"Гладиатор, Маленький Лев и Капитан" - читать интересную книгу автора (Тихомирова Лана)

Глава 36. Мисхора

Чувство счастья окутало меня пушистым покрывалом. Но у самого отеля я вдруг свернула к порту, мне не хотелось возвращаться и портить себе настроение видом хозяина. Я повернула в порт. Пройтись еще раз по доскам, послушать море, может оно что-то шепнет мне. Вот и все, что было нужно.

В порту гремели свои мероприятия фестиваля. Продавали разную диковинную рыбу, морячки и моряки много пили, играли в карты и кости. Конечно, нанимали и предлагали рабочую силу, а так же продавали корабли.

Среди гомона было приятно, но я в первые в жизни почувствовала себя не вместе с другими людьми. Я разделяла их чувства, но не была рядом, словно между нами лежала непреодолимая тонкая стенка из пластика или стекла. Это ощущение было новым и приятным. Может попробовать выстроить стенку между собой и Максимусом? Тогда он просто не может трепать мне нервы.

От самого порта отходил небольшой пирс, за ним брошенные бетонные плиты, образовывали мол. На одной из острых плит на самом краю мола сидела тонкая женская фигура. Я не сразу заметила ее. От нее веяло одиночеством. От вида этой одинокой фигурки сердце мое сжалось, и стеклянная стенка со звоном рассыпалась. А осколки ее заблестели морскими брызгами, летящими с мола.

Раз она туда забралась, значит, я и могу. Я оставила обувь на берегу и босиком вошла в воду. Добираться по бетонным плитам было трудно, все они заросли водорослями, скользкими, как масло. Пару раз я напоролась на медузу, пятку и колено жгло. Почти достигнув цели и узнав ее, я поскользнулась на плите и соскользнула в море. В полете я ударилась головой о плиту и на миг потеряла сознание. Только подавившись водой, я очнулась и быстро выбралась на поверхность. Я кашляла и задыхалась, голова болела, все болело и мутно было перед глазами.

— Аиша! Ты зачем здесь? — Мисхора вытянула меня на плиту.

— За тобой шла.

— Зачем? — через силу улыбнулась она.

— Я там на берегу чуть не скончалась от одиночества, когда тебя увидела.

— Это не повод рисковать своей жизнью, — отечески сказала она, — Но мне приятно.

— Прости меня, пожалуйста, — по-детски проскулила я, — Я понимаю, что это глупо вот так просить прощения, как будто взяла твое печенье.

— Оно… это печенье… никогда в сущности не было моим. Я сюда прихожу время от времени и смотрю на море, пытаюсь дождаться своего Капитана. Тот, что был с тобой лишь внешне мой, но не внутренне. Он был мне родным, а потом перестал. Мы не просто колесили по морям и океанам, по дорогам и весям, мы разошлись. Может быть, даже получилось так, что я придумала его себе, а он придумал меня. Только сидела и думала о том, что, возможно, меня и нет, я просто его выдумка, очень удачная, воплотившаяся выдумка. Так захотелось раствориться, стать призраком и болтаться между морем и небом. Встречать его корабль у причала и обнимать, чтобы внезапно ему в голову приходили воспоминания обо мне, а мне тогда было бы тепло.

Конечно, это все глупости. Но так не хочется верить, что моего Капитана больше нет, а может и не было никогда.

Я почувствовала, что могу уже и раствориться, когда вдруг услышала твой грандиозный бултых. Пришлось тебя вынимать.

— А он страдал, по вам и по Марии, — заметила я.

— Это, конечно, плохо, что он страдал. Вчера я еще была на тебя очень злой. А сегодня поняла… Если бы не ты, он бы до сих пор мучился бегал по кругу, а тут он вышел на свободу, на волю. И пусть он вышел не к моему порту, а к твоему. Что же… я могу только смириться с этим. Тем более, что ты то тоже на земле осталась, — в последних ее словах прозвучало торжество.

— Да, он уплыл один, — согласилась я, — Но кто знает, мне может быть повезет.

— Не повезло Марии, мне… ты думаешь, что тебе повезет? — ласково улыбнулась она. Мне показалось, что фраза должна была бы звучать с издевкой, я прислушалась, но поняла, что Мисхора искренне сочувствует моей и собственной наивности.

Я задумалась. Гул в голове мешал что-либо воспринимать и решать. По логике Мисхора была права, но все мое нутро упорно отрицало любую возможность того, что Капитан обманет меня.

"Тогда почему он не звонит тебе? Не пишет?" — два вопроса заскочили в голову и быстро в ней растворились за гулом и начинавшейся боли. Я тупо смотрела на то, как плещется вода и колышутся водоросли подо мной.

— Эта сказка стоит того, чтобы в нее поверили, — тихо сказала я, — Пусть я потом окажусь полнейшей дурой, но тогда мне будет урок. Я действительно стану тогда вырывать подобные сорняки из души, а пока… Пока все спокойно, пока меня никто не обманул, и я буду ждать. Я дала ему обещание, надеюсь, что если сдержу его, то и он свое то же сдержит.

— Ты повторяешь мою ошибку, — так же тихо сказала Мисхора.

— Но это будет моя ошибка, пускай я повторю тебя, но это будет моя ошибка, — твердо ответила я и встала, но ноги не удержали меня и я полетела обратно в море.

Мисхора проявила чудеса силы и ловкости, поймав меня на лету. Она затащила меня обратно и помогла добраться до берега. Я еле-еле обулась.

