"Чисто семейное дело" - читать интересную книгу автора (Федотова Юлия Викторовна)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Нет, вы только посмотрите, какой ужас! — с несвойственной ей экспрессией вскричала Меридит, зачем-то задирая кверху босую ногу.

— Какой ужас? — вяло переспросила Энка, откладывая чертеж. Ей все не удавалось приспособить башенки к пирамиде. Как ни старалась, получалось сущее безобразие.

— Где у вас ужас?! — выглянула из кухни возбужденная Ильза. Руки у нее были в фарше, а нос в муке, не иначе надумала печь пироги.

— Да вот! Ноготь, видите?! — Диса гордо продемонстрировала желающим большой палец левой ноги. Ноготь на нем в самом деле выглядел нездоровым — пожелтевшим и утолщенным. Но прежде сотника Меридит не слишком удручали даже кровавые раны, поэтому Ильза не могла понять, чем вызваны столь бурные эмоции. Зато Энка догадалась сразу!

— Грибок подцепила! — всплеснула руками она. — Вот беда! А я вчера твои сапоги надевала, когда бегала в лавку!

— А вот не надо чужие вещи без спросу хватать! — рассердилась диса. — Значит, это из-за тебя у меня сегодня весь день стелька сползала! И вообще, грибок тут ни при чем, это я начала перевоплощаться в троллиху! С ноги! Потому что слишком давно не воевала.

Энка так и села, где стояла, — на кровать боевой подруги.

— Ты что, спятила?! Мы всего две недели как из похода!

— Не две, а почти три. И вообще, то был мирный поход, а не война.

Последнее заявление было столь неожиданным, что Ильза выронила нож. При всем своем уважении к старшей по званию, она никак не могла согласиться считать очередное предприятие по спасению мира «мирным походом».

— Мужик придет! — машинально отметила Энка. — Последние месяцы мы только и делали, что сражались с нежитью. Чего тут мирного, скажи на милость?!

Но Меридит была непреклонна в своих суждениях. Истребление нежити не имеет никакого отношения к военным действиям, это мирное, бытовое занятие вроде прополки огорода или выведения клопов, разве что более опасное. А настоящее сражение было только одно — с защитниками Пращура. Этого, по условию проклятия, недостаточно. Теперь она в любой момент рискует стать троллихой!

— И что ты предлагаешь? — Сильфида решила перевести беседу из теоретического русла в практическое.

— Наняться в Аполидий. Там наверняка кто-нибудь с кем-нибудь воюет… — заявила диса, но помолчав и собравшись с духом, добавила: — Или даже в Сехал, будь он неладен!

Это было уже серьезно.

— Ты же терпеть не можешь Сехал!

— Что поделаешь! Из двух зол надо выбирать меньшее. Лучше лето в Сехале, чем вся жизнь в образе троллихи!

От порога донесся шум — это вернулись Хельги с Эдуардом, Ильза посылала их в сарай за углем для плиты.

— А мы завтра уходим воевать в Сехал! — радостно объявила дочь сенатора Валериания, скорая на выводы и решения.

— Как?! — Хельги выронил ведро, оно опрокинулось, угольки разлетелись по полу. — Вы с ума сошли?!

— О! Кто-то большой придет! — сказала Ильза радостно. Обычно, когда она от неожиданности роняла предметы, ее упрекали в недостатке выдержки. Дескать, хороший воин должен контролировать свои эмоции и рефлексы. Так-то они сами контролируют!

— Вы с ума сошли? — продолжил магистр Ингрем. — Со дня на день должна прийти галера с моими образцами! В конце месяца у меня отчет на Ученом совете! У нашего нового континента еще даже названия нет…

Тут возмущенная сильфида не выдержала, перебила:

— Тебе, собственно, что важнее, Ученый совет или жизнь сестры по оружию?!

Хельги заметно побледнел. Пожалуй, будь у него в руках ведро — выронил бы снова.

— А что случилось с моей сестрой по оружию?!

— Перевоплощаюсь в троллиху! — объявила та с достоинством.

Физиономия Хельги приобрела нормальный оттенок, было совершенно очевидно, что он не воспринял угрозу всерьез. Но и как шутку, в отличие от Эдуарда, не расценил. Он умел с первого взгляда определять, когда диса говорит всерьез, а когда придуривается (к примеру, у сильфиды разграничить эти два состояния было практически невозможно).

— Что за глупости? С чего ты вообразила?

Меридит предъявила брату по оружию деформированный ноготь, после чего последовал диалог, аналогичный приведенному выше.

Хельги эти доводы не убедили, он просто смирился с неизбежным: если девицы вбили что-то себе в голову — голосу разума их не остановить. И дело не в перевоплощении, просто кое-кого потянуло на приключения. Что ж, он мог это понять. Жизнь в постоянном балансировании между жизнью и смертью затягивает не хуже шай-таньей воды или одурманивающей травки из Сехала. Хельги и сам не отказался бы тряхнуть стариной, наняться в войско, но теперь у него были другие приоритеты.

— Давайте, по крайней мере, дождемся галеры с образцами. Я очень боюсь их потерять.

— Да чего ждать… — начал было Эдуард, но бывший наставник глянул на него так, что закончить фразу принц не решился.

А если бы и решился — все равно не успел бы. Потому что в дверь громко постучали, Энка пошла открывать. Трое мужиков стояли на пороге — двое незнакомых, согнувшихся под тяжестью объемистых заплечных мешков, а третий — не кто иной, как наследный принц Рагнар собственной персоной! Незнакомцы же оказались просто носильщиками из числа его подданных. Они доставили образцы Хельги, и Рагнар их сразу отослал. Сам рыцарь нес груз иного рода. Не могла же королева Оттонская оставить голодными друзей любимого сына, так и не попавших на торжества по случаю очередного спасения мира! Две огромные корзины и заплечный мешок рыцаря были набиты всяческой снедью.

— Боги великие! Да тут еды на месяц! — всплеснула руками Ильза. — Где мы станем ее хранить — ума не приложу!

— Мама считает, это всего лишь скромный обед, — покаянно вздохнул Рагнар. — Я пытался ее переубедить, но она уступила только кабана.

— Какого кабана? — округлила глаза девушка.

— Кабана на вертеле, запеченного целиком. Она хотела и его вам послать. Я едва отбился.

— Молодец! — от души одобрила Ильза. — Давай я тебя поцелую!

Рыцарь охотно подставил щеку, Меридит отвернулась, чтобы не видеть. Она уважала и ценила Рагнара как верного друга и соратника, но даже представить себе не могла, как можно целовать его по доброй воле. Энка понимающе хихикнула — от ее излишне проницательного взгляда ничего не могло укрыться.

— Кстати, ведь мы не ждали тебя так скоро! — припомнил Эдуард. — Ты же собирался провести дома хотя бы пару месяцев!

— Собирался! — горестно молвил нежданный гость. — Но смертный предполагает, а Судьба располагает. Беда у нас стряслась. Я, собственно, за помощью пришел. Одному мне не справиться!

— Что, у вас война?! — всполошилась впечатлительная Ильза, — Дольн опять напал?! Или орки?!! — Собственные домыслы перепугали ее больше слов рыцаря.

Тот в ответ пренебрежительно махнул рукой.

— Да если бы! Война — дело привычное, стал бы я вас беспокоить из-за такой малости! Невесту мою похитили, вот что!

— У тебя похитили… что?! — От удивления глаза демона-убийцы сделались почти синими.

— Не-вес-ту! — громко и четко, чтобы не оставить сомнений, повторил Рагнар.

— Силы Стихий! Неужели ты ухитрился за две недели найти себе невесту?!! — Энка была потрясена. — Неужели такое возможно?!!

Удивляться было чему. Рагнар и прежде очень легко поддавался женским чарам, но на то, чтобы… нет, не признаться, хотя бы намекнуть о своих чувствах, ему обычно требовались долгие месяцы. В делах сердечных грозный воин был робок, будто юный пастушок. И вдруг — невеста… Как гром среди ясного неба! Откуда такая прыть?

— Да это не я! Я ее даже в глаза не видел! Пока мы гонялись за Пращуром, папаша подыскал мне невесту. Но ее похитили. А я обязан ее вернуть, это дело рыцарской чести! Поэтому…

— Погоди! — перебила Меридит. — Что-то я ничего не понимаю! Почему ты должен считать невестой даму, которую в глаза не видел?! Вдруг она страшная, как болотник? Или просто не в твоем вкусе? Есть у нее родные, пусть и спасают. Ты-то тут при чем?

— Так я же толкую тебе про рыцарский долг! Дама в беде! И потом, я папаше доверяю, он не стал бы сватать мне всякую дрянь. А из родни у нее только отец, король Бонавентур Пектопан Кнусский, он уже не в том возрасте, чтобы кого бы то ни было спасать.

— Пусть отправит своих подданных!

— Вы что, не знаете правил? Если кто-нибудь из подданных спасет принцессу, то по традиции становится ее мужем и получает полкоролевства в придачу. Королю Бонавентуру это ни к чему. Да и нам тоже, у Оттона в Кнуссе свой интерес, папаша планировал династический брак… И вообще, к чему столько вопросов? Если отказываетесь, скажите прямо! Пойдем вдвоем с Орвудом! — обиделся рыцарь.

— Да не отказываемся мы! — вскричал Эдуард поспешно. — Как ты мог подумать?! Просто у нас Меридит в троллиху перевоплощается!

— Вы что, серьезно?! — Рагнар изменился в лице. Такого поворота он не ожидал. Украденная невеста тут же вылетела из головы, и он с ужасом воззрился на боевую подругу, вообразив, что последние минуты видит ее в привычном облике.

— Абсолютно серьезно! — подтвердила диса и продемонстрировала доказательство. — Видишь, коготь? Мы как раз собирались наняться в Сехал, пока процесс не стал необратимым.

— Ерунда! Это просто деформированный ноготь. Такое у всех бывает! — подал голос брат по оружию, за что и получил от любящей сестры тычок кулаком в ребра.

А Рагнар неожиданно просиял:

— Вот и прекрасно! Убьем сразу двух зайцев! Я нанимаю вас для спасения невесты! Такие дела всегда приравниваются к боевой операции. Особенно если учесть, кто ее спер.

— А кто ее спер? — насторожилась Ильза.

— Стопроцентной уверенности нет, но несчастный отец предполагает, что это сделали аполидийские танатиды! — радостно выпалил рыцарь, убежденный, что с учетом обстоятельств дела весть эта должна всех несказанно воодушевить.

— Ох ни фига себе! — присвистнул Хельги. Он был потрясен настолько, что вместо привычного «Силы Стихий!» употребил выражение, подхваченное в мире ином. — Только этого нам недоставало!

— Ничего! — Энка с напускной бодростью хлопнула рыцаря по плечу. — Пусть будут танатиды. Так даже интереснее! — И обернулась к Ильзе с Эдуардом: — Ну, чего вы застыли столбиками, как два сурка? Быстренько, ноги в руки, и бегом за Аоленом! Чего зря время терять?.. Кстати, а где упомянутый Орвуд?

— На галере остался, — пожал плечами Рагнар. — У него, если помнишь, ноги не казенные.

— Да вот он я! — раздался голос из прихожей. — Надоело мне на твоей галере одному сидеть.

— А я тебе сразу говорил: пойдем вместе!

Энка ядовито хихикнула. В отличие от простодушного рыцаря, она понимала прекрасно: гном задержался на судне нарочно, чтобы не пришлось тащить поклажу.

…Ильза с Эдуардом спешили напрасно. Аолен отказался покидать город. Недели не прошло, как он получил место в университетском госпитале — заведении, по праву считавшемся одним из лучших в своем роде. Просто чудо, что руководство согласилось принять в штат молодого, недоучившегося лекаря. Раз в жизни выпадает такая удача! Он просто не мог ею пренебречь!

Посыльные вернулись домой ни с чем. Признаваться друг другу не хотелось, но это был удар для всех. Они слишком привыкли быть вместе, делить одну судьбу. Они даже мысли не допускали, что кому-то из них однажды захочется начать отдельную жизнь. И тем более не ожидали, что это приключится так скоро.

Открыто возмущался только Орвуд. Остальные оправдывали. Если бы речь шла о спасении мира, говорили они, Аолен ни за что не остался бы в стороне. Но теперь предстоит дело чисто семейное, необязательно браться за него всей толпой. Они прекрасно справятся всемером. А Аолен пусть спокойно совершенствует свое мастерство ради новых свершений, на которые Судьба может подвигнуть своих Наемников в будущем.

Но Орвуд как обычно руководствовался соображениями менее благородными и более эгоистическими. Действительно, считал он, нет большой разницы, восемь воинов берутся за дело или всего семь. И каждый из них мог бы спокойно отказаться от участия, остаться дома. Но только не Аолен! Потому что из всей компании он один владеет целебной магией. Сколько раз его искусство спасало их жизни! Как они без него обойдутся?!

— А я на что? — очень спокойно возразил Хельги. — Я всегда умел найти Уэллендорф в астрале. Помните, как стол на болота таскал? Случись что, сгоняю за Аоленом, доставлю в лучшем виде, и никаких проблем.

Меридит поморщилась и бросила на демона взгляд, полный укоризны. Ей не нравилось, что в речь любимого брата по оружию, существа цивилизованного, образованного и прогрессивного, все больше проникают дурные жаргонные словечки из иного мира. Но остальные, включая Орвуда, таким решением были вполне удовлетворены.

Жаль только, сам Аолен о нем не знал. Долгие, долгие душевные терзания предстояли ему.

Хельги тоже было не сладко, ведь путешествие и с его планами шло вразрез. Он даже на кафедру побоялся идти. Правда, теперь обстановка в университете была совсем не той, что год назад. Главный недоброжелатель Хельги, мэтр Уайзер оказался замешан в темных делах покойного Франгарона и вынужден был уйти в отставку. Профессор Перегрин, будучи победителем, восстановился в прежней должности. Коллегия удостоила его ранга Великого мага, и поговаривали, что совсем скоро он сделается ректором.

К спасителям своим профессор благоволил, так что отставки их не допустил бы ни в коем случае. Но Хельги это не успокаивало. Он заявил, что ему стыдно смотреть в глаза профессору Донавану, и малодушно остался дома, предоставив девицам улаживать дела. С чем они, к слову, справились легко — доклад Хельги без особых возражений был перенесен на новый семестр.

В тот же день, ближе к закату, компания двинулась в путь. Аолен даже не пришел проститься — не смог вырваться с дежурства.

Дежавю — так охарактеризовала Энка начало путешествия. Вот так же год назад спускались они вниз по Венкелен. Правда, везла их тогда не шикарная королевская галера, а обычная торговая ладья, спали на тюках с товаром, а не на пуховых перинах с шелковыми покрывалами, и питались гораздо более скудно, нежели теперь, но, как заметила сильфида, «это непринципиально, важна суть».

— Между прочим, зачем ты таскал нам домой корзины с едой, если знал, что мы там не задержимся, сразу отправимся на галеру? — с осуждением осведомилась у Рагнара практичная диса.

— Ну, во-первых, я не знал, насколько сразу. Во-вторых, не мог же я явиться в гости с пустыми руками!

Меридит ответ не удовлетворил. На ее взгляд, хватило бы небольшого, символического гостинца вроде пирога или курицы. Совсем необязательно было таскать туда-сюда весь запас. Но, как говорится, сделанного не воротишь. Рагнар, как истинный наследник престола, привык мыслить глобальными масштабами…

Сразу после отплытия друзья потребовали от него подробностей дела: кто украл, как украли, зачем украли, куда девали и какие у него имеются планы по спасению? Увы… Славный рыцарь мог сообщить крайне мало полезной информации.

Принцессу выкрали ночью, из собственной спальни, в одном белье. Действовали с помощью колдовства — придворный маг обнаружил явные его следы. Кто сделал это, доподлинно неизвестно. Подозрение пало на танатидов только потому, что предводитель их в прошлом году сватал принцессу за своего сына. Правда, настойчивости не проявил — получил отказ и больше не беспокоил. Других кандидатов на роль похитителя не было вовсе. Равно как и планов спасения. Рагнар без малейшего смущения заявил:

— Да я и не думал! Сами знаете, это не по моей части. Я так рассудил: позову вас. Вы существа ученые, вам и карты в руки. Вместе что-нибудь придумаем. Целый Мир четыре раза спасли, а тут — всего одна невеста! Делов-то!

— Не скажи! — возразил Эдуард с сомнением. — В любом деле нужен опыт. Мир мы спасали, а невест твоих — ни разу!

— Ведь мы даже не знаем, как она выглядит, — поддержал бывшего ученика Хельги.

Меридит согласно кивнула, она тоже не разделяла Рагнарова оптимизма.

— Знаем! Смотрите, вот ее портрет! — Рыцарь вынул из-за пазухи некий предмет, бережно завернутый в шелковую тряпицу.

Это был небольшой, с ладонь, поясной портрет в золотой рамке с сехальской бирюзой. Кисть живописца запечатлела молодую дородную деву с белокурыми волосами и жеманной улыбкой.

— Хочешь сказать, она тебе нравится? — удивился Эдуард.

— А что? — пожал плечами жених. — Дама как дама, бывают и хуже. По портрету трудно судить о человеке, но на вид вполне мила.

Сильфида вышвырнула за борт недоеденную куриную ногу и сообщила:

— Она жирная!

— Конечно! — с готовностью согласился Рагнар. — Мы в Оттоне тощих кур не держим! Стала бы мама вас тощей курицей угощать!

— Да не курица, осел сехальский! Невеста твоя жирная!

— Не преувеличивай, — вмешалась справедливая диса. — Она просто немного в теле.

— Это она на портрете «в теле». Но ты учти, что придворные живописцы склонны льстить своей натуре. Поэтому приплюсуй к запечатленному минимум половину.

Но Рагнара слова сильфиды не огорчили. Он не находил в упитанных женщинах ничего дурного.

— А как ее зовут? — спросила вдруг Ильза, повертев в руках портрет.

— И правда! — подхватила Энка. — Что мы все «принцесса» да «невеста»? Имя у нее есть?

Невинный вопрос поставил оттонского престолонаследника в тупик. Имя у дамы определенно было, в этом он не сомневался. Вот только узнать его в свое время не удосужился. Забыл в пылу событий!

— Жених называется! — презрительно фыркнула сильфида. — Поди туда — не знаю куда, найди того — не знаю кого!

— Знаю кого! Невесту! Кнусскую принцессу! — попытался защищаться Рагнар. Не тут-то было!

— Экий ты, право, осел! Если хочешь кого-то найти, статуса искомого объекта недостаточно. Обязательно надо знать полное подлинное имя! Оно есть — неотъемлемая часть сущности индивидуума! Именно по нему осуществляется процедура магического поиска. Существует неразрывная связь между структурой подлинного имени и астральным телом…

Рагнар внимал высоконаучным словесным излияниям сильфиды и только глазами хлопал. Спасибо, друг Орвуд пришел на выручку.

— Ах скажите пожалуйста! — на полуслове перебил он заливающуюся соловьем девицу. — Ты, что ли, премудрая наша, станешь осуществлять процедуру поиска? Что-то прежде за тобой не замечалось таких выдающихся магических способностей!

Но уязвить сильфиду было не так-то легко.

— Не я. Но мы могли бы обратиться к специалистам. Балдур Эрринорский, к примеру, наверняка справился бы. Или профессор Перегрин. Или просто частнопрактикующий маг. Указал бы нам направление поиска — было бы не в пример легче!

— В Оттоне все узнаем, — примиряюще молвил Эдуард. — И имя и направление. Наверняка при тамошнем дворе имеется хороший маг.

Хельги слушал-слушал их спор, чему-то тихо посмеиваясь и переглядываясь с сестрой по оружию, а потом не выдержал, заявил:

— Нет, нельзя таких, как вы, в разведку брать. Не выйдет из вас хороших лазутчиков! Постыдились бы! Особенно ты! Сотник называется!

— Чего это нам стыдиться?! — взвилась сотник Энкалетте, именно к ней были обращены последние слова.

— Собственной ненаблюдательности! Это, по-твоему, что? — Он сунул под нос девице портрет, но не лицевой, а обратной стороной. На холсте, буквами языка латен, красивым готическим шрифтом было выведено: «Ее Высочество принцесса Мальвия во дни беспечной юности».

Итак, один вопрос был разрешен. Но тут же возник новый. Неугомонная Энка вновь нашла, к чему придраться. Слова о «днях юности» она сочла весьма двусмысленными. Что они значат? Что упомянутые дни уже миновали, и Рагнару сосватали старую деву? Или надпись сделана, так сказать, с перспективой, рассчитана на потомков?

— Эх! — вздохнул горе-жених. — Терпеть не могу живописцев! О чем думал, когда подписывал? Даже дату не поставил, паразит! — Девице удалось-таки вывести его из душевного равновесия. Стать мужем старухи Рагнару вовсе не улыбалось.

— Нечего валить с больной головы на здоровую, — велела Меридит. — В отличие от тебя, живописец, по крайней мере, имя дамы знал, хоть она и не была его невестой.

— Наверное, он был в нее тайно влюблен, — предположил Эдуард, чтобы поддержать друга.

Какая жалость, что с ними не было сведущего в искусствах эльфа! Уж он-то объяснил бы цивилизованной, образованной, прогрессивной, но недостаточно культурной компании, что известный живописец Винсент Эттелийский, кисти которого принадлежал портрет, уже очень давно вышел из того возраста, когда тайно влюбляются в юных принцесс… Увы, Аолен в тот момент был далеко. Он вскрывал фурункул на животе заезжего торговца коврами, а потому никак не мог опровергнуть слова Эдуарда.

Право, лучше бы тот помалкивал! Уж очень его предположение понравилось кое-кому из рода сильфов! Влюбленные живописцы, сказала Энка, приукрашивают натуру гораздо сильнее, чем просто придворные.

— Ну, Рагнар, пиши пропало! Тебе сосватали толстую страшную старуху! Слушай, плюнь ты на это дело! Мы за те же деньги найдем тебе другую невесту, молодую, красивую и здоровую!

— Зачем ты ему голову морочишь? — рассердился гном. — Стал бы живописец влюбляться в толстую страшную даму! — Тему возраста, как самую щекотливую, он решил деликатно обойти.

Но у девицы на каждый случай жизни имелась наготове народная мудрость:

— Любовь зла, полюбишь и козла!

Орвуд хотел ее вразумить:

— Ты неверно трактуешь. В пословице ясно сказано: «козла», а не «козу». То есть речь идет о мужчине. Вы, женщины…

— А-а-а! Хочешь сказать, мы, женщины, настолько подвержены голосу плоти, что готовы влюбляться в вас, мужчин, какими бы безобразными вы не были?! А у бедной дамы, если она не родилась красавицей, нет никакой надежды на счастье?! Вот он, типичный мужской шовинизм! Если хочешь знать, в пословице о половой принадлежности влюбленного речь вовсе не идет! «Козел» упомянут исключительно для рифмы! А вы, мужчины, вечно все извратите, истолкуете по-своему, чтобы унизить женщин! Такая у вас натура! Скажи, Ильза!

— Да! — пискнула та покорно, даже не пытаясь вникнуть в суть вопроса.

В ответ на гневную тираду сильфиды Орвуд только краснел и сопел носом. На самом деле он не имел в виду ничего дурного. Но понимал: связываться — себе дороже.

Хельги же выслушал обвинительную речь очень внимательно, с видом лекаря у постели больного, а потом сказал задумчиво, невпопад:

— Средняя продолжительность жизни сильфов достигает пятисот с лишним лет. Представляете, какой ужас!

— Почему ужас? — удивился Эдуард. — Наоборот, хорошо. Долго живут.

— Ничего хорошего. С возрастом черты характера заостряются. Если наша Энка на третьем десятке жизни настолько склонна к демагогии, что же с ней будет к пятидесятому?! Страшно представить! — пояснил Хельги.

Дочь сенатора Валериания резко обернулась и одарила его взглядом голодного вампира.

— Я, глупая, все гадаю, отчего все демоны, кого ни возьми, — сущие моральные уроды? Теперь понятно! Дело в их бессмертии. Живут слишком долго… А ты, надо полагать, их всех превзойдешь, с твоими-то задатками!

Энка любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Но на сей раз, точку в их перепалке поставила Ильза. Девушка посмотрела-посмотрела на спорщиков, послушала-послушала, а потом спросила, без намека на иронию, с живым неподдельным интересом:

— Интересно, если бы принцесса заранее знала, что все мы — родственники Рагнара, согласилась бы она стать его невестой или поостереглась?

…На третьи сутки плавания Рагнар решил устроить большой пир. Настроение у него было смутным, хотелось отвлечься от неприятных мыслей — и лучшего способа сделать это он не видел. Именно так поступали во дни душевных переживаний и отец его, и дед, и прадед — и детей своих учили. Нажрись вволю, чтобы гудело раздутое брюхо, напейся, чтобы себя не помнить, — и всю хандру как рукой снимет! Таков он — оттонский рецепт счастья.

И если бы Меридит и Орвуд (остальным до этого не было дела) родились в Оттоне, они понимали бы, что провизии и вина на судне вовсе не так много, как им кажется. И их не удивил бы приказ Рагнара пристать к берегу и пополнить запасы в прибрежном селе.

Гребцами на королевской галере ходили не закованные в цепи каторжники, а счастливые и довольные своей участью верноподданные короны. И в монарших пирушках они принимали самое живое участие — так уж было заведено. Пока одна смена гребцов сидела на веслах, другая ела и пила в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Ради них-то и старался Рагнар, оплачивая из собственного кармана бесчисленные бочонки с вином, корзины с пирогами и жирные копченые окорока. Бережливый Орвуд негодовал, но что он мог поделать, если друг его совсем захмелел и внимать мудрым советам не желал ни в какую?

Пиршество началось в обед. А ближе к вечеру королевская галера шла по реке зигзагами, и палуба ее, по выражению разъяренной дисы, «провоняла пьяной мочой». На всем судне только одна Меридит оставалась в полной мере трезвой. Даже Энка, обычно почти никогда не пьяневшая, на сей раз хватила лишку. Уж не говоря об Ильзе, которая недооценила крепость местного сидра… Хельги вина не пил специально, чтобы не расстраивать Меридит. Но надышался винных паров, слишком густых для его по-волчьи чуткого носа, из-за чего сделался если не по-настоящему пьяным, то несколько странным. Сперва жаловался на головокружение и «неизъяснимую тоску», потом отыскал тихий уголок и завалился спать «до лучших времен», бросив любимую сестру по оружию одну «среди пьяного разгула и безобразного обжорства».

На самом деле Меридит сильно сгущала краски. Ничего особенно безобразного на галере не происходило. Подданные Оттонской короны умели вести себя пристойно — не дрались, не бранились, не приставали к дамам, были добродушны и смешливы. А что не всегда могли справиться с проблемами физиологического рода — так это грех не такой уж большой, со всяким может случиться…

Но категоричную в своих суждениях дису нюансы не интересовали. Для нее вопрос стоял только в одной плоскости: трезвый или пьяный. Если пьяный — надо бить, пока не протрезвеет. Так считала она, но бить не решалась, из уважения к Оттонской короне. Только один раз дала по шее Рагнару, отвесила подзатыльник Орвуду и окунула Эдуарда в реку вниз головой, держа за ногу. Разумеется, столь мягкие меры не могли ее морально удовлетворить. Три дня провела Меридит в страшных мучениях, прежде чем наступили обещанные «лучшие времена».

Приблизил их приход некто Монс, второй кормчий. Был он славным малым, но с двумя недостатками, особенно непростительными для оттонского моряка: не умел плавать и много пить. Хватил лишнего после вахты, захмелел и свалился за борт.

Как на грех, вернее, к счастью, единственным свидетелем трагедии оказался Рагнар. Недолго думая славный рыцарь бросился на выручку. Прыгнул следом — только брызги фонтаном! А лучше бы — подумал! Может, догадался бы прежде разуться. Несмотря на теплые дни, были на нем новые, по последней моде, сапоги — тяжелые, высокие, голенища с широким отворотом. Мгновенно наполнившись водой, они тяжким грузом потянули хозяина ко дну. Напрасно тот дрыгал ногами, бил каблуком о каблук, стараясь избавиться от проклятой обуви. Она и на суше-то снималась с трудом, порой не без посторонней помощи, не то что в воде.

В общем, Рагнар начал тонуть. Говорят, в таких случаях перед глазами несчастного встает вся его жизнь от самого рождения. Вспоминаются давно забытые подробности событий, лица друзей, самые счастливые мгновения уходящего бытия… Но рыцарь был слишком пьян для подобных переживаний. В голове его лениво ворочалась одна-единственная мысль: какая же это дурость — потонуть во цвете лет из-за невесты, с которой даже не успел познакомиться. «Интересно, станут осиротевшие друзья продолжать поиски или плюнут на это дело?» — гадал Рагнар и сам не знал, как будет лучше.

Он уже почти потерял сознание, когда чья-то огромная ручища ухватила его поперек туловища. Рыцарь дернулся, заорал, в горло хлынула вода… и ничего не произошло! Легкие привычно наполнились воздухом, в голове прояснилось, а над ухом загрохотал знакомый голос:

— О-го-го! Да это ты, парень! Сколько зим, сколько лет! А я думаю, кто тут тонет! Сожрать решил, грешным делом, представляешь! Лавренсий Снурр чуть дорогого друга не сожрал! Вот было бы делов!.. А чегой-то ты тонуть удумал, а?

— Да спьяну! — ответил Рагнар честно. — Я за кормчим своим нырнул, а сапоги утянули, чтоб им пропасть! Ты тут кормчего моего не встречал?

