"Паранойя" - читать интересную книгу автора (Старр Джейсон)

Глава третья

В четверть восьмого Пола еще не пришла домой с работы. Я позвонил ей на фирму, но там никто не брал трубку. На работу и с работы она обычно ездила на такси, поэтому я решил, что она попала в пробку на запруженной в этот час машинами магистрали ФДР или при въезде на мост рядом с Пятьдесят девятой улицей.

Я купил букет розовых роз на длинных ножках и открытку, где написал ей свои поздравления с повышением. Настроение из-за работы у меня все еще было паршивое, но я твердо решил не отыгрываться на Поле.

Чтобы немного расслабиться, я подошел к бару и налил себе полстакана виски, долив его сельтерской водой. Я не выпивал уже давно — может быть, полгода, — и первые же несколько глотков приятно ударили мне в голову.

Пить я начал в старших классах. В университете штата Нью-Йорк в Буффало я стал выпивать чаще и потом, когда, защитив диплом, вернулся домой, ходил с друзьями в бар по меньшей мере несколько раз в неделю. После нескольких случаев, когда на таких попойках я отключался и становился посмешищем для всей компании, я принял окончательное решение вообще больше не пить. В двадцать минут восьмого от Полы все еще не было ни слуху ни духу. Я уже звонил ей на мобильный, но он был отключен. Я попробовал еще раз, но результат был прежний. Я позвонил ей в офис и услышал ее голос на пленке, а потом набрал свой собственный рабочий номер, но там не было никаких сообщений. Я снова взглянул на часы. Стрелка уже перешла за половину восьмого, так что формально наша бронь уже пропала.

Я допил свое виски и налил еще.

Уже довольно давно мне казалось, что проблемы в наших взаимоотношениях — пройденный этап, но сейчас я усомнился, не проявил ли я излишней самонадеянности. Может быть, все это время я принимал желаемое за действительное и поэтому игнорировал самые очевидные вещи — задержки Полы на работе, как она часто «слишком уставала», чтобы заняться любовью, и как мы теперь уже почти не проводили времени вместе.

Пять лет назад, через несколько месяцев после свадьбы, Пола призналась мне, что переспала с Энди Коннелли, с которым у нее был роман еще до колледжа. Она сказала, что была «в кусках», что это «просто зигзаг» и «ничего не значит». Мне понадобилось много времени, чтобы простить ее, но в конце концов я ее простил, и уже несколько лет никто из нас не упоминал даже его имени. Но несколько месяцев назад мы с Полой выходили из ресторана на Колумбус-авеню и вдруг увидели Энди. Он был один, и, когда мы поравнялись, они с Полой молча улыбнулись друг другу. Потом, в такси по дороге домой, я спросил Полу, почему она улыбнулась, и она сказала, что даже не заметила этого. Чтобы успокоить меня, она прибавила что-то насчет того, что Энди потолстел и что ему можно дать лет на двадцать больше.

В четверть девятого я все еще сидел на кухне перед баром, добивая третье виски, когда услышал, как в замке поворачивается ключ. Отис залаял, и в квартиру вошла Пола.

— Привет, — сказала она с порога.

Я не ответил. Она вошла на кухню и увидела меня.

— Салют, — сказала она.

Ее волосы были в беспорядке, а костюм помят. Я сразу представил, что они с Энди были где-нибудь в номере гостиницы, а потом ей пришлось в спешке одеваться.

— Ты опоздала, — сказал я.

— Опоздала? Куда опоздала?

— Я заказал столик на вечер.

— О господи, я совсем забыла. — Она, казалось, была искренне удивлена, но ее удивление могло быть и наигранным. — Мне нужно было обговорить с Крисом свои новые обязанности, а потом была еще одна встреча, она жутко затянулась. Прости. Пойдем прямо сейчас.

— Что вы там такое обсуждали, на этой встрече?

— Я сказала тебе — мои новые обязанности.

— Нет, не на той. На второй встрече. Той, которая так затянулась.

— Это была встреча с персоналом.

— Ах с персоналом…

— Да. А в чем дело?

— Ни в чем, — сказал я. — Я просто несколько удивлен, что ты забыла о нашем ужине. Вот и все.

— Я уже попросила прощения. Что я еще могу сказать?

Пола внимательно посмотрела на меня, потом бросила взгляд на пустой стакан на стойке, потом снова изучающе взглянула на меня.

— Ты что, пил? — спросила она.

— Нет, — сказал я.

— А что тогда делает на стойке этот стакан?

— Почему ты выключила сотовый?

— Извини, что?

— Твой сотовый был выключен. Обычно ты его никогда не выключаешь.

— Не знаю, наверное, я забыла его включить, когда вышла из офиса. Да что на тебя такое нашло?

Пола сделала несколько шагов по направлению к двери, но я встал перед ней, загораживая проход.

— Почему у тебя помят костюм? — спросил я.

— Может быть, ты все-таки дашь мне пройти?

— Ты была с Энди Коннелли?

— Что? Ты в своем уме?

Пола протиснулась мимо меня и вышла из кухни. Я стоял столбом и вдруг почувствовал себя полным идиотом. Ясно, ни с каким Энди Коннелли Пола не была. Просто алкоголь внушил мне параноидальные мысли. Пола допоздна задержалась на совещании и забыла включить свой сотовый телефон. Оба объяснения были вполне правдоподобны.

