"Исчезнувший поезд" - читать интересную книгу автора (Лапикура Наталья Михайловна, Лапикура...)

7

Это только у Агаты Кристи ее яйцеголовый бельгиец рассаживает всех правых и виноватых вокруг камина и после монолога на двадцать страниц о пользе стимулирования работы серых клеток указывает пальцем на виновного. В советской ментуре все происходит с точностью до наоборот. Нет, не потому, что камины были ликвидированы сразу же после семнадцатого года как символы буржуазного разврата одновременно с уютными кофейнями на Крещатике. Во-первых, у нас не существует частных детективов, а во-вторых, наш процессуальный кодекс позволяет устраивать общие собрания подозреваемых только в форме очной ставки в кабинете следователя, а это, согласитесь, совсем не то.

Нет, советский мент, он же легавый, носится с языком на плече, как его собачий собрат, мечтая закрыть хотя бы половину из минимум двенадцати дел, навешанных на него. И его сознание в паре с подсознанием разделяется при этом так, что никакой друг-психиатр не вылечит. Я не знаю, как это называет ученый народ, но у меня факты, фактики, разговоры, фразочки, случайные встречи оседают где-то там, как мусор в колене водослива. Версия отстаивается и в один прекрасный момент выплескивается тебе прямо в лицо. Как я догадывался, несчастный сын покойного машиниста грешил на параллельные миры. Но его фраза «другое метро», оказывается, имела еще один, абсолютно реалистический смысл. Вот так, кирпичик по кирпичику, выстроилась стена, за которую нормальным людям заглядывать не стоит, но я и так знаю, что за ней прячется.

Итак, пять лет назад Киев тряхануло. Причем так, что сбило с толку технику, укрывавшую определенные тайны от посторонних глаз. Я могу себе только представить секретную охрану, когда она увидела поезд метро с десятками нежелательных свидетелей. Сначала, наверное, решили: диверсанты – и поступили в соответствии с инструкциями. А потом возникли другие проблемы: что с этим фантом делать? Выпустить, отобрав подписку о неразглашении? Так ведь их тут не один, а целая сотня, обязательно кто-то не выдержит и растрезвонит. Расскажет куме, а та всему базару. Закрыть объект? Спасибочки вам в шапочку, тридцать лет строили-перестраивали – и на тебе, начинай сначала. А враг, он, между прочим, не дремлет, он на стреме. И крылатым ракетам из Европы до Киева лететь всего ничего. Они что, там в своих НАТО станут дожидаться, пока мы перебазируемся? Сейчас, размечтались! Хватит с нас, что после Пеньковского половину ракетных шахт, говорят, пришлось бетоном заливать.

Алексей Сирота:

Я никогда не узнаю, как их ликвидировали. Возможно, кто-то попал в «дисбат», где будущие разведчики отрабатывали на живом материале умение убивать людей голыми руками. А возможно, обошлось ядом в стакане воды или инъекцией той же отравы под видом витаминов. Мой профессор Прожогин был прав: человеческая подлость не знает пределов.

Они все продумали. Кого надо было, – купили квартирами, повышением. Кого-то, возможно, просто запугали. А кто-то, может быть, и покончил с собой – внезапно и безосновательно. Вот только с «металлистом» прокололись. Что запрос на завод посылали они, – я не сомневался. Вероятнее всего, он и раньше на них работал. Пожалели… только не человека, а золотые руки. Вот он один и остался в живых, а что это была за жизнь – кто знает. Наверное, тогда же он и потерял память. Поскольку у этих мальчиков ведомственная медицина развивается в несколько ином направлении, нежели наша общенародная, бесплатная. Вот только одно обстоятельство пока еще в тумане и полной неизвестности. Когда же бедняга-мастеровой выпал из-под опеки одного ведомства и сразу же угодил под спецнадзор другого? Ведь не удирал же он из «дисбата» по коридору через параллельный мир на эту задрипанную товарную станцию под Волгоградом?

И не надо было больше объяснять, кому я наплевал в борщ. Ведь если некто, глазом не моргнув, сдает сразу нескольких своих людей, то от этого «некта» и его команды надлежит держаться как можно дальше. Желательно запрятаться в параллельный мир. Но пути туда, к сожалению, не существует.

