"Гладиатор, Маленький Лев и Капитан" - читать интересную книгу автора (Тихомирова Лана)

Глава 15. Медведь-Гладиатор

Я была, а Аиши не было. Странное состояние: я не помнила, кто я, зачем я. Все было не таким, как я привыкла. Все было другим: других цветов, других форм. То, что раньше было твердым, стало зыбким, то, что было незыблемо — разрушилось, руины поросли лесами, а пустыни наполнились водой. Теперь вместо снега на землю падали клочки сахарной ваты. Я лежала на поле незабудок. Они пахли морозным холодом, рыбными очистками и выхлопными газами. Посередь поля высился башенный кран. Внутри него кто-то сидел, но этот кто-то не был человеком. А вата все продолжала падать крупными кусками.

Я лежала, и меня не было. Я была везде и одновременно нигде. Я была эхом в горах, которые окружали незабудковое поле. По горам неслись разноцветные речки и ручьи — это тоже была я.

Я порхала крылатым горным козлом и перескакивала с цветка на цветок. Мне было спокойно, но очень жарко. Вата с неба валила сильнее.

Ватные хлопья падали мне на лицо и были холодны, как лед. На жаре самое то. Я попыталась ловить их ртом, но рот не открывался, да и не было у меня рта. У земли нет рта, а я была землею. Вата больно холодила меня и тут же таяла, согреваясь моим жаром. Вата заполнила все пространство от туч до меня. Но я была и тучами тоже. Только падающей ватой не была и завидовала ее короткому веку. Я была вечной.

С гор спустился мой волк. Я была им, и понимала, зачем он приходил. Он хотел уберечь меня от ошибки, он пытался сожрать меня, чтобы я больше не совершала ошибок. Милый, ласковый волк. Он прошел мимо меня, лежащей на поле незабудок. Проходя мимо, он встал на задние лапы и долго шел, повернув свою голову ко мне. Потом опустился на все четыре и потрусил вперед.

Пробегали ежи, пролетали птицы. Мне было не до них. Вата перестала. Ветер угнал тучи, и вышло солнце. Оно, лихорадочно желтое, чихало и кашляло. Я знала, что у него болит все тело: я была им.

Из межгорья на двух лапах пришел медведь. Он ковылял спокойно и медленно по моему полю. Я не была им и с высоты солнца взирала на его широкие плечи и косматую голову. У медведя был воротник, в который он кутал морду, словно ему было холодно. В лапах у него была трость и саквояж.

Он прошел мимо меня, не заметив. Я увидела знакомое лицо, но не могла узнать его. Мысли путались, я снова лежала на площади.

— Капитан, — тихо позвала я.

Медведь обернулся. С солнечных недосягаемых горных высот я смотрела на то, как медведь бросил трость и саквояж и подошел к маленькой Аише, чтобы слопать ее. Я видела, как сверкнули его клыки, как вдруг он протянул к ней лапы. Землетрясение потрясло кручи и стряхнуло меня в Аишу.

Я боролась с медведем, потому что на сегодня это было слишком: обокрали, теперь еще и сожрать собираются. Медведь что-то нечленораздельно рычал и пытался тащить меня. Я ловко вывернулась и, сделав несколько шагов, упала. Медведь с диким ревом схватил меня за шкирку и перевалив через плечо понес.

"Ну, и пусть жрет! Что у меня осталось? Ничего. Ничего нет, только шкурка и несколько костей, ему хватит!", — думала я.

Медведь тащил меня долго, и я не могла понять, где именно нахожусь. Горы сменялись видами незнакомого города, а потом наступали снова. Создавалось ощущение, что мы идем не день и не два, а несколько недель и успели пройти много.

"Когда меня станут есть?!" — возмущенно думала я.

Но ответа на свой вопрос так и не дождалась.

Наконец, медведь подошел к какому-то дубу, несколько раз постучал, ствол раздвинулся и медведь вошел. Он долго поднимался по лестнице наверх. Потом открыл лапой перегородку и вошел в свою берлогу.

