"Рассказы о любви" - читать интересную книгу автора (Иноуэ Ясуси)

И смерть, и любовь, и волны морские

С наступлением сентября в Токио днем еще жарко, но по утрам и вечерами осенняя прохлада забирается под одежду и холодит кожу. Здесь же, в городке К., на южной оконечности полуострова Кисю, несмотря на раннее утро, было тепло, широко расстилалось море, густо-синее, как чернила, и его волны чешуйками вспыхивали под яркими лучами солнца. Суги казалось, что в этих краях задержался август.

Он сразу узнал этот отель, который ему порекомендовали вчера в гостинице на горячих источниках Кацуура. До войны здесь была вилла крупного коммерсанта из Кобэ, потом ее перекупили и превратили в отель, нынешней весной его широко рекламировали газеты. Дом, построенный в западном стиле, чем-то напоминал слоеный пирог. Он был не так уж велик. Расположенный на небольшом холме, который с запада и с востока подпирали отвесные скалы, овеянные легендой, будто в былые времена они давали приют морским разбойникам, он создавал впечатление удивительной прочности. Старинная, напоминающая средневековую, башенка со шпилем, увенчивающая здание, ослепительно посверкивала на солнце и была видна издалека на фоне голубого неба.

Суги проводили в номер на втором этаже, откуда открывался чудесный вид. Он положил на стол саквояж и шляпу и спустился в холл, выходящий окнами на море. Приблизившись к окну, Суги начал внимательно разглядывать огромную, похожую на ширму скалу, которая возвышалась в нескольких сотнях метров от отеля. Со стороны моря она была почти отвесной, внизу из воды торчали огромные камни, о которые, должно быть, тысячелетиями разбивались волны.

Спокойное в этот час утреннее море волновалось лишь близ этих камней, украшая их белоснежным кружевом пены. С того места, где стоял Суги, был хорошо слышен рокот бьющихся о скалу волн.

Вот подходящее место, подумал Суги. Его взгляд остановился на левой стороне скалы, где росли сосны, над которыми кружили незнакомые ему морские птицы.

От края утеса тело будет лететь вниз несколько десятков метров, пока не ударится вон о тот выступ. Потом, описав плавную дугу, оно упадет прямо в промежуток между торчащими из воды камнями, где шумят и пенятся волны.

Идеальное место, чтобы уйти из жизни, окончательно решил Суги и удовлетворенно закурил.

Он вновь проследил взглядом весь путь, который совершит его тело, от вершины темно-бурой скалы до поверхности моря, но не ощутил страха.

По-видимому, он потеряет сознание еще до того, как ударится о выступ. А дальше бездыханное тело будет падать, как всякий неодушевленный предмет, подчиняясь физическим законам. Прыжок в смерть приобретет геометрическую чистоту линий и будет выглядеть весьма изящно.

Ну и прекрасно, подумал Суги. Вернувшись к себе, он окинул взглядом номер, где ему предстояло провести три дня до самоубийства.

Номер состоял из двух комнат. В большой — кровать, стол и кресла. Кровать застелена свежими простынями. Он попробовал пружины — они мягко подались под его руками. Маленькая комната представляла собой ванную, через южное и восточное окна виднелось море. На табличке значилось, что горячую воду подают в установленные часы, утром и вечером. Суги это вполне устраивало. Он открыл кран. Вода была только холодная. Чего можно требовать от японских отелей, когда война окончилась совсем недавно, подумал Суги.

В дверь постучали, и вошел тот же бой, который провожал его в номер.

Чем-то он походил на студента, и когда Суги спросил его, тот ответил, что действительно собирается поступать в университет, а сюда он нанялся подработать и в свободное время готовится к экзаменам.

— Есть ли еще постояльцы в отеле? — поинтересовался Суги.

— Да, вчера приехала одна дама.

— А отель не прогорит?

— Владелец рассчитывает со временем привлечь сюда иностранных туристов, ну а пока одни убытки.

Бой вручил Суги гостиничный бланк, и тот, достав из кармана авторучку, стал быстро его заполнять: Сэнноскэ Суги, 37 лет, президент торговой фирмы «Суги». Предполагаемый срок пребывания — три дня. Домашний адрес — Токио, район Синагава, Омори, Санно. Цель приезда...

— О цели приезда писать обязательно? — спросил Суги.

— Это по вашему усмотрению. Просто существует такая графа,— ответил бой.— А знаете, такой же вопрос мне сейчас задала та дама с первого этажа.— Бой вытащил из кармана заполненный бланк и показал его Суги.

— Наверное, ей не хотелось, чтобы знали о цели ее приезда, поэтому она написала по-иностранному, кажется по-французски.

— По-французски?

— Ну, во всяком случае, не по-английски.

Суги взял у боя бланк, исписанный красивым, четким почерком, и прочитал:

Последний ответ поразил Суги. Mors — не французское, как думал бой, а латинское слово, и, насколько было известно Суги, оно означало «смерть».

А ведь он сам за секунду до этого подумал: не писать же ему в анкете, что цель его приезда — смерть.

— Совсем еще молодая женщина,— пробормотал Суги.— А это слово означает «путешествие»,— пояснил он бою.