Я прошел в гостиную за букетом роз и открыткой, потом приотворил дверь спальни и заглянул внутрь. Пола сидела на кровати и снимала туфли.

— Прости, — сказал я.

Она не ответила.

— У меня последнее время сплошные напряги, — продолжал я, — на работе и вообще. Я не должен был срываться. Я купил тебе подарок.

Пола подняла голову, и я вошел в комнату, держа перед собой цветы. Ее лицо мгновенно просветлело. Она взяла цветы, положила их рядом с собой на кровать и сказала: «Спасибо». Потом она пробежала глазами открытку, где я написал: «Поздравляю чудесную жену и моего лучшего друга с назначением финансовым директором. Навеки твой, Ричард», и произнесла: «Очень трогательно». Она встала и быстро поцеловала меня, потом снова села и принялась снимать вторую туфлю.

— Не раздевайся, — сказал я. — Я все-таки хочу, чтобы мы пошли на ужин.

— Только что ты обвинял меня в измене.

— Ну я же сказал, извини. Просто… ну правда, извини.

— Просто — что?

— Ничего.

— Просто ты напился, так?

— Нет.

— Ну хватит. Ты что меня за идиотку принимаешь. Я с другого конца комнаты чувствую, как от тебя разит алкоголем. Зачем ты это делаешь? Что, мне опять ватерлинии на бутылках рисовать, как раньше?..

— Да я только один стакан выпил — Богом клянусь.

— Ты сказал, что бросишь. Ты обещал.

— Я честно бросил. Просто у меня было плохое настроение — вот и все. И я махнул стакан — один. Ничего криминального.

— Ты все еще думаешь, что я тебя обманываю?

— Может быть, уже хватит об этом?

— Я думала, мы уже все обсудили, но если ты все еще…

— Говорю тебе, это из-за работы, и все. Давай больше не будем, пошли ужинать.

Я потянулся к ней и нежно поцеловал в губы.

— Хорошо, — сказала она, — только дай мне пару минут, я приведу себя в порядок.

Когда выходили из дома, Пола все еще дулась, но на пути в ресторан я обнял ее за плечи, и она не отстранилась. Я понял, что прощен.

Бронь в «Мэзоне» пропала, для нас смогли найти столик снаружи. Пола взяла себе камбалу, а я — рыбу-монаха.

Посреди ужина я взял Полу за руку и сказал:

— Слушай, у меня появилась идея: давай куда-нибудь выберемся на эти выходные.

— То есть завтра?

— А почему бы и нет? Возьмем напрокат машину и поедем. Не знаю, как ты, а мне действительно нужно свалить из города хоть на пару деньков — мозги проветрить. Да и приятно будет провести хоть какое-то время вдвоем, чтобы ничего не мешало. Когда мы последний раз так ездили?

— Да, последние недели у нас обоих были не из легких, — сказала Пола.

Мы заказали десерт, взяв кусок шоколадного торта суфле на двоих, а потом, нежно обнимая друг друга, пошли по направлению к дому.

Пока Пола готовилась ко сну, я вывел на прогулку Отиса. Вернувшись в квартиру, я сразу прошел в спальню. Свет был уже погашен.

— Я жду тебя, — позвала Пола медовым голосом.

Мы больше недели не занимались любовью, и теперь ко мне отчасти вернулась уверенность. Пола вела себя энергичней, чем обычно, когтила мне ногтями спину и долго оставалась наверху. Это было здорово, но я не мог избавиться от мысли, что она в это время думает о ком-то другом.

На следующее утро, в восемь пятнадцать, я был в своем офисе и готовился к десятичасовой встрече с Джо Фертинелли из «Хатчинсон Секьюритиз». В четверть десятого я сел в такси, проехал через весь город и к девяти тридцати уже был у здания на пересечении Лексингтон и Тридцать пятой, где помещалась «Хатчинсон». Мне не хотелось приходить слишком рано, поэтому я купил себе чашку кофе с уличного лотка. Кофеин мобилизует, поэтому кофе хорошо пить перед деловыми встречами, но мне не хотелось, чтобы меня колбасило и плющило, поэтому я сделал несколько глотков, а остальное вылил на землю. Без четверти десять я уже поднимался на лифте в офис «Хатчинсона», жуя мятный леденец, чтобы отбить запах кофе.

Пока я ждал в холле, я от слова до слова повторил про себя то, что мне предстояло сказать. Я представлял себе, как сижу через стол от Фертинелли в его кабинете и спрашиваю, как он поиграл в гольф. Во время нашей последней встречи он пару раз обмолвился о гольфе, а это топовая мотивация — дать клиенту почувствовать, что он для тебя не просто один из потенциальных кастомеров, с которым ты поневоле вынужден возиться, а личность. Постепенно я перейду к вопросам о том, все ли ему понятно в нашем предложении, а затем, очень инициативно и уверенно, закрою визит. Взгляну ему эдак прямо в глаза и небрежно оброню: «Ну что, раз все так удачно складывается, давайте прямо сейчас и подпишем».