— Не знала, что медведи живут на… в… внутри деревьев, — слабо сказала я.

— Ты говорить умеешь? — спросил медведь.

Я закричала, потому что морда медведя надменно сложилась в гримасу. Должно быть он улыбался.

— А ты почему разговариваешь? — спросила я после того, как он отнял свою лапу от моего рта.

— Потому что все люди, разговаривают, — с расстановкой сказал он.

— Но ты не человек, — резонно ответила я.

— А кто же я? — лукаво спросил медведь.

— Медведь, — честно ответила я.

Он снова скорчил свою гримасу и коснулся лапой моего лба. На удивление лапа была прохладной и кожистой, а вовсе не меховой.

— У тебя температура, детка, — сказал Медведь, — Давай снимай пальто свое, будем тебя лечить.

Я посмотрела на себя, но так и не поняла, чего он хотел.

— Притащил домой психа, — фыркнул Медведь и принялся сдирать с меня кожу. Это было совершенно не больно, но без кожи стало зябко.

— Дальше сама.

Я снова не поняла о чем он.

— Ох, ты горе горькое. Приехал, называется, на родину, — фыркал Медведь.

— И ничего я не горе, — обиделась я.

— Хм, я могу соседа позвать, чтобы ты ему рассказала. Мне можешь не рассказывать. Ты откуда такая взялась?

— От мамы с папой, — зевая, ответила я.

Медведь шумно выпустил воздух. Дальше я смутно помню только ощущения чего-то очень теплого, потом мокрого и холодного, потом я заснула и больше ничего не видела.

******

Я проснулась, и первые ощущения были связаны с тем, что я абсолютно здорова и полна сил. После я выяснила, что лежу на кровати. Неужели мне все приснилось? Да, уж, это больше похоже на бредовый сон, чем на правду. Вслед за этим пришло чувство, что я, во-первых, нагишом, во-вторых, не одна. Я была укутана в одеяло, с одной стороны, а со спины меня грел своим телом еще кто-то. Тут произошло сразу две странные вещи.

Первая: я не стала с визгом выпрыгивать и пугать противника. Вторая: кожа как-то вдруг истончилась, я чувствовала абсолютно все, что происходит внутри и снаружи. Странное ощущение.

Я тихонько пошевелилась, чтобы тихо встать, тихо собрать вещи и так же тихо уйти, но это не удалось.

— Проснулась, — некто сзади пробасил мне в затылок, — А я только задремал.

— В-вы кто? — пролепетала я, предпочитая не оборачиваться и не думать о том, что вообще могло быть.

— Я — человек, я, кажется, говорил об этом тебе вчера. Кушать хочешь?

Я прислушалась к себе и поняла, что безумно хочу.

— Нет, — послушно ответила я.

— Значит, хочешь, — мужчина поднялся с той стороны кровати, — Вещи твои на тумбочке, чистые. Впрочем, больше ты в этом безобразии ходить не будешь.

— Чего?

— Одевайся, говорю, горе горькое.

Я подождала, пока он выйдет, и стала одеваться. Боюсь, спичка и вспыхнуть бы не успела, так быстро я оделась.

— Ты расторопная, это хорошо, — констатировал мужчина, чье лицо мне как будто бы было знакомо, хотя я точно никогда его не видела. Сам из себя он был очень эффектной, запоминающейся внешности: черные кудрявые волосы, едва до плеч, круглые умные голубые глаза, шикарный по своим размерам и размаху нос, изломанный и двух местах, аккуратный рот то и дело складывавшийся в улыбку, потенциально готовый к ней. Лицо его было гладко выбрито. Он был высок, статен, силен, на пальцах красовались серебряные кольца. Одет он был в дорогой махровый халат, на сильных жилистых ногах обычные резиновые тапочки. Это меня почему-то поразило.