Итак, здесь, в отеле, находится еще один человек, прибывший сюда, чтобы умереть, подумал Суги, когда бой ушел. Но это его ничуть не взволновало. Даже не возникло желания хотя бы взглянуть на эту женщину. Сейчас Суги было совершенно безразлично, что кто-то еще решил уйти из жизни: одинокое облачко, растворившееся в синеве небес, или волна, разбившаяся о прибрежные скалы,— обычное явление природы, не имеющее к нему никакого отношения. В его положении думать о других слишком обременительно. Еще в школьные времена, если он твердо знал, что провалится на экзамене, неудача других однокашников не вызывала у него ни малейшего сочувствия. Нечто подобное испытывал он и теперь. Кто должен умереть, пусть умрет. Суги ведь предстоит то же самое — и он не дрогнет. С тех пор как он решил покончить с собой, у него пропал всякий интерес к окружающему.

Суги спустился в ресторан и пообедал, хотя час был еще ранний. Он стал просыпаться чуть свет с тех пор, как отправился в путешествие. Прежде ему требовалось для сна не меньше восьми часов. Теперь же, когда он забросил дела и решил окончить счеты с жизнью, ему хватало пяти. Он вставал рано и чувствовал себя вполне отдохнувшим.

Сегодня утром в Кацуура Суги проснулся уже в пять часов и, наскоро позавтракав в гостинице, сел в первый же поезд, хотя торопиться ему было некуда. Он сошел на станции Кимото и сразу же направился в отель.

Завтрак был слишком ранним, поэтому проголодавшийся Суги спустился в ресторан, не дожидаясь обеденного часа.

Пообедав, он заказал кофе и, потягивая его маленькими глотками, смотрел через окно на скалу, видневшуюся вдали. Сегодня или завтра он отправится туда и точно определит место. Даже это представлялось ему обременительным, но было необходимо, чтобы совершить свой последний поступок.

Вернувшись в номер, Суги достал из добротного саквояжа «Путешествие на Восток» Рубрука[8]. Это было издание 1900 года, перевод с латыни на английский. Бумажная закладка свидетельствовала, что книга прочитана на одну треть. За два дня он закончит ее, и тогда человеку по имени Сэнноскэ Суги больше ничего не останется делать на этом свете. Он перевернет последнюю страницу и закроет книгу. Потом выйдет из отеля и направится к отвесной скале. Там его будет ждать смерть.

На миг он как бы со стороны увидел свою фигуру, удаляющуюся к скале, потом углубился в чтение. Его целиком поглотил XIII век, захватывающий мир христианских крестов, астрологии, монгольских юрт, мир смерти, голода, смелых авантюр и высоких помыслов того, кто совершил путешествие в неведомое.

Спустившись в ресторан поужинать, Суги занял столик у окна. К нему подошел бой.

— В отеле вас двое. Вы не будете возражать, если я посажу даму за ваш столик?— спросил он.

— Пожалуйста.

Бой поставил еще один прибор напротив. Вскоре в ресторан вошла молодая женщина.

— Разрешите?— спросила она, приблизившись к столику.

— Прошу,— ответил он и впервые поглядел на ту, кто в графе «цель приезда» написала: «смерть».

В гостиничном бланке значилось, что ей двадцать три года, но выражение холодной неприступности, спокойного безразличия, с которым она поглядела на Суги, делало женщину на несколько лет старше.

Ее черные глаза, прикрытые длинными ресницами, лихорадочно блестели. Словно не замечая Суги, она пристально смотрела на море, видневшееся за окном.

Ее немигающий, остановившийся взгляд производил неприятное впечатление, но Суги подумал, что именно таких женщин называют красивыми.

Принесли суп, и Суги быстро осушил содержимое своей тарелки. Женщина по-прежнему безучастно глядела в окно. Бой поставил перед ней следующее блюдо, но она даже не шелохнулась, очевидно не замечая этого.

Она ничего не видит, кроме смерти, подумал Суги. Покончив с ужином, он наконец не выдержал и обратился к той, чье имя, если верить бланку, было Нами Цудзимура:

— Почему вы не едите? У вас все остыло.

Словно очнувшись, женщина удивленно взглянула на него. У нее был широкий лоб, густые волосы плавной волной спускались к шее. Один из камешков ожерелья холодно сверкнул. Настоящий бриллиант, подумал Суги. Женщина шевельнула губами, собираясь что-то сказать, но, видимо, раздумала. Ее лицо вновь обрело холодное и неприступное выражение.

Обратив внимание, что Суги пьет пиво, она подозвала боя:

— Принесите и мне пива... Нет, лучше, пожалуй, виски с содовой,— приказала она, потом взяла ложку и грациозно поднесла ее ко рту.

— Красиво, не правда ли?— сказал Суги, кивнув на пейзаж за окном.

Он заговорил не ради того, чтобы соблюсти правила хорошего тона. С сочувствием и несколько иронически поглядывая на эту женщину, которой, казалось, стоило неимоверного труда даже подносить ко рту ложку с супом, он решил хоть немного скрасить ее последнюю трапезу. Он догадывался, что последнюю — ведь в гостиничном бланке, в графе «срок пребывания» она записала «два дня». Поскольку она приехала накануне, значит, уже сегодня вечером ей предстоит покончить счеты с жизнью. Он почувствовал это, когда она глядела на море, ничего не видя перед собой, кроме надвигающейся смерти.

