Валерий Лапикура, Наталья Лапикура Исчезнувший поезд

Кофейная мельница (необходимое предисловие)

Кофейная мельница со сломанной ручкой – вот и все, что осталось мне на память об Алексее Сироте. Остальные его вещи растащили соседи. Почему никто не польстился на это произведение ереванского завода «Метиз» – тому две причины. Во-первых, культура ручных кофемолок оборвалась в Киеве с окончательным становлением советской власти 1920-го года и в дальнейшем так и не возродилась. Во-вторых – сломанная ручка. Мой друг Алексей – или, как мы его называли, Олекса – бывало, говорил:

– С армянами рискованно иметь дело всерьёз, что-нибудь да схалтурят. Вот возьмем кофемолку: жернова хорошие, а ручка – полова.

Мельничку Сирота выцыганил у кого-то из своих знакомых. Они в силу своего исключительно посконного происхождения мололи ею перец. «Село! И сердце отдыхает…» Но как раз этот привкус перца впоследствии и придавал кофе Алексея абсолютно неповторимый вкус. Именно поэтому мой друг Сирота мужественно терпел мучения, причиняемые обломком ручки во время процесса помола. Найти что-либо милосерднее Алексей так и не смог. Что поделать – у каждого времени свои дон кихоты и свои мельницы.

Мы познакомились в высоких коридорах бывшей Первой Киевской классической гимназии, ныне – гуманитарного корпуса Национального Университета на бульваре Шевченко. Мой филологический факультет был, как и сейчас, на третьем этаже, Алексей уже долбил классическую философию на втором. «Трояк» по политэкономии социализма, который я получил с третьей пересдачи, по обычаям тех лет, навеки положил конец моим мечтам о науке. Я подался во вторую древнейшую профессию – журналистику. Алексей Сирота, хоть и не конфликтовал с марксистско-ленинским учением, все же признался как-то, что залило оно ему сала за шкуру изрядно. Вместо аспирантуры, куда его приглашали как отличника учёбы и члена партии, возник мой друг в рядах Киевского уголовного розыска Главного управления МВД УССР по городу Киеву. Как говорят психологи, сработал классический «эффект Коти».

«Эффект Коти» – название феномена происходит из старого анекдота о муже, его жене и ее любовнике. Этот любовник, которого едва не поймали на горячем, успел спрятаться в шкаф с образцами парфюма знаменитой фирмы «Коти». Почему они были в квартире любовницы – несущественно. Суть в том, что под утро этот бедняга вылетел из шкафа с диким воплем: «Дайте скорее говна понюхать!» Вот это и есть «эффект Коти».

Если кто-то до сих пор не понял, объясняю. Наилучший способ избавиться от пагубного влияния на психику пятилетки штудирования, теории научного коммунистического мировоззрения – пойти в менты. Или, как говорили во времена нашей молодости, – в легавку. Вот отправишь в вытрезвитель сотню-другую обрыганных алкоголиков, соберешь в мешок «до кучи» две-три расчленёнки, то есть, разделанных преступником на части трупов; пополнишь свою память разнообразием всего произведенного человечеством мата, – и снимет получше бабки-ворожеи. В клинических случаях, говорил Алексей Сирота, помогает хорошая эксгумация, желательно, в дождливую погоду.

Алексей служил в уголовном розыске как раз в разгар эпохи, которую называли «застоем». Она начиналась первым бескровным переворотом в Кремле, а заканчивалась грязной кровавой войной в Афганистане. Семидесятые годы, брежневские времена…

Времена туалетной бумаги, которой не было в продаже потому, что она вся шла как «непищевая добавка» в дешевую вареную колбасу, о которой и до сих пор со слезой умиления вспоминают те, кто Леониду Ильичу шнурки завязывал. Времена, когда каждый год дорожала выпивка, исчезала закуска, зато изобретались все новые и новые ордена. Времена, когда каждый выходной был чьим-то профессиональным праздником и День Советской милиции занимал в табеле о рангах место между Днём Советской Армии и Международным Женским днем 8-го марта. Легавым подфартило, ибо сам зять Брежнева служил в МВД, а его шеф Щелоков жил с генсеком в одном подъезде на Кутузовском проспекте, 26.

Это были времена, когда милицию, как преступников на этапе, контролировали два учреждения: «отделы админорганов» компартийного аппарата и зловещее КГБ. Роль моськи, с лаем бегающей вокруг, была отведена Прокуратуре СССР. И не дай Бог тебе, честному или глупому менту, сделать шаг влево или вправо. Конвой стрелял без предупреждения. И не мазал!

Это были времена, когда за политические анекдоты давали до пяти лет лагерей, а вести дневники было еще опаснее. Киевский журналист Валерий Марченко погиб в темнице как раз из-за заметок, которых и не собирался публиковать. Поэтому нормальные люди полагались на память. Сейчас, когда со времени описанных мною событий прошло двадцать пять, а то и тридцать лет, кое-что может показаться нереальным, надуманным или приукрашенным. Не знаю… Возможно! Я над этим не задумывался. Я брал в руки старую кофейную мельницу со сломанной ручкой и опять слышал иронические интонации моего друга Алексея Сироты, который морщился, преодолевая сопротивление куцего куска металла, и говорил:

– Какой ты сваришь кофе – зависит от того, как ты смелешь зёрна.