"Ночные клинки" - читать интересную книгу автора (Корджи Стефан)

Глава V

— Ох, Конан, да объясни же ты мне, каких демонов ради мы сбиваем себя пятки, ловя всякие небылицы про этих Ночных Клинков? — ныл Хашдад, тащась следом за киммерийцем по узкой и темной бодейской улочке. — Неужели ты надеешься напасть на их след здесь? Чем этот город лучше любого другого в вендийских пределах?

Конан не отвечал. Хашдад спас ему жизнь там, у ворот ведьмы Аттеи, и с тех пор киммериец перестал обращать внимание на слабости спутника. Когда дойдет до дела, кузнец не подведет. Так что пусть говорит… но так, чтобы не мешать ему, Конану, слушать. Потому что иначе они могут и не дойти до конца этого зловонного проулка, так напоминающего шадизарскую Пустыньку… Кажется, заверни за угол, и очутишься перед гостеприимным заведением толстяка Абулетеса…

Северянин досадливо потряс головой. Да, можно сказать, что в Шадизаре он был почти что дома. Там, в Пустыньке, в знаменитом воровском квартале, его знали все. И все знали, что с Конаном-киммерийцем связываться бесполезно — если, конечно, ты не горишь желанием совершить самоубийство. Здесь все было не так.

В городе не было правителя, по крайней мере, внешне. Не было городской стражи, чиновников и прочей братии, от коих воры испокон веку привыкли откупаться звонкой монетой. Городом владели жрецы Индры, заменяя собой и правителя, и стражу, и все иное. Регулярно оглашаемые указы исходили всегда только от имени солнечного бога, победителя злых сил, ужасного змея Варуны, что заградил путь водам в населенные людьми пределы, обрекая мир на гибель. Индра одолел чудовище и тем самым доказал, что является истинным владыкой Сущего. Все равны перед Индрой, говорили обитатели Бодея. Не может быть никаких «правящих» и «повинующихся». На земле есть только одна воля — воля великого Индры. Он передает ее людям через священного оракула. Волю божества воспринимают жрецы, которые и несут ее дальше, мирянам. Все жрецы тоже равны между собой. Нет «патриархов» и «настоятелей», нет «малых» и «великих». Собравшись все вместе на еженощное моление, жрецы храма постигают волю Индры и возглашают ее людям. Они же, жрецы, следят за порядком в городе. Говорят, будто они умеют читать в людских сердцах, словно в открытой книге… И потому, якобы, ни один вор не может снискать успеха в Бодее.

Конан уже знал, что это не так.

Воры в Бодее были. И немало. За ними охотились, точно за бешеными псами. Укравшему даже пригоршню песка пощады не было — отсекалась правая рука. Человек становился парией, неприкасаемым и навсегда изгонялся из города.

И потому слава самого безопасного из всех вендийских городов привлекала в Бодей несметное число купцов. Не существовало ни налогов, ни пошлин. Просто каждый должен был пожертвовать на благое дело Индры. Под бдительным, сверлящим оком собиравшего дары жреца трудно было поскупиться.

И еще здесь было полным-полно магов. Индра благоволил к чародеям, если, конечно, их чудеса вопли ему на пользу.

И потому Конан настойчиво водил мелким неводом по мутному людскому морю в портовых кабаках (которые по сравнению со, скажем, мессантийскими, казались закрытыми школами для девочек из благородных семейств), в тайных борделях (ибо Индра не одобрял разврат), опиекурильнях, тоже тайных — и в иных местах, где человек мог вести себя не столь добродетельно, как это предписывалось городскими законами. Киммерийцу нужны были любые сведения о Ночных Клинках. Гордый варвар намерен был сдержать свое слово, данное плененному богу.

Хашдад тоже хотел отомстить за своих — но при этом считал, что гораздо лучше просто ждать — Бодей город большой, рано или поздно промышляющие в этих морях Ночные Клинки сами пожалуют сюда.

За спиной киммерийца раздалось звонкое шлепанье босых пяток. Северянин мгновенно напряг мышцы — это могло означать засаду с «живцом». Однако вместо этого…

— Мастер Конан! Мастер Конан! — выпалил запыхавшийся босоногий мальчишка. — Мастер Конан, известная вам Бхилата прислала меня передать вам, что мол, все, как обычно!

