"Гладиатор, Маленький Лев и Капитан" - читать интересную книгу автора (Тихомирова Лана)

Глава 7. Аиша будит город

В пограничный город мы прибыли около четырех утра.

— Идеально! — радовалась Мисхора, — Пока доберемся до центра или до старого города, как раз будет пять.

— Кстати, а города не сердятся, если ты будишь их слишком рано?

— Бывает, сердятся, — улыбнулась Мисхора, — Но чаще всего они рады мне. Города всегда улыбаются в ответ.

— А что будет, если город рассердить?

Улыбка Мисхоры приобрела мечтательный оттенок.

— Неприятный сюрприз, вот, что будет. Руку сломаешь или ногу, в худшем случае. Города никогда никого не убивают.

Я задумалась. Мы петляли по разным улочкам большого города, я ничего не могла рассмотреть в окно, скоро должно было рассвести. Вдруг машина остановилась.

— Все. Хватит. Кажется, здесь, — загадочно сказала Мисхора, — Я иду одна, Аиша. Город надо будить в полном одиночестве. Можешь тоже пойти будить его своим маршрутом, а потом встретимся здесь. Мы могли бы и дальше поехать вместе.

Предложение интересное, но я вроде как на север собиралась и стоит ли отказываться от своих намерений?

— Я подумаю, — ответила я.

— Вот и славно, — Мисхора вышла из машины, постояла в нерешительности и пошла в косой узкий переулочек.

Я сидела в машине и думала, что стоит делать. Как только ночная тьма немного рассеялась, я вышла подышать приятным утренним воздухом. В воздухе был заманчивый аромат свежей выпечки. Он был до того аппетитный, что желудок мой сделал сальто и я решила сходить на разведку. Кое-какие гроши у меня были.

Я хорошо запомнила место, где стояла машина Мисхоры и пошла на запах. Он вел меня причудливой дорогой. Мы остановились на крохотной площади с фонтанчиком в старом городе, и весь район вокруг состоял из сети узких проулков, ведущих то вниз, то вверх. Высокие стены прерывались на арки, через которые можно было войти в милый зеленый двор, но пекарни по близости не было.

Я решила, что свернула не туда, и стала хаотически метаться по узким проулкам. Через какое-то время я поняла, что заблудилась. Город был соней, и посылать мне какие-то сюрпризы не торопился, а я уже устала. В одном из маленьких дворов я потеряла запах выпечки и села на скамейку. Во дворе было тихо, солнце лениво вползало в него по стволу раскидистого дерева.

"А ведь скоро осень", — подумалось мне.

Я невольно погладила скамейку и почувствовала, что на второе прикосновение она стала как будто бы теплой, как живая. Я снова провела по скамейке, показалось, просто прохладное дерево, каким и должно быть.

Ноздри снова взбудоражил запах выпечки, теперь совсем сильный. Желудок жалобно заурчал, а ноги наоборот наполнились тяжестью. Но я преодолела себя и пошла за запахом, ибо теперь это было делом чести!

Неожиданно я вышла на пустую набережную, где-то далеко прокричала девочка: "Яблоки! Свежие яблоки!". Я побрела по набережной, совершенно потеряв запах и вообще себя. Где я была, где теперь то место, с машиной Мисхоры?

Река спокойно текла, черная, в бежевых разводах отражавшейся набережной. На одной из лесенок я спустилась к воде. На ощупь вода была едва теплой. Купаться, конечно, холодно, но так и осень совсем скоро.

Вдруг под водой кто-то схватил меня за руку. Я вскрикнула от испуга и подалась назад, вытащив за собой прелюбопытное чучело. Круглое лицо облепили каштановые пряди, в которых себерились нити, на каждой нити по серебристой бабочке-бубенчику. Явление смотрело на меня любопытными зелеными глазами и вдруг широко улыбнулось. Я не могла определить возраст этой русалки. Ясно было, что она явно старше меня, но не факт, что сильно. Коротко и хрипло хохотнув почти басом, милая нечисть скрылась под водой.

Я сидела, тупо глядя на место, где только что пропала русалка. Я заметила только ее лицо, все, что ниже шеи было спрятано под толщей воды. Вспомнилась ее ручка, совсем маленькая, как у ребенка, но сильная. Меня передернуло. Любопытный вопрос: как дышат русалки под водой? Жабер у них нет, значит, есть легкие. Не понятно. Или это была специфическая рыба? Бред!