В половине одиннадцатого в холл вышел Фертинелли. Он был маленький и худощавый, с темными волосами и типично итальянским большим носом. Ему было лет сорок или сорок пять. Мы обменялись рукопожатием, и я понял, что дело плохо. Пожатие его было слабым, и он первым отдернул руку, избегая смотреть мне в глаза. Я постарался настроиться на позитив. Сидя напротив него в его офисе, я спросил его о том, как он сыграл в гольф, — мне показалось, что это и вправду было ему приятно, — а потом завел разговор о своем предложении. Он сказал мне, что его босс, прежде чем принять решение, хочет сравнить мое предложение с предложениями других фирм, но я продолжал вежливо настаивать, помня данное себе обещание — при заключении сделок проявлять бульдожью хватку. Я сказал: «Давайте, может, прямо сейчас все и решим?», а он ответил: «Я же сказал вам — мой босс хочет рассмотреть и другие предложения».

Каждый сейлз знает: чтобы заставить клиента сказать «да», нужно заставить его пять раз сказать «нет». Я продолжал нажимать:

— Ждать нет никакого смысла: ваш росчерк, и уже после обеда наши ребята возьмутся за дело, идет?

В конце концов Фертинелли сказал:

— Послушайте, перестаньте на меня давить, хорошо? Я не люблю, когда на меня давят.

Когда мы шли к выходу из здания, он обещал, что позвонит мне на следующей неделе, но я знал, что это все вранье. Он не позвонит, а если я попытаюсь набрать его, то услышу, что он «на совещании» или «только что вышел из кабинета».

Я шел куда глаза глядят через запруженный народом центр. Я был готов бросить свою работу, оставить карьеру. Я даже был готов сходить к психиатру.

У себя в конторе я встретил в коридоре Боба Гольдштейна — последнего человека, которого мне бы хотелось сейчас видеть.

— Как прошла встреча? — спросил он.

— Отлично, — соврал я, надеясь, что моя улыбка не выглядит слишком наигранной. — Думаю, в понедельник утром закрою визит.

— Будем надеяться, — сказал Боб.

Загрузив компьютер и войдя в свою базу данных с аккаунтами, я решил в корне изменить тактику. Продажи не шли, это было ясно как божий день, и впору было сдаться, свыкнуться с фактом, что я неумеха и неудачник, и ждать, что будет.

Остаток утра я просто занимался обзвоном потенциальных заказчиков, без всякой надежды на успех, но, как оказалось, это была верная стратегия. Мне удалось организовать две встречи с ИСМ-менеджерами, с которыми я уже несколько недель безуспешно пытался встретиться.

Иной раз диву даешься, как будущее, только что казавшееся таким безнадежным, уже в следующую минуту предстает в радужном свете. Я вдруг поверил, что в конце концов у меня все обязательно получится.

Я ушел из офиса пораньше, около половины четвертого, и добрался до своей квартиры, когда на часах было чуть больше четырех. Пола вернулась домой около пяти. Она заранее договорилась с соседом, чтобы он на выходные присмотрел за Отисом.

Я снес вниз багаж — два маленьких чемоданчика и теннисные ракетки, а потом пошел за машиной, которую арендовал накануне вечером. Когда я подъехал к дому, Пола уже ждала меня на улице. В этот день она выглядела особенно привлекательной: в шортах цвета хаки, черной футболке и темных очках, сдвинутых назад так, что они прижимали светлые волосы.

Проезжая через Уэстчестер, на дороге, ведущей через Национальный парк Таконик, я слегка опустил оба ветровых стекла, и в салон ворвался прохладный горный воздух.

— Кстати, вчера ты был просто великолепен, — сказала Пола.

Она положила руку на мое бедро и стала нежно разминать мне ногу пальцами. Я оторвал взгляд от дороги и увидел на ее лице игривую улыбку.

— Ты тоже, — сказал я и снова стал смотреть на дорогу.

Я опустил щиток, чтобы заходящее солнце не слепило мне глаза.

В Стокбридж мы приехали около девяти. Здесь было не больше пятнадцати градусов, по крайней мере градусов на пять ниже, чем в городе. Пола сказала, что ей холодно, и ушла, а я принялся вытаскивать из багажника чемоданы.

Мы забронировали себе номер в «Красном Льве», стильной гостинице восемнадцатого века, знаменитой своим длинным балконом с большими белыми стульями, смотрящим на главную улицу. Когда-то мы уже останавливались здесь в самый разгар летнего сезона и прекрасно провели время. Сегодня балкон был пуст и в вестибюле сидело всего несколько человек, но это было вполне объяснимо, принимая во внимание прохладную погоду и межсезонье.

В нашей комнате было так холодно, что нам пришлось позвонить и попросить обогреватель. После того как мы распаковали вещи, я предложил спуститься и выпить чаю или кофе, но Пола сказала, что хочет лечь пораньше. Я прошел в ванную и наскоро принял душ. Когда я вышел, горел только ночник, а Пола лежала в постели, одетая в черную прозрачную ночнушку. Я не ожидал такого, но, помимо прочего, ее вид в сексуальном белье меня как-то странно задел. Когда мы еще не были женаты и только что стали жить вместе на Манхэттене, она каждый раз одевалась для меня по-новому. Время от времени мы брали напрокат порно или экспериментировали с игрушками из секс-шопа. Но потом если мы занимались этим хотя бы при свете, то это уже было великим достижением.

— Где ты ее взяла? — спросил я.

— Как где? — удивилась она. — Ты же сам мне ее купил.

Я вспомнил. Это была ночнушка от «Виктория'з Сикрет», которую я купил для нее, когда мы собирались провести медовый месяц на Ямайке.

— Я думал, ты ее уже выкинула.