— Иди, ешь, чего смотришь?

— Ааа…э…

— Если ты о сексе, то я слишком стар для таких забав с такими молоденькими девочками, — приподняв одну бровь сказал он, — а теперь хватит мямлить и стоять, марш есть!

Я послушно поползла за ним, страдая от навалившегося облегчения.

Столько еды я не видела, пожалуй, давно, а за время жизни с Лидой в Неркеле вообще привыкла питаться помаленьку раз в день.

Мужчина смотрел на меня умиленно и хитро.

— Ты откуда такая? — спросил он вдруг.

— Из Охтора, я на заработки приехала.

— Ясно. И заработала горячку. Ты помнишь, как сюда попала?

Я честно подумала и помотала головой.

— Зато я прекрасно помню это шоу! — рассмеялся он, — Я иду себе с вокзала, никого не трогаю и вдруг из сугроба стон. Я подхожу, смотрю, парнишка в снегу замерзает. Вообще-то снег в сентябре это бред, но факт фактом, замерзает человек. Ты синяя вся была, смотреть страшно. Дралась со мной, убежать пыталась. Ты сильная, как я посмотрю, со мной драться. Ты на меня посмотри и на себя, анатомическое пособие скелета человека. А нет, хорошо меня побила, до синяков. Короче, я тебя притащил и тут новое известие, ты не мальчик, ты — девочка. На улице некогда тебя было разглядывать, а дома я уже понял. Тут еще один шок — сумасшедшая, вот только не хватало, — Он рассказывал и размахивал руками, активно жестикулировал и белозубо улыбался, — говорю, раздевайся, поросенок. Смотришь на себя, прости, как овца, и глазками хлоп-хлоп. Пришлось раздевать тебя. Уж, извини, понимаю, не очень приятно, когда тебя, без твоего ведома, раздевают, но у меня выбора не было. Полечил тебя, как мог. Ты теперь хоть на человека похожа, а то была, не пойми кто, не пойми куда, и к чему.

Как тебя зовут?

— Аиша.

— Красивое имя, тебе очень идет. Знаешь, из тебя вышел бы прекрасный лев. Я — художник-любитель. Я просто вижу, как ты выглядела бы в образе Маленького Льва, не львенка и не львицы, а именно карликового льва. Да и характер у тебя, — он рассмеялся.

— У вас можно поработать?

— Можно, конечно. Мне нужен помощник, ну, помощница тоже сойдет. Я особо нигде не работаю, у меня столько денег, что можно до седьмого колена не беспокоиться, ем я всегда в ресторанах и часто один, это скучно. Вот будешь помогать мне есть, и отмывать мастерскую, потому что там настолько художественный бардак, что я боюсь, скоро заведутся химеры.

— Кто-кто?

— Ты грамотная?

— Да.

— Странно, что ты не знаешь химер. Хотя… Ты же помощница? По рукам вижу, можешь не отвечать. Тебе не до книжек. Ничего, я сделаю из тебя женщину.

— Чего?

— Не таращись так на меня. Не в физиологическом смысле, в моральном и духовном. Вот что на тебе надето?

— Одежда.

— Мешок на тебе надет! Мешок! Разве может так одеваться молодая девушка? Это ужасно, это кошмар! И потом ты умная, это видно по глазам, но в твоей умной голове совершенно пусто, как так можно? Я вижу по твоему лицу, ты слишком много думаешь о насущном, в твоем сердце не живет любовь. А что же это за женщина такая, у которой в сердце ничего, кроме еды и моющих средств? Это кухарка, но не женщина. Есть настоящие мужчины и их нещадно высекают, а настоящую женщину надо бережно лелеять и холить, и всячески воспитывать.

— А почему я?

— Какая разница? Хотя бы потому, что я тебя нашел.

— А как ваше имя? — вспомнила я немаловажный вопрос.

— Максимус, в честь древнегреческого гладиатора, — ответил он.