"Убить Ланселота" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)ПРОЛОГЭто Аларик – страна варваров. Цивилизация здесь ничего не значит. В землях Аларика царят холод и первобытные нравы. Вы мечтаете о вишневом сиропчике и пирожном в стиле рококо? Облизнитесь! Вас ждут медвежьи окорока и ячменный хлеб. Северное сияние с этим категорически не согласно. Оно расцвечивает снега лимонными отблесками; оно сгущает в озерном льду коньячные оттенки, а ветви сосен обливает бело-зеленой глазурью. По небу пускает медовое зарево. Но все это в конечном счете уже неважно. Настает особенное время, время перемен и чудес. И вороны, что топорщат перья на сосновой ветке, прекрасно это чувствуют: – Пор-ра, кар-рлега. – Вы совер-ршенно уверены? – О да, кар-рлега. Посмотр-рите наверх. – Категоррически да. Вестницы рока напыжились, встопорщили перья и… КАРРРРРРРРРРРР!!! – разнеслось над миром, подхваченное сотнями вороньих глоток. Небо разодралось наискось, и в прореху пролилось золотое пламя. Оно выбросило павлиний хвост, распушило во все стороны протуберанцы. Над миром поплыла комета – знак того, что «старые добрые времена» уходят в историю. На смену им пришли времена новые и злые. Интересные времена. …Театр начинается с вешалки, а клуб с традиций. Клуб Дюжины – один из старейших в нашем мире и один из престижнейших, смею заметить! Дюжина вершит дела Террокса. Ничто не происходит без ее участия. Если вы состоите в Дюжине – вы богаты, влиятельны и прекрасны, а главное – практически бессмертны. Что же нужно, чтобы войти в клуб? Сущие пустяки. Необходимо: а) принадлежать к особам королевской крови; б) владеть зверем великим. Из этого правила есть исключения. Правитель Аларика единственный из королей не входит в клуб, потому что варвары ненавидят зверей великих. Но еще больше они ненавидят Дюжину. По иронии судьбы для приема новичков Дюжина собирается именно в Аларике. Кандидатов ждут тяжкие испытания. По слухам, далеко не все неофиты их выдерживают. Дорога вилась мохнатым от инея серпантином. На одном из витков ее давно уже мерзли два человека. Время от времени они подбегали к краю обочины и вглядывались вниз. Они ждали. Вот коротышка в фиолетовом камзоле подпрыгнул и пристукнул каблуками. Льдистое облачко вырвалось из его рта: – Н-н-не п-появился?… Н-нет? Его коллега по несчастью простуженно закашлялся. Внешность его напоминала о финиковых пальмах, мраморных колоннах и статуях обнаженных девушек. Среди запорошенных снегом сосен он смотрелся так же, как галстук-бабочка на крестьянском полушубке. – М-может быть, м-место ппри… рискорбно не то, – стуча зубами, откликнулся он, – ил-ли вр-ремя не оно?… Я уж-ж з-замучился ждать, в-весь ммммморозом прокляттым измучен. Тога… вернее, четыре тонкие шерстяные тоги на его плечах отозвались печальным звоном. С губ сорвалась льдинка, завиваясь на лету квадратной спиралью-меандром. На аларикском морозе слова замерзают, еще толком не оформившись во фразу. – Б-брат мой Архитит… – проникновенно начал коротышка, роняя угловатые готические льдинки. – Т-ты знаешь… И осекся. Внизу явственно прозвучал скрип снега. Караульщики переглянулись. Почудилось, нет? Они бросились к краю тропы и принялись напряженно вглядываться в нижний виток серпантина. Слух не обманул их. Скрип повторился и даже стал сильнее. – Идут. Ну, хвалу воздадим же богам милосердным! – Ага. Точно. Глинтвейну хочется… Скорее, Архитит! Снежинки взметнулись в