-реформизм, а не либерализм в чистом виде. К тому же опыт последних десяти лет ясно показал ограничения либеральной доктрины в восточных обществах. И куда приведет политический транзит большой Восток - тема большая и неоднозначная.

Так что проводить логическую связь между либеральным доминированием и стратегическими планами использования терроризма - это наивные рассуждения на конспирологическую тему. Да, исторически получилось так, что геополитические балансы прошлой эпохи во многом вызвали к жизни современный терроризм. Но считать, что сегодня некие центры на Западе разрабатывают стратегию использования международного терроризма в своих целях, - слишком упрощенный взгляд на тему. Слишком опасное оружие, обоюдоострый меч и для пользователей и для проектировщиков.

Борьба с терроризмом требует ясного понимания причин, а не скольжения по эффектным поверхностям. Если не видеть причин, а пойти на поводу у упрощенных трактовок, выйти из этой сумеречной зоны не удастся. В мире, который именуется современностью, нет ни ночных, ни дневных дозоров, нет ни плохих, ни хороших религий, нет террористических наций, так же как и наций-жертв. У терроризма иные истоки и причины.

Понятна боль, сквозящая в каждой строчке диакона Кураева, понятна скорбь, царящая в сердце каждого, кто видел эту беспримерную жестокость в отношении невинных детей со стороны нелюдей. Все люди независимо от нации и религии содрогнулись в душе, но утрата родных и близких невосполнима. И помочь людям в этих условиях можно только разумным словом и делом, а не ввергать несчастные и истерзанные души в ад нетерпимости и ксенофобии. Ислам и христианство, буддизм и иудаизм - это вершины человеческого духа. Слово Божье, звучащее на разных языках, не может быть осквернено ни террористами, ни лукавыми пастырями.

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ

1. „Само название, связывающее бесланскую трагедию с исламом как религией, некорректно. Начнем с того, что среди жертв террора были и мусульмане”.

Верно, но в глазах террористов-ваххабитов мусульмане других толков столь же „неверны”, как и язычники, и их верования именуются тем же уничижительным словом ширк.

2. «Все мусульманские общины и крупнейшие авторитеты исламской теологии осудили этот варварский акт».

Что значит «все мусульманские общины»? В том числе и та, в которую входит Басаев? Или он не мусульманин? По какому признаку тогда определять принадлежность к исламу? Насколько я помню, чтобы стать мусульманином, достаточно произнести формулу «Нет Бога кроме Аллаха и Магомет пророк Его». Неужели эту формулу отрицали террористы в Беслане? Неужели Коран они не считали откровением Всевышнего?

Их можно считать плохими мусульманами. Но это именно мусульмане. Знаете, когда в западном мире несколько лет назад шел сексуальный скандал, то католикам и в голову не приходило говорить, будто у них в семинариях преподают гомосексуалисты, «у которых нет национальности и религии», а не католики. Католическая церковь оказалась достаточно честна и мужественна, чтобы в этих грешниках признать своих людей, а, значит, в их грехе увидеть и свою вину. Увидеть – чтобы преодолеть.

У террористов нет религии? Но они несомненно и крепко верят в продолжение жизни после взрыва собственного тела. Они прославляют вполне определенного Бога (и это отнюдь не имя великого Вицли-Пуцли). А названия их организаций говорят о готовности воевать за ислам, а не за футбол.

И отчего-то в России, Казахстане или Узбекистане обнаруживают центры подготовки террористов - то отчего-то эти центры чаще оказываются связанными с мечетями и медресе (мусульманскими семинариями), чем с клубами служебного собаководства.

3. «И закончим тем, что никакой религиозной подоплеки в бесланской трагедии нет».

Закончим? Именно с этого я начал свою статью и привел пример именно религиозного требования террористов по отношению к христианскому мальчику. Конечно, главный мотив этого теракта лежит в области политики и национальных чувств. Но разве не возможна полимотивация поступка? Разве не возможно, чтобы у человека были несколько мотивов к принятию одного и того же решения? Например, у св. князя Александра Невского в его противостоянии крестоносцам было много мотивов, среди которых были и личные, и политические, но и религиозные – тоже.

Террористы же нуждаются в сверхмотивации для своей сверхжестокости и эту мотивацию они находят именно в своей религии.

4. Нет противоречия между тезисом об ответственности западных геополитиков с предыдущим утверждением об ответственности радикальных исламских проповедников за террор, вершимый от имени ислама. Стратегическое планирование - это одно, а тактическое и оперативное планирование и осуществление терактов – совсем другое. Кроме того, может быть внутренняя предрасположенность организма к определенной болезни и может быть попытка извне спровоцировать скорейшее развитие этой болезни. Поскольку Магомет пролагал путь своей вере мечом - мир ислама от рождения предрасположен к военному достижению своих целей. Это называется родовая травма. Ее можно не замечать. Можно ее заметить, чтобы потом от нее избавляться, а можно ее холить и лелеять. Но она все равно есть. И есть желающие ее использовать. Эти желающие есть внутри исламского мира (упоминаемые мною улемы) и есть за его границами. В общем, из наличия наркомафии в США не следует невозможность наркомании в СССР. И из вины крупного наркодельца не следует невиновность мелкого уличного торговца дурью. Чтобы человек согласился пойти на терористическое «шахидство» - его сознание должно быть соответствующим образом обработано. И причем именно исламистской идеологией.