— Вон он, на дне копошится. — Лавренсий Снурр небрежно ткнул вниз когтистым пальцем. — Я сперва его углядел. Потом смотрю, еще дичь в руки идет… ты в смысле идешь. Ну, я и рассудил: второго, тебя то бишь, сам сожру — больно жилист. А первого, толстенького, семье снесу. Я же не знал, что он твой кормчий.

— Эх! — расстроился добрый, но не до конца протрезвевший рыцарь. — Как же теперь? Выходит, из-за нас Офелия с маленьким голодными останутся?

Лавренсий Снурр ухмыльнулся во всю зубастую пасть:

— Не боись, не останутся. Я им болотника изловлю. Пища привычная, здоровая. Вы, люди, откровенно скажу, вкусны, да жирноваты. Паскуаля от утопленников завсегда пучит… Ну так что, в гости заглянешь или наверх тебя поднять? Приятели-то твои где, к слову?

— Наверху… Правда, подымай нас поскорее! — От свежей воды, хоть и нижней, Рагнар постепенно протрезвел и обретал способность мыслить здраво. Сообразил, наконец, что наверху уже наверняка успели заметить его пропажу и впасть в панику.

Так оно и было. Хмельные подданные и друзья бестолково метались по палубе с воплями типа «Ваше высочество, ау-у!» и «Да куда же запропастился этот осел?!» соответственно. Постепенно некоторые начинали приходить к верной мысли, что на судне пропавшего нет, и уже собирались нырять за борт. Хельги тщетно пытался втолковать осоловелому, но настойчивому Орвуду, что такую малость, как Рагнар, в астрале различить невозможно. А Ильза рыдала в голос.

Счастливое возвращение «утопленников» было воспринято по-разному. Подданные ликовали, заливаясь пьяными слезами, и возносили хвалы добрым богам. Друзья бранились, обзывали Рагнара «безмозглым идиотом» и тому подобными «лестными» эпитетами, а Меридит снова стукнула по шее.

Рагнар не обижался, напротив, был рад. Понимал: друзья просто перенервничали. У него даже появилась робкая надежда — раз Меридит его бьет, значит, он ей не совсем безразличен. Возможно, с годами, когда возраст придаст благородства его сомнительной внешности, неприступная диса все же согласится его полюбить?

— Интересно, как ты собираешься увязывать ее любовь с той дамой, что вы разыскиваете? — благоразумно осведомился Лавренсий Снурр, с которым рыцарь поделился своими чаяниями.

— Ну… может, мы ее и не найдем вовсе? Как знать? — пробормотал несчастный жених.

…Около двух часов провел Лавренсий Снурр на галере. Пил пиво, ел мясо, выслушивал рассказы о недавних приключениях и предстоящих поисках. А потом вдруг заторопился:

— …Дома жена и дите, некогда рассиживаться, на охоту пора, болотников ловить. Туточки неподалеку, в оттонском замковом рву, водятся отличные болотники. Сам бы ел, да семейству надо!

— Погоди! — опешил Рагнар. — В нашем замковом рву — неподалеку?!

— Да рядышком! Нижними водами час-полтора ходу, не больше.

— О! — быстренько сориентировался Хельги. — Тогда нам с тобой по пути! — Если честно, пьяная галера надоела ему до тошноты. Сколько можно спать, в конце концов?

Трудно описать недоумение и ужас команды, когда их сиятельные пассажиры, во главе с наследником престола, один за другим попрыгали за борт и пошли ко дну. Если бы не строгий наказ Рагнара, они непременно бросились бы следом. Но ослушаться не посмел никто, и водная пучина поглотила восьмерых безумцев.

А через час с небольшим они, мокрые, но довольные, и главное, протрезвевшие, выбрались со дна Венкелен на пологий берег Оттонского королевства. На неделю без малого раньше, чем предполагали.

…Аолен этого, разумеется, не знал. В последнее время жизнь его превратилась в настоящую пытку. Надо родиться эльфом, чтобы представить себе душевное состояние несчастного. Ни люди, ни нелюди не способны испытывать эмоции такой силы, если только они не поэты либо лицедеи.

Первые три-четыре дня он кое-как держался. Являлся в госпиталь, пользовал хворых и увечных, возвращался домой, в опустевшую комнату, механически ел безвкусную пищу, ложился спать… и оказывался в плену кошмаров. Один за другим, снова и снова гибли от страшных ран друзья его, а он был далеко, он не мог им помочь! Аолен просыпался от собственного крика, весь в холодном поту, и потом уже не смыкал глаз до самого рассвета. Лежал, уставившись в потолок, гадал — вещий сон, нет ли? — и шептал охранительные молитвы всем знакомым богам.

Сколь же тягостны были эти смутные предрассветные часы! Совесть безжалостно впивалась в душу эльфа острыми злыми коготками. Зачем он так поступил?! Как мог бросить на произвол судьбы самых близких на свете существ?! А главное — ради чего? Ради карьеры? Ради сомнительного удовольствия ежедневно копаться в чужих гнойниках и язвах? И ведь даже не стремление помочь страждущим толкнуло его на этот шаг — исключительно собственные амбиции! Как же — великим целителем захотелось стать! Сама судьба отвела ему иную участь — воина. Зачем он пошел ей наперекор? Друг попросил о помощи — он отказал. Все согласились, даже Орвуд, которого он сам не раз упрекал в «типичном гномьем эгоцентризме»! Только он, «благородный эльф», привыкший мнить себя чуть ли не образцом добродетели — отказал!.. И если сбудутся дурные сны, если в самом деле случится беда — как дальше жить с этим?!

Такого рода мысли одолевали бедного эльфа, он не находил себе места от раскаяния. Дневная суета отвлекала, давала временную передышку. Затем снова наступала беспощадная ночь, оставляла его один на один с тяжкими думами и навязчивыми страхами…

Наконец, мучения стали совершенно нестерпимыми. Видно, от накопившейся усталости, у него начались видения. В дальнем конце темного гулкого госпитального коридора он вдруг явственно увидел Ильзу. Она стояла, привалившись к стене, и приветственно помахивала ему железным крюком, прилаженным вместо кисти правой руки. А потом медленно рассеялась в воздухе на манер призрака.

Зрелище это Аолена доконало. Провидческие озарения у него прежде не случались, и в более спокойном расположении духа он счел бы появление Ильзы простой зрительной галлюцинацией. Но теперь он склонен был в любой малости видеть дурное предзнаменование.

Он уволился из госпиталя, даже не завершив обход. Наскоро побросал в дорожный мешок кое-какие пожитки, сел на первую попавшуюся торговую ладью, изрядно удивив хозяина — не каждый день к нему в грузчики нанимаются благородные эльфы! — и отбыл в западном направлении. Он был уверен, что рано или поздно догонит друзей, если не на реке, то в Оттоне. Откуда ему было знать, что к делу приложил свою когтистую лапищу старый знакомец Лавренсий Снурр?

…К юго-востоку от обширных владений Оттонской короны, на узкой прибрежной полосе вдоль западных оконечностей Даарн-Ола протянулись скудные земли Кнусского королевства.

Иной раз бывает так: живет на свете человек, нелюдь ли, в бедности, если не сказать, в нищете, и голод и холод ему знакомы, и жилье у него убогое, и одет в обноски, да только нравом он веселее любого богача. И жизнь его катится легко и звонко, будто пустая телега с горы. Привыкший довольствоваться малым, он не изнуряет себя тяжким трудом. Другие смотрят на него свысока — ну, да он не гордый. Никто не завидует ему — и он никому не завидует. Нет тревоги о завтрашнем дне, — а чего тревожиться, когда нечего терять? Так и коротает он свой век — неприметно, бестолково, но счастливо.

Все сказанное можно в полной мере отнести и к Кнусскому королевству. Верно, когда боги делили мир между смертными, предки кнуссцев стояли последними в очереди. Вот и достались им вместо земли — камень да песок, вместо лесов — голые скалы, вместо теплого солнца — холодные сырые ветра и бесконечные дожди. Ни одной удобной гавани — сплошные рифы да мели. Ни топлива, ни подземных руд, ни дичи, — ничего! Даже трава толком не растет в Кнусских землях, скотину кормить нечем. Кормят водорослями — мясо воняет рыбой. Ею, рыбой, королевство и живет. Да еще кое-каким ремеслом, все больше бабьим. Небогато живет, скажем прямо. Ни с Оттоном, ни с Эттелией, ни с подземным Даан-Азаром — ближайшими соседями — даже сравнить нельзя.

Зато — праздник там чуть не каждую неделю. Зато — подати в казну народ платит мизерные. Зато — ни одной войны со времен Карола Великого! Ни одного набега, с суши, с моря ли! И орки, и фьординги, и сандарские пираты обходят Кнусские земли стороной: а что с них взять, кроме рыбы? Рагнар, как узнал о сватовстве, и то удивился:

— Папаша, да какой у нас может быть интерес в этой дыре?! Ее не то что смертные, все боги позабыли! Не на каждой карте его найдешь, — Кнусс твой! У нас что, своей, нормальной земли не хватает?

— Запомни, сын, — сказал тогда король Робер, — земля никогда не бывает лишней. Не нам, так потомкам нашим сгодится. И потом, Эттелия с каждым годом крепнет. Рано или поздно наложит лапу на Кнусс — зачем нам под боком эттелийская пехота?

— О! Так, может, это эттелийцы принцессу увели? — сообразил Хельги, выслушав рассказ Рагнара о незавидной кнусской жизни. — Нет невесты — нет династического брака! Им, эттелийцам, ваше соседство тоже радости не принесет, так ведь?

— Чем это мы им помешаем?! — возмутился престолонаследник. — Оттон первым ни на кого не нападает, таков наш нерушимый принцип внешней политики!

— Tempora mutantur![1] — изрек ученый магистр. — Эттелийцы не могут быть уверены, что ваши принципы и в будущем останутся нерушимыми. Поэтому мы обязательно должны проверить эту версию. Если совершено преступление, надо искать, кому оно выгодно. Так всегда поступают мастера сыскного дела!

— А ты откуда знаешь, как они поступают? — насторожилась Энка. — Неужто ты и с сыскными знакомство водил?! Боги великие, как же ты неразборчив в отношениях!

Так уж повелось издавна, что в среде воинов сыскное дело уважением не пользовалось. И общаться с представителями сыскной гильдии считалось едва ли не более зазорным, чем с разбойниками и убийцами. Но Хельги на упрек сильфиды только фыркнул:

— Во-первых, ни с кем я знакомство не водил, просто услышал случайно, в другом мире. Во-вторых, не вижу тут ничего дурного. Быть воином-наемником ничуть не лучше, чем сыскным мастером. Они за деньги ловят воров и грабителей. Мы за деньги убиваем. Согласись, тоже не самое благородное занятие.

— Лично мы — Мир спасаем! — рявкнула уязвленная сильфида.

— По чистой случайности! — парировал демон. — Если бы Силы Судьбы выбрали Стражами других, мы до сих пор тупо убивали бы себе подобных без всякой высшей цели и пользы для общества. Так что не суди других, если сама не можешь служить образцом морали.

— Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива! — признала поражение Энка. А может, просто не захотела упустить возможность блеснуть очередной народной мудростью.

— Приехали! — объявила Меридит, обернувшись. — Тпр-р-ру! Пересаживаемся! — Она бросила поводья, спрыгнула с козел и растянулась во весь рост, наступив сапогом на подол юбки.

До королевского замка (именно оттуда, с места преступления, было решено начать поиски) друзья добирались с невиданной помпой: в шикарной королевской карете, запряженной четверкой резвых лошадей. На этом настоял король Робер. «Нечего кобениться! — сказал он упирающемуся сыну. — Ничего не позорище! Если жених, да не простой, а престолонаследник, едет впервые показаться на глаза будущему тестю, да не простому, а королю дружественной державы, он должен выглядеть представительно. Вон, хоть у Эдуарда спроси, у них в Ольдоне в таких вещах разбираются». Эдуард, паразит такой, тут же согласился: «Конечно, ваше величество! У нас в Ольдоне не то что королевская семья, даже придворные в собственных каретах ездят!» «Вот слышишь, что тебе культурные люди говорят!» Так и пришлось Рагнару смириться, исполнить волю отца.

Вышло и впрямь очень эффектно. Лошади были серыми в яблоках, карета сверкала золотом в лучах летнего солнца. И не беда, что одну юную «маркизу» всю дорогу тошнило, парадные дворцовые одежды шли «кавалерам из свиты» как корове седло, у дам из-под кринолинов (надетых заблаговременно, для тренировки) выглядывали солдатские штаны, а на месте кучера сидели все по очереди, включая жениха. Главное, в ворота въехали красиво: благородный рыцарь в окружении «прелестных дев», бородатый гном на козлах, демон-убийца на запятках кареты!

Вообще-то на его, демона, место метил Эдуард. Уж очень ему хотелось так лихо прокатиться у всех на виду!

— Этого не хватало! — рассердилась Меридит. — Где это видано, чтобы наследный принц изображал лакея?! Ты бы еще ливрею нацепил! Станешь королем — какое к тебе будет отношение, ты подумал? Живо садись напротив Рагнара, будешь шафером. Тебе как раз по чину. А на запятках и Хельги сгодится.

Напрасно спорил Эдуард, напрасно убеждал, что бессмертный демон по чину куда выше простого смертного принца, и уж ему-то роль слуги точно не пристала.

— Ерунда! — ответил на это Хельги, расторопно пристраиваясь на запятках. — Я плохой демон, мне все можно! — Если честно, он был очень доволен решением Меридит, хоть и стеснялся признаться.

— Эх, почему мы сразу не придумали так кататься, ослы сехальские?! Три дня впустую задницу просиживали, а могли бы чудно развлечься! — Энка, хоть и была ученым магистром, и сотником гильдии Белых Щитов, и вообще взрослой дамой, не стала скрывать досаду. Она всегда презирала условности.

…Подскакивая и тяжело грохоча на бесчисленных ухабах, карета неслась по улицам Кнусса. Ильза оглядывалась по сторонам и не переставала удивляться. Девушке казалось, будто они вновь угодили в Средневековье, так скудно и убого было вокруг. Покосившиеся каменные строения — не разберешь, дом, сарай ли — теснились, заваливались друг на друга. За низкими, сухой кладки заборами блеяли шелудивые козы. Тут же копошились тощие свиньи и куры, рылись в воняющих рыбой отбросах. Рыба была повсюду, куда ни глянь. Она вялилась на веревках, протянутых от дома к дому, — казалось, весь город опутан бесконечной рыбной гирляндой. За домами чадили коптильни, судя по запаху, топили их не дровами, а всякой дрянью, что попадалась под руку. На открытых кострах, в больших котлах булькала отвратительного вида жижа — это варили костный клей. Во дворах сохли рыбачьи сети — ни пройти ни проехать. На низких перекладинах вялились пучки длинных водорослей, на корм скоту. Кое-где, на задах, темнели маленькие прямоугольнички огородов, и земля в них тоже пахла рыбой. На камнях мостовой красиво серебрилась чешуя.

— Мечта водяницы, а не город! — Энка брезгливо прикрывала нос дамским веером, — Рагнар, ты уверен, что не поторопился со сватовством? Не представляю, какой у вас может быть интерес в этой помойке?

— Стратегический! — горько вздохнул жених. — Я же рассказывал.

— Зря вы побеспокоились, — поддержала подругу Меридит, — Эттелийцы — народ брезгливый. Они сюда и не сунутся.

— Наверное, от твоей невесты тоже будет вонять рыбой! — продолжала упражняться в остроумии сильфида. — Ну, это даже хорошо. Мы ее быстренько отыщем! По запаху!

Бедный рыцарь сидел чернее тучи. Он не обладал утонченной натурой, его, бывалого воина, давно не смущали вонь и грязь. Но здешняя обстановка даже ему показалась невыносимой. Он уже всерьез подумывал, а не наплевать ли на рыцарский долг с высокой башни и не повернуть ли оглобли, пока не поздно? И повернул бы, если бы впереди не обозначился силуэт королевского замка. Издали он смотрелся не так уж плохо — большой, массивный и в то же время не лишенный своеобразного тяжеловесного изящества. Энка, приятно удивленная его архитектурой, благосклонно кивнула и сказала: «О-о!»

«Ладно, — решил про себя оттонский наследник, — посмотрю, что дальше будет. Вернуться всегда успеем».

Миновав ров по ветхому мосту — чудо, что старые бревна выдержали тяжесть упряжки лошадей и раззолоченной кареты, — «посольство» торжественно, в сопровождении шести конных гвардейцев, въехало в личные владения Кнусской королевской фамилии. Остановились у парадного крыльца, по-средневековому узкого. На ступенях толпились встречающие — придворные в старомодных нарядах, слуги в поношенных ливреях. Тут же был сам король — толстенький пожилой дядька в чуть помятой короне стоял на верхней площадке и, несмотря на летнее тепло, кутался в облезлого горностая.

— Ну пошли, что ли? — пробормотал Рагнар, нехотя, бочком, выбираясь из кареты.

— Ох, не знаю! — вдруг запаниковала Меридит, так и не приспособившаяся к дамскому платью. — Как мы людям на глаза покажемся? У нас вид, будто у ряженых комедиантов!

— А у них самих лучше, что ли? — самоуверенно усмехнулся Эдуард. Он единственный умел носить придворный костюм, смотрелся в нем вполне органично и ни малейшей неловкости не испытывал. К королевским приемам принцу Ольдонскому было не привыкать.

Чего нельзя было сказать о принце Оттонском. Рагнару доводилось не раз и не два входить в чужие столицы победителем во главе войска. В качестве мирного визитера в составе отцовской свиты — гораздо реже. А в роли жениха — никогда прежде! С непривычки он совсем оробел.

— Да ладно! Ты же пока не на свадьбу явился! — напомнила Энка. — Невесту твою еще отыскать надо. Шагай вперед, нечего время тянуть! — Она чуть не силой подпихнула рыцаря по направлению к крыльцу. — Иди, поздоровайся, как культурный! Иначе что про нас подумают? Совсем, скажут, идиоты приехали, и туда же, в женихи метят!

Слова сильфиды Рагнара отнюдь не ободрили, но все-таки он пошел — куда было деваться? И очень скоро позабыл свое недавнее смущение, потому что Бонавентур Девятый оказался своим в доску мужиком! Ну просто дядька родной, а не чужой король! И порядки при дворе его были вольными, без всяких дворцовых выкрутасов вроде правил этикета.

Ах, как же приятно было сбросить с себя неудобные камзолы и ботфорты, корсеты и кринолины и облачиться в привычные, простые одежды, подобающие воину! Особое облегчение испытала Меридит, она серьезно опасалась, что дамский наряд ускорит процесс перевоплощения в троллиху. Но на какие жертвы не пойдешь ради дорогого друга!

— Бедные детки! — сочувственно покачал головой король Кнусский. — Стоило ли так мучиться, да еще в дороге! Мы тут, в замке, все запросто ходим!

Для наглядного подтверждения своих слов он распахнул горностаевый плащ. Под ним оказался порядком застиранный шлафрок с заплаткой на пузе.

Эдуард опешил. В детстве от отцовских придворных ему не раз приходилось слышать насмешливые байки о наивной простоте нравов южной знати. Но действительность, как оказалось, превосходила самые невероятные слухи. Да и могли ли ольдонцы, воспитанные в системе строжайших дворцовых правил, учитывающих буквально каждый чих — как стоять, как смотреть, как говорить, как кашлять и сморкаться, — регламентирующих каждую деталь костюма вплоть до последней булавки, представить, что есть на свете края, где сам король выходит встречать важных гостей в нижнем белье!

Наверное, принц не сумел скрыть охватившие его эмоции, потому что король счел нужным оправдаться:

— Ведь это я со скорби не одемшись! Ни до чего мне нынче, совсем руки опускаются. Горе-то какое! Единственная дщерь пропала! Уж вы, ребятки, постарайтесь, утешьте отца, сыщите чадо мое ненаглядное!

— Сыщем, папаша, не сомневайся! Нам не впервой! — Рагнар по-свойски хлопнул потенциального тестя по плечу. — И не такое с нами бывало. Знаем, что конкретно искать — уже хорошо! Полдела, считай, сделано!

— Вот-вот, — тихонько хихикнула Энка, подумав о своем: «Горе царству моему, горе моему народу!»

После по-божески короткого (всего за пять часов управились!), преимущественно рыбного пира (к слову, кнусская кухня оказалась совсем не такой плохой, как можно было ожидать), король самолично проводил гостей через весь замок в угловую башню. Там, под крышей, вдали от придворной суеты, располагалась уютная девичья опочивальня, теперь, увы, опустевшая. Оттуда была похищена принцесса, там надо было искать следы преступления.

Королевский замок оказался довольно большим даже по строгим северным меркам. Построенный в Средние века, он изобиловал длинными узкими коридорами, винтовыми лестницами, потайными ходами и зачарованными комнатами без окон и дверей — в них может проникнуть лишь тот, кому ведомо тайное заклинание ключа, особое для каждой комнаты. По-современному просторных залов и галерей насчитывалось совсем немного. Обставлены они были не без претензии на королевскую роскошь, но даже здесь из каждой заколоченной дыры и законопаченной щели, из каждой заштопанной прорехи выглядывала вездесущая бедность, никого, впрочем, не смущавшая. Ее просто не замечали, как не замечали пятен ржавчины на старинных доспехах, расставленных вдоль стен, годовых наслоений пыли на дубовых столешницах, скамьях и портретах предков, шлейфов паутины по темным углам, — видно, здешние слуги не привыкли утруждать себя работой.

— Видела бы это моя мамаша! — тихонько, чтобы не услышал хозяин, шепнул Рагнар. — Она за такую уборку отправила бы свиней пасти!

— Что там свиней! — откликнулся Эдуард. — У нас нерадивого слугу — в кандалы и на каторгу. А то и голову с плеч!

В голосе принца звучало неприкрытое осуждение. Отчий дворец, и прежде не особенно любимый, нравился ему все меньше, а Кнусский замок — все больше. Вспоминалось собственное затравленное, исковерканное детство, и в душе рождалась белая зависть. Он завидовал поколениям здешних принцев и принцесс, их вольной, безалаберной жизни, не отягощенной условностями, страхами и чужими страданиями. Он едва не прослезился от умиления, когда на пути у них, вывернувшись из какого-то закоулка, вдруг возникла краснощекая кухарка в замызганном передничке и кружевном чепце. Пухлые руки ее обнимали большую миску, заботливо прикрытую полотенцем — в провонявшем рыбой городе от мух не было спасения даже в королевском замке.

— А вот я пирожков напекла! Откушай-ка, ваше величество, а то совсем с лица спал, болезный! И вы, гости дорогие, не побрезгуйте! Хороши пироги, с тресковой печенкой. Свежая, не с рынка. Мой сам ловил.

Пирогов после сытного пира не хотелось никому, но все взяли по штучке, чтобы не обижать стряпуху.

На винтовой лестнице, ведущей в покои принцессы, приключилась еще одна встреча. От стены со стоном отделился призрак пожилой дамы в глубоком декольте. Ильза от неожиданности шарахнулась в сторону, оступилась и едва не загремела вниз. Хорошо, позади шел Хельги, успел ее подхватить — за что, кстати, сердце девушки преисполнилось горячей благодарности к призрачной даме. На короля же явление бестелесного духа не произвело никакого впечатления.

— А, — пренебрежительно отмахнулся он, будто от назойливой мухи, — не обращайте внимания. Это леди Сильвана, тетка моей прабабки по отцовской линии. Она часто тут бродит. Совершенно безобидная особа.

Услышав свое имя, дама испустила горестный, леденящий душу вопль и сделала странное движение руками — мужчины таким жестом подкручивают себе усы — после чего растаяла в полумраке. Дурной знак, решил Орвуд. Он терпеть не мог привидений. Они напоминали ему о бренности бытия.

Король Бонавентур Пектопан был заботливым отцом, это чувствовалось сразу. Дочь его не знала отказа ни в чем. Интерьер ее комнат выгодно контрастировал с бедноватой обстановкой большей части замка. Кроме старинного дубового шкафа с инкрустацией, являющего собой ценную семейную реликвию, все здесь было новым, богатым и модным: отличные сехальские длинноворсные ковры и шелковые покрывала, низкие столики и креслица на гнутых ножках, золотая и серебряная посуда, фарфоровые вазы с изображением диковинных птиц и цветов, гобелены с пасторальными сценами. В общем, весь подобающий королевским апартаментам набор предметов роскоши имелся в наличии.

Входной двери в покои принцессы не было — лестница заканчивалась тупиком. Внутрь проникали сквозь стену, раскрывавшуюся только перед хозяевами. Множество охранных символов надежно защищали помещения от непрошеных гостей. Такие же символы, нанесенные изнутри, защищали пол и потолок. Даже Хельги с его спригганскими способностями проходить сквозь серый камень, не смог бы преодолеть их действие. Узкие — ребенку не протиснуться — окна были забраны частой золотой решеткой фигурного плетения. Магу, имеющему квалификацию ниже, чем Великий, нечего и пытаться проникнуть в помещение, укрепленное столь основательно. Однако Великие маги обычно не крадут чужих невест, хотя бы в силу своего возраста.

Хельги насторожился, спросил подозрительно:

— Ваше величество, против кого вы установили такую мощную защиту? У вас есть враги?

— Ах, да какие враги! Кому мы нужны! Жили тихо-мирно, никого не трогали, никому не мешали, — слезливо отвечал король. — А защита нам от предков досталась. Замок наш строился в эпоху магических войн, тогда все эти хитрости были в моде… Мы с доченькой моей еще, бывало, посмеивались. Вот, дескать, в какой она крепости живет — ни одному жениху ее не умыкнуть! Так поди ж ты! Сглазили! — Он всхлипнул и не смог продолжать.

На несколько минут повисло напряженное молчание. Одни погрузились в думы, пытаясь сообразить, каким же именно способом была похищена дева из неприступной комнаты. Другие делали вид, что думают, а на деле просто крутили головами, разглядывая мелкие забавные вещицы из резного камня и кости, коих в комнатах насчитывалось великое множество, — видно, похищенная имела склонность к собирательству.

Наконец Хельги нарушил молчание.

— Одно из трех! — объявил он торжественно. — Либо принцесса добровольно или под влиянием особых чар, способных проникнуть сквозь защиту, сама покинула комнату и вышла к похитителю. Либо тут действовал невероятной силы колдун, а то и вовсе бессмертный, в чем лично я очень сомневаюсь. Либо в защите есть брешь, которую мы не видим. Последнее представляется наиболее вероятным.

— Ну так чего гадать? Посмотри через астрал, трудно сообразить, что ли? — велела Энка.

— А я, по-твоему, совсем дурак, и без тебя не догадался! — Хельги очень не любил командный тон. — Мы в сплошном магическом коконе, к тому же я сам нечаянно вплелся в его структуру. Тут теперь вообще ничего нельзя разобрать… Нет, мы должны не искать и не гадать, а мыслить логически. Как мастера сыскного дела.

Слово «детектив» отсутствовало в староземском языке за неимением соответствующего понятия. Не существовало в Старых Землях и такого литературного жанра. Но как-то раз, когда Хельги вынужденно гостил в ином мире, у Макса, тот в один из вечеров развлекал его чтением вслух. Это был рассказ о выдающемся мастере сыскного дела по имени Шерлок Холмс и друге его, почтенном докторе Ватсоне.

Тогда-то Хельги и узнал о таких вещах, как дедуктивный метод, улика, место преступления и тому подобных. Они показались ему весьма занимательными. Но последующие бурные события заставили надолго забыть обо всем, кроме спасения Мира. Теперь же, попав на благодатную почву, его подспудно дремавший интерес к криминальным расследованиям пробудился. Если честно, он, при всем своем сочувствии похищенной, ее жениху и особенно осиротевшему отцу, был даже рад, что получил возможность испытать себя на новом поприще.

Следуя собственным выводам, он стал мыслить логически, действуя методом исключения. Пол, стены, потолок непроницаемы… Камин?! Нет. Тоже зачарован, да так, что сунься в трубу кто посторонний — в клочки разорвет. Интересно, как выходят из положения здешние трубочисты?.. А если вода? Не простая, нижняя? Взять того же Лавренсия Снурра — при всем своем огромном росте он способен нырнуть в самую маленькую лужицу, да еще добычу за собой утянуть. Может, и здесь было так же? Вынырнул тать из ковшика для умывания, сцапал принцессу… Нет, маловероятно. О нижних водах в наше время никому, кроме их исконных обитателей, неизвестно. Даже профессиональным колдунам. Балдур, к примеру, получил очень хорошее магическое образование, а об их существовании до встречи с Лавренсием Снурром и не подозревал… Что же это могло быть, демон побери?!

Логика не помогла. Уже готовый сдаться, Хельги в последний раз оглядел комнату, ища хоть какую-то зацепку, и тут взгляд его упал на большую картину в золотой раме, она висела на дальней стене, над консольным столиком для раскладывания пасьянсов. Это был поясной парадный портрет на фоне тщательно выписанного скалистого пейзажа. Портрет изображал красивого молодого кавалера, разодетого в пух и прах: сияющий блеском панцирь, бархатный плащ лилового цвета, шлем, увенчанный пышным плюмажем из перьев фазана. Но главным, сразу бросающимся в глаза украшением рыцаря были усы. Длинные, черные как вороново крыло, лихо закрученные кверху. Теперь такие только на картине и увидишь — вышли из моды лет двести назад.