— Да, красиво,— ответила она, подняв голову, и поглядела в окно, будто впервые обратила внимание на бескрайний морской простор. Море, словно устав за день, отдыхало, разгладив морщины волн.

— К сожалению, сегодня я уезжаю,— тихо сказала она.

Выходит, я был прав, подумал Суги.

— Куда же? — машинально спросил он и сразу же спохватился, поняв, сколь неуместным был его вопрос — Простите за бестактность.

Нами вскинула на него глаза, ее прекрасное лицо сразу же стало жестким.

— Почему вы считаете такой вопрос бестактным?— вызывающе спросила она. Ее тон не допускал ни малейшей увертки.

Суги промолчал. Он с неприязнью подумал, почему психика человека, решившего умереть, так обострена, почему он настолько лишен снисходительности и такта. Нет, я таким не стану, решил он.

— Вы что...— начала было Нами, но Суги перебил ее:

— Да,— кивнул он и холодно добавил: — Mors.

Кровь отлила от ее лица.

Разговор с этой незнакомой женщиной наскучил Суги. Ему совершенно ни к чему быть свидетелем чьих-то переживаний, скорей бы отделаться от нее, подумал он.

Суги хотел встать из-за стола, но Нами, не обращая на его попытку ни малейшего внимания, с вызовом спросила:

— Значит, вы прочитали заполненный мною бланк?

Он ничего не ответил, про себя подумав: «Мне совершенно безразлично, намерена ты умереть или останешься жить».

Она встала и быстро пошла к двери, но с полдороги вернулась и заявила:

— Я не хочу, чтобы мне кто-то помешал.

— Не беспокойтесь. Человек свободен в своем выборе. Он волен даже избрать смерть.

— Вы в самом деле так считаете?

— Безусловно.

— Благодарю вас.

Она слегка наклонила голову и вышла в небольшой холл, отгороженный от ресторана ширмами. Оставшись один, Суги снова сел за стол.

Нами, видимо, сходила к себе в номер и вскоре вернулась в холл с небольшой сумочкой в руках.

Неожиданно из холла донеслись сладостные зажигательные звуки «Ла компарситы».

Прислушавшись к мелодии этого прекрасного танго, Суги вдруг подумал: сейчас музыка доиграет, и с ее последними звуками Нами, как она выразилась, «уедет». Так и случилось. Музыка умолкла, и в дверях появилась Нами. На мгновенье их взгляды встретились. Она повернулась к Суги спиной и собралась было уйти, но передумала и подошла к нему:

— Благодарю за то, что вы разделили со мной мой последний ужин. Не исключено, что завтра утром сюда приедет один мой знакомый и станет меня разыскивать. Я ему отправила прощальную телеграмму. Если вы увидите его, пожалуйста, не сочтите за труд передать ему вот это.

Нами протянула ему искусственную красную розу.

— А если он не приедет?— спросил Суги.

— Тогда выбросьте ее.

— Хорошо, я согласен.

Суги взял розу, повертел в руках и машинально поднес к носу. Цветок, естественно, не пах. Осознав нелепость своего жеста, он поглядел Нами в глаза и слегка улыбнулся. Нами не ответила на его улыбку.

— Меня не смутит, даже если вы станете подсматривать за мной из окна,— сказала она и, не удостоив Суги взглядом, направилась к двери.

Кажется, она неправильно поняла его улыбку и решила, что он ее презирает, расстроился было Суги, но потом подумал: какое, собственно, это имеет значение для человека, решившегося на самоубийство? — и успокоился.

Прихватив розу, он вышел из столовой в сад, где росли белые гибискусы. Полюбовавшись цветами, он поднялся к себе в номер и положил розу на стол.

Внезапно в его памяти всплыли последние слова Нами. Суги закурил сигарету и, выйдя в холл, стал глядеть из окна на морской берег, еще освещенный последними лучами заходящего солнца. Вдалеке он заметил маленькую фигурку, направлявшуюся к скале. По голубому платью он сразу же узнал в ней Нами.

На побережье спустился летний вечер. Казалось бы, ничто не могло нарушить его тишины. Но тишина обманчива. Вот-вот послышится всплеск и оборвется жизнь молодой женщины.

Тоскливое чувство охватило Суги.

Ничего не поделаешь. Кто жаждет смерти — пусть умрет. Он ведь тоже скоро уйдет в небытие.

Суги включил настольную лампу и раскрыл на заложенной странице «Путешествие на Восток». До конца оставалось страниц сорок.

Прощаясь с жизнью, Нами поставила пластинку с «Ла компарситой». Суги же решил дочитать записки средневекового путешественника. Не прошло и нескольких минут, как он погрузился в чтение, захваченный описанием необыкновенных обычаев, существовавших у западных монголов в XIII веке.

Свою жизнь Суги посвятил главным образом тому, чтобы пустить на ветер гигантское состояние, которое оставил ему отец — известный банкир, пользовавшийся авторитетом в финансовых кругах Японии.

Поражение в войне породило в стране хаос, все перевернулось вверх дном, К этому времени Суги уже успел промотать несметные капиталы отца, что, казалось, было бы не под силу и нескольким непутевым наследникам.

Причем нельзя сказать, чтобы он вел особенно разгульный образ жизни. Да и никакими, пусть самыми безумными кутежами, содержанием десятков дорогих наложниц было бы просто невозможно растратить такое наследство.