воздух. Караульщики рванули по серпантину, едва не выпрыгивая из сапог. На тропинке осталась горка элегантных льдистых крендельков; кое-где замерзший разговор пересекали иглы обеспокоенных взглядов и пушистые комочки напряженного молчания. Собеседники не доверяли друг другу, а потому предпочитали больше отмалчиваться, чем говорить. Поблескивающую кучку слов накрыла рогатая тень. Бесплотная рука подобрала льдинку в готических изломах больших букв. – Дюжина? – пробормотал путник. – Узнаю, узнаю. Как удачно. Он принялся рыться в ледяном крошеве, словно лисица в мусорной куче. Несколько слов его особенно заинтересовали. У одного был отломан хвостик; путник не успокоился, пока не отыскал недостающее. Когда все слова оказались собраны, рогач покачал головой: – Интересно, интересно… Что ж. Раз я им нужен – значит, приду. – Идет! Идет! Над заснеженной тропой взметнулись крохотные смерчики. – ОН БЛИЗИТСЯ!!! ОН ИДЕ-О-ОТ! Дверь заскрипела. В щель выглянула голова в шапке, похожей на иззябшую семью росомах. Цепкий взгляд ощупал сосны, комету в небе, лимонные отблески на снегу. Чуть задержался на двух силуэтах среди сугробов. Голова скрылась. Лязгнул засов, отделяя постоялый двор от стены Урболкской чащи, и томительный звук гонга поплыл над опушкой. Испытание началось. «О КАЗНАЧЕЙ ПЫЛИ!» – разнеслось меж сугробов. Гулко заухал барабан. «О СЧЕТОВОД, УСЛЫШЬ НАС!» – взывал невидимый жрец. Вступили невидимые бубны: «Тень-тери-дань-дань-дань! О-ньяри-дань-дань-дань!» Монотонно заныл варган. – Откройте, предатели! – Караульщики забарабанили в дверь избушки. – Подлюги!! Иуды!! «К ТЕБЕ ВЗЫВАЕМ, О ОТЕЦ ЗОЛ И НЕСЧАСТИЙ!» «И раз! И два! – бубнил жрец. – Пиротехника не отстает, не отстает пиротехника…» Меж кустов можжевельника вспыхнули синие и зеленые анатолайские свечи. Лес наполнился чадом и треском фейерверков. В цветном дыму зазмеились причудливые тени. Очень подозрительные тени. Скажем так, внушающие… …опасение?… … неуверенность в происходящем?… …или даже чувство, что… Кто-то дышит тебе в затылок. Кто-то мохнатый, многорукий и безжалостный. Тот, чье имя… «ВЕЛИКИЙ БУХГАЛТЕР» …заставляет осыпаться снег с хвои, а помыслы… «О, ПРИМИ КРОВАВУЮ ЖЕРТВУ! АХА-ХА! НАСЫТЬСЯ ЕЮ УТОЛИ УТОЛИ ВЕКОВОЙ ГОЛОД!!!» …не оставляют ни малейшего сомнения. «ГОЛОДНОГОЛОДНОГОЛОДНОВЫЙГОД!!!» Караульные придвинулись друг к другу. Их зубы клацали в унисон: – О боги, о боги, о боги! – бормотал коротышка. – К преславным богам! На вершине Олира! Живущим! Взываю! – вторил ему верзила. Взметнулись болотные огни. Расплескались, зашипели белые молнии, рождая трех призраков. Три волхва под безумной медовой звездой. Три силуэта в бесформенных балахонах – с руками, похожими на сухие ветви. Голову среднего увенчивали оленьи рога. «ВОССТАНЬТЕ, НИЧТОЖНЫЕ!» «Тень-тирьяри-дари! О-рьяри-дари-дари!» – заливались бубны. «Тарам-пам-пам! Тарьяри-пари-пам!» – выщелкивали барабанчики. «ГРЯДЕТ ОН, И ПЛОТЬ ВАША СТАНЕТ ЕГО ПЛОТЬЮ! КРОВЬ – ЕГО КРОВЬЮ!» Коротышка поднял к небу залитое слезами лицо. Рот его распялился в беззвучном крике: – Нне-э-э-эт!! – …Нне м-ма… ма-а… – Соли, ваше магичество? – Пудинга? – Винца накатить? Принять, так сказать, на грудь. Зенки залить, соответственно. К коротышке наперебой тянулись руки с тарелками и бокалами. Лица Дюжинцев светились сочувствием. Еще бы! Все когда-то вступали в клуб. Все проходили испытание. Клубное посвящение жестоко; ритуальный вызов Казначея Пыли кого угодно сведет