"На поверхности (Сборник рассказов) [СИ]" - читать интересную книгу автора (Радов Анатолий Анатольевич)

Ветер, несущий…

Вся моя жизнь, с тех пор, как я покинул возраст детства, посвящена одному — избавить наш мир от этой мрази. Вы скажите грубо? Возможно. Но как иначе называть существ с чешуёй вместо кожи, существ, которые умеют дышать под водой, существ, глаза которых холоднее серого льда и кажутся абсолютно безжизненными. Такие бывают только у наших мертвецов, когда они поднимаются из могил, чтобы получить небесную стрелу в сердце. Почему небесную? Да потому, что эта стрела даёт им вторую, настоящую смерть и уносит их души высоко в небеса, за бескрайние тучи, даруя вечный покой в Рое.

Вся моя жизнь… ах, да, я уже кажется…

Вот почему я чувствую себя сейчас просто замечательно. А как ещё должен чувствовать себя земул, который только что лично убил двух водеров? Только замечательно, и никак иначе. Единственно, что портит настроение, это недовольный взгляд командира нашего небольшого отряда. Глоб со вчерашнего дня бубнит что-то насчёт того, что мы уже слишком далеко отошли от наших владений и давно стоило бы повернуть обратно, но Зак и Танга не желают об этом слушать. Да и мне такие мысли нашего вожака не по нутру. И страх его как-то не по нутру. Говорил же ребятам ещё в селении — не стоит выбирать Глоба командиром. Он хоть и здоровый снаружи, но внутри немного малодушен.

— Ну чего, теперь назад? — спрашивает он, смурно оглядев нас.

Зак и Танга кривятся, я отвожу глаза в сторону дороги серого льда, тихо насвистывая песенку, недавно сочинённую музером из нашего поселения, и улыбаюсь правым кончиком рта. Тем, что Глоб не может увидеть.

Он хоть и малодушен, но кулачища у него дай бог. Раза в полтора больше моих, и если набросится, то пары зубов можно лишиться влёгкую.

— Глоб, — слышу я густой бас Зака. — Мы убили уже два десятка водеров. Старшие воины теперь не будут называть нас молодыми слизняками.

Я поворачиваю голову и вижу, как Зак поднимает руку со связкой ушей водеров. Склизких, бледных, мерзких.

— Здесь четыре по десять, и ещё десять с этих пяти срежем, — Зак кивает в сторону только что убитых тварей. — Всё нормально, Глоб.

— Что, ребята? — Глоб усмехается. — В раж вошли? А то, что их в этих местностях больше чем пыли в ваших ушах, это забыли?

— Да чего нам бояться? — встревает в разговор Танга. Голос у него приятный, успокаивающий, потому невольно вызывает доверие. — Что они смогут против нашего оружия? А?

Я подтверждающе киваю, бросая взгляд в сторону убитых. Одному моя стрела вошла прямо в его холодный, мёртвый глаз, а другому под сердце. Глядя на этих тварей и не скажешь, что у них может быть сердце, но наш верч как-то разрезал одну из этих мразей, а потом долго доставал изнутри большой красноватый сгусток.

— У них же только дубинки, а у нас стрельбаки, — продолжает своим приятным голосом Танга. — Убьём ещё три по десять, и тогда Смон Игр назовёт нас лучшими воинами этого круга времени.

Глоб несколько раз задумчиво кивает, сжав свои и без того тонкие губы. Мы терпеливо ждём. Конечно, если сейчас он снова скажет, что нужно возвращаться, начнётся всё тот же спор, что возникал уже не раз за последние два дня. А пока он будет длиться, успеет потемнеть. Думаю Зак и Танга как раз и затягивают все эти споры, чтобы дождаться темноты. По ней всё равно с места не сдвинешься, остаётся лишь находить укрытие и валиться спать, определив жребием кому когда стоять на страже.

— Ладно, придурки, — бросает наконец Глоб и улыбается во весь рот. — Но надо бы найти укрытие получше.

Я перевожу взгляд на командира. На этот вопрос у меня есть хороший ответ.

— Глоб, — говорю я. — Обернись.

— Чего, умник? — непонимающе моргает он глазами.

— Да просто обернись и приглядись получше.

Он оборачивается и несколько секунд молча всматривается вперёд, но похоже ничего не видит. Слепая тетеря.

