Глава I Загадочная болезнь

Несколько месяцев назад, в Лондоне, в парке Бэттерси, была найдена молодая девушка, заснувшая возле памятника, стоящего на самом берегу пруда.

Судя по простой и опрятной одежде, девушка эта, вероятно, служила где-нибудь горничной; тип лица выдавал ирландку.

Призванный прохожими полисмэн, тщетно пытался разбудить спящую, обливая ей голову холодной водой.

В конце концов, ее перевезли на ближайший врачебный пункт, но и здесь дежурному врачу не удалось разбудить девушки от ее неестественно крепкого сна и спящую препроводили в городскую больницу.

Врачи с истинным самоотвержением занялись пациенткой, применяя все средства, чтобы заставьте ее очнуться.

Между тем, полиция уже успела навести справки относительно личности спящей и узнала от случайных посетителей парка, что молодая девушка медленно прошла по одной из дорожек сада к пруду, очевидно, намереваясь сесть на стоявшую на берегу скамейку, но, не дойди до неё, вдруг легла на землю и сейчас же заснула.

Прошло четыре дня.

Утром несколько профессоров и целый ряд, приглашенных из других больниц, врачей стояли вокруг постели загадочной больной, обсуждая странный и небывалый случай, когда больная, к безграничному удивлению присутствующих, внезапно открыла глаза, оглянулась, видимо, ничего не соображая, встала и, не замечая отступивших перед нею врачей, подошла к одному, из стоявших около каждой кровати, столиков, схватила лежавшую на нем булку и с жадностью принялась ее есть.

Ей принесли завтрак. Когда она утолила голод, врачи попытались узнать причину её продолжительного и тяжелого сна, но напрасно.

Как ни старались доктора, молодая девушка, уничтожившая весь поданный ей завтрак с жадностью голодного волка, так и не дала ни одного разумного ответа.

Попробовали применить, электрическую ванну, холодный душ, но больная не выходила из состояния какого-то тупого идиотизма и вдруг, к еще большему удивлению врачей, под душем же, снова заснула, тем же крепким сном, чтобы проснуться через пять дней, опять насытиться и снова заснуть.

Из этого необыкновенного состояния больная не могла быть выведена никакими средствами; интерес врачей, видевших полную безуспешность своих усилий, начал понемногу ослабевать.

Точно также были безрезультатны и все попытки полиции, старавшейся установить личность молодой девушки; пациентка так и оставалась в списке больницы безымянной, неизвестной.

Прошло несколько недель.

И вот вторично нашли такую же больную.

На этот раз свидетелем необычайного явления был полисмэн, дежуривший около моста Ватерлоо, на одном из наиболее людных мест Лондона.

Он показал следующее:

— Я дежурил у южного конца моста Ватерлоо и заметил переходившую мост молодую девушку, по одежде — служанку. Походка её показалась мне какой-то странной. Вдруг, к немалому моему удивлению, девушка села на землю, а затем растянулась на всю длину. Я подбежал и хотел заставить её подняться, но напрасно — слова мои не произвели ни малейшего впечатления. В одну минуту вокруг нас собралась толпа зевак. С помощью некоторых прохожих я хотел помочь ей встать на ноги, но она лежала неподвижно, как мертвая и не приходила в себя, после чего я и распорядился перевезти ее и больницу.

Вот что показал полисмэн.

Однако, личность этой второй больной удалось установить уже на следующий день.

Ее звали Дэзи Винн; она была родом из графства Эссекс и только за полгода перед этим приехала в Лондон, получив, через какую-то посредническую контору, место в доме одного священника.

Жена священника, вызванная полицией, сейчас же узнала в заболевшей свою кухарку и показала относительно неё следующее:

— Девушка эта приехала к нам прямо из деревни; мы послали нашу горничную встретить ее на вокзал и привезти к нам на квартиру; первое время мы никуда не отпускали её одну, боясь, как бы робкая провинциалка не затерялась в лабиринте незнакомых ей улиц. Даже по Воскресеньям она выходила не иначе, как с кем-нибудь из нас; ни знакомых, ни родственников, насколько я знаю, у неё здесь нет. Мало-помалу, однако, Дэзи стала свыкаться с городской жизнью, и мы стали посылать ее одну на рынок для закупки провизии. Около трёх месяцев назад, Дэзи однажды отправилась на рынок, но оттуда так и не вернулась. Мы прождали весь день и, когда наступил вечер, заявили об её исчезновении полиции, но и до сегодняшнего дня не получили никакого извещения; несколько раз мы делали запросы, но полицейские уверяли, что молодая девушка, вероятно, стосковалась по родине и тайком вернулась к себе домой. Когда в парке Бэттерси, нашли таинственную больную и когда мы прочли в газетах, что девушка была в платье служанки, то сейчас же отправились в больницу, думая, что быть может, это и есть наша пропавшая прислуга. Но та девушка была нам совершенно незнакома. Где находилась Дэзи в течение трех месяцев — мы не имеем понятия.

Вот что показала жена священника.

Навели справки на родине Дэзи; оказалось, что молодая девушка там не показывалась. Следовательно, она все время оставалась в Лондоне.