с ума. И как тут не посочувствовать новичку? – Пей, дорогой! – задушевно вступил баритон. – Когда Исаммет сделал клуб дозволенным и приятным для меня, я неделю пил. Ибо недостойно воинам Востока являть страх перед гяурами. А я явил. Фиолетовый не ответил. Клацая зубами, он принялся глотать вино прямо из кувшина. Об этом дне Бизоатон Фортиссимо, теперь уже верховный шарлатан Тримегистии, мечтал всю жизнь. Дюжина, власть, зверь великий – в его сознании эти понятия сливались воедино. Где одно, там и остальное. И вот – дождался. Кто ж знал, что все это будет так жутко? По щекам коротышки бродили лихорадочные пятна. Взор был дик и беспокоен. – Он идет. Верьте мне. Идет он. – Да идет, идет, – успокоил его женский голос – Вы на исигское не больно-то налегайте, ваше магичество. От него в ушах тенькает… после посвящения-то. – За Фортиссимо, господа! Выпьем! Зазвенели бокалы. Подсвечники сверкали серебряной филигранью, инкрустированная перламутром клепсидра булькала в углу, отмеряя последние мгновения старой эпохи. Короли обожают комфорт. Это хорошо видно по обстановке постоялого двора. На потемневших от времени столах лежат черные в рубиновых разводах скатерти. Блюда и кувшины изображают собой геральдических чудовищ: шипы в разные стороны, когти, зубы. Тронь – порежешься. В этом – стиль Дюжины. Жизнь королевская беспокойна: восстания, заговоры, интриги. Того и гляди с трона скинут. Прихлебывая глинтвейн из кружки, шипастой, как морской еж, король самоуспокаивается. Да и сами посудите. Когда вы беретесь за нож с зубами на рукояти, вам не до сантиментов. Приходится постоянно пересчитывать пальцы, иначе мяса в тарелке окажется больше, чем до того, как вы туда сунулись. После дюжинского обеда любые интриги и дворцовые перевороты кажутся семечками. Вазочка для пирожных уже украсилась редкими рубиновыми каплями. Салатница только готовилась, хищно пощелкивая челюстями, а кофейник вовсю пожинал кровавую жатву. Короли волновались. Впервые за многие годы Дюжина превратилась в Одиннадцать. Из двоих новичков один погиб, а второй повредился рассудком. – Это ужасно, ужасно! – шептались короли. – Несчастный Архитит. – Исаммет дал, Исаммет взял, – лицемерно вздыхал шахинпадец. – Ай-вай-вай! Зачем, башка дурной? Зачем пропасть прыгнул? Кому теперь Махмуд сами люччи ковры продавать? Но больше всех нервничал его преосвященство – бессменный председатель клуба. Взгляд жреца метался по замкнутому кругу. Зарево за окном. Водяные часы в углу. Испуганные глаза коротышки Бизоатона. Вновь клепсидра. Вновь зарево. Опять клепсидра. Клепсидра вызывала у председателя наибольшую тревогу. Вода булькала, колесики проворачивались, но стрелки застыли почти вертикально. Длинная чуть-чуть отставала от короткой. До наступления полночи оставалась одна минута. И минута эта тянулась уже несколько часов. – Эй, Лир, – рассеянно позвал председатель. – Подойдите-ка сюда, сын мой. В голосе его не слышалось ничего, кроме аристократической скуки и желания развлечь себя беседой. Но король Лир был незаурядным дипломатом. Его магичество Бизоатон, например, еще в крохотном портшезике под стол ездил, когда Лир занял трон своего отца. Обойдя двух законных братьев, одного незаконного и с полдюжины двоюродных. И это не считая дядей и амбициозных советников. – Ваше преосвященство? – Скажите, Лир… Во время ритуала вы ничего не заметили? Такого… мнэ-э… – жрец пощелкал пальцами, подыскивая слово, – не