— Видишь облачко тумана слева?

— Ну.

— За ним развалина.

— Не вижу ни гуя.

— Не ругайся, — спокойно продолжаю я. — Совсем недавно ещё видна была. Не вру. Высокая развалина с рядами дырок, такая же, как те, что за чёрными лесами. Её туман закрыл.

— А-то ты был за теми лесами, — с насмешкой говорит Глоб не оборачиваясь и продолжая всматриваться.

— Старшие говорят. Да и отец мой видел, — отвечаю я. — Он на сходе рассказывал.

— Да ну тебя, — ругается Глоб и поднимается на ноги. — Что, поверим этому умнику? — спрашивает он у Зака и Танги.

— Я тоже видел развалину, — говорит Танга и бросает на меня косой взгляд.

Он не видел, тут же понимаю я по этому скользнувшему взгляду, но жажда приключений заставляет его поддержать меня. Он вообще любитель всего нового, этот невысокий, сбитый парнишка с доверительным голосом, а Заку, как я вижу, на всё уже глубоко наплевать. Он молча поднимается, проводит ладонью по широкому уставшему лицу, готовый идти хоть за чёрные леса, лишь бы снова не тратить себя впустую на долгие споры с командиром. И я его понимаю. Тратиться нужно только на то, чтобы уничтожать водеров, этих мерзких тварей, а всё остальное — ненужная ерунда.

Я соскакиваю с сухого бревна и вынимаю из-за опоясанной поверх тепловика верёвки сверкающее оружие. Таких в нашем селении всего один раз десять и ещё четыре. Все они достались нам от наших предков, пришедших в новые владения из-за чёрных лесов. Из уст в уста в селении передаётся легенда о них, которая является историей всего нашего народа. Из легенды следует, что вышли наши предки из глубоких пещер, в которых такой штуки, из чего сделано сверкающее оружие, было валом. И развалин там тоже было валом, но жить в тех местах стало почему-то нельзя и они двинулись в путь в поисках новых владений. Произошло это полдесятка поколений назад, или по-другому — десять по десять кругов времени и ещё семь по десять. Давно. Очень давно. Подумаешь иногда о том, сколько этого самого времени прошло с тех пор, аж кожа дыбом поднимается.

Отрезав уши убитых водеров и собрав стрелы, я возвращаюсь к отряду. Зак, позёвывая, принимается нанизывать трофеи на тонкую верёвку, Танга с Глобом выбирают свои стрелы из охапки в моей руке, и наконец, мы выдвигаемся в сторону тумана.

— Ну смотри, умник, — говорит наш командир. — Если там не будет развалины я тебе в лоб заеду.

— Да говорят же тебе, — снова вступается Танга, — Я тоже видел.

— Защитничек, — ухмыляется Глоб и ускоряет шаг, что поневоле приходится делать и нам, чтобы не растягиваться по над дорогой серого льда, предоставляя водерам лёгкую добычу. Что-что, а рассекать наши порядки они умеют, бросаясь клином в самую середину. Это их единственный шанс одержать победу, разделить, снизить плотность стрел, добить по одному.

Облачко тумана медленно движется влево, и Танга мягко поправляет Глоба, который по-дурацки подварачивает в сторону движения этой серой кочующей пелены. Глоб недовольно скидывает руку Танги со своего плеча.

— Я знаю, как правильно идти, — бурчит он, а Танга подмигивает мне, и улыбаясь, кивает на нашего вожака.

Я только пожимаю плечами. Глоба я знаю с самого своего появления на этот свет, как впрочем и всех остальных. Да и вообще всех из нашего селения. При рождении нового детёныша у нас принято называть ему имена всех, кто уже живёт, а я младше ребят из нашего отряда на один круг времени, так что мне, только что родившемуся и кричащему от боли и холода, без сомнения представили этих отчаянных придурков в числе прочих.

— Вон она! — вдруг гулко вскрикивает Зак, и мы вчетвером резко останавливаемся. Наши взгляды замирают на огромной развалине, как минимум, в десять наших ростов. Выглядит развалина точь-в-точь, как и рассказывают о ней старшие. Хотя, они сами их не видели, и рассказы эти только повторение того, что говорили им их старшие, но никто из слушавших ни разу не усомнился в правдивости слов рассказчиков. А у меня сомневаться поводов и подавно нет. Мой отец — Арс Игн — лично ходил за чёрные леса и потом рассказывал обо всём, что видел там, на общем сходе. Правда, к этому наши отнеслись, мягко говоря, без особого доверия, но я знаю что отец не врал. Я научился различать по его глазам, когда он врёт, а когда нет, и в тот раз они были очень правдивыми.

