"Первый шаг" - читать интересную книгу автора (Быкова Мария, Телятникова Лариса)ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,Снаружи, за окнами, падал мокрый снег; я мрачно смотрела во двор, водя пальцем по цветному стеклу. Стояла погода, на мой взгляд, самая мерзкая из всех возможных — я как-никак родилась в иных краях, где осень была не в пример ласковее и теплее. За время, проведенное в не шибко-то и северном Лыкоморье, я так и не сумела привыкнуть к здешним холодам. Зима всякий раз начиналась для меня неожиданно. Вот и сейчас — еще полторы недели назад на улице стоял пазимник, листья мирно желтели и краснели, расцвечивая школьный двор этими двумя колерами. Эльфы только вздыхали, глядя, как гном-завхоз, ругаясь в бороду, сметает всю эту красоту в кучу и после испепеляет ее единой искрой. А в прошлое воскресенье с севера подули ледяные ветры, мигом содравшие с деревьев всю оставшуюся листву. Небо затянуло серым, оттуда немедленно повалил снег — белый и пушистый, вызвавший у эльфов очередные неуемные восторги. Я утешила себя мыслью, что этот снег — первый, а значит, растает через пару дней. Ага, держи карман шире! Ни мрыса он не таял, только еще больше валил из туч; к пятнице он уже лежал этакими славными сугробами, а в ночь на субботу разыгралась самая настоящая, хотя и маленькая, метель. Она так стучала в запертые ставни, что Полин стонала во сне, невнятно бормоча что-то вроде: «Ну хватит долбиться, заходи уже!» А сейчас был вечер, и была суббота. И было тридцать первое пазимника, испокон веку отмечавшееся в Лыкоморье под благозвучным названием Савайн. Откуда в почти поголовно словенской стране вдруг взялось заграничное празднество — знают одни только боги. Хотя… иностранцев здесь тоже всегда хватало, даже и из людей — почти все наши магистры были родом из Западного Края, а иные даже и из Западных Земель. Про эльфов, гномов и вампиров, так и быть, промолчим. Уже который год Словенское Общество било в набат, утверждая, что страна вот-вот сгинет с политической карты, оставив после себя лишь горстку истинных лыкоморцев да кучу иноземных проходимцев. Утверждалось также, что проходимцы эти спят и видят, как бы окончательно подорвать оплот лыкоморской государственности; иные доброхоты из Общества даже пробрались к царю, высказав ему на личной аудиенции все, что думали касательно исторического пути державы. Царь, говорят, отнесся к доброхотам с прохладцей: еще бы, иноземцы жили здесь не первый век, а держава все еще стояла. Это еще вопрос, кто исчезал — чем больше иностранец жил в Лыкоморье, тем меньше, собственно, в нем и оставалось иностранного. Лыковку хлестали по крайности так, как делать это умеют только подлинные аборигены. Да и потом, ни один царь не терпит, когда ему начинают советовать, как лучше. Наш так в особенности… Все это нам рассказал магистр истории, многоуважаемый волхв Легкомысл. Сам он, понятно, тоже входил в Общество, а судя по тому, сколь рьяно отстаивал его идеалы, то запросто мог принадлежать и к доброхотам-цареискателям. Историю он вел всеобщую, но упирал на то, что Лыкоморье есть единственный и истинный свет в окошке у прочих нехороших стран. Чужое он недолюбливал, чужаков — тем более. Говорили, что на экзаменах Легкомысл валит всех, кто не сумеет доказать свое лыкоморское происхождение до двенадцатого колена без шпаргалки. Но я не боялась: во-первых, внешность у меня, за исключением глаз, была чисто лыкоморская, а во-вторых, волхв предпочитал не трогать наш факультет. Несмотря на имя, он был весьма дальновиден и с Рихтером связываться не рисковал. Даром что тот тоже был чужеземец. Однако вернемся к Савайну. Может быть, занесли его в Лыкоморье странствующие рыцари, сильно уважающие новенькое. Может, придворные дамы, любительницы всего экзотического, тем более жутковатого. А может быть, праздник пришел сам, так сказать, по культурному обмену, ибо в Западных Землях вот уже который год гадали, откуда там взялся словенский Семик. Неважно, в общем, откуда он взялся, — главное, что он был. И теперь вся Академия разбрелась кто куда: иные по комнатам, иные по трактирам — отмечать столь радостное событие. Особенно радовались некроманты. «Профессиональный праздник!» — картинно ухмылялись они, нежно поглаживая изображение какой-нибудь торжествующей нежити. Боевые маги в лице Хельги тоже не теряли времени даром. Насколько я знала, он с Анжеликой де Моран, его давешней пассией, с которой они то сходились, то расходились, собрались в какой-то из приличных городских трактиров, где предполагались концертная программа, заезжие менестрели и прочие атрибуты праздника. Да и алхимичкам было полное раздолье. Это я узнала пять минут назад, когда меня изгнали из моей же комнаты. Взамен меня Полин привела туда подружек, которые мигом занавесили окна, зажгли вонючие свечи и вытащили из карманов кучу гадательных атрибутов. Зеркала сняли со стен, установили под углом; в тазик пустили плавать ореховую скорлупку; из рукава извлекли колоду карт, и вот уже какая-то вампирша с горящими глазами слушала мрачный рассказ про бубнового валета, злую трефовую даму, спровоцированную последней дальнюю дорогу и маячащий в конце таковой казенный дом. Все это мне пересказывала элементаль, с удовольствием наблюдавшая за разыгрываемым спектаклем. Говорила она хорошо, красочно, но мне все-таки надоело; оставив ее наслаждаться бесплатным цирком, я отправилась бродить по полупустой школе. Говорят, в эту ночь по небу ездит Дикая Охота. Вот только мало кто в нее верит — разве что в провинции, подальше от многоопытной столицы. Сегодня будут гулять всю ночь напролет… что за беда, если утром кого-нибудь недосчитаются? Ну, меня-то фэйри точно не тронут. К заразе зараза не пристает. Подумав, я завернулась в плащ и пошла к выходу, собираясь отметить праздник «Под пентаграммой». На улице было мерзко — я не ошиблась, там стояла классическая погода на Савайн, то есть дул ледяной ветер, поднимавший в воздух с сугробов колкую снежную пыль. Мой плащ сдался без боя, и я промчалась по улице с рекордной даже для меня скоростью. Окна нашего трактира гостеприимно светились в темноте. Я прибавила скорости — ветер поднимался все сильнее, и я не без оснований испугалась, что замерзну прямо здесь. Что