"По ту сторону" - читать интересную книгу автора (Доставалов Александр Викторович)

ГЛАВА 23

И еще раз.

Самодельная отмычка щелкнула, зацепив собачку. Металлическая дверь Главного выхода, оказалось, открывалась не сложнее стандартного замка. Фред возился совсем недолго. Последнее время он наловчился, и на подбор шифра у него уходили считанные минуты. Мэй, стоявшая рядом, держалась за его рукав и испуганно дышала в ухо, но это не отвлекало.

Как только он закончил, Хью старательно замахал руками и подкатил Джек на своей тележке. Хью перестал махать только тогда, когда Джек был уже совсем близко; ему нравились все эти сигналы, и иногда он, без всяких на то причин, зажигал и гасил фонарь. Они сбросили на тележку мешки. Фред решил, что их правильно называть рюкзаками, но здесь он ошибался, это были самые обычные пластиковые пакеты, набитые всякой всячиной. Все, что возможно сделать заранее, было сделано. Теперь им предстояло уехать, уехать как можно дальше, с тем чтобы погоня, если она будет, потеряла их след.

План был прост. Именно его простота давала им большой шанс на удачу, во всяком случае, так казалось Фреду. Остальные не занимались вероятностным анализом, они просто доверяли своему вожаку. Однако на деле все оказалось сложнее.

Сразу же за порогом самоходная тележка Джека остановилась. Он быстро спрыгнул на пол и осмотрел ее на обычные возможные неполадки — контакты, разряд и масло. Везде полный порядок. Тогда Джек проверил наскоро все, что только можно было проверить без механиков, без их маленькой эстакады в гараже. Остальные молча ждали, нервничая все больше и больше, но завести тележку снова не удавалось. Джек не понимал, в чем тут дело. Все было в порядке, кроме того, что машина не работала. Он не мог даже обнаружить неисправность, не говоря уже о том, чтобы ее устранить. У Джека начали мелко трястись руки. Затем он выругался и пнул обитое мягкой резиной колесо. У Фреда мелькнула смутная догадка, что тележка, возможно, рассчитана только на работу внутри сотов и ремонтировать ее бесполезно. За пределы своего сектора она не поедет.

Это означало, что придется идти пешком. Пока еще была ночь, горели ночные лампы — комбинация через две на третью, и на лестницах никто не появлялся. Место, где они застряли, было развилкой, своего рода вертикальным перекрестком, дороги отсюда уходили вниз и вверх в разных направлениях, и утром сюда обязательно придут или приедут. Но есть ли у них время хотя бы до утра? Этого не знал никто. Угловой местного сектора, скорее всего, совершает плановый обход территории каждые шесть часов. А открытая Главная дверь может быть замечена в любой момент. Может быть, она уже замечена.

Хью вел себя почти спокойно, только постоянно озирался, а вот Джек и Мэй заметно нервничали. Фред думал. Даже в этой ситуации он предпочел потратить несколько драгоценных минут — лишь бы не принять ошибочное решение. Наконец он поднял свой «рюкзак» за единственную, слишком тонкую, неумело привязанную лямку и махнул рукой.

И они пошли, стараясь соблюдать дистанцию, но все равно сбиваясь в кучу, как стайка испуганных птенцов.

Все вокруг было незнакомым и странным. Изменилось покрытие стен, изменилось освещение, исчезли привычные кабели в стенных нишах. Изменился запах. Даже пол стал другим, теплым и мягким, он грел ступни ног и все время чуть-чуть прогибался. Мэй казалось, что ее ноги сейчас провалятся, поэтому она пыталась идти на цыпочках и время от времени дергала Фреда за рукав, чтобы он сказал ей, что пол не провалится. Фред не знал, провалится ли пол, ему тоже не нравилась эта податливость под ногами, но он уверенно ответил, что все в порядке. Так же уверенно ответил он и во второй, и в третий раз, а в четвертый вместо ответа дал Мэй хороший подзатыльник, после чего все ее причитания прекратились. Это всегда шло ей на пользу и здорово подбадривало. Хью открыл было рот, чтобы что-то спросить, но в последний момент передумал.