Но за моим отцом в поселении давно тянется слава несерьёзного земула, из-за того, что он немного знает и продолжает изучать мёртвый язык, и из-за того, что иногда придумывает какие-то нелепые истории и рассказывает их всем в поселении. Вот поэтому Глоб и зовёт меня умником. Как говорится — досталось мне всё это по-наследству, от отца к сэну.

— Здоровая, — выдыхает Танга и слышно, как он возбуждённо и неестественно громко сглатывает слюну.

У развалины три ряда дыр, правый бок слегка обрушен, а по всему периметру торчат какие-то коричневые тонкие палки. Преодолев зачарованность, мы начинаем медленно приближаться к ней, не забывая бросать взгляды в сторону дороги серого льда. Там обитают водеры, твари, которые умеют быстро сокращать расстояния, случись прозевать их появление.

— Должна быть большая дыра, — говорю я. — В неё нужно входить.

— Знаю, — бурчит в ответ Глоб. — Только где она? Что скажешь, умник?

— Нужно обойти развалину вокруг, — говорю я.

Но обходить полностью не приходится, зайдя за первый же угол мы видим её. Большая дыра, о которых рассказывали старшие, и о которой с жаром говорил мой отец на сходе.

Большая дыра находится немного выше земли и нам приходится запрыгивать, чтобы забраться внутрь. Я чувствую, как напряжены ребята. Глоб с Заком держат перед собой стрельбаки с натянутыми жилами, а мы с Тангой прислушиваемся. Кто его знает, может водеры тоже умеют проникать в развалины? Хотя, куда этим глупым тварям.

— Слышите что-нибудь? — шёпотом спрашивает Глоб, оборачиваясь.

Я мотаю головой. Слух в нашем думе у всех хороший, даже лучше чем в думе у Танги, поэтому командир спрашивает у меня. Я бросаю взгляд на Тангу. Тот не в обиде, хотя обычно между нашими думами частенько возникают споры — кто лучше слышит. Но сейчас не до этих глупостей. Все напряжены до предела.

Развалина оказывается внутри имеет много больших дыр и за каждой дырой новое пространство, огороженное крепкими стенами. Мы осматриваем шесть пространств. В шестом замечаем странное сооружение ведущее вверх, но проход завален крепкими кусками, скорее всего, обвалившихся ограждений.

— А что если там наверху водеры? — спрашивает шёпотом у всех нас Глоб и стирает пот со лба.

— Да ну, — так же шёпотом отвечает Танга. — Они, наверное, и внутрь развалины зайти не могут. Откуда им знать, что в неё нужно входить через большую дыру?

— Это точно, — подтверждает Зак.

— А ты что думаешь, умник? — спрашивает Глоб у меня, и от удивления мои глаза округляются. Никогда ещё Глоб не спрашивал у меня с таким серьёзным выражением лица. Никогда и ни о чём. И где же твоя вечная ухмылка, здоровяк? А? Что, страшновато стало?

Теперь уже я, пытаясь упрятать внутрь ухмылку, отвечаю с таким же серьёзным видом.

— Даже если они и вошли сюда, то наверх всё равно не смогли бы подняться. И самый большой умник через такой завал не проберётся. Нужно проверить все пространства здесь внизу, и потом, думаю, можно будет ничего не бояться.

— Ну смотри, — с совсем неуместной злостью бросает Глоб, и мы направляемся к дальнему пространству.

Первым в него заглядывает Зак, натянув жилу стрельбака. Мы молча ждём. Зак долго смотрит внутрь седьмого пространства и мы не выдерживаем.

— Ну чего там? — спрашиваем у него нестройным хором.

— Хм, — Зак оборачивается. — Знаешь что, Ант, здесь такие же штуки, как и три у твоего отца. Только здесь их на-а-много больше, — он лихо присвистывает.