– Раз уж, Тарас Григорьевич, пошла такая раздача государственных тайн, то поделитесь – откуда же вы все-таки извлекли этого мастера-золотые руки? Ведь не могли эти, как их там, ребята из «Аквариума» по своей воле вам золотую рыбку отдать?

– Да вы не поверите, капитан, но он к нам, как с луны свалился. На ту товарную станцию. Наши службы его уже в психушке засекли – обыкновенной, областной, – как неизвестного бродягу без документов и без памяти. А в спецучреждение уже мы его перетянули, да все зря. Военные своей химией так дяде мозги сожгли, что профессура руки подняла.

– А в Кирилловскую он тоже случайно попал?

– Капитан, вы же понимаете, что в таких случаях, извините за каламбур, случайной бывает только смерть нежелательного свидетеля. Вас это не касается. Вы не свидетель, вы кара Господня. Так вот, мы его умышленно подсунули вашему другу.

– Борису?

– А почему вы удивляетесь? Это для вас он – любитель хорошего кофе, польских детективов и классического джаза, а на самом деле он один из лучших психиатров в республике, а может быть, и в Советском Союзе. То, что ему до сих пор не дают защититься, еще не означает, что он глупее тех, кто становится большой шишкой безо всякой защиты.

– Вот вы и подсобите ему, как тому майору. Он же вам, в конце концов, помог.

– Почти помог. Еще бы один день – и больной припомнил бы не только то, что было с ним до посадки в метро, но и после принудительной высадки. Но аквариумисты нас перехитрили. И упредили…

Пока мы с «Тарасом Григорьевичем» беседовали, размышляли и дышали ночным воздухом, стало рассветать.

– Вас, капитан, положить туда, где брал?

– Да нет, благодарствую. Еще чуток посижу, может, ноги разомну, а там и метро откроют. Кстати, никогда не поверю, что вы такой добрый исключительно в силу служебных обязанностей.

– Я тоже гуманитарий. Правда, заканчивал пединститут, а потом…

– … можете не продолжать. Начитались Медведева, насмотрелись «Подвиг разведчика», сотню раз представляли, что это вы пьете «За нашу победу!»…

– А у вас, капитан, что, такого не было?

– Нет, я, знаете ли, Шейниным зачитывался. «Записками следователя».

– Сволочь бериевская ваш Шейнин, чтоб вы знали. Пробы негде ставить. Гиммлер в сравнении с ним – хилый немецкий интеллигент. Но это наших дел не касается… так вас подбросить?

– Да нет, еще раз спасибо.

Я тихонько побрел по парку, по идущей параллельно улице Лагерной аллее. Прошел мимо серого, ободранного двухэтажного дома – бывшей дачи республиканского вождя Демьяна Коротченко. Ее закрыли после того, как на кухне неожиданно застрелился начальник охраны. Спустился по лестнице вниз, к небольшому озеру, обогнул его и вышел на платформу, мимо которой несколько раз в день пробегали электрички на Дарницу, и только там почувствовал, что усталость меня одолела, – а потому уселся на старую деревянную скамью.

Глаза слипались, воздух приятно пахнул дубовым листом и бабьим летом, где-то на озере спросонок подала голос какая-то одинокая птичка… Я не понимал, что со мной происходит, когда краем глаза зафиксировал полосу тумана, ползущую по колее от Брест-Литовского шоссе. Белая пелена укрыла рельсы и противоположную платформу, затем внезапно разорвалась на какие-то полсотни метров и в это же мгновение передо мной затормозила электричка. Я еще удивился, почему не слышал стука колес, когда вдруг из вагонных динамиков, на удивление четко донеслось: «Станция «Октябрьская»… Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – "Нивки"». И только сейчас до меня дошло, что это не электричка, а поезд метро – и двери, и окна, и сидения, и даже освещение, и динамик не хрипит… Я рванулся со скамейки к стеклянным дверям, но они захлопнулись у меня перед самым носом. Я хотел крикнуть, но меня опередил… петух. Горластый разбойник из частного сектора на той стороне колеи вернул меня в реальность.

Не было никакого тумана, никакого поезда метро, а я сидел на деревянной скамейке, испещренной надписями типа: «Здесь был Коля» и краткими аббревиатурами из трех букв. Правда, не КГБ и не ГРУ, слава Богу. Дома меня ожидали мама, накрахмаленная белая рубаха и машина со службы.

– Вот ты где-то шляешься ночами и не знаешь, что тут у нас было.

