"Чёрный день" - читать интересную книгу автора (Доронин Алексей Алексеевич)

Глава 5. Сволочи

Данилов всё шёл, и перед его глазами грязный снег дороги превращался в серую бездонную пропасть. Ноги переставали ощущать прикосновение к твёрдой земле, и Саше начинало чудиться, что он парит на невообразимой высоте над мглистым провалом. «In the middle of nowhere» — так определял своё местонахождение Александр.

Нормальной подробной карты он так и не нашёл, а атлас областных автодорог не всегда мог ему помочь. В этом тоненьком буклете на отрезке между Прокудским и Толмачево не было отмечено вообще ничего, а ему уже раз пять попадались на пути островки гибнущей цивилизации. Это были даже не деревни, а дачные посёлки разной величины.

Парень старался держаться от них подальше, а те, в которых обнаруживались признаки присутствия людей, обходил на максимальном расстоянии. Таким признаком мог быть тщательно расчищенный проезд или ровный постоянный свет, которого никогда не даёт пожар. И это не говоря уже о голосах и рокоте моторов. Свободу манёвра сковывала только сама магистраль, которую он избрал путеводной нитью. Транссиб был единственным стабильным ориентиром в погружающемся в хаос мире, без которого Данилов давно бы уже сгинул. Каждый раз, удаляясь от него даже на пятьдесят метров, он чувствовал себя не в своей тарелке и с тревогой думал о том, что рано или поздно их пути разойдутся.

Железная дорога обладала одним преимуществом — шанс встретить на ней человека за пределами населённых пунктов стремился к нулю. Поэтому она идеально подходила для дальних путешествий. Хотя вряд ли, думал Александр, на свете нашёлся бы второй идиот, которому не сиделось на месте в такие дни.

Он шёл, а его мысль как заключённый, запертый в тюремном дворе, снова и снова пускалась кружиться по проторённой колее. Он вспоминал свою жизнь, восстанавливал её по фрагментам, словно готовясь записать для потомков. Могло показаться, что над всем Сашиным недолгим существованием тяготел необъяснимый рок. Точно проклятый от рождения, он в одиночку нёс бремя Кассандры, знание страшной истины, которую нельзя открыть никому.

Посреди людского моря Саша был так далёк от всех, как если бы был не человеком, а только его подобием, кибернетическим организмом или пришельцем из другой галактики. Он вроде бы делал всё так же, как и другие, нормальные люди. Он разговаривал, спал, пил и ел, ездил на работу и смотрел телевизор, но временами ему казалось, что он лишь подражает действиям настоящих людей, а сам живёт чем-то иным, в другом измерении, куда нет доступа больше никому. Так же и ему не было доступа в мир, где обитают обычные люди. На их беззаботном празднике жизни Данилов ощущал себя незваным гостем, кругом был ледяной вакуум отторжения, который следовал за ним повсюду. Ни одно слово, ни один взгляд не могли проникнуть за этот невидимый кокон. Миллионный мегаполис был для Александра пустыней Сахара, да и любой город на Земле стал бы чужим ему, отгороженному от мира персональным железным занавесом.

С самого раннего детства он носил в себе мрачную тайну, которую не мог доверить никому. Не один скелет в шкафу, а целый некрополь. Он слишком рано понял, что всё когда-нибудь заканчивается. Вспоминая наивные размышления о гибели Вселенной, ещё в пять лет не дававшие ему спать, Данилов подозревал, что уже в том нежном возрасте догадывался, какой подарок готовит ему судьба, видел сквозь мутную толщу времени себя, одиноко бредущего по опустошённой земле. Потом всё забылось, затянулось подростковыми комплексами и проблемами, чтобы ожить две недели назад, от пламени вспышки.

Он едва ли удивился, увидев в тот августовский день зарево над городом. Одной секунды ему хватило, чтобы понять, что это всё-таки произошло. Уже давно праздник жизни казался Саше пиром во время чумы, где за разукрашенными фасадами скрываются призраки войны, мора и глада. В гоготе пьяной толпы, для которой шуты, кривляясь, в тысячный раз повторяли старые, как сам проклятый мир, анекдоты, Саше слышался злорадный хохот Сатаны, потирающего руки в предвкушении богатого урожая.

И вот пришло время жатвы. Рано или поздно это должно было случиться. Ружьё на стене никогда не висит для интерьера. В один прекрасный день оно обязано было выстрелить. Люди всегда умели считать деньги, по крайней мере, по другую сторону океана. Никто не стал бы делать оружие стоимостью в миллиарды долларов только для того, чтоб оно ржавело в ракетных шахтах. А жалкий лепет про сдерживание даже не заслуживает внимания. Сдерживание — это лишь передышка. Подготовка к атаке.

Нет, оружие создавали, чтобы рано или поздно пустить его в ход. Вопрос не в том, почему это случилось, а в том, почему этого не произошло раньше. Например, в шестьдесят втором. Чем плох был Карибский кризис? Для Александра — только одним. Тогда бы он не родился. Можно подумать, провидению захотелось, чтобы он, жалкий червь, стал свидетелем величайшего действа в истории.

Увидев в небе на востоке огненные сполохи, Данилов испытал ужас, отчаяние, бессильную злобу, всю гамму отрицательных эмоций. Но не удивление. Свершилось то, чего он всегда ожидал. Желал ли? Скорее нет. Саша мог ненавидеть людей, но желать им такого — вряд ли. Он не был врагом рода человеческого, хотя иногда парню казалось, что весь мир объявил ему войну. Просто он безумно устал. В двадцать два года ему иной раз казалось, что он прожил Мафусаилов век. Особенно этому способствовали события последних дней.