поделаешь, за все то время, сколько живу в этой стране, холод остался единственным, к чему я так и не смогла привыкнуть. В трактире было тепло, светло и непривычно пусто, — видно, предусмотрительные горожане, не один год живущие бок о бок с адептами и не раз становившиеся предметом чьего-то магического воздействия, благоразумно праздновали Савайн в каком-нибудь другом месте. За дальним столом сидела, правда, целая компания гномов, успевших назюзюкаться до боевого состояния. Оттого гномы то и дело алчно поглядывали на дверь. На меня воззрились с большой надеждой; надежда, впрочем, тут же улетучилась, едва я была опознана как девица. Мне даже сделалось немного обидно. Ну и что, что девица, зато сам Генри Ривендейл, существо однозначно к девицам не причисляемое, не рискует лишний раз со мной сразиться!.. Нет, я, конечно, не хотела нарываться на драку, да и вряд ли бы меня хватило на то, чтобы уложить всех гномов штабелями, — все равно нечестно, что даже Хельги, почти всегда уступающего мне на занятиях, принимают за куда более опасного противника! Хотя, с другой стороны, на меня работал элемент неожиданности. — Яльга? — вопросительно окликнули меня с ближнего стола. Я обернулась. Там, почему-то не замеченный мной с порога, сидел рекомый Хельги в компании с пузатым кувшином. Вид у обоих был серьезный и вдумчивый: похоже, они не собирались расставаться до тех пор, пока окончательно не удовлетворятся друг другом. Судя по тому, что меня все-таки узнали, момент расставания был еще далек. — А ты тут что делаешь? — поразилась я, подсаживаясь на свободный табурет. — Я думала, ты в городе, с Ликки… — Да-а, поссорились мы, — махнул рукой вампир. Помолчав, он пунктуально уточнил: — В восьмой раз. Я уважительно приподняла брови. Хельги всегда везло на амурные похождения (симпатичный, мужественный, общительный, на подарках почти не экономит), поэтому большая часть всех адепток начинала хихикать, едва он показывался на горизонте. При таком шикарном выборе, казалось бы, у вампира не должно было возникнуть никаких проблем; тем не менее он раз за разом наступал на одни и те же грабли, забывая, что самые эффектные адептки по совместительству являются и самыми стервозными. — Тебе налить? — мрачно предложил Хельги, приподнимая кувшин за горлышко. Я отрицательно мотнула головой. Стакан все одно был один, из горла пить не хотелось, да и вообще, чем-чем, а шикарным ассортиментом качественных вин наш трактир никогда не отличался. Хельги не особенно огорчился. Он щедро набулькал вина в свой стакан и приподнял его, показывая, что пьет за мое здоровье. Я кивнула, невольно поведя носом. От стакана распространялись такие мощные сивушные пары, что я сделала вывод: отказалась я не зря. Пить такое способны одни лишь вампиры с их наследственной толерантностью к алкоголю. — И чего там новенького в Академии? — с любопытством спросил Хельги, отхлебнув из стакана. Вид у него — понятно, не стакана, а вампира — был не такой уж и несчастный; судя по всему, вселенская тоска, вызванная уходом любимой, успела наскучить Хельги до зеленых лепреконов. Теперь его энергичная натура требовала деятельности. — Да все как обычно, — пожала я плечами, откинулась к стене. Кажется, я начинала потихоньку отмерзать, по крайней мере, скудный мех опушки уже не стоял колом, а висел мокрыми сосульками. — Адептки гадают, адепты жизни радуются… между прочим, не одни, а в компаниях. — Я многозначительно покосилась на кувшин. — Давай порадуемся в компании, — покладисто согласился Хельги. Он прилично глотнул из стакана, потом рывком поставил его на стол и уставился на меня загоревшимися глазами: — Стоп, Яльга, у тебя что, есть какая-то идея?! — Да нет пока что, — с сожалением сказала я. — Это вон Полин все заранее продумала. Она и алхимички там чего-то мудрят, ну знаешь, с зеркалами и свечками. Жгут траву какую-то, вонь стоит на весь этаж… — А-а, — протянул вампир. — А я слышал, кто-то даже чучело василиска спер: мол, на нем гадать сподручнее… — Чучело? — недоуменно повторила я. — Нет, про такое я еще не слышала… Чучело… Чучело! Хельги, ты гений! Кабинет бестиологии — это вам не лаборатория Эгмонта. Заклинаний на ней не имелось, охрана производилась исключительно бдительной элементалью. Бдительная-то она бдительная, но все замковые элементали давно уже знали меня в лицо. Эта не была исключением. Для порядка поворчав себе под нос (или под то, чем у них нос заменяется), она все-таки согласилась открыть нам дверь. На Хельги покосились с большим подозрением: известно, что элементали весьма чувствительны к малейшему запаху спиртного. — Слушай, почему они все тебя слушаются?! — восхищенным шепотом вопросил Хельги, когда дверь закрылась за нашими спинами. — Им тоже хочется приключений, — мрачно объяснила я. Существовал определенный риск, что элементаль бессовестно за нами подглядывает, чтобы потом разболтать это своим товаркам (или товарам?! Кто его знает, какого пола эти элементали?). В таком случае ни о каком элементе неожиданности не приходилось и думать. Опять-таки просить элементаль сохранить творимое в тайне — все одно что подписать себе смертный приговор. В этом случае она стопроцентно не сможет сдержаться, чтобы не разболтать секрета по всему замку. Отдав должное моим способностям взломщика, Хельги моментально забыл про них и с деловым видом заозирался по сторонам. Подумав, я сотворила в ладонях небольшой пульсар, озаривший кабинет мертвенным зеленоватым сиянием. При таком освещении чучела выглядели еще внушительнее. В стеклянных глазах у ближайших словно бы даже зажглись нехорошие огоньки. — Которого берем? — деловито спросил Хельги, разрушая сложившееся было впечатление. — Может быть, «хомячка»? — Он кивнул на ближайшее чучело. Я придирчиво посмотрела туда же. Чучело было небольшое, можно даже сказать — чучелко; чешуя у него была зеленая (на круглых щеках — чуть желтоватая), носик остренький, хвост длинный и кольчатый, как у настоящей крысы. Хвост мне понравился — то есть, конечно, НЕ понравился, но для наших целей — самое то. Хотя, с другой стороны, хвостом его достоинства и заканчивались. Зубки у него были мелкие, когтей вообще не имелось, и больше всего оно напоминало именно гигантского хомяка, за какой-то надобностью обросшего чешуей. Его