На этот раз газеты, выражая общественное мнение, настойчиво требовали от врачей объяснения таинственной болезни, а от полиции — точных указаний относительно местопребывания молодой девушки в течение тех трех месяцев, которые прошли со дня ее исчезновения из дома ее господ. Второй случай загадочного сна снова возбудил уже ослабевший было интерес к девушке, найденной в парке Бэттерси, пресса упрекала местную полицию в чересчур халатном отношении к делу, вследствие чего загадочный случай повторился.

М-р Роулэнд, начальник полицейского отделения в Скотлэнд-ярде, почувствовал себя очень не по себе. Он созвал всех своих инспекторов и энергично потребовал, чтобы вопрос был выяснен непременно и как можно скорее, в виду общего неудовольствия публики.

Но такое приказание было легче дать, чем исполнить. Несмотря на все старания, полиции никак не удавалось установить местопребывание девушки в течение её исчезновения, а врачи, с другой стороны, напрасно трудились над раскрытием загадочной болезни и ее причин.

И вдруг… новый, третий случай!

Однажды ночью, недели через три после поступления в больницу второй пациентки, около вокзала Чэринг-Кросс, находящегося неподалеку от моста Ватерлоо, нашли девушку, одетую в одну только рубашку, с признаками той же сонной болезни, хотя и не такой сильной, как у ее двух предшественниц.

Отвечать на вопросы не могла и эта больная, но она засыпала периодически только на несколько часов, затем просыпалась и вскоре опять засыпала. Никакие средства не помогали и ей; но врачи сделали над этой третьей пациенткой одно замечательное открытие, правда, послужившее только, чтобы еще более запутать и без того уже темное дело.

На теле первых двух пациенток врачи заметили бесчисленное множество маленьких засохших прыщиков, но, не находя между ними и болезненным сном ничего общего, не придали этому обстоятельству особенного значения.

Другое дело — третья пациентка: ее тело оказалось покрытым тысячью маленьких ранок, как бы от уколов иголки.

Одна из сиделок разболтала об этом открытии какому-то любознательному репортеру и, таким образом, оно сделалось известным публике, которая чрезвычайно заинтересовалась этим новым сенсационным явлением.

М-р Роулэнд снова созвал на совет всех своих подчиненных, но кислые мины последних, по окончании заседания, ясно свидетельствовали, что и это совещание нисколько не послужило к разъяснению загадочного вопроса.

Один только инспектор Мак-Гордон лукаво ухмылялся, точно пришел к какому-то заключению, о котором пока не желал говорить.

Поздно вечером, он зашел к одному человеку, который уже много раз выручал его и советом и делом, а именно — к Шерлоку Холмсу.

Знаменитый сыщик внимательно выслушал рассказ инспектора.

— Да, — сказал он, когда Мак-Гордон кончил, — я читал об этой болезни и ее жертвах и сам уже задумывался над загадочным вопросом. Если вы спрашиваете моего совета, я предложу вам вот что: обратите особенное внимание на тех людей, которые зарабатывают себе хлеб татуировкой.

Мак-Гордон вытаращил глаза. Выражение безграничного удивления на его лице было до такой степени комично, что Холмс невольно улыбнулся.

— Я убежден, — пояснил он свою мысль, — что все три несчастные сделались жертвами негодяев, которые заманивают к себе молодых девушек, чтобы затем татуировать их тело и показывать их за деньги. Должно быть, эти три пострадавшие оказались ненужными, потому что татуировка на их теле не удалась и мошенники пожелали отделаться от неприятной обузы.

— Но позвольте, м-р Холмс, — заметил инспектор, все еще не приходя в себя. — Причем же тогда эта загадочная сонная болезнь, если все дело заключается только в татуировке?

— Это совсем не трудно объяснить, м-р Гордон. Вы легко поймете, что человек неспособен вынести такого бесчисленного множества уколов, не потеряв при подобной операции сознания. Негодяй, жертвы которого нашлись на улице, очевидно, применил на них какое-нибудь, еще неизвестное науке, одуряющее средство. В момент просветления, несчастные, вероятно, удрали от него, но, выбравшись на улицу, поддались действию ужасного наркотического средства. Разыщите мошенника, знающего секрет таинственного снотворного средства и вы, наверное, узнаете от него и противоядие. Такое противоядие, несомненно, существует, так как негодяй, окончив татуировку, очевидно, должен же разбудить свою жертву, иначе кто же из антрепренеров согласиться показывать татуированную даму, вечно погруженную в сон.

Мак-Гордон поблагодарил Холмса и раскланялся, твердо решив воспользоваться указанием знаменитого сыщика, чтобы таким образом, быть может, найти разгадку дела.

Холмс же, оставшись один, закурил свою любимую трубку и погрузился в раздумье. Холодные серые глаза неподвижно уставились в ковер, точно искали в причудливо переплетающихся между собою арабесках связующую нить таинственных преступлений.

Визит инспектора и разговор с ним пробудили в сыщике живейший интерес к жертвам загадочной сонной болезни.

Но, к великому своему сожалению, он не мог заняться этим делом, так как в данное время работал над разрешением другого вопроса и к тому же еще не успел оправиться от ран, полученных при расследовании одного отчаянного преступника. В виду этого, вести два дела зараз ему было сейчас не под силу и Холмс решил, — до поры до времени, по крайней мере, — предоставить полиции самой справиться с делом загадочной сонной болезни.