Я поднялась и собралась уходить, как меня осенило. Город проснулся и спросонья меня озадачил вот таким сюрпризом. И как это понимать? Город будет меня теперь дурить, что ли, все время?

Я поднялась на набережную и снова пошла, куда глядят глаза. Я предоставила все случаю, решив, что что-нибудь в Нарвеле я найду.

В воде снова блеснули серебристые бабочки-бубенчики. Когда я обернулась, то на воде остались только расплывающиеся круги. Солнце начинало припекать.

Я бродила по Нарвелю весь день, стараясь недалеко отходить от реки, в ее обществе мне было как-то спокойнее. На тихих улочках располагались маленькие забегаловки и дешевые, до неприличия, пекарни с вкусным хлебом. Изобилие маленьких статуй и мемориальных досок поражало. На одном доме могли помещаться семь, а то и десять мемориальных досок, а в одном дворе до трех мини скульптур. Такого я нигде не видела.

На вопрос, где в Нарвеле сити, на меня недоуменно смотрели, пару раз переспросили, что это такое. Сити необязательная часть города, но везде есть. Эдакий маленький центр мира, хотя иногда и не маленький там, где есть офисы, большие здания, суетливые деловые люди. Мне было бы интересно посмотреть на сити это спокойного ленивого городка, но оказалось, что сити отсутствует напрочь.

Вечер пришел неожиданно, зажглись на улицах теплые ярко-желтые фонари — филиал солнца на отдельно взятом шесте. Когда совсем стемнело, я вдруг поняла, что смертельно устала. И от города тошнило и есть хотелось, и ночевать предстояло на улице. Последние несколько часов я посвятила поискам Мисхоры. Она, наверное, думала, что я никуда не уйду. А я ушла, выходит зря. Очень коварным оказался пограничный город Нарвель.

Обдумывая ночлег, я забрела в район, где через речку каждые десять-пятнадцать метров были перекинуты небольшие бежевые мосты — в ночной тьме и при свете фонарей они казались оранжевыми.

Я зашла под один такой мост, под ним было навалено тряпье, не похоже, чтобы там кто-то спал недавно. Тряпье оказалось чистым и пахло только слегка речной водой. Тут же рядом затухал костерок. Я поняла, что это знак, подкинула газет и пару поленьев, которые нашла тут же. Стало теплее. Ночи в августе все же холодные. Укутавшись плотнее, я мгновенно уснула.

Почему-то последнее время все самые интересные вещи стали случаться со мной именно ночью. Так меня разбудили странные личности, в одной из которых я знала давешнюю русалку. Плотно сбитая, невысокая, у нее даже были ноги, и закутана она была в темный балахон. Глаза ее теперь виделись мне карими, она так же широко, очень лукаво и умно улыбалась мне, а я запуганно таращилась то на нее, то на ее спутницу — она была в таком же черном балахоне. На голове был капюшон, и разглядеть лица я не могла. Она была среднего роста, под балахоном угадывалось большое, крепкое тело, руки она засунула в карманы.

— Что вам нужно? — продребезжала я.

— Ты заняла наше место, — пояснила "русалка", низким хриплым голосом.

— Ох, простите, я не знала, — я стала подниматься.

— Не знала? — удивленно спросила "русалка", спутница остановила ее легким кивком головы в капюшоне.

— Спасибо, что не дала костру потухнуть, — сказала она, голос ее был мне отдаленно знаком.

— Да не за что, — пожала плечами я.

— Тебе некуда идти? — я пыталась вспомнить, где уже слышала эти резковатые интонации, этот голос.

— Если честно, нет, — замялась я.

— Ты ела сегодня?

— Хей, что ты с ней, как с ребенком, — возмутилась "русалка" и села на тряпье.

— Риммель, я много о ней тебе рассказывала, — присела рядом с ней дама в балахоне.

— Так это она? Аиша?

— Да.

— А откуда вы меня знаете? — опешила я.

Судя по звуку, дама под капюшоном рассмеялась и ответила:

— Не важно. Ты ела сегодня, Аиша?

— Нет, забыла, — поняла я внезапно, — Только булочку купила.

— Булочку, — фыркнула дама, — ты всегда забывала поесть и нисколько не изменилась. Только ты стала красивее и старше, тебе идет.

Мне захотелось сбежать.

— Да не бледней ты так, — дама сняла капюшон и взглянула на меня.