хотелось не пугаться, а пожалеть, может быть, даже поставить памятник — как жертве неудавшегося магического эксперимента. — Не-эт, слабовато, — категорично помотала я головой. Рассыпавшаяся коса перелетела с плеча за спину. — Ищи кого-нибудь покрупнее. Вампир покосился на меня с некоторой скептичностью. — Да я и этого с трудом подниму, — с сомнением сказал он. — А мы разве не маги? — парировала я. — Если что, и слевитировать сможем… Говоря так, я изрядно погрешила против истины. Левитацию мы еще не проходили, эта тема начиналась только во втором семестре. Но от меня можно было ожидать всякого, поэтому Хельги ограничился вторым скептическим взглядом. Мы прошли дальше, потом разделились. Чучел здесь было много, одно другого внушительнее. Иные из них вполне годились на задуманную роль; но это было не то, все они уже фигурировали в каких-то историях, да и вообще, я с самого начала представляла все по-другому. — Ну что, как поиски? — донесся глуховатый голос вампира откуда-то слева. — Пока никак, — негромко ответила я. Дверь, конечно, была закрыта, но кто его знает — вдруг мимо понесет какого-нибудь не в меру бдительного магистра? Нет, оно, конечно, так, и нас все одно в итоге поймают, так сначала мы хотя бы успеем претворить задуманное в жизнь… — Я тут нашел пару кандидатов, — так же негромко сообщил вампир. — Если ничего лучше нет, выберем из этих. — Ладно, сейчас осмотрю последний ряд… Я вышла из-за чучела зверя тигруса, ехидно скалившего длиннющие клыки. Посмотрела вперед — и чуть не заорала от ужаса: зеленоватое свечение пульсара выхватило из полумрака оскаленную чешуйчатую пасть. Пасть недвусмысленно ухмылялась, являя миру загнутые на сабельный манер зубки. Зубки были немалые и внушали заочное уважение. Маленькие прищуренные глазки рассматривали меня с явным гастрономическим интересом. При жизни — рассматривали бы. Теперь от былого монстра осталась только шкурка, тщательно обработанная нашим старательным бестиологом. Так, интересно, а это у нас что такое? Я нагнулась, чтобы рассмотреть табличку. При свете пульсара, опустившегося до уровня моего виска, я прочла аккуратненькую надпись: «Мгымбр чешуйчатый обыкновенный». — Хельги, иди сюда! — От радости я даже забыла про всякую конспирацию. — Я его нашла! — Да ну! — обрадовался вампир. С присущей их нации загадочностью он возник в окрестном полумраке. В свете пульсара его волосы казались не белыми, а зеленоватыми. Я приглашающе махнула рукой, другой при этом тыкая в мгымбра. Вампир посмотрел на тыкаемое. На его физиономии отразилось плохо скрываемое разочарование. — Это же мгымбр, — огорченно сказал он. — У нас таких в Ульгреме было навалом… Они травоядные, я на них пару раз охотился. Мясо ничего, вкусное… — Травоядные?! — возмутилась я. Судя по мгымбровым зубкам, охота вполне могла иметь место, только роли в ней распределились бы несколько по-иному. — А когти тогда ему для чего? — Землю он ими раскапывает, — пояснил вампир. — Ну там всякие травки-корешки ищет… Да ты что, Яльга, его у нас даже ребенок не испугается! Да он еще и тяжеленный, я такого и поднять не смогу! Я было задумалась, но природная изобретательность мигом взяла верх над доводами рассудка. — Ребенок, говоришь, не испугается? — Я улыбнулась той фирменной ведьминской улыбкой, от которой Полин всегда бросало в дрожь. — Храбрые дети у вас, я погляжу… Договаривая последнюю фразу, я начала красноречиво разминать пальцы. Иллюзии у меня всегда получались на славу. В этот же раз я постаралась особенно — у меня был неплохой стимул, да и вид Хельги, восхищенно осматривавшего творимое, только подстегивал и без того не в меру активную музу. Мгымбр в моем исполнении потерял половину своей первобытной жути, взамен получив аналогичное количество благоприобретенной. Черную чешую я, подумав, заменила на зеленую, пустив по ней желтые, оранжевые и красные разводы. Сочетание получилось яркое и запоминающееся. Глазки из просто темных сделались красными (потом, подумав, я сменила цвет на нежно-голубой, решив не использовать штампы). Прежде круглые зрачки вытянулись по вертикали, а комплект клыков пополнился еще одной парой, идею которых я сперла у чучела тигруса, молчаливым упреком маячившего неподалеку. По совету Хельги я подняла мгымбра с четырех лап на две. Удлинила коротковатые передние, добавила длины и коготкам, прежде не слишком-то заметным. Предложение выкрасить когти в радикальный сиреневый цвет было обдумано и отвергнуто за ненадобностью. Вместо этого я увеличила мгымбру глаза, попутно изменив разрез на миндалевидный, и снабдила их длинными пушистыми ресницами. Мгымбр приобрел некоторую толику обаяния. Учитывая, что ростом ящер вышел под два с половиной метра, я немножко уменьшила мгымбровы масштабы. Теперь он стоя был на полголовы выше Хельги, который в свою очередь был на голову выше меня. Отступив подальше, я довольно осмотрела сделанное. Мгымбр получился знатный, чем-то он стал смахивать на тех дракончиков, которых рисуют на некоторых открытках. Особую пикантность образу придавали ресницы. Подумав еще немножко, я добавила мгымбру и крылышки — маленькие, зато перепончатые и голубые в нежно-розовый горошек, как любимый пушистый шарфик у моей соседки по комнате. — Психоделика какая-то, — с заумным видом прокомментировал Хельги. — Не ругайся, — отмахнулась я. Теперь оставалось самое серьезное. Мгымбра следовало оживить. Такое получалось у меня редко, да и сил требовало немало. Не приведи боги, всплеск магической активности привлечет сюда бдительного Эгмонта — тогда еще вопрос, чьи именно чучела станут украшать этот кабинет. Сегодня, конечно, праздник и все такое, но я изрядно сомневалась, что это хоть что-то изменит. По крайней мере, вряд ли Рихтер уже успел назюзюкаться до невменяемости. Я зажмурилась и, не открывая глаз, сделала несколько быстрых пассов. Энергия во мне рванулась вверх, точно шампанское из бутылки в тот момент, когда нетерпеливый отмечающий выдергивает пробку. Ладоням вдруг стало очень-очень горячо; а в следующий момент все вернулось на прежнее место. Первое, что я увидела, открыв глаза, — это любопытную физиономию мгымбра. Вообще-то под оживлением я подразумевала совершенно другой эффект. Типа там иллюзия начинает двигаться, слушаться хозяина