"Нянь, или мужчину вызывали?" - читать интересную книгу автора (Петерсон Холли)

Глава 7 Нянь выходит на сцену

Я присела на край постели Дилана и убрала прядь волос у него со лба.

— У меня для тебя хорошие новости.

Он посмотрел на меня.

— Какие?

— Угадай.

— Ты выиграла в лотерею?

— Нет.

— Ты уходишь с работы?

— Дилан!

— Ну, так что?

— Дилан, я и так провожу с тобой много времени.

— Нет, не проводишь.

— Милый, ты же знаешь, что мне надо работать, но это всего несколько дней в неделю. Мы с тобой обедаем почти каждый…

— Неправда. Ты все время работаешь.

— Ну, хорошо. Признаюсь, я сейчас очень занята новым сюжетом. Я никогда ничего важнее не делала. И я хочу сделать это хорошо и гордиться своей работой.

Он закатил глаза и отвернулся к стене.

— Дилан, я люблю тебя, и быть твоей мамой все равно самое главное занятие в моей жизни.

Он залез под одеяло с головой.

— Знаешь что? Я не стану сейчас с тобой спорить об этом. Я знаю, как это трудно, когда мама много работает. Я знаю, что ты бы предпочел, чтобы я больше с тобой общалась. Обещаю, что через несколько недель все будет лучше. Но у меня новости, которые тебя порадуют.

Явно заинтригованный, он повернулся на спину и пододвинулся ко мне поближе. Я выключила свет и прилегла рядом с ним, положив голову на согнутый локоть. Погладила его по лбу, как всегда перед сном, и откинула назад волосы.

— Мобильник? Мой собственный мобильник? Ты сказала, придется подождать, пока мне…

— Нет, совсем нет. Это не вещь, а человек. — Я начала массировать ему брови, проводя по ним большим и указательным пальцами. Он сонно закрыл глаза, позволяя своему гневу улетучиваться.

— Говори, — прошептал, он.

— У тебя будет новый друг, с которым тебе будет очень весело.

От возмущения он даже сел в кровати.

— Ой, фу-у-у-у-у. Ты же обещала, что к доктору Берпстайну больше можно не ходить! Я не хочу к другому доктору по чувствам! Это глупо!

— Нет-нет, я не это имела в виду, Дилан.

— А кто? Кого-то в школе?

— Нет, не…

— На тренировках? В…

— Дилан, ляг. — Я взяла его за плечи и уложила обратно в кровать. — Ты все равно не угадаешь, так что дай мне объяснить.

— Ладно.

— Его зовут Питер Бэйли. У тебя будет собственный друг, который все время будет дома. Ну, после уроков и до вечера. Он придет завтра после школы.

— Вроде как мой собственный мальчик-бэбиситтер?

— Даже лучше.

— Сколько ему лет?

— Примерно двадцать девять. Он из Колорадо. Здорово на лыжах катается и на сноуборде. Он любит шахматы и занимается шахматными компьютерными играми и другими играми, чтобы домашние задания для школьников были поинтереснее. И он крутой. На самом деле крутой. У него длинные волосы.

Мой сын снова переключился на нейтральное отношение. Я думала, он будет вне себя от радости, представив, сколько интересного они смогут делать вместе с Питером. Конечно, потом я поняла, что все это не более чем моя фантазия, мои представления о том, как Питер войдет в нашу жизнь.

Я добавила, стараясь говорить с энтузиазмом:

— Главное, что вам будет весело. Он будет забирать тебя из школы, водить на тренировки или туда, куда ты захочешь. Даже на бейсбольные тренажеры на пристани Челси.

Опять молчание.

— Детка, тебя что, даже бейсбольные тренажеры не заинтересовали? Как это так?

Дилан пожал плечами, не открывая глаз. У меня заныло сердце. Я надеялась порадовать своего маленького Иа-Иа, а в итоге заставила его снова загрустить. Я так ждала этого вечера, чтобы сообщить ему новости, потому что хотела, чтобы он уснул счастливым. У Дилана дрожала нижняя губа.

Я попробовала еще раз.

— Ты ведь туда ходишь только на дни рождения, а Питер в любой день может тебя туда сводить.

Дилан сел, включил свет и посмотрел на меня, прищурившись.

— Это потому, что папы никогда нет дома?

Наши дети гораздо умнее, чем мы о них думаем.

— Ух, ты, — сказал на следующий день Питер Бэйли, протянув мне куртку. — Этот гардероб больше моей спальни.

