"Дорога без возврата" - читать интересную книгу автора (Лернер Марик)

Глава 6 НАЧИНАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ

Первое, что я рассмотрел, проморгавшись от слез, был здоровенный грызун, сидящий на склоне оврага и с интересом посматривающий на меня. Руки все сделали автоматически, без малейшего участия разума, и пуля снесла странную вытянутую морду, сидящую на плечах практически без шеи.

С громким рычанием, в котором я задним числом с немалым удивлением опознал собственное, я метался по окрестностям, собирая сушняк, и трясущимися руками запалил костер. Прямо здесь же полосовал тело убиенного зверька, торопливо пластая его на куски, совал в огонь и пожирал местами не прожаренное, местами пережаренное мясо. В этот момент я совершенно не соображал и рвался только набить желудок. Только слегка насытившись, подумал, что так можно заработать и заворот кишок, но мысль эта промелькнула где-то на краю сознания. Спустившись к ручейку, текущему по дну оврага, с наслаждением напился и, вернувшись, продолжал уже более спокойно доедать остатки.

К вечеру от несчастной скотинки, которую я после некоторых колебаний решил считать барсуком, остались только кости и внутренности. Тут, наконец, организм сообщил, что пора и успокоиться. За короткий срок я умудрился съесть килограммов десять мяса и чувствовал себя прекрасно, что в другое время изрядно удивило бы, но сейчас совершенно не хотелось думать. Впереди была полная неизвестность, но, кроме ощущения приятной сытости, ничего не волновало.

Я долго сидел у костра возле упавшего дерева, время от времени подбрасывая в него очередную ветку в совершенно блаженном состоянии. Очень хотелось издать дикий вопль и начать лупить себя по груди, как горилла, но от тяжести в желудке максимум на что хватало — это лениво шевелиться. Я не только умудрился выжить, но еще и выбрался.

Утром проснулся бодрым и в хорошем настроении. Голова работала четко, не занятая единственной мыслью пожрать. Впрочем, где-то на периферии мелькало желание добавить, но это не шло ни в какое сравнение со вчерашним нерассуждающим голодом. Это можно было отложить на потом.

Единственное, что было понятно, — занесло меня очень далеко. Конечно, можно было определить широту и долготу, и в голове услужливо всплыла подсказка, что широту места можно определить с помощью такой вещи, как секстант. Знать бы еще, как он выглядит. А долгота определяется как угол между плоскостью меридиана, проходящего через данную точку, и плоскостью начального нулевого меридиана, от которого ведется счет долготы. Короче, может, доблестный штурман с морского корабля и был на это способен после обучения в мореходке, но только не бывший десантник и механик.

Так что все, что можно было придумать, — это топать вдоль ручьев и рек в направлении востока, стараясь не сильно отклоняться от маршрута. Что мне надо именно на восток — особых сомнений почему-то не было. Солнце и на другой планете по умолчанию восходит на востоке, а садится на западе, так что приблизительное направление известно. И что поторапливаться необходимо тоже. Пока я шатался по коридорам, потеряв счет дням, на поверхности явно наступила осень. Уже изрядно похолодало, и легкая куртка не очень спасала от ветра.

Первым делом я провел инвентаризацию своего имущества. Винтовка была на месте, вот только я умудрился расстрелять обойму еще под землей. По хомячьей привычке пустую я тоже сунул в карман. Если вычесть выпущенную в так удачно подвернувшегося барсука пулю, то осталось только девять. Поход ожидался длительный, и этого явно было мало. На всякий случай проверил оба магазина и тщательно обшарил все карманы, попутно выгребая оттуда содержимое. Чуда не произошло: патронов было по-прежнему девять.

Еще были нож, фонарик и плоская коробка, вытащенная из подземелья. Я осмотрел ее со всех сторон и, надавив на выступ сбоку, открыл. Внутри лежало двадцать четыре шестигранных пластинки вроде костяшек домино, только размером побольше. К верхней грани крепилось кольцо, явно напрашивающееся, чтобы вдеть веревочку или цепочку и повесить кубик на шею. На остальных сторонах были цифры и буквы — догадаться было несложно, даже если бы мне уже не показывали такое раньше. Точка, черточка, две, три черты, квадратик, перечеркнутый квадратик и так далее — каждый значок соответствовал единице, двойке, четверке, и так до пяти. Потом над черточкой ставилась точка, и это явно была шестерка, и далее до десяти. Просто точка, скорее всего, была ноль. На внутренней стороне коробки опять цифры и буквы. Явно Вещь из тех, что все ищут. Вот только что с ней делать — неизвестно.

Вздохнув, закрыл коробку и, выругавшись, отдернул палец. Поцарапался обо что-то острое. Машинально сунул ее назад в карман, дополнительно застегнув молнию. Коробка мне очень напоминала рассказы Джека Лондона про мешок с золотом и отсутствие еды. Может, она миллион стоит, но как использовать ее, все равно неизвестно, и пользы в ближайшее время не предвидится.