Он шёл и думал о превратностях своей судьбы, как вдруг что-то заставило его остановиться как вкопанного. Это было ощущение смутной тревоги, похожее на внезапную лёгкую тошноту. Чувство чужого взгляда. Кто-то смотрел на него. Кто-то был рядом. Только человек ли это? И если человек, то живой ли?

Данилов с первых дней катастрофы подозревал, что рядом с ним постоянно находится некто невидимый и бестелесный. Он легко свыкся с мыслью, что невиданная в истории массовая гибель людей не могла пройти бесследно для психосферы Земли. Да, и раньше случались катаклизмы сравнимого масштаба, но тогда их жертвами становились только бессловесные твари вроде динозавров. Теперь же в одночасье погибли миллионы, если не миллиарды разумных существ. Каким мог быть выброс негативной энергии, когда все эти духи отправились в свободный полёт? Астральный план, как его ни назови, вряд ли рассчитан на такой наплыв, и теперь должен быть просто загромождён этими останками, изуродованными трупами душ.

Что случилось с теми, кому не хватило место там? Не оказались ли они снова здесь? Вдруг это неподвижные мёртвые очи ищут его во тьме?

«Чушь собачья», — сказал он себе. Но подсознание — странная вещь. Разум мог камня на камне не оставить от этих страхов, но глаза парня непроизвольно начали вглядываться в темноту. И каким бы слабым ни было его зрение, он увидел. Заметил их.

Впереди, примерно в сорока метрах, над землёй маячили несколько тусклых жёлтых огоньков. Похоже, они заметили его и начали двигаться. В его сторону. Мороз пробрал Сашу до костей. Неужели он был прав, и перед ним неприкаянные души тех, кто сгорел в адском пламени? Но зачем они вернулись сюда, в мир пока ещё живых? И что им надо от него?! Не хотят ли они забрать его с собой, туда, на тёмную сторону? Ледяной холод пробрал его до самых внутренностей, и этот страх был сильнее логики и здравого смысла, он их просто игнорировал.

И вдруг огоньки исчезли. Просто сгинули, погасли в одночасье. «Вот ведь… Померещится всякое. Эх ты, да тебе в психушке место, приятель». Парень хохотнул, но смешок прозвучал жалко и неестественно. Пульс же никак не желал возвращаться в норму. Саша чувствовал досаду и злость на себя, но, сам того не замечая, ускорил шаг, желая поскорее покинуть это нехорошее место. Он не знал, чего боится сильнее, потусторонних сил или собственного скольжения за грань, после которой реальность и бред станут в его сознании одним целым. Лучше уж смерть, чем безумие.

И Александр пошёл дальше, не изменив направление ни на градус. Он словно хотел доказать себе, что под недавними страхами нет никакой почвы, но не прошёл и десяти шагов, как из кромешной тьмы, изредка озаряемой сполохами далёких пожаров, ему навстречу выступил чёрный контур приземистого одноэтажного здания. Скорее всего, это была будка железнодорожника. Судя по карте, магистраль здесь пересекалась с одним из областных шоссе. Луч фонарика в Сашиной руке заскользил по окрестностям, выхватывая из темноты всё новые детали пейзажа, похожего на декорации к постмодернистскому спектаклю.

На переезде застряло с десяток легковушек и большой самосвал, перегородивший сразу оба пути. Рядом валялся, наполовину уйдя под снег, свороченный шлагбаум. Похоже, кто-то снёс его на большой скорости. Чуть в стороне виднелся и виновник происшествия, смятый в гармошку автомобиль, вписавшийся прямиком в железобетонный столб. Людей тут не было. Во всяком случае, живых. Саша так думал. Он вообще слишком много думал и мало соображал.

Человек возник из ниоткуда. Как призрак, материализовавшийся прямо из холодного воздуха, фигура бесшумно отделилась от темневшего впереди фасада и направилась в Сашину сторону, на ходу направляя на него сильный фонарь, который бестелесным духам уж точно без надобности.

Проклятый идиот! С того момента, когда он заметил огоньки, у него хватило бы времени десять раз повернуть назад. Люди скрылись из виду в тот момент, когда заметили его, и после этого, очевидно, наблюдали за ним из укрытия, определяя степень его опасности.

Теперь уже поздно. Если он попытается ретироваться, они воспримут это как приглашение к погоне. Луч фонаря в руке незнакомца ударил Саше в глаза, слепя и дезориентируя. Видимо, ещё раз убедившись в том, что угрозы нет и в помине, тень решительно направилась к нему.

Вряд ли к нему идут, чтобы поговорить по душам. Надо было действовать, действовать немедленно. Или принимать бой, или удирать. Саша склонялся к тому, чтобы выбрать второе, несмотря на ствол, оттягивавший карман. Но слишком медленно склонялся. Александр Македонский гнал из своей армии именно заторможенных вояк. Паникует, бежит — не так страшно. А вот если застыл на месте — пиши пропало.

Александр никогда не был спортивным, но благодаря длинным конечностям и хорошему соотношению мышечной и всей остальной массы мог развивать приличную скорость. Увы, в тот момент Данилов был не в лучшей форме. Слишком тяжёлым был груз, который он нёс на плечах, но ещё тяжелее — тот, что был у него на душе. Поэтому и соображал он даже медленней, чем обычно.