И в этот миг, глядя на картину, Хельги вдруг вспомнил недавнюю призрачную даму, ее странный жест… Неужели?.. Демон по-особому скосил глаза, чтобы астральное изображение наложилось на физическое. Ну, точно! Это была подсказка! Видно, привидение решило помочь своим потомкам и подало знак. Хельги ясно видел, как тянется, уходит в глубь картины, теряется вдали за скалами черная магическая нить. Вот оно, колдовство! Вот как была похищена принцесса!

«Визуально-структурное перемещение», сказал бы Балдур Эрринорский, окажись он рядом. Ни Хельги, ни спутники его столь узкоспециальной терминологией не владели и принципа действия подобного колдовства не представляли. Был призван придворный маг, который сразу все понял и принялся ругать себя за недогадливость последними словами, из которых самым мягким выражением было «слабоумный маразматик». Потребовалось личное вмешательство короля, чтобы тот прекратил заниматься самобичеванием и перешел к объяснению случившегося. Узнать от него удалось вот что.

Таинственный похититель использовал ныне подзабытый, но во времена магических войн весьма распространенный и по большому счету легкодоступный вид аналогового колдовства. Принцип его заключается в том, что между объектом и его изображением существует магическая связь, и чем точнее изображение, тем более она выражена. Обладая силой и определенными навыками, ею можно воспользоваться. Самый простой, хрестоматийный способ — это нанесение объекту ущерба посредством воздействия на его изображение. Грубо говоря, выколи портрету глаза — ослепнет прототип. Только выкалывать должен не кто попало, а специально обученный колдун…

Энка слушала рассказ придворного мага и с раскаянием кивала: ведь учили они это, еще на втором курсе… И все из головы вон! Верно говорят: образование это то, что остается, когда забудешь все то, что изучал.

А Эдуард очень удивился. Какого же демона предки, чьими портретами увешаны все стены родовых замков староземской знати, позволяли писать их с собственной натуры, если это так опасно? Попали в недобрые руки — и конец!

— Воздействие может быть не только негативным, но и наоборот, — пояснил маг. — Скажем, получил рыцарь в бою опасную рану, и нет поблизости сведущего лекаря. Или отдали деву в жены, увезли в дальние края, и там на нее злая сноха порчу навела. А кругом все чужие, помочь некому. Зато в родном доме остался портрет. По нему близкие и о беде узнают и исцелят…

— Это нам ясно, — нетерпеливо перебила Меридит. — Я не пойму, какое отношение портрет может иметь к похищению?

Оказалось, никакого. Не в усатом кавалере дело, а в пейзаже за его спиной. Если изначально знать место, нарисованное на картине, или разыскать его, то между ним и изображением колдун может перемещать собственное тело и другие физические объекты. Именно так была похищена принцесса: злоумышленник проник в покои, схватил свою жертву, возможно, сонную, и утянул в картину.

Слушатели призадумались.

— Выходит, мода на пейзажи тоже возникла не случайно? — спросила Энка.

— Безусловно. Это был запасной путь к бегству в случае осады, более надежный, чем потайной ход, поскольку по нему можно было переместиться на расстояние сколь угодно далекое.

— А в натюрмортах какой толк? — заинтересовалась Меридит.

Вместо мага ей ответила боевая подруга:

— Ты что, никогда не входила в замки после долгой осады? Не замечала разве: простые воины обычно едва на ногах стоят, а хозяева сытые, толстые. С чего бы это, если все кладовые давно опустели? А я тебе скажу — это аналоговое колдовство! Они, паразиты, им до сих пор пользуются втайне.

Меридит представила себе пышные дворцовые натюрморты: горы сочного мяса и битой дичи, огромные корзины с южными фруктами, кубки вина… Да, с таким резервом отчего бы в осаде не посидеть? А простые воины пусть себе с голода мрут — не жалко!

Маг догадку сильфиды не подтвердил, но и опровергать не стал, только болезненно поморщился. Но тут Хельги, к его удовольствию, перевел разговор в другое русло. Демона сейчас интересовало только расследование, и до морального облика староземской знати не было никакого дела.

— Насколько я понял, — сказал он, — похититель должен был очень точно знать, какое именно место изображено на картине, иначе он просто не смог бы ею воспользоваться?

— Совершенно верно, ваше сиятельство! — кивнул маг. Он считал, что бессмертный демон-убийца — персона достаточно важная и заслуживает особого, церемонного обращения.

Хельги удивленно моргнул, но возражать не стал, просто не хотел отвлекаться.

— Что ж, — довольно отметил он, — это существенно сужает круг поиска. Мы должны, во-первых, установить поименно, кто имел доступ в покои принцессы, и опросить каждого из них. Во-вторых, узнать, что это за место, и оттуда начинать поиски.

— Правильно сформулировать задачу — уже наполовину решить ее! — выдала свою коронную фразу диса.

Со вторым пунктом затруднений не возникло. И маг и король Бонавентур прекрасно знали историю создания роковой картины. Принадлежала она перу известного живописца Калабра из Гвена, уже сто шестьдесят лет как покойного. Кисть художника запечатлела на ней образ несравненного рыцаря Леварта, одного из племянников короля Хайрама Шестого, вскоре после возвращения того из дальнего похода за Священным Граалем. А скалы за его спиной — это Драконий Кряж. Именно там славному рыцарю посчастливилось совершить подвиг. Он одолел дракона, повадившегося нападать на Кнусские земли. Правда, злые языки поговаривали, что подвиг его не столь уж велик, потому что дракон был не дикий, а боевой сехальский, сбежавший от хозяев и одичавший на северных просторах. В любом случае ущерб от ежедневных драконьих налетов был немалым; весть о его гибели так порадовала Хайрама Шестого, что он объявил Леварта любимым племянником, назначил верховным полководцем и заказал его портрет лучшему живописцу того времени.

— Ясно, — кивнул Хельги. — А кому еще в замке известна эта история?

Король с магом переглянулись, пожали плечами.

— Да почитай, что всем. Леварт — персона известная, место приметное — от замка часа четыре пути, ежели верхом. И портрет все видели, он прежде в тронном зале висел. Доченька моя его к себе, в личные покои, года два-три назад забрала, как в возраст входить стала.

При этих словах Рагнар вдруг помрачнел, спросил с подозрением:

— Зачем же он ей понадобился в личных покоях?

Отец-король смущенно потупился:

— Ну… вон он каким красавцем был, Леварт-то наш. Видно, приглянулся ей… Хоть и королевских кровей, а все-таки девка… Я так думаю.

Рагнар на это только крякнул. Если у принцессы Мальвии такие запросы, то ему, с его-то орочьей рожей, нечего и рассчитывать на взаимность. Вот ведь незадача!

От излишне прозорливой сильфиды ничто не могло укрыться. Она сразу смекнула, в чем дело и что так опечалило бедного жениха. Подпихнула его в бок и ехидно шепнула: «Ничего! Не расстраивайся! Ты, конечно, не Аполлон Аполидийский, зато теперь мы точно знаем, что невеста твоя — не старуха!»

А Хельги огорчало другое. Первый пункт его плана отпадал. Слишком многим была знакома картина. Возможно, не все были информированы, куда она перекочевала со старого места, но достаточно было кому-то из личных слуг принцессы обмолвиться, чтобы сведения эти стали общедоступными и злоумышленник смог ими воспользоваться.

Обитателей замка все же опросили, приближенных, слуг, стражников — всех без исключения. Скучное, неблагодарное занятие. Сперва от общей массы отделили тех, кто знал о новом местоположении картины, точнее, кто признался, что знает. Таковых набралось десять человек, два кудианина, эльф и домовый гоблин. Все они божились, что никогда и ни с кем не обсуждали тему портрета — просто не видели в этом смысла. Впрочем, это ничего не значило. Если у похитителя был пособник, и он до сих пор оставался в замке, то вряд ли стал бы афишировать свою осведомленность.

Так или иначе, следственные формальности были соблюдены в полном объеме, и наутро доморощенные мастера сыска двинулись по направлению к Драконьему Кряжу. Шли пешком, потому что от лошадей Хельги отказался категорически: от них больше заботы, чем пользы. Край скудный, кормить толком нечем. Еще, не дайте боги, заболеет какая, — что тогда делать? А нападет кто? И думай тогда, кого спасать, себя или скотину?.. В общем, выслушав полный набор привычных доводов, друзья смирились с неизбежным: облегчить путь не удастся. Оставили карету и упряжку в подарок королю (тот на радостях даже прослезился) и покинули гостеприимный замок.

Дорога вела их на юго-восток, вдоль побережья. Края были незнакомыми, но от услуг проводника «сыщики» отказались. Примерно по тем же соображениям, что и от лошадей. Они привыкли быть сами себе хозяевами. Тем более что и король и придворный маг в один голос уверяли: «Место очень приметное, мимо не пройдете». Причудливого рельефа скалы сами по себе бросаются в глаза, вдобавок в точке исторической победы над драконом установлен мемориальный обелиск с именем героя. Да и люди там живут. Совсем рядом большое село, есть к кому обратиться, если возникнут вопросы. А чтобы те охотнее отвечали чужакам, король снабдил их дорожной грамотой за личной подписью. Бумага гласила: «Подателю сего не чинить никаких препятствий, оказывать всяческое содействие, а также предоставлять стол и кров за счет казны». Рагнар счел последнее дополнение лишним — как-никак они сами не бедствуют, вполне способны себя прокормить. Но король возразил, что дело не в золоте, а в нерушимых принципах гостеприимства. С этим рыцарь, к вящему удовольствию гнома, спорить не стал. Он чтил законы гостеприимства, будучи как субъектом их, так и объектом.

Путешествие вышло не из приятных из-за внезапно испортившейся погоды. Западный ветер нагнал с Океана тучи, полил холодный дождь. Казалось бы, привычное дело: уж сколько им на своем веку пришлось помокнуть — не сосчитаешь. Беда в том, что временами дождь переходил в град. Ледяные шарики величиной с крупную фасолину больно били по головам и рукам. Дурной знак, решил Орвуд. После полудня на море поднялся большой шторм. Тяжелые водяные валы накатывали на берег, лизали его длинными языками, порой перехлестывая дорогу. Меридит, чуть приотставшую, чтобы поправить сапог, едва не сбило с ног оторвавшейся рыбачьей лодкой. Диса успела отскочить в последнюю секунду.

Постепенно ровный пологий берег (Хельги называл его ученым словом «аккумулятивный») перешел в обрывистый — «денудационный». Скалы подступили к самой воде, дорога ушла наверх. Волн можно было больше не опасаться, и дождь начинал стихать. Жизнь вроде бы налаживалась.

Но тут Ильза ни с того ни с сего стала бояться троллей. В таких скалистых местах, уверяла она, непременно должны водиться тролли! Голодные пещерные тролли, которые только и ждут, как бы им закусить мирными путниками! Напрасно близкие убеждали ее, что никто и никогда не встречал этих тварей южнее Дрейда. Страх не всегда удается заглушить доводами рассудка. Девушка дрожала до тех пор, пока в самом деле не накликала беду.

Разумеется, это был не тролль — откуда ему взяться в этих широтах?

А главное, путники уже успели добраться до назначенного места!

Упомянутое королем Бонавентуром село называлось Гавецией, на южный манер. И построено оно было по-южному. Маленькие домишки, то крытые красной черепицей, то серые, плосковерхие, так тесно, ярусами, облепили прибрежный утес, что крыши нижних порой служили двориками верхним. Крутые узкие улочки участками превращались в лестницы. У некоторых построек было только три стены. Роль четвертой выполнял отвес скалы, к которому они были прилеплены, будто бы вырастали из него. Издали все поселение казалось большим, неопрятным птичьим гнездом. Окажись рядом Макс, он назвал бы его «вороньей слободкой», но в языке Староземья аналогичного понятия не имелось, поскольку подобный тип застройки был большой редкостью, характерной исключительно для эттелийского участка побережья.

Собственно, в былые времена Гавеция тоже была частью эттелийских владений, их северным анклавом. Но в ту эпоху, когда бесконечные орочьи набеги ослабили ее влияние на западном побережье и сузили границы, как-то само собой, без всяких войн или конфликтов вышло, что Гавеция отошла под власть Кнусской короны. Просто Эттелии не нужна была эта вечно голодная дыра — и своих проблем хватало. По меркам же Кнусса, село было вполне процветающим, так почему бы не взять его под свое начало и покровительство? А местные жители были этому только рады — кнусские налоги с эттелийскими не сравнить… Но к нашей истории эти подробности прямого отношения не имеют, тем более что и в обеих столицах, да и в самой Гавеции о них давно успели позабыть.

Летом на юге темнеет быстро. Долгий день, короткие сумерки — и бархатно-черная ночь, такая, что хоть глаз выколи, если ты родился нормальным, благонадежным существом, а не каким-нибудь спригганом, способным видеть во тьме, подобно хищному зверю.

Море все еще штормило, дул пронизывающий ветер, ночевать на открытом воздухе не хотелось никому, кроме разве что упомянутого сприггана и его сестры по оружию. Кругом все мокрое, даже костер нечем развести. А в кармане — грамота, предписывающая давать им бесплатный стол и кров. Грех ею не воспользоваться, так решил Орвуд и бодро зашагал на свет единственного в деревне фонаря, что раскачивался на ветру, бросая неверные блики на неаккуратную, самодельную вывеску. «У дохлого дракона» — гласила она.

Внутри трактира было хорошо. Тепло, сухо и весело — народ еще не успел разойтись. В углу, на пустой бочке сидел одноногий старик, играл на мандолине плясовую. Девица в красном платье с корсетом на шнуровке, красивая на лицо, но длинная и нескладная, довольно неуклюже танцевала, шаркала по деревянному полу босыми ступнями. Пахло жареной рыбой и чесноком. Красота да и только! «Вот здесь мы и будем ночевать!» — распорядился Орвуд, игнорируя призывы Хельги «подумать о клопах».

Хозяин, худой пронырливый гоблин, встретил незнакомых ночных посетителей не слишком приветливо, видно, опасался, не разбойники ли. Но, прочитав заветную бумагу, засуетился, будто самые дорогие родственники пожаловали к нему на огонек. Обещал предоставить две лучшие комнаты — отдельно для дам, отдельно для кавалеров. «А пока кушайте, кушайте, любезные гости, что боги послали!»

А послали боги немало: и вездесущую рыбу, и курицу, и большую хлебную лепешку, и целую бутыль кислого вина… Вот уж без нее вполне можно было обойтись, как считала Меридит. Путники быстро отяжелели от еды, их потянуло на сон…

Они не сразу обратили внимание, что в трактир вошел еще один посетитель. Вернее, посетительница, крайне непривлекательная с виду. Это была дряхлая, сгорбленная старуха с темным, отливающим странной синевой лицом. Глаз у нее имелся всего один, сидел близко к переносице, почти как у островного киклопа. Одета бабка была в бесформенную черную хламиду из непонятного материала, казалось, покрытого очень мелкой чешуей. И сидела она на хозяйке как-то чудно: снизу свободно болталась, а выше груди прилегала так плотно, будто вырастала прямо из шеи. От старухи исходил резкий неприятный запах: тина, перегнившие водоросли, еще какая-то горьковатая дрянь. Много, много странных народов населяет Старые Земли и их окрестности, но обычно антропоморфные твари так не пахнут.

— Пус-с-стите погретьс-с-ся, добрые гос-с-спода… — Голос у старухи был низким и скрипучим, а дикция здорово напоминала манеру речи их недавнего знакомца Кукулькана, бога-змея. Уже одно это должно было насторожить Наемников Судьбы. Но не насторожило. Причиной шепелявости сочли старческое отсутствие зубов.

Вот тут-то они больше всего просчитались! Были у старухи зубы, ох, были!

Едва шагнув через порог, она вдруг начала стремительно увеличиваться в размерах. Особенно быстро шел рост в длину. Из-под черных складок одеяния выползало долгое, долгое тело, раздвоенное на конце. Лицо совершенно утратило человекоподобные черты, трансформировалось в приплюснутую чешуйчатую морду с большой пастью, оснащенной двумя рядами крупных зубов, редких, но острых, как сехальские ятаганы. А странный плащ оказался не чем иным, как кожистыми складками, обрамляющими голову на манер жабо.

В общем, это был змей! Крупный, иссиня-черный и блестящий, великолепный в своем безобразии. Атаковал он молниеносно. На миг замер в стойке, как кобра, а потом ударил, метнув голову в самую гущу народа. Лязгнули острые зубы, кровь брызнула фонтаном. Чье-то обезглавленное тело тяжело рухнуло на пол. Наемники, не сговариваясь, выхватили оружие.

Это был один из самых серьезных противников, с которыми им доводилось встречаться на поле боя. А «поле боя» — одним из самых неудобных. В тесном трактире, между тяжелыми столами и лавками, рискуя напороться на меч, метался обезумевший от страха народ. Выбраться наружу не было никакой возможности — раздвоенный хвост чудовища маячил в дверях, сбивал с ног каждого, кто осмеливался приблизиться. Удары были столь точны, будто змей умел видеть затылком. Двигался он с проворством, поразительным для такого крупного, если не сказать, огромного существа. Скользил, извивался кольцами, раскачивался из стороны в сторону, орудуя собственным телом, как гигантским хлыстом. Под мощными ударами его трещала дубовая мебель, трещали кости несчастных жертв.

Змей, несомненно, был не просто разумной, но и очень неглупой тварью. Он сразу просчитал, кто здесь добыча, а кто — враг, на ком надо сосредоточить основную силу удара. Но, атакуя, он умудрялся мимоходом еще и жрать!

Если бы змея не брало обычное, разрешенное оружие, приятели не выстояли бы — факт. Одного драконьего меча (его, вопреки всем современным законам, носила с собой Энка) было бы мало. К счастью, простая сталь с трудом, но пробивала толстую кожу хищника. К красной человечьей крови на полу стала примешиваться чернильно-синяя змеиная. Она была густой, как сироп, и почему-то противно воняла дегтем. Она медленно изливалась из многочисленных рубленых ран, и хищник все еще оставался очень силен. А противники его мало-помалу начинали слабеть, хоть и было их семеро против одного. Сумасшедший темп битвы, заданный змеем, могли выдержать только трое кансалонских сотников. Даже для бывалого Рагнара он оказался чрезмерным.

И, наконец, настал момент, когда трое поняли: теперь все зависит только от них одних. Помощи ждать не от кого.

Так не раз случалось, что в самые критические моменты жизни они начинали мыслить удивительно синхронно и действовать как единое целое.

Сильфида обернулась к Хельги и получила ответ на вопрос прежде, чем успела его задать.

— Нет! — прокричал демон. — Не могу! Слишком мелкий! Ухватиться не за что!

Это была оборотная сторона «удачи». Простое оружие брало змея потому, что магии в нем было слишком мало — ровно столько, чтобы хватило для перемены облика. Потому-то воздействовать на него через астрал Хельги никак не мог. Рассчитывать приходилось исключительно на грубую физическую силу.

Они ничего специально не планировали, не сговаривались — на это просто не было времени. Все вышло само собой. Девицы, державшие оборону плечом к плечу, расступились. Между ними проскочил Хельги, замахнулся для удара, но вдруг повалился навзничь, будто бы поскользнувшись в луже крови. Змей издал короткий торжествующий рык и молниеносным выпадом обрушил на поверженного противника страшный удар головой. Вернее, собирался обрушить. Но не успел. Жертвы на месте не оказалось. Хельги увернулся в сторону в самый последний миг — человеку и даже эльфу такая быстрота реакции недоступна, — вся тяжесть удара змеиной головы пришлась на острие меча, выставленного демоном навстречу врагу. Лезвие снизу пронзило глотку твари и через верхнее нёбо впилось в мозг. И в ту же секунду подоспели девицы, дружно всадили свои мечи в единственный змеиный глаз. Черное тело задергалось в конвульсиях, оно успело придавить еще пару человек, прежде чем замереть навеки.

Битва была окончена. Потихоньку, потихоньку, из щелей, из-под уцелевших столов и лавок стали выбираться оставшиеся в живых посетители. Пришла пора подсчитывать жертвы. Убитых было семеро, в том числе одноногий музыкант. Голодный хищник не побрезговал даже его старым мясом. Изувеченных оказалось почти втрое больше. Было очевидно, что не всем из них суждено выжить.

Победители пострадали меньше: ушибы, ссадины, раны хоть и кровавые, но неглубокие. Их оставили не зубы змея, а острые обломки мебели, на которые те напарывались при падении. Не повезло только Ильзе — она сломала правую руку в предплечье. Конечность висела плетью, пальцы не желали шевелиться, будто чужие, из-под кожи выпирали острые обломки кости. Больно, конечно, но не смертельно.

— Если в этом захолустье и есть стоящий лекарь, ему в ближайшие часы определенно будет не до нас, — справедливо решил Хельги. — Самое время отправиться за Аоленом.

На самом деле его в тот момент менее всего привлекали астральные путешествия. Но опасение, что Ильза останется калекой, оказалось сильнее усталости. Демон нырнул в астрал.

Вынырнул прицельно точно — на кухне собственной уэллендорфской квартиры. Темнота и тишина встретили его. Аолена дома не оказалось. «Дежурит в госпитале», — сообразил Хельги.

У входа в заведение стояли два ночных стражника, очень суровых с виду. Но Хельги они пропустили беспрепятственно, видно, сочли за пациента. И немудрено. Спина его, от плеча до поясницы, была располосована острым штырем — налетел в бою. Если прибавить к этому разбитый лоб, расцарапанную щеку, одежду, пропитанную своей и чужой кровью, можно представить, сколь живописен был его вид. У стороннего наблюдателя непременно должно было сложиться впечатление, что жить несчастному осталось считаные минуты. Стражник помоложе даже вызвался его проводить, видно, опасался, как бы не упал и не помер по дороге. Но Хельги от помощи бодро отказался, он-то себя со стороны не видел и не понимал, чем вызвана такая забота.

А впереди его уже ждало горькое разочарование. Аолена в госпитале не оказалось!

Ушел. Уже с неделю как. «Родные его отправились на войну, и он не мог их бросить в трудную минуту» — так стражники объяснили Хельги, а потом попытались водворить его в приемный покой. Пришлось спасаться бегством через астрал. Надежды разыскать эльфа все равно не было.

С такой вот невеселой вестью демон вернулся к друзьям. Однако тех она вовсе не огорчила! Наоборот, все повеселели, заулыбались, и даже Орвуд воздержался от обычных ядовитых замечаний по поводу особенностей эльфийской натуры. Друг не бросил их, не пренебрег, одумался — это главное. А вовсе не то, что от него в данный конкретный момент нет никакой пользы.

Но радость радостью, а с Ильзой надо было что-то делать. В таком состоянии она не воин. Тут и до железного пиратского крюка недалеко!

— Выхода нет, придется нам сгонять к Максу, — удрученно вздохнул демон. — Может, помогут лекари их мира.

— Ой, здорово! — просияла покалеченная. — Идем скорее! Я по нему так соскучилась! И по Ирине, и по Марине, и по Агнессе!

Но Хельги было не до веселья. Ему вовсе не хотелось беспокоить людей среди ночи и утруждать своими проблемами. Он рассчитывал обойтись собственными силами, поэтому при перемещении самую малость исказил траекторию и вынырнул не в квартире у Макса, а во дворе его дома. «Вот как наловчился!» — отметил про себя демон. Гордость его была вполне оправданна. Давно ли он, преодолев границу миров, оказывался в местах совершенно неподходящих, вроде рабочей поверхности письменного стола!

Одно только обстоятельство демон не учел. Перемещаясь из своего мира в чужой, он ориентировался на Макса, именно с ним у него была астральная связь. Спасибо, что этой ночью тот оказался дома. А если бы нет? Если бы, к примеру, летел на воздушной повозке в Америку? Тогда, при неточном перемещении, они с Ильзой оказались бы в положении весьма и весьма затруднительном. Хвала Силам Судьбы, что дело на сей раз обошлось благополучно!

Но эта мудрая мысль пришла ему в голову гораздо позже, задним числом. А пока им было не до умственных рассуждений.

Во дворе чужого мира было темно, пахло помойкой и почему-то… драконами. Ильза насторожилась. Но Хельги ее успокоил: драконий запах исходит от самоходных повозок, стоящих у обочины.

Пока пришельцы осматривались, решали, куда податься, из-за угла вывернулся сильно подвыпивший дядька, зигзагами поковылял к подъезду.

— Эй, почтенный, — обратился к нему Хельги за неимением лучшего, — не поможешь ли нам? У моей подруги сломана рука, не подскажешь, где найти хорошего лекаря?

Прохожий окинул их диким взглядом, пробормотал испуганно:

— Так это вам того… в Склифосовского надо! — Затем он отошел на безопасное расстояние и добавил: — А может, того… в Кащенко… Или мне самому? Надо же! До чертиков допился! Бросать, завязывать, пока не поздно! — Мужчина круто развернулся и подстреленным зайцем засеменил прочь.

— Ладно, — вздохнул Хельги. — Пошли к Максу. Чую, самим тут не разобраться!

Проникнуть внутрь оказалось не так просто — дверь подъезда была заперта на хитрый замок с кнопочками и цифрами. Хорошо, Хельги однажды запомнил код, не то пришлось бы выламывать, перебудили бы весь дом. Подъемное устройство, по обыкновению, не работало, плелись пешком, до самого верха.

Ильза блаженствовала! Со дня их встречи она впервые оказалась наедине со своим любимым! Он шел рядом с ней, заботливо поддерживал за плечи, справлялся о самочувствии. Она была в центре его внимания — право, это стоило сломанной руки! Вот он, подходящий момент, чтобы открыться, признаться в своей любви! Пожалуй, она так и поступила бы, живи Макс на пару этажей выше. Но не успела решиться — пришли.

— Знаешь, давай я первый постучу, предупрежу. А ты тут, за углом подожди, — предложил демон. — Выглядишь ты не очень, Ирину напугаем.

Предосторожность была совершенно лишней. Хельги выглядел ничуть не лучше Ильзы. Даже наоборот. Девушка, по крайней мере, успела привести в порядок лицо, а он, разумеется, не удосужился. Что там Ирина — сам Макс перепугался!

— Не волнуйтесь, я жив, здоров и весел! — успокоил ночной гость. — Мы здесь из-за Ильзы. Она руку сломала… Ильза, вылезай! Иди сюда!

Девушка скромненько, бочком выбралась из-за стены мусоропровода и с извиняющимся видом продемонстрировала перемотанную тряпицей конечность. Дескать, простите, не по своей воле беспокоим, нужда заставила.

Разумеется, ни Макс, ни Ирина не собирались их ни в чем упрекать. Спросили только, что с Аоленом, жив ли — ведь обычно именно он пользовал хворых и увечных. Да еще Ирина осторожно поинтересовалась у Хельги, известно ли ему, что у него творится со спиной: сквозь прореху на куртке проглядывала безобразная рваная рана.

— Известно, — беспечно отмахнулся тот. — Ободрался обо что-то. Уже почти не больно.

Ирину легкомысленный тон демона не успокоил.

— Знаешь что, — велела она мужу, — ты его тоже к врачу вези. Пусть зашьют.

Хельги изменился в лице, побледнел, отступил на шаг, готовый в любую секунду кануть в астрал.

— Как зашьют?! Иголкой? Нитками? Через край? Нет уж, пусть само зарастает!

— Правда, как же я его повезу? Думаешь, врач не поймет, что перед ним не человек? — пришел на выручку верный друг Макс.

— Ладно, — смирилась Ирина, — снимай куртку, я хотя бы промою, пока не загнило… А вы езжайте, езжайте, нечего время тянуть.

— Эх! А как же — без меня?!

— Обойдутся как-нибудь и без тебя! — категорично отрезала Максова жена.

Уже по дороге Макс объяснял Ильзе план действий. Документов у нее нет, вид странный. Чтобы избежать ненужных объяснений, он скажет, что подобрал незнакомую девушку на улице. Сама же Ильза должна либо молчать, как немая, либо на все вопросы отвечать, что совсем ничего не помнит, даже собственного имени.

— Ладно, — утомленно кивнула девушка. Ее начало укачивать от езды, рука разболелась еще сильнее, но упустить возможность блеснуть эрудицией в чужом мире она не могла. — Я скажу, что у меня амнезия!

— Нет уж! — возразил Макс, вместо того чтобы восхититься. — Этого ты не говори, выйдет слишком ненатурально. Лучше изображай из себя полную дурочку.

— Ох, не знаю, получится ли… Постараюсь, конечно… — Она прервалась, сообразив, что попалась на слове. Окажись рядом Энка, она непременно сказала бы, что особенно стараться не придется. К счастью, язвительная сильфида была далеко, а Максу воспитание не позволяло насмехаться над бедными девушками.

К тому же Ильза вовсе не была глупа. Она вспомнила рассказ Аолена о госпитальных порядках и нашла еще одну проблему, которую упустил ее провожатый, не привыкший мыслить стратегически.

— А если меня не захотят выпускать? Велят оставаться на излечении день или два? Где я потом стану вас искать? Ты же не сможешь ждать меня под дверями так долго?!

— Ах, черт возьми! Верно! Как я сразу не подумал! Давай договоримся так. Я буду ждать тебя тут, в машине. Как только тебе обработают руку, сразу беги. Сможешь?

— Еще бы! — фыркнула боец Оллесдоттер. — Я, поди-ка, воин! Надо будет, стражу голыми руками… голой рукой перебью! — Она знала, что заведения такого рода, как лечебницы, редко охраняются слишком строго, и стражники в них обычно служат паршивые.