и прочее (см. «Учебник общей магии», с. 94). Но ни на помянутой странице, ни в любом другом месте не говорилось ни слова о реальном Чисто машинально я протянула руку и пощупала мгымброву морду. Морда была теплая, чешуйки — мягкие, общее впечатление очень даже осязаемое. Мгымбр покосился на мою руку, я спешно отдернула ее обратно. — Ты вообще кто? — ляпнула я. Мгымбр задумался, хлопая ресницами. — Мгымбр, — наконец уверенно сказал он. — А ты кто? — Яльга, — представилась я, в спешном порядке выходя из ступора. — А вот это Хельги, он у нас вампир. — Указанный вампир смотрел на мгымбра во все глаза. — Натурально вампир?! — не поверил мгымбр. — А то! — обиделся Хельги, мигом выходя из оцепенения. Он оскалился, демонстрируя клыки; мгымбр подошел поближе и, не стесняясь, замерил показанное двумя когтями. Потом оскалился сам и измерил собственный левый клык — другой, пока еще свободной лапой. — Мои длиннее, — триумфально заявил он. — А еще пугали: вам-пи-иры, вампи-иры… Да у нас таких даже ребенок не испугается! Хельги обиженно засопел. Я широко и надеюсь, что искренне, улыбнулась, разыскивая выход из положения: чего доброго, вампир еще полезет в драку. Выход нашелся сам собой. Мгымбр жадно принюхался, обходя Хельги стороной; изо рта у него высунулся тонкий длинный язык, который, впрочем, мигом промелькнул обратно. — А выпить у нас нету? — жалобно спросил он. — Праздник все-таки… Хельги посмотрел на него очень неприветливо. Если искомая выпивка у него и была, меньше всего он был расположен ею делиться. Но мгымбр смотрел так жалобно, что вампир не выдержал. Он полез в какой-то внутренний карман и вытащил плоскую фляжку. — Держи уж, чудо магического искусства, — буркнул он. Мгымбр благодарно кивнул и присосался к фляжке. Внутри жалобно булькнуло, а через секунду ящер уже отстранился от горлышка. Он шумно выдохнул в сторону — в воздухе моментально повис густой запах винного погреба. — Неплохо, — снисходительно сказал мгымбр. Он побултыхал фляжкой, прислушался к тихому побулькиванию, доносящемуся изнутри, и грустно закончил: — Только мало. — А ну дай сюда! — не поверил вампир. Он встряхнул фляжку, заглянул внутрь и с немым уважением уставился на мгымбра. Тот изобразил на морде донельзя жалостливую гримасу: — А поесть у нас нету? Типа там на закусь, а? Вампир смерил его недоверчивым взглядом. — Ну есть, — наконец согласился он. — Так ты же все одно это есть не станешь… Весь мгымбров вид пламенно утверждал обратное. — Ладно… — смирился Хельги. Покопавшись в недрах своей легендарной куртки, он извлек небольшой сверток, от которого на сажень разило чесноком. «Запасливый, однако, попался вампир», — машинально восхитилась я. И чеснока не боится… Интересно, а с серебром у него как? Внутри свертка обнаружился порядком зачерствевший бутерброд с куском чесночной колбасы. Сверху сиротливо прилипла неизвестно откуда приблудившаяся веточка петрушки. — Вот, — сказал вампир, протягивая мгымбру бутерброд. — Но ты же ведь все равно травоядный… — Травоядный, — радостно согласился мгымбр, слизывая с морды веточку петрушки. Бутерброд исчез, точно и не бывало; я даже не успела заметить движения, каким мгымбр засунул его себе в пасть. — Во-от… — Я наставительно подняла палец. Хельги посмотрел на него с некоторой опаской. — «Травоядные, травоядные»… всеядный он, вот что! Вампир ошалело кивнул. Сам же мгымбр тем временем обшаривал взглядом окрестности. — А больше у нас ничего нету? — робко спросил он. — А то уж больно кушать хочется… да и согреться там, праздник ведь… — Есть, — заверила его я, заново переключая на себя его внимание. — До мрыса еды и выпивки. И веселье прям ключом бьет. Пошли девчонок пугать! Там и едой разживемся… Мгымбр многообещающе сощурился: — А далеко идти? — В соседний корпус, — махнула я рукой, указывая направление. — Через пять минут будем. Ящер потер лапы. Хельги уже закрутил фляжку и теперь прятал ее обратно, чуть слышно ругаясь себе под нос. — Ну что, мы идем? — осведомилась я, дабы организовать мою маленькую армию. И мы пошли. Элементаль, увидевшая нас в комплекте с мгымбром, от изумления подавилась длиннющей нотацией, специально подготовленной ею по поводу взлома бестиологического кабинета. Я буквально слышала, как она силится вытолкнуть особенно ребристое слово, накрепко застрявшее в глотке, — выражение не фигуральное, элементали по жизни тесно связаны со словами. Будь у нее глаза, она бы, наверное, их вытаращила. — Это еще кто?! — приглушенно выдохнула элементаль, когда мы были уже в коридоре, метрах в трех от двери. — Мгымбр, — отрекомендовался мгымбр. — А… э… кгхм… — Чего это оно так, а? — обеспокоенно спросил ящер, едва мы вышли за пределы слуховой досягаемости. Он нервно покосился на дверь через плечо: — Может, мгымбров не видело? — Сомневаюсь, — серьезно сказал Хельги. — Да, кстати, а зовут-то тебя как? Мгымбр задумался. — Не знаю, — тоном ниже ответил он. — А что? — Не положено так, — пояснила я. Мгымбр смотрел подозрительно, так что я постаралась добавить в голос побольше официальности и серьезности. — У всех должны быть имена. Я Яльга, он Хельги, ну там кто еще? Девица одна, ее Полин кличут… — А элементаль? — подозрительно уточнил мгымбр. — Элементаль… хм… — Я задумалась. Ни разу не слышала, чтобы кто-то называл их по именам. — Но ты же ведь не элементаль! — Тут же нашлась я. — Давай ты будешь Грендель! — обрадованно предложил вампир. Он только-только закончил читать какую-то книжку, даденную одним из некромантов, — кажется, книжка была северная, сам-то некромант был из фьордингов. Теперь Хельги, с его вечной страстью к практической пользе, обдумывал, к чему бы применить прочитанное. — Гр-рендель… — попробовал слово на вкус мгымбр. — А что это значит? Вампир честно пожал плечами. — Ладно, пусть будет. — Мгымбр великодушно махнул когтистой лапой. — Ой, а это еще кто? Я вздрогнула, сообразив, что во время беседы забыла смотреть по сторонам. Мрыс дерр гаст, кто же нам попался? Хорошо, если адепт, — уговорим идти с нами, а если магистр? Особенно Эльвира, Белая Дама или, не приведи боги, Эгмонт? Все эти мысли пронеслись в моей голове со скоростью, как минимум превышающей скорость звука. После чего я сфокусировала взгляд. Перед нами стоял магистр бестиологии Марцелл