"Жертвоприношение" - читать интересную книгу автора (Болтон Шэрон)

Глава 6

Сара сидела на самом краешке стула, и я сразу заметила в ее глазах так хорошо знакомое мне выражение: злое, пристыженное и нетерпеливое одновременно. Я знала, что время лишь обострит все эти чувства, а злость постепенно уйдет, уступив место отчаянию, по мере того как наступление следующей менструации будет сигнализировать об очередной неудаче. Конечно, все может измениться окончательно и бесповоротно в тот момент, когда женщина узнает, что беременна. Мне самой подобное выражение лица было знакомо слишком хорошо. Я могла наблюдать его постоянно. И не только на лицах своих пациенток.

С другой стороны, Роберт, муж Сары, оставался для меня загадкой. Я никак не могла понять, что он думает и чувствует. Правда, пока мне не удавалось заглянуть ему в глаза.

На первый прием Сара и Роберт Талли пришли во всеоружии. Они уже успели сдать массу анализов, прошли всевозможные обследования и неоднократно встречались с нашими консультантами. К моменту встречи со мной они уже начинали терять терпение. Ему хотелось наконец иметь повод проводить выходные, пролистывая брошюрки по уходу за ребенком и делясь впечатлениями с друзьями, а она стремилась только к одному: поскорее получить свою дозу искусственных гормонов и оказаться лежащей на сохранении.

– Мы надеялись, что вы включите нас в программу экстракорпорального оплодотворения, – говорила Сара. – Нет необходимости заносить нас в список ожидающих Государственной службы здравоохранения – мы собрали необходимую сумму и в состоянии сами оплатить лечение. Мы хотим начать прямо сейчас.

Я кивнула.

– Конечно. Я вас понимаю.

Господи, да я не просто понимала ее. Мне казалось, что я даже могу прочитать ее мысли: «Сделайте так, чтобы я забеременела! Мне все равно, как вы это сделаете. Я даже не хочу думать о всевозможных последствиях – тошноте, хронической усталости, болях в спине, растяжках и невозможности побыть одной. Я готова перенести любую, самую невыносимую боль. Я хочу только одного… Просто взмахните своей волшебной медицинской палочкой и сделайте так, чтобы я забеременела!»

Я же собиралась предложить им то, что они не готовы были принять. Терпение и настоятельная биологическая потребность в размножении плохо уживаются друг с другом.

– Ведь вы еще не исчерпали других возможностей. А они существуют, и я бы хотела, чтобы вы подумали над ними.

– Мы уже три года делаем все, чтобы завести ребенка, но ничего не получается.

Сара то ли всхлипнула, то ли икнула и расплакалась. Роберт бросил на меня разъяренный взгляд, как будто я была главной виновницей их неспособности зачать ребенка, и протянул жене носовой платок, который держал наготове.

Я решила дать им время успокоиться, встала и подошла к окну.

Дождь, который шел утром, когда я ехала на работу, закончился, но небо над Лервиком было по-прежнему затянуто низкими, темными тучами, а сам город был мрачным и сырым.

Построенный из серого камня Лервик находится на восточном побережье основного острова. От острова Брессей его отделяет лишь узкий канал. Подобно всем остальным городам на Шетландских островах, Лервик не отличается впечатляющей архитектурой. Здания здесь простые и функциональные – качества, которые редко сочетаются с красотой. Для строительства на островах традиционно используют местный гранит. Крыши, как правило, кроют шифером. Большинство зданий в городе двухэтажные – возможно, практичные островитяне считают, что двух этажей более чем достаточно, а может, просто беспокоятся о том, чтобы сильные ветры не сдули крышу. Но в старой части города и в районе гавани можно встретить трех– и даже четырехэтажные здания. Выделяясь на общем фоне, они словно бросают вызов окружающей серости и представляют собой материальное воплощение редких вспышек тщеславия островитян.

Вид залитого дождем Лервика отнюдь не улучшил моего настроения.