— Мне он тоже кажется слишком большим, — сказала я, судорожно ища плечико для его куртки. — Мы сюда несколько месяцев назад переехали. Но вы увидите, мы живем довольно просто.

Я попросила Питера одеться просто и удобно, поэтому он явился в брюках для сноубординга с карманчиками и молниями по бокам, поношенной фланелевой рубашке поверх футболки, а на ногах у него были коричневые замшевые кроссовки.

Он снял бейсболку, и я ахнула.

— Ах, это. — Он показал на огромный шрам на лбу. — Вот поэтому я и надел кепку. Я вчера вечером слетел со скейтборда. Глупо. И я знаю, что он безобразный, извините.

Я покачала головой.

— Неважно. Дилан подумает, что это круто.

Питер был гораздо крупнее, чем я его запомнила.

Прошла всего пара минут, а мне уже казалось странным, что в моем доме находится посторонний взрослый мужчина, разговаривающий низким голосом. И его я наняла в няни? С магистерской степенью? Он намного выше меня, и как я буду им командовать? Встану на цыпочки и велю немедленно убрать игрушки? Мне стало не по себе.

— Питер, я очень рада, что вы здесь.

— Что-то не похоже.

— Нет, правда, все будет просто здорово.

Послеполуденный светлился сквозь желтые шелковые шторы в гостиной и отражался от стопки книг на журнальном столике. На книгах стояли два больших контейнера с крышками. Я предложила Питеру сесть в маленькое антикварное кресло, а сама устроилась рядом на диване.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Ага.

Интересно, он попросит чего-нибудь «мужского», например пива? Я вскочила.

— Имбирный эль, пожалуйста, а если нет, то можно кока-колы.

Я достала лед из морозильника и собралась уже положить его в хрустальный бокал. Минуточку, кажется, я задала неправильный тон: он же не гость, а служащий.

Тем временем Питер рассматривал контейнеры. На одном — была этикетка «Детские лекарства», а на другом — «Семейные лекарства на крайний случай». Рядом со столом стояла картонная коробка с надписью «Домашние припасы на крайний случай». Я собрала ее той ужасной осенью после 11 сентября. Там же лежала папка с двумя копиями списка важных телефонов и адресов и ежедневные расписания учебных, спортивных и культурных занятий с особыми цветными пометками для каждого ребенка. Моя мама была библиотекарем в местной средней школе, поэтому у нас дома даже инструменты в гараже раскладывались по библиотечно-каталожной системе. Это мама виновата в моем пристрастии к спискам.

Питер сидел, глядя на меня вежливо и внимательно, и я слышала, как тикают часы на каминной полке.

— Давайте я объясню, какие у нас тут порядки…

— В каком смысле?

— Ну, в доме. Как все работает.

— У вас что, как в конторе?

— Да нет, просто по расписанию.

— А должностные инструкции для работников есть?

— Очень смешно. Инструкций нет, но работники есть. Няня Иветта и экономка Каролина. Они прекрасные женщины, но им понадобится несколько дней, чтобы к вам привыкнуть.

— Нет, не понадобится. Где они?

Он встал.

— Погодите! Давайте сначала… кое-что обсудим, Если вы не против. С вами все в порядке? Вам тут нравится?

— Пока в порядке. Семь минут у вас просидел, но вроде все нормально. — Он улыбнулся. — А с вами-то все в порядке?

Я что, так сильно себя выдаю? Я нервно зашелестела бумагами, все еще не очень понимая, каким тоном разговаривать с взрослым мужчиной, которого, я нанимаю на работу, избегая при этом снисходительности. Я не хотела говорить покровительственным тоном. А потом я подумала, насколько по-сексистски это выглядело: женщинами в доме я командовать могла (или, по крайней мере, пыталась), а вот мужчинами — нет.

— Дилан ходит в школу Сент-Генри на углу Восемьдесят восьмой и Парк-стрит. По понедельникам у него спортивные занятия на острове Рэндалл. Они забирают детей на автобусе и потом привозят обратно, но иногда матери отвозят детей сами, чтобы посмотреть тренировки. Вы могли бы возить его туда? Вы умеете водить машину?

— Водить? М-м-м-м…

— Вы не водите?

— Может, вы меня научите?

— Я?

— Я шучу. Я умею водить машину.

