"По ту сторону" - читать интересную книгу автора (Доставалов Александр Викторович)

ГЛАВА 17

Двенадцать человек уходили в горы. Запорошенные снегом ели густо отливали синевой.

Подходящую пещеру удалось найти довольно быстро. Как они выяснили позже, в этом районе вообще было много пещер, попадались и лучше той, что они заняли сразу, но, обустроившись, скалолазы не стали менять жилища.

Здесь была вода, причем сразу два источника — ключ, давший начало небольшому ручейку, в пятнадцати шагах от входа, и крохотный родничок собственно в пещере. Родничок этот цедил несколько стаканов воды в день и был очень неудобно расположен — прозрачные капли чистейшей, фильтрованной горными породами влаги просачивались между камнями прямо на стене. Практической пользы от такого количества воды не было, только холод и сырость, что вместе с ней стекали вниз и расползались по пещере, но заделать подобную прелесть было невозможно. Поэтому Женька, по профессиональной привычке психолога во всем искавший хорошие стороны, объявил эту жидкость целебной и выдавал каждому в качестве приварка по столовой ложке в день. Все это было «чистейшей воды шарлатанством», как окрестила новое лекарство Ирина, но воду пили. Готовили, однако, на ключевой.

Вход в пещеру был косым, стиснутым между двумя каменными плитами так, что при проходе приходилось опираться об одну из них рукой. Зато вход был узким, очень узким, не более полуметра в самой широкой части — по сути, это была длинная наклонная каменная щель. И сверху, и снизу ее замазали глиной, законопатили, вместо двери устроили тамбур из двух самодельных циновок, подбирая прутья под оттенки скалы. Все щели завесили тряпьем, чтобы не сочился холодный воздух. Внутрь натаскали большой запас дров, который постоянно пополняли дежурные.

Главный очаг выложили в центре «зала», от него Игорь проложил специальный дымоход, который должен был, по замыслу автора, вбирать в себя дым и равномерно, через дырочки в камышовых трубках, выводить его наружу, незаметно рассеивая по скалам. Какая-то часть дыма действительно попадала в дымоход, но основная его масса, игнорируя расчеты, перла прямо вверх и постепенно улетучивалась через щели в потолке. Так что в ясную погоду хорошо было видно, как «курилась» их скала. После нескольких попыток наладить сложную систему трубок Игорь плюнул на это дело и просто проковырял в песчанике несколько новых дыр, улучшая вентиляцию.

Еще один очаг сложили девушки у «спальни». Огромное количество лапника, которым продрогшие за время перехода скалолазы тщательно устлали пол, пропитало запахом хвои всю пещеру. Пол стал теплым, пахучим и колким. Ребята соорудили столик, напилили чурбаков на стулья и сделали «лежбище» для дежурных — так что теперь следить за костром и за ущельем можно было не вставая с большого удобного бревна. Потом, правда, эту систему пришлось забраковать — в таких комфортных условиях дежурные засыпали, а само это бревнышко-лежанка, пересохнув, как-то задымилось, и из него по всей пещере расползлись мелкие мерзкие личинки. В конце концов «лежбище» разрубили на дрова.

Одно время хотели устроить специальную комнату для молодоженов. Сбоку от основного зала тянулся целый ряд небольших, не очень уютных темных пещер, которые никак не использовались. Пропадала «жилая площадь». Но поскольку там было темно и сыро, а изоляция, особенно звуковая, оставляла желать лучшего, решили оставить все как есть. Если какая-то пара и уединялась иногда, то комнаты для этого не требовалось. Обживаться же всерьез, на годы, скалолазы здесь не собирались.

Спали одетыми, все вместе, и парни обнимали девчонок исключительно для тепла. Зойку, которая поначалу держалась настороженно и диковато, в первый же вечер обняли с двух сторон, а когда она принялась пищать и отбиваться, к ней подлез Димка, со словами: «Я тебя сейчас ласкать буду!» — и попытался обнять ее с третьей стороны. Зойка распихала всех, всех обозвала, используя чисто семейные, тетушкины выражения, и легла между Ириной и Ленкой. Вскоре, однако, она пообвыклась, и впоследствии уже сама, как бы невзначай, притулялась на ночь к Юльке и немного к Женьке. Внешне эта ее симпатия никак не проявлялась — только быстрые взгляды да некоторая скованность в движениях и разговоре. Женька так и остался единственным человеком в отряде, кому рыжая девчонка говорила «вы». Она ходила с ним за водой, и тогда они подолгу разговаривали, вытряхивая из одежды бесчисленные сухие иглы.