Тут я замер, пытаясь сообразить. Чего-то не хватало! «Зажигалка!» — понял с испугом, ощупывая карманы снова. Вчера я разжег костер. Значит, она где-то рядом. Я торопливо стал ползать вокруг костра, тщательно осматривая землю, и неожиданно заметил свою драгоценность. Она валялась под камнем. Присев, попытался достать, но пальцы не доставали. «Нарочно так не засунешь», — с досадой подумал я, пытаясь дотянуться. Кончики пальцев зацепили гладкую поверхность и вытянули зажигалку наружу.

Я оторопело уставился на собственную кисть с зажатой в ней китайской одноразовой драгоценностью. На пальцах был лишний сустав, который прямо на глазах исчезал, втягиваясь. Через пару минут рука выглядела совершенно нормально. «Влип», — мелькнуло у меня в голове. Торопливо вскочил и метнулся к ручью. Упав на колени, попытался рассмотреть в воде свое лицо. Лицо как лицо, изрядно заросшее щетиной, с глазами, носом и ушами. Хобот и прочие излишества полностью отсутствовали. Ничего особенного не обнаружив, я скинул с себя одежду и попытался осмотреть и ощупать тело везде, где доставал. Все было в полном порядке. Вот только это были вовсе не глюки.

Я попытался успокоиться и вспомнить, как все произошло. Неожиданно понял, что могу поминутно представить себе все действия. Раньше за мной такого не водилось. Как это было? Ага. Я потянулся… не доставал… Сейчас, проверим…

Не вставая, протянул руку за камешком, прикинув расстояние. Не достал и, уставившись на ладонь, попытался найти изменения. Рука как рука, все на месте, и ничего лишнего. Повторный эксперимент тоже ничего не дал. Ладно, мысленно плюнув, решил я. Всему свое время. Позже попробую еще. Если я уж стал меченым, то это навсегда. В истерику впадать нет времени, сейчас надо делом заняться. Будем вспоминать детство, не зацикливаясь на том, как давно это было и как редко удавалось попадать. Даже если попаду один раз из десяти, все лучше, чем патроны тратить.

Берется ремень кожаный одна штука, вытягивая его из поясных петель, сообщил сам себе. Осторожно режем ремень — слава богу, что он такой широкий, — так, чтобы было расширение, а остаток вдеваем назад, чтобы брюки на ходу не свалились. Один конец сворачиваем в петлю и продеваем в нее кисть руки. В расширенную часть вкладываем камень, обточенный водой, благо их здесь куча валяется. Теперь, наконец, обращаем свое благосклонное внимание на то, что еще один барсук с самого утра меня внимательно разглядывает, а еще парочка мелькнула довольно далеко. Здесь у них, похоже, целый поселок, но этот не больше чем метрах в пятидесяти сидит. Знает, что успеет удрать от меня в нору, и не боится. Вот и потренируемся.

Я встал и начал вращать пращу с камнем над головой. В голове заработал целый математический институт, определяя, с какой скоростью, в каком направлении и в какой момент надо выпустить свободный конец пращи. От неожиданности чуть не уронил камень — никогда раньше за мной такого не числилось, но решил для интереса сделать, как показано. Барсук продолжал с любопытством смотреть до последнего момента, и камень, с неожиданной силой угодивший в него, был для животного большим сюрпризом. С диким визгом он отлетел в сторону и, нелепо переваливаясь, так как задние ноги не работали, попытался заползти в нору. Я несколькими прыжками подскочил к нему и ударом ноги добил.

«И с башкой у меня тоже что-то не то», — таща трофей к костру, уныло подумал я. Никогда такого не было, чтобы так быстро соображал и еще расчеты на ходу делал. Правда, способность совсем не лишняя. Вот бы еще вспомнить, как шкурку снимают, чтоб ничего не испортить. Как бы в ответ на пожелание в голове моментально всплыло:

Через час мытарств я громко выматерился. Хороший теоретический совет получил. Жаль, что мне это все проделать практически пришлось. Шкура изрядно пованивала, хотя я долго и старательно чистил ее от остатков мяса и разных волокон, но делать было нечего. Завернув в нее мясо, собрал свои немногочисленные пожитки, с очередным многоступенчатым матом вспоминая буквально дословно исполненный мудрости совет из книги «Ориентирование по солнцу и часам»:

Не хватало сущей мелочи — свои электронные часы я выкинул еще на второй день переселения по Дашиному совету, а новые купить так и не собрался. Да и последняя фраза в моем положении была просто изумительна. Звезды здесь все равно другие, и я понятия не имел, в каких широтах — южных или северных — я сейчас нахожусь.

Тем не менее польза от новообретенной способности была, и немалая. Как я выяснил попутно с разделкой мяса путем экспериментирования, теперь я был способен вспомнить всякую когда-либо прочитанную книгу с любого места. Кроме того, не хуже любого поисковика типа гугла мог запустить необходимое сочетание слов и получить ответ, например сведения о повадках диких животных. Как очень быстро стало понятно, мог и телепередачи восстановить дословно и вообще все, что рядом со мной когда-либо произнесли. Однако в знаниях, иногда в самых нужных местах, зияли изрядные дыры, когда я пропускал скучные страницы или отвлекался на посторонние дела. Во всяком случае, изучая залежи своей памяти, можно было не скучать.

