"Ночные клинки" - читать интересную книгу автора (Корджи Стефан)Глава XVСвященная клепсидра была в глубокой тайне припрятана в личной казне марангского эмира. Наступило время решать, что делать дальше. Эмир пригласил Конана на прогулку по его саду. Сад был и впрямь хорош, но любезность правителя оторвала киммерийца от многообещающего свидания с одной дворцовой служаночкой, чем северянин был немало раздосадован. Изысканная речь владыки Маранга лилась и лилась — плавно, неостановимо… Конан начинал чувствовать глухое раздражение — в Киммерии привыкли говорить открыто и прямо. — Так все-таки, не согласится ли доблестный Конан занять место командира моей гвардии? — журчал эмир. — Теперь, когда Тлессина повержена… кто может противостоять войску Маранга, тем более, если его поведет в бой прославленный Конан Киммерийский? Северянин насторожился. Это становилось интересным. Неужто эмир решил обратить оружие против Ночных Клинков?.. Однако это оказалось совсем не так. Воевать со страшным, гнездящимся где-то на юге врагом он не хотел ни на йоту. Мирные города приморья — Дель Морга, давний торговый соперник Маранга, и прочие, помельче, — вот что эмир хотел бы прибрать к рукам, всячески убеждая Конана возглавить его войско и суля златые горы — пост наместника в Дель Морге, например… Конан хмыкнул. Подобное ему нравилось — он был сыном своего века и белых риз не носил. Пожалуй, завершив дело с Орденом, вполне можно было бы осуществить и эту операцию… Хозяин Дель Морги — разве плохо? Однако его природная осторожность подсказывала иной возможный исход. Устрашенные города откроют ворота, он, Конан, и впрямь обоснуется в Дель Морге, а потом его настигнет внезапная смерть от чаши с отравленным вином. Эти южане… Киммериец насмотрелся на их обычаи в Шадизаре и Аренджуне, не говоря уж о Заморе. Сладкие речи и обильные возлияния — а потом предательский удар в спину! Конан почесал затылок. — Это, конечно, все очень хорошо… — Но? — подхватил проницательный эмир. — В чем тут преграда? — У меня осталось дело, — сдвигая брови, объяснил киммериец. — Мне надо покончить с Ночными Клинками — и пока я не расправлюсь с ними, ни за что иное браться я не могу. Хотя потом, конечно же, можно… Эмир всплеснул руками, совсем как разочарованный купец, у которого сорвалась выгодная сделка. — Зачем, зачем тебе это, Конан? Когда-нибудь потом, когда армия объединенных под властью Маранга городов обретет настоящую мощь, я заверяю тебя, я даю тебе слово, что мы непременно… Конан едва заметно усмехнулся. Киммериец хорошо знал цену подобным обещаниям. — Нет, достойный владыка. У нас в Киммерии не привыкли откладывать месть до завтрашнего дня. Боги помогают смелому! Я должен отправляться на юг. — На юг… — эмир тяжело вздохнул. — На юге ты не найдешь ничего, кроме мучительной смерти — или же нового рабства. Подходы к крепости Ночных Клинков охраняет элементал, дух огня, покорный чародеям ордена — он испепелит тебя, как только ты приблизишься… — Элементал? — Конан поднял брови. — С такими я еще не встречался… Что ж, значит, тем интереснее будет поход! — Конан, Конан… — эмир вновь покачал головой. — Я понимаю, что ты не слишком-то доверяешь мне. Но чтобы уговорить тебя встать под стяги Маранга, я готов отдать тебе руку моей дочери Илорет! Киммериец поперхнулся. Прелести наследницы Маранга, разумеется, не оставили его равнодушным, но слова эмира повергли северянина мало что не в смятение. Переспать — это, пожалуйста, а вот все прочее… Разговор начал приобретать совсем дурной оборот. Кром! А тут еще эта болванка… то есть, тьфу, Священная Клепсидра, каковую надлежит доставить в вендийский храм и каковую смогли понять лишь полдюжины крепких рабов — она-то остается здесь, в Маранге! А еще Лиджена. Девчонка, умудрившаяся