Зимняя жизнь в пещере налаживалась, скалолазы постепенно осваивались в быту. Потратив несколько дней на всевозможные «удобства», которыми все более обрастало их новое жилище, ребята почувствовали, как приятно становится возвращаться в него после зимнего, сырого леса. Самое главное, в пещере держалось тепло.

Кашеварила обычно Оксана. Вполне оправившийся от ранения Игорь таскал дрова, запасая на зиму, на случай серьезных морозов, целые поленницы. Колоть и пилить ему было лень, хотя у них появились и пила, и старенький топорик. Он просто ломал ветки ребром здоровой ладони, если был в поле зрения поварих, или о колено, когда его никто не видел; выворачивал с корнями целые стволы сухостоя, поэтому все его штабеля отличались корявым исполнением и кособокостью. Количество дровяных запасов от этого, однако, не страдало и исчислялось уже кубометрами.

Остальные ходили за орехами, ставили силки на зайцев — стрелять Женька не разрешал, копали «золотой корень» и прочие корешки и травы, что показывала Ленка, а Мишка, абсолютно равнодушный к грибам человек, нашел в заболоченном овражке неимоверное количество опят. Грибы уже промерзли и частично почернели, но были вполне съедобными и даже вкусными — их решено было переработать и просушить. Ночью они светились, что сначала здорово насторожило Ромку, он решил, что грибы радиоактивные. Остальные долго подыгрывали, но позже, попугав его вдоволь, сообщили, что это свойство почти всех опят.

Собирали до снега все ягоды подряд — шикшу, костянику, которой было очень мало, но зато ее рвали вместе с листьями, на чай, рябину, позднюю бруснику, клюкву и шиповник. Тот же Мишка, чьи походы по окрестностям оказались самыми удачными, нашел несколько кустов облепихи. Правда, не такие заросли, что попались им по дороге от базы, но и там удалось кое-что набрать. Ирина, почти не выходившая на улицу — ей, по здоровью, отвели должность кострового — прогрелась, основательно пропахла дымом, «прокоптилась», но кашляла по-прежнему сильно. Температуры у нее не было. Ее поили отваром буквицы и еще каких-то трав, не давали работать нигде, кроме сушки опят, и большую часть времени она проводила возле очага. Лечилась она послушно, старательно «потела», когда ее кутали в теплые тряпки, и вообще пыталась доставлять как можно меньше хлопот. Первое время она еще пыталась требовать себе наряд на дежурство и прочие общие работы, но Женька, разозлившись, рявкнул, что ему не нужны дохлые герои, после чего Ирина поутихла. Теперь она только штопала и убирала в пещере да иногда беседовала с Зойкой.

Впрочем, с Зойкой разговаривать любили все. Для скалолазов эта девчонка оказалась бесценным источником информации. Самые обыденные, рядовые, с ее точки зрения, вещи повергали их в недоумение, и наоборот — Зойка часто не верила их рассказам, вернее, и верила, и, одновременно не верила, слушала, как слушают красивую, волшебную сказку. Судя по всему, она ни разу не пожалела о своем решении уйти из дома.

Димка каждое утро обливался талой водой. Пофыркивая от удовольствия, он плескался в стареньком жестяном ведре, добытом скалолазами в поселке. Даже смотреть на него было холодно.

— Эй, вы, рожи ленивые. Вставай, Гера. Покупаемся.

Гера бурчал что-то нечленораздельное и переворачивался на другой бок.

— Рома, давай. Рома! Безнадежен. Вовка! Вовка, ну! А то сейчас ногами начну пинать.

Вовка, покряхтывая, вставал. Иногда. Он был единственным, кто временами присоединялся к Диминым «водным процедурам».

— Женька! Не спать. Не спать, Женька. Вставай, ты же командир.

