"Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу!" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)ГЛАВА 4 МЕТОД ДУНДУКЦИИСоловец согнулся над перегородившим лестничную площадку трупом, чье лицо ему было смутно знакомо, и пощупал у покойника пульс. Как ни странно, пульс был. И у трупа был на редкость цветущий вид. — Давно он тут лежит? — осведомился майор. — Георгич, это Твердолобов, дознаватель из нашего управления, — пояснил Казанова, поднимавшийся по ступенькам вслед за начальником «убойщиков». — Он сегодня дежурит. Труп выше этажом… Майор переступил через начавшее дергаться и храпеть тело, так и не добравшееся до места происшествия вследствие навалившегося на полпути приступа усталости, вгляделся в темноту, где маячили фигуры двух сержантов, и повернулся к Казанцеву: — Что-то я не пойму… Какой это дом? — Семнадцатый. — А разве нечетные номера относятся к нашей территории? — По новой нарезке районов — да. — Капитан грустно покачал головой. — Черт, — ругнулся Соловец, — раз в квартал планы меняют, а нам отдуваться… Картографические изыски были любимым развлечением подполковника Петренко и его коллеги, начальника РУВД сопредельного Калининского района[17]. Каждый из подполковников стремился по максимуму сузить территорию своей ответственности и подсунуть соседу самые лакомые кусочки вроде захолустных улочек, загаженных тупичков и неосвещенных скверов, где сотрудникам милиции рекомендовано появляться исключительно при оружии, группами не менее чем по три человека и, желательно, на бронированной гусеничной технике. В результате бумажных войн отдельные переулки и даже дома регулярно меняли «хозяина», что привносило в и без того неспокойную жизнь обитателей двух спальных районов дополнительную толику нервозности. Чем с удовольствием пользовались стражи порядка, отфутболивая заявителей к соседям и мотивируя отказы в приеме жалоб чужой территориальностью. — Ну, что тут? — неприязненно спросил Соловец у косоглазого сержанта, присевшего на чугунный радиатор парового отопления. — Документы какие-нибудь нашли? — Не-а, — Косоглазый перебросил вонючую «беломорину» из одного уголка рта в другой. Единственными вещами, обнаруженными сержантами в карманах рубашки убитого, были расческа и пригоршня пятирублевых монет. Монеты патрульные честно поделили между собой, а расческу оставили. — Глухарь, — резюмировал страдающий от сухости в горле Казанова. — Натуральнейший глухарь… Уже расправил крылышки. — Погоди, — буркнул майор и присел на корточки возле окоченевшего тела. Покойный был одет весьма скудно — на нем болтались красные в белый горошек семейные трусы, зеленая нейлоновая рубашка, соломенная шляпа и плащик из прозрачного полиэтилена. Обуви на трупе не было, а в спине торчал ледоруб с примотанным к кольцу на рукояти обрывком черной веревки. — Какое гнусное самоубийство! — на всякий случай сказал Соловец и с надеждой обвел взглядом собравшихся. — Не прокатит, — удрученно выдохнул Казанова. — Били в спину. — Он мог сам! — не сдался майор. — Положил эту кирку на пол, а потом — хрясь навзничь! Капитан несогласно покачал головой. — Как проститутку-Троцкого[18], — неожиданно сказал косоглазый патрульный, обнаружив недюжинные познания в отечественной истории. — Того вроде по жбану отоварили…, — засомневался второй сержант. — Молчать! — взвился Соловец, страшно не любивший, когда младшие по званию проявляют хоть какие-то признаки интеллекта. По мнению начальника ОУРа, патрульные были предназначены исключительно для того, чтобы дубасить «демократизаторами» задержанных, собирать дань с окрестных ларьков и почтительно внимать, не раскрывая ртов, когда офицеры милиции переговариваются между собой. Казанова также