— Я ее никогда не выброшу, пусть даже она мне теперь чуть узковата.

— Ты смеешься? — сказал я. — Она прекрасно на тебе сидит. А с чего ты вдруг ее сюда взяла?

— Сама не знаю. На днях увидела в ящике и подумала, что занятно будет снова как-нибудь надеть. Но если хочешь, могу снять…

— Не надо, это я могу взять на себя.

Я скинул футболку и трусы и полез в кровать. Я начал целовать Полу, мои руки скользили по ее груди, бедрам и животу.

— Хочешь, помассирую спину, — предложила она.

— Отлично, — сказал я.

Я лег лицом вниз, а Пола уселась на меня. Она нежно разминала узелки в моих плечах и шее, и сначала я чувствовал себя прекрасно, но потом она стала сильнее налегать на плечи, и мне вдруг, ни с того ни с сего, почудилось, что я — в подвале дома Майкла Рудника. В ноздри мне ударил запах его дешевого, отдающего аптечкой одеколона. Я слышал, как он вопит: «Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!» — и ощущал, как его редкая, едва начавшая расти бороденка елозит мне по щеке.

Я так резко повернулся на спину, что Пола чуть не упала с кровати.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

Я дышал тяжело, как астматик.

— Ничего, — сказал я. — Ногу что-то свело.

— Ты меня напугал.

— Все в порядке, — сказал я. — Дай только минуту передохнуть.

Пола молчала, а я пытался прийти в себя.

— Ну вот, — сказал я наконец. — Теперь вроде все.

— Нога еще болит?

— Нет, просто свело, и все. Наверно, долго сидел за рулем.

— Тебе правда лучше?

— Давай продолжим.

Мы возобновили наши утехи. Потом Пола попыталась забраться на меня, но я снова ее сбросил.

— Прости, — сказал я. — Заболел я, что ли… Может быть, нам…

— Ничего, — сказала она. — Да уже и времени много.

В комнате было тихо, только ветер стучал в оконные стекла. Я начал дремать, но Поле не спалось. Она лежала с открытыми глазами и ерошила пальцами волосы на моей потной груди.

Мы позавтракали тут же, в гостинице. Обстановка ничуть не изменилась к лучшему, и все было так же уныло и безжизненно, как накануне. За другими столиками сидели еще несколько супружеских пар, но им всем было кому за семьдесят, а кому и за восемьдесят, и я чувствовал себя как в столовой дома престарелых. Мне захотелось схохмить по этому поводу, но я знал, что Пола наверняка расстроится и обвинит меня в том, что я «хочу испортить выходные». Поэтому я придержал язык, зато сделал пару неискренних замечаний насчет того, как здесь «тихо» и как «успокаивает» такая обстановка межсезонья. Пола улыбнулась, соглашаясь со мной, хотя, вероятно, она чувствовала то же, что и я.

После завтрака мы пошли погулять в город. «Город» состоял из нескольких занятных улочек с магазинчиками, претендовавшими на художественный вкус. Утро было солнечное, ветреное и промозглое. Большинство магазинов работали, но улицы в основном были пусты и унылы. Тем не менее Поле все это, по-видимому, нравилось. Она с удовольствием разглядывала на прилавках местные сувениры. Мне стало скучно. Я сел на скамейку и стал читать «Нью-Йорк таймс». Попозже, около половины одиннадцатого, мы решили вернуться в номер и переодеться для тенниса.

На главной улице, ближе к окраине городка, находились два корта. На открытом месте начинало припекать, но в тени все еще было прохладно. На обоих кортах играли, поэтому нам пришлось ждать у входа.

Наконец на ближайшем к нам корте двое мужчин в возрасте закончили игру, и мы с Полой заняли их места. Я был не в форме и сразу это почувствовал. Я не успевал к мячу, ноги не работали, удар слева не получался. Поле тоже было трудновато бегать по корту, но она играла гораздо лучше меня.

— Прошу прощения!

Я оглянулся и увидел слева от себя парня примерно моего возраста, шатена со слегка вьющимися волосами, а рядом с ним симпатичную темноволосую женщину, на вид лет двадцати с небольшим.

— А нельзя ли нам постучать с вами немножко? — спросил незнакомец.

Я подумал, что это с его стороны довольно нахально, особенно учитывая, что мы с Полой играли всего несколько минут. Но тут я вспомнил, что видел на воротах надпись, где говорилось, что корты «только для жителей Стокбриджа». Поэтому я сказал:

— Давайте, почему бы и нет?

Пара прошла на корт, и мы познакомились, стоя у сетки. Их звали Даг и Кирстин. Мы с Полой назвали себя и обменялись с ними рукопожатиями. У Кирстин была очень маленькая голова. Она была хорошенькой, но выглядела пустышкой. Даг был примерно моего роста, но в великолепной форме, со стройными ногами и рельефной мускулатурой. Судя по их выговору — точно не местному, — они, скорее всего, приехали из Нью-Йорка, и я уже жалел, что пригласил их играть с нами. На Даге была дорогая теннисная экипировка — свитер с короткими рукавами и шорты в тон. Кирстин была одета в белое теннисное платье. Каждый из них держал по три ракетки, а Даг еще и большую спортивную сумку, набитую неизвестно чем.

Я взглянул на Полу, притворно закатив глаза, но она, кажется, не поняла юмора.