Они прошли длинным коридором, больше похожим на тоннель, куда не захотела ехать тележка Джека, и теперь стояли на краю огромного, окутанного паром зала, в неясной глубине которого работали какие-то механизмы. Там что-то вспыхивало, рассыпаясь белыми искрами, мелькали смутные, исполинские тени, перемещалось нечто металлическое и большое.

Прямо от их ног начиналась подвесная, листовой стали дорожка, по периметру огибавшая зал. Светлый поручень отгораживал ее от провала, где и дна-то не было видно. Там все переливалось, кипело и булькало. Смотреть вниз не хотелось. Фред шагнул на металлические листы первым. Как ни странно, здесь они пошли уверенней. Может быть, сказалось то, что они уже очень далеко ушли от родного сота и всякие мысли о возвращении исчезли. Теперь можно было двигаться только вперед, а значит, идти следовало скорее. А может быть, упругий, гулкий металл под ногами, сменивший дряблый пластик, сам по себе придавал ногам уверенности.

Ощущение, что они вот-вот провалятся, исчезло.

Рябов почувствовал двойной укол в запястье. Это был не просто сигнал тревоги или сбора — это был сигнал тревоги класса «А». Произошло что-то серьезное.

Мимо него промчался Королев, заглатывая на ходу остаток бутерброда, следом тяжело протопали близнецы Ганс и Отто. Они были очень похожи, но различить их не составляло никакого труда — у Отто после Лос-Анджелеса остался длинный, уродливый, через всю щеку шрам. Мысли Рябова текли отвлеченно, почти неспешно, а тело совершало все, что необходимо для сверхбыстрых сборов, для того чтобы его подразделение погрузилось в крутолет ровно за две минуты.

Что могло случиться в тихом, обжитом, роботизированном районе Америки, где уже десять или двенадцать лет назад закончились последние волнения в городах и оккупационных гетто? Все бывшие недовольные давно уже работали на Союз; работали радостно, улыбаясь, кушая и трахаясь положенное число раз в неделю. Никаких террористов, никаких волнений молодежи. Нормальная, мирная жизнь. Нормальные, перевоспитанные буржуи. И вдруг тревога класса «А».

Это очень серьезно.

Он чувствовал знакомое волнение, вернее, нервный подъем. То же, наверное, ощущает заскучавшая охотничья собака перед хорошей дракой. Без войны служба текла слишком однообразно; тренировки, маневры, учебные кассеты и расслабляющий гипносон — все это повторялось изо дня в день, из года в год, менялись только свастики на погонах. Последним, всегда последним движением сбора он пристегнул на руку старую, потемневшую от времени медную цепочку. Обычную медную цепочку, которая с годами становилась все короче, по мере того как вылетали из нее сломавшиеся звенья. Рябов верил, что именно цепочка приносит ему удачу, и надевал ее только перед настоящим боевым вылетом.

Их часть, «Медведи», была лучшей в округе. Рябову нравилось быть лучшим. Единственное, что его несколько раздражало в службе, так это чрезмерная либеральность командования. Отчитываться приходилось за каждый выстрел в человека, даже если ты стрелял в «манекен». Одна хорошая очередь могла привести на гауптвахту. Когда в Майами начались волнения черных, бывших союзников, «партизан», твою мать, — им, видите ли, не понравились условия лагеря сосредоточения, — его парни работали практически без сна около двух недель. Жарко было очень, и в прямом и в переносном смысле. Жратвой их обеспечить вовремя забыли. А когда Отто, тогда еще красавчик, как и его брат, привел в лагерь молоденькую мулатку — даже не силком притащил, а именно привел, за руку, добровольно, — какой-то придурок-проверяющий из особого отдела устроил настоящий скандал.

Борцы за нравственность, твою мать!

Вскоре Рябов уже знал причину тревоги: по браслету пошло звуковое сообщение.