— Ты сильно ударилась головой, — констатировала она, — Тебе срочно надо ко врачу. Почему ты не сказала, что тебе плохо?

— Тебе было еще хуже.

— Бог ты мой! Море лечит все раны, а вот сотрясение мозга оно не лечит абсолютно.

Нос все еще щипало от соленой морской воды. Я потерла его, чтобы как-то разогнать неприятные ощущения.

— Я доведу тебя. Вот кого нельзя вообще выпускать из дома одну, так это тебя, — ворчала она.

Опираясь на сильное плечо Мисхоры, я дошла до гостиницы. Я с трудом вспомнила номер, в котором мы остановились. Сон забирал меня, а к горлу подступала тошнота.

— Принимай, Максимус, — крикнула Мисхора, когда мы вошли в номер.

— Она пьяная? — удивился Максимус, — Да еще и подралась с кем-то, судя по крови в волосах.

Меня приняли его сильные руки.

— Чучелко, а, чучелко, где тебя носило? — спросил он, укладывая меня на диван.

— Она в воду упала, когда за мной пошла на мол.

— А ты что там делала? Топилась?

— Думала.

— Обе на голову больные, что одна, что вторая, — резюмировал Максимус и повернулся ко мне.

— Ты меня узнаешь?

Я молчала, отчетливо не хотелось с ним говорить.

— Аиша, — позвал он, — Ты слышишь? Ты меня узнаешь?

Ни нарастающая тревога во взгляде, ни все более душевные интонации меня не смягчали, я не хотела с ним говорить.

— Да, что с тобой, детка? Врача, надо врача!

Он быстро вызвал врача по телефону из номера.

— Ну, я пойду наверное, — скромно сказала Мисхора.

— О, если хочешь оставайся. Ты как вообще?

— Ничего. Я становлюсь более-менее разумной.

— И куда ты теперь?

— Точно не знаю. Я привыкла к разъездам. Возможно, я поеду куда-нибудь в горы в восточную Европу, там сниму домик, деньги пока есть. Заведу собаку и наверное… я еще не решила… может быть, я рискну родить ребенка.

— Ох, достойные планы, — Максимус нежно поцеловал ей обе руки, — Может, все же останешься?

— Мне нечего тут делать, меня ничто не держит. С Аишей мы объяснились. Поделили, так сказать, печенье.

— Водоплавающее?

Мисхора улыбнулась и кивнула.

— В общем, не останешься?

— Нет, в третий раз говорю, что не останусь.

— Жаль, — констатировал Максимус.

Я заметила, что он все ближе подбирается к Мисхоре, пытается опутать ее своими сетями, но она отвечала нежным спокойствием и твердостью и скоро ушла.

После до меня дошло, что Максимус ничего особенного не хотел от Мисхоры, он просто пытался отдать ей немного тепла.

Тут же пришел доктор и осмотрел меня. Сказал, что у меня сотрясение мозга и надо больше лежать, желательно в темноте и ничего нельзя, ни читать, ни слушать, желательно побольше спать. Что я тут же и сделала.

Мне приснилось, что я снова иду после разговора с Рахилью, через парк, выхожу к молу, но там никого нет, точнее фигурка уже не сидит на плите, а идет по воде. Я карабкалась по плитам, теперь это удавалось мне ловчее, я не срывалась, не скользила, не падала. В конце концов, я побежала по углам плит, перелетая с одной на другую. На самом краю мола, где плиты оказались выше, я стояла и смотрела вслед идущей по воде. Она была прекрасна и свободна, ее волосы трепал ветер, ее освещало солнце, а волны были лишь ступеньками под ее ногами. Я долго звала ее, но не помню, какое имя выкрикивала.

Наконец, она скрылась за горизонтом. Я проснулась от того, что мне стало очень печально. Я с трудом повернулась на бок и, уткнувшись в подушку, заплакала, больше нечего было делать. Звать Максимуса я не хотела. Но словно он подслушивал, хозяин сам появился на пороге моей комнаты, я услышала его, но не видела.

— Проснулась?

Я покивала.

— Не дергай головой бога ради, — сказал он, — Как ты себя чувствуешь?

Я молчала, но теперь уже не из вредности, а потому что не знала, что ему ответить.

— Не очень, — я повернулась. Максимус сидел на краешке кровати и смотрел на меня сочувственно и строго.

— Понесло тебя на мол, — стал ворчать он.

— Без вашего ворчания помереть хочется, — простонала я.

— Такова твоя судьба, умереть от моего ворчания, — сказал он, подсовывая платок, чтобы утерла слезы.

— Я хочу полежать в зале, — тихо сказала я.

— Мало ли, что ты хочешь. Доктор сказал три дня не вставать, и не ходить, лежать в темном теплом месте… Может тогда ты зацветешь…

— Покроюсь плесенью.

— Ну, я выразился поэтичнее, — пожал плечами Максимус, — я из кожи вон лезу, чтобы ты улыбнулась, а ты чернее тучи.

— Я не хочу сейчас улыбаться, я плохо себя чувствую, и потом мне все еще стыдно перед Мисхорой.

— Она тебя простила, неужели не понятно?! Сколько раз надо тебе это повторить, я повторю, не вопрос. Не думай о ней, с ней все в порядке.

Я вспомнила свой сон и, отвернувшись, горько заплакала.

Максимус погладил меня через одеяло по плечу, я почти ничего не почувствовала.