Мы начали по очереди подавать, и я сразу понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. У Дага и Кирстин был прекрасный удар, но они излишне серьезно воспринимали игру. Его рычание и ее стоны после каждого удара напоминали бурные занятия сексом.

Поиграв так минут десять, Даг сказал:

— Ну что, ребята, сыграем на счет?

— Даже не знаю, — сказал я.

— Ты что? — спросила Пола.

— Не знаю… то есть если все хотят играть, то я готов.

Даг собирался разыграть подачу, но я сказал:

— Не надо, подавайте вы.

— Тогда за вами выбор стороны.

— Мы можем играть здесь.

— Отлично, если вам не нужен ветер. Чьими мячами будем играть?

— Можно нашими.

— Когда вы их открыли?

— Сегодня.

Он тщательно осмотрел один из мячей.

— Это «сполдинг», а мы больше любим «уилсон». Не возражаете, если поиграем нашими?

— Пожалуйста, — сказал я.

Первым подавал Даг. Запоров два мяча, он заорал: «Черт!», а когда следом Кирстин у сетки пропустила удар с лету: «Что ж ты делаешь?!» Я вспомнил известную истину, что подлинная сущность человека проявляется на теннисном корте. Если это верно, то Даг был величайшим мудаком в мире.

После того как мы выиграли первых три гейма, Даг стал делаться все более невыносимым, Он непрерывно ругал себя и Кирстин, а когда я после одного из его ударов крикнул: «Аут!», он посмотрел на меня долгим уничтожающим взглядом — а-ля Джон Макинрой. Я боялся, как бы он не запустил в кого-нибудь из нас ракеткой.

Тем временем мы с Полой начали уставать и еле переводили дух после каждого розыгрыша мяча, поэтому следующие несколько геймов остались за Дагом и Кирстин. Сейчас, когда они заиграли лучше, Даг перестал орать, но продолжал так же яростно бороться за каждый мяч. После того как я отбил его слабый удар, он так врезал по мячу, что только случайно не попал в голову Полы. Он тут же извинился, но я был уверен, что он специально целился в нее.

Этот сет мы проиграли. Я хотел на том и закончить игру, но им обязательно нужно было выиграть по крайней мере два сета из трех, и Пола по непонятной причине разделяла их настроения. Мне было все равно, кто выиграет, но теперь уже Пола стала относиться к матчу так же серьезно, как наши противники, словно Даг заразил ее своей агрессивностью.

Когда я пропустил удар слева — мяч летел точно по центру, — она вполне серьезно сказала:

— Больше не пытайся взять такие мячи.

— Но он был на моей стороне, — возразил я.

— Неважно, оставляй их мне. Мой справа гораздо сильнее твоего слева.

Будь мы одни, я бы не оставил такое замечание без ответа, но мне не хотелось пререкаться с ней при посторонних. В конце концов мы проиграли второй сет и всю игру. Одержав победу, Даг повел себя так, будто его подменили. Улыбаясь, он поздравил нас у сетки:

— Отлично сыграли, ребята.

Я собирался обменяться рукопожатиями и разойтись, но Пола захотела еще поболтать. Выяснилось, что Даг и Кирстин — не муж и жена, что они живут в двух разных квартирах на Манхэттене, в верхнем Ист-Сайде, недалеко от нас. Кроме того, выяснилось, что они, как и мы, приехали на выходные и остановились в «Красном Льве». От того, что у нас сразу обнаружилось столько общего, я сразу напрягся.

— Местечко что надо, — сказал Даг, имея в виду гостиницу, — только такое впечатление, что в эти выходные здесь проходит съезд долгожителей.

Пола засмеялась, хотя я был уверен: скажи я что-нибудь подобное, она вряд ли сочла бы шутку остроумной.

Кирстин улыбалась, демонстрируя безупречно белые зубы.

Даг долго распространялся о том, насколько отдыхать в Хэмптонсе лучше, чем в Беркширских горах. Потом он сказал:

— У меня отличная мысль: если вы, ребята, ничего не запланировали на вечер, давайте поужинаем вместе?

Прежде чем я успел отказаться под благовидным предлогом, Пола произнесла:

— Звучит заманчиво.

Даг предложил встретиться в семь часов у входа в гостиницу. Потом они с Кирстин продолжили игру, попеременно издавая рычание и стоны.

Когда мы с Полой шли с корта, я решил ни слова ей не говорить. Я был так зол на нее, что точно знал: спокойно поговорить мы не сможем, и решил подождать, пока гнев немного уляжется. Но Пола всегда терпеть не могла никакой недоговоренности и, помолчав минуту, начала:

— Ну и за что ты на меня злишься?

— Давай лучше не будем.

— Я не понимаю, ты что, не хочешь идти с ними ужинать?

— Почему же? Я бы с удовольствием с ними поужинал. Игра в теннис была просто захватывающей, а ужин обещает быть еще интересней.

— Если не хочешь идти, мог бы придумать что-нибудь и отказаться.

— И придумал бы, если бы ты дала мне такую возможность…

— Откуда мне заранее знать, что ты собираешься сделать. Я что, по-твоему, мысли читаю!

— Иногда не мешает спросить.

— А что плохого в том, что мы с ними поужинаем?

— Они действуют на нервы.

— А мне так не кажется.

— Зато мне кажется. Кстати, я думал, что мы затеяли эту поездку, чтобы побыть вдвоем.

— Речь идет только об ужине.

— А почему ты так себя вела?