— Умеете? О, отлично! — Надо взять себя в руки. Это просто смешно. — Ладно, я это заслужила. Просто… ну, вы когда-нибудь водили «сабербен»? Такой, знаете, большой, трехрядный, и по городским улицам?

— Как, по-вашему, много тридцатилетних мужчин родом из района Скалистых гор не умеют водить джипы?

— Немного. Извините.

— Да не извиняйтесь, ничего страшного. Просто я в одиночку с тремя десятками ребят справлялся, так что, знаете, все будет в порядке.

— Точно?

— Ага.

— Здорово. — Это прозвучало так, будто я хвалю трехлетку, и я покраснела. — По пятницам у него виолончель, в пять часов. В очень хорошей музыкальной школе на Девяносто пятой улице. Вы знаете, научно доказано, что студенты, занимавшиеся в детстве музыкой, учатся в медицинских школах на сорок процентов лучше.

— Да ну?

— Да-да. Это как-то связано с тем, что они привыкают сводить ноты в уме в одно целое. Адрес в папке. По средам у него столярное дело — это поможет потом с геометрией, отлично развивает мелкую моторику и помогает сосредотачиваться на доведении проектов до конца. По вторникам и четвергам с половины четвертого до половины пятого, или далее до шести, я совсем не против, вы двое…

— Ого. — Вид у него был встревоженный.

— «Ого»? Простите…

— Ну да. Ого. Даже не говоря о геометрии, у вас что, каждый день распланирован?

— Ну да.

— А почему?

— Ну, я работаю. И мы живем в Нью-Йорке, тут так принято. — Он неодобрительно глянул на меня, и я решила, что это уже чересчур. Но я продолжила, желая показать ему, кто тут все-таки главный: — Так что, по вторникам и четвергам, делайте что хотите. Можете сводить его куда-нибудь. Например, на Таймс-Сквер есть кафе «Марс» с видео…

— У меня есть на этот счет кое-какие планы.

— Правда? Например? — спросила я таким тоном, будто не доверяла ему и ожидала, что он отведет моего сына в наркопритон какой-нибудь.

— Ну, я хочу сначала сводить его в парк, может, покидать мяч в корзину…

— Он действительно очень нервничает насчет баскетбола.

— Я знаю.

— Так что лучше вам на это не налегать.

— А вам придется мне довериться. Я же говорил, что не очень хорошо работаю при строгой командной структуре.

О господи! Этот парень не только не годится в обслугу, он еще и указания выполнять не в состоянии?

— Речь идет о моем сыне.

— И я сделаю все, что вы хотите. Просто постарайтесь немножко мне довериться. Не забывайте, я умею обращаться с детьми, да плюс еще и машину вожу. — Он улыбнулся.

В глубине моей сумки снова зазвонил мобильник. Один звонок я уже пропустила, но этого я ждала неделю. На экране высветился номер фирмы Леона Розенберга.

— Секундочку, Питер.

Я достала телефон.

— Да, Леон?

— Я все перепроверил, — он прямо орал в трубку. Я представила себе, как он откидывается на спинку кожаного кресла, сжав в зубах извечную сигару. Он, наверное, как какой-нибудь мафиози, смахивает сейчас сигарный пепел на один из своих ужасных костюмов, слишком блестящих, в яркую белую полоску. Телеканалы все еще сходили с ума и непрерывно пережевывали историю с Терезой. Ток-шоу обсуждали, как эта история повлияет на политическое будущее Хартли, в новостях мелькали сюжеты с ее биографией, хотя подобраться к ней они так и не смогли, а развлекательные передачи напустили на эту историю еще больше тумана. Но никто из них не развил сюжет дальше, потому что два главных участника не желали говорить.

— И что самое важное, она знает, что вы в курсе той информации, которая на пленках, и она подтвердит это перед камерой. Всю эту тему с задницей.

Мы с Гудмэном обсуждали с Леоном Розенбергом точные детали интервью: где оно будет, какую часть пленок мы можем использовать, и, что самое важное, понимает ли Тереза, что ей придется вслух объяснить все насчет секса. Леон только что это подтвердил. Гудмэн будет в восторге. Я победно вскинула кулак в воздух.

— И остальные детали тоже, — сказал Леон. — Тереза готова начать на этой неделе…

В этот момент Питер открыл контейнер «Семейные лекарства на крайний случай» и достал три огромных полиэтиленовых пакета: запасы йодистого калия, антибиотиков и антигриппина. Он принялся читать ламинированную карточку, которую я положила внутрь для Иветты и Каролины, с инструкциями, что делать в случае взрыва бомбы, атаки с применением антракса или вспышки птичьего гриппа.