Я шел уже вторую неделю, стараясь не удаляться от воды. Попадались дубы, сосны и клены. Были и другие деревья, которые я не узнавал, даже несмотря на свою абсолютную память. Ночи становились все холоднее, и я привык спать вполглаза, тем более что рядом постоянно ошивались ночные хищники. Животных вообще было много. По степи ходили стада оленей разных видов, с маленькими и просто огромными рогами, поражающими своими размерами. Носились табуны диких лошадей и ослов. Несколько раз попадались и большие скопища бизонов. Можно было легко завалить такого, но я все равно не унес бы много, а на запах крови моментально собрались бы гиены, вопли которых я часто слышал и которых несколько раз видел. Сомнений, что это именно гиены, а не очередное местное страшилище, не было. Именно так они и выглядели в телевизионной передаче про животных. Поэтому нормальной добычей были суслики, зайцы и охотящиеся на грызунов хомяки. Иногда попадались перепела и куропатки.

Вот и сейчас я увидел неподалеку зайца, притаившегося в высокой траве, и привычно достал свою пращу из-за пояса, вложив в нее камень. Зверек стрелой помчался прочь, но было уже поздно. С точностью, подсказанной засевшим в голове гениальным математиком, рассчитавшим траекторию бега зайца и полета камня, и с отработанным на практике опытом метнул камень и услышал удар. К тому времени, когда дрова прогорели и костер обратился в груду пылающих жаром углей, готовый к жарке заяц был уже насажен на вертел. Я привычно завернул внутренности зайца в шкурку, чтобы выбросить и то, и другое, когда почувствовал новый запах и поднял голову.

Метрах в десяти от меня прямо на склоне мелкого оврага неподвижно стояли двое. Они были одеты в высокие сапоги до колена, кожаные штаны и мягкие на вид, похоже, тоже выделанные из кожи, рубахи и куртки. Все это было выкрашено в различные оттенки зеленого цвета и с успехом могло заменять маскхалаты. Если бы они захотели спрятаться, я бы никогда их не заметил, несмотря на свой достаточно большой опыт. В руках у обоих были короткие копья, за спиной лук и колчан со стрелами. То, что они показались, скорее всего, говорило об их мирных намерениях. При желании меня давно могли утыкать стрелами не хуже ежика.

Терять было нечего, и я сделал приглашающий жест, указывая на костер, зайца и себя, даже не пытаясь схватиться за винтовку. Они подошли и присели рядом, аккуратно положив оружие на землю. Это были действительно люди, а не какие-то гуманоиды. Никаких длинных ушей, зеленой кожи и третьего глаза во лбу не наблюдалось. Эльфийской узкоглазости тоже не было. Оба ростом под два метра, рыжие, с европейской мордой. Правда, оттенки рыжины были разные. Один был скорее темный блондин с уклоном в ржавчину.

Зато второй весь в конопушках и явно «убил дедушку лопатой».

Показав на себя, я произнес: «Леха» и вопросительно уставился на них. В ответ раздалась длинная фраза, в которой имени не было точно. Я демонстративно пожал плечами и пояснил, что ни фига не понял, но в принципе против них ничего не имею. Долг гостеприимства — это дело святое, а потом я слышал, что у разных дикарей не положено убивать того, с кем вместе кушали. Рыжие внимательно слушали, но по-русски явно не понимали. Еще раз показав на жареного зайца, предложил присоединяться и, сняв тушку с вертела, принялся делить ее на три части.

Здешние зайцы весом были под пять килограммов, и их на всех прекрасно хватало. Конопатый повернулся в сторону оврага, откуда они пришли, и свистнул. Оттуда раздалось ржание, и одна за другой появились пять лошадок. Они были на удивление рослыми, лохматыми и отличались от земных короткими жесткими гривами. Две из них имели серые шкуры, остальные три были коричневато-желтыми, различаясь в оттенках — от нейтрального бежевого, похожего на цвет здешних земель, до цвета сена, но обязательно с полосой на хребте.

Я понял, что был изрядно преувеличенного мнения о своих способностях к наблюдению. И это при том, что слух, зрение и обоняние у меня после подземелья изрядно улучшились. А вот добиться повторного увеличения рук или еще чего не удавалось, сколько ни пытался.

Рыжий подошел к последней прибежавшей кобылке, нагруженной какими-то сумками. Он ласково погладил ее по морде, вытащил из сумки несколько картошин и огурцов и принес их к костру. Судя по жестам, это был их вклад в общую трапезу.