совсем приличествующего обстановке. – Ваше преосвященство? В глазах короля горело искреннее стремление помочь. А еще – страх, уж его-то старый жрец умел разглядеть в людях. Король покосился на клепсидру. – Вы имеете в виду существо в таком же балахоне, как у нас? – Мм… Пожалуй. – С настоящими рогами? – Да. Если можно так выразиться. – Бледное, со светящимися глазами? – Да, да! – Не видел, ваше преосвященство. Темно было. – Жаль, сын мой. Очень жаль. Вы не находите, что здесь несколько душновато? – Нахожу, ваше преосвященство. – Тогда выйдем, прогуляемся, сын мой. Наигранно-неспешным шагом они отправились вон из зала. За ними сразу же увязался Махмуд. Догадливость у сынов Востока в крови; одного взгляда на клепсидру хватило, чтобы понять, что происходит нечто странное. Один за другим дюжинцы покидали банкетный зал. Последним выбежал шарлатан: – Часдвена-а-адцатый!… – провыл он. – Часдвенадцатый-двенадцатый-двенадцатый! Когда-а-а?! Когда же… наступит эта трекля-атая полночь?! Заботливые руки подхватили его под мышки. – Он идет! – верещал Бизоатон. – Идет, верьте мне! Иде-оооот!! – В конце концов, это возмутительно, господа, – послышались голоса. – Да кто же идет? Кто?! Кого ты видел? – Меня. Дюжинцы обернулись в замешательстве. Гигантская тень накрыла их – рогатая, растрепанная, дикая. – Он видел меня, – объявил гость. – Приветствую вас, господа правители. Никто не знает, как силы Зла выбирают жертву. Некоторые закономерности все же существуют. Если вы – брюнетка с тонкими нервными губами и обреченностью во взгляде, то пощады не ждите. Опасно также быть прыщавым юнцом. Скептикам очень трудно – тем, что утверждают, будто привидений и живых мертвецов не существует. Но Архитит не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Просто в нужный миг он оказался на шаг ближе к лесу, чем Бизоатон. И сейчас стоял бледный, закутанный в лохматую шкуру с оленьими рогами. Председатель опомнился первым: – Великий Счетовод! – Он рухнул на колени, – Хвалу тебе возносим! Ты явился на наш зов? – Счетовод! Казначей Пыли! – нестройно заголосили дюжинны, опускаясь в снег. – Как мило. – Казначей приблизился к королям. – Да, явился. Во внеурочный год. И знаете зачем? – Увы, – развел руками председатель. По лицу его пробежало нечто вроде сияния. – Это сокрыто от нас. – Глупцы. – Именно, ваше счетоводчество, – подтвердил председатель. – Шваль народишко, если честно. Вы уж просветите нас. Будьте добры. – Ладно. Знаешь ли ты мои имена? – Конечно. – Тогда назови их. – Казначей Пыли, – начал председатель. – Господин Бухгалтер. Великий Счетовод… – Еще. – Других не помню. Извините. Человек в шкуре вздохнул: – У вас короткая память, людишки. Я – Эра Чудовищ, тот, кто дал вам силу и власть. Мнилось мне, что знамений достаточно… Но нет. Я ошибся. Уголки губ мертвого лица разочарованно опустились. Лир и Махмуд, не сговариваясь, придвинулись к председателю. Расшитые рунами халаты придавали им праздничный вид. Словно рождественская открытка: снег, сосны и три волхва под медовой звездой. – Воронье кричит, надрывается. В небе повисла комета. С ее появлением заканчивается Эра Чудовищ. Я заканчиваюсь, я! Неужели вы забыли собственные легенды? – Легенды? – Председатель огляделся, ища поддержки. – Но это невозможно… это… это как бы противоестественно даже. Я бы сказал, наверное… Вздох пронесся над полянкой. – Да, господа, – объявил Казначей. – Вновь родился вечный бунтарь. Ланселот. Отныне ваши звери великие в опасности. – Но это невозможно! – Графиня Исамродская заломила руки. – О боги!