— Это здорово, Леон.

— Она надеялась гульнуть в большом городе, она понимает, что вы заплатите только за гостиничный номер и по восемьдесят пять долларов за те два дня, что она будет в городе. Но ей нужно хорошо выглядеть. Она хочет провести день в спа-салоне, сделать массаж лица, педикюр, маникюр и все такое.

Я забрала у Питера второй контейнер и поставила на пол у своих ног. Там лежали шприцы для инъекций от аллергии на орехи, ингаляторы от астмы, и бенадрил — все это для чужих детей, не моих. По меньшей мере, у половины друзей моих детей была аллергия на орехи, а некоторые матери относились к этому легкомысленно. Иногда они даже забывали напомнить нам об этом. Питер явно считал, что я невротик. Наверное, это правда.

— Леон, еще раз напомните ей, что это не ток-шоу и не английские «желтые» газеты. Это серьезная программа новостей на крупном канале. Мы заплатим за прическу и макияж, это все. Мы не можем платить за интервью или оказывать интервьюируемым услуги вроде косметических салонов. У нас есть собственные стандарты, и мы не намерены их изменять.

Леон расхохотался и ударил кулаком по столу.

— Дорогая моя, кончай пижонить и прислушайся сама к себе. — Он еще раз усмехнулся. — Разводишь мне тут про принципы журналистики, но ведь мы оба с тобой знаем, что вас только секс через задницу и интересует.

Я кивнула Питеру, давая ему понять, что буду разговаривать еще некоторое время. Он встал и прислонился к подоконнику, глядя на Парк-авеню, потом пошел в другой конец гостиной, к дверям, ведущим в кабинет Филипа. Потянувшись к одному из стеллажей у двери, он достал книгу «Как растить детей в богатой семье», которую Филип прочитал, когда я была беременна Диланом. Я пришла в ужас, но он был на другом конце комнаты, и я не могла отобрать у него книжку.

— Слушайте, Леон. Мы говорим про типа, который руководил христианской телесетью, имеет четверых детей, тридцать лет женат на образцовой домохозяйке и сотрудничает со всеми христианскими, фундаменталистскими и просемейными организациями. Так что главное тут — лицемерие. Но вы правы, конкретные… з-э-э, сексуальные проявления этого лицемерия нас тоже интересуют. Особенно если учесть борьбу за законодательство против содомского греха. Милая деталь, не спорю. Но не забывайте; нас эта история интересовала еще до того, как мы узнали про нее.

— Это деталь на двадцать пять миллионов долларов, девочка.

— Я знаю, и хватит об этом.

— Ладно, милочка, раз уж мы заканчиваем, еще одна мелочь.

Я начала дышать глубоко и размеренно, ожидая его очередной просьбы. Питеру я беззвучно прошептала: «Простите», и он так же беззвучно отозвался: «Да ничего» — и покачал головой. Закрыв книгу, он подошел к большой коробке у журнального столика.

— Гудмэн помнит, что нужно упомянуть ее юриста, да?

Теперь Питер копался в «Домашних припасах на крайний случай». Сначала он достал брошюру Департамента внутренней безопасности, посмотрел на нее и бросил ее обратно в коробку. Потом вытащил израильский противогаз, достал его из защитного пакета и начал читать инструкцию.

— Да, Леон, мы назовем вас но имени и поставим клип, который вам нравится, а не тот, снятый в ветреный день, где у вас волосы дыбом стоят…

Питер надел противогаз, потом достал оранжевый костюм биозащиты, глянул на ярлык, приложил его к плечам и прижав подбородком.

Хлопнула передняя дверь. Всего два часа дня. Я знала, что Каролина была в кухне, Иветта в парке с младшими детьми, а Дилан в школе. Обычно никто не входит к нам без звонка консьержа. Я выглянула в коридор, слушая, как Леон объясняет, какой именно клип мы должны включить.

Пальто Филипа пролетело через коридор. Черт! Только закончился ленч, а он уже дома. Я знала, что он не в командировке, но он никогда не приходит домой посреди рабочего дня без звонка. Он вошел в гостиную с человеком, которого, я никогда раньше не видела, и увидел Питера в противогазе с костюмом биозащиты в руках.

— Господи, Джейми, что…

Питер снял противогаз. Теперь уже у него волосы стояли дыбом. Он вежливо протянул руку Филипу.