Руфин Назон. Стоял он не слишком-то крепко, слегка пошатываясь, — то ли от избыточного рвения в деле отмечания Савайна, то ли от внезапного стресса в виде чешуйчатой зеленой физиономии. Был он бледен, глаза имел раза в два шире обыкновенного — в зрачках я увидела отражение всей нашей скульптурной группы. Да… уж. В центре таковой располагалось странное зеленое существо, в котором сейчас и больший специалист, чем наш учитель, не опознал бы исходного мгымбра. Существо застенчиво моргало, с каждым выдохом исторгая из пасти сивушные пары. Левой лапой оно поддерживало Хельги, дружески приобнимая того за плечи. Правая ласково обхватывала мою талию — и когда это мгымбр, интересно, успел ее туда водрузить? — Добрый вечер, — машинально ляпнула я. — Здрасте, — не менее машинально вырвалось у Хельги. Мгымбр приветливо улыбнулся и распахнул лапы для объятий. Магистр совсем уж побледнел и кучкой рухнул на пол. Мы столпились вокруг как консилиум у кровати больного. Опытный Хельги пощупал пульс, объяснив, что люди — существа нервные, могут от испуга и помереть. Бестиолог даже в бессознательном состоянии оказался на редкость вредным и не пожелал доставить адептам подобную радость. — А шел-то он, между прочим, от алхимичек… — глубокомысленно сообщил вампир. Я задумалась. В самом деле, коридор, в котором мы пересеклись, вел только в одном направлении. — Что делать-то будем? — выразил общую мысль мгымбр. — Может, нюхательные соли? — неуверенно предложил Хельги. — Яльга, ты девушка, у тебя есть? Я посмотрела на вампира как на умалишенного. Он поспешно отодвинулся. — Какие такие соли, — пробурчал под нос мгымбр. — Фляжку ему под нос сунуть, всего-то и делов! — Фляжку? — Хельги отступил и от мгымбра, настороженно присматриваясь к его движениям. — Ну да, фляжку, — подтвердил свежепоименованный Грендель. — Я там на донышке оставлял на всякий случай… или ты уже вылакать успел? — Спокойно, мальчики, — поспешно сказала я, видя, что Хельги медленно начинает закипать. — Никто никого не хотел обидеть… Хельги, давай сюда фляжку. Вампир посмотрел на меня мрачным проникновенным взглядом. Я пожала плечами и указала на свернувшегося в кучку преподавателя. Что ж мы, не поможем человеку? — Ладно, держите, — буркнул Хельги, по второму разу вытаскивая из внутреннего кармана куртки просимое. Я протянула было руку, но мгымбр оказался быстрее. В мгновение ока открутив крышку, он нахально вручил ее мне, сам же склонился над поверженным бестиологом. Преподаватель бестиологии медленно приходил в себя. В воздухе пахло чем-то умопомрачительно вонючим. Вонючее было отчего-то знакомым; через несколько секунд напряженного обдумывания магистр припомнил, что именно так пахла какая-то штука, которую ему совали под нос в медпункте лет двенадцать назад, когда он был еще адептом и потерял сознание на первом же уроке некромантии. Простонав что-то невнятное, преподаватель открыл глаза. Перед ним мгновенно замаячила чья-то зеленая морда. Присмотревшись, бестиолог определил, что морда сплошь покрыта мелкими чешуйками всех оттенков — от изумрудного до малахитового. На морде имелись два глаза нежно-голубого цвета, снабженных хищными зрачками, вытянутыми по вертикали, и длинными пушистыми ресницами. В глазах бестиолог увидел нахальный блеск. — И чего ты такой нервный? — вопросила морда. — На-ка вот, выпей… праздник все-таки, все люди как люди, все отмечают, всем весело, а мы чем хуже?.. Под нос несчастному магистру ткнулась какая-то фляжка. От нее-то и исходила та печально знакомая вонь. Плохо соображая, что делает, бестиолог взял фляжку в трясущуюся руку и сделал несколько глотков. Глотку тут же обожгло чем-то неописуемо крепким, и он закашлялся. Обладатель зеленой морды дружески похлопал магистра по спине. — Ну что, давай знакомиться? — жизнерадостно предложил он. — Я мгымбр, зовут Грендель. А ты кто? Не сообразив, что ему следует ответить, бестиолог ошалело посмотрел по сторонам. Взгляд его, секунд пять пометавшись по коридору, наткнулся на знакомые лица. Светловолосый вампир — кажется, Хельги Ульгрем? — смотрел на него квадратными глазами; рядом с предполагаемым Ульгремом стояла молоденькая адептка с длинной растрепанной рыжей косой, перекинутой через плечо. Выглядела она здесь самой невинной, но магистр не обольщался: он отлично знал, что зовут девицу Яльга Ясица и это о ней иногда рассказывает коллега Рихтер. — Ты что, по-лыкоморски не понимаешь? — озабоченно спросил мгымбр. — Эй, приятель, тебя как зовут? Вот смотри, это Хельги, это Яльга, а ты кто? — Мы знакомы, — деревянным голосом ответил магистр. — О-о, есть контакт! — обрадовался ящер. «Вот они, издержки профессии», — философски подумал бестиолог. Все приличные люди напиваются до зеленых лепреконов. Только он один ухитрился упиться до зеленого мгымбра… Жуткая, но спасительная мысль вдруг осенила его. Дрожащим пальцем магистр с надеждой ткнул в физиономию мгымбра; физиономия была теплая, шершавая и очень реальная. Уже обреченно бестиолог прикусил губу, почувствовал боль и окончательно уверился, что не спит. — Нервный какой, — ошарашенно констатировал мгымбр. Магистр, который совсем было очнулся, заново валялся на полу. На лице его застыло выражение неизбывного ужаса. — Нервный, а не дурак: выпивку-то всю вылакал… — И чем мы его теперь в себя приводить будем? — поинтересовалась я. Мгымбр задумчиво посмотрел на Хельги. Хельги отрицательно качнул головой. Мгымбр не отводил взгляда, и вампир, не выдержав, возмущенно заорал: — Что я вам, алкаш какой-то?! — Что ж мы, здесь его оставим? — огорчилась я. — Не люди мы, что ли? — Нет! — в один голос возразили Хельги и мгымбр. — Потому и не оставим, — пояснил вампир. — Это вы, люди, жестокие, а мы добрые. Бываем, — помолчав, уточнил он. — Иногда. — Когда спите зубами к стенке, — обиделась я. Впрочем, меня уже не слушали. Мгымбр, не особенно напрягаясь, взвалил Марцелла на плечи. Теперь он выглядел особенно зловеще — точно тащил добычу в логово на предмет торжественного ужина. Новому образу не мешали даже крылышки и ресницы. Я посторонилась. Мгымбр, демонстративно покряхтывая, опять вышел в коридор. Хельги на манер впередсмотрящего прошел вперед. Вампир двигался прямо, как по ниточке, что наводило на некоторые сомнения; мгымбр, напротив, чуть