неведомыми путями угодить из Бодея в Маранг! Которую, — Кр-р-ром! — все-таки придется тащить домой… ибо не пристало мужчине похищать таких девушек и не возвращать их… за немалый выкуп, разумеется. Ладно. С южанами жить… Конан натянул на лицо улыбку. — Почтенный эмир, твои слова меня убедили. Я согласен. Но только я прошу, — (слово это далось северянину нелегко — он привык брать и отнимать, но никак не просить), — отпустить на свободу служанку твоей дочери по имени Лиджена. Ее надо отправить в Бодей… к ее отцу. — Немедленно распоряжусь, чтобы ее отправили на самом лучшем нашем корабле! — энергично рубанул воздух ладонью эмир. — Я дам ей надежную охрану… и щедро одарю. Ты доволен? — О, да! — кивнул Конан. — Как только она отплывет — мы займемся твоей армией, почтенный. Я думаю, — небольшая муштровка ей не помешает… Эмир пришел в восторг. — О, нет, конечно же, нет, доблестный Конан! Я наделю тебя всеми необходимыми полномочиями… — Чем-чем? — переспросил киммериец. Подобные слова он слышал впервые. — Станешь командующим, вот что, — разъяснил эмир. — А-а… ну, тогда ладно. — То есть, мы договорились? — обрадовался эмир. — Ну-у… Где-то в главном… — протянул Конан. Любой северянин сразу же понял бы, в чем дело — прямодушные и честные, киммерийцы презирали обман и почитали данное слово священным. Все это время Лиджена проводила, словно в глубоком сне. Сперва девушку вновь приставили к ее обязанностям; она выполняла их четко и монотонно, словно заводная кукла. Ее тормошили, расспрашивали — она отделывалась односложными «да» или «нет». Потом, когда победоносная армия Маранга вернулась из Тлессины, освободив всех попавших туда в рабство жителей приморского города, Лиджену оставили в покое — рассказчиков и рассказчиц хватало и без нее. Ревность к Илорет, выказывавшей более чем откровенные знаки внимания. Конану, промелькнула единственной искоркой прежних человеческих чувств. Промелькнула — и угасла. И если сперва Лиджена еще способна была испытывать нечто вроде зависти, видя, как тонкая ручка принцессы Илорет словно бы случайно касается мощной, бугрящейся налитыми силой мышцами длани Конана, то потом пропало и это. Словно рабочая лошадь, что с завязанными глазами тупо крутит мельничье колесо, Лиджена выполняла свои обязанности. Ее хвалили и ставили в пример. Она не допускала ошибок, исполняла порученное точно в срок и с отменным старанием. Однако сама девушка едва ли осознавала, в чем заключается ее работа. Руки справлялись сами; сознание дремало, завороженное неотступным страшным видением глаз Нелека Кахала. Они, эти нечеловеческие, вынырнувшие как будто из преисподней глаза, не отпускали ни на миг Лиджену, постоянно глядя ей прямо в душу, выжигая в зародыше даже самую мысль о сопротивлении. Они, эти глаза, казалось, говорили ей — ты наша. Ты навсегда стала, нашей, и мы уже тебя не отпустим. Настанет день, когда мы отдадим тебе приказ, и ты выполнишь его, даже если это будет приказ броситься в огонь или перерезать себе горло. И Лиджена ждала. Гордая дочь Чесму совершенно перестала походить на себя, сделавшись тупой и покорной. Управительница была довольна — Лиджена не заводила шашней с молодыми лакеями, хотя те сперва проявили к ней очень даже большой интерес. Однако, стоило домогавшимся ее благосклонности поближе взглянуть в когда-то прекрасные аквамариновые глаза, теперь мертвенные и безжизненные, как охота переходить к объятиям у них резко пропадала. Ничего не изменилось и после прихода потрясающей вести о том, что сам пресветлый эмир Mapaara — да продлятся вечно дни его мудрого правления! — узнав от доблестного Конана, победителя датхейцев, о тяжкой участи Лиджены, дочери Чесму, решил отправить ее домой на специальном корабле, в сопровождении