недовольно засопел. Сержанты пришибленно умолкли. — Погоди-ка…, — Соловец успокоился и посмотрел на обшарпанную дверь с отсутствующим номером квартиры. — А свидетели есть? — Не, — почтительно сказал круглолицый сержант, недавно прибывший в северную столицу из деревни под Брянском и пока еще опасающийся ездить на метро, из-за чего он вечно опаздывал на работу. — Надо привести? Майор перегнулся через перила и отметил, что дознаватель Твердолобов все так же пребывает в беспамятстве. — А тута никто не ходит, — добавил второй патрульный. — Двери заколочены, все через другой подъезд шоркаются… Тута аварийный лестничный пролет. Опасно ходить… — Опа! — Казанова понял невысказанную мысль Соловца. — Георгич! До границы нашей территории — сто шагов. — Именно, — майор воровато заморгал. — И заявы нет… — А Чердынцев? — засомневался капитан. — Спокойно… Скажем, ложный вызов, — Соловец повернулся к патрульным. — Кто, кстати, сообщил? — Старуха одна, — задумался круглолицый. — Слышала выстрелы, испужалась и нам брякнула. Видела еще, что вроде кто-то в подвал побежал… Или не побежал… Она сама неходячая, токо у окошка сидит… — Отлично! — Начальник «убойного» отдела весело потер руки, выдернул из спины покойного ледоруб и пихнул труп ногой. — Так. Берете этого и несете вниз, под лестницу. Посмотрите там дерюжку какую-нибудь, чтобы накрыть… И мотаете отседова, — Соловец сунул старшему наряда мятый полтинник и орудие убийства. — Сходите, пивка попейте. Ледоруб выбросите или сменяйте на что-нибудь, — глаза у патрульных загорелись — альпинистский инструмент был почти новым и при удачном стечении обстоятельств его можно было легко толкнуть рублей за пятьсот. — Только кровь оботрите… Если кто спрашивать будет, что и как, вы ничего не знаете и ничего не видели… Мальчишки петарды поджигали, вот старуха и ошиблась. Мы вечером решим проблемку… Методом дундукции, — майор как мог произнес чудное слово, запомнившееся ему со времен учебы на курсах повышения квалификации. — А наш чудик? — Казанова вспомнил о Твердолобове, почивавшем на пыльных ступенях. — Его — в отдел, — решил Соловец. — Может, в соседний дом оттащим? — предложил капитан. — Нет, в отдел… Он все равно ничего не помнит. Бросим в дежурке, пусть дрыхнет. И Чердынцеву скажем, чтобы не будил… Ну, — майор поторопил сержантов, — что встали? Патрульные, только что получившие наглядный урок тонкостей оперативной работы по интеллектуальному раскрытию особо тяжких преступлений, что в современной милицейской практике занимает больше половины рабочего времени, схватили труп за ноги и поволокли вниз по лестнице. За ними двинулся Казанова, бережно несущий в руке шляпу и прикидывающий, пойдет ли ему сей головной убор или нет и, если пойдет, будет ли он гармонировать с его любимым длинным красным шарфом. Соловец окинул беглым взглядом место преступления, затер подошвой ботинка кровавое пятно на полу и щедро посыпал лестничную площадку смесью махорки и молотого черного перца, коробок с которой он всегда носил с собой. Ибо был старым и опытным сотрудником райотдела милиции и хорошо знал, что не стоит недооценивать служебных собак. Особенно из соседнего РУВД. Возле бредущих вот уже больше часа сквозь метель Рогова и Дукалиса, на плечах которых кулем болтался невменяемый Ларин, притормозил оранжевый «шевроле-старкрафт» с возвращавшимися на Литейный, 4 взрывотехниками УФСБ, пораженными до глубины души одеянием припозднившихся прохожих. — Эй, вы кто такие? — дружелюбно спросил один из взрывотехников, высунувшись в открытое боковое окно. — Холмс, — гордо ответил зациклившийся на Конан-Дойле Рогов. — Шерлок Холмс… А это Ватсон, — Василий указал на Дукалиса. — Доктор Ватсон… Тот церемонно поклонился, едва