Сбрендило, съехало с катушек сразу несколько биороботов. Это было нечто. Рабочие «овощи» что-то себе сообразили, ухитрились вооружиться и убить двух манекенов-охранников. Затем они как-то открыли шифрованный замок и разбрелись по территории промышленного комплекса, нашпигованного боеголовками. Взбесившиеся манекены внутри самого опасного объекта Северной Америки. Теперь их предстояло отлавливать, причем так, чтобы не повредить оборудование. Иначе можно было оказаться в эпицентре ядерного или химического удара.

Надо было спешить.

— Игнат, смотри. Куда забрался, сволочь.

Рябов мгновенно оценил ситуацию. Стрелять было нельзя. Ни в коем случае. Намеренно или случайно, скорее всего, случайно, но спятивший биор выбрал себе практически идеальную позицию — за ним находился огромный вакуумный купол. Реактор «Бета», самый мощный энергоблок континента.

А этот мерзавчик неплохо вооружен. Озирается. Еще немного, и он их заметит, и наверняка начнет стрелять. Рябов замер в тени металлического козырька так, чтобы стальные балки, идущие крест-накрест, максимально загородили его тело. Бронежилет штука хорошая, но лицо и шея все равно не прикрыты. А плохой стрелок тем и опасен, что угадать направление и точность выстрела невозможно. Рябов предпочел бы профессионала — его легче контролировать.

Биор вскрикнул и махнул кому-то рукой. Э, да они все вместе. Они действуют командой, твою мать. Очень странно, почти невероятно для манекенов. Но тем лучше, не надо будет рыскать по всему комплексу, искать их поодиночке. Манекен уже палил куда-то вбок, неумело держа оружие, и каждый раз ему отдачей выворачивало руку, начисто сбивая прицел. Хотя какой у него прицел… Кто-то из ребят Рябова, а больше там никого не могло быть, отвлекал на себя огонь этого «охранника». Правильно. Сейчас он даже не смотрит по сторонам, сейчас он увлечен, воюет. Ответного огня нет, как и положено. Стрелять только по команде и только наверняка. Ты-то попадешь, но объект может поскользнуться в самый неподходящий момент — и в куполе утечка. Не годится. Кроме того, если тело биора пробьет насквозь, результат будет тот же. Хреновый будет результат. Нет. Стрельба, даже снайперская, сейчас никому не нужна. Да и не того класса противник, чтобы патроны тратить.

Рябов легко перебросил тело на стальное переплетение балок и ушел по крестовине вбок. Двигался он быстро и совершенно бесшумно. Скользил так же естественно, как течет вода. Отто тянулся следом, но постепенно отставал. Обычно в паре он выполнял огневое прикрытие, но сейчас это было бессмысленно — разве что бить холостыми на испуг. Уже через несколько секунд Рябов достиг уровня, с которого стрелял биор; тот как раз успел дожечь обойму. Рябов поднимался вверх по отвесной стене быстро, как огромное хищное насекомое. Он заметил направление, в котором махал руками «овощ», и двигался так, чтобы постоянно находиться в мертвой зоне от его возможного напарника. На подходе, когда их разделяло не более шести метров, Рябов тихо свистнул, кисть его правой руки резко дернулась, а тело метнулось вперед.

Обернувшись на свист, Джек успел заметить что-то блестящее и почувствовал дикую, горячую боль в глазах. Затем его мир лопнул, рассыпался оранжевыми искрами, и биора-человека Джекки не стало.

Рябов выдернул из глазницы биоробота свой нож и вытер о комбинезон. При этом взгляд его внимательно обшаривал местность. Движение за далекой черной чашей. Он упал и откатился в сторону значительно раньше, чем Хью сообразил, что надо выстрелить, но Хью все-таки выстрелил. Заряд прочертил по полу длинную черную борозду и срикошетил вверх. Затем, парализованный страхом, Хью выронил базуку, присел и закрыл голову руками.

