"Гладиатор, Маленький Лев и Капитан" - читать интересную книгу автора (Тихомирова Лана)

Глава 4. Волки

Два дня я прожила, можно сказать, припеваючи, не спуская глаз с того, что должно было испортиться через три дня. Я тут же все оттаскивала к себе. На второй день такой жизни, я вдруг очнулась, словно после сна. Стало страшно и мерзко от самой себя. Почему я стала такой мелочной? А вдруг поесть я смогу не скоро, а тут еще есть кое-что, что надо тут же отволочь к себе до лучших времен?

Подумав немного, я сделала вывод, что я все-таки по-своему права. И отказываться от насущного из гордости и чистоплюйства верный путь к голодной смерти или голодному обмороку, что было бы еще позорнее. Приходит Ирэн с работы, а тут я в голодном обмороке валяюсь. Греха потом не оберешься.

На третий день я обнаружила неприятное обстоятельство. Пропали все продукты, которые должны были пересечь границу в два дня послезавтра. Я между делом заметила это Ирэн. Та будничным тоном отозвалась, что они плохо пахли, и она сама их выбросила. Я сжала зубы, чтобы ничего не сказать. Я видела, как она искоса за мной наблюдала. Очень внимательный тогда был у нее взгляд. "Ничего", подбодрила я себя, "растянем на один день, там сосиски на подходе!"

На следующее утро пропали и сосиски. Ирэн снова не понравился их запах:

— Ты же знаешь, — доверительно говорила она, — сейчас сплошь и рядом перебивают даты на продуктах и продают уже испортившееся, не надо травиться ни тебе, ни мне.

— Я бы сама вынесла, — пожала плечами я.

— У тебя и так много работы, — она ласково потрепала меня по макушке и ушла к себе.

Склад продуктов у меня в комнате стремительно сокращался, хоть я и старалась есть как можно меньше.

На четвертый день пришли опоясывающие боли в животе. Я, старательно сжав зубы, делала свою работу. Ирэн весь день была дома и ласково сообщала мне об изменениях цвета моего лица. То я ей показалась "зелененькая", то "беленькая", то "желтоватая". Молча снося обиды, я молчала и старалась делать вид, что мне категорически все равно, что она ест и пьет. А тогда казалось, Ирэн ест постоянно. Сейчас вспоминая, я понимаю, что так оно и было. Меня все еще грела мысль о том, что я получу свой гонорар на следующей неделе во вторник, то есть через день, но это "через" надо было прожить.

В день перед гонораром у меня предательски закончилось молоко. Это было последнее, что я могла есть. Допив молоко, я не предалась отчаянию, а даже наоборот, воспаряла духом, потому что завтра меня ждали деньги, на которые уехать и нельзя было, но прокормиться вполне.

С вчера мне дан был наряд: вымыть всю плитку в ванной комнате. Ирэн, ясное дело, любившая себя до потери пульса, на ванную всегда делала особый упор.

Начнем с того, что эта часть дома была похожа скорее на небольшой стадион. Помимо санитарных устройств в количестве одной ванной, одной душевой кабины, одного беде, двух раковин, одной стиральной машины и двух сушек для белья, имелись еще и многочисленные шкафчики, большую часть которых занимали несметные баночки, скляночки и прочие приятно пахнущие вещи. Все это было в белой, дорогой плитке. Дорогой уже только потому, что ее не брала плесень, что при такой ужасной вытяжке, как у Ирэн, было странно, но являлось следствием большой цены той самой пресловутой плитки с перламутровым напылением.

Я уже закончила чистить плитку и обрабатывала ее специальной жидкостью, чтобы блестела сильнее. Плитка слепила глаза, а голова нестерпимо кружилась от якобы приятного запаха обещанного производителем. Производитель не врал, запах был приятный, но чересчур сильный. Подойдя к последней стенке, я поскользнулась на забытой мною луже и упала, ударилась головой об пол и успела поблагодарить Ирэн за то, что ванная комната у нее не маленькая, перед тем как потеряла сознание. Очнувшись, я пожалела, что не убилась, ибо очнулась я от резких ударов по щекам. Хозяйка склонилась надо мной бледная, но не от волнения, а от ярости. Я уже давно приметила за ней эту чрезмерную вспыльчивость.

— Притворилась тут и лежит, думает я скорую буду вызывать, — цедила она сквозь зубы.

— Я не притворялась, — тихо сказала я, медленно садясь и ощупывая затылок. Голова гудела, а на затылке вскочила шишка.