не уронив Ларина. — Понятно, — взрывотехник усмехнулся в густые усы. — А как зовут этого Ватсона? — Доктор, — ничтоже сумняшеся выдал Васятка[19]. — А вы настоящие? — Ну, а как же! — воскликнул Дукалис. — Из самого… этого самого… — Из Лондона. — подсказал Рогов. — Да! Из Лондона! — Дукалис замахал свободной рукой куда-то вдаль, где, по его прикидкам, находилась столица Великобритании. — А третий кто? — осведомился взрывотехник. — Мориарти. Профессор, — нашелся Васятка. — Наш друг и соратник… — И куда путь держите? — водитель микроавтобуса присоединился к разговору, набирая на мобильном телефоне номер отделения экстренной психиатрической помощи. — За бухаловым! — выкрикнул честный Дукалис. — Ясно, — взрывотехник выбрался из кабины микроавтобуса, чтобы отвлечь на себя внимание вскочивших на quot;белого коня[20]quot; придурков и дать возможность водителю вызвать медиков. — Холмса и Ватсона все уважают. А Мориарти — и подавно. Может, вы подождете, пока вам выпить сюда привезут? Чего далеко ходить? Из распахнувшихся задних дверей «шевроле старкрафта» бесшумно выскочили три фигуры сопровождавших взрывотехников бойцов quot;ГрАДа[21]quot; и встали за спиной «великого детектива» со товарищи. — А чё?! — обрадовался «Ватсон» и сбросил с плеча руку Ларина. — И то верно. Андрей опять полетел на асфальт. — Сейчас приедут, — водитель высунулся наружу. — Отлично! — обрадовался Рогов и повернулся к Дукалису. — Что я тебе говорил? Шмотки — великое дело! Правильно одет — везде тебе почет и уважение!.. Приезд генерального директора «Фагот-пресса», сопровождаемого младшим лейтенантом милиции, в свою вотчину был обставлен с поистине королевским размахом. В центральном холле издательства, по стенам которого были развешаны многочисленные фотоколлажи, на которых гендиректор обнимался и целовался взасос с сильными мира сего — президентом США, Папой Римским, Батей Урюпинским, рыжеволосым председателем РАО ЕЭС России, министром внутренних дел Израиля, тибетским далай-ламой, Ясиром Арафатом и Усамой бен Ладеном, — выстроились два десятка сотрудников, льстиво улыбавшихся шествующему с каменным лицом Дамскому. Даже не взглянув на них, Ираклий Вазисубанович прошествовал в свой кабинет, плюхнулся в пятисотдолларовое кресло, провякал в интерком, чтобы ему принесли чаю, и уставился на Мартышкина, словно забыл, зачем привез милиционера с собой. — Так, что с писателями? — Стажер попытался продолжить разговор, начатый еще в «ушастом» черном эксклюзивном quot;ЗАЗе-968М-стреч[22]quot; генерального директора «Фагот-пресса», но прерванный телефонным звонком партнеров Дамского из далекого города Урюпинска. — Да! — вспомнил книгоиздатель, полез в стол и вывалил перед младшим лейтенантом кипу рекламных плакатов. — Вот! Смотрите. — Очень интересно, — осторожно заметил Сысой, разглядывая кричащие заголовки типа «Народный Целитель. Путевка в Синг-синг!», «Народный целитель. Прыжок в поле!» или «Народный целитель. Месть Сары, Цили и Моисея Сигизмундовича!», а также наброски рекламы будущих книг, объединенных в серии «Жуликоватая любовь» и «Владимирский отстой». — А что это тут мелко так напечатано? «Для нас пишут не только…» Кто пишет? — Чушков и Беркасов, я ж вам говорил, — выдавил из себя генеральный директор, активно пользовавшийся всяческими уловками, дабы поддерживать реализацию своей залежалой продукции на должном уровне и не подводить своих урюпинских партнеров. — Это чтоб антимонопольный комитет не докопался… Читателей я предупредил, что на меня не только эти двое работают, но и много других. Так что заявка о мошеннической рекламе у них не пройдет… А что делать? Без рекламы, особенно такой, ничего ведь не продашь… — Гениально! — восхитился