Слева, из-за громады застывшего на переезде самосвала вынырнула ещё одна фигура, преграждая жертве, которая уже поняла свою роль, возможный путь отступления. Впрочем, в этом не было необходимости — усталые ноги Сашу не слушались, тяжесть рюкзака придавливала к земле.

Теперь он понял — то, что он принял за огни Святого Эльма, было всего-навсего огоньками сигарет. Имей Александр чуть больше здравого смысла и чуть меньше фантазии, может, ему и удалось бы избежать встречи с неприятностями. Но так уж повелось, что всю свою жизнь чаще он сам находил неприятности, чем они — его. Так случилось и на этот раз.

Одеты незнакомцы были в новенькие не обмятые лыжные куртки, явно из магазина спорттоваров. За спиной у обоих угадывались автоматы. То, что за спиной, а не в руках, могло свидетельствовать только об их пренебрежении к Сашиной персоне.

— Эй, земеля! — окликнул его один из них сиплым голосом, когда разделявшее их расстояние сократилось до десяти шагов. — Закурить не найдётся?

Просто классика.

— Не курю, — глухо ответил парень.

— Плохо… а то у нас кончились. А ты откуда будешь? — вступил второй. — Из Новосиба?

Поразительное дело! Эти невинные вопросы, заданные будничным тоном, заставили Данилова расслабиться, хотя разум его бил тревогу. Человека не окружают вот так в пустынном месте только для того, чтобы поговорить по душам или стрельнуть сигаретку. Даже в прежние времена не окружали.

— Да, оттуда, — кивнул Саша, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

— А мы из Кузбасса, — был ответ.

Они уже стояли вплотную, и он чувствовал их несвежее дыхание. Под дых его ударили почти одновременно. Он так и не понял, кто именно. Не кулаком — прикладом. Слегонца. Парень чудом удержался на ногах, но на мгновение ему показалось, что воздух из лёгких выкачали и заменили жидким азотом, который тут же начал растекаться у него внутри. Может, и свет у него в глазах померк, но Саша не заметил особой разницы, ведь вокруг и так было темно как в чулане.

Теперь бежать уж точно было поздно. Второй удар, кулаком, пришёлся по скуле, но вскользь, оставив только кровоточащую ссадину от перстня-печатки. Так оно и задумывалось — не изувечить, а показать его новое место. По щеке Саши потекла струйка крови, но боли он почти не почувствовал. Вся она сконцентрировалась в пространстве между рёбрами.

Плавно опускаясь истоптанный на снег, Александр ожидал третьего, завершающего удара в висок, который расколет его голову и расплещет её содержимое по грязно-серому сугробу. Поделом дураку.

Но добивать его не стали. Вместо этого рывком поставили на ноги и поволокли в сторону железнодорожного пакгауза, сложенного из старых шпал. Парень не пытался сопротивляться. Что бы они ни хотели с ним сделать, едва ли это будет страшнее того, что он уже пережил.

Там за углом, невидимая со стороны дороги, была припаркована машина, которую уж точно нельзя было принять за брошенную. В салоне горел свет. Из неё, опустив окно у водительского места, высунулся здоровила с простецкой рязанской мордой. Он в упор разглядывал пленника как диковинного зверя.

— Ты, мазута, етит твою, сколько раз про светомаскировку говорить? — накинулся на него один из мужиков, державших Александра. — Что, маленький, темноты боишься? Ещё раз увижу, пешком пойдёшь.

— Ну и пойду, — пробурчал в ответ бычара. — Сам этот пепелац чини, когда встанет.

— Хватит пузыриться, заткнитесь оба, — оборвал спор второй из Сашиных конвоиров, пониже и поплотнее. — Заводи, Андрюха, сейчас поедем. Но ещё раз облажаешься, грохну, — сказал он без тени усмешки.

Александр равнодушно смотрел на чужие разборки. Да, дружным коллективом тут и не пахло. Стая товарищей. А рожи-то, рожи какие… Кунсткамера. Странно, но он почти не боялся. Что они могли сделать с ним? Лишить жизни. А на кой она ему? Вместо испуга пришло ощущение тягучей тоски. Слишком уж глупо всё получилось. Конечно, смерть всегда нелепа, но разве стоило две недели петлять по лесам и просёлкам, пугаясь каждого шороха, чтобы самому залезть волкам в пасть? Да ещё таким.

Пока водитель прогревал мотор, парня наскоро обыскали. Появление пистолета и навороченного швейцарского ножа вызвало общий взрыв глумливого хохота:

— Ну ты прямо Рембо, чувак!

Парень знал, что они правы. Что толку с оружия, если ты не готов им воспользоваться? Саша полусидел-полулежал на снегу, с трудом хватая ртом воздух, а разбойник, задиравший шофёра — худощавый, конопатый и с неприятным родимым пятном на щеке — начал обшаривать его вещи. Сперва ему не повезло. «Собачка» молнии, которую он рванул со всей дури, осталась у него в руке, и открыть рюкзак стало проблематично. Снимать перчатки и ковыряться с замком архаровцу было в лом, и он достал что-то из кармана куртки. Блеснуло лезвие, Саша отметил зазубрины на лезвии и поставил на то, что это не сувенирная дешёвка, а хороший «охотник», не хуже, чем тот, который он сам скоммуниздил в лагере.