Киммериец ухмыльнулся. Бхилатой звали одну из местных красавиц не слишком строгого поведения, с которой Конану довелось свести быстрое, но при том еще и весьма близкое знакомство.

— Держи, малец! — сверкнула брошенная серебряная монетка. Паренек поймал ее с ловкостью уличного фокусника и тотчас же исчез в какой-то щели.

— Ну, Хашдад, придется тебе посидеть в кабачке без меня.

— Смотри, Конан, шлюхи еще никого не доводили до добра…

— Неумеренное винопитие тоже, — парировал северянин. — Встретимся, где и всегда.

— Счастливо… — проворчал Хашдад, глядя вслед быстро удалявшемуся киммерийцу. — А все-таки чует мое сердце, тут дело нечисто!

В эту ночь, на первый взгляд самую обычную теплую и звездную южную ночь, в гавань Бодея вошла длинная черная галера. Ее капитан вручил портовому жрецу тяжелый кожаный мешочек с золотом — более чем щедрый дар Великому Индре — и команда была пропущена на берег.

И в эту же ночь на улицы Бодея вступил Безымянный Ужас.

Он… она… оно… кто знает, какого пола была эта тварь? — медленно двинулось по темным провалам переулков, заглядывая в окна и не спеша выбирая первую жертву. Холодный взгляд ледяных глаз остановился на молодой матери, кормившей грудью крохотную дочурку.

Небольшая комнатка была чисто прибрана; все в ней говорило о достатке хозяев и о том, что жизнь у них более чем сносна. Женщине едва ли было больше двадцати лет. Она смотрела на мирно почмокивающий розовый комочек и улыбалась — той особенной улыбкой, какую можно видеть только на лицах счастливых матерей.

Существо за окном медленно вытянуло незримый, ледяной призрачный палец и слегка дотронулось до лба женщины. После чего, словно потеряв всякий интерес к происходящему, отправилось дальше.

Продолжая нежно и мягко улыбаться, женщина стала прижимать к себе ребенка все сильнее и сильнее. Ее рука, поддерживающая крохотную головку, еще слишком слабую, чтобы самой дотянуться ротиком до соска, прижимала девочку к мягкой и полной груди со всевозрастающей силой. С прежней улыбкой — но теперь какой-то застывшей и мертвой — мать наблюдала, как розоватое личико погрузилось в ее округлую, полную молока грудь. Ребенок забился, задыхаясь; однако мать словно бы ничего не замечала. Она продолжала напевать тихую и ласковую материнскую колыбельную до тех пор, пока крошечные ручки и ножки завернутой в одеяло девочки не замерли — безжизненно и покорно; и тут весь ужас содеянного внезапно дошел до затуманенного холодным чародейством рассудка матери.

Душераздирающий вопль слышен был на нескольких близлежащих улочках.

Слышал его и Конан — правда, не придал этому значения. Далеко и неопасно. Киммериец торопился на свидание, и в тот момент ему не было никакого дела до всяких там криков…

Конан приподнялся на локте. Рядом крепко спала утомленная нескончаемыми любовными утехами Бхилата — розовые губы приоткрыты, на лице — блаженная улыбка. Киммериец не мог понять, что же встревожило его, вырвав из сладких объятий сна. Волчий инстинкт предостерег варвара, что опасность близка; но вот в чем она заключается?

В тот же миг тихий скрип возле двери сменился сокрушительным громовым ударом. Створки не выдержали, рухнув внутрь.

— Что… — Конан рванулся к мечу. В дверь уже валили одетые в серое фигуры в глухих масках. Проснувшаяся Бхилата, истошно заверещала, натягивая одеяло до горла, словно это могло послужить хоть какой-то защитой.

Киммериец успел выхватить меч. Клинок прочертил свой первый полукруг в воздухе, играючи развалив надвое самого быстрого из ночных гостей. На роскошные ковры и тонкий шелк обильно хлынула кровь.

— Ну же! — взревел северянин, прыгая вперед. Его враги, похоже, только этого и ждали. Чья-то рука метнула вдоль пола веревку с закрепленными на ней тремя массивными шарами. Ловчая снасть обвилась вокруг икр Конана, и варвар споткнулся. Рысья ловкость позволила ему устоять на ногах, но второй сокрушительный удар его пропал втуне. Это позволило одной из облаченных в серое фигур проскользнуть за спину северянина; Конан успел ткнуть клинком назад, и в тот же миг на его голову обрушился тяжелый удар. В затылке вспыхнула обжигающая боль, комната поплыла у него перед глазами, пока не исчезла за плотной завесой, более черной, чем сама ночь.