пошатывался (всякий раз он восстанавливал равновесие взмахом голубых, под цвет глаз, крылышек). Я шла замыкающей, скрестив все имевшиеся в наличии пальцы за то, чтобы никому из магистров не приспичило вылезти в коридор. По мне, нам и одного-то много… к тому же я изрядно сомневалась, что Шэнди Дэнн или Эгмонт последуют примеру собрата-бестиолога. А если и последуют, то нести их будет уже некому. Что в нашей комнате идут гадательные действия, по сложности не уступающие боевым, было понятно еще на подходах к этажу. По лестнице стелился темно-серый дым; он выглядел в точности как обычный, я даже не заподозрила бы колдовства, вот только обычный дым поднимается к потолку, а не ползет в пяти сантиметрах от уровня плинтуса. В воздухе пахло растопленным воском, жженой бумагой и на редкость вонючей травой — кажется, из запаса Полин. В коридоре было темно и тихо, только из-под нашей двери светилась узкая полоска. Приблизившись, мы разобрали и таинственный шепот, складывавшийся в не слишком-то членораздельные слова. Таким манером бормочут деревенские знахарки, честно пытающиеся впарить клиентке заваренный веник под видом приворотного зелья. По мере приближения слова делались все разборчивее, чтобы в конце концов сложиться во фразу: Услышав такой гостеприимный призыв, мгымбр просто не смог не откликнуться. В два прыжка достигнув заветной двери — прыжкам не помешал даже магистр, мешком свисавший с мгымброва плеча, — ящер распахнул ее на всю ширину. Выжидательная тишина сменилась на мертвую. Выглянув из-за широкого мгымброва плеча, я увидела, что в комнате стоит загадочный полумрак, окна занавешены чем-то жизнерадостно-черным, а единственную свечу — толстую, витую, розовую с золотом — сжимает в руке Полин, стоящая посреди комнаты. В другой, свободной от свечи, руке она держала тарелку с горкой собственноручно выпеченных, как и требовалось по обряду, плюшек — надо думать, это и был обещанный ужин. Похоже, что гадала сейчас именно она. Увидев плюшки, я невольно содрогнулась. Бедный суженый… если, конечно, таковой отыщется в природе. — Ну что, девицы? — громко вопросил мгымбр, сверкая голубыми очами. — Заждались, поди, кавалеров-то? Девчонки завизжали, подхватываясь с мест. В принципе я отлично их понимала. Еще бы, вместо ожидаемого Прекрасного Принца (на худой конец, Генри Ривендейла) на огонек явилась такая веселая процессия: зеленое чудище с неподвижным — явно уже бездыханным и готовым к употреблению — магистром на плечах, симпатичный вампир Хельги (как перед таким не повизжать?) и я, не столь симпатичная, зато совершенно непредсказуемая. Словом, еще секунда — и в комнате воцарился полный хаос. Мы с Хельги довольно переглянулись. Примерно такого эффекта я и ждала. Однако мгымбр и здесь показал себя героем. Ввинтившись в гостеприимно распахнутую дверь — закрыть ее то ли по дурости, то ли по расчету никто даже не попытался, — он первым делом сгрузил бестиолога на подвернувшуюся кровать. Кровать, к счастью, была не моя, а Полин. Сам же ящер развернул такую бурную деятельность, что нам с Хельги оставалось только переглянуться еще раз. Через пять минут был восстановлен относительный порядок. Алхимички, боязливо косясь на мгымбра, столпились вокруг магистра; тот подергивался и стонал, выдавая нечто нечленораздельное, так что его мигом опознали как живого. Выполнив прямой врачебный долг, девицы мигом потеряли к пациенту всяческий интерес. Народ вспомнил про гадание; на мгымбра уставилось с два десятка оценивающих глазок. Тот невинно похлопал ресницами и улыбнулся во всю пасть. Девицы захихикали. — А он миленький, — застенчиво признала Полин. — А может, он кушать хочет? — Хочет, — мрачно ответил Хельги. Глазки тут же уставились на него. — И покушать, и выпить… он такой, он не откажется… — Ну а мы что, отказываемся? — едва ли не обиделась алхимичка. — Иди сюда, зелененький… И понеслось. Мгымбра усадили за стол, на самое почетное место. По стулу выделили и нам с Хельги; впрочем, про нас забыли практически сразу — мгымбру мы явно были не соперники. Народ сгрудился вокруг Гренделя; девицы наперебой угощали его яствами собственного изготовления, пододвигали кубки с ядреной лыковкой (помнится, Эльвира так и не нашла, кто именно из ее подопечных соорудил соответствующий аппарат) и умиленно вздыхали, глядя, как мгымбр опустошает одно за другим все близстоящие блюда. Грендель (его мигом переименовали в Кренделя, заметив за ним особую любовь к десертам) мел все, до чего дотягивался. Он ничуть не опасался за фигуру — еще бы, все магические существа преобразуют белки, жиры и прочее в энергию магического же свойства. Как ни странно, в девицах он возбуждал какое-то подобие материнского инстинкта; мало-помалу все алхимички уселись вокруг него, подпирая щеки кулачками и с умилением приговаривая: «Кушай, лапочка, у нас еще осталось». Его поглаживали, расцеловывали — на чешуйчатой физиономии оставались цветные помадные следы — и даже жалели, правда непонятно за что. Полин, судя по лицу, прикидывала, стоит ли доверять проведенному гаданию. Выходило, что стоило; теперь она сосредоточенно пыталась понять, кому именно из вошедших предстоит похищать ее несчастное сердечко. Меня отмели сразу, по вполне понятным причинам. Магистра — чуть попозже и с некоторым сожалением: что уж поделаешь, в дверь он не вошел — в дверь его внесли. Оставались только Хельги и мгымбр. Выбор надлежало делать между ними. Мгымбр оказался чуть ближе. Полин с замиранием сердца поднесла мгымбру плетенку с плюшками собственного производства. Мгымбр съел плюшки не моргнув и глазом, чем мгновенно расположил к себе чувствительное сердце Полин. Когда же он робко спросил, нет ли у нее еще, Полин растаяла, как масло на сковороде. То, что она готовила, есть не могла даже я, с моим суровым бродяжьим прошлым. Мгымбр был первым, кто мало того что съел даденное до последней крошки и не отравился, так еще и возжелал добавки. Подозреваю, он был не столько первым, сколько единственным. Девицы то и дело выбегали в коридор. Понятно, что ни одна из них не могла удержаться, чтобы не разболтать потрясающую новость подружкам; вскоре в нашу комнату набилось столько народу, что пришлось подключать пятое измерение. Мгымбр сидел весь зацелованный и