— Дима, отвали.

— Не спать. Вставай, ну.

— Дима, я сейчас рассердюсь и тебя ударю.

— Давай. Давай, разомнемся.

— Вспотеешь, кувыркамшись.

— Вставай. Ну, давай, поднимайся, это же польза какая!

— Если от этого польза, иди, вон, на Ирину два ведра вылей. Скажешь, я разрешил.

— Лучше я на тебя вылью.

— О-ох. Ну почему я не застрелил тебя вчера вечером?

Быт налаживался. По вечерам скалолазы читали старые газеты, отдыхали и понемногу приходили в себя. Гера и Мишка, используя Зойку и учебник для шестого класса, стали добросовестно учить немецкий язык. То, что на всей территории Союза доминировал русский, их не останавливало. Димка показывал остальным, как мостырить ловушки типа «Рэмбо», основанные на заостренных кольях, растяжках, обвязках, ямах и сторожевых шнурах. В принципе, это оказалось достаточно просто, только времени отнимало в десять раз больше, чем в любом кино. Пару таких «деревянных капканов» скалолазы установили недалеко от пещер. Хотели больше, но в одну из уже готовых ям, спросонья, утром провалился Ромка — счастье, что удачно, поэтому решили ограничиться тем, что уже расставили.

Юлька опустилась на большой камень, вытянув усталые ноги. Под глазами ее, прежде живыми и радостными, залегли черные круги. Что-то исчезло из этих глаз, что-то неуловимое, именно то, что когда-то безумно любил Женька. Она привычно привалилась к его спине, отдыхая. Близости или желания близости в этом жесте не было абсолютно — просто удобная поза. Женька попробовал обнять ее плечи, но Юлька мягко убрала его руку.

— Ну что ты опять… Я же только…

— Не надо, Женя. Не надо.

— Ешкин кот, да почему не надо? Почему мы должны как чурки каменные сидеть?

— Не надо, Женя. Очень тебя прошу.

Он развернул ее лицом к себе и долго смотрел в потухшие глаза. Когда-то ему удавалось увидеть в них звезды, далекие, черные бриллианты звезд — у Юльки были удивительные глаза. Когда-то. Теперь в них отражался только пепел.

Они ничего не говорили, не вспоминали. Они пытались лечить это временем, временем и молчанием. Он был заботлив и нежен, или очень старался быть таким. Но что-то очень хрупкое исчезло, рассыпалось, как разбивается безумно дорогая и красивая ваза, и никак не получалось склеить вновь острые хрустальные осколки. Каждый раз, когда они пытались их клеить, они резались о них в кровь.

У них вообще не получалось быть вместе.

Дальняя охота — а только очень далеко от своей пещеры они иногда решались стрелять — оказалась удачной. Истратив всего несколько патронов, ребята принесли двух горных баранов и птицу, похожую на дрофу. В это же время Игорь снял с силков четырех крупных зайцев. Мясо резали ломтями и сушили, вернее, вялили на ветру.

— Тут и думать нечего. Без дороги никуда ты по зимнему лесу не уйдешь. Далеко не уйдешь. От усталости загнешься. — Игорь перевернул подкоптившийся кусок мяса.

— Это если без лыж. — Вовка был настроен, по обыкновению, оптимистично.

— Это и с лыжами, и без лыж. Лыжник хренов. Крест себе могильный сделаешь из этих лыж. Ты много по целине да по кустам и оврагам ездил? Это не спартакиада, и даже не биатлон. А жрать чего? А обувь где сушить? А крепления ремонтировать? Любая коряга под снегом — хрусть, и пополам. Что тогда? Замену из бревна выстругивать?

— Да нет, так нет. Я ведь только предложил. Надо что-то делать, что ж мы, как попали в дерьмо, так в нем и сидим.

— Так ты не вылезти из него предлагаешь, а с головой нырнуть. Опять же, следы зимой тянутся, как хвост.

— Ребята, самое хреновое в нашей истории не то, куда и как мы попали. — Димка выудил пальцами из «обеденного» блюда самый прокопченный кусок мяса. Рядом стояла здоровенная миска соуса из толченых опят. От грибов всех уже начинало воротить.