Я с трудом подавила зевок. Я плохо спала этой ночью. Даже когда ненадолго удавалось заснуть, сон все равно был беспокойным – меня преследовали мысли о несчастной, тело которой я нашла. Я видела ее, дотрагивалась до нее, знала, что с ней сделали. Это было чудовищно. Это могло потрясти кого угодно. И я была потрясена. Однако на смену шоку вскоре пришло совсем другое чувство. Это был гнев. Я хотела посадить подснежники на могиле Джейми, чтобы они напоминали мне о том, как он когда-то пытался их есть, о том, как однажды вечером я обнаружила его на лугу с крохотным белым цветочком во рту. Казалось, он собирался исполнить какое-то причудливое лошадиное фламенко. Но теперь я никогда не смогу этого сделать. Не смогу потому, что какой-то грязный подонок выбрал мой луг, чтобы похоронить там свою несчастную жертву. А моего Джейми погрузили на телегу и отвезли на живодерню.

Рыдания за моей спиной стихли. Я села на свое место и повернулась к Саре.

– Вам только тридцать один, – сказала я, невольно вспомнив о том, что мне самой уже тридцать три. – Вам еще рано волноваться о том, что время уходит. Кроме того, экстракорпоральное оплодотворение отнюдь не дает стопроцентной гарантии. Средний показатель в клинике, куда я вас могу направить, составляет двадцать семь процентов. То есть лишь двадцати семи женщинам из ста удается зачать ребенка. И, честно говоря, ваши шансы на успех не особенно велики.

– Почему? – спросил Роберт.

Я заглянула в медицинскую карту, хотя прекрасно знала, что именно там увижу.

– Потому что, с одной стороны, у вас, Роберт, не очень хорошие анализы. Качество спермы ниже среднего. С другой стороны, у вас, Сара, месячные проходят нерегулярно и с нарушениями. Исходя из результатов анализов, а также сведений, которые вы сообщаете в своих анкетах, я могу предположить, чем это вызвано.

Супруги Талли ощетинились. В своих неудачах они готовы были винить кого угодно, только не себя. Но факты оставались фактами.

– Мы вас слушаем, – сказал Роберт.

– У вас обоих налицо недостаток определенных минералов, которые очень важны для зачатия. У вас, Сара, низкий уровень цинка, селена и магния. А вот содержание алюминия, напротив, очень высокое. У вас, Роберт, тоже низкий уровень цинка, но гораздо больше меня беспокоит переизбыток кадмия. – Я сделала небольшую паузу и продолжила: – Кадмий – это токсин, который содержится в табаке. Вы выкуриваете около двадцати сигарет в день. Кроме того, почти каждый день употребляете алкоголь. Вы тоже, Сара.

– Мой отец выкуривал по сорок сигарет ежедневно и пил виски почти каждый день после того, как достиг совершеннолетия, – сказал Роберт. – Тем не менее к тридцати годам у него уже было пятеро детей.

Я понимала, что теряю эту пару, но не собиралась отказываться от принципов, в которые искренне верила, ради того, чтобы дать им ложную надежду. Хотя, с другой стороны, экстракорпоральное оплодотворение – это лотерея. Вполне возможно, что Саре удастся зачать с первой же попытки. И тогда получается, что я оказываю плохую услугу супругам Талли, уговаривая их подождать.

– Я предлагаю вам на ближайшие полгода забыть о попытках зачать ребенка и сосредоточиться на собственном здоровье.

Роберт собрался было перебить меня, но я не позволила ему этого сделать и продолжала:

– У здоровых людей гораздо больше шансов успешно зачать ребенка, Роберт. Прежде всего, вы должны бросить курить и полностью отказаться от алкоголя. Это касается вас обоих.

Роберт покачал головой. Я понимала, что он считает меня безнадежной идиоткой, тем не менее продолжала:

– Конечно, это будет нелегко, но если вы действительно хотите ребенка, то вы справитесь. Для начала достаточно хотя бы ограничить употребление алкоголя и уменьшить число выкуриваемых сигарет. Кроме того, я выпишу вам пищевые добавки, которые помогут поскорее восполнить дефицит необходимых минералов. И еще вам нужно будет сделать несколько анализов на наличие различных инфекций.