почетной стражи и с богатыми дарами. Лиджена равнодушно выслушала известие и молча пожала плечами. — Как? Ты не рада? — опешили тормошившие ее товарки. — Рада. Я рада, — ровным голосом произнесла Лиджена, и руки ее вновь потянулись за работой. Испуганные служанки побежали за доктором — потому, что Лиджена не иначе как повредилась в уме от горя! Явился эмирский целитель — сухонький старичок с острым взглядом и аккуратными, опытными руками. Он долго рассматривал ногти Лиджены, радужку ее глаз, заставлял высовывать язык, осторожно прощупывал пальцами живот; а, закончив, только развел руками: — Все жизненные соки молоды и чисты. Ни одна из струящихся по жилам ликворов не замутнена и не замарана. Но вот желания жить — я не вижу вовсе! От такого может излечить только время. Время, время и ничего кроме времени. Время, покой и, — он вдруг лукаво усмехнулся, — покой и любовь! Хотя, конечно, иногда любовное безумие овладевает молодыми, им становится не до покоя… Лиджена выслушала речи целителя покорно, но равнодушно. Глаза Нелек Кахала внезапно ожили, приковывая к себе все ее внимание. Беззвучный голос медленно произносил какие-то фразы, какие — Лиджена не понимала. Словно тяжкие молоты, они крушили ее волю и силы к сопротивлению; она должна была что-то сделать, что; зачем, для чего — неважно. Что случится после — неважно тоже. Она отложила рукоделие в сторону, медленно встала. Она должна найти Конана. Она должна увидеть Конана. И… Руки ее, словно у слепой, шарили по сторонам, на ощупь отыскивая что-то. Словно сомнамбула, она оставляла позади коридор за коридором, покой за покоем, пока не оказалась в кухне. И она успокоилась лишь после того, как в ее руке оказался зажат громадный мясницкий тесак. Пропажу не заметили. Лиджена набросила край накидку на украденное оружие и заторопилась к выходу. Она должна разыскать Конана. Что она станет делать, потом — ей скажут всезнающие глаза Нелека Кахала. Конан сидел над картой южных пределов марангских земель. И, хотя эти карты пестрели белыми пятнами, — главное на них все же было указано — высокие неприступные скалы, охранявшие вход в длинную бухту и сам замок, цитадель Ночных Клинков. Где-то в этих скалах таился элементал, дух одной из первичной стихий — Воды, Воздуха, Огня и Земли. И ведомое лишь капитанам Ночных Клинков чародейство открывало дорогу мимо свирепого духа. Конан усмехнулся. Эти южане! Любую горушку они уже спешат прозвать «подпирающей небеса неприступной скалой», черпая в этом оправдание своему бездействию. На месте правителей Маранга Конан уже давно выжег бы этот замок, спалив в нем всё, что может гореть, и, посредством таранов, обрушил бы его стены. Потому что всем ясно: еще несколько лет — и мощь Ночных Клинков станет такой, что не устоит не только Энглас, самый южный из семейства приморских городов, ни богатая Дель Морга, ни даже сам гордый Маранг. Конан поднял голову над картой. Ну и приключение! Из Пустыньки на галеру Ночных Клинков, с галеры на остров плененного бога, с острова в Вендию, башня Аттеи, Бодей, Айодхья, вновь Бодей, плавание, Маранг, Тлессина, пожар на Эврарских холмах, вновь Тлессина… Очевидно, Кром никак не может угомониться. Мрачный бог, для которого смертные служили не более, чем занятными игрушками, похоже, не хотел, чтобы игра закончилась так быстро. Дверь негромко скрипнула. Киммериец поднял голову — на пороге перед ним стояла Лиджена. Конан удивленно поднял брови — до этого девушка старательно избегала его, и ему даже не удалось толком расспросить ее, как же она оказалась в Маранге… — Лиджена!.. — Это я, Конан. — Послушай, мне говорили, что ты нездорова… — Я здорова, Конан. Киммериец нахмурился. Девушка казалась неживой, двигающимся трупом. Аквамариновые глаза погасли, из них ушел