Рябов остерегся двигаться дальше. Оружие в руках биоробота было слишком мощным, чтобы лезть напролом. Кроме того, слева, чуть позади стрелявшего тянулся целый ряд продолговатых керамических ванночек неизвестного Рябову назначения. Ванночки наполняла бесцветная жидкость, судя по испарениям и запаху — кислота. Неподходящее место для перестрелки из базуки; а ликвидировать эту взбесившуюся нежить следовало чисто, без последствий для завода. Как вообще могло случиться, что в руки спятивших «овощей» попало боевое оружие? И как они сумели накопить в себе столько сознания и злобы, что первыми открывают стрельбу? Программистов, ведущих в округе этот сектор, следовало допросить и расстрелять, независимо от результатов допроса.

Впрочем Вагнер, скорее всего, так и сделает. Биор впереди исчез из поля зрения Рябова. Этот их боец был поумнее, зарядов попусту не тратил и не маячил в полный рост. Возможно, впрочем, что он попросту удирал во все лопатки. В любом случае правильным решением в данной ситуации был обход «в клещи». Рябов оставил Отто прикрывать этот участок и отдал несколько команд в ларингофон. Клещи вместо двойных получались полуторные — Васька, как всегда, отставал, но сейчас и это сойдет. Надо было двигаться быстро, иначе цель можно было снова потерять. Ганс шел верхом, Игнат двигался внизу, а сам Рябов слева. Справа было маловероятное направление, там почти все открыто, кроме того, там близко была стена. Там должен был идти Василий, или Вась-Вась, но он запутался в каких-то проводах, которые побоялся рвать, и сейчас запаздывал. Плохо, твою мать, но на худой конец это направление тоже прикроет Отто.

Хью лежал ничком у каких-то ящиков и закрывал руками голову. Подскочивший Фред, озираясь принялся трясти его за плечо.

— Вставай, Хью, вставай! Пошли скорее! — Глаза Фреда лихорадочно блестели, на разорванном рукаве рубахи запеклась кровь. — Вставай же, ну! Мэй ждет. Вставай, или я сейчас сам уйду, вставай, быстро! Где Джек?

Хью медленно поднял голову. Глаза его были полны слез.

— Фредди… Они убили Джека.

— Как убили?

— Убили, ножом в глаз. Прямо в глаз, так больно. Я видел. Серые люди в зеленых пятнах. Страшные, как во сне.

Ничего более не говоря, Фред подхватил с пола базуку и потащил Хью за рукав. Тот поднялся и покорно пошел следом.

— Где это тебя так?

— Что? А, это… Ерунда, я за проволоку зацепился, пока дорогу искал. Все в порядке, сейчас мы выйдем наружу. Ты только делай быстро все, что я говорю. А где сейчас эти люди?

— Там, — Хью безразлично показал рукой за спину. — Ты хочешь пойти к ним? Хочешь их убить? Я не пойду.

Фред усмехнулся.

— Я тоже не пойду. Если это настоящие люди-бойцы, то нам убегать надо, с ними драться нельзя. Это тебе не угловые с программой вместо мозгов.

— Нам не уйти, Фред. Они страшные. И они везде. Я чувствую, они везде. И там, куда мы идем, тоже.

— Спокойно, все нормально. — Фред, однако, начал озираться и перевесил базуку поудобнее.

— Все, мы пришли. Теперь быстро и тихо. Видишь трубу? Нагибайся и давай за мной.

Вокруг них замкнулось металлическое кольцо. Хью провел ладонью по стене. Рука стала черной. От нее шел неприятный запах. Под ногами хлюпало.

— Что это?

— Спокойно. Спокойно. Эту трубу я нашел на общей схеме в компьютере. Она ведет наружу, прямо наружу. По ней иногда сбрасывают отработанную жидкость из реактора.

— А почему мы не пошли просто через ворота? Ведь есть же здесь где-нибудь ворота? Ты бы их открыл.