— Да ты просто решила поспать, пока меня нет, а проснуться не успела, — бросила Ирэн.

— Бред, какой, — просвистела я. Голова разбаливалась сильнее и начинала кружиться.

— Это ты просто никогда бреда не слышала, — усмехнувшись, сказала Ирэн и вышла.

Я вздохнула, поняла что от "приятного" запаха меня тошнит, и принялась придавать блеск последней стенке. Работы, минут на двадцать, но вышла я из ванной комнаты только через полчаса, очень уж кружилась голова.

Ирэн пила кофе на кухне и меня не замечала. Я принялась разогревать ужин.

— Можешь не стараться, — тихо сказала она.

— Почему? Вы не хотите кушать?

— Нет. Ты отвратительно готовишь.

— Прошлые хозяйки не жаловались.

— Любительницы помоев, — фыркнула Ирэн.

Я поняла, что меня пытаются вывести из себя снова и, вздохнув, погасила конфорку.

— Ты не выполнила моих поручений за день. Не встретила меня, не разогрела ужин. Я штрафую тебя. На недельный гонорар.

Я замерла, по спине прошел разряд. С трудом был подавлен панический приступ броситься к холодильнику, и тут же провести ревизию, хотя я прекрасно знала, что там нет ни одного продукта, который бы я могла взять, и купить мне почти не на что. Еда очень дорогая, это большой недостаток нашего мироустройства. Часто бывает, что тот, кто вообще никак не может прокормиться вынужден выращивать какие-нибудь огурцы или капусту у себя на балконе, если таковой имеется, или прямо в тазике на подоконнике. Конечно, у Ирэн хватило денег на собственный дом и хватало на еду более чем, но у всех людей разный достаток.

С первой моей хозяйкой мы прошли путь от помидоров в тазике до вполне нормального рациона питания. Потом она куда-то уехала, а меня с собой взять не смогла. Я и "Хозяйкой" ее никогда не звала, только по имени. Звали ее Лида. По моим последним данным она давно была где-то с мужчиной на островах.

Я отвлекала себя воспоминаниями о Лиде, пока Ирэн пила свой кофе. У меня кровь закипала, когда я вспоминала о чудовище, сидящем за мной. Такими темпами она и правда меня в будку посадит. А, кстати, надо бы позвонить в профсоюз, Ирэн не может меня не кормить, это ее обязанность, раз уж она взяла меня к себе. Ладно, не платит, некоторые только за еду и работают, но не кормить это перебор.

— Да, девочка, тебе есть, кому позвонить? Маме там, сестрам?

— Нет, мэм.

— Сегодня приедет телефонный мастер, я буду менять телефоны и линию, мы пока без связи с тобой.

Я дождалась пока Ирэн уйдет и стукнула кулаком по раковине, где изображала, что мою посуду. От отчаяния даже головная боль отступила.

Телефонный мастер пришел вечером, несколько позже, чем обычно приходят мастера. Ирэн щебетала над ним и отчаянно строила глазки, хотя и по ее костюму ясно было, что намерения у нее не самые невинные. Странно только было, что мастер соблазнился на эти мощи. Так обычно и бывает с мужчинами эмигрантами, они не столько делают свою работу, сколько живут на подачках таких вот мумий. Я искоса поглядывала на эту парочку с явным недоумением. Наконец, мастер вырвал последние остатки моих надежд из стены и уединился с хозяйкой наверху. Я давилась чаем на голодный желудок, глаза мои закрывались, но время рабочее все еще не вышло.

Мастер спустился в кухню через час.

— Сделайте мне кофе, — сказал он мрачно. Я злорадно ухмыльнулась.

— Закурить дать?

Он посмотрел на меня непонимающе, потом злобно.

— Нет, спасибо, — прорычал.

— Как хотите.

Я заварила ему кофе. Он пил молча, уставившись в одну точку. Мужчин я видела не много и все они мне кажутся странными. Вроде две руки, две ноги, пять пальцев на каждой конечности, голова одна. На голове тоже все нужного количества. Подумаешь, лишние части тела в замен отсутствующих по сравнению с нами, это не страшно, тем более, что женщинам это нравится. Какие-то они все равно странные.

Мастер был красавчик, хоть и невысокого роста. Смугловатая кожа, шапка черных, густых волос, бледно-зеленые глаза. Таких глаз я никогда не видела, очень уж цвет необычный. Черты лица приятные, смазливенький такой был мастер. Я засмотрелась, пытаясь запомнить этот цвет глаз. Мой взгляд видимо был слишком пристальным, парень отреагировал на него.