Я быстро подхожу к Заку и выглядываю из-за его плеча. Действительно, такие же штуки, как у моего отца. Он называет их умницами. Именно за такими он и отправился однажды через чёрные леса, чтобы обыскать развалины, но видимо ничего не нашёл в них и потому вернулся с пустыми руками.

Это его очень огорчило, что было видно по тем же глазам. Не могли его глаза ничего сокрыть, выдавали сразу наружу, что было лишним поводом для поселения считать его несерьёзным.

— Ну, умник, — снова с ухмылкой протягивает Глоб, — Вот оно ваше счастье. Набирай поклажу своему отцу.

— Здесь и расположимся, — Зак устало бросает стрельбак на пол. — Дырка всего одна и не со стороны дороги серого льда. Можно прямо возле неё огонь разжигать, водеры не увидят.

— Точно говоришь, — тут же соглашается Танга и плюхается на задницу. — Устал, ничего уже не хочу.

— Врёшь, — улыбается Зак и плюхается у стены. — Спать-то хочешь?

— Спать хочу, — кивает Танга. — Глоб, разведёшь огонь?

— Разведу, — быстро соглашается тот с какой-то радостью, тут же начиная скидывать умницы с полок в кучу возле единственной дырки.

— Может, чего-нибудь другое палить будем? — предлагаю я, чувствуя, как невольно сжимается сердце. Хотя, для меня это и не особо важные штуки. Нет, отец, конечно, научил меня мёртвому языку и даже заставил просмотреть те три умницы, которые у него имелись, но вот так, чтобы до сжатия сердца… — Можно то бревно притащить, из-за которого мы стреляли.

— Ага, — Глоб смеётся. — Щас мы по сумраку попёрлись за бревном, как же. На потеху водерам, вот те обрадуются. А эти штуки хорошо горят… старшие говорили, а они врать не будут.

— Ты просто даже не представляешь сколько в них ценного может быть.

— Да ладно тебе, Ант, — зевнув, встревает Зак. — Всё равно много ты своему отцу не утащишь, а мы помогать не станем.

— Во, видал, — Глоб потирает руками и достаёт из сумки, висящей на плече, чиркало. — Все согласны. Так что давай, помогай.

— Сам делай, — отвечаю я, и мой взгляд останавливается на низком предмете похожем на стол для еды. На нём лежит что-то похожее на умницу, но в то же время не совсем такое. Я подхожу ближе. Странная умница раскрыта примерно посередине.

— Чего ты там нашёл? — спрашивает Танга, но тут же теряет интерес, и обращается уже к Заку. — Давай, доставай шыриц.

— Четыре осталось, — Зак лезет в свою сумку, и достав одну, протягивает Танге. — Самые просушенные.

— Люблю хорошо просушенные, — в голосе Танги прямо чувствуется аппетит.

Глоб быстро добывает огонь из чиркала и спешит к Заку.

— Мне самую большую давай, — с оживлением говорит он. — Я с ног уже валюсь от голода.

— На, на, — смеясь отвечает Зак, протягивая следующую шырицу командиру.

— Ну чего там? — спрашивает жующий Танга. — Эй, Ант!

Я отрываю взгляд от умницы в своих руках и бросаю его поверх быстро разгорающегося пламени. Какая-то это не такая умница, как остальные. Каждый листок находится в непонятной прозрачной обёртке, через которую видно так, словно этой обёртки нету совсем.

— Я в эту умницу посмотрю немного, — рассеянно отвечаю я, и присаживаюсь недалеко от костра.

— Лови свою долю, — громко говорит Зак, и перебрасывает небольшую сушённую шырицу высоко через пламя.

Я еле успеваю поймать и глупо улыбаюсь.

— Во, он и будет первым сторожить, — радостно говорит Глоб и впивается зубами в солонковатое мясо засушенного зверька.

— Хорошо, — киваю я, откусывая небольшой кусок от своей доли и не отводя взгляда от умницы.

— Не забывай огонь поддерживать.

Я снова киваю.

В первое время приходится часто подбрасывать новые и новые умницы, чтобы огонь не погас, и я делаю это, хоть моё сердце продолжает сжиматься. Но пламя позволяет видеть то, что в этой, другой, не такой как все умнице, листья которой находятся в странной обёртке. Краем моего острого слуха я вылавливаю разговор ребят. Они мечтательно рассуждают о том, как вернутся с кучей ушей водеров, и как вожак поселения Смон Игр назовёт их лучшими воинами этого круга времени.