тот неукротимый огонь, что полнил их раньше. Кажется, целая вечность минула с того дня, как он, Конан, выкрал ее из айодхьоского дома ее дяди Тайджи… — Ну, так расскажи же мне, наконец, толком, что с тобой случилось! — воскликнул киммериец, скатывая карту со стола. — Садись, давай выпьем доброго марангского винца; ты ведь уже знаешь, что эмир отправляет тебя домой, к отцу? — Я знаю, Конан. — А-а… — подозрения киммерийца усиливались с каждой минутой. — Ну, так рассказывай! К вину Лиджена осталась совершенно равнодушной. — Я выбралась из тоннелей на берег реки, — произнесла она, глядя в одну точку. — Потом пришла в дом к моему жениху Амрику Тохону. Он продал меня в рабство. Меня отвели на галеру, привезли в Маранг и тут продали дворцовому управителю эмира. Это была непревзойденная по краткости и сдержанности речь — Лиджена как будто перечисляла принятую по описи старую рухлядь. Однако было в ее рассказе нечто, что удивило даже привыкшего к людской подлости киммерийца. — Погоди, как ты говоришь? Твой жених продал тебя в рабство?! — Амрик Тохон продал меня в рабство, — без выражения сказала Лиджена. — Я отомщу ему, и он умрет страшной смертью. Это случится после того, как я вернусь в Бодей. А сейчас я хочу сказать тебе, Конан, что люблю тебя. Если бы перед киммерийцем оказался во плоти сам бог Кром, северянин едва ли удивился сильнее. — Что-что?.. — Я люблю тебя, Конан, — повторила Лиджена, распахивая одежду. Мясницкий тесак незамеченным соскользнул на пол вместе с накидкой. — Грм… — вырвалось у Конана. Вид прелестей Лиджены не оставлял его равнодушным — отнюдь не оставлял. «Что я делаю?! — внезапно вспыхнуло в сознании девушки. — Ведь это же Конан! Да, он хорош собой, но… это ведь он украл меня! Это из-за него я оказалась в подземельях Веледа! Я поклялась убить его! И… теперь… я раздеваюсь перед ним? Я намерена отдаться ему?» «Дура! — загремел в ответ тысячеголосый хор. — Ты должна повиноваться! Раздевайся дальше! Пусть он загорится при виде твоей наготы! Пусть он окажется на тебе и в тебе! Пусть он потеряет голову от страсти — а потом ты отомстишь!» Она встряхнула тяжелой головой, налитой необорной болью. Перед глазами все мутилось. Обрушившийся на нее поток чужой силы смял и сокрушил возведенные ее собственной волей укрепления, стремительно захватывая власть над ее телом. Глаза Нелек Кахала перед ее внутренним взором горели нестерпимым пламенем. Руки Лиджены сбросили последние покровы с ее жемчужно-розового тела. Она шагнула вперед, потянувшись к Конану. Киммериец глухо зарычал. На его лице появилась хищная, звериная усмешка. Его ловят в ловушку? — что ж, пусть ловят, только сперва он отведает прелестей этой красотки, до которой далеко всем чумазым марангским прелестницам! Он протянул к ней руки. «Люби его! Он твой! Люби же его! Я приказываю тебе! Повинуйся!» Руки Лиджены коснулись могучих плеч киммерийца и мягко потянули силача вниз, на разбросанные одежды девушки. Против этого не смог бы устоять даже самый закаленный постами и бдениями монах. Лиджена опрокинулась на спину. Спустя миг они с Конаном стали любовниками. Тело девушки охотно ответило на яростные ласки киммерийца, в то время как ее разум продолжал оставаться холодным и затуманенным. И тут голос под ее черепом заговорил снова: «Нож! Он подле тебя. Протяни руку. Сожми его. Тот, который сейчас на тебе, ничего не заметит. Давай же!» Пальцы Лиджены повиновались. Грубая деревянная ручка мясницкого тесака оказалась в ее ладони. Она осторожно подняла руку — острие клинка смотрело точно под левую лопатку Конана, словно Лидженой в тот миг управлял опытный убийца. «РАЗИ! РАЗИ! РАЗИ!» — грянуло в нее в ушах. Клинок устремился вниз. И — остановился. Чьи-то сильные пальцы заламывали Лиджене руку, вырывая