Поток ледяной воды, словно только что низвергнувшейся со стылых высей Асгарда, привел Конана в чувство. В затылке билась сверлящая, тукающая боль, словно целый легион дятлов что есть мочи долбили череп варвара. Киммериец фыркнул, приходя в себя.

— Эй, ты, жлоб! Ну-ка, вставай, пока мои парни не сняли с тебя живьем шкуру! — Это было сказано с выражением.

Конан открыл глаза. Застонав, он поднялся на колени; вокруг него на грязном полу была вода. Вокруг стояли пятеро — и ростом самый мелкий из них самое меньшее на голову превосходил Конана.

Обликом вся эта пятерка напоминала серых лесных обезьян. На запястьях и шеях сверкали браслеты и цепи — желтизна золота мешалась с блеском серебра. Драгоценности эти выглядели совершенно несуразно на фоне грязных бесформенных лохмотьев, заменявших этому сброду одежду. Все пятеро носили дорогое оружие — ножны изукрашены самоцветами, по эфесам вились золотые змейки искусных инкрустаций. Судя по их лицам, сии молодцы не замедлили бы пустить эти клинки в ход, и за деньги прирезали бы даже собственных матерей.

Бхилата тоже оказалась здесь — нагая, девушка скорчилась у стены, кое-как пытаясь прикрыть руками свои прелести. Конан заметил, что от холода она покрылась гусиной кожей. Все пятеро громил время от времени бросали на нее похотливые взгляды; от каждого такого взгляда Бхилата вздрагивала, словно под плетью. Зубы Бхилаты мелко и часто постукивали — то ли от страха, то ли от холода, то ли и от того и другого вместе.

Киммериец поднялся, и в спину ему тотчас уперся наконечник стрелы. Сзади шумно сопели.

«Арбалетчик», — подумал Конан, делая шаг вперед по знаку одного из громил, что стоял в центре пятерки.

— Руки за спину! — потребовал разбойник. Конан повиновался — и ощутил, как его запястья охватили два железных браслета, сцепленные вместе короткой цепью.

— Так-то оно лучше, — заметил вожак банды. Золотая цепь на его шее была раза в три толще, чем у остальных. — Теперь иди за нами, красавчик! Император Велед желает видеть тебя.

Конан и глазом не моргнул, хотя от одного этого имени у любого обитателя Бодея кровь застыла бы в жилах. Это был глава гильдии воров и убийц города бога Индры. За его голову жрецами было обещано огромное вознаграждение — золотом, а не «похвалами Индры», как это бывало обычно. Велед слыл беспощадным чудовищем, не знавшим, что такое жалость. Более того — о нем шептались, что само убийство, кровь, муки и вопли жертв составляют ему наслаждение, и что кроме этого ничто в мире не способно вызвать улыбку на его лице, которого никто и никогда не видел.

Конан быстро огляделся. Он находился в каком-то подвале, сквозь узкое зарешеченное оконце едва-едва пробивался свет. Наверх вела узкая лестница; заканчивалась она не дверью, а круглым люком в потолке. Голые каменные стены, сырые, покрытые плесенью; холодный земляной пол. Пахло крысами и еще какой-то дрянью.

Киммерийца толкнули в спину. — Давай, давай, нечего глазеть! Его величество не любит ждать.

— Парни, шлюшку не забудьте! Всхлипывающая Бхилата оказалась рядом с Конаном. — Эй, вы, зачем вам эта девчонка? — возвысил голос киммериец. — Я у вас и так никуда не денусь. Банда глумливо захохотала.

— Быть может, его величеству она сгодится для какого-нибудь небольшого развлечения, — издевательски заметил вожак. — А если нет, то, в великой своей милости, он может подарить ее нам… То-то радости будет! Нам такие попадаются нечасто…

В соседней комнате оказалась распахнутая железная дверь, вся покрытая застарелой ржавчиной. Из щелей несло отвратительной вонью — человеческими нечистотами.