— Как вела?

— Прониклась состязательным духом.

— Это была игра.

— Вот именно — игра.

— В игре каждый стремится выиграть.

— Нет, в игре каждый стремится получить удовольствие.

— Никто не запрещает выиграть и одновременно получить удовольствие.

— Ты разве получила большое удовольствие? Мне так не показалось.

— Вот как?

— «Мой справа гораздо сильнее твоего слева». Футы, ну-ты!

— Да, я играла агрессивно. Это гораздо лучше, чем спать на ходу.

Когда мы вернулись в номер, я заперся в ванной и долго мылся под душем. Я знал, что Пола вспотела и ей самой не терпится под душ, и нарочно не спешил. То, что Пола считает меня ленивым, не было для меня секретом: я ленился делать карьеру, я был недостаточно честолюбив. Много лет подряд она все время мучила меня подобными упреками в мой адрес — с тех пор, как сама получила свой МБА. Она постоянно подталкивала меня к тому, чтобы продолжить учебу, как бы случайно упоминая то одного, то другого из мужей своих подруг, который или только что закончил юридические курсы, или получил МБА, — намеки, намеки, намеки! Ее пассивно-агрессивная стадия пошла на спад, когда я на своей прежней работе начал загребать кучу денег, но теперь, когда ее саму повысили до финансового директора, а я из последних сил бился за свою карьеру менеджера, она была готова снова приняться за свое.

Наконец, обвязавшись полотенцем, я вышел из ванной. Пола лежала на кровати и смотрела телевизор.

Несколько минут, пока я одевался, мы молчали. Потом она сказала:

— Прости, ты прав. Я напрасно на тебя набросилась.

— Я сам виноват, — ответил я, устав на нее сердиться, — поднял шум из-за ерунды.

— Если ты и правда не хочешь ужинать с ними, мы можем отказаться. Знаешь, я бы с большим удовольствием поужинала вдвоем — мне просто не хотелось показаться невежливой.

— Не страшно. Может быть, они только на первый взгляд мне такими показались. Может, они вовсе не так уж и плохи.

Пола приняла душ и переоделась, и мы отправились на прогулку по Седьмому шоссе — до Леннокса. Маленький городок, типичный для Новой Англии, готовился принять Танглвудский музыкальный фестиваль. До фестиваля еще оставалось несколько месяцев, а пока Леннокс выглядел еще более безмятежным и безлюдным, чем Стокбридж.

Мне не хотелось жаловаться Поле, но до сих пор этот уик-энд действовал на меня угнетающе. Расслабиться не получалось, и я уже жалел, что мы не остались на выходные в городе.

Когда мы вернулись в номер, я прилег отдохнуть, а Пола стала смотреть телевизор. Я уснул в неловкой позе, и, когда проснулся, у меня болели шея и голова. Я принял две таблетки тайленола, боль прошла, но я все еще чувствовал слабость, и настроение у меня было паршивое. На ужин Пола оделась неожиданно нарядно — в черное бархатное платье с низким вырезом, купленное всего пару недель назад за четыреста долларов в бутике на Мэдисон-авеню. Я надел светлые брюки и черную рубашку на пуговицах из «Банана Рипаблик».

В семь часов мы спустились вниз и перед входом увидели ждавших нас Дага и Кирстин. Они были при всем параде. Кирстин выглядела так, как будто только что сошла со страниц «Вога» — в длинном коричневом платье и туфлях на пяти- и даже восьмисантиметровых каблуках. Даг смотрелся вылитым «Мистером Джи-Кью» — спортивный бежевый пиджак из льна, белая льняная рубашка и бежевые брюки. Мы обменялись приветствиями и по вечернему холодку пошли в ресторан. Даг говорил о теннисе, как он начал играть в пять лет и как высоко котировался как игрок-любитель в Нью-Джерси. Я чувствовал усталость и все пытался избавиться от плохого настроения.

Ресторан оказался небольшим, но, против ожидания, в нем царило оживление. В зале было всего шесть или семь столиков, и за всеми сидели люди. Даг успел забронировать места, и нас рассадили сразу, вперед еще двух пар, ждавших у дверей.

Даг работал на Уолл-стрит, поэтому они с Полой тут же принялись обсуждать положение на фондовой бирже. Пола что-то сказала об акциях, интересовавших ее компанию, и Даг начал сыпать словечками вроде «форвардные показатели», «хеджирование свопа» и «азиатские рынки». Они так увлеклись, что, кажется, напрочь забыли о нашем с Кирстин присутствии за столом. В конце концов я завязал с ней какой-то скучный разговор. Мое первоначальное впечатление о ней теперь только укрепилось: кроме очаровательной улыбки, здесь ничего не было. Она работала заместителем руководителя в рекламной фирме, и мне казалось, что все ее ответы на мои вопросы сводились к «да что вы говорите!», «вау» и «вот как». С ней, видимо, было легко, чего нельзя было сказать о Поле. Неудивительно, что выбор Дага пал на нее: он производил впечатление человека, который меньше всего склонен терпеть чужое мнение, если оно хоть в чем-то расходится с его собственным.

— А ты чем занимаешься, Роберт?

Его вопрос прозвучал так, как будто он только сейчас заметил мое присутствие.

— Я — Ричард, — поправил я.

— Да, конечно, Ричард. Прости, мне сегодня, наверное, голову напекло.

Пола засмеялась.