тесак из ослабевших пальцев. Она застонала и перестала сопротивляться. Рядом с Конаном стоял Хашдад — и подле него Илорет. Глаза принцессы были полны слез. «Дура! — напоследок услыхала Лиджена. — Ты провалила все дело! Но ничего, ты нам еще пригодишься…» Нельзя сказать, что, вставая под пристальным взглядом принцессы, Конан имел особенно победительный вид. Хашдад молча указал на мясницкий тесак. — Она собиралась угостить тебя вот этим! Мы успели в самый последний момент! Илорет плакала, с ненавистью глядя на лишившуюся чувств Лиджену. — Эту шлюху завтра же запорют кнутами на площади Правосудия! И умирать она будет долго — от рассвета и до заката! А ты, ты, ты… — она давилась слезами, не в силах произнести ни одного слова. Конан только молча махнул рукой. Без толку спорить с девчонкой, вбившей себе в голову невесть что! — Зачем она хотела это сделать? — задумчиво бормотал тем временем Хашдад, одевая бесчувственную Лиджену. — Наверное, мстила за… — Конан бросил взгляд на Илорет и осекся. — За что? — тут же подхватила принцесса. — Ты знал ее раньше?! Кром! Все женщины одинаковы. Почему они так быстро решают, что имеют все права на него, Конана?! Не отвечая принцессе, киммериец повернулся к Хашдаду. — И что ты хочешь с ней теперь делать? — Сдать палачам эмира, — невозмутимо бросил кузнец. — Надеюсь, они сумеют узнать, кто послал эту девчонку прикончить тебя. — Прикончить меня? Что за глупости! Она очутилась здесь немногим раньше нас! Никто не знал, что мы последуем в Маранг! — Однако же кто-то узнал, — хладнокровно парировал кузнец. — Может, Ночные Клинки? — предположил Конан. — Если Лиджену увез этот проклятый чернокнижник Пелий, то я ничему не удивлюсь. А если она под властью заклинания, то ее обвинять уже нельзя — противиться чарам может далеко не каждый… Так лучше бы позвать придворного волшебника, а не палача, Хашдад! — Палача! — топнула ножкой Илорет. — Именно палача! — Успокойся, прекрасная принцесса! — теряя терпение, гаркнул Конан. — Здесь все не так просто. Надо разобраться. Неужто не понять? — Идем, — вместо ответа Илорет внезапно потянула Конана за руку и решительно захлопнула за собой двери. Они оказались в соседнем покое — он тоже был отведен Конану, однако киммериец не понимал надобности подобного и пользовался всего одной комнатой. Когда человеку нужен простор, он идет странствовать под звездным небом, а не под лепными потолками. — Так что же это в ней есть такое, чего нет у меня? — уперев руки в боки, напористо спросила принцесса. — Что в ней лучше? Отвечай! Конан промолчал. Ссориться с эмиром Маранга пока не входило в его намерения, но и уступать беззастенчивому натиску этой девчонки?! — Слушай, принцесса! Я не стану обсуждать это с тобой. Я делаю то, что хочу, и никому не давал никаких обещаний, которые бы нарушил с Лидженой. Ее не надо осуждать. Она просто заколдована! — Она-то да. А вот ты? — Принцесса! — загремел Конан. — Я отвечаю только перед одним человеком — перед самим собой! Понятно?! Кажется, твое спасение стоит того, чтобы не досаждать мне вопросами! И, отодвинув плечом ошарашенную принцессу, Конан вихрем вылетел из покоя. Разумеется, эмиру обо всем доложили быстро — даже слишком быстро, по мнению Конана. Разумеется, эмир не оставил это без внимания — он прибыл лично, в сопровождении своих целителя, чародея и палача. Мрачный Конан кивком указал на все еще лежавшую без чувств Лиджену. — На нее, похоже, наложили заклятье. Надо разобраться в том, кто это сделал и как. Палач тут не нужен. — Но, доблестный Конан! — запротестовал эмир. — Маранг мог лишиться своего лучшего воина! А ты утверждаешь, что палач не нужен! Быть может, эта девица только притворяется, что она под действием чар, чтобы уйти от наказания! — С разрешения