У Суги, может, и была одна или две любовницы, но он держал эти связи в тайне. Жены он не имел, детей тоже.

Суги не считал себя холостяком по убеждению. Просто так сложились обстоятельства, что к тридцати семи годам он все еще не обзавелся семьей. Когда он спохватился, у его университетских друзей было уже по двое, а то и по трое детей, а Суги по-прежнему оставался один в своем просторном особняке.

И все же при довольно скромном образе жизни Суги умудрился лишиться огромного состояния. Объяснить это можно было одним — фатальным невезением. Нельзя сказать, что Суги не обладал хваткой бизнесмена или вообще питал отвращение к предпринимательской деятельности. Нет. Просто за какое бы дело он ни брался, его по роковому стечению обстоятельств всегда подстерегала неудача.

Неуемная энергия молодости толкала его на самые разнообразные начинания: то он основывал судостроительную компанию, то парфюмерную фирму, то вдруг переключался на фармацевтику. В случае успеха каждое из этих предприятий сулило огромные барыши, но все они неизменно заканчивались крахом. Суги явно родился под несчастливой звездой.

К тому времени, когда Суги уже расправился со всем громадным капиталом, как раз кончилась война и кризис подмел последние крохи былого богатства.

Суги собрал жалкие остатки миллионов — сумма тем не менее вышла немалая — и поставил все на одну карту. Он вложил деньги в угольные шахты, решив еще раз попытать счастья. Но и здесь его ожидала неудача.

Пытаясь спасти свою последнюю ставку, он в течение всего минувшего года развивал бешеную деятельность, раздавая взятки направо и налево, забыв предостережение отца, который перед смертью завещал ему пуще всего беречь репутацию честного предпринимателя. Разразился грандиозный скандал, вызванный коррупцией в чиновничьих кругах, и над Суги уже занесся меч прокурора. Он сам понимал безвыходность своего положения лучше, чем кто-либо другой.

Отчетность по добыче угля на шахтах у него содержалась в порядке, да и сумма данных им взяток являлась не такой уж большой. Хуже было другое — Суги неоднократно выступал как посредник и даже подставное лицо при подкупе чиновников. Не сегодня завтра связанный с его именем скандал должен был прогреметь со страниц всех крупных газет.

Поняв, что спасения нет, Суги решил уйти из жизни. Молодой, пользовавшийся всеобщим уважением предприниматель чувствовал, что не вынесет неумолимо надвигающегося позора. Имя Сэнноскэ Суги всегда считалось синонимом честности и порядочности, и мысль о том, что теперь оно будет замарано, была ему невыносима.

Суги не пришлось даже приводить в порядок свои дела. Он не оставлял после себя ни жены, ни детей, ни близких родственников, о будущем которых следовало бы позаботиться. Все состояние было растрачено. В момент ареста обнаружился бы огромный дефицит его компании.

Станет ли он о чем-нибудь сожалеть, расставаясь с этой жизнью, раздумывал Суги. Нет, ни о чем. Разве что о «Путешествии на Восток» Рубрука — книге, которой он интересовался еще в студенческие времена, да так и не удосужился прочесть до конца.

Суги и самому показалось странным, отчего он вдруг вспомнил о «Путешествии на Восток». И вместе с тем он ощутил прилив такой тоски по давно прошедшим дням, что удивился, как до сих пор ни разу не вспомнил об этой книге. Решение о самоубийстве как бы сняло с Суги заботы последних двадцати лет и разом вернуло к тем чувствам и интересам, которые занимали его в студенческие годы.

Перед отъездом из Токио Суги попросил своего старинного друга, преподавателя социологии, взять для него ненадолго в университетской библиотеке «Путешествие на Восток».

Перевернув последнюю страницу этой книги, он закроет и последнюю страницу своей жизни — если оглянуться назад, такой суетной и неинтересной.

Из Токио он отправился в Киото, где полюбовался в храме Сайходзи Садом мхов, который так нравился ему в юности, потом через Осака уехал в Вакаяма, оттуда — поездом в Кисю.

Он выбрал для самоубийства Кисю не по каким-то особым причинам. Просто вычитал то ли в газете, то ли в романе, будто «черное течение» Куросио уносит тела самоубийц куда-то в далекие, неведомые края.

Он провел одну ночь в Сиономисаки, другую — в Кацуура. Хозяин гостиницы в Сиономисаки рассказал ему, что здесь кончают самоубийством главным образом из-за несчастной любви. И Суги почему-то расхотелось расставаться с жизнью в этом месте. Кроме того, прибрежные воды в Сиономисаки изобиловали рифами. Он представил, как найдут на одном из них его изуродованное тело, и отступился.

В Кацуура он долго глядел со второго этажа гостиницы на море, по которому сновало множество рыбачьих лодок. Деловитый, задорный шум их моторов не располагал к смерти.

Лишь прибыв в небольшой городок К., он наконец нашел подходящее место. Усыпанный мелкой галькой берег был совершенно безлюден. В бурном море — ни суденышка. Черно-синяя пучина казалась бездонной, и Суги подумал: если эти волны примут его в свои объятия, то уж никому и никогда не отдадут.

Суги перевернул страницу и поднялся с кресла.