Некоторое время мы молча ели, причем гости демонстрировали отменные манеры. Аккуратно пользовались ножом, не отрыгивали и не вытирали жирных рук о волосы и одежду. Потом они передали по кругу флягу с напитком вроде кваса, и все это не произнося ни слова. Некоторое время они еще посидели, а затем конопатый встал и, указав на одну из лошадей, что-то сообщил, делая приглашающие жесты и показывая мне, что пора подниматься и отправляться. Темно-рыжий уселся на соседнего коня и выжидательно уставился на меня.

— Вы что, хотите, чтобы я поехал? Так они ж без седел, я так не умею, — сказал я.

В ответ прозвучала длинная фраза. Общий ее смысл, судя по интонации, явно сводился к «Надо, Леха, надо». Я тяжело вздохнул и стал собирать свои немногочисленные пожитки. Рыжие терпеливо ждали.

Опыт моей верховой езды исчерпывался последней парой месяцев, и вряд ли из меня получился хороший наездник. Без седла, с одной попонкой на спине, я настолько уставал от тряски, что следующие три дня был малоспособен что-то рассматривать и запоминать. Сидеть на широком крупе было страшно неудобно, я все время сползал назад, но всякий раз, когда пытался покрепче обхватить лошадь ногами, проклятая зверюга резко вздрагивала, стремясь высвободить свой зад из-под меня. Мои спутники даже ели на ходу и останавливались только на ночь, чтобы дать отдохнуть коням. Уже гораздо позже, когда я начал понимать, что происходит вокруг, то сообразил, что нам на дороге должны были неоднократно попадаться другие люди, но я никого ни разу не видел.

Любые попытки общения тихо игнорировались, но и между собой они обменивались только редкими репликами, которые я быстро выучил, хотя пользы от слов «зажги костер», «напои лошадь», «поехали» или «быстро» для нормального общения было явно недостаточно. На третий день блондин показал на очередную рощу вдалеке и сказал: «Дом». Это слово я уже знал. На любой вопрос звучал очень содержательный ответ: «Дом».

Когда мы приблизились к роще, я даже забыл об отбитой заднице. Это были очень странные деревья. Неизвестно, можно ли было вообще их назвать деревьями, но громадные корни у них явно были, местами выходя на поверхность. Они росли не только вверх, но и в ширину и больше всего напоминали деревянные домики, стоящие один на другом в три-четыре этажа и выраставшие из того места, где положено быть крыше в нижнем.

Самый первый был размером с четырех-пятикомнатную избу, с потемневшими от времени стенами. А чем выше находился домик, тем меньше и светлее он был. Самое верхнее строение по размерам было не больше скворечника, но не было никаких сомнений, что с дальнейшим ростом он увеличится и в нем поселятся. А из крыши вверх тянулся тонкий ствол. Вход представлял собой обычное дупло, из которого выглядывали люди и куда можно было подняться по прислоненной к нему лесенке. Никаких сомнений, что дома выросли, а не построены таким странным образом, даже возникнуть не могло. Прекрасно были видны уходящие в землю могучие корни, на коих стоял первый дом, и на разных уровнях прямо из стен домов росли могучие ветки, по которым местами было развешано стираное белье. А внизу, вокруг каждого, были четко разгороженные квадраты огородов с какой-то зеленью и хозяйственные пристройки.

Между этими удивительными домами росли и нормальные деревья с кустами, посаженные вдоль того, что можно было бы назвать улицей, если бы вместо тротуаров здесь не была обычная утоптанная земля. Но главное, на улицах оказалась масса народу, с интересом разглядывающая наш маленький караван. Волосы всех были самого разного рыжего оттенка — от практически блондинов до кирпичного цвета. А еще все они были ростом под два метра, и более низкие — женщины — были ничуть не ниже моих метр девяносто. Некоторые здоровались, некоторые нет, но все с любопытством смотрели, побросав свои дела.

Мы остановились в центре рощи у очередного дерева-дома, и рыжий показал мне рукой на вход, больше напоминавший дупло. Я спрыгнул с осточертевшего за дорогу коня и с удовольствием потянулся, хрустя всеми костями. Рыжий снова ткнул в сторону лесенки и раздраженно что-то сказал. Кроме «быстрее», я все равно ничего не понял, но не стал спорить и пошел вперед. Собственно, лесенка, по которой требовалось подняться, была не тем, что понимают под этим словом нормальные люди, это был просто срезанный ствол молодого деревца, с обеих сторон которого на разных расстояниях были оставлены небольшие обрубки веток. При минимальной ловкости нет проблем подняться.

На входе в дупло я потрогал кору дерева. Она, казалось, пульсировала под пальцами, как кошка, которую погладили. Что бы это ни было, но назвать его деревом язык не поворачивался. Оно было если не живое, то, во всяком случае, не мертвое точно. Я шагнул вперед и в падающем из входного отверстия свете увидел практически пустую комнату, с отверстием в потолке, куда шли нормальные ступеньки, вырастающие прямо из пола. У дальней стены стоял маленький столик, и было еще ложе, застеленное шкурами. Там неподвижно сидел человек со скрещенными по-турецки ногами. За спиной у него было несколько полок, явно с книгами, ничем другим они быть не могли, хотя в голове у меня всплыло слово «фолианты» — с такими большими, окованными металлом, обложками с рисунками.