Потом дешёвая материя уступила отличной стали. Данилов никак не отреагировал на такое варварское обхождение, всё его сознание занимала боль в груди. Но даже будь у него силы протестовать, он оставил бы возражения при себе. Уж очень скорыми на расправу выглядели эти романтики с большой дороги, и очень большими были зазубрины на ноже. Вряд ли вспороть человеческий живот этим клинком было труднее, чем китайский рюкзак.

— О-па. Кажись, наш клиент, — тип с пятном переглянулся с товарищами и вытянул из рюкзака допотопный противогаз, за ним дозиметр и всё то, что Саша прихватил из разгромленного Коченево. — Сейчас гляну, что у него там ещё.

Бандит встряхнул останки рюкзака и начал в них рыться, грубо разбрасывая в разные стороны нехитрые пожитки, а вскоре добрался и до запасов пищи. Тут его ждала неприятность. В боковом отделении оказалась банка без этикетки, из которой при переворачивании полилась прямо на ладони мужика струя сгущёнки. Саша в своё время проколол крышку ножом, чтобы тянуть содержимое из дырочки. Разбойник, вымазавшийся в липкой сладкой жиже, матюгнулся, отёр руки махровым полотенцем, лежавшим там же, и брезгливо отшвырнул его от себя. Больше в рюкзаке не нашлось ничего.

— Не понял… — угрожающе протянул он, — А ну колись, падаль, где остальное.

Данилов снова уставился на него бараньим взглядом, но тому игра в молчанку уже надоела. Бандит нахмурился и легонько, будто нехотя, двинул Александру по носу. Тот охнул, но даже не попытался вытереть юшку, забрызгивая кровью снег. Он всё ещё раскачивался из стороны в сторону как ванька-встанька, но выражение глаз стало более осмысленным.

— Думаешь, самый умный, да? — осклабился отморозок, обнажив щербатые резцы. — Да мы уже троих таких хитрожопых поймали. Ты куда шёл, сука? В город. А все нормальные люди? Оттуда подальше. Только некоторые дебилы примороженные туда лезут. А там, факт, ещё до фига точек нетронутых стоит. По развалинам шерстят, всё, что найдут, в схроны тащат. Сталкеры, бляха-муха.

Даже сейчас, в полубеспамятстве, Саша не мог не удивиться аллюзии. И такие читают Стругацких? Да ещё поди Тарковского смотрят? Но тут же парень сообразил, что кино, как и книжка, тут ни при чём. Их его новый знакомый не осилил бы. А вот в одноимённую игру десятилетним пацаном вполне мог наигрывать.

— Тоже поначалу вертелись, типа я не я и лошадь не моя, — продолжал мужик. — Ну да ничего, как яйца прикуривателем прижжёшь, сразу склероз проходит. Проверено, народный метод. А нахапали-то сколько… за год бы не сожрали. Нехорошо… Бог велел делиться, так ведь?

— Нет, Горб, дохловат он для сталкера, — покачал головой второй. — Не при делах фраерок, просто заблудился. Ладно, поехали.

Невысокий и коренастый, он явно был главным в этом тандеме, да и в трио тоже, судя по скупым движениям и взвешенным словам.

— А с ним что? — спросил разочаровано Горб.

— Как обычно. Или, может, до вокзала подбросим и денег на дорогу дадим?

От последней фразы его спутник разразился визгливым лающим смехом.

Это скупое «как обычно» заставило сжаться всё у Саши внутри. Хотя, наверно, оно давно уже не разжималось, аккурат с первого дня.

— Да ладно тебе, Миха, вальнуть всегда успеем, — возразил парень с пятном и снова встряхнул пленника как куль с мукой. — Эй, чувырло, последний раз спрашиваю. Где нычка?

Данилов почувствовал, что от ответа зависит его жизнь. Вообще-то, он не уважал даже ложь во имя спасения. Но ему ещё не случалось попадать в ситуацию, когда спасаться приходилось не от порицания, а от пули или ножа.

Врать нехорошо. Но что-то подсказывало парню, что если сказать правду, то они огорчатся, а потом порешат его, не сходя с этого места. Не из садизма и даже не для того, чтоб кормовую базу не истощал. Просто так.

Конечно, когда обман раскроется, они тоже по голове его не погладят. Но так он хотя бы выиграет время, и есть шанс, что в пути выпадет возможность… Она просто обязана выпасть.

— Ладно, ваша взяла, — ответил он с неподдельным сожалением. — Есть тайник. Маленький, правда, и далековато. Покажу.

— Да куда денешься, — прыснул Меченый, потирая руки.

— Место опиши, — скептически прищурился главарь. — Может, лажу порешь, а мы из-за тебя время потратим.

Саша ждал этого вопроса, пытался придумать ответ заранее, но мысли скакали, и ему пришлось целиком положиться на экспромт.

Он представил перед глазами сначала развёрнутую карту района, а затем панораму того места, где мог бы находиться его тайник, и начал говорить, будто выдавливая из себя слова понемножку:

— Трасса… Это где-то километров пятнадцать к югу от Новосибирска. Не доезжая метров двести до поворота на Левые Чемы. Недалеко от дороги. В ельнике. Свернуть у домика обходчика на просёлок, рядом ещё знак будет — неохраняемый переезд. Там закопал…

Данилов перевёл дух и закашлялся. Двое головорезов смотрели на него изучающе. Было неясно, поверили они легенде или нет. Сам Александр выглядел спокойным, но это был не самоконтроль, а нервное истощение, из-за которого на смену панике пришло безразличное «будь что будет». Ему было даже любопытно, чем это закончится.