Снаружи слышался какой-то шелест, не похожий на шум волн. Он отворил окно. Лил дождь. Вместе с его каплями в комнату ворвался холодный ночной бриз, принесший с собой резкий запах моря.

Суги взглянул на часы. Стрелки показывали половину десятого.

Он захлопнул окно, переоделся в пижаму и закурил.

Ему показалось, что постучали в дверь. Он прислушался. Тишина. Потом опять, уже более явственно: тук-тук-тук.

— Кто там?— спросил Суги, открывая дверь.

В проеме кто-то стоял.

— Кто это?— повторил Суги.

— Это я,— едва слышно донеслось до него. Потом более отчетливо:— Не смотрите на меня... Я раздета, на мне лишь одна рубашка.— Потом раздались рыдания, и дрожащий голос произнес: — Я не смогла умереть...

Несколько бесцеремонно с ее стороны являться к нему в таком виде, подумал Суги. Он взял Нами за обнаженную руку, мокрую от дождя. Обняв девушку за плечи, Суги повел ее в комнату. Нами в самом деле была в одной рубашке, с которой капала вода.

С прилипшими к лицу волосами, дрожащая от холода, она ничем не напоминала ту элегантную даму, которую Суги видел в ресторане.

Оказавшись в полосе света, Нами вскрикнула и стала вырываться из его рук. Ожерелье порвалось, и бусинки рассыпались по полу.

— Подождите здесь,— сказал Суги и пошел в ванную. Он открыл кран, но в этот поздний час горячей воды уже не было. Тогда он взял полотенце и подал его Нами: — Вытритесь.

— Благодарю.— Ее голос теперь звучал спокойнее,— Не найдется ли у вас какой-нибудь одежды?

Суги на минуту задумался, потом вытащил из чемодана шорты и белую сорочку и передал Нами.

— Спасибо,— сказала она смущенно, совсем не так, как говорила с ним в ресторане, протянула свою тонкую белую руку, взяла одежду и скрылась в прихожей.

Когда Нами вновь появилась перед Суги в не по росту больших шортах и рубашке с закатанными рукавами, к ней отчасти вернулась прежняя манера держаться.

В этом наряде она показалась Суги похожей на юношу.

— Я не смогла умереть,— с досадой повторила она.

— Вижу, иначе вы бы не стояли сейчас передо мной,— ответил Суги.— Садитесь.

Он указал ей на кресло, а сам опустился на кровать.

Нами села, продолжая вытирать полотенцем волосы,

— Но я не отказалась от своего намерения, так и знайте,— заявила она вызывающе.

— Это ваше личное дело,— холодно ответил Суги.

— И ни в каких поучениях и уговорах я не нуждаюсь.

— Я не собираюсь вас уговаривать, даже если вы об этом попросите.

Суги больше не испытывал скованности, как во время их первой встречи. Нами напоминала ему теперь милого и капризного ребенка.

Он заметил, что она, вытирая волосы полотенцем, смахивает слезы, и ощутил щемящее чувство жалости к этой женщине.

— Если бы я с вами не встретилась, меня бы уже не было на свете. Это вы мне помешали. Холодный, бесчувственный человек! — обвиняющим тоном сказала она.

— Бесчувственный?

— А разве нет? Вам было известно, что я решила покончить с собой, но вы даже пальцем не пошевельнули, чтобы меня остановить. И еще с таким презрением глядели мне в лицо. Да вы просто бессердечный человек! — все более распаляясь, воскликнула Нами. Ее глаза горели настоящей ненавистью.— Правда, ваши уговоры меня бы все равно не остановили.

— Так в чем же дело?

— Как это в чем?! Да одной встречи с вами достаточно, чтобы пропало всякое желание умереть. Знать, что посторонний с презрительной усмешкой наблюдает, как ты лишаешь себя жизни! Нет, это выше человеческих сил!

В самом деле, может быть, она и права, подумал Суги. Хотя его вряд ли остановило бы подобное обстоятельство.

— По вашей милости я вынуждена провести еще одну ночь в отеле. А ведь я кинула в море деньги и одежду, чтобы отрезать себе путь к отступлению. Потом два часа мокла под дождем и никак не могла заставить себя броситься со скалы... Дайте мне взаймы, чтобы оплатить номер и купить что-нибудь из одежды до завтрашнего вечера. Я напишу матери, она вернет вам долг.

Нами уткнулась лицом в полотенце и зарыдала. Со смешанным чувством глядел Суги на эту странную молодую женщину. Ее прекрасная белоснежная шея слегка порозовела.

— А почему вы обязательно должны умереть?— спросил он.

— На то есть причина.

— Понимаю... У меня тоже.

— Вот как?!— Нами удивленно поглядела на него.

Суги почувствовал, как в нем растет желание утешить ее.

— Я умру. К этому меня обязывает чувство долга. Но вам-то зачем умирать?

— Меня разлюбили.

— Разлюбили? — Суги не засмеялся, но слегка покривил губы.

— А что толкает на смерть вас?

— Угроза бесчестья.

Он впервые произнес вслух эти слова и, прислушиваясь к их звучанию, подумал: «Я должен умереть, иного выхода нет».

— Бесчестье,— повторила Нами без всякого выражения и поглядела ему в глаза.— Кто не любил, тому не понять, как это страшно — потерять любовь.

На губах Нами впервые возникло подобие улыбки. То была горькая улыбка, но Суги показалось, что лицо девушки стало еще красивее.