— Ты уж постарайся этого избежать, ради всех богов! — попросил Макс проникновенно. — Беги тайно, чтобы никто не заметил.

— Как лазутчик?

— Вот-вот. Чтобы без кровопролития.

— Как скажешь. — Ильза была сама покорность. — Ну, идем? А то знобит что-то.

В лечебнице все прошло более или менее гладко. Макс говорил как по писаному: ехал домой, на Воронцовской увидел девушку — лежала вся избитая, в крови. Подобрал и привез. Ничего о ней не знает, она даже имени своего не говорит.

Ильза в это время добросовестно изображала идиотку. Она знала, какими они бывают. В ее родном Лотте на соседней улице жил один такой дурачок. У него была крупная голова, глубоко посаженные глаза, толстые губы и вечно полуоткрытый рот. Говорил дурачок плохо, больше мычал и хихикал. Звали его Мумм, был он уже немолод, а дни свои окончил страшно. Ильза сама видела, как боевой топор фьординга надвое раскроил бедняге череп.

Вот этого-то Мумма Ильза и избрала прототипом своего «сценического» образа. Конечно, изменить внешность ей было не под силу — колдовству не обучалась. Зато мычать и хихикать могла сколько угодно. Выходило очень натурально.

Наверное, она даже перестаралась, потому что окружившие ее люди в смешных белых халатиках и не менее забавных зеленых и синих костюмчиках и колпачках заговорили о психиатре. Психиатр — это специальный лекарь, который правит мозги. Сводить с ним знакомство девушке не хотелось, поэтому она сбавила обороты, стала изображать дуру молча.

Макс скоро ушел, незаметно подмигнув ей, дескать, держись. Лекари занялись ее рукой, действовали очень жестоко — кололи иглами, тянули в разные стороны, потом замотали тряпицей, которая тут же затвердела почти как камень. Ильза не поняла — магия это или алебастр? Но настоящую, несомненную магию она тоже видела. Почему Хельги утверждает, будто ее нет в здешнем мире? Наверное, потому, что не бывал у лекарей. Это были мокрые черные картинки, на которых просвечивали ее собственные сломанные кости. Такая гадость!

Она была очень рада, когда все процедуры, наконец, завершились и можно было вздохнуть спокойно. Но радость оказалась недолгой.

— Ну вот, — сказал самый важный лекарь, толстый дядька с усами и бородой, от него резко пахло чем-то вроде сехальских благовоний, — кости молодые, бог даст, месяца через два-три срастутся…

— Что-о?!! — Ильза так и подскочила, совершенно позабыв о своей роли дурочки. — Когда срастутся?!! Через два месяца?! И это у вас называют лечением?! Да самый захудалый лекарь… Что там лекарь! Самая последняя деревенская бабка сращивает кости за пять-шесть часов, если на перелом порчи не наложено! Да меня за два месяца десять раз прикончат, если я буду однорукой ходить! Смеетесь, что ли?.. — Ее прорвало: — Твердой тряпкой замотаться я и сама могла, для этого и к лекарю ходить не надо! Шарлатанство — вот как это называется! А еще слывете цивилизованным миром!

Окружающие взирали на расходившуюся девицу едва ли не с ужасом.

— Давайте-ка ее в палату, — распорядился главный. — И психиатра вызывайте, да поживее. Девушка, похоже, буйная.

И снова слова его Ильзе не понравились. Она так поняла, что ее все-таки собираются задержать. И рванула на волю, прямо из коридора, куда ее под руки вывели две дородные тетки в голубых пижамках, нелепо оттопыривающихся на их могучих задах. Сбежать незаметно, правда, не получилось. Теток пришлось столкнуть лбами — не хотели опускать. Зато охранник на выходе не успел ее схватить, проскочила. Так что обошлось без кровопролития, как и хотел Макс.

Всю обратную дорогу Ильза шипела от злости не хуже сехальского дракона, поносила горе-лекарей этого мира на чем свет стоит. Вообще-то обычно она была девушкой кроткой и неконфликтной, но и ее нервная система имела свои пределы! Вынести столько мучений — и все зазря!

— Ничего не зря, — живо вразумил ее Хельги. — Главное, рука не болтается, не отваливается. Вернемся домой, разыщем нормального лекаря, и все будет в порядке. Зато в гостях побывали, иначе когда бы еще выбрались?

Кстати, сам он в гостях времени даром не терял. Ирина сказала, что все равно теперь не уснет, поэтому он приспособил ее к полезному делу: чтению вслух криминальной литературы. В результате были убиты сразу два зайца: демон пополнил запас знаний о мастерстве сыска, а Ирина таки заснула.

В свой мир Хельги с Ильзой вернулись на другое утро и застали друзей почивающими на лаврах в доме председателя сельской управы.

Негоже столь знатным господам, героям, одолевшим невиданное чудовище, ночевать в съемных комнатах, будто простым бродягам. Они, господа, должны обретаться в самых роскошных хоромах королевства! Увы, в бедной Гавеции нет жилья их достойного, но его скромная обитель все же лучше грязного трактира, так считал председатель Фулл. А «господам» было совершенно без разницы, где именно обретаться. Зовут в гости — так почему бы не пойти? Пусть человеку будет приятно. Да и самим неплохо: в парадной гостиной, на свежей соломе, — когда еще доведется так выспаться?

Несмотря на поздний (по меркам сильфиды) час, они еще не собирались вставать. Валялись, дожидаясь прихода местного лекаря, и гадали, что же это за дрянь напала вчера не трактир.

— Как?! — удивилась новоприбывшая Ильза. — Вы разве не знаете?! Это же обычный морской змей мулиартех! В наш Лотт такие часто приходили. Главное, не разрешать им переступить порог, тогда они не смогут причинить вам вреда. А пустишь в дом — беда! Всех пожрут, не подавятся.

— Верно, — подтвердил Хельги. — К нам во фьорды они тоже иной раз заглядывали.

— Мулиартех, мулиартех, — пробормотал Рагнар, стараясь запомнить новое слово. — Никогда не слыхал! А ты? — Вопрос был задан сильфиде как уроженке побережья.

— И я нет, — откликнулась та. — Должно быть, они селятся только в северных водах.

— Тогда откуда взялся этот?

— Заплыл, — предположил Хельги. — Происходит эволюция гляциального процесса[2] в глобальном масштабе. Возможно, это ведет к расширению ареала мулиартехов.

— А теперь то же самое по-староземски, — попросил рыцарь, он не знал ученых слов.

— Становится холоднее. Поэтому змеи могут расселяться все дальше на юг, — пояснил магистр Ингрем с раздражением. Он считал, что Рагнар, если бы постарался пошевелить мозгами, вполне мог бы понять смысл его фразы, исходя из контекста. Сколько можно демонстративно выставлять себя неучем? Особе королевской крови это не к лицу!

— Верно, — покаянно признал оттонский наследник. — Впредь буду шевелить!

Ильза, воодушевившись его примером, глубоко задумалась и сама, собственным умом пришла к выводу крайне неутешительному:

— Вот видите! А вы говорили, тролля на юге быть не может! Если мулиартех завелся, то и до тролля недалеко! Климат-то холодает!

— Молодец! — похвалил Хельги. — Логично рассуждаешь! — Лично его перспектива расширения ареала пещерных троллей совершенно не печалила. Все его нынешние интересы и помыслы были сосредоточены исключительно на расследовании.

— Чтобы раскрыть преступление, важно понять, кому оно было выгодно. — Демон озвучил мысль, почерпнутую в мире ином. — Давайте подумаем, какую пользу может принести похищенная принцесса.

Меридит и Энка переглянулись, беспомощно пожали плечами. На их взгляд, приобретение было совершенно бесполезным.

— За принцессу можно потребовать выкуп! — Оказывается, Эдуарду было не чуждо криминальное мышление. Но не хватало жизненного опыта и здравого смысла.

— С кого? — фыркнул гном. — С папаши-короля? Ты не видал, какой у него замок? Крыша и та течет! Чем выкуп-то брать? Рыбой? Нет, для такого дела нужна принцесса побогаче, иначе овчинка выделки не стоит. Думаю, тут вопрос политический. Помните, Хельги говорил насчет эттелийцев? Очень неплохая мысль.

— Спасибо! — просиял подменный сын ярла. Не так-то легко заслужить похвалу от гнома!

Естественно, сильфиду тут же обуяло желание противоречить.

— И вовсе не обязательно эттелийцы! Это мог быть кто угодно, заинтересованный в расширении границ либо в обзаведении землей. За принцессой всегда дают хорошее приданое. Полкоролевства!

— Это кто же в наши дни дает такое приданое?! Все-таки теперь не Средние века! — Эдуард знал, что говорил. Его родная сестрица считалась богатой невестой, хотя в приданое ей был назначен один-единственный приграничный городок, и то небольшой. — И вообще, мой папаша, к примеру, похитителю бы в приданом отказал вовсе! Назло! «Не женился бы, — сказал, — против моей воли!»

— Ну, твой папаша далеко не показатель, — усмехнулась Энка. — Он у тебя, уж извини… Короче, всем известно, что король Бонавентур совсем не таков. И в приданом у нынешних принцесс, может, и не полкоролевства… однако на жизнь наверняка хватит.

— А не проще было бы, чем затевать всю эту возню с принцессой, просто напасть и отвоевать желаемое? Тем более что Кнусс не представляет собой серьезного противника… — Меридит, как истинная диса, не любила сложных обходных путей, предпочитала действовать прямо, грубой силой.

— Нет, не проще, — не согласился рыцарь. — Всякий, кто нападет на Кнусс, будет иметь дело с Оттоном. У нас гласный союзный договор.

Ильза слушала и морщилась. Ей было скучно.

— Зачем вы все про политику да про политику? А вдруг это вообще любовь?

— Что?! Какая любовь? — На нее посмотрели с непониманием.

— Ну как же? Вот представьте: бедную девушку против ее воли, чисто из-за политики просватали за совершенно незнакомого человека. А вдруг у нее уже был возлюбленный? Молодой, красивый, не как наш…

— Гм! Спасибо тебе, конечно, на добром слове! — хмыкнул Рагнар.

Щеки девушки залились краской. Она поняла, какую бестактность брякнула, не подумав.

— Ой, прости! Я не нарочно! Ты тоже совсем не старый!

— Да ладно, чего уж там! — махнул рукой жених. Он и сам знал, что до Аполлона Аполидийского ему очень далеко. Так стоит ли обижаться на правду?

Тем более что предположение Ильзы было не лишено смысла. То, что выглядело как похищение, на деле могло оказаться банальным побегом из-под венца. Мало ли дев решалось на такой шаг из страха разлуки с любимым? А принцессе Мальвии сделать это было проще простого, ведь именно в ее покоях висел заветный портрет. Она вполне могла быть осведомлена о его магических свойствах.

— Ну хорошо, — сказал Хельги важно. — Мы пока не будем опровергать ни одну из версий. Надо только все записать и систематизировать. Это поможет в дальнейшей работе. Всякая наука любит точность и обстоятельность.

Последние три фразы были чистейшим плагиатом с его стороны. Именно такими словами профессор Донаван поучал своего не слишком-то точного и обстоятельного, а порой и вовсе легкомысленного ассистента Ингрема.

— Валяй, — одобрила сестра по оружию, — систематизируй.

За неимением в доме другой бумаги Хельги пришлось выдернуть лист из собственного дневника. Он по-прежнему таскал сей увесистый фолиант с собой, поскольку других распоряжений от мэтра Донаван получить не успел, а самовольно нарушить приказ профессора не решался. Писал карандашом, поскольку чернил у председателя тоже не водилось.

— И как он ухитряется вести дела? — разворчался Орвуд. — Немудрено, что здешние края столь запущены!

Рагнар на это спокойно возразил:

— Просто он держит канцелярские принадлежности в управе. Зачем их домой-то тащить?

— Помолчите хоть минуту, — попросил Хельги. — Вы меня с мысли сбиваете, сосредоточиться не могу.

— Ладно, сосредотачивайся, — милостиво разрешил гном.

Хельги сосредоточился. В результате у него получилось четыре графы. Озаглавлены они были так: «Меркантильные мотивы», «Территориально-политические мотивы», «Амурные мотивы», «Иное».

В первую графу попала версия Эдуарда насчет выкупа. В третьей стояла запись: «Тайный возлюбленный». Четвертая осталась пустой. Вторая же оказалась самой длинной. Сюда Хельги отнес и эттелийцев, и танатидов (правда, с натяжкой: их земли, как известно, лежат далеко от кнусских; но, возможно, как предположил демон, им захотелось таким образом расширить сферу своего влияния). Потом, немного поразмыслив, Хельги приписал государства, имеющие с Кнуссом общие границы — сухопутные, водные либо подземные — или свой интерес в этом регионе. Таким образом, в число подозреваемых попали: маленькое горное королевство Квирр как непосредственный восточный сосед, Дольн как извечный противник Оттона, а также Сильфхейм и Даан-Азар.

— С ума сошел?! — возмутился Орвуд. — У гномов-то какой может быть интерес в человечьем Кнуссе?!

— Откуда мне знать? Может, разведали в его недрах залежи руды и решили наложить лапу путем получения наследства? — Хельги оказался очень скор на предположения и версии.

— Во-первых, ни один добропорядочный гном никогда не возьмет в жены самку человека. Во-вторых, мы, как всегда, прекрасно обошлись бы и без наследства. Подобрались бы к месторождению под землей, тайно. Кнуссцы даже не заметили бы!

— Самку! Поди ж ты! — обиделась Ильза. — Тебя бы так обозвали! Что ли, мы скотина?!

А Рагнар нахмурился:

— Ага! Тайно, значит? Как всегда? Так-то вы, гномы, ведете дела! Так-то чтите территориальные права соседей!

Тут Орвуд заметно побледнел. Он понял, что в запале выдал важнейшую государственную тайну.

— Смотри, никому не проговорись об этом! — велел он рыцарю строго. — Не то, если в Даан-Азаре узнают, меня казнят за измену родине!

Тот изменился в лице. Праведное негодование сменилось искренней тревогой.

— Ты серьезно?! Неужто казнят?!

— Непременно казнят! Путем замуровывания заживо! — мрачно подтвердил гном.

— Ох! Вот страсти! Ладно, я буду молчать как орк, не сомневайся! — Ради жизни дорогого друга Рагнар был готов пожертвовать хоть всеми богатствами оттонских недр.

Тут и дочь сенатора Валериания решила вступиться за честь родины.

— Не знаю, как насчет Даан-Азара, а уж Сильфхейм точно можешь вычеркнуть, — сказала она. — Он абсолютно вне подозрений. Ни одного мотива невозможно измыслить!

— Еще чего! — завопил гном. — Оставляй Сильфхейм! Чем он лучше других?! Ты, Энка, сто лет дома не бывала, а судишь! Мало ли что! Вдруг у ваших берегов вся рыба перевелась, и сильфы захотели в Кнуссе поживиться?!

— Дурак! — пожала плечами сильфида, но вопреки обыкновению спорить не стала. Не так уж она любила Сильфхейм, чтобы ради него надрываться. Вместо этого она взяла из рук Хельги список, пробежала глазами…

— Эх! А ведь мы с вами совершенно забыли про колдовство!

— Оно-то тут при чем? — удивился демон.

— Ну как же! Кровь девственницы, особенно королевского рода, очень ценится в качестве ингредиента для составления зелий. Дороже золота идет!

— А ты откуда знаешь? — не поверила диса.

— Лекции слушала! Иногда! А ты только меня горазда попрекать, а сама тоже хороша!

Орвуд был потрясен. Он даже представить не мог, что подобная дрянь может так цениться.

— Неужели дороже золота?! И насколько?

— Намного. Один к пяти по довоенному курсу. А теперь уж и не знаю как.

— Надо же! Кто бы мог подумать… Между прочим, — тут он нехорошо покосился на Эдуарда, — это только к принцессам относится? А принцы-девственники не котируются? — И добавил в качестве оправдания своих кровожадных интересов: — Это я так… На всякий случай полюбопытствовал. Про черный день. Мало ли как обстоятельства сложатся…

— И думать забудь! — отчеканил наследник ольдонского престола. — Не то прямо сейчас пойду на село и сниму первую встречную шлюху!

— Да ладно, — хихикнула Энка. — Ни к чему такие жертвы. Профессор Перегрин говорил только о принцессах. О принцах даже не упоминал.

— Ах, трагедия какая! Если бедняжку Мальвию пустили на кровь, значит, ее и в живых уж нету! Вот горе! — принялся причитать Рагнар, но в тоне его явственно проскальзывало облегчение.

— Не обольщайся! — еще сильнее развеселилась девица. — Похитителю невыгодно сцедить всю кровь зараз. Свернется, да и новую взять негде будет. Разумнее держать принцессу в заточении и брать понемногу, по мере надобности, чтобы источник не иссякал.

— Короче, я не буду отводить для колдовства отдельную графу. Отнесу его к «Меркантильным мотивам», — решил Хельги.

Итак, версий уже на самом раннем этапе расследования имелось хоть отбавляй. И каждую из них предстояло проверить. Но как осуществить это на практике — никто из доморощенных детективов представления не имел. Пришлось взять на вооружение очередную народную мудрость: война план покажет.

Лекарь в председательском доме объявился только под вечер. Приковылял, донельзя утомленный — ему в тот день досталась-таки работенка! Шутка ли, столько покалеченных разом! Немудрено, что треть не выжила.

Но важных иноземных господ он, невзирая на усталость, пользовал старательно. Тех, кто сам не отказался от помощи. Потому что один красивый зеленоглазый парень, к примеру, шарахнулся, как упырь от осины, и заявил, что здоровее пещерного тролля. Хотя внешний вид его свидетельствовал обратное. А светлая широкоплечая девица неразборчиво пробормотала что-то вроде: «И я, пожалуй, обойдусь».

Зато Ильза помощь приняла охотно и спустя несколько часов уже бодро помахивала зажившей рукой.

— Ну вот! — радовалась она. — А эти шарлатаны говорили: три месяца! Тьма сехальская! Ничего не смыслят в своем деле!

На следующий день председатель лично проводил героических иноземцев к Драконьему Кряжу. От окраин Гавеции до назначенного места было около получаса ходьбы в восточном направлении. Узкая извилистая тропа вела через неглубокий перевал. Участками она исчезала, перекрытая языками осыпей, потом возникала вновь и опять пряталась под грудами камня. Очевидно, что пользовались ею редко — немного находилось желающих посетить места боевой славы кнусского рыцарства.

Монумент в честь драконоборца Леварта представлял собой прямоугольную, не слишком гладко обтесанную глыбу черного камня, высотой примерно в два человечьих роста. Издали он здорово смахивал на надгробие. На одной из сторон его, обращенной к Океану, простыми рунами и буквами языка латен была выбита памятная надпись — витиеватая, длинная и не вполне грамотная. Разобрать ее нижнюю часть было невозможно — символы поистерлись, заросли густым мхом. Сам обелиск стоял, покосившись, — того и гляди завалится.

— Ай! Ай! — принялся долго и нудно сокрушаться председатель. — Непорядок! Подправить бы надо! Да денег в казне кот наплакал… Разве татей из темницы пригнать? Так ведь не ровен час разбегутся… Эх, как же быть, как же быть…

Трудно сказать, были это просто размышления вслух, или он ждал от иноземцев сочувствия. В любом случае получил он много больше, чем рассчитывал. Рагнар повздыхал из вежливости, дескать, и впрямь незадача. А потом полез в карман и протянул председателю несколько крупных золотых монет. Как-никак, а своему брату-рыцарю памятник, надо уважить.

Растроганный такой невиданной щедростью председатель истово поблагодарил благодетеля, даже попытался приложиться к руке. А когда он, наконец, удалился, Орвуд долго отчитывал Рагнара, упрекая в расточительстве:

— Неужели ты не понимаешь, что этот прохвост и не подумает пускать твое золото на ремонт памятника?! Прикарманит его — и дело с концом!

— Да наплевать! — отмахнулся рыцарь. — Пусть делает, что хочет, лишь бы отвязался!

Но гном не мог мириться с подобным легкомыслием:

— Ты, Рагнар, лицо государственное. Должен сознавать, что негоже потакать казнокрадам и вводить чиновников в искушение. Если уж ты такой не в меру щедрый, надо было оформлять пожертвование документально. А теперь председатель и твои денежки приберет, и еще из королевской казны получит компенсацию за наш постой. Может, вам и плевать, а лично я терпеть не могу, когда на мне наживаются.

— Сделанного не воротишь. Смирись с неизбежным, — велел гному Хельги. — Хватит отвлекаться, пора сосредоточиться на поисках улик.

— На поисках чего? — не поняла сильфида. Ей, чрезвычайно далекой от дела сыска, столь узкоспециальный термин показался незнакомым.

— Corpus delicti[3] — пояснила Меридит на языке латен. — Помнится, кто-то хвастал высоким баллом по юриспруденции!

— Юриспруденция — дело давнее! — огрызнулась Энка. — Не могу же я всю жизнь помнить подобную ерунду! Эдак никакой головы не хватит!

Друзья долго шарили вокруг памятника в надежде отыскать хоть какой-нибудь след, хоть самую малую зацепку. Но напрасно. Ни намека на улики, только козий помет!

— Подождите! Ведь мы, ослы сехальские, не там ищем! — сообразил Хельги.

— Почему? То самое место, Драконий Кряж. Вон они, те горы, что на портрете, я хорошо запомнил! — Рагнар простонародным жестом ткнул пальцем на восток. Там, шагах в пятистах, высились две огромные скалы, формой напоминающие окаменевших троллей.

— То, да не совсем! На картине в этой точке, — Хельги указал на обелиск, — находится рыцарь Леварт. А на местности — памятник. Изображение не совпадает с натурой. Значит, воспользоваться им нельзя. Похититель не мог переместиться именно сюда. Надо искать у подножия скал.

— А почему тогда не на самих скалах? Глянь, какие приметные!

— Потому что надо быть совершенно слабоумным, чтобы взгромоздиться на такую кручу, да еще вместе с похищенной принцессой! Как бы они оттуда спускались, по-твоему?

Путь до скал вышел втрое дольше, чем казалось издали. В горах видимость обманчива, трудно оценивать расстояния на глаз. Идти было нелегко — над обрывами, по коварным осыпям, через заросли гадкой колючки. «Дурные места! — ворчал гном, тщетно пытаясь привести в порядок бороду. — Только драконам и гнездиться. Нормальному смертному существу тут делать нечего!»

Орвуд ошибался. На самом подходе к западной скале им встретилось оно — нормальное смертное существо. Благообразного вида дедок, плотненький, седенький, опрятный. И дело у него имелось — он пас коз. При нем была большая собака совершено невиданной породы: длинная густая шерсть ее не лежала гладко, а свисала волнистыми прядками-сосульками. Хельги пришел в полный восторг при виде такого чуда природы, и собака ответила взаимностью. Положила передние лапы ему на плечи, лизнула в лицо, потом повалилась на спину, подставила упитанное брюхо, дескать, чеши. Демон с воодушевлением принялся чесать. Пожалуй, они еще долго наслаждались бы обществом друг друга, если бы Энка не призвала спутника к порядку:

— Вообще-то мы сюда за делом шли, а не с собаками лизаться!

— Ладно, — вздохнул Хельги, неохотно поднимаясь с колен, — приступим к допросу свидетеля.

Свидетель, видно, польщенный вниманием к его любимице, а может, просто от скуки, на все вопросы отвечал охотно и обстоятельно.

Давно ли тут коз пасет?

— Да почитай, всю жизнь.

— А в конце мая пас?

— Само собой! Они ведь, козочки, каждый день кушать просят.

— Не видал ли чего странного?

— Как не видать! Во-он тамочки, у камня, появились вдруг двое! Прямо из воздуха, ну чисто демоны!

— Как выглядели?

— Чудно, не по-нашенски. Важный господин с ног до головы в сером, плащ — не плащ на нем был, рубаха — не рубаха. Сам не молодой, не старый, человек, нелюдь ли, — не поймешь. При нем девица, хорошая такая, в теле. Одета богато, по-столичному.

— Что делали, что говорили?

— Да ничего. Господин только зыркнул страшно, посохом замахнулся да прошипел: «Прочь с дороги, старик!» А дева и вовсе ни словечка не проронила. Вид у нее дурной был: глаза вроде смотрят, а сама будто спит.

— Зачарованная! — понимающе переглянулись Энка и Меридит. — Хельги, вычеркивай «Тайного возлюбленного».

— Не вычеркну. Тайный возлюбленный тоже мог увести принцессу против воли. Может, она сама никак не решалась на побег, поэтому ему пришлось применить чары?

— …А потом что было? Ушли они оба, во-он туда, по старой кудианской тропе. Да, дева сама шла, ножками перебирала, но опять как во сне. Господин ее за руку волок. Тропа куда ведет? А боги ее знают! Это ведь только говорится так — кудианская. На деле ее задолго до того проторили, как в эти места люди да кудиане пришли — в древности дремучей, позабытой, когда жил тут совсем другой народ. О нем ныне и преданий не осталось… Нехорошая это тропа, так я вам скажу. Не ходят по ней добрые твари. Козы и те стороной обойдут, ни одним копытцем не наступят. Козы — они хитры, умеют зло чуять. А Милочка моя иной раз, в непогоду, повернется в ту сторону, смотрит и воет, воет, словно по покойнику — аж жуть берет! И вам туда ходить не надобно, коли жизнь дорога!

— Как раз нам-то, дед, и надобно, — удрученно молвил Рагнар. — Долг, вишь, зовет! Не поминай лихом! — И он уверенно и размашисто зашагал по зловещей тропе, вот только на душе у него стало совсем муторно. Дело, казавшееся едва ли не забавным, вдруг начало оборачиваться какой-то иной, нехорошей стороной… «Во что я втянул своих друзей, — думал рыцарь. — Не грозит ли это бедой?»

Позади скорбно и тоскливо завыла Милочка. Старик глядел им вослед, сняв шапку с седой головы — будто провожал в последний путь. И как отклик на тяжкие мысли рыцаря, прозвучали слова сильфиды:

— Интересно, во что мы опять вляпались, да?

Но что же Аолен? Где был благородный эльф, когда родные и близкие его ступили на неизведанный и опасный путь? А был он далеко. В тот самый час как раз выезжал из ворот Буккена на скрипучей торговой телеге.

Эльфы — народ чувствительный, склонный к поэзии и прочим искусствам, но и рационализм вкупе со здравым смыслом им не чужды. Аолен рассудил логически: те, кому приходится разыскивать без вести пропавших, обычно прибегают к услугам хорошего колдуна — от классической магии в таком деле проку мало. Сильных колдунов в Оттоне нет. Нанимать со стороны — поскупится Орвуд. А может, и некого нанимать-то, после памятных событий минувшего года. Остается одно — звать на помощь Балдура Эрринорского, Значит, именно в Буккен должны отправиться друзья после Оттона. И он, Аолен, если не встретит их по дороге, то будет спокойно дожидаться у Балдура. Или они оба выйдут им навстречу — как уж получится. Конечно, есть опасность разминуться, но она, если подсчитать сроки, не столь уж велика…

Такой вот план был у Аолена. Очень разумный. Одного он только не учел: что друзья его далеко не всегда склонны следовать законам логики.

Кстати, Орвуд в свое время предлагал им то же самое. Но понимания не встретил. У Балдура, сказали ему, дом лежит едва не в руинах, куча хозяйственных проблем. Зачем беспокоить по пустякам? Ладно бы о спасении Мира речь шла. А то подумаешь — какая-то невеста. Чисто семейное предприятие. Не обойдутся разве своими силами? Тем более Хельги так хорошо разбирается в сыскном деле…

Так вот и получилось, что разошлись Аолен и друзья его в разные стороны — один на запад, другие на восток.

Балдура в Буккене, кстати, не оказалось. Ушел в Эрринор, как услужливо доложили соседи. Там, в Эрриноре, остались без присмотра чуть ли не десяток колдовских лабораторий — с ними надо было что-то делать, пока не вышло большой беды. Так что до собственных проблем у мага руки еще не дошли — занимался общественными. Отвлекать его от них ради одной-единственной девицы даже Аолен не решился. Переночевав в дрянном буккенском трактире, двинулся в обратный путь ни с чем.

Есть на земле места, не предназначенные для смертных. Есть и дороги, не для смертных проложенные. Совсем другие твари бродят по ним, и ни к чему смертным с такими встречаться. Однако пришлось. И первая встреча состоялась очень скоро, уже часа через три.

За этот срок окружающий ландшафт успел совершенно перемениться. Осталась позади полоса голых прибрежных скал. Тропа нырнула в густую чащу. Казалось бы, так и должно быть — пологие склоны Даарн-Ола — Гномьих гор поросли лесом почти до самых вершин. Вот только лес в этом краю оказался очень уж странным, Орвуду это сразу бросилось в глаза. Вместо привычного дуба и бука здесь высились седые, голоствольные северные ели. Под ними — бурелом, валежник, колючий кустарник, — не продерешься. Полное впечатление, что некие загадочные силы вырвали участок леса где-нибудь под Кноттеном или Понитом и по одним им ведомой прихоти переместили сюда, далеко на юг.

Под стать местности сделалась и погода. Потускнело июньское солнце. Померкли, будто выцвели, все краски окружающего мира. Даже умопомрачительные малиновые штаны Рагиара (последний писк южностароземской моды!), которые Хельги, нахватавшись дурного в ином мире, именовал ехидно, но непонятно «красными революционными шароварами», утратили былую яркость. Небо стало серым и таким низким, что казалось, оно висит прямо на макушках елей. С северо-востока потянуло резким холодом. Путникам пришлось спешно опустошать дорожные мешки и натягивать на себя всю одежду, что имелась в запасе. Но запас был уж очень невелик — кому охота летом таскать за собой лишнее барахло?