… Да как же это?… Без зверей?… Быть не может!… Вы врете!… Скажите ему, Лир. Да, и вы, Махмудик! Дюжинцы загомонили, забубнили, как испуганные дети. Мужественней всех оказался председатель. Выждав, когда короли успокоятся, он объявил твердым голосом: – Э-э-э… Значица, так, господин Казначей. Мы, конечно, не против неумолимой поступи прогресса… – …но? – Я сказал «но»?… – В лице старого жреца проступило удивление. – Разве? – Ваше преосвященство! – Ну хорошо, хорошо. Ладно. Не будем спорить. Эры действительно должны меняться. Это закон. Но спросим себя: готова ли наша общественность к переменам? Что скажет народ? – Мой народ не готов. – И мой. – Мой тоже, – понеслось со всех сторон. – Очень консервативная нация, знаете ли. – Итак, – подытожил председатель, – мы все видим. Рождение Ланселота – это знаменательное событие, без него невозможно развитие общества… – …но? Опять это проклятое «но»! Его преосвященство поморщился. Прямота и недвусмысленность нарушали его жизненное кредо. Старому жрецу больше по душе были пути обходные, неявные. Намеки, полунамеки, тени, полутени… К сожалению, Казначей Пыли так не думал: – Но, ваше преосвященство? – Но на этот раз Ланселот родился преждевременно. Да, господа. Его надо убить. Или обезвредить. – Браво, ваше преосвященство! Порадовал старика, порадовал… И вы согласны мне помочь? – Несомненно, господин! – Что ж… – Известковый палец вытянулся в сторону шарлатана: – Ты. Да, ты. Подойди сюда. – Я? – Ну не я же. Иди, не бойся. Не съем. Ха-ха. Шутка! Когда Фортиссимо приблизился, Казначей сообщил: – Бунтарь родился в твоих землях. Ты знал это? – Нет, господин. В Тримегистии давно не переписывали население. – Зря. Дело хорошее. Рекомендую. – Белая рука протянулась к небу. – Так вот, Ланселот родился в Тримегистии. Мы не знаем, под каким именем. Не знаем, где. Известно лишь время – сейчас. Пальцы Казначея прикоснулись к комете. Они сомкнулись. Сжали комету и… …медовое сияние погасло. На белой ладони лежала сверкающая жемчужина. – Возьми это, Бизоатон. Найдешь Ланселота и погубишь. Иначе вашим зверям не жить. – Жемчужина упала в ладонь тримегистийца. – Я же присмотрю за вами. Облик Архитита мне нравится. Стану править Анатолаем. Временами буду гостить у вас – то у одного, то у другого. Нечасто, не бойтесь. Итак, до встречи, господа! Эра Чудовищ исчез. О его присутствии напоминала лишь оленья шкура на снегу. Его преосвященство пошевелил шкуру носком башмака: – Вот оно как… Ланселот, значит. И как на грех – в Тримегистии, – он укоризненно посмотрел на Бизоатона. – Не ожидали от тебя. Подвел, брат. Коротышка поперхнулся: – Клянусь, господа! В три… нет, в два дня все устрою. Не жить ему! – Успокойтесь, ваше магичество. Мы вам верим, верим. Но и вы, уж будьте добры, не подведите. В молчании дюжинцы вернулись обратно. Ударили лиловые вспышки порталов – числом одиннадцать. Правители возвращались по домам. Вороны недоуменно посмотрели на опустевшее небо. – Ну что? Значит, кар? – Вот тебе и кар-р, дурра. Грошдества не будет. Спи, давай! Ветка опустела. Булькнула клепсидра в углу опустевшего зала. Стрелки на циферблате застыли, показывая без одной минуты двенадцать. Время Террокса остановилось на рубеже эр, и ни одна толком не была властна над этой землей. Так прошло двадцать три года. А потом еще сто лет. |
||
|