— Пойду закажу номер еще на одну ночь. Извините, что причинила вам беспокойство.

— А деньги?— остановил ее Суги.

— Займу их завтра.

— Зачем занимать? Я просто дам вам столько, сколько нужно. Не брать же мне их с собой на тот свет.

Когда Нами ушла, Суги взял с кресла оставленное ею полотенце и отнес в ванную. От полотенца исходил слабый аромат женского тела — слишком нежный, чтобы напоминать о смерти.

На следующее утро Суги, как обычно, проснулся рано. До завтрака еще было достаточно времени, и он решил подняться на скалу, где росли сосны — к тому месту, откуда он собирался броситься в море. Надев халат и гэта, на которых красовалась эмблема отеля, он прошел по песчаному пляжу, влажному после ночного дождя, и стал взбираться на скалу. Сегодня было пасмурно, и море казалось мрачным и холодным, совсем не таким, как вчера. Невысокие волны гряда за грядой накатывались на берег.

Миновав маленький синтоистский храм, он пошел по узкой и крутой каменистой тропе, которая, видимо, вела к самому верху скалы. Наконец, он добрался до вершины, и его взгляду открылась грандиозная панорама моря. Далеко внизу волны с грохотом бились о прибрежные рифы.

Скала была много выше, чем ему казалось, когда он разглядывал ее из гостиничного холла. Только мысль о неминуемом позоре, о разоблачительных статьях с его фотографиями во всех газетах прибавила ему решимости. Внимательно изучив вершину скалы, он той же дорогой спустился к ее подножию.

Бьющиеся о рифы волны образовывали водовороты, в которых яростно вспенивалась вода. В водоворотах то показывались, то исчезали под шапками белой пены зеленые водоросли. Их яркая, живая зелень удивительно контрастировала с безжизненно-бурым цветом скалы.

Значит, здесь, подумал Суги.

Ему представилось обнаженное тело прекрасной девушки, лежащее на рифах. Он не знал, в каком месте Нами собиралась броситься в море, но решил: раз сам он выбрал эту скалу, то и она хотела обрести вечный покой именно здесь, на ложе из рифов, омываемых пенными волнами.

Суги вернулся в отель к завтраку.

Нами еще не появлялась, и он спросил о ней боя.

— Госпожа проснулась рано, заказала по телефону завтрак на одиннадцать, потом, судя по всему, снова уснула,— ответил тот.

Должно быть, утомилась от вчерашних треволнений, подумал Суги.

Он вложил в конверт деньги — сумму, достаточную, чтобы провести в отеле не одну ночь, а целый месяц,— и вместе с короткой запиской передал бою, попросив вручить Нами, когда она придет завтракать.

В самом деле, Суги намеревался сегодняшний и завтрашний день провести один, не желая, чтобы эта молодая женщина помешала ему погрузиться в описание загадочного края озер, существовавшего семь столетий тому назад на пути между Западом и Востоком.

Вечером, когда Суги ужинал у себя в номере, дверь неожиданно распахнулась, и в комнату без стука ворвалась Нами. Она была бледна и испугана.

— Позвольте мне побыть у вас,— выпалила она.— Он приехал и разыскивает меня. С ним моя младшая сестра. Я не желаю встречаться с этим человеком. Он прямо сказал мне: «Я тебя больше не люблю». Разве я могу после этого видеть его? Никогда! — сбивчиво объяснила она.

— Садитесь,— спокойно произнес Суги.— Этот человек, которого вы не желаете видеть, пришел в отель?

— Да. Я случайно выглянула в окно и сразу его увидела. Он направлялся к отелю. Следом шла моя сестра. Я бросилась к телефону и приказала бою ни в коем случае не говорить, что я здесь. И сразу прибежала к вам... Он сказал, что не любит меня. Бросил эти слова мне прямо в лицо. Он...

Суги перестал прислушиваться к тому, что говорила Нами. Ее бессвязная речь все более походила на горячечный бред. Стоя у окна, Суги курил и глядел на море. Пока она не успокоится, лучше помолчать, думал он.

Вскоре Суги заметил молодую пару, которая вышла из отеля и стала спускаться к морю по крутой, вымощенной камнем дорожке. На нем были белые брюки и рубашка, на ней — голубое платье в полоску. Они шли не спеша, взявшись за руки, и, глядя на них, каждый догадался бы: это влюбленные.

На юго-западе алел небосвод. Красными были узкие полосы облаков, выстроившиеся в небе ровно, как по линейке. Красным отсвечивало и море.

Спустя некоторое время Суги увидал их на пляже. Сначала они сидели рядышком на песке, потом обнялись и тесно прижались друг к другу.

Как раз в этот момент Нами встала и подошла к окну. Суги инстинктивно протянул руку к шторе и мгновенно спустил ее, пока девушка не увидела ту пару на пляже.

Нами впилась в него злобным взглядом.

— Зачем вы опустили штору? Хотите уберечь меня от лишних переживаний?— резко спросила она.

— Вовсе нет,— как можно спокойнее ответил Суги.

Он был уверен, что Нами не успела поглядеть в окно, и удивился болезненно острой интуиции этой красивой женщины.

«А, все равно»,— подумал Суги и выпустил штору из рук — она сразу же взвилась к потолку.