Я подошел и сел напротив, попытавшись скопировать позу хозяина. С непривычки это было довольно неудобно. Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Это был уже дряхлый Старик с морщинистым лицом старой обезьяны, высохшим телом и совершенно лысый. Со спины подошла неизвестно откуда взявшаяся девушка и, опустившись на колени, поставила на стол две изящные чашки. Потом в одну налила из «Фляги» какой-то напиток и неподвижно замерла. Старик дрожащей рукой взял чашку, с хлюпаньем отпил оттуда и поставил снова на стол. Внезапно он нагнулся вперед и что-то успокаивающим тоном пробормотал, взяв меня обеими руками за голову и держа пальцы у висков.

В голове у меня стрельнуло, и я дернулся. По ощущениям это напомнило мне то, что делали эльфы на Земле.

— Терпи, — пробурчал старец.

Я от неожиданности замер. Сказано было не по-русски, но я прекрасно понял. Еще несколько минут мы сидели в этом странном положении. Голова болела все больше, потом Старик убрал руки и опять неподвижно замер. Девушка тут же налила в пустую чашку новую порцию питья, и он снова отхлебнул с явным наслаждением.

«Какого черта, — подумал я, — мне бы тоже налили, хоть попробую». И взял пустую чашку со стола.

— Ты меня понимаешь? — вдруг спросил Старик.

— Да, — вздрогнув, ответил я.

— Головная боль скоро пройдет, — сообщил тот. Голос был неожиданно приятный. — Я не собираюсь ждать, пока ты выучишь наш Язык, и сразу дал тебе словарный запас. Слишком много сразу, поэтому и болит. Завтра все будет в порядке. Это не полное знание Языка, только слова, хотя и достаточно для простого разговора. Правильно строить фразы и разную мелочь, вроде женский род, мужской, будешь узнавать в процессе общения. Не часто к нам попадают чужаки, да еще такие интересные, как ты, — помолчав, сообщил он. — Расскажи мне о себе как можно подробнее…

«А что, собственно, я теряю, — подумал я. — Этот тип явно здесь большой начальник, и меня сразу отвезли на консультацию к нему. Он по результату моего рассказа будет принимать решение. Проблема в том, что я все равно не представляю, что ему может понравиться, а что нет. Значит, нужно говорить одну правду, а там уж надеяться на удачу и авось». И я заговорил.

Легко сказать, расскажи… Как объяснить кочевнику, зачем землю пашут, если он психологически не может этого понять? А как объяснить слепому разницу в цвете? Несколько часов, с трудом подбирая слова, отвечая на уточняющие вопросы и объясняя непонятные термины, я говорил и говорил. Прервались только однажды на еду, которую принесла все та же молчаливая девушка. Заодно она притащила и невысокую табуретку, когда Старик предложил мне сесть нормально. Еда была вполне нормальной. Жареная картошка и тушеное мясо с каким-то непривычным, но приятным вкусом.

Дослушав до конца, он долго молчал.

— Ушедшие… — усмехаясь, сказал Старик. — Шестьсот с лишним лет назад, тут вы не сильно ошибаетесь, было на планете несколько государств с достаточно высоким уровнем развития, населенных обычными людьми… Что-то они между собой не поделили и, как положено людям, устроили нехилую войнушку. Подробностей в здешних легендах, как и причин, найти нельзя. Высокая поэзия и глубокие аллегории. Не уверен, что в тех историях, которые рассказывают посвященным, содержится сплошная незамутненная истина. Мне в этом смысле проще, мой отец был ребенком в те времена. Да, — хихикнул он, видя мое изумление, — мне уже за пятьсот лет будет, и недолго осталось. Отец говорил, что явного виновника не было. Все случилось достаточно неожиданно для всех. Впрочем, сейчас это уже неважно.

В общем, начали они друг друга травить химическим, бактериологическим и биологическим оружием, словом, всем, что имелось. Вроде даже атомным, потому что есть места, которые и через шестьсот лет изрядно радиоактивные. И так они старательно это проделали, что все люди дружно отправились в Места Счастливой Охоты. Вот только в последние лет сто до этой Войны научились они вмешиваться в природу. То ли пытались вывести суперсолдат, то ли искали возможность сделать человека, приспособленного к разным условиям, то ли, как положено ученым, на чужие деньги проводили проверку своих завиральных теорий. Брали животных и старались развить в них разум. Скрещивали животных с человеком. Скрещивали животных друг с другом и опять пытались развить в них разум. Пытались привить человеку новые свойства и возможности. В результате, когда человечество вымерло, на развалинах планеты остались жить вот эти, очень разнообразные по виду и поведению, существа. На них основной бич — биологическое оружие и эпидемии — не подействовал. Все-таки они отличались от людей. Часть со временем вымерла, или их поубивали другие виды. Но часть сохранилась и изрядно размножилась. Одним из таких видов были мы. И мы не люди. Мы оборотни. То, что ты рассказывал про ваши дурацкие суеверия, к нам отношения не имеет. На Луну не воем, на прохожих не бросаемся, бесконтрольно не изменяемся и серебра не боимся. — Он заметил некоторое недоумение на моем лице и добавил: — Ты слушаешь, понимаешь слова, но до тебя не доходит смысл. Ну как тебе объяснить, чтобы понятно было. Смотри…

Он закрыл глаза и уперся руками в стол. Кожа на лице и руках пошла рябью. Поползли, изменяясь, мышцы и сухожилия. Зрелище было достаточно противное. С неприятным звуком прямо на глазах заскользили кости. Через несколько минут напротив меня сидел гибрид гориллы и человека. Он встал, давая себя рассмотреть.