Выручили спальные одеяла, в них можно было завернуться на манер плащей.

Конечно, Меридит с Хельги так поступать не стали. Они — существа северные, к холодам привычные, к тому же воины, а воину не пристало ходить по свету закутанным в одеяло подобно нищему побирушке.

— Ну и дураки, — сказала на это Энка. — Охота вам мерзнуть? Все равно никто не видит.

— Воин — он всегда воин, а не только когда на него смотрят! — гордо заявила диса и тут же пожалела об этом, потому что пошел снег! Крупные белые хлопья густо валили с июньского неба, ложились на тропу и не таяли, будто зимой.

— С Арвеев, что ли, принесло? Так вроде ветер не оттуда… — удрученно пробормотал сотник Ингрем. Он настолько не любил отягощать себя в пути лишними вещами, что имел при себе одну легкую курточку на случай дождя. Любящая сестра по оружию во время сборов попыталась подсунуть ему в мешок вязаный свитер, но он заметил и с негодованием выкинул. За что теперь и расплачивался: лязгал зубами и шмыгал посиневшим носом. Потому что даже самые северные из существ не могут в мороз обходиться без теплой одежды.

Орвуд на такое дело смотреть спокойно не мог. Такова уж была его жизненная позиция: если добропорядочное существо впало во внезапное слабоумие, долг окружающих о нем позаботиться.

— Так, ну-ка живо, накрылись одеялами! — распорядился он тоном, не терпящим возражений. — Совсем обалдели, что ли?! Мороз на улице! Не хватало только воспаление легких заработать! Что мы тогда станем с вами делать? Аолена нет, исцелять некому!.. Северные они, видите ли, существа! Вот сейчас как возьму палку и задам вам обоим по шее! И не посмотрю, воины вы или нет! Так и знайте!

Хельги с Меридит переглянулись и полезли-таки в мешки. Очень уж грозен был гном в тот момент: глаза горят праведным гневом, брови сведены, борода топорщится. Того и гляди впрямь за палку возьмется — не драться же с ним!

— Уступаем грубой силе! — ухмыльнулась диса из-под одеяла.

Прошло чуть более часа, а снегу навалило столько, что стало трудно выволакивать закоченевшие ноги. Ильза начала тихонько хныкать и поговаривать о привале и костре. Вот тут-то и произошла первая из череды странных встреч, назначенных им Судьбой…

Она появилась на тропе невесть откуда, будто выросла из-под земли. Маленькая кривобокая старушонка, древняя как сам мир, наряженная в устрашающие лохмотья. Казалось, всю одежду ее — длинные юбки, короткий облезлый полушубок, головной платок — драли, резали на клочки специально, потому что случайно достигнуть такого эффекта было просто невозможно. От тряпья исходил резкий застарелый запах грязного тела и мочи — видно, его за последние столетия никто не удосуживался хоть немного простирнуть. На шее болталась целая связка амулетов, грязных и неприятных на вид: засаленные пучки перьев, какие-то камешки, косточки и черепушечки. К определению того, во что были обуты ее ноги, подходило только одно слово — опорки.

Внешность незнакомки вполне соответствовала ее одеянию. Приплюснутое, молочно-белое лицо покрывала густая сеть морщин. Круглые глаза были по-жабьи выпучены, причем один зарос бельмом. Крошечный крючковатый нос и резко скошенный подбородок дополняли неприятное впечатление. Седые, годами нечесанные патлы торчали во все стороны из-под платка, завязанного узлом на лбу. Старуха скалила в усмешке тонкогубый рот, и в темном его провале проглядывали два клыка… Очень колоритная внешность! Не надо было долго думать, чтобы понять: ведьма! Самая настоящая, практикующая, причем сильная настолько, что ее первоначальная человеческая природа совершенно изменилась под воздействием собственных чар и стала ближе к демонической.

Наверное, изменение это пагубно отразилось на рассудке, потому что повела себя старуха более чем странно (неадекватно, по выражению ученого магистра Ингрема). Она чуть присела, широко раскинула руки, загородив тропу.

Рагнар, возглавлявший шествие, сделал шаг в сторону, желая миновать неожиданную преграду. Но старушенция шарахнулась ему под ноги, не давая себя обойти. Рыцарь остановился, сказал вежливо, как и подобает воспитанному человеку, приученному уважать старость:

— Бабуся, ты бы посторонилась, что ли! Будь так добра! Нам пройти надо.

Тут и ведьма подала голос. Говорила она вроде бы по-староземски, но понимать ее было очень трудно из-за странных интонационных конструкций. Каждая фраза начиналась с низкого, неразборчивого бормотания, а в конце переходила в пронзительный визг.

— А вот и не посторонюсь! Не пущу, не пущу-у! — приплясывая и притопывая, завела ведьма. — А дальше вам хода нет, хода не-эт! Нет! Нет! Нет! Нет-нет-нет! — запричитала она резко и отрывисто, как будто переходя на собачий лай.

— Совсем полоумная! — вздохнул рыцарь с искренним сочувствием. — Бабулечка! Ну что ты скачешь, в твои-то годы! Дай дорогу, не доводи до греха!

— А не пущу, не пущу-у! — тянула свое старая. — А не пущу, не пущу! А у дороги два конца, а у судьбы два лица, а у кого дорога черная, тому судьба белая, а кому дорога бела, тому судьба черным-черна! А где неезжено-нехожено, там дорожка-то проложена, догоняй — не догонишь, убегай — не убежишь! А тут вам пути нетути, нетути! Нет! Нет! Нет!

— Тьфу! — потеряла терпение Энка. Свое воспитание, как известно, сильфида получила на боевом эттелийском фрегате, а потому оно оставляло желать много лучшего. — Хорош гнусить, дура старая! Прочь с дороги, не то зашибу!

— А не зашибешь, не зашибешь, а сама зашибесси! — Ведьма взмахнула широко растопыренными пальцами, с них во все стороны брызгами полетели капли воды. — Закружу-закружу! Закружу-заворожу! Чиффы-чиффы чи-ир! Чиффы-чиффы чи-ир!

Хельги ощутил, как всколыхнулся астрал: ведьма колдовала! Она топталась на одном месте, низко пригнувшись к земле, хлопала себя руками по бокам, отчего лохмотья ее тряслись и развевались, будто перья пестрой птицы. Она вообще походила на птицу в тот момент — на большую глупую курицу или индюшку, квохчущую над гнездом. Она будила Силы Стихий.

Почуяв недоброе, Хельги выхватил из кармана горсть серых камней. Но разложить не успел. Снежный вихрь ударил в лицо с такой силой, что на миг перехватило дыхание. Камешки выбило из рук — прощай, верная и надежная спригганская магия!

Устоять на ногах было невозможно; путники повалились наземь, вцепились друг в друга мертвой хваткой, повинуясь, скорее, инстинкту самосохранения, нежели разуму. Их швыряло из стороны в сторону, било оземь, как перекати-поле на ветру. В ушах выло и свистело, снег слепил глаза, забивал рот и уши, леденил кожу — одеяла сорвало и унесло в первые же мгновения колдовской бури. Они погибали — и понимали это. Стоило отпустить руки, оторваться от общего клубка — и тогда конец. Ищи ветра в поле, а кости под талым снегом… А пальцы на морозе стынут-коченеют, слабеют, того и гляди разожмутся… И дышать уже нечем, нечем… Воздуха нет, только снег, повсюду один снег…

В общем, выбора Хельги ведьма не оставила. Путь к спасению был только один, тошнотворный до рвоты. Разумеется, он не собирался проходить его до самого конца!

…Буря прекратилась мгновенно — как и не было. Даже снега не осталось — только черная сырая земля. Ведьма сидела на тропе, тяжело, по-рыбьи хватала ртом воздух. В круглых глазах ее светился животный страх. Видно, поняла старая, какого рода опасность грозит ее поганой, измененной сущности!

Бросила на демона косой, полный ненависти взгляд, спросила отчетливо, без прежнего бормотания и визга:

— Сожрешь, что ли, убивец?

— Сожру, — мрачно, без всякой охоты подтвердил тот.

— А не подависси? — Видно, характер не позволял ведьме отступить без боя, хотя бы словесного.

— Не подавлюсь, не надейся. И не таких жрал.

Ох, как не нравился ему этот разговор! Желудок будто судорогой сводило, и к горлу подступал комок, хотя на самом деле чужие сущности едят без всякого участия этих органов. И еще было страшно. Ведьмы хитры и прозорливы. Вдруг она почувствует, что он блефует и на самом деле ни за какие блага мира не осуществит своей угрозы… Или?.. Ох, лучше не думать!

К счастью, ведьма ничего не почувствовала, пошла на мировую.

— Ну, ты полегче, полегче! Ну, промашку дала, оплошала по старости! А у тебя на лбе рунами не начертано, кто ты есть убивец! А смертным сюда ходу нет, ходу не-эт!.. — Похоже, она надумала завести старую волынку.

— Цыц! — поспешно, пока та не разошлась, рявкнула Энка из-за плеча «убивца».

Ведьма гадко хихикнула, но послушалась. Продолжила грубо, зато членораздельно:

— А чего вам здесь надобно, поганые твари? Почто явились, почто стали на тропу?

— Вот, — сильфида назидательно помахала пальцем, — именно с этого и надо было начинать! А не бури устраивать!

«Когда наша Энка доживет до столь преклонных лет, наверняка они с этой ведьмой станут очень схожи характерами!» — мелькнуло в голове у Эдуарда. А Меридит решила, что пора брать переговоры в свои руки. Больше рассчитывать не на кого: Энка излишне эмоциональна, Хельги совершенно деморализован речами о поглощении, Орвуд почему-то самоустранился — отошел в сторонку с видом «меня все это не касается», а от остальных ничего путного ждать не приходится.

— На тропу мы встали по необходимости. Разыскиваем двоих: мужчину в сером плаще и богато одетую девицу. Скажи, проходили они тут или нет, и мы уйдем! — Диса умела быть лаконичной.

А ведьма — нет. Она вновь принялась приплясывать и притопывать на разухабистый манер каторжан-уголовников:

— И-и-и, как бы тебе все легко давалось! А я вот не скажу, не скажу-у! Знаю, ведаю, было дело, не было ли, да не скажу, не скажу-у! Я знаю, и тропа знает, а у тропы два конца, а у судьбы два лица, а к кому судьба черным лицом повернется, тому тропа петлею замкнется — ни ходу, ни броду, через пень-колоду, сгинь-сгинь, пропади пропадом! А я вам, поганые твари, ничего не скажу, не скажу-у…

— Ну и пошли тогда отсюда! — Меридит с неприязнью передернула плечами. — Что с ней разговаривать, она совершенно безумная.

Так они и поступили, и ведьма больше не осмелилась им препятствовать, только плюнула себе под ноги — плевок зашипел, будто не на холодную землю упал, а на раскаленную сковородку — и исчезла, как сквозь землю провалилась.

Друзья устремились вперед, шагали быстро, не оборачиваясь. Встреча со старухой оставила на душе легкий, но неприятный осадок. Каждый невольно задавался вопросом: надо расценивать ведьмины слова как бред сумасшедшей или как дурное предзнаменование? Склонялись к первому — мало ли психопатов бродит по свету и городит, что на скорбный ум придет, — а все-таки тревога не утихала. Только шагов через пятьсот Орвуд вспомнил об унесенных бурей одеялах: столько добра пропало, надо бы вернуться, поискать! Но возвращаться никому не захотелось. Да и нужды больше не было — на тропу снова пришло лето.

Тропа шла лесом, чудесным буковым лесом — именно такому подобает расти на пологих склонах Даарн-Ола. Солнце сияло, как и положено в июне. Малиновые штаны полыхали в его лучах, как и положено последнему писку моды. И птички пели, и легкий ветерок шелестел листвой — все как и должно быть.

Чуть поодаль, шагах в трех от тропы, Ильза приметила грибы. Захотела собрать. Сделала шаг, и другой, и третий… грибы не приблизились. Под ногами оставалась все та же тропа. Четвертый, пятый, десятый… Побежала бегом, подгоняемая отчаянием… Потом уже бежали все, и на грибы им было наплевать, лишь бы вырваться, лишь бы преодолеть невидимый барьер. Не получилось. Так они узнали о первом из неприятных свойств «кудианской тропы»: сойти с нее невозможно!

Удивления не было — и не с такими чудесами магии сталкивались! Меридит даже название вспомнила: эффект Хайнцера-Пфаффа. Вот что значит университетское образование! Только досада брала — угораздило же вляпаться! И главное, никто, даже образованная Меридит, понятия не имел, что с этим «эффектом» делать, как его нейтрализовать. Вот что значит систематически прогуливать лекции!

Ближе к вечеру захотелось развести костер — возникли сложности: где взять топливо? Деревья — вот они, под носом, да не дотянешься. Пришлось ограничиться тем, что можно было собрать прямо под ногами, а именно хворостом. Негусто, конечно, его было. Суп сварить не хватило, только воды согрели и обжарили насаженные на палочки колбаски. «Завтра начнем запасаться с самого утра», — сделал вывод хозяйственный Орвуд.

Ночевали без огня, к большому неудовольствию человеческой части компании. Люди почему-то очень не любят темноты — так уж они устроены. Никак не желают понимать, что свет в ночи только привлекает возможного врага и помогает ему оставаться незамеченным до начала атаки. Уж сколько раз кансалонские сотники пытались втолковать своим младшим товарищам: оказались ночью в нехорошем месте — спрячьтесь, уйдите в самую черную тень, там безопаснее. Так нет, подавай им костер, «ну хоть самый маленький»! «Вы еще мишени себе на лбу начертите!» — злилась в такие минуты Энка. Но на этот раз вопрос отпал сам собой.

Зато против магического круга не возражал никто: очень полезная вещь при ночевке без укрытия. Но и ею воспользоваться не удалось. Пассивные защитные чары здесь не действовали, слишком мощным был общий магический фон тропы. Вот вам и второе из череды ее неприятных свойств. Оставалось рассчитывать только на собственную бдительность и силу оружия.

К счастью, ночь прошла спокойно. Ни один из часовых не заметил ничего подозрительного. Новые неприятности начались только к следующему полудню. И косвенным виновником их послужил Орвуд. Это он принялся переживать раньше времени: неизвестно, сколь долгий путь им предстоит, а воды у них с собой не так много, но с тропы сойти нельзя, пополнить запас негде…

Источник появился, будто в ответ на его слова. Симпатичный такой ключик, маленький и чистый. В невидимых струйках воды веселыми фонтанчиками плясали песчинки. Вокруг зеленела сочная трава. Рядом, на камне сидела крупная жаба. Тонкий ручеек бежал от ключа к лесу и терялся в кустах бузины.

— О, — радостно потер руки гном, — сейчас запасемся! А ну, хороша ли водица?

Он нагнулся, зачерпнул ладонями… а разогнуться не смог! Чья-то когтистая, темно-синяя рука держала его за бороду.

— Опусти! — заорал гном не столько от испуга, сколько от неожиданности. Фокус был не нов: тот же Лавренсий Снурр, уж на что огромен, прекрасно умел вынырнуть из самой маленькой лужицы; Орвуд и сам так поступал, с его помощью. Просто неприятно, когда хватают без предупреждения чуть не за самое лицо. — Что за безобразие?! Пшел прочь!

Но синие пальцы только крепче сжались. Почтенный Канторлонг почувствовал, как его с большой силой тянут вниз.

— Наверное, эту воду нельзя пить, — отметил Хельги меланхолично. — Наверное, она нижняя.

Удивительно. Прежде мы о существовании нижних вод не подозревали, и никогда с ними не сталкивались. А как узнали — так на каждом шагу…

— Ты не философствуй, умник! Ты меня спасай! — Теперь в голосе Орвуда звучали панические нотки. — Не видишь, меня щас утопят!

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — выдал демон-убийца, но все-таки уцепил гнома за пояс и рубанул по синей руке ножом. Но на ее чешуйчатой коже даже царапины не осталось.

— Драконьим серебром надо! — сообразил Эдуард чуть запоздало, потому что Энка уже успела выхватить из ножен старый трофейный меч и пустить его в ход…

Никто никогда не слышал, чтобы не срабатывало запрещенное оружие. Обычное отказывает сплошь и рядом. Магическое берет всех: оборотней, упырей, всевозможную нежить, даже самих драконов. Но только не синюю тварь из родника. Для нее страшное драконье серебро оказалось не опаснее простой стали! А потому друзьям не оставалось ничего другого, как действовать чисто физической силой — тянуть.

— Ай-ай-ай! — голосил бедный гном. — Ай, вы меня пополам разорвете! Ай, без бороды оставите, изверги! — Похоже, второе страшило его куда больше первого.

Сильна была водяная тварь, а все-таки не сильнее шестерых воинов. Понемногу, потихоньку стала поддаваться. Сначала из воды показалась лысая синяя макушка. Потом — покатые плечи. Потом — упитанное брюшко. Наконец все тело шумно, как пробка из бутылочного горлышка, вылетело из родника и шмякнулось прямо на живот завалившегося навзничь гнома. Но хватки своей оно так и не ослабило!

Орвуд проворно вскочил на ноги, и существо повисло на нем, не доставая ногами до земли. Росточком оно было совсем не велико, но весило, ох, немало. Бедная борода едва выдерживала такую тяжесть.

— Отцепись, зараза! — сдавленно хрипел пленник.

Зараза не отцеплялась, вернее, не отцеплялся — с первого взгляда было видно, что это самец. На пухлой синей физиономии его была написана мрачная решимость: умру, но не отпущу!

Добросердечный Рагнар взял уродца за шкирку, поднял повыше, чтобы хоть на время разгрузить бороду дорогого друга, облегчить его страдания.

— Правильно, — одобрила черствая Энка, — а то он так орет, что оглохнуть недолго! Можно подумать, у него не на бороде, а на причинном месте висят!.. Эй ты, синий! Чего прицепился? Чего тебе нужно?.. Эй, ты говорить-то умеешь?

— Да уж не хуже тебя! — пропыхтело существо хрипло, но с достоинством. — А только говори — не говори, я добычу свою не выпущу! Не приучен! Кто из моего ключа водицы хлебнул, тот мой навеки!

— Не успел я хлебнуть, слышишь ты, урод! — вознегодовал гном.

— Не суть. Зато я тебя сцапать успел. Теперь с собою заберу, будешь мне верным слугой, покуда мир стоит.

— Щас! Разбежался! Забрал один такой! Это я тебя с собой заберу! Прямо на бороде и утащу!

Если честно, Орвуд и сам не рассчитывал, что угроза его произведет впечатление. Брякнул просто так, из вредности. Но синее существо заметно встревожилось, к такому повороту событий оно, похоже, было не готово.

— Эй! Эй! — засуетилось оно. — Ты с ума сошел?! Меня никак нельзя от воды уносить! Ослабну и помру в одночасье!

— А мне какое дело? — Орвуд решил ковать железо, пока горячо. — Помирай на здоровье! — Он развернулся и бодро двинулся вперед. Рядом трусил Рагнар, не решавшийся выпустить ношу из рук.

— А-а-а! Сто-ой! Убива-ают! — истошно голосил синий.

Бывает иногда такая странность: делает тебе кто-то откровенные гадости, а убивать его все равно не хочется. При всем его внешнем безобразии и отвратительном поведении было в водяном существе какое-то странное обаяние, подсказывающее: не душегуб он вроде недавней ведьмы, а мелкий пакостник. Не получалось разозлиться на него по-настоящему.

Сделав еще несколько шагов для пущей убедительности, гном остановился. Предложил миролюбиво:

— Ну что, может, слезешь, пока недалеко ушли? Небось жить-то охота?

— Не слезу! Мне на землю ступать невозможно! Неси меня назад.

— Ладно, отнесу. А ты от моей бороды отцепишься?

Похоже, синий умел врать не лучше проклятых гоблинов.

— Нет, — ответил он прямо. — Ни за что не выпущу.

— А на нет и суда нет! — развел руками гном и зашагал на восток. Уже без помощи Рагнара. За те минуты, что пленитель его провел на суше, он успел потерять в весе едва ли не половину.

— А-а-а! У-у-у, — принялось слезно канючить существо. — Злодеи! Тати проклятущие! Почто губите невинную душу?!

От такой невиданной наглости Орвуд даже споткнулся.

— Это ты-то невинная душа?! Да разве это я тебя за бороду ухватил, под воду тащил?! Ты сам меня отпускать не желаешь!

— А-а-а! У-у-у! Ни при чем тут желания, не могу я! Не велено! Спросят с меня!

— Кто спросит? — насторожилась Меридит.

— Да уж найдутся кто! — с умыслом, без оного ли, но синий уклонился от прямого ответа. — Почто, скажут, отпустил без выкупа?

— О! — оживился гном. — Это уже разговор! Какой тебе нужен выкуп? — Не то чтобы его обрадовала перспектива раскошелиться, просто наметился наконец хоть какой-то выход из дурацкого положения.

Синий важно надулся, задрал нос. Даже удивительно, как можно было сохранять такой напыщенный вид, вися на чужой бороде.

— Вы что, вовсе из диких краев пришли? Обычаи вам не ведомы? Известно, какой выкуп бывает: «Отдашь то, чего дома не знаешь!»

Почтенный Канторлонг еще больше воспрянул духом: речь шла не о золоте! И с обычаем он, разумеется, был знаком. Распространенный беллетристический сюжет: странствующий король, герцог либо важный сановник попадает в плен к водяной твари и выкупает свою жизнь. Возвращается домой, а там — жена с новорожденным младенцем на руках! Именно так начинается едва ли не каждый пятый дамский роман…

Гном напряг память, припоминая, когда в последний раз имел отношения с женщиной. Получалось, года четыре тому назад, не позднее. И за этот срок никто не потребовал от него признания отцовства. Значит, опасность его собственному потомству не грозит ввиду отсутствия означенного потомства. Опять же, что он должен считать домом? Однокамерную пещеру в Даан-Азаре? Ее уже давно передали другому владельцу — муниципалитет не допустит, чтобы жилое помещение пустовало годами. Может, апартаменты с золотой ванной в оттонском королевском замке? Или их общую съемную квартиру в Уэллендорфе? В любом случае, если там, волею судеб, вдруг заведутся чужие младенцы (своим взяться просто неоткуда), будет совсем не худо от них избавиться…

Нет, Орвуд вовсе не был жестокосердным негодяем, и зла гипотетическим новорожденным не желал. Он даже счел своим долгом уточнить, как именно синий собирается распорядиться полученным выкупом? Уж не сожрать ли?

— Фу-у! — скривился тот. — Ну, точно, дикий! Откуда берется такое невежество в наш просвещенный век?! Сказал же, в услужение пленник поступает! Что не ясно?

Все ясно, удовлетворенно кивнул гном. Он был очень доволен. Едва ли не благодетелем себя почувствовал. А как же! В наше нелегкое время молодому существу не так-то просто найти хорошую работу. А благодаря сделке ему с самого рождения будет гарантировано место. И ведь если верить тем же романам, откупные дети, как правило, очень неплохо устраиваются в жизни…

— По рукам! — сказал гном, не оставив друзьям времени для дискуссии.

Конечно, она состоялась, но уже задним числом. Ильза с Рагнаром сокрушались о горькой участи неизвестного малютки и бранили Орвуда на чем свет стоит. Меридит была более сдержанна, но в целом разделяла их позицию. Хельги с его ужасными фьордингско-спригганскими замашками стал на сторону гнома. Бессовестная Энка развлекалась, подначивая тех и других. Эдуард хранил нейтралитет, потому что в душе сочувствовал откупному младенцу, но из принципа не желал выступать против бывшего наставника. Спор длился часа три, то затихая, то разгораясь вновь. Но резкие слова только воздух впустую сотрясали — что-либо изменить было уже невозможно. Сделка состоялась.

Обстановка на тропе до самого вечера не менялась. Прежним оставался ландшафт: дубравы и буковые рощи чередовались с зарослями кустарника. Новые экзотические существа навстречу не попадались. Водой запаслись в следующем придорожном ключе, совершенно необитаемом. Хворосту за день накопили целую вязанку — живи да радуйся.

Но радости не было. Вместо нее появилось неприятное ощущение постороннего взгляда, неотступно следящего за каждым их шагом. Друзья долго не признавались в нем друг другу, опасаясь насмешек и обвинений в паранойе. А чувство меж тем крепло. Наконец Меридит, как самая ответственная, решила, что дальше молчать небезопасно. Она была очень удивлена, обнаружив, что Энка, вместо обычных издевок, кивает и поддакивает.

Дальше двигались вперед со всеми предосторожностями, будто в рейде по вражеской территории, и были готовы в любую секунду отразить нападение врага. Но пришла беда, какой не ждали, и никакое оружие не могло от нее уберечь. Красный огненный шар шага три в поперечнике катился по тропе им навстречу. Воздух над ним дрожал от страшного жара, по бокам валил черный дым — это горели придорожные деревья и кустарник. Сам шар был таким ярким, что на него было больно смотреть. Казалось, само предзакатное солнце свалилось с небес на землю.

Катился шар быстро. Насколько? Чуть медленнее бегущего воина. Вроде бы был шанс спастись, если мчаться прочь без остановок. Но это только на первый взгляд. Можно бежать час, другой, третий. Можно бежать весь день. Но кто-то обязательно окажется слабее, кто-то рано или поздно устанет, споткнется и упадет, кто-то просто сдастся, не выдержав бесконечной гонки…

Этим «кем-то» оказалась Ильза.

Они бежали, бежали и бежали. Кровь стучала в висках, воздух резал легкие, ноги отказывались служить. Некуда свернуть, негде укрыться. Скорость — единственная надежда на спасение… Была, правда, и еще одна. Хельги хотел спасти друзей, вышвырнув их в другой мир через астрал. Но тут проявилось третье свойство коварной тропы — он не смог их собрать. Слишком мощный окружающий фон, слишком перепутаны, перекручены клубками астральные нити — не разберешь в этом магическом месиве, где тут крошечная белая восьмерка — Эдуард, где черное и белое колечки — Ильза, где деформированный обруч — Орвуд… Уцепиться решительно не за что!

Конечно, он мог уйти один, спасти собственную жизнь — пассивная, ненаправленная магия не способна сдержать высшего демона, — только что с ней потом делать, с такой жизнью? Один на всем свете, без родных и близких, без любимой сестры по оружию… Это намного хуже, чем быстрая смерть в огне.

А потому, когда Ильза, споткнувшись о камень, растянулась во весь рост и замерла без движения, не в силах шевельнуться, Хельги остановился вместе со всеми. Они хотели помочь девушке подняться, но успели только почувствовать страшный жар, от которого на живом теле вспыхнули одежда и волосы… Мгновение нестерпимой боли… А потом сплошная огненная волна накрыла их… И наступило небытие.

Но длилось оно недолго. По крайней мере, им так показалось. Только что был жар — и вдруг холод… Резкий ветер в лицо. Снежная каша под ногами, точнее, под тем, на чем сидят, — на ногах не удержался никто… И седые северные сосны по бокам тропы. Одежда, волосы — все целое, на теле — ни ожогов, ни копоти, будто и не было страшного шара, и не горели они заживо… А что это за странные бесформенные бугорки, втоптанные в грязный снег? Еще плохо соображая, чисто машинально, Орвуд толкнул один ногой, потом, почувствовав мягкое, нагнулся, потянул… Это было одеяло! Его собственное клетчатое одеяло, унесенное накануне снежной бурей!

— Вот оно! — прошептал гном с суеверным ужасом. — Случилось! Замкнулась петля…

Одеяла были мокрыми и грязными — никакого от них проку. Мороз крепчал — зуб на зуб не попадал. В назначенном месте появилась ведьма, еще более гадкая, чем прежде. В смысле ведьма была та же самая, только смотреть на нее было еще противнее, от досады.

Бурю старуха устраивать не стала — уже ученая. Только ехидно скалилась и несла свою околесицу, обретшую мрачный смысл: «А у тропы два конца, а у судьбы два лица, а судьба черным лицом повернулась, тропа-то петлею замкнулась, ни ходу ни броду, через пень-колоду, а как тропа идет, так и жизнь вся пойдет, а хочешь выйти из кольца — пройди весь путь до конца…»

Она еще долго верещала им вослед, притопывая, приплясывая — тошно было слушать. Потом голос стих, растаял снег, тропа вернулась в лето. Все так, как уже было однажды…

Не следующий день выбрели к роднику. Встречи с синим избежали легко — просто не стали приближаться, прошли мимо. Синяя когтистая рука на миг взметнулась из воды, черпнула горстью воздух и исчезла.

— А вечером снова будет шар… — сказала Ильза с тоской. От одной мысли о нем ей не хотелось жить. — Я больше не побегу. От него все равно не убежишь… Не по-бе-гу-у!

— Ну, ладно, не надо, не плачь! — уговаривал ее Эдуард и неловко гладил по голове. — Ну что ты? Это же петля! Мы просто снова вернемся к старухе. Один миг потерпеть… Ничего страшного…

Лучше бы он, право, помалкивал, не будил лихо, пока оно тихо!

— Что-о?!! — заорала Энка в голос. — Это, по-твоему, ничего страшного — всю оставшуюся жизнь кружить, как больные овцы, между шаром, родником и старухой?!! Завидная перспектива, нечего сказать!!! — Девица была в такой ярости, что казалось, того и гляди, кинется на ольдонского наследника с кулаками.