— Нет, нет! — закричала я ему.

Питер замер на месте и изумленно посмотрел на меня.

— Что, у тебя нет этого кадра, детка? — спросил Леон в телефон. — Того, что мне нужен?

— Нет, я не вам, Леон. Кадр есть, я точно знаю, какой вам нужен. Я просто… — Я махнула Питеру рукой, давая знак быстро подойти и сесть на стул рядом. — Вы хотите, чтобы волосы у вас лежали ровно, как на кадре, где вы в пальто и желтом шелковом шарфе и таких же шелковых носках. Я помню. Это все?

Филип покачал головой и пошел вместе со своим гостем по коридору. Потом за ними закрылись двери кабинета.

— Ладно, Леон. Спасибо, что подтвердили информацию по Терезе. До свидания.

Я повесила трубку и глубоко вздохнула.

— Извините, — сказала Питер, — я просто пытался быть вежливым…

— Нет, это вы меня извините. Просто у меня опять работа, а я хотела представить вас мужу в более спокойных обстоятельствах.

— Понятно.

— Извините, что оставляю вас опять, Питер, — я встала, — но мне надо проверить, как у него там дела. Я на секунду. — Я на цыпочках прошла по гостиной и приложила ухо к раздвижной двери.

— Черт, Алан, я оставил бумаги здесь, чтобы не держать их в офисе. Это точно.

— Ну и где они? Если ты их оставил здесь, будем надеяться, что они тут и лежат.

Какой еще Алан? Я постучала в дверь и услышала, как внутри разбилась лампа. Двери приоткрылись, и мой обычно сдержанный муж выглянул в крошечную щелочку.

— Да?

— Филип, сейчас рабочий день, два часа. Ты не предупреждал, что придешь. Почему ты здесь? С кем ты?

— Неважно.

— Я слышала, как ты говоришь с кем-то по имени Алан.

— Ах, с ним.

— Да, с ним, с Аланом. — Мой муж по-прежнему не отвечал. — Почему ты так странно себя ведешь, Филип? Это же наш дом.

— А ты почему странно себя ведешь? Что там за парень примеряет оранжевый костюм?

— Я потом объясню. Так почему ты дома?

— Мне нужно найти кое-какие бумаги. В кабинете.

— И этот Алан помогает тебе их искать?

— Да. Помогает. Это все? Извини, дорогая, но я очень нервничаю. Не трогай меня пока. И еще хорошо бы принести две диетические кока-колы. С лаймом. На стенке бокала. Окунать лайм в кока-колу не надо.

— Вы долго здесь пробудете?

— Весь день. Но не говори детям, а то они будут нам мешать. Часов в восемь я закончу. — Хм. Как раз хватит времени, чтобы познакомить Питера с Диланом, чтобы они как следует пообщались и чтобы Питер ушел до того, как Филип выйдет. Филип шагнул обратно в комнату и захлопнул двери из красного дерева. Внутри скрипнул замок.

Вышел он оттуда через много часов. И кока-колы ему никто не приносил.

— Даже если кто-то выпустит антракс, — сказала я Питеру, — обещаю, что я больше не встану с места. И к телефону подходить не буду.

— Да ничего страшного. — Он взял пакет с антибиотиками. — Вы неплохо подготовились.

— Честно говоря, я немножко сошла с ума после Всемирного торгового центра. Когда живешь в этом городе с детьми, начинаешь представлять себе всякое.

— Я понимаю.

— Вернемся к Дилану. Он очень способный, но любит умничать. Любит сказать что-нибудь такое, чтобы сбить человека с толку. Не любит сдаваться.

— Я тоже.

— И тот баскетбольный матч его на самом деле расстроил.

— Вы все время о нем вспоминаете.

— Это важно.

— Для вас или для него?

Я постаралась сохранить спокойствие. Прямота Питера одновременно завораживала и смущала меня.

— Дилан ведет себя куда более неуверенно, чем раньше, и меня это смущает. Ему почти десять, но его все еще нужно держать за руку, Он не любит, когда его заставляют делать то, к чему он не готов.

— А вы его заставляете?

— Не я, его отец.

— И вы позволяете ему?

Ого, этот парень подходит к делу серьезно. Я была несколько ошеломлена, но на меня произвела впечатление его готовность переходить прямо к сути дела.

— У них с отцом отношения, замешанные на самооценке. Честно говоря, Филип на него нажимает, но потом Филипа нет рядом, и он не видит результатов. Он обожает сына, поймите, просто он очень много работает.