— Я работаю в консалтинговой фирме, услуги по модернизации компьютерных сетей.

— А, компьютерщик, — воскликнул Даг. — Слушай, может, потом заскочишь ко мне в номер — у меня проблемы с ноутбуком. Модем, похоже, барахлит.

— Я не компьютерщик, — сказал я. — Я занимаюсь продажей сетевых систем.

Пола бросила на меня негодующий взгляд.

— А, понятно, — сказал Даг. — Наверное, часто приходится уезжать из города? Оставлять жену одну?

— Нет, по большей части все мои клиенты здесь, в Нью-Йорке.

— Вот как? Хорошо! А мне по работе часто приходится раскатывать по шарику — встречаться с руководителями филиалов. Вот только на прошлой неделе я вернулся из Сингапура.

— Всегда мечтала побывать в Сингапуре, — живо откликнулась Пола.

Даг громко и скрипуче продолжил вещать, стараясь поразить нас рассказом о своих путешествиях. Я невольно заметил, что он заигрывает с Полой. Он не сводил с нее глаз и сидел ближе к ней, чем к Кирстин.

Пола тоже отрывалась вовсю — она пила вино, смеялась каждой дурацкой шутке, которую отпускал Даг. Мне не хотелось снова попадать в алкогольную зависимость, поэтому я пил чай со льдом. Я надеялся, что никто не захочет ни десерта, ни кофе и мы сможем поскорее уйти из ресторана.

Из оцепенения меня неожиданно вывели слова Дага:

— Так что, ребята, скоро собираетесь завести детишек?

— Через год или два, — сказал я.

— Что, кроме шуток?! — выпив, Даг стал еще более шумным и громогласным. — Планируете остаться в Нью-Йорке или переедете за город?

— Переедем за город, — сказал я. — При условии, что когда-нибудь сможем избавиться от нашей квартиры.

— Это здорово! — воскликнул Даг. — Я сам вырос в северо-западном Джерси. У нас был огромный двор и теннисный корт. Для ребенка это рай.

Подошел официант и спросил, будем ли мы заказывать десерт. Сначала все отказались — и я возблагодарил Бога, — но потом Даг сказал:

— Не могу устоять перед искушением: мне одно тирамису.

Официант ушел, я взглянул на Полу и увидел, что она злобно смотрит на меня. Она быстро отвела глаза, но я готов был поклясться, что она вне себя от бешенства. Я не мог понять, что случилось. Наверное, ее недовольство мной было как-то связано с десертом. Может быть, она заметила, что я скривился.

Пола сидела злая как черт на протяжении всего ужина, но Даг с Кирстин, по-моему, ничего не заметили. Наконец принесли счет. Даг предложил разделить сумму пополам, хотя его заказ был самым дорогим: он один выпил почти все вино и только он заказывал десерт.

На обратном пути, по дороге в гостиницу, Даг сказал:

— Знаете что, здесь прямо в гостинице, в подвале, есть маленький ночной клуб. Вряд ли, конечно, тут у них Китайский клуб,[2] но вроде бы есть даже живая музыка. Наверное, в противоположность мертвой. — Он засмеялся. — В любом случае более увлекательного занятия на вечер здесь не сыскать.

Я уже готов был вежливо отказаться, но меня опередила Пола.

— Прошу меня извинить, — сказала она, — но я что-то не очень хорошо себя чувствую.

— Да что ты! — воскликнула Кирстин. — Тебе еда повредила?

— Не знаю, — сказала Пола, — может быть.

— С тобой все в порядке? — сверхучастливо спросил Даг, как будто Пола приходилась ему дочерью.

— Ничего, все пройдет, — отозвалась Пола, — мне просто нужно пойти в номер и отдохнуть.

Перед входом в гостиницу мы с Полой попрощались с ними и пошли к себе.

— Что с тобой? — спросил я.

— Отстань ты от меня к чертовой матери, — сказала она.

Снова здорово. Господи!

— Слушай, мне правда уже все это надоело до чертиков.

— А мне наплевать, надоело тебе или нет.

— Ты через каждые две минуты на меня обижаешься и устраиваешь эти идиотские разборки.

По лестнице мы поднимались молча. На втором этаже Пола сказала:

— Я ложусь спать.

— Да что я сделал-то не так?

Когда мы вошли в свой номер, Пола сказала:

— Тебе не кажется, что прежде чем делать объявления насчет того, собираемся ли мы заводить детей и когда, неплохо было бы обсудить это со мной?

— О чем ты? — удивился я. — Ты всегда говорила, что хочешь родить, пока тебе не стукнуло тридцать пять.

— А когда мы с тобой последний раз говорили на эту тему? — Она смерила меня испепеляющим взглядом.

— Господи, ну почему нужно устраивать ссоры по любому ничтожному поводу?

— Дети — ничтожный повод?! Я не слышала, чтобы ты заговаривал со мной о детях уже… Я уже не помню, сколько времени. И теперь, с бухты-барахты, ты вдруг все решил: «через год или два» мы заводим детей!

— Но мы же вроде планировали…

— Кто планировал? Мы пока еще в подвешенном состоянии. Непонятно, что будет у тебя с работой, я только что получила новое место. Я не готова засесть дома и растить детей. И я уж точно не хочу переезжать из города в загородный дом — с чего, черт возьми, ты это взял?

Пола повернулась и пошла в ванную, а я последовал за ней.