5. "Рассуждения о том, что римляне раз за разом проигрывали битвы арабам из-за большей религиозности последних, не выдерживают критики по двум причинам. Во-первых, в X веке никаких римлян в строгом смысле слова не было, а Византия в этническом и геополитическом смысле не была Римом".

Византийцы себя римлянами считали, а вот византийцами - нет. Так что при разговоре о психологии воюющих сторон вполне уместно говорить о римлянах Константинополя.

6. "Успехи арабов были детерминированы более передовой военной тактикой, более высоким техническим уровнем и тем, что именуется началом арабского Ренессанса".

Может быть, в чем-то арабы 10 века могли быть выше Западной Европы того времени, но не Восточной Римской Империи (Византии). Кроме того, одно дело мнение императора Никифора о том, что его армии недостаточно сильны, и другое дело реальное соотношение сил и культур. Вообще-то Никифору как раз удалось внести перелом: при нем у арабов были отвоеваны Кипр, Киликия и Сирия. всего более 100 городов (см. История Византии в 3 тт. т.2. М., 1967, с. 214). В последующие века угроза Византии исходила уже не от арабов, а от турок (сначала сельджуков, потом османов).

7. «Неужели можно всерьез полагать, что появление своего рода православных шахидов есть решение проблемы?».

Если под словом шахид имеются в виду террористы, то разве в моей статье есть призыв к чему-либо подобному? Если под словом шахид имеется виду просто мученичество за веру, православии такая установка является традиционной. Но она не опасна для окружающих: это наша готовность приносить себя жертву за нашу веру, а не стремление приносить других в жертву своим ценностям. Вообще я в статье призывал принять не шахидскую догму, а антишахидскую. Напомню еще раз ее формулировку: безоружный человек, убитый религиозным террористом, становится наследником Царства Божия. Такая церковная проповедь для некоторых людей может стать решением некоторых их психологических проблем. В частности – такая вера поможет им пережить горе от потери ближнего.

8. "Проповедь ненасилия и терпимости, которую исповедует православие наряду с другими мировыми религиями, и есть настоящий путь к Богу".

Ну хотя бы раз кто из моих высокообразованных и терпимых оппонентов, берущихся рассуждать о терпимости как христианской добродетели, привел бы текст из Библии на эту тему. Ну нет ни в Библии в целом, ни в Евангелии, нет там слово "терпимость"! Терпимостью выложена дорога в бордель, а не к Богу.

И, простите, сказать, что покушавшийся на меня убийца говорил по чеченски или молился по арабски, не значит проявить "нетерпимость".

9 "Если террористы имеют определенную национальную или религиозную принадлежность, это не означает, что та или иная нация или религия особенно склонна к терроризму. Именно в этом смысле терроризм не имеет национальной и религиозной принадлежности. Считать иначе — значит впадать не просто в социал-дарвинизм, но пускаться в сомнительный путь религиозной ненависти".

Это аргумент от политической целесообразности, а не от реальной истории. Если ты боишься что-то признать - это свидетельство только о твоем страхе. Это не аргумент, а запрет искать аргументы. То есть именно "магический реализм": мол, если заклинать в прессе, что у террористов нет религиозных корней, то они сначала станут атеистами, а потом перестанут быть террористами.

10. "Что касается современного терроризма, то все его слагаемые очень далеки от религии".

ВСЕ? Даже цитаты из Корана или фетвы улемов, которыми террористы оправдывают свой путь никак не связаны с религией? И в моей статье как раз и есть попытка показать как собственно религиозные причины роста исламского тероризма, так и "внешне-политические". Кстати, в Казахстане при борьбе с экстремизмом и терроризмом почему-то под контроль взяли не деятельность транснациональных монополий, а мусульманские медресе. Так что на словах у правительства Казахстана одно - то что мы сейчас и услышали - а на деле более реалистическое понимание корней террора (правда, этот реализм все равно был отравлен политкорректной дурью: заодно было закрыто немалое количество православных детских церковно-приходских школ).

11. Марат Тажин (он занимает высокую должность заместителя руководителя аппарата Президента Республики Казахстан) не заметил, что я отнюдь не на либерализм возлагаю ответственность за рост терроризма, а на ту силу, которая идет путем отречения от былых либеральных ценностей. И это моя принципиальная позиция: перед лицом нового тоталитаризма обличать либерализм - значит готовиться к позапрошлой и уже проигранной войне. Сегодня именно консерваторам надо учиться говорить на языке правозащитного движения и ловить наших гонителей на слове - как это делали советские диссиденты, тыча в лицо КГБ советской же конституцией.