— Складно звонишь, — кивнул, наконец, тот, кого Саша мысленно окрестил Старши́м, с ударением на последнем слоге. — Залазь, прокатимся с ветерком. Нам один хрен на юг надо.

— Вот, так бы сразу, — поддакнул тот, к которому подходила поговорка «Бог шельму метит». — А то «нет» да «нет», ломаешься как девка красная. Типа мы лохи, поверим, что кто-то будет топать в город чисто так, воздухом подышать. Да ещё с противогазом. Только молись, чтобы там оно было. Понял, сучара?

— Да ты не боись, земеля, — толкнул парня в бок Старшой, поднеся к его глазам лезвие отнюдь не сувенирного ножа. — Если что не так, больно не будет. Чик, и весь ливер под ноги.

Без лишний церемоний его втолкнули в салон. Вечный пешеход по жизни, Данилов не слишком разбирался в марках автомобилей, но по высокому силуэту понял, что это внедорожник. Да по-другому и быть не могло. Разве пройдёт по такому снегу машина с малым клиренсом? Цвета он был, скорее всего, чёрного, хотя в темноте никто не мог бы за это ручаться. На дверце, которую распахнули у него перед носом, Саша успел рассмотреть мелкие частые дырочки.

Рядом с ним плюхнулся парень со странной кличкой Горб — вроде не сутулый? — от души хлопнув дверью. Зарычал мотор, и они тронулись с места, с трудом проскочив занос, образовавшийся на переезде. Данилов подавленно молчал, медленно приходя в себя. Бандиты его пока не трогали, продолжая какую-то беседу, прерванную его появлением, прерывая друг друга скабрезностями и конским ржанием.

Он так и не понял, что заставило его оторвать глаза от пола и перевести взор на ледяную пустыню за окном. И вовремя. Через десять минут в свете галогенных фар промелькнула синяя табличка:

Мимо неё он прошёл с час назад. Это был удар посильнее, чем прикладом. Саша почувствовал, как у него внутри разливается горечь бессилия, от которой хотелось выть. Его везли назад, на запад. Значит, не поверили. Значит, конец. Что с ним сделают? Вряд ли съедят или продадут в рабство. Так далеко падение нравов ещё не зашло. Скорее всего, они убьют его на ближайшей стоянке, но не просто, а с выдумкой. Фантазия человеческая не знает границ.

Он уже успел попрощаться с жизнью и весь следующий час думал только о том, что важнее — уйти из неё быстро или уйти достойно, когда новый дорожный указатель вернул в его сердце надежду.

Значит, всё-таки на восток. Значит, купились на его обман. Видимо, они просто объезжали препятствие на пути. Эта, казалось бы, кратковременная отсрочка наполнила Сашино сердце таким ликованием, будто он выиграл в лотерею миллион. Ему даже пришлось заставить себя думать об обугленных трупах и размозжённых костях, чтобы взгляд, светящийся радостью, не выдал его. Он расслабился и откинулся на спинку сиденья. Впереди было ещё много часов дороги.

Конечно, можно было сказать, что тайник ближе, в какой-нибудь из пригородных лесопосадок. Но путь туда недолог, и протекал бы он, скорее всего, без остановок, так что по логике вещей шанс убежать был бы мизерным. Слишком удалённый тайник тоже вызвал бы обоснованные подозрения.

«По теории вероятности попадают все в неприятности» — эта строчка из дебильной старой песни вторые сутки не шла из Сашиной головы. Путь до вымышленного тайника, который раньше можно бы было проделать за час, занял больше суток. Постоянно приходилось то съезжать с шоссе и прорываться по бездорожью, объезжая непреодолимые завалы, то плутать по просёлкам в поисках обходного пути там, где дорога превращалась в непрерывное кладбище погибших автомобилей.

Ехать в густом чёрном тумане приходилось со скоростью утомлённого пешехода, — и всё же четыре раза их «Landcruiser» поцеловался со своими мёртвыми собратьями, помяв их своим мощным «кенгурятником». Даже на десяти километрах в час встряска от столкновений доставляла пассажирам мало удовольствия. Несмотря на двести с лишним «лошадей» под капотом и зимнюю резину, машина то и дело застревала, и тогда им приходилось всем вместе выталкивать её из снежного плена.

Но всё это играло Саше на руку. Чем больше у него времени, тем выше шансы. Он надеялся на то, что, попривыкнув к нему, они потеряют бдительность. Сколь соблазнительной ни выглядела идея мести, парень хотел одного — свободы. Но пока подходящей возможности не выпадало. Во время остановок с ним рядом всегда находился хотя бы один из них.

Второй день он был пленником троих субъектов, которых про себя без изысков называл подонками. По обрывкам разговоров Данилов постепенно восстановил картину их жизни и пришёл к выводу, что ему крупно не повезло. Он умудрился повстречаться с самыми отмороженными ублюдками на территории бывшей России.

Двое из них были из Кузбасса — обращение «земеля» оказалось почти верным. Ну и что, если два последних года он прожил в Новосибирске, раз у него на генном уровне заложена принадлежность к земле Кузнецкой? Третий тоже оказался приезжим, аж из европейской части России.

«Земляки», как он узнал из их разговоров, были солдатами срочной службы, отдававшими конституционный долг Родине где-то неподалёку. Чтобы понять это, хватило бы взгляда на их чуть отросшие ёжики волос и одежду — смесь старого камуфляжа с дорогим новьём, на которое в прежней жизни они могли только пускать слюни.