— Чего ты на него орешь?! — возмутился Хельги. — Совсем взбесилась?! Он-то в чем виноват?!

— Вот именно! — горячо поддержал Рагнар, он всегда вступался за несправедливо обиженных. — И нечего психовать. У нас есть неограниченное число попыток, я правильно понял? Рано или поздно, что-нибудь придумаем. Времени целый воз…

— Э нет! — перебил Орвуд с горькой усмешкой. — Неправильно ты понял. Времени — не воз. Еда у нас скоро кончится, вот в чем горе! А новую взять негде. С голодухи мы на этой тропе помрем, вот чем дело кончится.

Как ни странно, но непредсказуемую сильфиду эта мысль вроде бы даже успокоила, если не сказать, обрадовала.

— Верно! — воскликнула она. — Это ты мудро подметил! А я-то, дура, вообразила, будто нам тут до глубокой старости блуждать! Чуть не спятила с перепугу!.. Прости меня, Эдуард, я не хотела тебя обижать. Это все нервы!

— Да ладно, чего уж там, — подавленно пробормотал тот в ответ. Лично ему от слов гнома стало только хуже.

Ильза снова заплакала, тоненько, отчаянно…

Меридит обвела компанию суровым взглядом — так кансалонский десятник смотрит на провинившихся подчиненных.

— А ну, отставить! Чего расквасились, как новобранцы под обстрелом?! Настоящему воину не подобает закатывать истерики и отступать без боя! Слышали, что орала та старая идиотка? Чтобы выйти из кольца, надо пройти путь до конца, так, кажется? Вот мы и пройдем.

Рагнар недоуменно моргнул. Соображал он, как известно, не слишком быстро, зато знал совершенно точно: никакого конца у кольца не бывает в принципе.

— Осел сехальский! Хоть бы раз головой подумал! — напустилась на него диса. Обычно она вела себя более сдержанно, но теперь и ее нервы были на пределе, хоть она и пыталась всеми силами это скрыть. — Мы должны преодолеть все преграды, что встретятся на пути — тогда выберемся. Неужели не ясно?

Энка плюнула по-кансалонски, далеко и шумно.

— Да ясно все, не глупее тебя! Только неизвестно, сколько их тут понаставлено, этих преград! Может, всей жизни на них не хватит.

— Может, и не хватит, — кивнула диса уже спокойнее. — Но лучше действовать, чем сидеть без дела и ждать голодной гибели. И потом, если бы вырваться было совершенно нереально, ведьма наверняка не стала бы заводить об этом речь.

— Совершенно не представляю, как можно преодолеть огненный шар? Если бы мы хоть магией владели… — Ильзу мало интересовали отвлеченные рассуждения и перспективные планы, она мыслила конкретно и сиюминутно.

Ответ на ее вопрос дал Хельги, не задумываясь, видно, решение давно было у него наготове:

— Шар — это ерунда. Преодолеем. Поработать, конечно, придется. И побегать, наверное, тоже.

Демон-убийца был прав! Пришлось им попотеть, ох, пришлось! Не так-то просто, имея в арсенале только мечи, походный котелок и единственную складную лопатку — Максов подарок Орвуду — вырыть в каменистой неподатливой почве узкий длинный окоп глубиной в два с половиной Рагнарова роста — более мелкий, по мнению того же демона, уберечь от губительного жара не мог.

Зато бегать почти не пришлось. К тому моменту, когда они окончили работу, шар был уже на подходе — выкатился из-за дальнего поворота во всей своей пылающей красе. До встречи оставались считаные минуты.

— Вы уверены, что глубины хватит? — Орвуд со страхом наблюдал за неумолимым приближением огненной сферы.

— Поживем — увидим. Надежда есть, потому что тепло распространяется кверху, — философски ответила Энка и скомандовала: — А ну, быстро все вниз! Лечь плашмя, лицом вниз, дышать носом, головы не поднимать… Эй, Хельги, а ты чего ждешь? Особого приглашения? — последние слова были сказаны ею уже со дна окопа.

— А я бессмертный демон! — последовал ответ.

— И что? — встревожилась сестра по оружию. — Ну-ка, живо спускайся! Не хватало нам еще разойтись в циклах: мы дальше пойдем, а ты в начало вернешься! Что тогда?!

— Не разойдемся. Просто я вас, от греха, землей присыплю и сразу спущусь сам. Если жар достанет — мне-то, бессмертному, ничего страшного не будет!

— И это ты называешь «ничего страшного»?! — не таясь, всхлипывала Меридит, отдирая обгоревшие клочки ткани со спины брата по оружию. Местами они отходили легко, но чаще снимались вместе с кожей, — Хельги, солнышко мое, тебе очень больно?

— Т-терпимо, — морщился тот, кусал губу, чтобы сдержать крик: настоящему воину не подобает орать в присутствии младших по званию, даже если они родные и близкие. — Ох… хорошо, что голову успел присыпать! Не то остался бы лысым! Повезло-о-ох! — Так уж был устроен подменный сын ярла Гальфдана Злого, что в любой бочке дегтя умел найти свою ложку меда.

— Да уж! — сокрушенно вздохнул гном, глядя на его покрытую волдырями и копотью, сочащуюся спину. — Ты у нас настоящий счастливчик!.. И где этого Аолена демоны носят, хотел бы я знать!

…Мучительно медленно тащилась, громыхая на колдобинах, разбитая кособокая телега. Порой Аолену казалось, что пешком будет быстрее. Тогда он соскакивал с повозки и шел рядом, но все-таки начинал отставать и забирался обратно. Возница оглядывался, хмыкал в бороду, дескать, какой нетерпеливый господин попался, и подхлестывал тощую клячу, которую в разговоре с гордостью именовал «моя коняга Альма». Та бросала на хозяина взгляд, полный немого укора, и несколько минут делала вид, будто идет быстрее. Но очень скоро изначальный темп восстанавливался, и бедному Аолену приходилось снова изнывать от нетерпения, будто он не благородный эльф, а беспокойная дочь сенатора Валериания. Он очень спешил в Оттон.

Чем плохи путешествия на транспорте? Тем, что остается слишком много времени для размышлений и душевных терзаний. Именно этим Аолен и занимался в пути — предавался мукам совести и тяжким воспоминаниям.

Дорога была ему знакома — именно по ней страшной минувшей зимой Наемники Судьбы шли из Оттона в Буккен. Теперь эльфу казалось, что он узнает каждый ее поворот, помнит каждый холм, каждый кустик у обочины… Вот тут, под раскидистым дубом, они делали большой привал… А там, под горкой, Эдуард уронил мешок в талую воду. А на этом участке Энка затеяла спор, заражаются нелюди бубонной чумой или это чисто человеческая напасть…

Эльфы от природы наделены отличной образной памятью. Но все-таки не настолько, чтобы помнить каждую мелочь по прошествии стольких месяцев. Скорее всего, и дуб был не тот, и горка совсем другая, и Энка спорила не о чуме, а о холере… Но разве в этом суть? Главное, они были вместе. Ах, как же хорошо им было тогда! Какой простой и счастливой казалась жизнь, несмотря на смертельную опасность, грозившую Миру! Вернутся ли эти прекрасные дни? Будет ли Судьба милосердна, позволит ли друзьям воссоединиться? Или злое одиночество станет ему вечной расплатой за себялюбие и гордыню? Такие вот невеселые мысли одолевали Аолена день за днем, буквально сводя с ума.

Он пытался отвлечься беседой с возницей. Но слишком мало находилось общих тем, да и интеллектом бедный селянин оказался под стать своей коняге Альме, а никак не ученому эльфу. О чем бы последний ни пытался завести речь — о погоде, о видах на урожай, о народных традициях — возница все сводил к одному: «До войны-то жисть была куда как лучше!» При этом даже не мог уточнить, какую именно из череды последних войн он имеет в виду. Наконец Аолен совершенно отчаялся найти с ним общий язык и решил страдать молча. А впереди оставалось еще много, много часов пути…

Но верно, это сами Силы Судьбы сжалились над своим наемником, ниспослав ему утешение.

— Помогите-е-е! На помощь, твари добрые-э! — уловило чуткое эльфийское ухо.

Звук шел откуда-то из лесу. Сначала он был слишком далеким, и возница не мог его слышать, только удивлялся, с чего это его беспокойный попутчик вдруг принялся крутить головой, подергивать ушами и порываться куда-то бежать. Неужто мороки напали? Тьфу-тьфу, чур меня, чур! Но звук приближался, и скоро селянин вынужден был признать:

— А ведь правда ваша, господин хороший! Орут в лесу-то! Не иначе, тати когось сцапали! Вот времена пошли — средь бела дня озоруют! Рази до войны такое-то бывало?!

На последний вопрос, в устах возницы чисто риторический, Аолен мог бы ответить со всей убежденностью: бывало, сплошь и рядом. Разбойники Срединных герцогств во все времена славились своей наглостью, и такая мелочь, как время суток, на график их работы не влияла. Но вступать в спор не было ни смысла, ни досуга — голос звучал уже совсем близко. Вернее, два голоса, один юношески высокий, другой чуть глуше, с хрипотцой:

— Спасите! Эй, кто-нибудь! Помогите, ради всех богов!

Аолен спрыгнул с телеги, обнажил меч и устремился назов. Он не знал, что ждет его впереди, с каким противником придется вступить в бой, но собственная безопасность в тотмиг его не заботила вовсе. Попадись на его пути разбойники, он был бы даже рад. Истерзанная муками совести душа жаждала разрядки, а что может быть для воина лучше, чем хорошая битва, такая, чтобы собственная жизнь висела на острие меча, чтобы рубить, резать, колоть и ни о чем больше не думать?!

Верно говорят в народе, с кем поведешься, от того и наберешься. Если бы кто-то из его соплеменников мог в ту минуту заглянуть в мысли Аолена, не поверил бы, что имеет дело с первородным, а не с беззаконной тварью из породы онэльнов. Потому что двигало им не подобающее благородной натуре желание прийти на помощь страждущим, а самые низменные, кровожадные инстинкты. Не спасать он шел, а убивать ради собственного удовлетворения! Развлекаться хотел, а не нести в мир добро, хотя даже себе самому ни за что не признался бы в этом.

Но Судьба распорядилась иначе — разбойная кровь не обагрила в тот день лезвие его меча. Лесные братья давно покинули место своего злодеяния, и Аолену пришлось встретиться только с их жертвами.

К замшелому стволу старой ели, спиной к спине, были привязаны двое. Оба человеческого рода. Оба примерно одного возраста — очень юного, пожалуй, моложе Ильзы и Эдуарда. Но у одного — тонкое, одухотворенное лицо аристократа, у другого — простоватая круглая физиономия с веснушками на мясистом носу. У одного — чудесно сложенная фигура, другой похож на мешок с мякиной.

Как они были одеты? Судить об этом можно было только по исподнему. На толстом оно было богатым, на изящном — совершено роскошным: пошито из лучшего сехальского шелка, отделано драгоценным эттелийским кружевом. Просто чудо, что разбойники не позарились на этакую красоту! Видно, не разбирались в нижнем белье. А может, оказались на удивление добросердечными, не захотели еще и опозорить ограбленных.

Аолен горько усмехнулся про себя. Ему вдруг подумалось: как бы к такому предположению отнеслась Энка? Наверняка съязвила бы. «Любому парню куда менее зазорно оказаться перед посторонними вовсе голышом, нежели в бабском исподнем с кружавчиками» — вот как она сказала бы… Эльфу, сего живым воображением, показалось даже, будто он слышит ее голос…

А Орвуд непременно задался бы вопросом: сколько же стоила одежда ограбленных, если одно белье тянет на несколько золотых? Меридит молча отвернулась бы, чтобы не смущать, а Хельги…

— Помогите!!! Спасите нас, ради всех богов и демонов!!! Умоляю!!!

Отчаянный вопль изящного юноши вывел эльфа из раздумий, вернул к печальной действительности: он здесь один, друзья его далеко и неизвестно, живы ли… Ах, как же ему их не хватает!.. Но связанных все-таки нужно освободить. Не пропадать же им тут, в лесу! Они ведь не виноваты, что разбойники успели уйти и выместить накопившуюся злобу оказалось не на ком.

Пленники провели под сосной не один час. Освобожденные, они не смогли удержаться на ногах, попадали на четвереньки. Кое-как перевернулись, уселись на мох, принялись разминать затекшие конечности. Толстенький откровенно всхлипывал, изящный держался лучше, старался сохранить достоинство. Начал высокопарно:

— О почтенный! Позвольте выразить вам самую горячую благодарность за наше спасение! Верно, сами добрые боги ниспослали вас нам! О, если бы не вы! Страшно представить… — Он видно, в самом деле представил, и торжественности в его голосе поубавилось: — Если бы не вы, мы остались бы в лесу на ночь!.. Говорят, в этих краях полно упырей… — Тут нервы юноши окончательно сдали — он разрыдался.

Толстый вытер свой нос рукавом нижней рубахи и кинулся утешать товарища по несчастью:

— Полно, полно, господин мой! Все плохое уж позади!

Аолен на эту душещипательную сцену взирал отстраненно. В другое время он поспешил бы проявить заботу, помочь страдальцам, но теперь он настолько погряз в собственных переживаниях, что ему было не до чужих. Он совсем уж собрался откланяться и уйти. Хорошо, что вовремя опомнился, сообразив: оставить двух зеленых юнцов, полуодетых и безоружных, в лесу — это обречь на неминуемую гибель. С тем же успехом можно было не развязывать их вовсе.

— Почтенные, я очень спешу, — сказал он холодно, — на дороге меня ждет повозка. Вам было бы разумнее поторопиться и проследовать за мной. Здешние леса в самом деле небезопасны.

— О да, конечно! Не оставляйте нас! — Юноши, ковыляя на негнущихся ногах, направились за своим спасителем.

Вот только насчет повозки Аолен обольщался напрасно — и коняги Альмы, и возницы давно след простыл. Хитрый селянин сразу смекнул: не стоит дожидаться, пока разбойники расправятся с его сумасшедшим попутчиком и захотят приняться за него самого. Как только эльф скрылся в чаще, хозяин хлестанул конягу кнутом с такой силой, что та сразу вспомнила молодость и припустилась по дороге резвой рысью. Только пучки соломы, струсившейся с телеги, и дорожный мешок Аолена, сиротливо примостившийся у обочины (возница не захотел брать чужого) свидетельствовали об их недавнем присутствии.

С досады Аолен выругался столь образно, что юноши вздрогнули, не поверив собственным ушам. Эльфы по праву слывут самым утонченным, возвышенным и высоконравственным из всех народов Староземья и окрестностей, и услышать из уст первородного такие слова — все равно что застать деву корриган в кузнице у наковальни или встретить домового гоблина на рыцарском турнире. Пожалуй, привычные представления юношей о жизни сильно пошатнулись в тот день.

— Извините, — сказал Аолен мрачно. — Я не хотел вас смущать.

— Нет, нет, что вы! Как вам будет угодно! — пролепетал изящный.

— Ага! — испуганно поддакнул толстый.

Аолен поднял мешок, небрежно забросил за спину, не потрудившись отряхнуть от пыли. Обернулся к спасенным:

— Ну, делать нечего, давайте знакомиться. Верно, ближайшие дни нам предстоит повести вместе.

Вот тут-то и началось самое интересное! Потому что звали изящного юношу Годрик-Дук-Хайрам, принц Эскерольдский! А толстенький Спун был его личным слугой, оруженосцем и любимейшим другом детства. Но, разумеется, не высокий статус спасенных так впечатлил Аолена. Уж кто-кто, а он на своем веку перевидал целую кучу всяческих принцев.

Нет, его потрясла цель путешествия, которую юный Годрик печальным голосом поведал своему спасителю.

— Страшное несчастье постигло нас, — молвил он, и синие глаза его вновь наполнились слезами. — Моя невеста, моя драгоценная Люсия была похищена накануне свадьбы! Дело чести, дело всей моей жизни — разыскать и вернуть ее!

Аолен не верил своим ушам! Еще одна похищенная невеста! Что это? Совпадение? Пресловутый закон парности? Или между двумя похищениями есть связь? И Судьба не случайно разделила друзей и вывела одного из них на старую буккенскую дорогу?! Ах, как же ему хотелось в это верить! Какое облегчение дарила мысль, что не сам он сделал роковой выбор, а Высшие Силы распорядились его судьбой согласно собственному замыслу… Что ж, слаб смертный — поверил…

Продолжать путь не было смысла — сумерки совсем сгустились, а Хельги совсем расклеился. Меридит долго уговаривала брата по оружию сгонять в другой мир, обратиться к тамошним лекарям.

— Ну да! — огрызался тот. — Знаю я этих лекарей! Замажут всю спину какой-нибудь дрянью и скажут, что через полгода зарастет! Помните, как вышло с Ильзой?

— Тогда поищи в нашем мире! Отправляйся в Уэллендорф.

— Я сейчас вообще не в том состоянии, чтобы путешествовать по астралу.

— Состояние тут ни при чем, — встряла в разговор Энка. — Просто ты боишься. Так и скажи.

— Конечно, боюсь, — с достоинством подтвердил демон. — Здесь, на тропе, очень ненадежный, запутанный астрал. Вдруг я заблужусь в нем, не смогу вернуться?!

Девица всепонимающе усмехнулась:

— Не ври! Не астрала ты боишься, а лекарей! Что я, не знаю, что ли?

— Ничего подобного! Не боюсь. Просто недолюбливаю… И вообще! Чего вы ко мне пристали?! — Он перешел от обороны к нападению: — Спина моя, и я волен распоряжаться ею как вздумается!

— Оставь его, — посоветовала диса боевой подруге. Она по опыту знала: нрав у Хельги сговорчивый, к пустому упрямству он не склонен. Но изредка на него что-то находит, и переубедить его в таком случае невозможно, хоть в лепешку разбейся. — Все равно ничего не добьешься.

— Ну, как скажешь, — отступилась Энка. — Твой брат, тебе и решать. Только потом не плачь, если он помрет.

— А ты не каркай! Он бессмертный демон.

Оставив бесплодные уговоры, девицы перевели беседу в более конструктивное русло — настала пора попытаться разобраться в происходящем.

— Знаете, что мне напоминает эта проклятая тропа? — говорила Энка. — Черную башню на черном острове! Ту самую, где мы нашли второй камень Ло! Там тоже были препятствия, ловушки на каждом шагу, их надо было преодолевать, этаж за этажом.

Хельги недовольно поморщился:

— Там действовал совсем другой принцип: при переходе на следующий уровень все предыдущие раны исчезали сами собой.

— Зато там нельзя было вернуться в начало. Кто погиб, тот погиб окончательно, второго шанса не давалось. Лично мне здесь больше нравится, — возразила Энка.

— Это потому что у тебя спина целая, — проворчал демон и притворился спящим.

А спутники его занялись выработкой тактики дальнейшего поведения. Остановились вот на чем: самая большая беда, которая может им грозить, — это растерять друг друга, если одни пройдут испытания, а другим придется вернуться в начало. Поэтому, как только кто-то один окажется убитым, все остальные должны немедленно покончить с собой, как бы страшно это ни звучало.

Хельги приоткрыл один глаз, спросил мрачно:

— А если самоубийство здесь в расчет не берется? Вдруг самоубийца умрет по-настоящему?

— И то верно! — испугался Орвуд. — Нет уж, рисковать не будем! Надо просто позволить себя убить. Или, на худой конец, прикончить друг друга.

На том и порешили.

Следующее испытание не заставило себя долго ждать. Но, боги великие, каким же простеньким, незатейливым показалось оно после огненного шара и зловредной старухи! Ночью, из темноты напали семеро с мечами — по одному на нос. Что за твари, было не разобрать — лица и тела скрывали черные одежды. Судя по чешуйчатым кистям рук, какая-то нежить. Однако простая сталь брала их наилучшим образом. Убитые падали, обливаясь темной кровью, и таяли в воздухе, как призраки.

Сражались нападавшие так себе, на уровне простого мечника дворцовой стражи. К тому же действовали разобщенно, словно не замечая друг друга. Каждый выбрал себе противника и нападал только на него одного, помочь товарищам не пытался.

Очень скоро все было кончено. Хельги даже не пришлось вставать — о его персональном противнике позаботились любящая сестра по оружию и добрый друг Рагнар. Проткнули мечами одновременно с двух сторон.

— Молодцы! — похвалил демон-убийца, кутаясь в просохшее одеяло Орвуда. Его знобило. — Люблю симметрию, она суть основа гармонии мира! — Сказал так, отполз подальше, чтобы не затоптали, и заснул сном праведника, предоставив друзьям разбираться с врагами, а также гадать, к чему было его последнее философское изречение.

— Ты бы хоть конца боя дождался! Мало ли что! — поутру корил демона Орвуд, хотя втайне восхищался его выдержкой и самообладанием.

— А что, собственно? — пожал плечами тот. — Случись что плохое, прикончить меня вы могли бы и спящего. Так даже приятнее… Между прочим, я тут знаете что подумал? Раз я возвращаюсь в начало вместе со всеми, значит, не такой уж я и бессмертный? Как вам кажется? — В голосе его звучала надежда.

— Трудно судить, — ответил гном. — Мы же не знаем, как тут все устроено. Возможно, главное — проигрыш, а не факт кончины.

— И то верно! — от души согласилась помрачневшая было Меридит.

А Эдуарду вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся ему совершенно замечательной. Просто удивительно, почему они не додумались раньше!

— Слу-ушайте! А зачем нам надо обязательно идти вперед, преодолевать дурацкие препятствия?! Почему бы просто не повернуть назад — вдруг получится?

Он обвел друзей торжествующим взглядом, ожидая шумного одобрения. Но Рагнар вместо этого изменился в лице:

— Ты что?! Забыл, зачем мы здесь?! Невесту мою ищем!

— Ой! Прости! — смутился принц. Он и вправду забыл в пылу последних событий. — Думаешь, они с похитителем тоже блуждают кругами? Вот бедняжка! — На самом деле Эдуарду было глубоко плевать и на похитителя, и на саму невесту, но должен же он был выразить сочувствие Рагнару, особенно после своего досадного промаха!

Рыцарь на вопрос ответить не смог — не задумывался. Он и сам, если честно, вспомнил про невесту впервые за последние несколько дней; для него, как и для остальных спутников, преодоление каверз тропы незаметно превратилось в самоцель. За него ответила Энка:

— Необязательно. Возможно, похититель умеет обращаться со здешней магией, либо сам ей принадлежит. Иначе, зачем бы он сюда полез?

— Если он вообще сюда лез! — странно усмехнулся Хельги, но развивать мысль не стал.

Лес кончился часа через два пути, к великому неудовольствию хозяйственного гнома: не успели накопить достаточно хвороста для костра. Тропа вышла на унылую каменистую равнину. Стало заметно холоднее. Небо заволокло тучами, принялся накрапывать дождь, мелкий, как пыль, по-осеннему затяжной. К обеду он понемногу прекратился, в воздухе повис туман, не слишком густой, но сырой и промозглый. Орвуд завел старую песню о ревматизме.

Растительность становилась все более скудной и блеклой. Хельги шел, внимательно глядя по сторонам, и выражение лица его становилось все более озабоченным. Наконец он замер на месте и воскликнул почти испуганно:

— Ничего себе!

— Ты о чем? — встревожилась сестра по оружию.

— Да вот, смотри сама! — Он сорвал и подал ей какое-то растеньице.

— Смотрю. И что? — Меридит решительно ничего не понимала.

Это был низкорослый цветок, похожий на вырезанную из белого войлока звездочку. Бледный стебелек и листочки покрывал седоватый пушок. Ничего особенного, цветок как цветок, мало ли их растет по лесам и лугам. Или он как-то по-особенному измененный?

— Вовсе он не измененный! Это же эдельвейс! — сердито ответил магистр Ингрем, но ясности не внес. Никому из присутствующих такое название ровным счетом ничего не говорило.

— Вот тьма сехальская! — Постоянная боль в обожженной спине сделала Хельги не в меру раздражительным. — Эдельвейс растет высоко в горах! До сих пор его находили только в Арвеях и, по слухам, в Аль-Оркане. Но уж точно не в Даарн-Оле! Для него здесь не та поясность.

— Подумаешь! — не впечатлилась Энка. — Ну, вырос в другом месте. Семечко занесло…

— Какое семечко?! Ты глаза раскрой, ботаник несостоявшийся! Здесь не только эдельвейс, здесь вся растительность такая! Типичное высокогорное сообщество!

— Можно подумать, я обязана разбираться в растительности! — запальчиво огрызнулась сильфида. — Я, к твоему сведению, дипломированный архитектор, а не бабка-травница!

— Оно и видно! Бабки — они не такие дремучие, как ты!

— А ну, хватит склочничать! — прикрикнул гном на правах старшего товарища. — Хельги, будь добр, объясни толком, что ты хочешь сказать этим своим «сообществом»?

— Пожалуйста! С нашим удовольствием! Если вы сами не желаете соображать мозгами, я вам объясню! — Демон был настроен очень агрессивно. — Я хочу сказать, что мы находимся высоко в горах! Только и всего! И вокруг не простой туман, а облака! Вот!

Энка воззрилась на боевого товарища так изучающе, будто надеялась определить на глаз, в своем тот уме или уже нет.

— Что за чушь?! Чтобы оказаться высоко в горах, надо подниматься в гору! Тебе это в детстве не объяснили?

Недоверие девицы можно было понять. За последние два дня пути они не встретили ни одного серьезного подъема, ровные участки сменялись пологими понижениями. Путники были убеждены, что спускаются вниз, с водораздела в долину.

Но у Хельги была своя логика.

— Не представляю, почему северная зима средь южного лета вас не удивляет, а в гору без подъема вы поверить не можете? Магии вокруг намешано больше, чем в Чернолесье и Волшебной стране, вместе взятых! Значит, возможны любые чудеса и странности, надо просто принимать их как данность. Мы высоко в горах — это факт. А почему, как оказались — не нам судить. Надо только радоваться, что здесь относительно тепло. По законам природы, должно быть много холоднее.

И все-таки Энка не поверила ему. А зря. Очень скоро выводы ученого магистра подтвердились.

Бездонная пропасть шириной не менее сотни шагов разверзлась у них на пути. Почти отвесные стены уходили глубоко вниз, подножия их не было видно за пеленой клубящихся облаков.

Обрывистые края ущелья соединял узкий мост. Наверное, это был самый старый и самый страшный из всех мостов, существующих на свете! По сравнению с ним, подвесные конструкции пиратского Сандара казались надежными, как гранитная скала. Канаты, свитые из неизвестно какой дряни, размахрились и протерлись от времени. Настил сгнил и местами провалился, уцелевшие же его фрагменты не внушали ни малейшего доверия — черные, расщепленные, будто обглоданные по краям доски, казалось, и воробья не выдержат. Вдобавок перил не было вовсе — на такой-то высоте!

— Ой, рухнем! — испуганно пискнула Ильза.

Вот оно — пятое испытание!

Во мнении, что мост неминуемо оборвется, спутники были как никогда единодушны. Разошлись лишь в том, как быть: идти всем вместе или поодиночке, как настаивал Орвуд.

— Так больше шансов оказаться на той стороне, — убеждал он.

— Надо, наоборот, идти всем вместе, — злился демон-убийца. — Если какой-то шанс уцелеть и есть, то только у первых двух. Потом мост обязательно провалится, кто-то один отправится в начало пути, остальные окажутся на разных берегах. И что прикажете делать тогда?

Решили так: если суждено погибнуть, то лучше уж всем скопом. К чему менять установку?

Не стали менять. Пошли все вместе… хотя, какое там «пошли»! Поползли на животах, цепляясь руками и ногами за ненадежные веревки и друг за друга. Мост раскачивался, натужно скрипел. Вниз летели щепки и целые доски. Дух захватывало смотреть, как они кувыркаются и исчезают в белой мгле. Где там земля? Долго ли до нее лететь?

— Эх! — нервно рассмеялся Хельги. Под его рукой только что проломилась с виду относительно надежная доска, и он едва не сорвался вниз. — Сюда бы к нам Бандароха Августуса! Вот кто оценил бы развлечение по достоинству!

Ох, зачем он это сказал! Если Царь Народов способен был услышать волю своего повелителя даже сквозь столетия, из далекого прошлого, что для него какая-то магическая тропа?!

Мост душераздирающе взвизгнул и провис еще сильнее. Бандарох Августус тоже взвизгнул, и было от чего. Представьте себе ситуацию: сидите вы дома, в халате и спальном колпаке (решили сегодня не одеваться вовсе, в честь выходного дня), никого не трогаете, читаете трактат по низшей демонологии. Рядом копошатся дети, играют в пьяных гоблинов. На кухне любимая жена, скачет и топает, как дольнский пехотинец — тренируется с мечом (в комнате опасно, можно зашибить деток). В общем, царит вокруг вас блаженная семейная идиллия.

Вдруг раз — и ни жены, ни детей, ни трактата по демонологии. И висите вы над бездонной пропастью, перекинутые через колючий канат, как белье на веревке, и не падаете вниз только потому, что кто-то больно вцепился в вашу ногу (спасибо другу Рагнару!). И не забудьте учесть, что вы с детства больше всего на свете — до рвоты, до обморока — боитесь высоты!

Представили? Прониклись? Вот именно так и чувствовал себя бедный Бандарох.