Суги больше не глядел в окно, со злорадным выражением он наблюдал за Нами. Она, не мигая, уставилась в одну точку и не отводила от нее глаз. Потом ее руки как-то неестественно потянулись к вискам, губы искривились, и в следующее мгновение она повалилась на пол. С грохотом упало опрокинутое кресло.

Ну и ну, подумал Суги. Он поднял Нами и отнес на постель. Лицо у нее стало белее мела. Ничего страшного, решил он. Обыкновенный обморок.

В тот вечер он прочитал еще несколько страниц «Путешествия на Восток», потом улегся на полу, подстелив одеяло.

Перед тем как лечь, он на всякий случай подошел к кровати, где лежала Нами. Она спала, тихо и ровно дыша. По спокойному красивому лицу от глаз к вискам пролегли узкие, все еще не просохшие дорожки от слез.

Когда он улегся на свое ложе, снизу донеслись звуки «Ла компарситы», потом послышался смех молодого человека и его возлюбленной. Суги осторожно приподнял голову и поглядел на Нами. Она полулежала на боку, смотря широко раскрытыми глазами куда-то в угол комнаты.

Молодая пара покинула отель утром следующего дня. Нами оставалась у Суги до тех пор, пока не удостоверилась, что они уехали.

— Да он просто развратник... Работает учителем танцев... Я так любила его... А он, оказывается...

Нами как будто успокоилась, но была грустна и то и дело о чем-то задумывалась.

— Как веселилась эта парочка! А ведь они приехали, чтобы найти мое тело. Хороший урок для меня. Наверное, они продолжат свое приятное путешествие по побережью, пока не обнаружится мой труп. Я и не предполагала, что такое может быть.

Суги почувствовал, что девушка настроена менее решительно, чем накануне. Молодой, красивой женщине следует жить, подумал он. Человек всегда должен стремиться к жизни, невзирая на обстоятельства. «Но мой случай особый»,— прошептал Суги. Он с симпатией разглядывал прояснившееся лицо Нами, которая наконец избавилась от страшного наваждения. Пусть живет, у нее нет причин для самоубийства, подумал он.

— Давайте съездим в Симмия и купим вам что-нибудь из одежды. В таком виде нельзя появляться в Токио,— сказал Суги.

От городка К. до Симмия был целый час езды на электричке, но Суги решил пожертвовать послеполуденным чтением «Путешествия на Восток» ради своей спутницы.

Оставшиеся двадцать страниц он успеет дочитать нынче вечером и завтра. Ничего не случится, если накануне самоубийства он потратит несколько часов, чтобы вернуть к жизни молодую женщину.

Белое платье, которое подобрали в ателье, было недорогим, но удивительно шло Нами. Надев его, она сразу стала похожа на озорную девчонку. Сейчас, когда над ней больше не витал призрак смерти, ничто в облике Нами не напоминало ту ожесточившуюся, замкнувшуюся в себе женщину, какой впервые увидел ее Суги тогда, в ресторане.

— Давайте купим вам этот галстук,— предложила Нами, когда они остановились у витрины галантерейного магазина.

— На что он мне?

— Хотите сказать, что завтра он вам уже не понадобится?

— Вот именно.

— А разве плохо надеть красивую вещь, пусть только на один день?

Слова Нами прозвучали необычайно мягко и ласково. Суги взял галстук.

— А теперь купим вам туфли,— в свою очередь предложил он.

— Согласна,— улыбнулась Нами, и ее глаза радостно заблестели.

— А эти чулки? Они вам нравятся?

— Да, они чудесны.

— А этот пояс?

— Он просто замечательный и так пойдет к платью.

Суги покупал ей вещь за вещью, и Нами с нескрываемой радостью их принимала.

Как она переменилась со вчерашнего дня, не переставал удивляться Суги. Ему доставляло огромное удовольствие тратить на нее деньги, он только жалел, что истрачено так мало.

Было уже девять часов, когда, поужинав в самом большом ресторане города, они возвратились в К.

Страшно уставшие, они молча шли к отелю по дороге вдоль пляжа, вдыхая запахи моря.

— Завтра вы в самом деле хотите уйти из жизни? — внезапно прервала молчание Нами.

Неотвратимость смерти, о которой в последние часы Суги начисто забыл, вновь неумолимо напомнила о себе.

Он не ответил. Хотел было рассмеяться, но из горла вырвались звуки, даже отдаленно не похожие на смех.

— Вам сейчас чего-нибудь хочется? — спросила Нами.

— Нет.

— А любви?

— Какой там любви!

— Если у вас в самом деле есть какое-нибудь желание, скажите мне, не таитесь,— настаивала Нами.

Сейчас она походила на ребенка, выпрашивающего игрушку.

В самом деле, чего бы он хотел? — задумался Суги. Ничего... Хотя, может быть, женского тела... Да, чистую, обыкновенную женщину, кто бы она ни была, чтобы устать, насладившись любовью, и крепко уснуть нынешней ночью.

— О чем вы думаете? — прервала его размышления Нами.— Скажите, только откровенно.

А почему бы не признаться? Это не должно прозвучать оскорбительно, решил Суги.

— Я думал о женщине, о женском теле.

Он заметил падающую звезду, поглядел вверх и увидел, что весь небосклон усыпан звездами.