— Дурачок мой бестолковый. Ворота охраняются, даже когда нет тревоги. А сейчас там и мышь не проскочит. Нам надо удрать себе потихонечку, и все. А лучше способа не найти. Никто не подумает, что мы полезли в эту трубу. Тем более, надо знать, какая из них ведет наружу. Их же там шесть. А это знаю только я, потому что я план изучал.

— А где Мэй?

— Впереди. Она должна уже выйти. Здесь всего метров двести. Вон, видишь, впереди просвет?

Клещи сомкнулись, но никто из бойцов Рябова с биорами не встретился. Подоспевший Вась-Вась их тоже не видел, хотя ускользнуть они не могли. Теперь все было понятно и просто. Обалдевшие от ужаса роботы забились в какую-то щель в центре зала, возле самого реактора. Осталось только найти их и выкурить. Главное — это найти.

Ни вшитых под кожу капсул, ни новейшего «пластыря», что невозможно содрать, так же как невозможно содрать собственную кожу, — ничего такого у этих моделей не было. Устаревший материал на чисто человеческой базе. Берется буржуй, два часа идет шлемофонная обработка, затем браслет-индикатор на запястье и под ежедневный контроль. Все. Конечно, такая система была дешевле, и в свое время она дала неплохие результаты. Сотни тысяч, если не миллионы послушных буржуев разгребали ядовитый шлак в промышленных зонах, строили заборы и натягивали на колья проволоку. Никакого партизанского движения, никаких подпольщиков. После шлемов всегда был брак, много брака и большая смертность, но это лучше, чем взрывы в тоннелях, взрывы на мостах, стрельба в спину и тому подобное. Материал фильтровали, обрабатывали с листа. Манекенам затирали мозг, меняли профессии, переписывали память снова и снова. Отбракованных «болванчиков» пускали в расход, на тушки, а потом остальным на гуляш — в Союзе всегда экономили говядину. Но никто никогда не слышал, чтобы после гипночистки «овощ» ударялся в побег. Слишком сложное это для них действие. Они могли иногда свихнуться и уйти бродить, перемещаясь без цели и всякого смысла. Могли стрелять во все стороны, если есть из чего, это тоже случалось. Могли прийти в ярость и начинали все вокруг ломать. Но чтобы конкретно бегать… По реальному плану, да еще согласованно, всем вместе… Странно. Таких умников полагалось отсеивать на сортировке или на ранней стадии ежедневных проверок.

Сектор, где могли находиться роботы, они локализовали быстро. Рябов расставил людей на ключевых точках, отсекая любую возможность прорыва. Остальные тут же начали прочесывание. Каждая мертвая зона блокировалась с двух сторон, работали тройками. Его ребята перемещались быстро и грамотно, постоянно прикрывая друг друга. Со всех сторон одновременно двигались они к центру невидимой сферы, имея приказ стрелять только в самом крайнем случае. Пространство, где могли находиться беглецы, быстро сжималось. Каждое потенциальное укрытие проверялось бесшумно и тщательно, причем взаимодействие происходило очень отлаженно. Если смотреть со стороны, могло создаться впечатление, что люди Рябова тренируются на этом заводе ежедневно — настолько четкими, экономными и простыми выглядели их движения; между тем все они были здесь впервые. Куда бы ни забились манекены, у них не было ни единого шанса. У них не было шанса даже на слепой выстрел, настолько изящно прикрывали друг друга рябовские бойцы.

Однако…

Прошло еще несколько минут, и группы поиска встретились. Роботы исчезли. Дело становилось по-настоящему интересным.

— Ищите трубы или вентиляционную шахту. Проверить все ванночки, твою мать. Кучу шлака проверить, всю вот эту дрянь. Они не могли далеко уйти.

Рябов сам прошел по помосту, заглядывая в каждую из емкостей, где курилась кислота. Естественно, там никого не было. Чуть дальше начинались настоящие технологические джунгли; оттуда вниз уходил колодец общего стока, разделяясь на несколько широких труб. Рябов внимательно осмотрел начало каждой. Уже на третьей он обнаружил следы Фреда и Джо, но на всякий случай просмотрел и остальные. Затем вытащил из кармана общую схему промышленного комплекса, развернул ее и тихо свистнул.