Самое забавное — мост не оборвался! С виду такое ветхое и ненадежное сооружение выдержало тяжесть восьмерых взрослых существ! И они добрались-таки до другого края ущелья, и Бандароха доставили в целости и сохранности. По крайней мере, физической; о душевной судить было трудно, пока тот не успел очнуться.

— Вот же зараза какая! — молвила Энка, последней ступившая на твердую почву. — Не рухнул! Кто бы мог подумать! Только нервы зря трепали! — В ее голосе слышалось откровенное разочарование.

А потом все дружно напустились на Хельги, и даже любящая сестра по оружию, вопреки своему обыкновению, не стала на его защиту. О чем он, собственно, думал, осел сехальский! Только Бандароха Августуса им на проклятой тропе не хватало для полного счастья! Возись теперь с ним! И когда он наконец научится контролировать свои идиотские желания? И когда он наконец избавится от своего потустороннего почитателя? И зачем только… — а-а!

Все-таки они рухнули! Все сразу. И те, кому повезло меньше, еще жили несколько секунд, насаженные на острые колья, предательски торчавшие со дна ловчей ямы, вырытой поперек тропы и искусно замаскированной грунтом. Вот в чем, оказывается, состояло пятое испытание! Справились с собственным страхом, преодолели чудовищную преграду, расслабились — и тут нате вам! Получайте, чтобы жизнь медом не казалась! Но то, что в другом месте стало бы концом, здесь, на тропе, было только началом очередного круга.

И повторилось все снова: сменялись опостылевшие ландшафты, хихикала мерзкая старуха, выныривала синяя рука, катился огненный шар… Новый окоп вырыли глубже в полтора раза — обошлось без новых ожогов. В положенном месте напали ночные твари, числом восемь — по одному на нос. Перебили. Снова скрипел и рушился мост — и снова выдержал. Благополучно преодолели яму, колья забрали на дрова. Двинулись дальше, в ожидании новых преград. Тоска зеленая!

Впрочем, два отличия от первых кругов все-таки нашлось. Первое — Бандарох Августус. Магистр был в своем репертуаре: страдал, рыдал, роптал на жестокую судьбу. Первую половину пути ему втолковывали, что именно произошло — на нервной почве он туго соображал, ну а вторую — пытались успокоить, кто как умел: Рагнар и Ильза ласково, Орвуд — раздраженно. Меридит взывала к разуму, Эдуард и Энка высмеивали. Августус был неумолим. Прекратил он бесконечное нытье только тогда, когда совершенно разъяренный демон-убийца обещал самолично сбросить его с моста и обречь тем самым на блуждание проклятыми тропами в одиночку.

К слову, на мост Бандароха тащили силой, аки овцу на заклание. Потомок гордых сидов упирался, орал дурным голосом, визжал до хрипоты, пытался вырваться и убежать. Кончилось тем, что главный его недоброжелатель просто треснул ученого демонолога по шее отработанным приемом кансалонского диверсанта и сдал на попечение Рагнара бесчувственную тушку. В таком виде его и переправляли. Два раза чуть не обронили, но обошлось.

Теперь о втором различии, совершенно неожиданном.

Было самое начало тропы, еще не успела прийти зима. Путников заставил обернуться топот за спиной — бодрое цоканье копыт по камням. Трое всадников мчались по тропе на лихих вороных скакунах.

Нагнали. Остановились — тропа неширока, разойтись-разъехаться трудно. Горячие кони нетерпеливо пряли ушами, всхрапывали, приплясывали, норовили стать на дыбы. Но всадники, молодые люди в богатых дорожных одеждах, сдерживали их порывы уверенной рукой. Вид у кавалеров был важный и недовольный, их раздражала вынужденная задержка. Рагнару и Эдуарду, вращавшимся в высших кругах общества, был хорошо знаком подобный тип молодых аристократов, этаких хозяев жизни, привыкших, чтобы перед ними все расступались и кланялись в пояс.

Принцы не ошиблись в своей оценке. Один из всадников, тот, что возглавлял короткую процессию — темноволосый красавец в черном плаще с алым подбоем, надменно скривил бледные губы, раздул тонкие ноздри и угрожающе щелкнул хлыстом.

— А ну, посторонись, сброд! Дорогу сыну герцога!

Дурные манеры никого не красят, но в оправдание кавалера можно сказать одно: после долгих дней скитаний по проклятой тропе и тех испытаний, что им пришлось пережить, легендарные Наемники Судьбы выглядели не лучше нищих бродяг и рыночных побирушек. Даже малиновые штаны наследника оттонского престола утратили былое великолепие. Сторонний наблюдатель при всем своем желании не смог бы догадаться об истинном социальном статусе их обладателя и его спутников.

Однако Эдуард в такие тонкости восприятия вникать не желал. Кровь предков, гордых и злобных ольдонских правителей, бросилась ему в голову. Он выхватил меч, заступил дорогу:

— Вот я тебе сейчас покажу сброд! Надолго запомнишь, если жив останешься!

Он хотел броситься в атаку, но его вдруг удержали, и не кто-нибудь, а Энка — вот уж от кого не ждали, не в обычаях сильфиды было отказываться от хорошей драки.

— Оставь! — хихикнула она. — Не будем их убивать! Пусть себе скачут. И без нас найдутся желающие им «показать»!

Всадники с гиканьем унеслись.

— Лошадей жалко, — вздохнул Хельги. — Может, стоило предупредить?

Рагнар хлопнул его по плечу:

— Да ладно, не бери в голову! Лошадям-то не все ли равно, где пастись, в нормальном месте, в проклятом ли? Травы по обочинам много, прокормятся.

— А шар? — горевал демон. — Представляешь, как они перепугаются?

— Ничего! Лошади — твари умные. Раз-другой испугаются, потом привыкнут.

Рыцарь рассуждал вполне толково, но Хельги успокаиваться не желал, измышлял все новые и новые лошадиные беды.

— Вы видели, у этих выскочек не было при себе никакой поклажи. Недели через две они проголодаются и забьют своих коней на мясо! Вот чего я боюсь!

— Не иначе, у тебя от страха мозги отказали! — рассердился Рагнар. — А еще меня тугодумом обзываете! Неужели ты думаешь, что они смогут переправить скотину через мост?! Да и шар не преодолеют — это какой котлован надо рыть, чтобы кони поместились!

— Окоп для стрельбы с лошади стоя! — рассмеялась диса, и Хельги прыснул в ответ.

— Чего это вы развеселились? — подозрительно осведомилась Энка.

— Да так, случай один был, давно. Мы тогда в Сехале воевали, еще рядовыми. Противник оказался не в меру богатым, выдвинул против нас полтора десятка боевых магов. Представляете, что они устроили? Сплошная огненная стена, из окопа носа не высунешь. А наш командующий, из местных, болван редкостный, решил бросить в контратаку конницу!

Ему намекнули, что это идиотизм, только лошадей огнем загубит. Так он нашел выход: велел вырыть окопы и для лошадей, причем такой глубины, чтобы всаднику не пришлось спешиваться. Его кто-то спросил, а как же из такого окопа стрелять? Знаете, что он ответил? Пусть, говорит, на седло ногами встают и стреляют в свое удовольствие!

Энка с Рагнаром шумно расхохотались. Остальные слушатели, не слишком-то сведущие в тактике боевых действий, переглянулись. Решение командующего показалось им не таким уж бессмысленным. Конечно, неудобно стрелять, балансируя на конской спине, но все же лучше, чем быть сожженным заживо. Ильза так прямо и сказала, не заботясь о собственной репутации.

Меридит смерила девушку насмешливым взглядом:

— Невежество! Правда, не надо было вас из школы забирать! Сама подумай, как в такой окоп лошадь затащить? И главное, как потом в атаку поднять?

— Так чем дело кончилось, — полюбопытствовал рыцарь, — неужто выкопали?

— Только начали. По счастью, визирь вовремя прибыл, командующего погнал и нового поставил, уже из наших, кансалонских. Лошади не пострадали.

— О-о! Ну, это главное! — с напускной серьезностью кивнула Энка.

Насчет коней Хельги тоже зря беспокоился. Довольно скоро друзья заметили их — те мирно паслись на опушке. Видно, на тварей бессловесных проклятие тропы не распространялось. Седоков в поле зрения не наблюдалось.

— Молодец, бабка! Сделала свое дело! — обрадовалась Энка. — Пусть теперь ножками походят!

— Вообще непонятно, зачем эти уроды сюда приволоклись? Что они на нашей тропе забыли? Шляются всякие… — Оскорбленный Эдуард никак не мог успокоиться.

Сильфида присвистнула:

— О! Смотри-ка! Уже и тропа нашей стала! Тоже мне, собственник!

— Может, они местные? — пришло в голову Ильзе. — Просто вернулись к себе домой, а лошадей отпустили попастись…

— В них магии — ноль, — опроверг демон. — Не могут они быть местными. Случайно заехали, как и мы.

— Мы не случайно, мы за невестой, — счел нужным напомнить Рагнар.

— Может, и они за невестой!

Рыцарь насупился, прорычал свирепо:

— За моей?!!

Энка рассмеялась:

— За своей! Можно подумать, твоя невеста единственная на свете!

— Так не всех же крадут!

— Не всех. Но где одна, там и две. Закон парности! — Энка болтала просто так, для развлечения. Она и сама не подозревала, насколько была права!

Шестое испытание закономерно вытекало из обстановки. Это был спуск с горы. Тропа вновь вышла к краю обрыва, лишь немногим более пологого, чем предыдущий. Внизу медленно проплывали облака. Время от времени в их пелене возникали прорехи, и можно было увидеть землю — бесконечно далекой и недосягаемой казалась она.

— Почему так подло устроено, что наверху мы очутились незаметно, а вниз придется спускаться самим? — спросил принц, обращаясь, скорее, к себе самому, чем к спутникам.

Но ответ получил от бывшего наставника:

— Потому что спускаться с горы всегда труднее, чем подниматься в гору. Больше шансов свернуть шею.

— Типун тебе на язык! — рявкнул Орвуд по привычке, но осекся, безнадежно махнул рукой: — Хотя какая теперь разница…

Дойдя до обрыва, тропа не исчезала совершенно. Если внимательно приглядеться, продолжение ее можно было найти и на склоне. Впрочем, приглядываться было необязательно. Первое свойство по-прежнему действовало — сойти вбок было невозможно. Но если на равнине пленники тропы кое-как мирились с этим, то теперь их разбирала досада. И как же не злиться, когда вот он, в двух шагах, вполне приличный пологий участок, спускайся — не хочу, а ты вынужден ползти по самой круче, по гладкой стене, где и уцепиться не за что! Спасибо, в мешке у гнома каким-то чудом оказался моток веревки. Он и сам не помнил, зачем положил его туда, собираясь в путь. Несколько раз порывался выбросить, ведь в походе и иголка весит. Помешала природная бережливость.

Однако казавшаяся бесполезной ноша сослужила своему хозяину и его спутникам неоценимую службу. На самых крутых и обрывистых участках ее привязывали к надежному выступу и спускались вниз. Потом нижний конец перехватывал Рагнар, Энка отвязывала верхний и левитировала, не отпуская веревки из рук. На свободный полет девица не решалась, знала, что невелика мастерица, обязательно промахнется мимо склона, не удержится в воздухе и рухнет вниз. И начинай все сначала!

Когда привязать веревку было не к чему, Энка просто держала ее вдвоем с Хельги. Он тоже умел левитировать с грехом пополам. С очень большим грехом. Всякий раз, бросаясь со скалы в пропасть, он чувствовал, как сердце замирает от страха. Не было уверенности, что воздушная стихия опять согласится покориться ему. И мысль о собственном бессмертии, равно как и о гарантированном воскрешении, утешала как-то слабо. Потому что разум разумом, а инстинкты инстинктами. И не так-то легко их преодолевать, даже если ты урожденный спригган, воспитанник диких фьордингов да еще демон знает кто.

— А знаете, — рассказывал Хельги во время короткой передышки, чтобы успокоить нервы, — в мире Макса есть люди, которые специально, без всякой цели лазят по горам.

— Что значит, без всякой цели? — усомнился Орвуд. — Наверное, ищут что-нибудь, просто признаваться не хотят. Чтобы другим не досталось! — Так уж устроены гномы, что всегда думают о золоте.

— Может, там тоже невест воруют? — У Рагнара были свои приоритеты.

— Ничего они не ищут. Лезут исключительно ради славы и собственного удовольствия. Для них главное — забраться на самую неприступную вершину и поставить там свой флаг.

— А что, это по-рыцарски! — одобрил оттонский наследник. — Удовольствие, конечно, сомнительное, мне такое не понять. Но ради славы своей короны можно и постараться!

— И высоко они забираются? — осведомился Орвуд голосом скупщика, оценивающего товар.

— Ого! Еще как! Раза в полтора-два выше нашего, я так думаю!

— И никогда не разбиваются?! Такие ловкие?! — восхитился Эдуард.

Но его тут же разочаровали.

— Разбиваются, сплошь и рядом. То в расщелину свалятся, то со скалы сорвутся, то узел неправильно завяжут и на собственной веревке повесятся, то лавиной их накроет, то обморозятся и помрут от гангрены, — перечислял демон чуть не с удовольствием; по сравнению с чужими бедами, свои начинали казаться не такими уж страшными.

— Ни одна корона не стоит таких жертв! — вынес вердикт гном.

Девицы в мужском разговоре участия не принимали — у них нашелся свой. И какой! Ну ладно, Ильза, девушка, получившая традиционное воспитание и только волей случая избежавшая участи домохозяйки. Но Энка с ее военно-морским прошлым и наемничьим настоящим! Но Меридит с ее дисьей природой, которой подобные темы противопоказаны вовсе — недолго и под проклятие угодить! Все-таки непостижима женская натура! Сидя между небом и землей на продуваемой всеми ветрами каменной площадке, такой узкой, что повернуться страшно, они вдруг надумали обсуждать кулинарные рецепты! Да не простые, а затейливые: как лучше приготовить торт с кремом!

Хельги был очень удивлен, когда разобрал, о чем идет речь.

— Разве ты знаешь, как пекут торты?!

В ответ сестра по оружию фыркнула:

— Конечно, знаю! Этот рецепт я читала в «Уэллендорфском вестнике». Вот спустимся с горы, выберемся на волю, я тебе испеку.

— Не надо! — поспешно отказался тот.

— Почему? Тебе ведь нравятся торты.

— Предпочитаю не рисковать! — сказал любящий брат серьезно, без намека на иронию или сарказм. — Знаешь, за те годы, что мы с тобой вместе, ты только один раз приготовила более или менее сносную еду.

— Да?! Неужели было съедобно?! — искренне заинтересовалась диса — похоже, она сама не ожидала столь высокой оценки ее кулинарных способностей. — И что же я такое сделала?

— Поджарила на костре дольнские копченые колбаски, — последовал ответ.

…Спуск занял четверо суток без малого. Орвуд, знавший толк в горах, утверждал, что легко отделались, могло быть и дольше. Но Эдуарду, например, и этого на всю жизнь хватило. О Бандарохе и говорить не приходится. Просто чудо, что его удалось спустить! Только постоянные угрозы Хельги заставляли бедного магистра… нет, не двигаться вперед самому, но хотя бы не мешать другим себя передвигать.

— Без него вдвое быстрее спустились бы! Сутки, не меньше, на него убили! — шипел демон-убийца, игнорируя арифметические тонкости.

— А кто виноват? По чьей милости он на нас свалился? — невозмутимо возражал Рагнар.

Самым худшим в их высокогорном путешествии были ночевки. Специальных мест для этого жизненно необходимого занятия на тропе предусмотрено не было. Приходилось ютиться на узких карнизах и уступах, спать сидя, попарно — один дремлет, другой караулит, чтобы не свалился. А на случай если кто-то не уследит, связывались в единую цепь все той же незаменимой веревкой.

— Не иначе меня добрые боги надоумили ее взять! — умилялся гном. — Выберемся с тропы — не забыть сходить в храм, принести жертву!

— А ты каким богам поклоняешься? — полюбопытствовала Ильза. Ее, как девушку благочестивую, всегда интересовали такие темы.

— Я? — Вопрос заставил Орвуда опешить. — Да никому я не поклоняюсь! Живу себе, и все!

— Тогда в чей же ты храм пойдешь?

Тут прагматичный гном рассчитал по-своему:

— Да мало ли богов на свете! Узнаю, какой подешевле жертву берет, к тому и пойду.

Ильза тут же усмотрела слабое звено в цепи его рассуждений:

— А если окажется, что не тому жертву принес? Если это не он, а совсем другой бог тебя надоумил, тогда как?!

— Тогда пусть они между собой как-нибудь разбираются, это уже не моя забота! — У почтенного Канторлонга на все был готов ответ.

— Если тебе без разницы кому, так принеси жертву мне! — оживился Хельги. — Можно прямо сейчас, и храм искать не надо!

— Обойдешься! Во-первых, демон, в смысле бог из тебя никудышный. Во-вторых, к веревке моей ты заведомо отношения не имеешь. В-третьих, где я тебе сейчас страшного убийцу достану? Ты ведь убийцами берешь, насколько нам известно?

Хельги смутился — он не любил напоминаний об этой стороне его жизни.

— Да я не убийцу, я сухарь имел в виду…

Шел тринадцатый день их скитаний, запасы провизии подходили к концу, пришлось ввести режим строгой экономии. Хельги всегда переносил голод лучше других, но, с другой стороны, зачем терпеть, если представился случай улучшить положение? А заодно и Ильзу угостить. Сухарь большой, на двоих хватит.

— На, держи! — расщедрился гном. — Только с другими богами будешь сам отношения выяснять, если спросят, почто на чужое позарился.

— Выясню! Хоть десяток сухарей им взамен отдам, не жалко! Только бы выбраться отсюда скорее! — Последние слова были сказаны не просто так, а в расчете на Царя Народов: вдруг да внемлет, паразит? Увы. Черный дух был верен своему правилу исполнять только самые дурацкие и бесполезные желания.

В современной нумерологии семерка — непростое число. Оно означает не столько удачу и счастье, сколько полноту, завершенность цикла. Энка вспомнила об этом позднее, когда последнее испытание осталось позади. А прежде чем оно началось, пленники тропы как раз о том и гадали: сколько еще препятствий уготовано им на пути, хватит ли жизни вообще и еды в частности, чтобы их преодолеть?

— Хватит, — оптимистично рассудила Меридит. — Какой смысл тем, кто устроил это странное развлечение, ставить заведомо невыполнимые условия? Проще убить сразу, без затей.

— Еды мало, — сетовал гном. — Всего на три-четыре дня осталось.

А сильфиду разобрало на черный юмор.

— Эх, зря я тебя остановила! — сказала она Эдуарду с напускной серьезностью. — Надо было тех кавалеров забить и взять на мясо! Наши шансы на выживание резко повысились бы.

Орвуд то ли не понял шутки, то ли решил подыграть:

— Насчет кавалеров не знаю, а лошадей надо было отобрать. Конина нам бы пригодилась.

— Конина нам бы не досталась. Хельги бы не позволил. А против человечины он бы возражать не стал.

Доверчивая Ильза, услышав такие речи, поперхнулась, споткнулась, спросила дрожащим голосом:

— Ты что?!! Ты вправду бы стала есть людей?!! — Глаза девушки стали большими и мокрыми. Такого ужаса от лучшей подруги она не ждала.

Энка по-разбойничьи криво ухмыльнулась — розыгрыш явно удался!

— Не стала бы, не плачь! Помнишь, что орк говорил? Ну тот, который брат нашего Хельги? У людей мясо нечистое, его даже с голодухи есть зазорно… Хорошо, Бандарох, что ты у нас не человеком оказался, а сидом! — Она нашла новую жертву для своих упражнений в остроумии. — В случае крайней нужды, тебя под нож пустим… Да ладно, пошутила я, чего ты падаешь? Вот нашлись, право, два дурака, всему подряд верят!

— Сама дура! — не без оснований рассердилась Меридит. — Тему смени, каннибал ты наш несостоявшийся! Хватит народ пугать, и без тебя тошно.

Энка послушалась. Желаемого эффекта она уже достигла, какой смысл продолжать? Одна речь — не пословица, как утверждает мудрый народ.

…Несколько часов путники отвели для привала, благо обстановка располагала. Местность под горой была совершенно идиллической, будто списанной с пасторальных картин: залитая солнцем долина с островками ореховых рощ среди сочных зеленых лугов. Яркие краски, медовые ароматы, птичий щебет и прочая благодать. А самое приятное — заросли невысокого кустарника по обочинам тропы — есть где набрать хвороста для костра.

— Ох, осторожнее надо! — каркала сильфида. — Ох, под ноги смотрите! Чую, чую недоброе! Как бы опять в яму не свалиться! Ох, не перенести мне еще одного круга! С ума сойду от тоски!

Несмотря на дурные предчувствия отдельных членов коллектива, отдохнули друзья хорошо. Закусили, выспались. Рискнули набрать воды в ручье — никто не вынырнул, не схватил. И в козленочка, испив водицы, вопреки мрачным пророчествам все той же сильфиды, основанным на распространенном сюжете дамских романов, не превратились. Двинулись в путь — обошлось без нападений и иных бед. Проклятая тропа милостиво дарила своим пленникам день отдохновения, с тем чтобы назавтра увести их под землю, навстречу новому испытанию.

Путники пересекли долину поперек. С таким трудом покоренные скалы остались позади, а впереди уже вырастали, уходили в небо новые!

«Неужели предстоит подъем?» — втайне тосковал Эдуард. Наследник престола ольдонского высоты не любил. Боялся, если называть вещи своими именами. Он всеми силами старался скрывать недостойные воина чувства и особенно яростно клеймил бедного Августуса, обзывая его трусом, даже бывшего своего напарника переплюнул. Тем более что Бандарох выражал свои опасения в открытую.

Но страхи оказались напрасными. В какой-то мере. Совсем иная участь ждала наших друзей. Тропа не поднималась в гору, она уходила под нее. Пещера распахнула перед путниками свою голодную черную пасть.

Есть у гномов одно необычное природное свойство: они умеют чувствовать подземелье. Сосредоточившись, способны определить, далеко ли оно тянется, есть ли другие выходы, не грозит ли обвал или иная опасность.

Удается это не всегда. Встречаются подземелья «глухие» — сколь ни старайся, ничего уловить и предсказать невозможно. Здешнее таковым не было. Очень скоро, шагов через двести по просторному черному коридору, Орвуд выдал спутникам исчерпывающую и вполне обнадеживающую информацию. Подземная галерея хоть и длинная — путь по ней займет не менее пяти часов, — но устроена просто, без ответвлений и переплетений ходов. По сути дела, это обыкновенный тоннель, вероятно, рукотворный. Стены надежные, непроходимо узких, либо затопленных водой участков нет, скоплений дурных газов тоже. Вряд ли это новое испытание, скорее, простой переход… Правда, ближе к выходу ощущается что-то такое… непонятное, внушающее тревогу… Живое, что ли? Или нежить? Ну, боги дадут, пробьемся! Не впервой!

Идти было легко и привычно — не раз и не два приходилось им спускаться в разного рода подземелья. Гном не ошибся в своих прогнозах. Тоннель был проложен строго по прямой, имел высоту примерно в два человечьих роста, ширина колебалась от полутора до трех шагов. Никакой красоты, вроде сталактитов, сталагмитов и причудливых каменных столбов, свойственных природным пещерам, тут не имелось. Только гладкие мокрые стены, ровный пол и сводчатый потолок. Всю дорогу Орвуд беспокойно шарил по ним взглядом, подносил горящую лучину то к одной, то к другой стене.

— Чего ты мельтешишь? — спросила Энка, ей всегда и до всего было дело.

— Смотрю, что здесь за порода. Тропа тропой, а мы, как ни крути, в Даарн-Оле! Хотелось бы знать, кто это в наших, даан-азарских недрах без дозволения штольню пробил? Чего искали, грабители беззаконные?

— Скажите, какой блюститель закона выискался! — фыркнула дочь сенатора Валериания. — Сами-то вы, гномы, у кого разрешения спрашиваете, когда шарите по чужим недрам и заносите их в свои реестры?

— К тому же не факт, что это Даарн-Ол, — поддержал демон. — Судя по смене ландшафтов, тут задействован принцип разделенного пространства. Не удивлюсь, если мы сейчас в Арвеях или же вовсе в неведомом краю.

— Это утешает, — важно кивнул гном. — Тем более что признаков золота я здесь все равно не вижу. Только напрасно камень долбили!..

Не напрасно долбили, ох, не напрасно! В густом мраке рукотворного подземелья таилось оно — последнее испытание. Оно налетело внезапно, огромной стаей, с диким визгом и шумом перепончатых крыл. У него были мелкие острые зубки — много, много зубов! Оно атаковало неудержимо и беспощадно. Сколько было их здесь, злобных кусачих тварей? Не счесть! Накинулись, облепили со всех сторон и грызли, грызли одежду и волосы, рвали, терзали мелкими своими зубками живую плоть…

Защищаться от них пытались по-разному. Одни активно — крутили мечами в воздухе так, что свист стоял, и кровь из перерубленных тел волнами окатывала стены и пол штольни, и ошметки летели во все стороны. Другие, не надеясь на мастерство, просто попадали на пол, лицом вниз, в надежде спасти хотя бы глаза.

Оба способа оказались в равной степени неэффективны. Слишком велико было число нападавших. Они брали живой массой. Сторонний наблюдатель не смог бы различить даже контуров тел жертв под сплошной шевелящейся грудой мелких крылатых тварей. И не было от них спасения ни слабому, ни сильному. Так полчища бродячих муравьев — далеко, на другом, еще не получившем имени континенте, сжирают все на своем пути и в считаные минуты оставляют от целого человека добела обглоданный скелет… Подземные твари были размером несравнимо крупнее муравьев, а числом не уступали — по крайней мере, так казалось их съедаемым заживо жертвам.

Спасти друзей от мучительной гибели и нового круга могло только чудо — и оно произошло! «Это было наитие!» — говорила потом Энка, и не в обычной своей разудало-хвастливой манере, а с искренним удивлением. Она и сама не знала, почему ей вдруг пришло в голову засветить под сводами штольни огненный шар сильфов!

От классического эльфийского или боевого магического он отличался размерами и яркостью. По сути это и не шар был, а крошечная, ослепительно-яркая, раскаленная добела точка — будто бы миниатюрное солнышко озарило вечный мрак подземелья… Много лет назад юную Энкалетте, дочь сенатора Валериания, долго и мучительно учили творить такие шары на гимназических уроках. Ей казалось, она давно успела позабыть изящную науку, о которой, к слову, была очень невысокого мнения: не предназначалась огненная магия солнцепоклонников ни для чего иного, кроме эстетического наслаждения. Подобными сияющими точками сильфы расцвечивали ночной небосвод во дни больших праздников… Кто бы мог подумать, что они способны спасти чью-то жизнь?

Что именно заставило боевого сотника Энкалетте в критическую минуту обратиться к своему кисейному прошлому? Добрые боги, Силы Судьбы, собственная интуиция? На этот вопрос они так и не получили ответа. Но результат был поистине волшебным.

С отчаянным визгом крылатые твари отхлынули от окровавленных жертв и плотной стаей умчались прочь, в спасительную темноту.

— С ума сошла?! — взвыл Хельги, закрыв глаза ладонями. — Мало спины, ты мне еще и ожог сетчатки решила устроить?!

— Уймись, — строго велела сестра по оружию. Она всегда ратовала за справедливость, и только она поняла, о чем идет речь. Другие таких хитрых слов не знали вовсе. — Если бы не Энка, тебе через минуту никакая сетчатка не понадобилась бы. Выели бы глаза начисто, и все дела.

— Тоже верно, — покорно согласился демон. — Но в другой раз все-таки учитывайте, что спригганы — существа ночные. «Полундра!», что ли, кричите, чтобы я успевал глаза закрыть.

— Ладно, — Энка на радостях была настроена благодушно. — В другой раз буду кричать.

Собрав остатки сил, путники устремились вперед, к выходу из подземелья, до которого, оказывается, оставалось всего-то несколько сотен шагов.

Снаружи было еще светло, хотя день и клонился к вечеру.

Пришла пора подсчитывать ущерб. От зубов подземных тварей пострадали все, и сильно. Одежда превратилась в непристойные лохмотья (прощайте, шикарные малиновые штаны!). Дорожные мешки были измочалены, но они в какой-то мере защитили спины, руки же и ноги превратились в сплошную кровоточащую ссадину. Настоящая боль еще не пришла, но одного вида оказалось достаточно, чтобы впечатлительный Бандарох свалился без чувств, а Орвуд засомневался, не умнее ли было бы позволить себя сожрать, с тем чтобы, вернувшись на новом круге, заранее позаботиться о безопасности и зажечь яркий свет, не дожидаясь нападения? Но потом все-таки передумал. Во-первых, слишком долгой и мучительной была бы гибель. Во-вторых, тошнило от одной мысли о новом повторении опостылевшего пути.

Не в состоянии двигаться дальше, путники повалились на траву. Лежали, переводя дух, обменивались впечатлениями.

— Кто-нибудь разглядел, что это были за твари? Летучие мыши, что ли? — вяло полюбопытствовал принц.

— Сейчас посмотрим! — неожиданно откликнулся бывший наставник. — Вот демон! Куда же я его засунул? — Секунду повозившись, он извлек из чудом уцелевшего, хоть и продырявленного в нескольких местах кармана куртки…

— Фу-у, Хельги! Вечно ты собираешь всякую дрянь! — привычно воскликнула Меридит.