Я говорила и понимала, что супруги Талли не будут следовать моим рекомендациям. Они просто не воспринимали их всерьез. Эта пара пришла сюда в надежде на сложное, дорогостоящее медицинское вмешательство, а я предлагаю им витамин С.

– И вы действительно считаете, что это может помочь? – спросила Сара.

Я кивнула.

– Да, я так считаю. Возьмите, здесь все написано. – Я протянула Саре распечатку. – Если вы будете следовать этому плану, то через шесть месяцев станете гораздо здоровее, чем сейчас. А тогда и шансы на успешное экстракорпоральное оплодотворение значительно возрастут. – Я попыталась улыбнуться. – Вполне возможно, что оно вам даже не понадобится.

Супруги Талли встали. Насупленные и мрачные, они напоминали детей, у которых отобрали конфетку. Вероятность того, что они станут следовать моему плану, была мизерной. Скорее всего, они отправятся в какую-нибудь шотландскую клинику, где к ним отнесутся с большим сочувствием и пониманием. Далеко не все разделяли мою убежденность в том, что здоровый образ жизни и правильное питание иногда действеннее самых сложных медицинских процедур.

Сара повернулась к двери.

– Я понимаю, что вы желаете нам добра, – сказала она. – Но поймите и нас. Мы так хотим ребенка!

Когда супруги Талли ушли, я выдвинула верхний ящик письменного стола и достала оранжевую папку. На первом листке были результаты анализа спермы, сделанного в Лондоне двенадцать месяцев назад.

И так далее, до самого конца страницы. Все в норме. Это был анализ Дункана Гутри, моего абсолютно нормального мужа. Третий по счету. Результаты двух предыдущих анализов были аналогичными. В чем бы ни заключались наши проблемы с зачатием, их виновником был явно не мой муж.

Результаты моих анализов были на следующей страничке. Фолликулостимулирующий гормон, лютеинизирующий гормон, эстроген, прогестерон – все в пределах нормы. Итак, прекрасный гормональный баланс, и, насколько я могла судить, все остальное тоже на месте.

На этом прием был закончен – супруги Талли были последними, но через двадцать минут мне еще предстояло сделать палатный обход. Сразу после этого я должна была сесть в машину и поехать на север острова. Оттуда отправлялся паром на остров Йелл. Раз в месяц я ездила туда, чтобы встретиться с тамошней акушеркой и проверить, как идут дела в местной клинике. В то время в ней находились восемь беременных женщин.

Встав из-за стола, я снова подошла к окну. Прямо внизу находилась стоянка для сотрудников. Бессознательно я отыскала среди машин серебристый БМВ Гиффорда. Забудь о том, что произошло, сказал он. Предоставь это дело полиции. Конечно, он был прав, но у меня оставалось еще целых восемнадцать минут на размышления.

Вернувшись к столу, я зашла на внутрикорпоративный сайт больницы. Щелкнув мышкой по нескольким иконкам, я немного подумала и щелкнула еще по некоторым. Сайт был на удивление упорядоченным, и я очень быстро нашла файл, который искала: список всех детей, родившихся на Шетландских островах с тех пор, как данные были компьютеризированы.

По мнению Стивена Ренни, женщина, которую похоронили на моем лугу, погибла около двух лет назад, а это значило, что ее ребенок родился в две тысячи пятом году. Если Ренни был прав насчет земляничных зернышек, это произошло летом. Я выделила данные с марта по август две тысячи пятого года и распечатала их. Получилось пять страниц A4, которые я разложила перед собой на столе.

Если женщина была местной жительницей и рожала в больничных условиях, то ее имя должно быть в этом списке. Мне нужно лишь пройтись по нему и проверить, все ли женщины, которые в нем числятся, живы и здоровы.

Каждый год на Шетландских островах рождается от двухсот до двухсот пятидесяти детей. В этом отношении две тысячи пятый год был достаточно типичным – двести двадцать семь младенцев. Из них сто сорок родились между мартом и августом. Я снова повернулась к экрану и открыла несколько персональных файлов. Меня интересовала женщина европейской расы в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Этим параметрам соответствовали почти все роженицы, за исключением двух индианок, одной китаянки, нескольких малолетних мам и парочки женщин, которые были старше тридцати пяти лет. Большинство же женщин из лежащего передо мной списка оставались потенциальными кандидатами на роль жертвы, пока не будет доказано обратное. Для этого было необходимо провести кропотливую работу, которую мог сделать, например, такой человек, как сержант Дана Таллок.