– Брежнев в гости заходил?

– Да ну тебя!.. Гараж сгорел за старым флигелем. А в машине, говорят, хозяин охотничье ружье забыл с патронами. Так стреляло! Совсем, как на войне.

– Бывает.

– Мне уже сказали, что у тебя сегодня особенный день, поздравлю по возвращении. Только не напивайся…

В нашей Управе награждают нечасто. Поэтому все было по-человечески: и зачтение приказа, и раздача слонов, и особенно обмывание звездочек и наград в кабинете у Генерала. К своему удивлению, я увидел среди присутствующих полузабытую веселую физиономию. Оказывается, мы снова осчастливили волгаря Царева, только уже не капитана, а подполковника на полковничьей должности. И не в каком-то Старозадриповском райотделе, а в Волгоградском областном управлении.

Между пятым и шестым тостами Царев успел рассказать невероятно интересную историю со счастливым концом на уровне индийского кино. Итак, после завершения дела отравительницы Курощаповой наш коллега резко пошел вверх. А чему удивляться? У них в России республиканского министерства внутренних дел нет, они на Москву напрямую выходят, поэтому меньше дармоедов на себя одеяло тянут. И все было бы прекрасно, да вот перед подполковником вместо третьей звезды замаячила реальная перспектива вернуться в свой Старый Задриповск гонять самогонщиков, малолетних хулиганов и бабушек, спекулирующих семечками. Дело в том, что в городе-герое объявился криминальный элемент, грабивший неорганизованных туристов в развалинах мемориального комплекса «дом сержанта Павлова». Делу немедленно придали политическую окраску, но навесили его на милицию. После первой же массированной облавы в святых развалинах грабитель исчез и затаился, зато «глухарь» никуда не делся, более того, угрожал уничтожить карьеру удачливого Царева.

И тут братья-хохлы вдругорядь спасли волгаря. Потому что этот контрреволюционер, оказывается, сбежал в Киев и уже тут лег на дно. Но надо же беде случиться, что в какой-то из дней он решился выбраться в Центральный универмаг. И там ему похабнейшим образом принялись чистить карманы. Но недочистили, поскольку ребята из Ленинского райотдела пасли этого воришку уже два часа. Потому и взяли, как говорят, на горячем. Но, к их удивлению, потерпевший почему-то стал активно открещиваться от роли жертвы, более того, порывался как можно скорее сбежать. Что, в свою очередь, вызвало подозрение и предложение «пройти». В райотделе и выяснилось, что недообворованный гражданин заявлен волгоградской милицией во всесоюзный розыск.

На радостях и по старой памяти Царев лично прибыл в Киев, загрузившись щедрыми дарами – как самой матушки-Волги, так и ее берегов. Во всяком случае, незабываемый дагестанский коньяк я впервые продегустировал именно в тот день. Когда же мы, уж не помню после какого тоста, разделились на группы по интересам и заговорили, само собой, о работе, волгоградский подполковник вдруг ударился в философские обобщения.

– Мент – он как человек. Вот человек выходит утром на улицу, чтобы успеть перед работой заскочить к любовнице, – и тут ему на голову падает кирпич с новостройки. Человек лежит в койке и проклинает судьбу. А напрасно! Потому что в это утро у любовницы его с нетерпением ожидал рогатый муж, вызванный соседями из командировки срочной телеграммой. Точно так же и в ментуре! Вызывают тебя на ковер, идешь, ну, думаешь: все!..

– Кстати, о ковре. Тебе, я вижу, не влетело за то, что Курощапову живой не довез?

– Так о чем же я тебе и рассказываю! Наоборот – перекрестились, что судить не придется. А, следовательно – не придется обнародовать нехарактерное для советского общества преступление. Но это еще что! Недавно у меня в КПЗ два задержанных повесились – и ничего!

– Постой, поделись опытом, может, и нам пригодится. Тут вон фингал при задержании рецидивисту поставишь – прокуратура без соли жрет.