Нет, это была не летучая мышь! Полузадушенная тварь, бессильно лежавшая на ладони демона, несмотря на свои крошечные размеры и серые перепончатые крылья, имела явно антропоморфный облик и даже кое-какую одежду, вроде набедренной повязки и нагрудника. Морда — или лицо? — хищника было отвратительно уродливым, морщинистым, с приплюснутым носом и косо посаженными глазами. Верхняя и нижняя челюсти резко выдавались вперед, а губы были коротковаты, частокол зубов выглядывал из-под них, даже когда рот был закрыт.

— Думается мне, это какая-то измененная разновидность илфи, — глубокомысленно изрек магистр Ингрем, с живым интересом разглядывая свой трофей.

— Воистину нет предела безобразию! — присвистнула Энка, перефразируя известное изречение.

А Меридит потребовала:

— Выкинь его сейчас же! Только илфи нам не хватало! Да еще измененного к худшему!

— Да я же не для себя! — проникновенно втолковывал Хельги. — Я же ради науки!

Но жестокосердные родные и близкие были неумолимы. Таскать с собой такую опасную тварь, в живом, в дохлом ли виде, — значит непременно накликать на себя беду.

— Да ну вас! — сдался демон. — Бабки суеверные! Тормоза прогресса! Это из-за вас и вам подобных цивилизация нашего мира стоит на месте! Такого экспоната лишаюсь из-за вашей косности и дурости!

С этими словами он поднялся, добрел до устья пещеры (не поленился ведь!), размахнулся и зашвырнул несостоявшийся «экспонат» в темноту.

— Не проще ли было раздавить эту мерзость? — осудил гном.

— Зачем? — пожал плечами подменный сын ярла. — Пусть себе живет. Одним больше, одним меньше — какая разница?

Вот и поговори с ним! В другое время Энка, пожалуй, принялась бы спорить, но теперь ей было не до того. Возбуждение боя проходило, укусы болели все сильнее, навалилась усталость, мучительно захотелось спать.

И они заснули, как-то незаметно для себя, все сразу, не начертав защитных кругов, не выставив караул. И проспали часа три, не меньше! А когда проснулись — пришли в ужас! Потому что не было больше ни высоких гор впереди, ни черного устья пещеры позади. Вместо этого возник типичный даарн-олский пейзаж, знакомый до отвращения! Исчезли кровавые раны на теле (что само по себе было бы приятно, но при других обстоятельствах). Одежда, правда, сохранила свой истерзанный вид, но на такую мелочь никто не обратил внимания.

— Идиоты!!! — взвыла Энка. — Проспали испытание!!!

Сомнений не было: они погибли во сне и вернулись в начало пути! И значит, все предстоит снова, в который раз уже. И не будет конца этому заколдованному кругу, и лучше бы им вправду сойти с ума — быть может, стало бы легче…

Несколько минут друзья предавались черному отчаянию, прежде чем появился Он.

Откуда взялся — никто не заметил, слишком глубоко были погружены в пучину собственных страданий: кто рыдал, кто бранился, кто сидел молча, злой на весь мир… А он стоял чуть поодаль и смотрел на них с кривой усмешкой — маленький, сухонький, с густой белой бородой до самой земли. Природы он был не то кудианской, не то гоблинской, не то еще какой-то — на глаз не определить. Глубокая старость сглаживает различия, всех делает похожими. Ясно одно: не человек; у людей не бывает заостренных ушей и блекло-желтых глаз.

Руки у старика были большими, узловатыми, они почему-то сразу бросались в глаза. Впрочем, каждому свое.

— Здравствуйте, почтенный! — церемонно поклонился Орвуд, первым справившийся с истерикой. — Великолепная у вас борода, надо заметить!

Приветствие старец проигнорировал, равно как и комплимент. Видно, вежливости он не ценил. У него вообще был очень недовольный, если не сказать, оскорбленный вид. И голос сварливый. И говорил он нечто совершенно неожиданное — ошалевшие от страданий пленники не сразу разобрали, о чем вообще речь. А когда поняли…

— Добрались, значит! У-у, твари настырные, ничто их не берет!.. Ну, ваша взяла, спрашивайте, коли явились! Да знайте: шли вместе, потому и вопрос вам положен один на всех! Так-то! — Старикашка злорадно ухмыльнулся: дескать, вот я как вас уел.

Нет, они не были настолько просты, чтобы начать задавать уточняющие вопросы типа: «о чем спрашивать?» или «кто вы такой?». Каждому с детства был знаком распространенный фольклорный сюжет: герой хочет получить ответ на вопрос, от которого зависит вся его дальнейшая судьба. За этим он отправляется к мудрецу либо к богу, по пути успешно преодолевает ряд испытаний, но, добравшись до цели, упускает свою удачу из-за случайной обмолвки. Каждый догадался: это тот самый случай! Значит, спрашивать надо о самом главном, а еще лучше — помалкивать! Пусть говорит тот, кто умнее!

Умные же принялись совещаться, старательно избегая вопросительных интонаций и конструкций.

— Надо спрашивать о невесте, — шепнул Хельги, — теперь для нас это первоочередное!

— Верно, — единодушно согласились девицы.

— Надо точнее сформулировать вопрос, чтобы получить как можно больше информа… — только и успел сказать гном.

Потому что Рагнар, окрыленный словами демона Ингрема, конца совещания дожидаться не стал. Движимый душевным порывом, он выступил вперед и торжественно молвил:

— Ответствуй, о мудрый старец! Не проходили ли этой тропою невеста моя и коварный ее похититель?

Энка с досады взвизгнула.

Физиономия старика расплылась в ехидной, торжествующей улыбке.

— Никогда не проходили, — был ответ. — Вы шли по ложному следу! — С этими словами мудрец исчез — будто и не было никогда.

К чести Рагнара, он тут же сообразил, какую допустил оплошность.

— Ну и идиот же я!!! Ну, баран безмозглый! Ну, урод неполноценный, скудоумный! — на чем свет стоит клеймил себя рыцарь. — Дернули же демоны за язык! Верно мой папаша говорит: кулак крепче мозгов! Эх, что я наделал! Такой шанс упустил, какой раз в жизни выпадает! Столько мучений — и все напрасно!

Бедняга так убивался, что даже вредная Энка не решилась его осуждать, пожалела. Хлопнула по плечу, принялась уговаривать:

— Да ладно, не расстраивайся ты так! Наплюй! Ну, не повезло малость, подумаешь! Найдем мы твою невесту и без этого премудрого хмыря!

— Конечно! — поддержала Меридит. — Мы, собственно, на чужие подсказки и не рассчитывали. Сами справимся… А-а!!! Вот кто нам нужен! Ну, сейчас я с ним поговорю!

— Только не убивай! Милочка огорчится! Она невиноватая!.. — зашипел брат по оружию.

В самом начале кудианской тропы — вот где они были! Шли вроде бы вперед, а вернулись назад, самым непостижимым образом. В это трудно было поверить, но и сомнений не возникало. Две приметные скалы возвышались справа и слева. И козы мирно паслись меж ними, и собака Милочка нежилась на полуденном, а отнюдь не предзакатном солнце! Чудеса!

И пастух был тут же — стоял, замерев от ужаса, будто выходцев с того света встретил. Бормотал невнятно:

— Но как же оно так? Кудианская тропа… Не возвращаются с нее, сроду такого не бывало… Чур меня, чур!

Подскочившая Меридит сгребла его за грудки, подняла и тряхнула так, что, окажись старичок чуть менее крепок здоровьем, мог бы и душу богам отдать.

— Отвечай, зараза, пока жив! Зачем направил нас по ложному следу?! Как посмел?! — рявкнула она без малейшего почтения к сединам.

— Так ведь того… это… велено было! — залепетал пастух тоненьким голоском. — Он приказал! Мужик тот, колдун! Сам бы я разве посмел? Нет, не посмел бы!

— А ну, давай по порядку и по-честному! Как дело было?

— А было оно так. Во-он тамочки, у камня, появились вдруг двое! Прямо из воздуха, ну чисто, демоны! Господин и при нем девица. Господин зыркнул страшно, посохом замахнулся и прошипел: «Прочь с дороги, старик!» Потом ушел он и девицу свою увел, да только не на восток, а вовсе в другую сторону. Не иначе, в Гавецию подались. Но прежде приказал господин: кто будет спрашивать — всех направлять на проклятую тропу. И пригрозил: «Ежели не послушаешься, не жить тебе, старый!» И денег дал за то, и клятву взял.

— Неужели Мельдаха?! — важно уточнила Ильза, чувствуя себя большим знатоком по части страшных клятв.

— Не, — покрутил головой пастух. — Простая клятва была, на словах, без магии. Но и такую нарушить страшно. Господин тот, по всему видать, колдун не из последних, а ну как прознает?.. Вы уж не серчайте, почтенные путники, я вам зла не желал, видят боги! И предупредить старался, как мог, да вы не послушали… Простите старого…

Простили, что с него взять? Не убивать же в самом деле! Энка хотела пристукнуть на прощание по лысине, чтобы впредь неповадно было лгать и сбивать с пути мирных странников. Да Хельги не позволил — Милочка обидится!

На том и расстались. И вернулись несолоно хлебавши туда, откуда начали путь — в Гавецию.

Гавеция встретила их невесело — большой похоронной процессией. Одних покойников было штук десять, не меньше. А уж родственников, плакальщиков и просто желающих поучаствовать в мероприятии — целая улица.

— Похоже, тут моровое поветрие приключилось, — забеспокоился Орвуд. — Уйдем, пока заразу не подцепили!

— Глупости, — возразила Энка. — Во время моровых поветрий никто не устраивает церемоний, просто вывозят трупы.

— Тогда отчего так много покойников сразу?

У сильфиды родилось сразу несколько версий:

— Возможно, здешний обычай велит хоронить в определенный день недели, вот они и накапливаются. Либо произошел несчастный случай, к примеру, на стройке. А может, напал кто…

— Чем гадать, не проще ли спросить? — фыркнул демон и обратился к одному из участников шествия: — Кого хороните, почтенный?

— А как же? — удивился тот. — Тех самых бедняг, что намедни в трактире змей порвал! — На секунду задумался, что-то прикидывая в уме, потом хлопнул себя ладонью по лбу: — Да что же это я?! Ведь это вы и есть те самые герои, кои змея изничтожили! Ах, добрые господа, ведь я ваш должник навеки! Ведь вы мне сына спасли!

Тут «добрым господам» пришлось уносить ноги, потому что собеседник их явно вознамерился пасть на колени и целовать им руки. Да и другие участники процессии начали оборачиваться.

Шмыгнув в ближайшую подворотню, беглецы остановились — полученную информацию требовалось срочно обдумать. Заговорили одновременно, почти не слушая друг друга.

— Неужели в здешних местах покойников не хоронят по две недели?! — удивлялся Эдуард. — Фу, как негигиенично! Вот у нас в Ольдоне…

— Энка-то как угадала! Про нападение-то! — Ильза радовалась, какая у нее проницательная подруга.

А Рагнар на минуту задумался, потом спросил громко:

— Этот дядька… Что-то в его речах было странное… Только прослушал я, что именно. Не разобрал.

— Намедни! — тут же откликнулась Меридит.

— Что — намедни? — не понял рыцарь.

— Змей в трактире был — намедни. Насколько я смыслю в народных диалектах — а я в них смыслю, можете поверить! — данное слово обозначает промежуток времени, никак не превышающий двух-трех дней.

— Ум полез! — констатировала Ильза, не особенно вникая в подробности.

Но были и те, кто вникал.

— Ты хочешь сказать… — начала Энка.

— Надо срочно выяснить, какое здесь сегодня число! — подытожил демон.

Спросили у первого попавшегося похитителя. Ответ был ошеломляющим. Меридит не ошиблась: «намедни» в их случае обозначало сутки. Именно столько отсутствовали в Гавеции пленники тропы.

— Ну и чудесно! — обрадовался Рагнар. — Значит, времени мы почти не потеряли. И удивляться нечему. Помните, Орвуд рассказывал, что есть под землей такие места…

— Не знал, что они есть и на земле! — пробормотал гном.

— Никому не дано знать все на свете! — важно изрекла Ильза. Ей было приятно, когда удавалось сказать что-то умное и к месту.

А Эдуард спросил:

— И что же мы теперь станем делать?

— В трактир пойдем! — не задержался с ответом Рагнар. — Жрать охота! До невозможности!

— А как же невеста? — хихикнул принц.

— Невеста обождет. Есть дела и поважнее.

Орвуд же мыслил практично:

— Нечего нам в том трактире делать. За два дня его наверняка не успели привести в порядок, о хорошей кухне можно и не мечтать. Идемте-ка прямиком к нашему председателю. У него вполне прилично кормят.

Председатель был искренне обрадован и нисколько не удивлен их появлению. Пошли по ложному следу — с кем не бывает? Вернулись изодранные и голодные — обычное дело. Долго ли в горах со скалы сорваться и запасы растерять? К обеду поспели — вот оно и ладно!

А после обеда пришлось держать новый совет: как быть теперь, где искать невесту? Если пастух не наврал вторично, колдун увел ее в Гавецию. Значит, надо опросить всех окрестных жителей, вдруг кто-то что-то заметил? Сегодня денек отдохнем, а завтра пойдем по дворам — так решили наемники. Но председатель внес свои коррективы. Негоже таким важным господам понапрасну ноги бить. Сами к ним придут и люди и нелюди и все как на духу расскажут, кто что видел.

Надо отдать ему должное, при всем своем снобизме, председатель оказался отличным организатором. С раннего (по мнению Хельги, слишком раннего!) утра перед зданием сельской управы уже собралась длинная очередь. Внутри для высоких гостей были установлены резные скамьи и массивный дубовый стол под малиновой скатертью, приготовлены бумага, чернила и перья.

— Я так подумал: раз вы грамотные, может, оно пригодится, — простодушно пояснил председатель. — Да и солиднее так-то. У нас народ ученых уважает, так пусть сразу видят, что вы не просты. Бояться станут — больше скажут.

— Логично, — согласился Эдуард. — Моему папаше понравилось бы.

Дело шло споро. Опрашивали одновременно семерых: по одному на нос, и Рагнару с Ильзой одного на двоих. Они сами так решили, работать вдвоем, чтобы ненароком чего не напутать. Сначала, пока на очереди были селяне богатые и важные, с центральных улиц, опрос результатов не давал: ничего подозрительного не встречали, никого чужого не заметили. Но потом пошел народ с окраин — сразу стало веселее. Нашлись те, кто видел и сурового господина в сером, и сонную молчаливую деву, что была при нем. Правда, описания давались противоречивые. Одни говорили, что господин был чисто выбрит, другие разглядели у него усы и бородку. Одни сочли деву стройной, другие — дородной, одни — юной, другие — в летах.

— Что за народ! — ворчал Эдуард. — Могли бы знать свою собственную принцессу в лицо! Вот у нас в Ольдоне…

— У вас в Ольдоне тебя родной папаша в лицо не признал! — осадила сильфида жестоко. Она не любила его «королевские замашки».

Бедный принц обиженно умолк.

Свидетели при всем разнообразии мнений сходились в одном: те двое ушли на юг, вдоль побережья. В Эттелию направлялись, не иначе. Больше таким путем идти некуда.

В общем, цель была достигнута: нужные сведения получены, дальнейший маршрут поисков определен. И сделано это было весьма оперативно — за день управились, спасибо почтенному председателю!

— Уважаю бюрократию, — похвалил Эдуард, — есть от нее несомненная польза!

— Только Максу об этом никогда не говори, — посоветовал Хельги, припомнив что-то свое, — он тебя не поймет!

…Для Аолена настали беспокойные дни. Никогда прежде ему не доводилось выступать в роли няньки. Уж на что в свое время казался изнеженным и неприспособленным к жизни Эдуард, новые спутники и его превосходили на целую голову!

Только теперь Аолен начинал сознавать: все его прежние знакомые — и принц ольдонский, во дни отрочества, и Улль-Бриан, кузен Рагнара, и даже незабвенный Бандарох Августус были, в сущности, вполне нормальными парнями. Слабыми и жалкими они выглядели только в сравнении с теми, кто был рожден для войны, кто с детских лет привык не жить, а выживать в самых невозможных условиях. Слишком высокая планка была поставлена для них, немудрено, что им было трудно до нее дотянуться. Они были не воинами, а обычными существами, как и большинство на этом свете, — только и всего.

Иное дело — юные Годрик со Спуном. Эти двое оказались особенными. Аолену таких еще не приходилось встречать… Впрочем, нет, приходилось. Но не среди людей, а среди собственных соплеменников, как ни парадоксально было это признавать.

Оба юноши — и благородный принц, и его простоватый друг детства, были прекрасно образованны (если на то пошло, лучше, чем тот же Хельги с его однобоким увлечением историей естественной и дремучим невежеством в области истории как таковой и прочих гуманитарных наук). Оба рассуждали о возвышенном и прекрасном не хуже любого эльфа. Оба владели изящными искусствами: умели музицировать, слагать вирши, писать акварели и танцевать менуэт. При этом слуга лишь немного отставал от господина, хотя и манеры его порой выдавали простонародное происхождение, и сам он честно признавал, что выучился всем этим премудростям не по своей воле.

Но при всех перечисленных достоинствах оба не имели ни малейшего представления о реальной жизни вне стен родного дворца. Их можно было сравнить с тепличными растениями, высаженными из оранжереи на открытый воздух и лишенными заботливого ухода садовников. Любая бытовая мелочь становилась для них непосильной задачей, ставила в тупик.

К примеру, они были не в состоянии не только развести костер и приготовить еду, но даже приличного хвороста собрать. Радостно, будто щенки на прогулке, тащили что ни попадя — свежие ветки, толстые бревна, совершенно сырые гнилушки. В первом встречном селении Аолен купил им одежду, одеяла и заплечные мешки — пришлось учить их завязывать лямки. С сапогами тоже вышло неладно. Горе-путешественники сбивали пальцы и пятки в кровь до тех пор, пока эльф не обнаружил, что они обуваются прямо на босу ногу, приняв портянки за носовые платки.

О том, что исподнее надо при удобном случае стирать, что, ночуя в лесу, не следует снимать верхнюю одежду, что, если возникла малая нужда, необязательно и даже опасно забираться на сотню шагов в глубь чащи, юноши даже не догадывались. Аолену же, в силу строгого эльфийского воспитания, было не так-то просто заводить с чужими людьми разговоры на столь интимные темы. Но приходилось, куда деваться.

Впрочем, юношей подобные беседы нисколько не смущали. Они внимали своему спасителю с восторженным интересом, любой житейский совет воспринимали как откровение, были готовы следовать ему безоговорочно. В считаные часы они привязались к Аолену как к родному, и эльфу было горько, что он не может отплатить им тем же. Чтобы почувствовать душевную близость к малознакомым существам, ему требовалось время. А до тех пор он продолжал держаться холодно и отстраненно. К счастью, благодарные юноши и не думали обижаться, понимали: если бы не вмешательство эльфа, их давно не было бы среди живых.

Аолену несколько дней не давал покоя вопрос: как получилось, что столь беспомощные юные существа ухитрились самостоятельно проделать долгий и опасный путь от родного Эскерольда до Эрринорских земель? И как их решились отпустить из дому одних, без сопровождения и охраны? Будь на месте эльфа любой другой — спросил бы прямо. Но у первородных свои представления о приличиях и принципы общения. Эльфы скорее предпочтут умереть от любопытства, нежели их нарушить. Впрочем, до этого дело не дошло. В один прекрасный момент Годрик сам завел разговор на интересующую Аолена тему и поведал всю предысторию их встречи.

Люсия, принцесса Варденская, была похищена практически из-под венца. Кортеж невесты уже приближался к воротам неприступного для чужой магии Эскерольда, когда случилось страшное.

По словам очевидиц — двух придворных дам и камеристки — принцесса приоткрыла шейный медальон, чтобы перед свадьбой бросить последний взгляд на любимый пейзаж родного герцогства, запечатленный на чудесной старинной миниатюре кисти самого Калабра из Гвена. Взглянула, пустила слезу и… исчезла! Крошечная картина в считаные мгновения втянула девушку внутрь себя! Одна-единственная туфелька осталась в руках камеристки, тщетно пытавшейся удержать свою госпожу.

Маги Эскерольда недаром слывут одними из лучших в Старых Землях. Им не пришлось ломать голову над загадочным происшествием, они сразу смогли объяснить, что именно случилось. «Визуально-структурное перемещение» — так назывался способ, коим была похищена юная дева. Поиск следовало начинать именно с того места, что изображено на миниатюре. Поскольку речь шла не о простом похищении, а о чести короны, к делу были привлечены лучшие сыскные люди королевства и наемные колдуны. Собственных колдунов в Эскерольде, понятно, не держали, как неугодных Пресветлому Кальдориану.

О том, чтобы в розысках принял личное участие юный жених, и речи не шло. Отец-король и верховные маги даже не стали слушать его мольбы. Но у короны своя честь, а у него, наследного принца Годрика-Дук-Хайрама — своя! И он не смог бы жить дальше, если бы не попытался прийти на помощь любимой!

Верно, сам Пресветлый Кальдориан пришел ему на помощь! Они с верным Спуном случайно оказались рядом в тот момент, когда маги открывали портал для отправки сыскных людей на юг, а именно в окрестности Буккена — там располагался ближайший к Вардену узел сил. Улучив момент, юноши смело устремились в магический коридор навстречу неизвестному. И не беда, что не было при них ни походной одежды и припасов, ни оружия, лишь горсть серебряных монет в поясном мешочке запасливого Спуна. Они свято верили: добрый и могучий Кальдориан благоволит тем, кто храбр и решителен, кто не жалеет жизни своей за правое дело. Он не оставит без покровительства верных своих почитателей!

Так рассудили юноши, но Аолен был с ними в корне не согласен. Бога Кальдориана он знавал лично — приходилось встречаться в Средние века. Пьяный в стельку, дурашливый дядька, любитель гульнуть на дармовщинку — таким он запомнился эльфу. Интуиция подсказывала: прошедшие с тех пор века вряд ли могли изменить бесшабашного похитителя Священного Грааля настолько, что тот перестал походить на себя самого. Смертным вообще не стоит особенно уповать на богов, тем более таких неблагонадежных, как Кальдориан, однажды уже едва не приведший мир к гибели.

И счастливое избавление из разбойничьего плена — вовсе не доказательство особой божьей милости, как считал Годрик, а всего лишь один из ходов в непостижимой разумом смертных игре Сил Судьбы. Кальдориан вряд ли имел к нему хоть какое-то отношение. И в бытность свою человеком он плевал на чужие жизни. Чего же ждать от бога?

Разумеется, делиться своими соображениями с рассказчиком эльф не стал. Когда имеешь дело с фанатиками веры, следует соблюдать такт и осторожность, как с душевнобольными, иначе неприятностей не избежать.

Слепое поклонение кому бы то ни было — это своего рода недуг, вроде истерии, и Аолен не был бы лекарем, если бы не вознамерился постепенно избавить от него новых своих знакомых. Именно с этой целью он и завел разговор о богах и демонах, сослуживший им немалую службу, правда, совершенно не ту, на какую был рассчитан.

Годрик и Спун подхватили тему с увлечением. Они были рады уже тому, что спутник их сделался менее отчужденным и молчаливым, проявил хоть какой-то интерес к их персонам. Да и блеснуть эрудицией перед старшим товарищем, особенно если он эльф, тоже приятно. Надо отдать им должное, в современной демонологии юные поклонники Кальдориана разбирались почти профессионально. На голову Аолена вылился целый поток информации, его по большому счету совершенно не интересующей: описания внешности и повадок демонов низших, имена, прозвища и сравнительные характеристики богов, особенности ритуалов поклонения им, и прочее, и прочее… Право, в годы учебы на лекциях и то легче приходилось! Не возникало нужды изображать заинтересованного слушателя, достаточно было уткнуться в тетрадь и поскрипывать пером… Бедный Аолен отчаянно пытался сосредоточиться на речах Годрика, но мысли уплывали все дальше, он буквально дремал на ходу… Как вдруг очередная фраза заставила его встрепенуться.

— …имя того, кто изничтожил трегератскую Ирракшану — Хельги Ингрем! — вещал принц вдохновенно. — Могущественнейший и опаснейший из современных демонов-убийц! Говорят, сила его такова, что ни северный Один, ни южный Зевес не смогут противиться ей, возжелай он их поглотить! Пресветлый Кальдориан — единственный, кто способен…

— Идиот!!! — Аолен совершенно не эльфийским жестом, с размаху шлепнул себя ладонью по лбу. — Боги великие, какой же я осел! Стоило таскаться по всем Срединным землям, тратить время понапрасну! Как я мог забыть, что он — демон?!!

Годрик со Спуном беспомощно переглядывались и моргали. Они не понимали решительно ничего! А спросить стеснялись. Сам же эльф объяснить свое странное поведение не пожелал.

В первом же встречном селе Аолен отправился на поиски колдуна. Такового не обнаружилось — был сожжен на костре минувшей зимой. Зато имелся престарелый маг, давно отошедший от дел, но навыков не утративший, несмотря на развивающееся возрастное слабоумие. Последнее было Аолену даже на руку, потому что далеко не каждый специалист, будучи в здравом уме и твердой памяти, согласится на вызов не простого, а высшего демона, к тому же убийцы. Зато маразматик, услышав звон монет, лишних вопросов задавать не стал. Да и имя юного демона ему ни о чем не говорило — он уже лет двадцать как перестал следить за магическими новостями. Начертал кривоватую пентаграмму, надтреснутым голосом произнес положенные формулы и…

Верно, такая уж стезя была у грозного и могучего демона Ингрема, что в астральные ловушки он попадался в самые неподходящие моменты, а именно во время еды.

— Какого демона?.. — начат он, давясь непрожеванным куском, чихая от едкого дыма и пытаясь проморгаться. — Пожрать спокойно не дадут… Аолен?!! Силы Стихий, это ты!!! Нашелся!!! Куда же тебя из Уэллендорфа унесло?! Мы так беспокоились!

— Хе-хе-хе! — тихонько веселился старый маг, донельзя довольный собой. — Есть еще стрелы в колчанах! Вон какое чудище из сфер иных вытянул! А говорили — ослаб, ни на что не способен стал! Не дождетесь! Хе-хе-хе!..

Годрику со Спуном не пришлось долго скучать под дверями деревенского чародея. Велев подождать его снаружи, эльф зашел туда один — «на часок, по важному делу». А вышел спустя четверть часа, не более того. И уже не один. С ним был невесть откуда взявшийся парень, красивый и молодой, из породы снежных оборотней. Юноши нахмурились — Пресветлый Кальдориан не велит правоверным общаться с проклятыми тварями.

— Это мои новые знакомые, Годрик-Дук-Хайрам, принц Эскерольдский, и его друг Спун, — отрекомендовал их эльф.

— Очень приятно, — вежливо кивнул парень. — А я Хельги Ингрем, подменный сын ярла Гальфдана Злого. Будем знакомы.

Нужно было видеть лица юных кальдорианцев в этот миг!

Воссоединение состоялось! Они вновь были вместе — восемь верных друзей, Наемников Судьбы!

Восемь — это если не брать в расчет Годрика со Спуном. Участь юношей была решена очень легко, причем без их согласия. Просто Аолен обмолвился, что не может бросить новых знакомых одних, и демон-убийца Ингрем прихватил их с собой, чтобы сделать другу приятное.

Доставил до места в лучшем виде — не повредил, не растерял по дороге. Наверное, потому что не волновался: чужие, в случае чего не жалко. А может, его демоническая квалификация пусть медленно и неприметно, но все-таки начинала повышаться?

К слову, Бандароха Августуса в компании уже не было. Его оставили в Гавеции. Председатель обещал лично организовать перевозку ученого магистра до оттонской границы. «А уж там о его благополучном возвращении домой будет кому позаботиться», — так сказал Рагнар.

Но радость по случаю избавления от обузы длилась недолго — ровно три дня. Потом появились двое эскерольдцев. Меридит окинула их наметанным взглядом боевого сотника и выдала заключение:

— Хрен редьки не слаще!

— Ничего подобного! — возразила Энка. — Они, в отличие от Бандароха, по крайней мере, милы в общении. К тому же нам выпал случай узнать побольше о кальдорианцах. Неужели тебя не интересует их образ жизни?

— Нет! — отвечала диса прямо. — Не интересует. Плевать я хотела на кальдорианцев! Терпеть их не могу! До того, как они взяли власть в Эскерольде, это был чудесный город. Мы с сестрами в детстве так любили там бывать! А теперь он превращен в сектантское гнездилище, и нелюдей туда не пускают вовсе. Поубивала бы их всех!

— Всех вряд ли получится, но если хочешь — убей этих. Может, полегчает, — любезно предложила боевая подруга.

— Да с удовольствием!

— Еще чего удумали! — поспешил вмешаться эльф. — Хоть бы меня раньше спросили!

— Извини, — хмыкнула диса. — Забыли, что ты взялся их опекать. Охота же тебе возиться!

На это Аолен только плечами пожал, дескать, что вышло, то вышло, сделанного не воротишь.

Хорошо, что бедные юноши были в стороне и не слышали жестоких речей. Хельги устроил им форменный допрос, выясняя обстоятельства второго преступления. Это не может быть простым совпадением — пришел он к тому же выводу, что прежде эльф. Слишком много общего в обоих случаях: выбор жертвы, способ похищения, даже имя живописца, чьи картины послужили воротами для злоумышленников!

— Думаю, мы не ошибемся, если объединим два дела в одно! — Далеко, совсем в другом мире демон Ингрем слышал подобную фразу.