Маленький приплюснутый нос, прижатые к черепу уши и узкий рот, притом что нижняя челюсть стала массивнее. Хотя лицо по-прежнему оставалось узнаваемым. Руки, ноги и живот покрылись редкими волосами, лицо голое. Тело стало короче, и непропорционально длинные руки с острыми когтями делали его странным. Ноги тоже удлинились — это было видно по изменению позы. Он взял со стола нож и без усилий согнул лезвие.

— Вот это наш второй облик, — сообщил он тем же голосом. — Не у всех одинаковый, есть и другие, но при определенном умении сразу видно, кто есть кто. В таком облике мы становимся сильнее, быстрее, лучше видим, слышим и ощущаем запахи. Вот только работать с этим, — он продемонстрировал острые когти на пальцах, — сложнее. А некоторые в боевом облике вообще не имеют нормальных рук и пальцев. Такие как кошки или волки. Поэтому существует определенная этика поведения. В мирное время мы ходим в основном облике, а это, — он ткнул себя пальцем в грудь, — боевая трансформация. Оборотни — хозяева равнин, которые занимают треть континента. На востоке у нас горы, на юге — пустыни, на севере — тундра, на западе — леса. Там живут другие существа, иногда сотрудничающие с нами, иногда воюющие, но те территории для нас интереса не представляют. Существует подробный справочник, написанный для ознакомления. Основные виды, привычки, обычаи, языки и все такое…. Можешь посмотреть на меня уважительно: три четверти текста — мое творчество. Как увидишь, проникнешься. Там несколько томов, которые по весу и размеру вполне можно использовать как оружие. На самом деле — это планета, а не твой огород. Вполне могут существовать еще множество видов, о которых не только мы, но и наши соседи ничего не знают.

На мгновение он замолчал, а затем продолжил просвещать меня:

— Большинство из новых видов изначально имели человеческое воспитание и нередко человеческие мозги. Поэтому пошли той же дорогой, что и вымершие человеки. Стали создавать государства, города, искусство, религию, науку, производство и все остальное, что положено уважающему себя разумному. На другом континенте существуют достаточно развитые государства. Но сейчас это тебе ни к чему. — Он задумался, помолчал. — Тебе сильно не повезло. А может, наоборот, сильно повезло. Это как посмотреть. — Он ухмыльнулся. — То место, куда вы залезли, это была не тюрьма. Это, — он замялся, подыскивая самое близкое понятие, — лаборатория. Там в основном работали с до-жизнью, с еще не рожденными.

— Это как?

— Я не знаю, как объяснить простыми словами, чтобы до тебя дошло. Воздействие на плод беременной самки… М-да… направленным энергетическим потоком на объект за счет внутренних резервов организма. Так понятно?

— Экстрасенсы, что ли?

— Таких слов я тоже не знаю, — насмешливо сообщил Старик.

— Это когда у человека проявляются нестандартные таланты — телепатия, ясновидение, биолокация. Некоторые этим владеют, но объяснить не могут.

— Ну это. И еще многое другое. И очень даже объяснимо. У нас существует целая система отбора и воспитания, в результате которой получаются пауки.

— Э-э-э?..

— Ну не настоящие, с жвалами и паутиной. Так называется местный начальник-шаман. Чем выше способности, тем выше пост. От простого стойбища к руководителю племени. Можно, конечно, это назвать магией, но никакого «раз и готово» не имеется. Если свои силы переоценил, можно и загнуться. Правда, попадаются такие экземпляры, — с восхищением сказал он, — что ничем не прошибешь. Так, мы отвлеклись, старый я уже стал… Словом, ты случайно угодил в один экспериментальный, — он опять замялся, — отдел. Ты не первый такой, но нам интересен результат. — Старик опять захихикал. — Каждый попавший туда моментально цепляет… Сначала мы думали, микроб. Потом решили, что вирус, но доказать это не смогли. И выделить из организма это мы пока не можем. Словом, человек ловит какую-то хрень через дыхательные пути. Если он в маске, ничего не происходит. Вроде бы эта хрень может проникать и через открытые раны, но, если кто и ставил такие опыты, мне не рассказывали. Ну в общем, этот вирус проникает в организм и начинает размножаться, встраиваясь в клетки. Он разворачивает там собственную программу, и это вызывает переделку всей генетической структуры. При этом позволяет клетке и дальше заниматься своим делом, то есть с виду все абсолютно нормально. Зато в первый день у человека начинается сильный жар, появляются галлюцинации. На второй день умирают девяносто пять из ста. На третий — еще двое. На четвертый — еще. Вот те кости, которые ты там видел, остались от неудачников. На пятый день человек приходит в себя. Проблема в том, что он уже не человек.