Когда призвавшая их страна перестала существовать, бойцы сочли себя свободными от обязательств и в расчёте на то, что в наступившем бардаке всем будет не до них, покинули расположение части. Расчёт оправдался. Сколько бы дел они ни натворили, не было заметно милиции, идущей по кровавым следам.

Домой они не рвались, хоть и жили в соседнем регионе. Зато казённые автоматы хлопцы, уходя, решили прихватить с собой по принципу «авось пригодятся». И ведь пригодились. Видимо, звериное чутьё подсказало им, что мир перевернулся с ног на голову, и то, что было невозможным вчера, завтра станет привычным. В новом каменном веке, наступившем после затмения, прав будет не тот, у кого бабки и связи, а тот, у кого больше патронов и меньше сантиментов. Такими они и стали. А может, были всегда. Оба, кстати, за свою недолгую жизнь уже успели посидеть по малолетке, причём не за разбитое стекло.

Третий прибился к гоп-компании уже после, совершенно случайно натолкнувшись на дезертиров примерно так же, как Александр, но был принят ими, доказав свою профпригодность. Он в основном выполнял работу механика-водителя и с пленным почти не пересекался.

Вроде бы эта троица была Сашиными товарищами по несчастью, такими же беглецами от наступающей библейской катастрофы. Но почему-то парню меньше всего хотелось делить с ними кров. За те полтора дня, что он провёл в их обществе, они почти никого не убили. Всего двоих. Но что-то заставляло Сашу думать, что их послужной список гораздо шире. Двое за два неполных дня… Произведя простейшее арифметическое действие в уме, он получил цифру четырнадцать. Четырнадцать покойников за две недели.

Впрочем, тут была закавыка, осложняющая вроде бы нехитрый подсчёт. Где гарантия, что они покинули свою часть в первые же сутки? Местами, насколько знал Саша, подобие порядка держалось по инерции ещё почти неделю. С другой стороны, как теперь узнать, когда бойцы, ушедшие в самоволку, трансформировались в бандгруппу? Ведь первые дни они могли сидеть тихо и не высовываться, стараясь затеряться среди беженцев.

И, наконец, третий момент. Как узнать, насколько высокой была их активность в первую неделю, когда дороги ещё не были вымершими? Это сейчас можно было караулить сутки и повстречать только один «газик» с двумя зачуханными фермерами. А тогда поток транспорта был хоть и не сплошным, как раньше, но достаточно плотным, чтобы за один день настрелять вчетверо больше. Только заряжать успевай, да трупы в кювет сбрасывай.

Конечно, в таком деле как засада на шоссе должны были быть дни «лётные» и дни «пролётные». Но при любых раскладах количество их жертв переваливало за два десятка. Железно. Вот вам и уголовное дело в десяти томах.

Поразмыслив над этим, Данилов понял, что легко отделался. Что такое удар прикладом? Ерунда, принимая во внимание то, что у этих типов было заведено сначала стрелять, а потом смотреть, что это движется там вдалеке.

Но дело было даже не в них. В тот момент Саша любому, даже самому приятному обществу предпочёл бы одиночество. Когда ему было плохо, он нуждался не в словах утешения, а в том, чтоб его оставили в покое. Умереть парень планировал один, и никто не должен был ему мешать. Смерть он считал делом сугубо интимным, как отправление физиологических потребностей. А тут эти, которым, прямо по Блоку, на спины б надо бубновый туз.

Относились они к нему не то чтобы плохо, а как к скотине. Без зла, но так, будто до них не доходило, что он тоже человек. Большую часть времени его держали связанным — туго скрученные капроновым шнуром руки болели нестерпимо. Один раз, отправляясь втроём на вылазку к оптовому складу, ребятки на пару часов запихнули его в багажник, предварительно отобрав всю тёплую одежду. Чтоб не сбежал, даже если сумеет выбраться на манер Дэвида Копперфильда.

Его не кормили, хотя сами злодеи жрали и пили от пуза — у них было полно продуктов. Робко попросив однажды чего-нибудь пожрать, парень тут же получил по зубам от того же Горба. Не положено, значит. Чтоб знал своё место.

Всего пары часов хватило Александру, чтобы разобраться в несложной структуре банды, в лапы которой он угодил. Несмотря на размер, она обладала всеми признаками полноценной преступной группировки. Вожаком стаи был Миха, невысокий чернявый крепыш, коротконогий, накачанный, со сплюснутым носом бывшего боксёра и лицом такого типа, владельцам которых Данилов автоматически отказывал в праве иметь хоть крупицу интеллекта. Слишком уж надбровные дуги выпуклые.

Его товарищ Вадим, он же просто Горб, был «мозгом» маленькой бригады. Это ему принадлежала простая до гениальности идея устраивать засады там, где дороги местного значения вливались в федеральное шоссе, вместо того, чтобы самим рыскать по округе в поисках пищи и горючего. В деревни заезжать они, похоже, больше не решались. Александр догадывался, что могло оставить на заднем правом крыле машины странные отметины. Дробь, а то и картечь. Вот так теперь живётся в сельской местности.

Они всегда держали автоматы при себе и вроде бы были готовы вступить в бой прямо с колёс, но, похоже, не рвались этим заниматься. В пользу этого говорили те меры предосторожности, которые соблюдали головорезы.