— То есть? Поясни свою глубокую мысль.

— Поясняю. Последнее время у меня очень погано на душе. — Димка тщательно разжевал мясо и продолжал: — Я все думаю, какая у этих гильбронавтов была причина перетаскивать нас сюда? Это наверняка хорошую копеечку стоит, и риск в этой операции тоже есть, и времени она отняла порядочно. Для чего? Кто-то проследил за группой, кто-то не поленился, собрал информацию. Они знали, что нас долго не начнут искать, они не стали хватать просто людей из поселка.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что я хочу сказать? Да ты сам все знаешь, только факты сопоставь. Им не нужна паника. Они скрытно разыгрывают какую-то игру, какую-то хитрую комбинацию. Они летают, ну, или перемещаются, к нам. И дорожку эту они протоптали уже давно, лет десять, а то и пятнадцать назад, сколько именно, мы даже не знаем точно. Об этом и нельзя узнать по газетным публикациям. Но давно. И засветиться они у нас до сих пор не засветились. Нигде. Работают умело, чисто. Все, что я, например, знаю, так за последнее время вроде стало больше людей пропадать. Но как это связано с ними, и связано ли вообще, это даже от нашего костра не видно. Они действуют тайно. Считают необходимым соблюдать конспирацию. Ничего хорошего от этих ребят с красно-коричневой идеологией ждать не приходится. Для чего они воруют у нас людей?

— Ну… положим. Ну и что? Ты считаешь, они воруют людей регулярно? — Вовка вытянул ноги так, чтобы уберечь уже начинающую подгорать обувь.

— А почему нет? Что мы собой такого уникального представляем? Ты что, принц Египетский? Нет? И я нет. И выкуп им за нас вроде как не требовался. Мы им были нужны как кролики, только как кролики, не более того. Обычные медицинские кролики в рамках какой-то исследовательской военной программы. Биологические собачки для опытов. Лягушки. Соответствующее обращение. Здесь же все санкционировано, все по приказу. На все получено добро. А из этого следует простой вывод: кроликов требуется много. Чем больше, тем лучше. Значит, ставится много опытов.

— А зачем им кролики? В смысле, зачем для этого воровать людей из нашего мира? Своих, что ли, трудно найти?

— Вот именно. Зачем? Своих найти, безусловно, проще. У них американцев целый континент, они их тысячами расстреливали, Австралия, Южная Африка. Они мир завоевали, целый мир. Сбылась мечта Александра Македонского. У них не должно быть никаких проблем с материалом. Они на опыты могут десятки тысяч отправить и отправляют, наверное, но все равно еще и у нас воруют, причем это и сложно, и дорого, и рискованно. Зачем? — Димка явно увлекся, потерял из виду Оксану, что разливала варево большой деревянной ложкой, и теперь с сожалением проводил глазами аппетитный кусок, ушедший в миску Геры. С плохо обожженного края глиняной плошки просачивались капли.

— А может, им своих резать жалко. — Оксана, проследив за скорбным Димкиным взглядом, выбрала и ему кусочек пожирнее.

— Какая у фашистов жалость? И американцы для них не свои.

— И что? Я все равно не понимаю. — Вовка пересел на чурбак, аккуратно держа двумя руками миску. — Зачем же нас-то похищать? Нелогично. Сложно. А ты говоришь, что и еще есть такие же, как мы. То есть похищения идут сплошной чередой. Одну глупость делать глупо, а десять, или двадцать, или там сто пятьдесят — умнее, что ли?

— Я не так говорю. Я говорю, что не надо считать себя уникальностью. Я считаю, что если они похитили нас, то это не потому, что им нужны были конкретно мы, «столбисты» из Красноярска. А просто потому, что мы представляем собой прекрасный материал для экспериментов — молодые, здоровые, и искать никто не будет.

— Как это не будет? Еще как будут.

— Будут, будут. Но позже. И ничего не найдут. А главное, никто не сочтет это чем-то необычным. Уфологи наши не встревожатся, ФСБ не встревожится, любое исчезновение в горах, да еще у границы, пройдет, как несчастный случай. И почему ты считаешь, что мы в такой подаче первые и единственные? Они так, по горам да по болотам, могут за несколько лет сотни людей наворовать. Те в тайге исчезли, те еще где-нибудь. Там бомжи, там бродяги, там влюбленные, что за городом шастали… Нет следов, нет улик, нет мотива преступления.