— И кто я тогда?

— Перевертыш. Оборотень. Только нормальный оборотень имеет два вида, ты можешь принять любой. Ты ничего такого не рассказывал, но все дело в том, что измениться не так просто, и надо этому учиться. К этому мы вернемся чуть позже. Вот это, — ткнул пальцем в меня, — отныне и навсегда твой базовый облик.

— Чего? — изумился я. — Двадцать четвертый год — это мой облик.

— Тут есть один интересный нюанс. Пока ты лежал без сознания, перестройка организма шла полным ходом. К сожалению, организм — дурак, своего ума у него нет. Он подстраивается под твои мечты об идеальном теле. Судя по всему, у тебя все сейчас в лучшем виде. Никаких проблем с глазами, выбитыми зубами, язвой желудка и болями в коленях.

— Какая еще язва желудка?

— Остальное-то угадал? Если бы отсутствовали ноги или на носу была бы большая противная бородавка, то ноги бы отросли, а бородавка исчезла. Ну все в таком роде. Что бы ты теперь ни делал, единственный вариант, который твое тело считает правильным, — это сегодняшний. Регенерация у него чудовищная, отрубленные руки или всякие прочие части тела, а также ранения и шрамы излечиваются быстро, даже без сознательного усилия. Так даже лучше, потому что ничего не бывает просто так. Организм использует собственные резервы. Больше определенного количества он не зачерпывает, иначе можно помереть не от раны, а от истощения. Рука не вылезет сразу, а отрастет постепенно. Надо только усиленно питаться. Организм постоянно на страже, отслеживает то, что тебе мешает или угрожает. Все это происходит совершенно бессознательно. Захотелось тебе рассмотреть что-то далекое или в темноте, глаз пытается подстроиться. Появляются необходимые для этого колбочки или палочки в сетчатке. Захотелось почесать спину — рука удлинилась. Поэтому требуется постоянный контроль, которому придется учиться. Разумные очень нервно реагируют на подобные вещи. Здесь про перевертышей рассказывают легенды, как на вашей Земле про оборотней. Догнал — убил — съел. При всех своих способностях ты смертен. Повреждение мозга или уничтожение большей части тела приводит к смерти. Поэтому перевертыша постараются порубить на части и сжечь.

— Приятная перспектива.

— А ты как думал? Получил способности на дармовщину и стал сверхчеловеком? Получи в нагрузку необходимость тщательно скрывать свои способности от окружающих или заставь их уважать себя. — Старик молча поразмышлял. — Ну что еще? На несколько порядков по сравнению с человеком повысилась сопротивляемость твоего организма к болезням, а также к ядам. Ты можешь даже тухлятину жрать без последствий, а всякие тифы или холеры проходят как легкое недомогание. Даже радиация действует на перевертыша намного меньше, и при этом последствия вылечиваются достаточно быстро. Правда, ощущения при этом довольно пакостные. Это, впрочем, имеет и обратную сторону. Алкоголь, наркотики, всякие вещества, употребляемые разумными в качестве допинга, чтобы получить удовольствие, будут действовать на тебя во много раз слабее и быстро выводиться из организма. Это что касается бессознательных изменений. Есть и сознательные, но этому надо учиться. Поясняю. Ты не можешь сделать себе второе сердце. Оно должно быть подключено к системе кровообращения, иметь достаточно места для работы. Одно изменение тянет за собой другое, и появляется необходимость в знании анатомии, физиологии и еще куче необходимых вещей. Ты знаешь? Нет? Я так и думал. Поэтому начинают всегда с мелочи. Ну пальцы, зубы, глаза. Если вздумаешь вырастить глаз на пальце, — хихикнув снова, сказал он, — будешь иметь проблему со зрением. Три глаза у человека не предусмотрены природой. Или все будет не в фокусе, или придется закрыть нормальные. Превратиться в неживое — металл, камень — тоже нельзя. И нельзя превратиться в слона или мышь. Вернее, не так. Это будет мышь весом… Сколько ты, например, весишь?

— Не знаю, что-то за девяносто килограмм, но мысль понятна. Вес не изменяется?

— Изменяется, но в пределах двух-трех процентов. Для тебя два — два с половиной килограмма. Это потери при переходе. Ничего не бывает бесплатно. Уходит энергия, и поэтому после серьезного изменения всегда хочется есть. Несколько мелких дают тот же эффект. К этому надо быть готовым, а то можно и в обморок свалиться. И необязательно свежее сырое мясо. Можно и овощи жрать с тем же успехом. Просто чем калорийнее пища, тем быстрее восстанавливаются силы. Да, кстати, еще одно ограничение. Размеры мозга изменить нельзя. Не знаю, — с досадой сказал он, отвечая на мой вопросительный взгляд. — И никто не знает. Невозможно. Так что в питона превратиться не удастся. Очень странная будет змеюка, с человеческой черепушкой. — Он отпил из чашки. Сказал: — Мозг тоже изменился, и очень сильно. Ты должен был уже заметить…

Я машинально кивнул.