— Нам туда, — заявил вожак. Дверь со скрипом повернулась на тяжелых петлях, Открылась ведущая вниз узкая каменная лестница, огражденная провисшими ржавыми цепями. Ее нижний конец терялся во тьме.

— Так вот где правит ваш хваленый император — в тоннелях для дерьма! — рассмеялся Конан, за что немедленно получил удар мечом плашмя по спине.

— Не смей порочить нашего повелителя! — рявкнул главарь прямо в лицо киммерийцу.

Бхилата завизжала, отказываясь идти босиком по той отвратительной слизи, что покрывала ступени лестницы. Один из бандитов, недолго думая, взвалил девушку на плечо, точно куль с мукой, и потащил вперед,

Река нечистот текла рядом. Растянувшись цепочкой, люди шагали по узкому каменному карнизу. Исходивший из оставшейся позади двери свет мало-помалу тускнел, однако громилы шли уверенно. Ни один из них не стал зажигать фонарей или факелов.

Тоннель раздвоился. Отряд двинулся по правому. Потом им встретился еще один перекресток, потом еще и еще… Система выгребных тоннелей под древним городом складывалась столетиями.

Дорога по путям нечистот заняла довольно много времени. Нагую Бхилату по очереди несли все пятеро громил. Это служило чем-то вроде развлечения — можно было, похохатывая, ощупывать и оглаживать жалобно визжащую девушку.

Наконец в стене тоннеля им встретилась еще одна железная дверь. Влага и испарения заставили ее покрыться ржавчиной, однако и петли, и запоры оказались хорошо смазанными. Предводитель шайки нагнулся к крошечному окошечку и что-то произнес вполголоса. Конан напряг слух, но тщетно — главарь был опытен и пароли произносил шепотом, как и положено, когда ведешь опасного пленника.

Дверь открылась. И, перебивая вонь отхожих тоннелей, на Конана пахнуло человеческим жильем. На пороге появился такой же обезьяноподобный привратник, как и те пятеро, что привели Конана. Без долгих проволочек всех впустили внутрь. Дверь была поспешно закрыта.

Покои императора Веледа были отгорожены от зловонных каверн завесами толстых ковров. Коврами же был устлан и весь пол. Когда-то дорогие и яркие, они не перенесли долгого соседства с испарениями тоннелей и испачканных нечистотами сапог, что во множестве хаживали по ним туда-сюда. Сам покой был вырублен в цельной скале и высотой не уступал храмовому залу. Вдоль стен теснились статуи — ныне покрытые светящимися мхами, что, по всей видимости, заменяли здесь лампы и факелы. Стояла дорогая мебель: мрамор, черное дерево, розовое дерево, сандал и тому подобное. На столах были грудами навалены какие-то узлы и свертки — казалось, что здешние обитатели собрались в дорогу.

Через арку отряд прошел во второй зал. Здесь вовсю дымили курильницы; дорогие благовония заглушали ароматы нечистот. В дальнем конце этого покоя виднелось возвышение, а на нем — кресло из черного дерева, напоминавшее трон. Правда, если судить по его размерам и форме, император Велед должен был быть весьма и весьма странным человеком.

— На колени, вы, оба! — скомандовал главарь. — Приветствуйте с должной покорностью выход нашего императора!

Конану пришлось покориться — хотя от этого унижения в нем едва не вскипела до последней капли вся кровь, и про себя он поклялся страшно отомстить за это унижение. Палубный боцман Архам мог бы подтвердить, что подобные клятвы киммериец всегда исполняет…

Зашуршали черные бархатные занавеси возле трона. Послышались мягкие осторожные шажки. Стражи заставили Конана пригнуть голову, так что северянин не видел сам торжественный выход императора.

— Всем встать, — послышался шепелявый, присвистывающий голос, который едва ли мог принадлежать человеку. Конан поднял голову — и глаза его невольно полезли на лоб, как только он увидел, что представляет собой его величество император Велед.

«Крысолюд!» — вот первое, что вспыхнуло в сознании Конана, едва он взглянул на грозного правителя.