сосредоточенно двигал челюстями. Я была уже сыта, Хельги тоже; вампир алчно оглядывался по сторонам, так и норовя поймать любую из пробегавших мимо адепток. Ему, даром что он был и не мгымбр, тоже перепало от щедрот: глазки у вампира разъезжались, ножки почти уже не держали, а на лице имелось как минимум с десяток отпечатков помады разного цвета. Вскоре к девичьей вечеринке присоединились и парни. Кто-то сообразил включить заклинание с записью последнего концерта «Баньши»; музыка заорала на полную мощность, народ отправился танцевать. Старшекурсники в срочном порядке расширяли пространство. Хельги ухватил сразу трех девиц и отплясывал с ними что-то невероятное. Самым невероятным во всем танце было то, как вампир и девицы ухитрялись стоять на ногах. Мгымбр вылез из-за стола, ухватил Полин — та сияла от счастья, прощая Кренделю любые вольности, — и отправился в центр комнаты, зажигать на прикроватном же ковре Полин. Девица что-то шептала ему на ухо; прислушавшись, я разобрала что-то вроде: «А вот когда ты вырастешь, мы отправим тебя в музыкальную шко-олу…» Алхимичка сама была уже хорошая — немногим хуже Хельги. Я залезла на стол, решив, что нечего народу забывать, кто именно так его облагодетельствовал. Ко мне немедленно присоединились оба брата аунд Лиррен; они предусмотрительно молчали, памятуя о наложенном заклинании, зато отплясывали так, что стол прогибался и подпрыгивал всеми четырьмя ножками. От греха подальше я даже спрыгнула обратно на пол. Забытый всеми магистр лежал на кровати Полин. Я потыкала в него пальцем, чтобы убедиться, что он живой, и хотела уже отойти, когда бестиолог вдруг открыл глаза. Он медленно осмотрел всю комнату, задержавшись взглядом на мне, отплясывающих на столе близнецах и мгымбре, кружившем Полин. Потом зажмурился, набрал побольше воздуху и заорал. Народ сгрудился вокруг его кровати. Мне, как главной сиделке, сунули стакан спирта и надкушенный с одного боку огурец. Я предложила магистру и то и другое; он сжался в комок, бодро уполз к стене и сверкал оттуда малость сумасшедшими глазами. — Слышь, а с ним делать чегой-то надо, — озабоченно сказал какой-то некромант. — Щас мы его вылечим! — слегка заплетающимся языком заявила Полин. — Вот поцелую, и все пройдет!.. Она отправилась было осуществлять обещанное, но мгымбр, успевший перехватить ее по дороге, намекнул, что станет ревновать. Полин с готовностью захихикала; Мужчина Ее Мечты на глазах приобретал все большее сходство с Кренделем. — Может, его до медпункта телепортировать? — предложила одна из адепток. Посовещавшись, предложение приняли. Несколько старшекурсников построили телепорт; мгымбр, отстранив Полин, буркнул: «Извини, дорогая, служба!» — и привычно взвалил сопротивляющегося магистра на плечи. Некромант вызвался идти с ним в качестве охраны; мгымбр принял его помощь, с готовностью пожал некроманту руку, и они оба шагнули в зеленоватые контуры телепорта. Вернулись минут через пять, обычным ходом. — Этого… ну как его… зелененького… — у мгымбра язык заплетался не хуже чем у Полин, — мы того… у двери… и в звоночек… — По-зво-ни-ли… — по слогам выговорил некромант. В силу профессии он обладал некоторой устойчивостью к выпивке, но никак не в таких безумных размерах. Праздник продолжился. Он плавно перетекал в ту стадию, когда участники начинают уползать по одному в сторону ближайшего сортира, а за неимением такового — хотя бы к ближайшему ведру. Я, кажется, единственная из всех оставалась трезвой. Полин уже развезло, она висела на мгымбре и пламенно изъяснялась ему в любви. Сам мгымбр, не отвлекаясь на лирическую ерунду, сосредоточенно исполнял какую-то песенку, начинавшуюся со слов «Хлопай ресницами и взлетай». По ходу развития сюжета ящер подергивал то ресницами, а то и крылышками, возбуждая в зрителях завистливый восторг. В ноты он попадал через раз, но все-таки попадал. Хельги… впрочем, про Хельги ничего сказать не могу: его в мое поле зрения не попало. Веселье потихоньку сходило на нет; я вдруг почувствовала тяжелую усталость. Так, а во сколько я сегодня встала? Кажется, часов в шесть… Не-э, это Полин у нас выносливая, а я всю ночь не протанцую. Не зря же на всех более-менее масштабных вечеринках из-под полы торговали взбадривающими зельями — как раз для таких, как я, которым к середине ночи уже хочется спать. Ложиться на кровать я не рискнула: к утру все равно окажусь на полу — поэтому добрела до ближайшего кресла и свернулась там в клубочек. Сон навалился на меня, мгновенно отрезав от звуков заканчивавшейся гулянки, и последним, что я услышала, было громкое: — Кр-реня, ты м-меня любишь?! «Кажется, это Полин», — подумала я, засыпая. В медпункте тем временем творилось нечто необычайное. Едва магистр, обнаруженный за дверью, пришел в себя — а на это тоже понадобилось немалое время, бестиолог плакал, ругался и просил, чтобы его добили из жалости, — он мигом потребовал сюда директора и всех своих коллег. Медсестры переглянулись: даже после соответствующего зелья магистр не производил впечатления адекватного человека. Но преподаватель возвысил голос, ссылаясь на собственные привилегии, и медсестры были вынуждены уступить. Через пятнадцать минут все учителя, телепортировавшиеся в медпункт по срочному вызову, уже внимали скорбной повести бестиолога. Директор, вытащенный из постели, листал Полную энциклопедию бестиологии, пытаясь отыскать в ней мгымбра чешуйчатого зеленого прямоходящего. Энциклопедия предлагала двадцать четыре вида мгымбров, включая редкий тропический, но о зеленых и говорящих слышали в первый раз. Эльвира Ламмерлэйк задумчиво наматывала на палец длинный локон — она явно пыталась сообразить, чем конкретно опоили ее неудачливого коллегу. Шэнди Дэнн, практичная, как все некроманты, предложила проверить содержание алкоголя у бестиолога в крови. Все знали, что она Марцелла недолюбливает, но идея была хорошая. Эгмонт Рихтер глядел мрачнее мгымбра — заклинание экстренного вызова застигло его в лаборатории на середине весьма многообещающего эксперимента. Его чувства к бестиологу немногим отличались от чувств некромантки, но он внимательно слушал излияния потерпевшей стороны. — И вот представьте такую картину, — дрожащим голосом излагала сторона. — Иду я, значит, по коридору, а