Они расстались в коридоре первого этажа — там находился номер Нами.

Поднявшись к себе, Суги сразу же прошел в ванную и встал под душ.

Когда он вышел из ванной, свет в комнате не горел, хотя он твердо помнил, что включал его. Он протянул руку к настольной лампе.

— Не надо,— послышалось из темноты.

Суги удивленно поглядел в ту сторону и при свете, проникавшем сквозь незадернутое окно, увидел на постели смутный силуэт. Глаза свыклись с темнотой, и он разглядел лежащую Нами, поверх одеяла виднелись ее обнаженные руки и грудь.

Пышные, вьющиеся волосы Нами разметались по подушке. Свободная поза, в которой она лежала, говорила об искушенности в любовных утехах, а может быть, наоборот, о детском неведении. Спокойное, немного недоуменное выражение лица, мягкая линия, идущая от плеча к белоснежной груди, — все это в одно мгновение увидел в полутьме Суги. Его тело, измученное долгим воздержанием, охватила дрожь. Суги очень явственно услышал шум прибоя и опустил руку на обнаженное плечо Нами...

На рассвете он ненадолго проснулся. Нами тихо спала рядом. Глядя на ее спокойное лицо, Суги не мог поверить, что эта женщина так жарко ласкала его всего несколько часов назад. Он ощутил нечто вроде обиды, но вспомнил прохладу ее тонких белых рук, обвивавших его шею, и смягчился.

Когда он окончательно проснулся, Нами рядом не было. На столе, придавленная «Путешествием на Восток», лежала записка:

В тот день он так и не встретился с Нами.

После ужина он дочитал последнюю главу удивительного путешествия, в которое монах Виллем Рубрук отправился в 1253 году. Из дальних краев, где странствовал чужеземный монах много веков назад, Суги вернулся в реальный, сегодняшний мир, с которым теперь его уже ничто не связывало. Увлекательное путешествие к монгольским юртам, которое он совершил вместе с автором, жившим задолго до Марко Поло, окончилось. Из всех развлечений, выпавших на долю Суги за тридцать семь лет его жизни, это, последнее, оказалось самым чудесным.

Рассчитавшись за пребывание в отеле, Суги поднялся к себе, поставил на стол саквояж с вещами и неистраченными ста тысячами иен, положил рядом книгу, которую следовало вернуть университетскому другу, и письмо, адресованное Нами Цудзимура. В письме было всего три строчки:

Суги вышел из отеля и направился к песчаному побережью. Ночь была темной, но в небе ярко сияли звезды.

Он не испытывал особого страха перед смертью. Человек не может все время стоять на одном месте. Когда ему некуда больше идти, он отправляется тем же путем, которым сейчас шел Суги.

Миновав пляж, он стал не спеша подниматься по узкой дорожке, мимо синтоистского храма, к вершине скалы.

Добравшись до небольшой площадки на вершине, он зажег одну за другой несколько спичек и нашел то самое место у большой сосны, которое наметил в свой прежний приход.

В нескольких шагах должен был лежать плоский камень, оттолкнувшись от которого он бросится в бездну. И наступит конец.

«Теперь все зависит от моей силы воли»,— сказал себе Суги.

Он не собирался долго стоять здесь, в темноте, наедине с беспокойными мыслями.

Суги отошел от сосны и сделал несколько шагов вперед. Вот он, тот самый камень. Он коснулся его ногой, вытащил из кармана сигарету. Руки дрожали, и ему с трудом удалось прикурить.

Суги отшвырнул сигарету, и тут перед глазами всплыло спокойное, прекрасное лицо спящей Нами. Надо было повидаться с ней еще раз. И то, что он этого не сделал, представлялось Суги теперь самым большим, невосполнимым упущением в жизни. Он стоял, а в голове у него вертелась одна мысль: он любит, да, любит Нами.

Как не хочется умирать, впервые подумал Суги. Он вернулся к сосне и сел на землю, понурив голову.

Вдруг ему почудилось, что он здесь не один и кто-то еще стоит рядом во тьме. Он внимательно прислушался. Никого...

— Нами!

Ее имя невольно сорвалось с его губ, прозвучав нежно, как признание в любви. В следующий миг до него явственно донеслись рыдания, затем кто-то приблизился и встал рядом.

— Я не собиралась вам мешать,— услышал он тихий голос Нами.

Суги шагнул навстречу и дрожащими руками обнял ее.

— Почему ты здесь?

— Я решила: если вы броситесь со скалы, я прыгну за вами. Если раздумаете — раздумаю и я.

— Но я должен умереть.

— Мне все равно — жить или умереть. Я поступлю так, как поступите вы,— прошептала Нами, спрятав на его груди мокрое от слез лицо.

— Я должен уйти из жизни,— повторил Суги.

— Я прочитала о вас в газете... Сегодня утром.

— Вот как?

Как ни странно, эта новость не произвела на него особого впечатления.

— Кто-то сказал: хорошая репутация — итог множества заблуждений. То же самое можно сказать о репутации запятнанной. Но если вы не в силах вынести позора и хотите умереть, воля ваша. Я не стану вас удерживать. Ведь вы тоже не пытались остановить меня.

В эту минуту неожиданно для самого Суги где-то в далеком-далеком уголке его сознания слабым огоньком затеплилась мысль: а может, умирать не стоит?