Низенький, с покатыми плечами, невысоким лбом, с бровями, нависавшими над крохотными алыми глазками, император, похоже, никогда не стриг ногти, и они выросли у него до размера настоящих когтей. Заостренное, вытянутое вперед лицо чрезвычайно напоминало крысиное: Макушка его едва ли достигала середины предплечья Конана. Однако разодет император был с поистине варварской роскошью. С плеч спускалась белоснежная мантия; под нее была надета шитая золотом белая же туника. Мимоходом Конан удивился, как такая тонкая шея выдерживает груз бесчисленных золотых ожерелий, что красовались на груди Веледа. Великолепный пояс вполне подошел бы и истинному королю; громадный рубин на пряжке заставил Конана испытать даже нечто вроде профессионального интереса к его величеству. За пояс был заткнут кривой короткий кинжал, вся рукоять которого, казалось, состояла из одних изумрудов.

Вместе с императором появилась и его свита — человек шесть самого что ни на есть бандитского вида — свирепые, чернобородые, все увешанные драгоценностями и оружием.

— Снимите наручники с этого человека, — император слабо махнул ладонью, более напоминавшей крысиную лапку.

Его приказание было исполнено тотчас.

Сперва Велед, казалось, не обратил на Конана никакого внимания. Его глаза прямо-таки впились в затрепетавшую Бхилату. Тонкие бескровные губы растянулись в жутком подобии улыбки, открывая клыки, более свойственные вампиру, чем живому человеку.

— Я доволен тобой, мой добрый Ям, — негромко произнес император, и к ногам главаря приведшей Конана банды упал увесистый кожаный мешочек. В мешочке что-то солидно звякнуло. — Раздели это между своими людьми, да смотри же, чтобы никто не остался обиженным! Я слыву справедливым правителем и не хочу, чтобы точно исполнившие мой приказ подданные остались бы без награды. Каковы потери?

— Двое убитых, мой повелитель, — отрапортовал названный Ямом громила. — Гнардла разрубили напополам, а Ахира проткнули насквозь. Этот человек настоящий дикарь, мой господин.

— Тем лучше, мой добрый Ям, тем лучше… Что ж, ты хорошо поработал и заслужил отдых. Вы можете подняться к моим курочкам и повеселиться от души.

Конан бросил быстрый взгляд на лица громил из банды Яма — они казались изрядно разочарованными. Похоже, «курочки» императора здесь не пользовались успехом. Уходя, бандиты бросали жадные взгляды на дрожавшую Бхилату.

Руки Конана были свободны, ноги тоже. Среди стражи возникло некоторое замешательство, и киммериец им тотчас же воспользовался. До трона было не более десятка шагов — пара прыжков для такого, как Конан — и потому северянин сорвался с места, словно застоявшийся жеребец.

Оказаться рядом с этой вставшей на задние лапы крысой, вырвать из-за пояса слишком благородный для подобной мрази клинок, и… тут-то мы и увидим, каково ставить на колени Конана из Киммерии!

Его попытка провалилась тотчас же. Тело рванулось вперед, а ступни как будто приросли к полу. Киммериец насилу успел выбросить вперед ладони, смягчая удар. Со всех сторон грянул грубый хохот, ухмыльнулся и Велед.

— Никто не может приблизиться к нашему трону без соответствующего разрешения, — надувшись от гордости, пояснил он разъяренному киммерийцу. — Заклинание нехитрое, но полезное.

— А кто же это его наложил? — как можно более спокойным голосом поинтересовался Конан, словно в тот миг ничего более важного для него не существовало. Ему, первоклассному взломщику, довелось сталкиваться с подобным чародейством только один раз — но там такое же заклятие охраняло настоящую сокровищницу, полную золота и иных ценностей. Маги — знал Конан — крайне неохотно налагают подобные чары, разве что за огромные деньги. Конан сильно сомневался, что его величество император заплатил за это хотя бы ломаный грош.

— Есть много разумных волшебников, что желали бы оградить от неприятностей себя и своих родственников, — последовал напыщенный ответ. — В качестве платы они исполняют различные наши мелкие пожелания — покорно, как и положено подданным.

— Понятно, — невозмутимо заметил киммериец, ободряюще подмигнув несчастной Бхилате, как будто бы все шло именно так, как он, Конан, и рассчитывал. — А позволено ли будет мне узнать у великого повелителя, зачем же я понадобился вашему величеству?

Конану пришлось приложить немало усилий, чтобы слова его звучали серьезно. Судя по всему, северянину это удалось.