Тактика «безопасного вождения» в период ядерной зимы была проста как мычание. Проехал несколько километров — заглуши движок и слушай, не доносится ли прямо по курсу звук чужого мотора. Андрей, таким образом, играл роль акустика на подводной лодке.

Когда случалось, они съезжали с дороги и тщательно прятали джип и Сашу в нём в какой-нибудь лесополосе, а сами исчезали в противоположном направлении, видимо, занимая позицию, дававшую возможность держать под прицелом всё шоссе, оставаясь незамеченными, а при необходимости — так же скрытно отойти. Это смотря кого там принесло. Обычно ожидание заканчивалось как раз вторым. «Романтики с большой дороги» не лезли на рожон.

Утром, хотя термины «утро» и «вечер», само собой, можно употреблять только условно, со стороны города послышался шум приближения целой автоколонны. Бандиты еле успели загнать «Лендкрузер» в проулок между двумя брошенными дачами, когда первая машина — видимо, дозор — показалась из-за поворота. Сами они залегли не то в самом щитовом домике, не то в бане, оставив Данилова связанным в машине.

Ему оставалось только лежать, слушать и надеяться на то, что кто-то из колонны соблазнится идеей проверить избушку или огород на предмет ценных вещей и продуктов. Кем бы они ни были, хуже уже не будет. Он стал бы кричать, звать их, если бы не знал, что звукоизоляция в наглухо закрытом джипе близка к идеальной. Поэтому ему оставалось только вслушиваться. Надрывать лёгкие было бессмысленно, тем более что на дворе не те времена, когда люди со всех ног побегут спасать каждого, кто зовёт на помощь. Да разве когда-то было иначе? Кричи — не кричи, но если кто-то и придёт, то только поглазеть на твой труп.

По времени прохождения и громкому рёву дизелей Саша понял, что рядом с ним движется настоящий конвой из пяти-восьми грузовиков вроде «КамАЗов» в сопровождении нескольких легковушек, скорее всего внедорожников.

Естественно, они даже не притормозили. У них были дела поважнее, чем обыскивать какое-то захолустье.

Вскоре вернулась со своего наблюдательного пункта и лихая компания. Атаковать такую силу они не решились бы даже с большого перепоя, поэтому только мечтательно обсуждали, сколько всего можно бы было поиметь с этого автопоезда. Сошлись на том, что овчинка не стоит выделки.

Через два часа в обратном направлении прогрохотало что-то тяжёлое и гусеничное. Танк? БМП? Да уж точно не трактор, судя по тому, как шустро растворились бойцы отдельной дезертирской роты в ближайшей роще.

С этим бронеобъектом вообще ничего нельзя было поделать без гранатомёта, а минно-взрывному делу они, похоже, обучены не были. Да и смысл? Этой броне ещё спасибо надо сказать за то, что снег расчистила и колею накатала — проще ехать будет.

Только к «вечеру», когда они уже подыскивали место для привала, их снова спугнули с дороги. Но это оказался всего лишь потрёпанный «козёл», также ехавший медленно, чтоб не врезаться в застрявшие тут и там машины, да ещё, похоже, нагруженный сверх меры.

Сидевшим в нём людям жить оставалось около минуты. На них бандгруппа готовилась сорвать зло за свои бесславные отступления. У проезжих не было времени, чтобы сообразить, откуда ведётся огонь. После расправы братва привычно отправилось обыскивать тела и машину, но вернулись они налегке. Как понял Саша из разговоров, разжиться удалось только мелочью вроде сигарет и патронов двенадцатого калибра да двумя дешёвыми одностволками ИЖ-18.

Серьёзные люди с таким не ездят. А значит, те, кого они вначале приняли за коллег, везущих хабар, оказались обычными селянами. А их отечественный «вездеход», как оказалось, был забит под завязку… мелкой незрелой картошкой, которую явно выкопали, оттого что ботву убило морозом.

— Колхозники, мать их, — поморщился Горб. — Чего им дома не сиделось?

Эти потусторонние существа жили по принципу: «Умри ты сегодня, а я — завтра». Они были обречены и, похоже, понимали это и принимали, но хотели напоследок урвать от жизни последний глоток свободы, власти, богатства. Всё их богатство умещалось на заднем сиденье нового, но уже успевшего покрыться частыми вмятинами «Крузера», который они, скорее всего, угнали, выписав прежнему владельцу, какому-нибудь буржую средней руки, пропуск в лучший мир. Там, в потрёпанной дорожной сумке, как понял Данилов из обрывков разговоров, лежали доллары и евро на общую сумму около пяти миллионов. Сколько народу умерло из-за этой груды туалетной бумаги, никто не узнает. Да и кому теперь какое дело?

Своими действиями трое жалких неудачников не могли оказать на статистику никакого влияния. Там, где игра шла по-крупному, где кто-то оставшийся неизвестным за один час пустил в расход целый мир, их деяния казались чем-то пустяковым, даже смешным, наподобие похищения крема с бисквитных пирожных.

Также в сумке находились какие-то ценные бумаги, акции, облигации, всё, что попалось им под руку, когда они ограбили машину инкассаторов через два часа после ЧП. Саше приходилось прикусывать губу, чтобы не улыбнуться, когда они всерьёз рассуждали о том, как заживут припеваючи на Кипре.

Да существовал ли он ещё, этот Кипр, или разделил судьбу Атлантиды вследствие попадания одной атомной боеголовки подводного базирования?

