"Баскервильская мистерия" - читать интересную книгу автора (Клугер Даниэль)«Восставать против самого прародителя зла…»Всадники Апокалипсиса вообще-то выполняют функции не столько стражей призрачной границы между материальным миром и миром потусторонним, сколько служат грозным предостережением: Зло вот-вот ворвется в мир: «И вот: Конь Бледный, и едущий на нем; имя ему — Смерть… И Ад следовал за ним…» Зло персонифицировано — как и положено для детективного романа — в образе Степлтона. Конан Дойл снабжает этого героя чрезвычайно любопытной биографией, профессией и хобби. Биография (некоторые ее страницы): «Когда он близко подошел к Египту, то сказал он Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда увидят тебя Египтяне, то скажут: „это жена его“; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы хорошо мне было ради тебя…» Уф-ф… Нет-нет, не подумайте, что автор этих заметок по рассеянности процитировал Святое Писание. Вовсе нет. Как ни кощунственно на первый взгляд это звучит, но в биографии Стэплтона и его жены явственно прослеживается библейское заимствование: «Женщина, которую он выдает здесь за мисс Стэплтон, на самом деле его жена… Повторяю, эта леди не сестра Стэплтона, а его жена». Итак, муж и жена появляются в землях, принадлежащих некоему властителю (в романе — сэру Чарльзу Баскервилю) и поселяются здесь с его, властителя, согласия. Властитель, не подозревающий об истинных отношениях «сладкой парочки», принимает чрезмерное участие в судьбе красавицы, за что немедленно карается появлением адского чудовища, рожденного Гримпенскими болотами (между прочим, тоже символ: болотной лихорадки, чумы, и т. д.): «И поразил Господь фараона и весь дом его большими язвами за Сару, жену Аврама…» Остановимся и подумаем: что может означать это пародирование или Кто он такой, этот мистер Стэплтон? Присмотримся к нему повнимательнее: «Невысокий худощавый блондин лет тридцати пяти — сорока, с чисто выбритой, несколько постной физиономией и узким, длинным подбородком. На нем был серый костюм и соломенная шляпа. Через плечо у него висела жестяная ботанизирка, а в руках он держал зеленый сачок для ловли бабочек…» Казалось бы, ничего, привлекающего внимания — ну разве что сачок. Но уже спустя короткое время автор устами доктора Уотсона сообщает: «От этого спокойного бесцветного человека в соломенной шляпе и с сачком для ловли бабочек (дался им этот сачок!) веяло чем-то грозным. Дьявольское терпение, сопряженное с хитростью, на губах улыбка, а в сердце черная злоба…» Что же скрывает маска безобидного любителя энтомологии? Почему от него веет «чем-то грозным?» Кстати о безобидном увлечении. Бабочка во все времена и во всех мифологиях выступала символом человеческой души. Римляне и греки изображали Психею в образе юной красавицы с крылышками мотылька. В таком случае, кто же гоняется с сачком за беззаботно порхающими душами? Порхающими, между прочим, на границе между миром земным и инфернальным, то есть — на болотах: «Какие там редкостные бабочки!.. Я осмеливаюсь туда ходить, потому что у меня есть своя сложная система примет…» Это слова самого Стэплтона. Что за «энтомолог» у врат адской пучины, профессионально охотящийся за пытающимися упорхнуть душами, опять-таки, вполне понятно. «Глазам нашим предстало нечто до такой степени странное и неожиданное, что мы замерли на месте. Эта комната представляла собой маленький музей. Ее стены были сплошь заставлены стеклянными ящиками, где хранилась коллекция мотыльков и бабочек — любимое детище этой сложной и преступной натуры…» Между прочим, эту аналогию (бабочка — душа) сам Конан Дойл формулирует достаточно четко: «Теперь мы его поймали, Уотсон! Завтра он будет биться в наших сетях, как бабочка под сачком! Булавка, пробка, ярлычок — и коллекция на Бейкер-стрит пополнится еще одним экземпляром». Юмор Шерлока Холмса в данном случае содержит намек еще и на некоторые особенности образа сыщика в классическом детективе. Но об этом мы поговорим чуть ниже. А вот, кстати, слова об одной грешной душе, уловленной «Стэплтоном»: «— Это и есть виновник всех бед — злодей Хьюго. Лицо на портрете никто не упрекнул бы ни в грубости черт, ни в жестокости выражения, но в поджатых губах, в холодном, непреклонном взгляде было что-то черствое. — Силы небесные! — воскликнул я. С полотна на меня смотрело лицо Стэплтона…» История о дьяволе, похитившем душу грешника и использовавшим его тело как временное обиталище, столь распространена в европейской литературе, что превратилась почти что в штамп. Правда, автор тотчас дает поразительному сходству вполне рациональное объяснение: «Любопытный пример возврата к прошлому и в физическом и в духовном отношении». Но это объяснение опять-таки имеет отношение к области, которую мы определили как «Загадку» — логическую задачу, решаемую героем романа; у нас же речь идет о категории Тайны. И еще одна деталь из прошлого «Стэплтона»: «У меня была школа в одном из северных графств. Для человека с моим темпераментом такая работа суховата, неинтересна, но что меня привлекает в ней, так это тесная близость с молодежью. Какое счастье передавать им что-то от самого себя, от своих идей, видеть, как на твоих глазах формируются юные умы! Но судьба обернулась против нас. В школе вспыхнула эпидемия, трое мальчиков умерли…» Снова эпидемия, мор… Что же, все представляется вполне логичным: он пародирует (обезьянничает) Священную историю; он ориентируется в адской трясине как у себя дома; он совращает невинных; он управляет силами ада; он ловит душ в преддверьи потустороннего мира; он способен воспользоваться телом уловленного им грешника для своих целей. Наконец, он и уходит в преисподнюю, когда противник раскрывает истинный его облик: «Он может спрятаться только в одном месте, больше ему Хочу заметить, что роман «Собака Баскервилей» — чуть ли не единственное произведение Артура Конан Дойла, в котором преступник все-таки уходит от возмездия. Единственное, о чем говорит доктор Уотсон — это весьма неопределенная фраза о Стэплтон, «обезьяна Бога»… Об истинной его природе писатель честно предупредил читателя — в самом начале романа: «До сих пор моя сыскная деятельность протекала в пределах этого мира, — сказал Холмс. — Я борюсь со злом по мере своих скромных сил, но восставать против самого прародителя зла будет, пожалуй, чересчур самонадеянно с моей стороны». |
||
|