— Он теперь может работать в двух режимах. Один обычный, другой включается в экстренных ситуациях. Тогда соображаешь намного быстрее и четче. Если захочешь, можешь вспомнить все, что с тобой было, начиная чуть ли не с рождения. Любую прочитанную книгу или поминутно любое действие. В случае опасности мозг заработает сам, но можно и включить ускоренный режим по желанию. Очень полезная вещь в драке. В голове работает целый институт и производит расчеты, что может сделать противник. В зачет идет все — дыхание, движение мускулатуры, изменение запаха и еще масса вещей, которые делаются машинально и бессознательно. Перевертыши чувствуют то, что обыкновенному человеку недоступно. Вот, например, тебе кажется, что ты чувствуешь мой запах. Это не совсем так. Это запах жизни существа. Разумного или нет. Живозапах. Ощущение зависит от существа и его характера. У некоторых людей он противный, у других, наоборот, приятный. Это зависит от того, что они думают о тебе. Ты чувствуешь отношение. Это тоже приходит с опытом. Очень долго можно путаться, потому что собеседнику только что наступили на ногу, и он ненавидит вообще всех, а не конкретно тебя. Тонкости развиваются и совершенствуются со временем. — Он помолчал и внезапно спросил: — Собственно, как ты определил меня?

— Как очень опасного субъекта, — помедлив, ответил я. — Но не для меня и не врет.

— Запомни на будущее — можно не врать, но правда, которую тебе говорят, не всегда та правда, которой ты ожидаешь. Ты сейчас думаешь, — помолчав, сказал Старик, — зачем я тебе все это рассказываю и что, собственно, от тебя потребую. Ты прав. Я хочу, чтобы ты добровольно дал клятву стать моим учеником на год и один день. В любое время дня и ночи ты можешь меня спросить о чем угодно. Я, конечно, могу и послать на три буквы, но если дело серьезное, твои проблемы — это и мои проблемы. Я отвечаю за тебя. Но это имеет и обратную сторону. Ты подчиняешься моему прямому приказу, не рассуждая. Только потому, что я могу знать неизвестное тебе. Скажу падать в грязь и квакать — квакай! Скажу убить ее, — он ткнул пальцем в девушку, — убьешь, не интересуясь причиной.

Та впервые за все время пошевелилась и внятно сказала:

— Пусть попробует.

Старик погрозил ей пальцем и продолжил:

— А если откажешься выполнять прямой приказ, то вариантов только два. Или ты обращаешься к Совету и пытаешься объяснить причины своего поступка. Может, они поймут и простят. Или я тебя убиваю на месте, — совершенно спокойно закончил он.

— Любой приказ?

— А что тебе не нравится конкретно? — демонстративно удивился Старик.

— Хм, может, у вас тут принято заставлять спать с… — я запнулся, глядя на девушку, — с собаками или мужиками. Я, прости, не по этой части и заранее заявляю, что таких приказов выполнять не буду.

— А вот это, — серьезно сказал Старик, — один из основных законов. Сексуальное насилие абсолютно запретно. Любой насильник будет умирать долгой и мучительной смертью. Это не только мораль — это еще и необходимость, которую я тебе поясню после клятвы.

— Зачем тебе ученик? — настороженно спросил я. — Наверняка у такого, как ты, они есть и без меня.

— Есть, — спокойно подтвердил тот. — Вот одна сидит прямо здесь. Просто ты не понимаешь, насколько скучной становится жизнь, когда тебе перевалило за пятьсот лет. Жизнь становится однообразной. Прекрасно знаешь, что скажут и что сделают твои люди. Даже интриги между пауками уже неинтересны. — Он прикрыл глаза, задумавшись. — За очень долгое время ты первый, пришедший извне, который может рассказать мне много нового, и, кроме того, мне никогда не приходилось иметь дела с перевертышами. А это любопытно. Может быть, пару лет назад я бы не стал заниматься с тобой лично, но оборотень доживает до старости, почти не меняясь внешне. Как только появляются признаки старения — за тобой пришла смерть. Три месяца, максимум четыре — и все. Я начал внешне стареть четыре месяца назад, но я паук, и достаточно сильный. Меня положат в корни дома не раньше чем через пару лет. Это время я хочу прожить так, чтобы скуки не было, и оставить после себя не просто ученика, но чтоб он был не такой, как все. Чтобы стать признанным Мастером среди пауков, требуется оригинальная работа. Попробуй выдумать что-нибудь и сам поймешь. Если хочешь, ты — моя последняя работа. Я вижу, тебе надо отдохнуть и переварить все это. Поднимешься наверх и отдохнешь. Завтра скажешь, что решил.