— То есть может существовать целая программа таких похищений. И это ты основываешь на одном единственном нашем случае? — Мишка подбросил в огонь большую ветку.

— А почему нет? Это же военная часть. У них наверняка была соответствующая директива, они действовали, ориентируясь на что-то, чего мы не знаем, но не просто же так.

— А если именно просто так? Это военная часть, именно военная часть в горах. И им захотелось поразвлечься. Просто девочки понадобились.

— Судя по тому, что пишут в газетах, запуск гильброустановки — это очень сложно и дорого. Удерживается специальное поле, удерживается долго, высчитывается его глубина и мощность. Это как запуск ракеты. Но даже если это в десять раз проще и дешевле, да кто ж так в самоволку-то пойдет? Это точно потом трибунал. Для самоволки существуют села и райцентр. И опять же, зачем тогда взяли столько парней? Нет, это не проходит. Эксперименты шли всерьез, по какой-то программе.

— И ты хочешь их найти? — Ирина отбирала от огня просохшие, ломкие опята и подвигала на их место новые группы черных от сырости грибов. Процесс длился уже много дней, и конца ему не наблюдалось.

— Кого?

— Ну… Другие такие же группы? Тех, кому удалось бежать.

— А… Не, это вряд ли. Здесь нам действительно здорово повезло.

— Так что, мы все-таки особенные? — Оксана задумалась над варевом — солить или не солить. — Похищают сотнями, а бежали мы одни? У тебя концы с концами не сходятся.

— А концы с концами, Ксюша, они вообще никогда не сходятся, — влез с боку обделенный вниманием Игорь.

— Тьфу, дурак. Не мешай, дай умного человека послушать.

— Димка, ты сегодня чего-то перекурил.

— Мы особенные. Но не в смысле, что представляем собой какую-то суперценность как объект охоты, нет, таких, как мы, они нахватали много и нахватают еще, сотни, тысячи — сколько нужно, А в смысле, что нам просто повезло удрать. Стерегут они так, что мы, скорее всего, единственные, кому так удачно пошла фишка.

— Думаешь, кроме нас, тут из нашего мира никого нет? На свободе?

— Думаю, что нет. Если кто-то где-то и есть, такие же везунчики, то нам их не найти — они могут быть и в Сибири, и в Южной Америке, где угодно. Но не это меня тревожит.

— А что?

— Зачем им наши люди? Зачем им эти эксперименты, эти опыты? Ведь они рискуют, сильно рискуют засветиться, выдать себя. А выдавать себя они не хотят. — Димка добрался до дна своей миски и теперь примерялся выбрать остатки юшки кочедыжником. Слегка прожаренные побеги и корневища этого папоротника заменяли скалолазам хлеб.

— Не так уж они сильно рискуют. Хватились нас наверняка не скоро, да и сорвись у них что — ну, убил бы Макс топором того, в кожанке, так мы бы все равно ничего не поняли. Даже если бы мы отбились тогда каким-то чудом, ты что, догадался бы, что эти, черные, из параллельного мира? Мы и сюда уже попали, так неделю в это поверить не могли.

— Я и сейчас иногда не верю. Но причина есть. И я ее чувствую.

— Что значит «чувствую»?

— Значит, точно не знаю, но чувствую. — Димка перевернул миску, достал припасенный газетный лист и стал сыпать на него какую-то труху, готовясь свернуть «козью ножку». — Они готовят нам какую-то гадость. России. Всему нашему миру. Очень большую гадость. И отрабатывают на кроликах все до мельчайших деталей.

— Господи…

— Точно. Это азбука любой военной операции. Отработать заранее все до мелочей. Проверить оружие. А они проверяли на нас именно оружие.

Димка замолчал, вытащил из костра ветку, чтобы прикурить свою жуткую толченую смесь, пыхнул горьким, вонючим дымом и долго смотрел на тлеющий огонек.

У костра как-то сразу все стихло; только еле слышно потрескивали угольки.