Что-то тут не складывалось. Слишком разумно действовали роботы. Ни один биор не полез бы в эту трубу. Обычный манекен боится темноты, а здесь еще и запах, резкий кислотный запах. А эти мало что полезли, так они еще и выбрали единственно правильное направление. Все остальные трубы вели на кольцо или в реактор. Что-то тут было не так, и Рябову это не понравилось; он нажал на запястье кнопку общего сбора.

— Товарищ командир, есть воздуховод, но на нем пыль нетронута.

— Отставить воздуховод. Они прошли здесь. Вызывай дежурное звено.

Рябов начал говорить в ларингофон:

— Мне нужны четыре «Барракуды». Немедленно блокировать квадраты В-17, В-18 и А-17. Основное внимание квадрату В-17. Не снижаться до обнаружения объектов, у них есть тяжелое вооружение. Одну машину по пеленгу ко мне.

Он обернулся к Ваське.

— Выход перекрыть по всем правилам, вперекрест. В трубу не соваться. Мне не нужны ни герои, ни покойники.

— Товарищ командир, да это же…

— Отставить. У них, Вася, облегченная базука, а может, и еще что-нибудь. А в трубе не прыгнешь. Там можно только изжариться. — Рябов осмотрелся и показал места засады. — Если вылезут, постарайся одного взять живьем. Не обязательно целым. Можешь срезать ему ноги. Но живьем.

Хью бежал через кусты, обливаясь потом и не понимая, куда именно он бежит. По его лицу непрерывно текли слезы; ему было страшно жалко себя и обидно, что он послушался Фреда. Ведь можно было спокойно… Он споткнулся и упал, выронив пистолет себе под ноги. Фреда он потерял еще на выходе, и сейчас ему хотелось только одного — спрятаться от страшной, огромной птицы, что стрекотала где-то над головой, стрекотала все громче и громче, так что ветер сверху и со всех сторон шевелил кусты. Он пополз на четвереньках, пытаясь где-нибудь спрятаться, не трогать, не трогать никого, и может быть…

Тонкая сеть опустилась на него и вокруг него, так что Хью, мгновенно в ней запутавшись, принялся дергаться и кричать. Он кричал жалобным, пронзительным голосом, разрезая себе руки в кровь в бесплодных попытках разорвать капроновые нити. Через минуту рядом с ним опустился крутолет, и двое людей в пятнистой форме нагнулись над обезумевшим, извивающимся биором. Один из них ударил Хью по лицу так, что голова у того мотнулась в сторону, как будто он был не человеком из плоти, а тряпичной куклой, и Хью на несколько секунд потерял сознание. Очнувшись, он почувствовал, что его тащат, заламывая руки, в крутолет, и на запястьях уже защелкнулось что-то металлическое, черные браслеты без кнопок, связанные стальной цепочкой, что означало даже не стирание, а мучительную, окончательную смерть. Он почувствовал это и понял, что это так, и в ужасе, в слезах, торопясь, стал искать кольцо той единственной гранаты, шарика ребристого, про которую Фред говорил, что бросать ее надо только в самом крайнем случае, потому что он не знает точно, как ее бросать и что тут дергать. На какие-то доли секунды его обезумевшему от ужаса мозгу показалось что это, может быть, спасение, что его отпустят, если он дернет гранату, все вокруг испугаются, или пусть они взорвутся, только он же останется скован, и надо будет потом убежать и где-нибудь спрятаться, снять эти цепочки. Что взрыв прежде всего заденет его самого, Хью не думал, не успевал, он не думал, куда и зачем будет бросать гранату, он просто судорожно ее искал, искал свое последнее оружие и, найдя, вслепую начал крутить и рвать мягкими пальцами какие-то гнутые проволочки на ребристом, холодном ее боку. Наконец ему удалось что-то прочно захватить и дернуть, и тут же граната провалилась ему под куртку. Он полез ее доставать, изогнувшись и подвывая от страха, но охранник, заметивший движение, ударил его по рукам.