Интересно, как она поживает? Сегодня утром перед уходом из дому я успела несколько минут посмотреть шотландские новости. О моей находке не было сказано ни слова. Мне часто доводилось слышать жалобы местных жителей на то, что шотландское телевидение считает события на островах слишком незначительными и почти никогда не сообщает о них в национальных новостях. Я всегда думала, что это связано с чисто материальными моментами – уж слишком дорого стоит перелет на острова целой команды телевизионщиков. Тем не менее ради убийства можно было пойти на такие расходы.

Я снова посмотрела на список сто сорок женщин, сто сорок младенцев. У меня возникло странное ощущение, что моя мысль бьется о невидимую кирпичную стену, пытаясь проникнуть сквозь нее. Снова и снова вспоминался разговор с Дунканом и его слова о том, что на Шетландских островах гораздо больше возможностей усыновить младенца, чем в любой другой части Соединенного Королевства. Я задумалась над тем, как это можно проверить. Кто обычно отказывается от своих детей и отдает их на усыновление? Ответ однозначен: молодые незамужние женщины.

Я вышла из интранета и зашла в Интернет. Меня интересовал сайт статистики Управления записи актов гражданского состояния Шотландии, а точнее – отчет за последний год. Зайдя на сайт, я очень быстро разыскала таблицу 33, в которой приводились данные о младенцах, рожденных вне брака, с указанием возраста матери. Я не сильна в статистике, но даже беглого просмотра оказалось достаточно, чтобы понять: случаи беременности среди молодых незамужних женщин на Шетландских островах довольно редки. К примеру, уровень подростковой беременности здесь на сорок процентов ниже, чем в целом по Шотландии. Оставалось загадкой, откуда же берется то изобилие младенцев, о котором говорил Дункан.

Я снова вернулась к своему списку из ста сорока детей, рожденных в две тысячи пятом году. Как можно его сузить? Сержант Таллок считала, что женщина была местной, так как ни один убийца, если он в здравом уме, не станет специально доставлять сюда труп лишь для того, чтобы похоронить его на моем лугу, и я была склонна с ней согласиться. Если это так, то роды почти наверняка проходили здесь, в больнице Франклина Стоуна.

К сожалению, это мне ничего не давало. Население Шетландских островов в основном сосредоточено здесь, на главном острове. Следовательно, и большинство женщин рожает тоже здесь, в нашей больнице. Я еще раз просмотрела список. Среди рожениц изредка встречались жительницы меньших островов – Йелла, Анста, Брессея, Фээр Айла, Тронала, Папа Стуэ, но их было слишком мало для того, чтобы это как-то повлияло на общую картину.

Тронал? Странно, это название было мне совершенно незнакомо. Все остальные острова я хорошо знала. Там были медицинские центры, постоянно проживающие акушерки и предродовые клиники, которые курировала ваша покорная слуга. Но на Тронале я не только никогда не бывала, я о нем даже не слышала. И это при том, что каждый год там рождалось несколько детей. Я подсчитала. В моем списке Тронал встречался четырежды. А это означало от шести до восьми родов ежегодно – больше, чем на многих других небольших островах. Отметив про себя, что необходимо как можно скорее побольше узнать об этом Тронале, я вернулась к своему списку.

В нем указывались имя и возраст матери; дата, время и место родов; пол и вес младенца, а также его состояние (то есть живорожденный или мертворожденный). Но там было и кое-что еще. Рядом с именем одной роженицы стояла аббревиатура KT. Я попыталась сообразить, что бы это могло значить, но ни для одного из терминов, употребляющихся в акушерстве, подобное сокращение не подходило. Я еще раз просмотрела список. Загадочное обозначение встречалось в нем еще дважды – в записях о ребенке, рожденном в мае на острове Йелл, и ребенке, родившемся в домашних условиях здесь, в Лервике, в июле месяце.