— Я буду смотреть на него равно, — увлекаясь, говорит Глоб. — Даже глаз отводить не буду.

— А не боишься, что он тебе морду в грязное месиво превратит? — спрашивает Зак.

— Он на его место метит, — как всегда спокойно заявляет Танга.

— Ничего не мечу, — тут же испуганно отнекивается Глоб, понимая, что сказал лишнее. Смон Игр суровый вожак, огромный и не терпящий неповиновения. Пока старость не лишит его силы, вряд ли кто-то сможет отобрать его место.

Но всё это постепенно отодвигается, размывается. Огонь больше не нужно поддерживать так часто, небольшое пламя подолгу долизывает чёрные остатки сгоревших умниц. Я не замечаю, как ребята засыпают, погружаясь всё глубже и глубже в то, что вижу в странной умнице. И хотя мне тяжело, я многого не понимаю, но кажется, с каждым новым листком мне становится всё легче и легче. Словно умница сама обучает меня, как когда-то обучал отец. Но разве мог дать мне отец то, что я получаю сейчас. Что были его три умницы? Ничто, по сравнению с этой.

Я чувствую, как внутри меня словно что-то расширяется, и вот мне уже хочется разбудить ребят, рассказать им, но я сдерживаюсь, зажимаю в себе, с великим трудом, потом лучше расскажу, завтра, когда буду знать всё, когда…

— Тварь! — резкий удар по щеке грубо выхватывает меня из сна. Я, ничего не соображая, вскакиваю на ноги, и глупо смотрю прямо перед собой. Перекошенное от злости лицо Глоба.

— Уснул всё-таки! — кричит он.

— Заткнись уже! — в пространство заглядывает Танга, и его голос в первый раз срывается в крик. Наверное, в первый раз за всю его жизнь. — Если бы он не заснул, они бы всё равно нас обнаружили.

Танга исчезает. Глоб бросается за ним и я спешу следом. В другом пространстве, дырки которого выходят на дорогу серого льда, я вижу Зака. Он выглядывает в одну из дырок, держа в руке натянутый стрельбак.

— Один раз десять и ещё шесть, — говорит он сквозь зубы.

— Пока стрел хватает, — голос Танги снова становится спокойным и уверенным.

— Ещё два из кругов вылезли.

Я припадаю к одной из дырок. Водеры продолжают выползать и выползать из кругов в дороге серого льда и медленно идут к развалине. В руках их увесистые дубины до блеска зализанные водой, текущей под толстым серым льдом.

— Это всё из-за умника, — снова взрывается Глоб.

— При чём тут Ант? — Танга неспеша заряжает стрелу. — Они ещё со вчерашнего знали, что мы в этой развалине.

— Тогда это из-за всех вас, — не унимается Глоб. — Я вам говорил, что пора возвращаться. Говорил?

— Заткнись! — не выдерживает Зак и оборачивается. Его злой, с примесью презрения взгляд, впивается в командира. — Командывание отрядом беру на себя, — тут же говорит он. — Кто согласен?

— Я согласен, — без паузы отвечает Танга.

— Ты, Ант, что скажешь? — Зак смотрит на меня.

— Подожди, подожди, Зак, — нервно начинаю я, размахивая руками. — Ради великого бога Ро, прошу, послушай. Послушайте, Зак, Танга, Глоб, — я быстро обвожу их взглядом.

Танга удивлённо отрывает взгляд от дыры, а Глоб зло плюёт под ноги.

— Не стреляйте пока, — я чувствую, как мои руки трясутся. — Дайте мне немного времени. Не стреляйте… только если они набросятся на меня… только тогда…

В глазах ребят непонимание, но разве успеть теперь объяснить им?

— Там в умнице! — почти кричу я. — Там… Дайте мне немного времени!

Я бросаюсь через все пространства к большой дыре, спотыкаясь, и еле удерживая равновесие, не останавливаясь, спрыгиваю вниз. И уже внизу, пару раз тяжело вздохнув, я медленно иду к дороге серого льда. На секунду обернувшись, вижу напряжённые лица ребят в дырках, они смотрят не понимая, и им страшно. Да, им по-настоящему страшно, потому что происходит что-то такое, чего никогда ещё не приходилось им видеть в своей короткой жизни.