Они были вооружены до зубов. Два автомата, пулемёт незнакомой Саше марки, без патронов, как он узнал потом, минимум полтора десятка гранат и море патронов к «калашам». Всё-таки они оставались солдатами, пусть и солдатами апокалипсиса. А весь искалеченный ландшафт вокруг был их полем боя. Им было накласть с прибором на то, что будет завтра. Они просто воевали со всем, что ещё дышит, и остановить их могла только смерть. Похоже, вовсе не добыча и даже не выживание были их главной целью. Глядя на них, можно было подумать, что они просто развлекались.

Сначала Александра это удивляло, пока он не вспомнил об одном факте.

«Они же дети! Года на три меня младше. Хоть этого и не скажешь, глядя на их морды, но призвали-то их явно сразу после школы». Прав был Уильям Голдинг в своём «Повелителе мух», ой прав. И как только парень стал воспринимать их как заигравшихся малолеток, всё встало на свои места. Хотя ненависти к ним у него стало только больше.

Сами они не чувствовали к Саше особой неприязни. Его больше не били, разве что толкнули пару раз от скуки или для того, чтобы он не скучал от одиночества. Похоже, он им был в тягость, так как заставлял постоянно быть настороже. Но они терпели его как небольшое разнообразие.

Из размышлений Александра вывел голос Основного прямо над ухом.

— Так чего у тебя там?

Саша моргнул, думая, что обращаются не к нему.

— В тайнике, баран, — несильно встряхнул его бандит. — Давай, типа опись имущества сваляй. Жратвы сколько? Только смотри, ничего не забудь. А то… — он провёл ребром ладони по горлу. — Мементо уморе.

— Да разное есть, — начал парень вроде бы безразличным тоном. — Муки килограммов десять. Гречки пять пачек по кило, лапши столько же…

И снова Александр поразился, как складно у него получается врать. Когда помнишь, что от ответа зависит твоя жизнь — это здорово мобилизует. Все заложенные в детстве моральные запреты типа «обманывать нехорошо» облетают как шелуха.

— Сахара мешок початый, печенье, консервы разные… довольно много. Не считал.

— Ого, живём! Запасливый, бляха-муха, — уже потирали руки «младшие» дезертиры, но «босс» их оборвал:

— А ну тихо, пусть дальше лепит. А я у него заместо детектора лжи буду. Давай, фраер, про барахло расскажи. Противогаз лишний есть?

— ГП-7 старый, патронов к нему пять штук.

— Молодца. Дальше попёр.

— Ну… фильтр для воды, — продолжал Александр, делая вид, что каждое слово приходится вырывать из себя с болью. — Фонарика два.

— Мало что-то. Ещё.

— Аптечки, штук двадцать. Я их не смотрел, мужики, только насобирал по тачкам на трассе.

— Мужики на лесоповале, баран, — главный бандит. — А мы теперь почти в законе, весь район держим, ха-ха. Много лекарств-то?

— Антибиотики там, «колёса» всякие, бинты-пластыри. Как обычно. Сигнальные ракеты ещё нашёл. Отсырели только маленько. Да и на кой они сейчас нужны?.. Кому знаки-то подавать?

— Давай дальше, не отвлекайся.

— Одежды смена. Осенней, правда, я к зиме не готовился. Спальник тёплый. Палатка одноместная. Батарейки разные. Бензина литра три. Газовая плитка, пара баллонов.

Они чуть оживились, когда он дошёл до алкоголя и сигарет.

— Спирт медицинский — две канистры по пять литров. Вино красное — четыре бутылки. Водка — две. Девять блоков «Мальборо», четыре «ЛМ»…

— Харе, блин, — прервал его Основной. — Верю, не гунди. Не пойму только, на хрена столько бухла и курева набрал? Ты же по-любому сам не употребляешь. По роже видно.

У Данилова лоб покрылся испариной. «Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу». Легенда шла прахом из-за страсти к преувеличению. Да, если бы он на самом деле устраивал тайник, то обязательно собрал бы там всё перечисленное. Такой уж у него характер. Но не слишком ли он раскатал губу? Чтоб перетаскать всё это на горбу, понадобилось бы ходок двадцать. Даже если использовать тележку или волокушу, за десять еле управишься. И главное, Саша ума не мог приложить, как объяснить, за каким хреном некурящему такая гора сигарет.

— Это он, видать, барыжить собирался, — невольно выручил его здоровяк. — Видать, не совсем лопух.

— Ага, — поддакнул Вадим. — Через пару лет он за них бы втридорога содрал. Новых не наделают, и будет народ самосадик курить, а он со своими сигаретами реальную деньгу поимел бы.

— Кто ему заплатит? — отмахнулся Основной. — Только лох вдвойне. На фиг покупать, если можно взять так? Да ещё грохнуть суку, чтоб не отсвечивал. Да и какие, на хрен, деньги? Баш на баш только если… Но «калаш» по-любому лучше бартера.

Он тоже не был законченным идиотом, иначе ему бы не стать лидером даже этой крохотной группы. Налицо были зачатки стратегического планирования. Вот только вряд ли он проживёт достаточно долго, чтоб эти планы реализовать, подсказывало что-то Александру.

Ему на плечо опустилась тяжёлая рука, в нос ударил запах перегара и ещё какой-то дряни, похожей на жженую тряпку.

— Да, накрылся твой бизнес, брателло. Мы тебя от этого богачества избавим. Грабь награбленное, хе-хе.

И все трое расхохотались смехом довольных жизнью людей.