пресветлого правителя, его покорный слуга мог бы выяснить это, — негромко произнес спокойный приятный голос. Придворный волшебник эмира — средних лет, худощавый, горбоносый, с черными, как смоль волосами и курчавой бородой — почтительно поклонился своему повелителю. — Так действуй же! — энергично затряс головой владыка Маранга. Воцарилась напряженная тишина. Чародей принялся водить ладонями над головой Лиджены, время от времени, морщась, точно в кожу ему впивались мелкие занозы. Спустя краткое время он вздохнул и поднялся. — Увы, мой повелитель — эта несчастная и в самом деле околдована. Я узнаю магию ордена Нерг! — Пелий… — выдохнул Конан. — Теперь понятно. — Пелий? — удивился чародей эмира. — Пелий из ордена Нерг? Я знавал такого… Сильный был колдун… Правда, о нем уже давно никто не слышал… — Он сменил род занятий, — усмехнулся Конан. — Перекинулся из волшебства в работорговлю. А, кроме того, он теперь один из братства Ночных Клинков. — Невероятно! — воскликнул волшебник. — Да простит мне мой повелитель эту несдержанность — это невероятно! Он же был очень близок к Белому Кругу! Орден Нерг никогда не якшался с темными силами! — В семье не без урода, — буркнул Конан. — Один выродок нашелся… — Ты можешь снять с нее чары? — Эмир повернулся к чародею. Тот виновато развел руками и потупился. — Увы, мой повелитель. Я могу прочесть эти чары, могу понять, кем они наложены… Но снять… Я ведь еще не имею полного достоинства мага… — Да, да, я знаю, — раздраженно покивал эмир. — Хотя, право же, этот твой орден Ган слишком уж щепетилен! — Если мастера не представляют меня к последнему испытанию, значит, такова их воля, и силой тут ничего не сделаешь… Я сожалею, повелитель. — Волшебник склонил голову. — Хорошо, хорошо, Неан, я не гневаюсь на тебя. Ты хороший чародей — Лучший из всех, кого я знаю. Но посоветуй же нам, что теперь делать! Конан и Хашдад выразительно воззрились на Неана. — Самым разумным было бы поместить ее во дворце пресветлого повелителя, — предложил чародей. — В задних покоях, под строгим надзором — но без всяких жестокостей. Она все равно, что безумна, мой господин. Наставник моего ордена, почтенный Ганнарон, быть может, посоветовал бы лучше… быть может, он распутал бы чары, а я могу сказать, что их действие прекратится лишь со смертью мага Пелия… — Ну, за этим дело не станет, — мрачно бросил Конан. — Дайте мне только до него добраться! — Погодите, погодите! — эмир недовольно поднял руку. — Для чего нам обсуждать это? Раз эта девушка безумна и находится под властью чар, я поступлю, как мне советует достойный Неан. А добираться до мага Пелия… Разумно ли это, доблестный Конан? Вспомни, ведь у тебя были совсем иные планы! И мы даже договорились… Киммериец стиснул кулаки — с этим эмиром, у которого язык становится медоточивее день ото дня, он ни о чем договариваться не станет! Теперь-то уж точно! — Не тревожься, владыка Маранга. Киммерия держит свои обещания. — Тогда, быть может, мы поручим эту несчастную заботам целителя, а сами обсудим планы переустройства моей армии?.. Побег Конан назначил на следующую ночь. У марангского эмира было слишком много желаний и слишком мало терпения. Киммериец не мог больше терять времени. Под кожей по-прежнему горели удары бичом, полученные на галере Ночных Клинков. Он жаждал мести, он, никому никогда не прощавший не то что пощечины, но и просто косого взгляда! Однако уйти так просто ему не удалось. Утром решающего дня до Маранга вновь докатились тревожные известия. Они пришли из Энгласа, того самого Энгласа, что волею судеб оказался на самом краю населенных земель. Весть, прилетевшая оттуда, была коротка и страшна, словно беспощадный удар кинжала наемного убийцы: — Леопарды-оборотни! Леопарды-оборотни Ночных Клинков! |
||
|