— Мы хотели бы нанять прославленного взломщика Конана Киммерийского, — ухмыльнулся Велед. — Правда, наличными мы не платим. У нас в руках жизнь этой девчонки, — он вытянул руку, указывая на Бхилату, и девушка немедленно взвизгнула, — а, кроме того, еще и твой дружок, Хашдад. Он тут, за стеной, в соседней камере. Ты можешь увидеть его. Так вот, они оба выберутся на свободу живыми и невредимыми, если только ты исполнишь одно наше поручение.

— Какое же именно? — Конан постарался, чтобы его голос звучал как можно более спокойно. Значит, и этот несчастный простак Хашдад у них! Что ж, этого следовало ожидать.

— Не знаю, доводилось ли тебе бывать в Вендии — судя по твоей речи, едва ли — но, быть может, тебе доводилось слышать о столице Вендии Айодхье и о главе тамошней Гильдии Воров по имени Тайджи?

— Тайджи? Тайджи… — медленно проговорил Конан, поднимая глаза к потолку. Да, и до Турана, и до Шадизара докатывались странные слухи о жестоком повелителе воров вендийской столицы. Он правил железной рукой, уничтожая всех, кто мог бы составить ему конкуренцию. Если хотя бы половина того, что говорилось об этом человеке — правда, то связываться с ним было бы смертельно опасно — даже для него, Конана. — Ну, так и что с этим Тайджи?

— Он — в отличие от нас — очень, очень грубый и жестокий человек. — Бр-р-р! — Велед поморщился с деланным отвращением. — Надеясь принудить нас к сдаче, он похитил нашу дорогую племянницу, Лиджену. Верни ее — и твои друзья будут выпущены на свободу целыми и невредимыми. Нет, — он развел руками, — то, сам понимаешь, нам придется поступить с ними немного нехорошо. У нас очень опытный палач, он не допустит, чтобы они умерли слишком скоро. Ну, девочке придется иметь дело с моими крысками, а потом… Четвертование и кипячение в кислоте. Да, пожалуй, именно так. Кипячение. В кислоте, — Велед удовлетворенно покивал головой.

Конан стиснул зубы и выругался про себя. — Мы даем тебе две седьмицы. Если ты не появишься по истечении этого срока, я буду считать, что ты либо погиб, либо сбежал. В обоих случаях твоих друзей ждет печальная участь.

— Две недели! Но до Айодхьи от Бодея самое меньшее три дня езды! — воскликнул Конан. — Я справлюсь с этим делом, будь у меня немного больше времени!

— Две недели, — сухо повторил Велед, сжимая тонкие губы. — Две недели и ни днем больше. Ты все понял? А теперь иди. Наверх тебя проводят.

— Постой, император! Сперва я хотел бы увидеть Хашдада. Я хочу быть уверенным в том, что он жив!

— Разумно, вполне разумно, — заметил Велед и трижды хлопнул в ладоши. — Эй, проводите киммерийца к камере!

На Конана вновь надели наручники. Похоже, император Велед хорошо понимал, с кем имеет дело, и что этого человека нельзя оставлять свободным даже на краткий миг.

Киммерийца провели длинными и низкими коридорами подземной крепости. Тюрьма, к удивлению северянина, оказалась совсем рядом с тронным залом его величества.

Хашдад был жив. Он сидел, забившись в дальний угол; посреди камеры зеленела громадная лужа, в которой шевелились какие-то отвратительные черви толщиной в палец.

— Это пиявки, — с преувеличенной готовностью пояснил варвару охранник, хотя Конан ни о чем не спрашивал. — Стоит хоть одной в тебя впиться — хана! За первой остальные подтягиваются. За час всю кровь высосать могут. А боль такая, что людишки сами себе горло перерезают…

Конан окинул мерзко хихикающего стражника холодным взглядом. Именно так он и умрет, когда киммериец доберется до этой подземной клоаки и наведет здесь свой порядок.

— Две недели! — бросил Конану на прощание его величество император. Бхилата билась в рыданиях — а Велед смотрел и смотрел на ее нагое тело, распростертое на полу…

Так эту сцену и запомнил Конан, когда его уже вели к выходу.

Когда киммериец оказался на поверхности, он был уже спокоен и холоден, словно северная скала. У него было много дел. И первое из них — украсть коня. А еще лучше — двух. До Айодхьи путь неблизок.