— Надеюсь, это ты все не серьезно, — сказал я.

— Очень серьезно, — отрезала она. — И я это обсуждала с доктором Кармади. Пока я точно сама не знаю, чего хочу.

— И значит, выходит, что это я с тобой ничего не обсуждаю? Ты говоришь о детях со своим сраным психотерапевтом, а со мной поговорить тебе и в голову не приходит!

Я чувствовал, что перестаю владеть собой, что еще немного — и я начну говорить то, о чем потом придется жалеть.

— Мы можем обсудить это прямо сейчас, если хочешь, — сказала она.

— Знаешь, что я думаю? — сказал я. — Я думаю, что речь идет не о том, хочешь ты иметь детей или нет. Речь идет обо мне. Ты не знаешь, хочешь ли иметь детей от меня.

— Ну, знаешь…

— Может быть, я для тебя слишком ленивый, — продолжал я. — Может быть, тебе нужен какой-нибудь напыщенный хвастун с Уолл-стрит вроде Дага.

— Что?

— Я видел, как ты флиртовала с ним, просто до усеру хохотала над каждым его идиотским словом, как будто он какой-нибудь Робин Вильямс.[3] Ага, так и есть — ты краснеешь! Ты флиртовала с ним, так ведь?

— Да заткнешься ты наконец?

— А может, тебе пойти вниз и найти его — уверен, Кирстин не будет против. Они ведь, наверное, без предрассудков: может, вы обе смогли бы трахаться с ним одновременно.

Пола слушала все это отвернувшись. Когда я произнес последние слова, она повернулась ко мне и заорала:

— Вон отсюда, подонок! Пошел вон к чертовой матери!

Я вылетел из номера, хлопнув дверью, и понесся вниз по лестнице, в вестибюль. Затем я направился к теннисным кортам, но, поняв, что замерзаю, повернул и вернулся к гостинице.

В номер идти не хотелось, и я уселся на балконе, в одно из кресел-качалок, обращенных в сторону главной улицы. Всего в паре метров от меня сидели две молодые женщины. На вид им можно было дать лет двадцать с небольшим. У одной из девушек были длинные вьющиеся каштановые волосы; рыжие волосы другой были коротко острижены. Вид у обеих был скучающий, по всему было видно, что здесь они без спутников. Наверное, приехали сюда на уик-энд из Бостона или Нью-Йорка в надежде познакомиться с парнями. Шатенка бросила на меня взгляд. Я представил себе, как я завяжу с ней разговор, потихоньку стащу с пальца обручальное кольцо, суну его в карман, а потом пойду вместе с ней в ее номер.

Убедившись, что руки с обручальным кольцом не видно, я улыбнулся девушке-шатенке. Она удивленно и даже с некоторой неприязнью посмотрела на меня и повернулась к своей подруге. Через мгновенье обе встали и ушли.

Утром мы с Полой сделали вид, как будто вчерашней ссоры не было и в помине. Мы прекрасно позавтракали в гостинице, а потом провели день вместе, объездив на машине ближайшие городки и ни разу не поссорившись.

После обеда мы пустились в обратный путь, по извилистым дорогам штата Нью-Йорк. Пола уснула, привалившись к двери машины, а я отдыхал, слушая программу по радио, как вдруг оказался у нашего старого дома в Бруклине. Я стучу об асфальт баскетбольным мячом, и тут ко мне через улицу идет Майкл Рудник и говорит:

— Эй, Ричи, сыграем в пинг-понг?

— Давай! — говорю я.

Я кладу мяч на траву и иду за Рудником к его дому.

— Думаешь, сегодня сможешь меня обставить? — спрашивает он.

— Ага, — говорю я.

— Ну, поглядим, — говорит он.

По дорожке мы проходим к крыльцу и заходим в дом с черного хода. Здесь темно и очень тихо. Рудник велит мне первым спускаться в подвал, и я слышу, как за нами захлопывается дверь.

Мы играем в пинг-понг. Счет 20–14 в пользу Рудника. Он подает, и я отбиваю мяч в сетку. Рудник кладет ракетку и начинает гоняться за мной.

— Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!

Я бегу и смеюсь. Рудник догоняет меня, обхватывает сзади и принимается стаскивать с меня трусы.

— Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!

Я лежу ничком на диване, а Рудник, кряхтя и потея, наваливается на меня. Я больше не смеюсь. Я пытаюсь высвободиться, но он гораздо сильнее меня.

— Пожалуйста, не надо, — молю я. — Пожалуйста, не надо.

Я пытаюсь ускользнуть и упираюсь рукой в диван, как вдруг понимаю, что я уже не в подвале. Я сидел в машине, дергая руль. Машина вылетела на обочину и, съехав на траву, понеслась к стоящему прямо по курсу дереву. Я затормозил и резко крутанул влево. Пола проснулась и закричала. Машина пролетела в нескольких метрах от дерева, и нас снова вынесло на шоссе. К счастью, на встречной полосе не было машин, а то все могло бы кончиться весьма плачевно.

— Все хорошо, детка, — сказал я. Голова слегка кружилась, и шок еще не прошел. — Не волнуйся — все хорошо, все хорошо.

— Что случилось?

— Не знаю. Наверное, енот выбежал на дорогу.

— Енот?

— Не важно. Все позади.

Мы ехали дальше. У Полы сон как рукой сняло, но никто из нас не проронил ни слова.