Я совсем ее не знала. Лицо ее было приятным: круглое, с острым детским подбородком. Остренький, чуть курносый нос, серые глаза. Прямые волосы вылинявшего золотистого цвета спускались на плечи. Она улыбалась мне одними глазами.

— Я вас не знаю, — промямлила я.

Женщина расхохоталась.

— Столько лет прошло, но я надеялась, что ты вспоминала обо мне. Присядь, раз уж не можешь понять кто я, не буду загружать тебя лишней информацией. Садись, поешь с нами. Риммель наловила рыбы.

— Чтобы поесть, ее надо приготовить, — проворчала Риммель — "русалка".

— Приготовим. Лиха беда начало.

Тут меня подбросило первый раз — в моей жизни было очень мало людей, которые любили меткие выражения, вроде этого.

Откуда-то была излечена сковородка, Риммель достала масло, пока неизвестная чистила рыбу.

— Порежь, пожалуйста, — Риммель вручила мне резец и краюху хлеба, начинавшего уже черстветь, — Лучше не нашла, — пояснила она.

Я долго и упорно пилила хлеб тупым резцом, трудоемкое занятие отняло у меня почти все время, что жарилась рыба.

— А этих двоих красавцев закоптим, — облизнулась дама.

— Может, зажарим? — предложила Риммель.

— Закоптим. Если зажарим, то сейчас же и съедим.

— Ну, сама и колупайся, — махнула рукой Риммель.

Дама стала насаживать рыбин на веточки, чтобы повесить над костром. Все время мадам хитро поглядывала на меня то и дело, чувствуя, мои тревожные взгляды. Я тайком следила за ней, пытаясь вспомнить хоть по какой-то мелочи, кто передо мной сидит.

Ели мы с аппетитом, и только я успела разогнаться, как еда моя кончилась, я даже слегка расстроилась.

— Не горюй, завтра еще наловлю, — Риммель откинулась за каменную стену и достала из кармана балахона сигареты. Сладко со вкусом она закурила, жмурясь на огонь.

— А это вы сегодня были на набережной? — спросила я у нее.

Риммель хлопнула себя по лбу и затряслась в беззвучном смехе, потом откинулась, легко ударилась головой о стенку и захохотала в голос.

— По какому поводу веселье? — приподняла брови дама.

— Плыву себе, ловлю рыбу, — начала рассказывать Риммель, — Тут смотрю, конечность свешивается в воду. Я уже потерялась, где я, а улова все нет. Дай думаю, утром народ попугаю. Схватила конечность. А она (Риммель показала не меня) чуть из воды меня не вытащила, бледная была, как смерть. Ну, я повеселилась!

— А что, рыба водится у нас теперь у набережных? — улыбнулась Дама.

— С рыбой не везло, я решила раков наловить, но с ними тоже не получилось. Со вчерашними запасами худо-бедно поужинали.

— То густо, то пусто. Сама знаешь, раз на раз не приходится, — философски отозвалась дама. Меня еще раз подкинуло.

— То есть вы и есть бродяжки, — осмелилась уточнить я.

— Догадалась все-таки, — скептически отозвалась Риммель.

— И много вас? — спросила я.

— Нас-то? Вот двое, — улыбнулась Дама, показывая на себя и Риммель.

— И все?

— А зачем нам кто-то еще? Нам вдвоем в самый раз, — между делом заметила Дама.

— И чем же вы занимаетесь?

— В основном тем, что ищем ужин. Риммель ловит рыбу, я подрабатываю за еду. Но постоянно не хочу устраиваться.

— Почему? — удивилась я.

— Нам хорошо и так. Риммель помешана на чистоте, как любая коренная нарвлянка, а я достаточно вынослива, могу делать тяжелую работу, грузить, что-нибудь, например. Мы свободны, иногда даже можем позволить себе весь день проваляться просто так, ничего не делая.

— Ну, и остальные люди по выходным, — резонно заметила я.

— То по выходным. А то когда захочется, две большие разницы, — дама хитро на меня посмотрела.

Наверное, я очень изменилась в лице, потому что Риммель тревожно подалась вперед. Молнией меня поразила мысль: только один человек из всех моих знакомых настолько ценил свободу и придерживался такого вольного образа жизни, таких вольных взглядов. Проблема была в том, что она совсем не была на себя похожа.

— А если бы волосы были каштановые? — спросила дама и подмигнула.

— Лида, — выдохнула я и полезла обниматься с первой своей хозяйкой.