стажер, недалеко ушедший в умственном развитии от генерального директора «Фагот-пресса». — Вы всё предусмотрели! Дамский расплылся в довольной улыбке и даже соизволил заказать для Мартышкина кофе. Предупредив, однако, секретаря, что «достаточно половины дозы». Расточительность Ираклием Вазисубановичем не поощрялась. Юная блондинка внесла поднос с большой кружкой для генерального директора и с маленькой чашечкой для стажера. Дамский проводил обтянутую мини-юбкой аппетитную попку секретарши отрешенным взглядом, шумно отхлебнул чаю и постучал согнутым пальцем по клавиатуре компьютера, пылившегося на рабочем столе. Машина стоимостью в три тысячи долларов, с двумя процессорами последнего поколения, жидкокристаллическим монитором с диагональю в восемнадцать дюймов и стагигабайтным жестким диском использовалась издателем исключительно для нечастой игры в «Тетрис», в которой склонный к созерцанию Ираклий Вазисубанович перманентно терпел поражение. Мартышкин попробовал «кофе», ощутил слабый привкус цикория и понял, что его угощают сильно разбавленным напитком «Летний». Причем — с давно прошедшим сроком годности. — Так, и где адреса похитителей? — после паузы осведомился стажер. — Ах, да! — Дамский нажал клавишу селектора. — Юля, зайди ко мне! В дверях опять появилась юная блондинка. — Адреса Чушкова и Беркасова, — резко бросил генеральный директор, рисуясь перед Мартышкиным. — Почтовые? — спросила секретарь. — Зачем почтовые? — засуетился милиционер. — Нам нужны реальные. Чтоб подозреваемых с адреса снять, когда Ираклия Вазисубановича в ближайшие дни убьют… Повисла тишина. «Поскорей бы», — с надеждой подумала непочтительная и лишенная чувства сострадания к генеральному директору секретарь. Дамский несколько раз беззвучно открыл рот. — Шутка юмора, — нашелся Мартышкин, — нас в школе милиции учили, что смех способствует установлению контакта человека с хомо сапиенс… — Вы псих какой-то, — тихо сказал издатель. «Сам псих», — обиделся стажер. — Принеси нормальные адреса этих, — Дамский поморщился, — авторов… — Но у нас только почтовые, Ираклий Вазисубанович, — развела руками секретарь. — Чушков же в Красноярске живет… — Как в Красноярске? — Для генерального директора «Фагот-пресса» это было новостью. — И всегда жил, — секретарь понизила голос. — А у Беркасова постоянного адреса нет… — Бомж! — заголосил Мартышкин, стараясь загладить неудачное выступление насчет скорого «убийства» издателя. — Что ж вы сразу не сказали?! Налицо антиобщественное поведение! Такие всегда замешаны в чем-то эдаком! Я не побоюсь этого слова — противозаконном! С него и начнем! — Вот и начинайте! — рассвирепел Дамский. — И вообще… Пригласите ко мне… этого… ну, этого… — Кого, Ираклий Вазисубанович? — Секретарь отступила к двери. — Кто у нас продажами занимается! Ну?! — Шарикова? — Да, да! Его! Пусть он лейтенанту расскажет, что и почем! — А адрес? — Мартышкин быстро допил «кофе» и незаметно рыгнул. — Я вам дам, — пообещала секретарь. — Всё, идите оба, — Дамский схватился за голову, — мне работать надо. — Я еще здесь покручусь, порасспрашиваю людей?.. — Мартышкин в полуутвердительной форме попросил разрешения у владельца фирмы на проведение оперативного мероприятия, называемого: «Опрос свидетелей, потенциальных преступников и случайных посетителей». — Крутитесь, — кивнул Ираклий Вазисубанович. — Только оставьте меня в покое… Когда за секретарем и милиционером закрылась дверь, Дамский поднялся, подошел к стенному шкафу, вытащил с любимой полки первый попавшийся журнал в яркой обложке и с очень откровенным содержанием. Несколько минут книгоиздатель внимательно его изучал, после чего тихо рухнул обратно в кресло и быстро, по-мужски, овладел собой… |
||
|