– Знал бы прикуп – жил бы в Сочи! Представь: ночь, плотина Волгоградской ГЭС, охраняемый объект номер один! И вот на этом объекте кто-то, не скажу – кто, срывает стоп-кран в пассажирском поезде. Охрана плотины вставляет фитили, сам знаешь, куда, и летит туда со всех сторон. А там два прибабахнутых прапорщика с оружием наголо бегут по шпалам на правый берег – аж рельсы гнутся! Ну, охрана сначала культурно: мол, стой, стрелять буду! Затем предупредительные вверх. А они этой охране – в зубы! Скрутили прапоров с огромным трудом. Сначала думали – «белочка», но нет, не пахнет, однако в глазах дурь и уже друг дружку за горло берут. Пришлось связать. Пока доволокли в караулку, прапора охрипли: мол, ты виноват, ты куда смотрел, а ты куда смотрел? А ты знаешь, что за это будет? Нет, это тебе будет! Почему это мне, разве я его проспал?

«Вохрики» хоть народ и прямой, как шпала, но додули, что здесь что-то не то. Вызвали нас, сдали под расписку – и айда в город-герой. По дороге задержанные чуток успокоились, перестали брызгать слюной друг на друга, зато принялись требовать немедленной встречи с военным комендантом Волгограда. В три часа ночи! Мы, правда, дежурному по комендатуре позвонили, а нам оттуда: чья это публика? Ну, мы их удостоверения уже изъяли, отвечаем: внутренние войска. А дежурный нам в ответ: может, этим тюремщикам лучше посреди ночи сразу командующего округом подать? А еще лучше – самого министра обороны? Подержите их, говорят, в вашем клоповнике, пусть проспятся. Утром разберемся. Мы так и сделали. Нет, сначала пытались поговорить, но их как заклинило. Государственная тайна, только военному коменданту, и все тут. Да какая там тайна, они ее пока на плотине ругались, всем раскричали. Пионер бы догадался, что конвоировали дураки какого-то важного арестанта – и не в вагонзаке, поскольку такого в том поезде не было, – а в обыкновенном купе. Судя по всему, то ли они оба уснули, то ли он до ветру попросился, но как-то ускользнул еще на правом берегу. Там у нас пассажирские часто вне расписания останавливаются на товарной станции. Поскольку движение напряженное, а колея одна, через плотину.

Хотя и выпил уже изрядно, но слова «товарная станция, которая под Волгоградом», меня как по темечку стукнули.

– Как, говоришь, эта ваша товарная называется?

– А ты разве у нас не был? «Максим Горький».

– И когда это приключилось?

– Сейчас у нас что – сентябрь? А это где-то в июне, но не этого года, а прошлого. Так вот, я и говорю: оружие у этих придурков забрали еще на плотине. Пояса с портупеями сняли уже в Управе. А вот о брючных ремешках как-то не позаботились. Наверно, сработала глупая мысль, что эти ребята, вообще-то, под нашим министерством ходят. Можно сказать, коллеги. Проспятся, успокоятся, утром вместе что-нибудь да сообразим. А они взяли – и повесились. Ну, думаю, все! Капец! Теперь наверняка вызовут и скажут: есть на свете три дыры – Мирный, Кушка и Мары. Выбирай, Царев, ту, что твоему сердцу милее.

– И как?

– А никак! Вместо поставить по стойке смирно – посадили в кресло, угостили импортными сигаретами, поинтересовались, много ли людей знает о факте самоубийства, потом – представляешь? – поблагодарили, что не разболтал по всему Управлению, а сразу же отправил в морг. Я в ожидании, куда же меня спровадят, а мне: продолжайте службу, товарищ подполковник, слава Богу, что у вас нервы покрепче, чем у некоторых молодых.

– И это все? Никаких предупреждений, приказов по Управе? Царев, я перевожусь в Волгоград!

Конечно, ни в какой Волгоград я переводиться не собирался. Потому что последний кирпичик наконец-то лег на свое место. Вряд ли оба покойных прапорщика когда-либо фигурировали в списках внутренних войск СССР. И вряд ли они на самом деле были прапорщиками. Потому что эта служба, как мне вчера намекнул патологически честный чекист, в случае необходимости и под черта лысого маскируется.

Теперь понятно, что они куда-то перевозили своего «металлиста», возможно, на очередной секретный объект. Везли в обыкновенном поезде, в обыкновенном купе, предварительно накачав какой-то гадостью для отключки памяти. А по дороге случилось невероятное: то ли дозу не рассчитали, то ли работяга оказался покрепче, чем предполагали. Но посреди ночи, когда поезд затормозил перед плотиной, темнота, стук колес, остановка, кто-то что-то по радио объявляет… Подсознание сработало – дядя и выскочил, как он полагал, на своей станции метро.