Взрыв прогремел у самого крутолета; двоих в форме расшвыряло в разные стороны, а Хью фактически разорвало на куски.

— Черт знает что. Прямо камикадзе какие-то. Хлопцы, целы?

Отто кивнул, растирая по щеке грязь.

— Нормально, хотя Ваську по рукам процарапало. Два осколка, остальное все на панцирь пришлось. Никто не ожидал, штандартенфюрер. «Овощи», и вдруг…

— Обоим на гауптвахту. Сутки. Тебе сразу, Ваське после медсанчасти. Подумайте там, чего надо ожидать от этой жизни, а чего не надо. В ней иногда случается такое, чего вообще не может быть. — Рябов улыбнулся. — Вот, например. Прямо кино. Беглецы, они же влюбленные.

Он внимательно смотрел в бинокль. Отто стоял рядом, ожидая команды. Рябов вздохнул:

— А ведь должен быть один. По нашей сводке бежало трое. Передай крутолету ориентир — одинокое дерево на холме. Очередью, восемь снарядов.

Фред выбрался наружу и сразу повернулся к Мэй. Она кинулась к нему, споткнулась, схватила его за руку, и они побежали. На какое-то время он забыл, что им удалось выбраться наружу; он забыл, куда и зачем они бегут, он только оглядывался, пытаясь понять, куда же делся Хью.

Но потом он забыл и о Хью.

Фред увидел птицу.

Небольшая, серенькая, она сидела на ветке дерева и чистила перышки. Птица забавно расправляла крыло, только одно крыло, и что-то чистила там клювом. Что-то клевала. Фред остановился, глядя на нее как зачарованный. Повеяло чем-то знакомым, до боли знакомым, даже как-то странно заныли виски. Ему показалось, что сейчас он обязательно вспомнит что-то очень важное; что-то нужное им обоим, и ему и Мэй. Та, оглядываясь и тяжело дыша, присела у ствола дерева и сжалась в клубочек. У нее кровоточили ноги, тапочки оказались очень неудобными. Мэй отдыхала и тоже смотрела на птицу. Фред подумал и сел рядом. Провел пальцами по влажной траве. Рука сразу стала мокрой, и на ней осталась чистая полоса. Они молчали, и Мэй осторожно прижалась к нему, как она всегда прижималась, когда ей было не по себе. Фред понимал, что все идет не так, как он рассчитывал, но — странно — ему было хорошо. Как никогда хорошо и совсем не страшно.

Он еще раз провел рукой по траве. Где-то не очень далеко застрекотало; хлопнули один за другим несколько выстрелов, что-то взорвалось. Дышать оказалось и легко, и трудно. Воздух был непривычно свежим, холодным, с каким-то запахом. Фред потянул носом. Это было похоже на «цветочную» кассету вентиляции. Неужели настоящие цветы? Он начал озираться.

И в этот момент запела птица. Мэй повернула голову набок, вслушиваясь, глаза ее стали удивленно-прозрачными. Она обняла руку Фреда, прижавшись к нему плотнее, и устроилась у самых корней дерева, подобрав под себя кровоточащие ноги. Надо будет вытереть их мокрой травой, подумал Фред, но мысль эта скользнула и ушла; остался птичий щебет. И пьяный воздух, что уже наливался какими-то странными, никогда не виданными им прежде, багряными, ослепительно багряными, изумительной красоты красками. Над головой у них было небо. Огромный купол неба. И листва… Рассветало.

Крутолеты, сразу взявшие слишком большой квадрат, чтобы перехватить беглецов, стрекотали где-то вдалеке и нимало их не беспокоили. Ослепительные лучи солнца проклюнулись сквозь горизонт. Это было невозможно, невероятно красиво. Роса искрилась тысячами бриллиантовых капель, а птица над ними вытягивала крыло так, что было видно отдельные перышки.

Серия снарядов легла точно в цель. Первый же разрыв убил обоих.