мне навстречу такое зеленое, зубастое, одной рукой держится за вампира, другой — за какую-то адептку… — А как выглядели вампир и адептка? — ласково, точно у смертельно больного, поинтересовался гном Фенгиаруленгеддир. — Вампир ростом под потолок, волосы светлые… — Бестиолог сжался в комок, похоже переживая увиденное еще раз. — Клыкастый, ухмыляется так и спи-иртом воняет… а девушка невысокая такая, рыженькая… Эгмонт насторожился: — Какая, простите, девушка? — Ры-ыженькая… — А поподробнее? — Там темно-о было… — Я догадываюсь, — с трудом сдерживаясь, сказал Рихтер. — Но хоть что-то же вы запомнили? — Да-а… Ее, кажется, Ясицей зовут… с вашего факультета… Магистры с интересом уставились на Эгмонта. — Понятно, — с некоторым облегчением сказал он. Что же, все мгновенно встало на свои места, и скоропостижной шизофрении бестиолога разом нашлось объяснение. Зеленые мгымбры, как известно, по школе просто так не ходят. Зеленых мгымбров в школе сотворяют рыжие адептки. — Разберемся. Я могу идти? — Идите, коллега, — облегченно вздохнул директор, закрывая энциклопедию. В коридоре было пусто и тихо. Рихтер шел, настороженно оглядываясь по сторонам; в воздухе отчетливо пахло спиртом, едой и другими атрибутами студенческой гулянки. Мгымбров — ни зеленых, ни обыкновенных — в поле зрения не наблюдалось, но это еще ни о чем не говорило. Если в дело оказалась замешана Яльга Ясица, Эгмонт поверил бы и большему бреду, чем тот, что нес преподаватель бестиологии. Рихтер хорошо разбирался в людях и понимал: с этой станется. Он подошел к двери, ведущей в комнату Ясицы. Прислушался, добавив магической мощности собственному слуху. Тихо, как на лекции; изнутри доносилось ровное сонное сопение, окончательно довершавшее сходство с теоретическим занятием. Эгмонт нажал на ручку, пытаясь открыть дверь. Безрезультатно; он нажал еще раз, стараясь понять, не заклинили ли ее с той стороны. — Открой дверь! — велел он, поняв, что просто так войти не удастся. Из дверной доски высунулась взъерошенная элементаль. — Ага, бегу и падаю! — сообщила она, вглядываясь в магистра. — Велено до утра не беспокоить!.. — Не понял, — спокойно сказал Эгмонт. — Я что, сегодня в тихом голосе? — Не велено, — уперлась элементаль. — Я-то что, мне хозяйка приказала! Эгмонт почувствовал, что начинает злиться. — Я магистр Эгмонт Рихтер! — тихо и очень четко выговорил он. — И если ты не откроешь прямо сейчас, открывать будет уже некому! Элементаль пискнула. — Не виноватая я! — шепотом зачастила она. — Приказали!.. Хозяйка!.. Не бей меня, Иван Царе… э-э… Эгмонт Рихтер, я тебе еще пригожусь! Дверь моментально распахнулась на всю ширину. Рихтер зашел внутрь, по давней привычке закрыв ее за собой. Глазам его предстала небывалая картина. Посреди комнаты на двух матрасах, положенных друг возле друга, спал искомый мгымбр. Был он зелен — то ли от природы, то ли от выпивки, — в мелкие желто-красно-оранжевые пятна. На морде пятна принимали странную форму — Рихтер готов был поручиться, что ящера расцеловывал весь алхимический факультет. Помимо окраски имелись и другие странности — Эгмонт еще помнил бестиологию и подозревал, что у мгымбров не должно иметься крылышек, тем более голубых в розовый горошек. Мгымбр нервно подергивал ими во сне, точно отгоняя докучливых мух. «Психоделика какая-то», — невольно подумал Эгмонт. Рядом с ящером, можно сказать в обнимку с ним, спал светловолосый вампир — тот самый, описанный несчастным бестиологом. Вампира звали Хельги Ульгрем, и учился он на первом курсе боевого факультета. Всю физиономию адепта покрывали бесчисленные помадные отпечатки. Цвет их варьировался от нежно-розового до черного, — похоже, к алхимичкам, присоединились и некромантки. Мгымбр заботливо прикрывал вампира драным одеялом. Тот беспокойно ворочался и сбрасывал одеяло; мгымбр, не просыпаясь, бормотал что-то вроде: «Опять раскрылся» — и укутывал Ульгрема потеплее. Еще бы, окно было распахнуто настежь, на подоконник падали снежинки. Присмотревшись, Эгмонт определил, что матрасы — не матрасы, а кровати, с предварительно отломанными ножками. Ножки аккуратной горкой были сложены в дальнем углу. Чуть дальше от мгымбра стояло кресло, в котором, распластавшись едва ли не по диагонали, спала незнакомая Эгмонту девица — явно алхимичка, соседка Яльги по комнате. Короткие волосы ее были растрепаны, одежда изрядно помята, но на лице застыло выражение неописуемого счастья. Обеими руками она прижимала к себе подушку, то и дело бормоча сквозь сон что-то про мгымбра и вечную любовь. В другом же кресле, стоявшем у противоположной стены, спала сама Яльга, свернувшаяся в клубок на манер кошачьего. Вид у нее был не такой счастливый, как у соседки, а, скорее, усталый и удовлетворенный. Ее кресло стояло ближе всего к окну, плащ, которым она укрывалась, слетел на пол; адептка дрожала, сворачивалась плотнее, но упрямо отказывалась просыпаться. Спиртом от нее почему-то не пахло. Выходило, что все предприятие было задумано и осуществлено ею совершенно бескорыстно, из чистой любви к искусству. — И что мне с вами делать, студентка Ясица? — вполголоса спросил Эгмонт. Студентка, понятно, промолчала, только буркнула что-то себе под нос. Постояв еще с пару секунд, магистр решительно наклонился, поднял упавший плащ и накрыл им адептку. Та довольно замурлыкала, по-прежнему не просыпаясь. Эгмонт закрыл окно, машинально прикинув по звездам, сколько времени. Выходило, что шел третий час ночи. Спать хотелось все больше и больше. Возвращаться в лабораторию уже не имело смысла; к тому же наутро мгымбр мог и улизнуть, оставив магистра с носом. Можно было, конечно, разбудить всех прямо сейчас, логично завершив ночную эпопею; но, посмотрев на Яльгу, Эгмонт решил, что вряд ли ему сейчас дадут хоть сколько-нибудь понятные объяснения. Чего уж говорить о мгымбре, с каждым выдохом исторгавшем в атмосферу винные пары… Эгмонт щелкнул пальцами, телепортируя в комнату кушетку из кабинета. Он установил ее поперек двери, строго-настрого запретив элементали открывать («Даже если хозяйка прикажет?» — «Даже если сам царь-батюшка придет!!»), и с наслаждением стянул сапоги. Мгымбр выводил носом замысловатые рулады. Магистр лег на кушетку и отвернулся к двери, прикрыв себя заклятием тишины. |
||||
|