9 глава

   Проснулся я от звука сирены воздушной тревоги. Как же они надоели, их счастье, что 'тунгусок' ещё нет. Хрен бы так полетали спокойно. Правда, читая старые книги о войне, я считал, что у наших вообще авиации не оставалось к этому времени. Оказалось - была, только вот лётчиков подготовленных было мало. Поворчав на надоевших немцев, умылся и стал одеваться. Всё равно уже не усну, да и подъём скоро. Придёт в мою 'комнату' таварища капитана и начнём работу.

   Комната у меня шикарная - камера, в подвале республиканского НКВД, облагороженная правда. Решили, что так я спокойно посижу до отправки в Москву ни с кем 'лишним' не общаясь. В этих стенах ещё не было, наверное, заключенных с телефоном в камере, по которому он может связаться с кем угодно, если дежурный соединит. Вспоминая наш приезд в Киев пять дней назад, я никак не мог отойти от чувства нереальности всего происходящего. Я довольно легко принял, что нахожусь в другом теле и времени, принял и вошёл в эту жизнь. Но встретившись в живую с людьми, которых видел на фотографиях и старых кинохрониках, про которых читал в учебниках и художественной литературе...Это оказалось для меня тяжелее, чем первая рукопашная под Гниличами.

  Когда с Мартыновым я зашёл в кабинет Наркома УССР Сергиенко, я испытал настоящий шок. Реальный человек о котором я читал! Он, видимо заметив моё состояние вышел из-за стола и предложил нам садиться, попросив секретаря принести чаю. Почти упав на стул я уставился на него, Сергиенко, с не меньшим интересом смотрел на меня. Оказался он крупным, высоким мужиком с довольно тяжёлым взглядом. Принесли чай с сушками, Сергиенко предложил угощаться и всё поглядывал на меня. Видимо, ему было жутко любопытно видеть 'пришельца'. Неожиданно для самого себя я брякнул:

  -Товарищ нарком, через два месяца немцы возьмут Киев.

  Сказать, что реакция была бурной, это не сказать ничего! В первый момент я подумал, что вот она, смертушка моя. Вскочив со своего стула, Сергиенко так по нему зарядил ногой, что обломки картечью по стенам простучали. А потом он начал орать. Вернее нет, ОРАТЬ! Какие перлы он выдавал, оставалось только сидеть и восхищаться! Я был и траханым троцкистом, и выкидышем Геббельса, англояпонским паскудником и многим-многим другим. Потом пошёл в ход 'великий и могучий русский мат'. Сначала с сельскохозяйственным уклоном, потом пошёл в ход производственный его вариант, заканчивалась речь смесью этих двух тематик. Внезапно он успокоился, недоуменно посмотрел на охреневшего секретаря, стоявшего в дверях кабинета и устало буркнул ему:

  - Выйди. И принеси ещё чаю.

  Тут уже охренел я. Снова сев передо мной, отхлебнул свежеприготовленного чая и сказал:

  -Рассказывай. Всё, что помнишь, рассказывай! Если хочешь - кури! Ну?

   И я начал. Рассказал, что в той истории, которую я знаю, немцы взяли Киев 18 сентября, после того, как уничтожили в котле почти семьсот тысяч человек, захватив при этом сотни орудий, танков и другого добра. Как непродуманная оборона и 'талант' генералов привели к этой и . последующей за ней, катастрофами. Про будущее предательство Власова, про ставшего его заместителем полковника Баерского. Про многое рассказал. Брякнул и про 'кукурузника', что тварь он. Про Павлова, в действиях которого в наше время нашли столько странного и непонятного, что это выглядело предательством. Окончательно выдохся я часа через два. Большая часть того, что я рассказывал, были эмоции. Слишком мало я помнил имён, дат и цифр. Но, как оказалось, и этого хватило, чтобы Сергиенко воспринял всё серьёзно. Посидев немного с закрытыми глазами, он приказал посидеть пока в приёмной.

   Там мы провели часа три. За это время, мимо нас, в кабинет и из кабинета наркома пробежало человек пятьдесят. И в форме, и в гражданской одежде. Наконец нас вызвали опять. Зайдя в кабинет, мы увидели стоящего перед столом невысокого лейтенанта, кивнув на которого Сергиенко сказал:

  -Это лейтенант Васюткин, он покажет вам место, где будете жить ближайшую неделю. Вы, Стасов, отдыхайте там а ты, Васютин, через час ко мне. Идите.