Водеры удивлены не меньше. Они вдруг разом замирают, и их холодные глаза внимательно впериваются в меня. Я останавливаюсь и медленно поднимаю правую руку, сжав её в кулак. Оставляю несжатыми только седьмой и восьмой пальцы. Этот знак у нас означает добрые намерения…

Но вдруг мне становится смешно. Да смешно. Откуда водерам знать наши жесты?

— Послушайте, — начинаю я тогда громким голосом, который от напряжения заметно подрагивает. Я начинаю на мёртвом, потому что с нашим языком водеры не знакомы, как и с жестами. — Послушайте меня. Я знаю, среди вас есть хотя бы один, кто понимает на мёртвом.

Несколько секунд стоит полная тишина, и я даже слышу, как звонко срывается вниз капля пота с моего виска. Сейчас, именно сейчас он ответит, выйдет.

Но ни один водер не сходит с места. Они молча продолжают впиваться в меня мёртвыми глазами, и я нервно проглатываю слюну.

Неужели я ошибся?

Нет! Не может быть. Они просто боятся. Они не доверяет нам.

— Послушайте меня, — мой голос становится вдруг уверенней. Мне теперь нечего терять. Всё, что имело для меня значение до минувшей ночи, сгорело, как найденные в развалине умницы. Все, кроме одной. И к чему теперь глупые звания лучших воинов этого круга времени, к чему ненависть к этим тва… существам, к чему все легенды? Сто семьдесят лет, ха! И у меня ещё вздыбливалась кожа от величины этого срока? Смешно.

— Вы должны меня выслушать, иначе ничего не имеет смысла. Я уверен, что кто-то из вас знает мёртвый, — повторяю я ещё громче. — Пусть он потом переведёт остальным. Двести лет назад случилась большая война. Одно огромное племя напало на другое. Они воевали таким оружием, которое могло убивать миллионы живых существ. Стрела, которая убивала миллионы, сотни миллионов, всё живое вокруг себя. Война длилась всего один день, и потом, те кто жил далеко от этой войны, те, кто остались в живых, решили, что всё закончилось. Они радовались, что можно жить дальше, но появился ветер. Ветер, несущий с полей сражений грязные облака и едкий дым. А с ним и радиацию.

Капли пота бегут по моему лицу, но я не стираю их, я даже не замечаю их, ища сщуренным взглядом того, кто понимает меня. Ища среди десятков холодных, мёртвых глаз.

— Я не знаю, что это такое, но в книге, которая лежала на столе в этом разрушенном здании, написано это слово. И вот из-за этой радиации с нашими телами стали происходить изменения. У одним появились жабры и чешуя, у других кожа похожая на кору деревьев. Вы слышите? Я говорю про нас с вами. Мы одно и тоже, один вид, и даже может быть один народ. Но это не важно. Важно то, что и вы и мы — люди!

Я с надеждой замолкаю. Всё что нужно я сказал, а лишние слова никогда не помогали пониманию. И как бы я не обманывал себя, мне сейчас очень страшно.

И вдруг шаг одного из водеров, короткий, потом два широких, и вскинутая вверх рука. Я шумно, с облегчением выдыхаю. Нет, всё же я не ошибся.

— Я тоже читал её, — говорит вышедший вперёд водер. — Я тоже это знаю.

И мне вдруг кажется, что слева, от тех дальних земель, которые не они, не мы ни разу не видели, снова дует ветер. Ветер, несущий… Нет, теперь не запах гари, не серую пыль и не радиацию, а что-то другое, хорошее. И я начинаю мысленно молиться великому богу Ро.

— Великий Ро, — прошу я его, — Сделай сейчас так, чтобы никто из них не выстрелил. Ни Зак, ни Танга, ни Глоб. Сделай так, чтобы уже никто и никогда не выстрелил, потому что дальше так жить нельзя. Сделай это, если ты и вправду существуешь в глубинах того, что наши общие предки — люди — называли Вселенной.

На лице вышедшего вперёд водера медленно появляется улыбка. Это улыбка, такая же как и у нас земулов, её легко угадать. И я улыбаюсь в ответ, чувствуя как мои широкие волосы мягко шевелит ветер, несущий надежду.