— А могу я, поговорить с мистером Уитфилдом? Вы можете познакомить меня чуть позже, когда не будете говорить по телефону, Может, я даже буду не в противогазе, — Он улыбнулся. — Или я могу просто позвонить ему через несколько дней. Узнать его взгляды на воспитание Дилана.

Я лихорадочно обдумывала, стоит ли говорить Питеру, что мой муж не имеет ни малейшего представления о том, что я его наняла.

— Не выйдет.

— Понятно.

— Да, определенно не выйдет.

Питер вдруг догадался.

— Он обо мне не знает, ведь так?

Я постаралась не улыбаться.

— Ну, вроде как знает…

— Точно?

— Ну-у-у…

— Понятно. И в ближайшее время вы не собираетесь ему ничего говорить? — Он откинулся на спинку дивана, сложив руки за головой.

— Конечно, я скажу ему. Просто его надо подготовить. Он, э-з-э, вполне способен воспринимать новые идеи. Слушайте, обещайте, что вы не поступите с ним, как с тем типом на вашей старой работе. Я знаю, что я все правильно рассчитала. Как только Дилану станет лучше, Филии перейдет на вашу сторону. Он уважает результаты.

— Идет.

В нашей квартире три спальни: одна для Дилана, одна для Грейси и Майкла и наша с Филипом. Они образовывали угол вдоль дальнего конца квартиры. Гардеробная Филипа находилась между нашей спальней и его кабинетом. Спальни были оформлены просто и сдержанно: светлые цвета, бежевые ковры и занавески, отделанные темно-синими или коричневыми лентами. Каролина спала в крошечной комнате для прислуги возле кухни, которую я нарочно не показала Питеру. Мне было стыдно, что комната такая маленькая, хотя я постаралась сделать ее уютной. Когда мы вышли из комнаты Майкла, и Грейси, я заметила, что Питер разглядывает безупречно чистые занавески и светло-зеленые обои.

— Напоминает мне мою комнату в детстве, — сказал он.

— Правда?

— Нет. — Он рассмеялся и похлопал меня по плечу, явно стараясь, чтобы я расслабилась. — Но квартира мне нравится. Уж извините, но я думал, она будет более…

— Более какой?

— Более напыщенной.

— Мы не напыщенные! — Я задумалась на минуту. — Ну, мой муж иногда склонен к излишней расчетливости.

— Мы с ним найдем общий язык.

О господи! Он даже не представлял себе, о чем говорит.

Аппетитный запах томатного соуса Каролины повлек нас на кухню, оформленную в ярких яблочно-зеленых тонах. Здесь моя семья проводила большую часть времени. На кушетке выстроились пушистые полосатые желто-зеленые подушки. Я предложила Питеру чипсов из открытого пакетика на столе, и он немедленно окунул один из них в кипящий на плите соус. Каролина заметила это из коридора; судя по ее лицу, она не прочь была дать ему сковородкой по голове. Вчера я сказала Каролине и Иветте, что рядом с ними будет теперь работать тридцатилетний мужчина. Уже уходя из комнаты, я заметила, как Каролина взглядом говорила Иветтте; «Она совсем с ума сошла».

— Питер, это Каролина Мартинес. Она тут изо всех сил заботится о нас и наших детях. — Я попыталась найти верные слова, чтобы сгладить инцидент с чипсами и остатками томатного соуса у него на подбородке. — И она очень переживает за качество еды, которую готовит, — Это все, что я смогла из себя выжать. — Каролина, это Питер Бэйли. Он много работал с детьми и очень рад будет нам помочь.

Питер стер крошки с подбородка, вытер руку о брюки и протянул ее Каролине. Она со стуком поставила корзину с бельем на стол и вяло пожала руку, а потом с оскорбленным видом протянула ему салфетку. Его это явно не смутило.

— Соус просто потрясающий. Устоять было невозможно.

Она с подозрением уставилась на него.

— И я рад, что не устоял. Не пробовал соуса лучше. — Он повернулся ко мне. — Миссис Уитфилд, а обед персоналу полагается? Если готовит Каролина, то я бы не отказался. — Он улыбнулся и похлопал ее по руке.

Она инстинктивно отдернулась, но ярости на ее лице заметно поубавилось. За двадцать секунд этот парень умудрился успокоить Каролину, а я так и не научилась этого делать за все время ее работы у нас.