Глаза его мгновенно затянулись матовой поволокой.

— Я скоро отсюда уеду. Надоели все эти старые курицы. — брезгливо сказал он, — Капиталец я уже сделал.

— Поздравляю, — фыркнула я, — Нашли бы себе нормальную женщину и уехали бы на острова или там у себя помогали.

— Там у меня, как ты выражаешься, слишком много мужчин, в которых я вызываю постыдные для мужчины желания.

— Да? — я была удивлена, что и у них "там" это тоже есть, — Видимо, карма ваша такая, вызывать у всех полов постыдные чувства.

— Нет ничего плохого в том, чтобы женщины хотели меня, но вот мужчины, — он как-то вдруг смутился.

Я усмехнулась.

— Надоели эти старые жилистые дурочки, хотя я могу их понять.

Я только хотела сказать, что, мол, да, без мужчины долго, наверное, трудно, тут любой сойдет, но мастер продолжил:

— Такой красавец для всех лакомый кусочек.

— О, — только и смогла сказать я.

— Как тебя зовут? Мы так и не представились, — голос его стал ниже и проникновеннее.

— Аиша, — просто ответила я, стараясь не замечать этих изменений.

— Марк, — улыбнулся мастер.

— Угу.

— Ты неразговорчива. Но ты такая красивая. Аристократическая бледность тебе очень идет.

Я не сдержалась и разразилась нервным хохотом. Знал бы он, как я достигла такой "аристократической" бледности.

— Я сказал что-то смешное? — удивился Марк. Я с удивлением обнаружила, что его теплая ладонь как-то слишком активно ведет себя на моем колене. Не спорю, это было волнительно, но Марк мне совершенно не нравился. Да, что там, он даже душа после хозяйки не принял, а я слишком брезглива. Медленно, с толком и с расстановкой я убрала активную конечность со своей личной территории.

— Сказали. Простите, у меня кончился один из самых тяжелых рабочих дней. Я не стану вас провожать. Выход там же, где и вход, не заблудитесь. Я пошла спать, — обдав Марка холодом, я закрепила эффект уничижающим взглядом и вышла. Было приятно, вероятно, то же самое чувствует Ирэн, унижая меня. Мне стало стыдно. Я легла на постель и под легкое головокружение уснула.

Мне снились мужчины, их было всего два, ни лиц ни голосов их я не помню, только они были и все остальное не важно. Ушли мужчины, а я проснулась под вой волков. Проснулась я скорее от удивления, а не от страха. Волков я не видела никогда, не боялась, удивило меня то, что лесной зверь забрел в город и теперь бродит тут. Я огляделась и увидела сначала красноватую луну, а потом в свете ее зверя, спокойно сидящего на полу в моей комнатке. Это удивило меня еще больше, но проснуться еще раз я уже не могла. Щипать я себя не стала, помнится, это не помогло в прошлый раз.

Зверь был сильный, большой, светло-серого цвета, глаза водянисто голубые мерцали под попадающим в окно светом фонаря. Волк стоял так, что я могла видеть только его морду с клыками и острыми ушами, все остальное я видеть не могла и сомневалась, а было ли оно, это остальное.

Зверь тихо зарычал и подался вперед, медленно, крадучись. Я прекрасно понимала его намерения, вцепиться мне в глотку и сожрать.

— Милый, — заговорила я, — Я тоже очень хочу кушать, давай, мы не будем друг друга есть?

Волк совершил головокружительный прыжок через меня, задев только задними лапами, но этого хватило, чтобы сбить меня с раскладушки. Упав, я оказалась лицом к его ощерившейся морде. Капелька слюны упала мне на щеку.

— Не ешь меня, миленький! — взмолилась я, не в состоянии придумать что-то лучше.

Волк утробно зарычал, дескать, на первый раз прощаю и выскочил в окно. Я перевела дух… и вдруг проснулась, теперь уже окончательно. Я лежала так же, как и во сне, навзничь, ноги были на раскладушке. Я потрогала щеку, она была мокрой. Брезгливо я оттерла ее первым, что попалось под руку. Но это была не волчья слюна, во сне я заплакала. Устало взгромоздившись обратно, я уснула, моля кого-нибудь, чтобы он дал мне сон, один из самых спокойных и безмятежных за последние безумные дни. Сон о мужчине в кирпичных брюках, идущем по парковой аллее, и дубовые листья бы нежно шептались с песком под его ногами.

Некто наверху был немилосерден и этого сна мне не послал. Но все же, он был менее жесток, чем до того и не послал никаких сновидений вообще.