   Козырнув, мы вышли и дружно потопали в гостиницу. Ага, счаз, гостиницей-то и оказалась камера в подвале. Правда в ней стояла нормальная кровать, с нормальным бельём. Стол, четыре стула, тумбочка, со стоявшим на ней электрическим чайником и, естественно, унитаз и умывальник в углу. Что меня особенно поразило, так это телефон. Васюткин, объяснил, что по аппарату я могу связаться с кем угодно, если соединит дежурный, на которого и выходит линия.Сдав ему оружие и, наконец, оставшись один, я завалился на кровать. Состояние было странным. С одной стороны был страх, из-за наболтанного мною. С другой, чувство облегчения. Теперь, даже если погибну, хоть какая-то инфа попадёт по назначению. С этими мыслями я и уснул.

   Разбудил меня звук открывающейся двери. Это был Мартынов, с которым зашли два бойца с подносами.

   -Освобождай стол, ужинать будем, - жизнерадостно заявил он, - Заодно позавтракаем и пообедаем.

  Живо вскочив с кровати я с энтузиазмом уставился на подносы. С трудом дождавшись, пока бойцы сгрузят тарелки с подносов на стол, я схватился за ложку. Утолив первый голод, спросил:

  -Что дальше?

  - А дальше веселиться. С завтрашнего дня устраиваем здесь филиал академии наук. Ты вспоминаешь всё, что только можно касающееся самой войны и людей, действия которых имели влияние на её ход. Мы это записываем на пронумерованных листах. Потом это всё копируется . опечатывается и...Дальше сам понимаешь. А то мало ли...

  - Понятно. Значит поработаем.

   Следующие четыре дня были настоящим адом! Мало того, что вспоминать не так уж легко, так Мартынов оказался ещё и хорошим следователем! Как он вытягивал из меня информацию, просто песня! Прицепившись к какому-нибудь слову, он заставлял вспомнить меня такие подробности, что я обалдевал. Вот что значит профи. Пару раз заходил и Сергиенко, мельком глядел бумаги, интересовался настроением и исчезал. В некоторые моменты, мы, с Мартыновым, начинали плохо видеть друг друга через табачный дым, стеной висящий в камере, тогда мы делали передышку приоткрыв дверь для вентилирования комнаты. Потом всё начиналось с начала.

   И вот сегодня наступил знаменательный день - мы выезжаем в Москву! Вчера вечером об этом сообщил лично Сергиенко. Он сказал, что из Москвы пришёл приказ, отправить меня поездом, в сопровождении двух сотрудников. Мартынова, с документами, отправить самолётом. Видимо в Москве решили подстраховаться, так больше шансов, что информация не пропадёт.

  Потянувшись, я услышал шаги в коридоре. Ну вот и 'товарища капитана' прибыл, значит поработаем. Но вместо Мартынова зашёл сам Сергиенко. Он сел к столу, снял фуражку. закурил и спросил:

  -Почему, в первую нашу встречу, вы очень плохо отозвались о Хрущёве? Больше вы не разу не задевали эту тему, только пару раз мельком, я проверял все бумаги. Так почему?

  Я уселся на кровать, тоже закурил и начал рассказывать. Рассказал про события после смерти Сталина, про то, как запретили чекистам и милиции вести следствие против высокопоставленных чиновников без санкции политбюро, про постепенный развал армии и флота, да и всего общества. Про съезд и судьбу Берии. Про всё.

   Сергиенко сидел молча, только курил папиросу за папиросой. Потом спросил, совсем про другое:

  - Вы назвали цифры потерь в этой войне, неужели так много?

  Потом посмотрел на моё лицо, махнул рукой и сказал:

  - Через час придут два сотрудника, с которыми вы поедете на вокзал и дальше, в Москву. Прощайте, - и ушёл.

  Через час, пришли два лейтенанта, с которыми мне предстояла долгая дорога в Москву.

  Отъезд прошёл буднично, погрузились в "эмку" и на вокзал. Да, железнодорожный вокзал в прифронтовом городе это нечто! Толпы военных и гражданских, свист паровозов, лязг и треск вагонов. Ужас! А ещё сплошные патрули, которых как магнитом тянуло ко мне с лейтенантами. Видимо их очень интересовал мой МП. Правда рассмотрев форму НКВД и увидев документы, патрульные ещё быстрее стремились от нас. Примерно с час поскитавшись по кабинетам, мы с выделенным провожатым добрались до нашего вагона. Как оказалось, место нам выделили козырное. Купе в мягком вагоне! Класс! Никогда не ездил в подобных. Мягкие диваны, обтянутые красной, бархатистой тканью. Какие-то бронзовые финтифлюшки, блестящие как золото. Одним словом - почувствовал себя большой шишкой. Сопровождающие меня летёхи оказались хорошими ребятами и мы быстро нашли общий язык. Когда поезд пересёк Днепр, мы уже сидели за столом, на которой стояла бутылочка водки и неплохая закуска: сальце, домашние огурчики и горячо любимые мною груши. Поездка началась здорово, надеюсь так и пойдёт дальше.