Я посмотрела на часы. Пора. Я начала собирать вещи, когда раздался стук в дверь. Я крикнула: «Войдите!» – дверь открылась, и на пороге возникла сержант Таллок в идеально сидящем брючном костюме синевато-серого цвета из гладкой блестящей ткани. Естественно, безупречно отутюженном, без единой складочки.

– Доброе утро, – сказала она.

И снова, как и в прошлый раз, в присутствии этой изящной женщины я почувствовала себя неряшливой и плохо одетой. Мне казалось, что на ее фоне я выгляжу как ломовая лошадь рядом с арабским скакуном.

– У вас найдется минутка? – спросила Дана Таллок, по-прежнему стоя на пороге.

– У меня палатный обход, – ответила я. – Правда, десятиминутное опоздание не только допускается, но и поощряется.

Сержант Таллок удивленно приподняла брови. Меня начинала безумно раздражать эта ее манера.

– Это записано в нашем контракте, – продолжала я. – Небольшим опозданием мы подчеркиваем свою значимость и большую занятость. На пациентов это производит должное впечатление, и они становятся не такими требовательными.

Таллок даже не улыбнулась. Тогда я сказала:

– Слышала, что сегодня ваши люди наконец уберутся с моего луга.

– Да, я тоже это слышала, – ответила она, подошла к моему столу и взяла распечатки. Но я решительно шагнула вперед, намереваясь отобрать их, даже если это будет выглядеть ребячеством.

– Мне нужен этот список, – сказала Таллок.

Я протянула руку.

– Прошу вас вернуть мои бумаги. Это конфиденциальная информация, касающаяся пациентов нашей больницы, которая не подлежит разглашению.

Таллок посмотрела на меня, положила распечатки на стол, демонстративно завела руки за спину, но при этом спокойно продолжала просматривать список. Увидев, что я собираюсь вообще убрать бумаги, она протянула руку, останавливая меня.

– Судя по тому, что мне удалось прочитать, эта информация не является конфиденциальной. Я могу достать ее и в другом месте. Например, в архиве. Просто будет значительно проще и быстрее, если ее предоставите мне вы. Я подумала, что вы захотите помочь.

Конечно, она была права. Если отбросить личные симпатии и антипатии, мы с ней были по одну сторону баррикад. Тем не менее я все-таки собрала распечатки, и мы некоторое время стояли, глядя друг на друга. Она была на полных десять сантиметров ниже меня, но мне почему-то казалось, что вряд ли мой рост производит на нее устрашающее впечатление.

– Сколько? – спросила она.

– Сто сорок.

– И все сто сорок – здоровые женщины европейской расы в возрасте от двадцати до тридцати лет?

– Почти все.

– Ну что ж, не так и много. У нас хорошо отработана методика подобных проверок. На это нужно пару дней, не больше. Хотя, если вы не отдадите мне список сейчас, на получение распоряжения суда может уйти еще некоторое время.

– Просто я должна сама проверить, прежде чем…

– Тора, – перебила она, впервые называя меня по имени, – я уже десять лет служу в полиции. Причем большую часть из них – в бедных районах. Но даже это не могло подготовить меня к тому, что я увидела вчера вечером на столе в морге. И сейчас я хочу вернуться в свой офис. Члены моей команды сразу же начнут обзванивать всех этих женщин, чтобы убедиться, что они, живые и здоровые, благополучно нянчатся со своими двухлетними детьми. И я хочу, чтобы они приступили к делу как можно скорее.

Я протянула ей список. Когда сержант Таллок брала его у меня, выражение ее холодного, высокомерного лица немного смягчилось.

– Можете сразу исключить женщин, которым делали кесарево сечение, – сказала я, удивляясь тому, что не подумала об этом раньше. – У нашей жертвы не было шрама.

– Что-то еще?

Я покачала головой.

– Пока больше ничего. Бригада патологоанатомов из Инвернесса уже закончила работу?

Она промолчала, и я выразительно посмотрела на распечатки в ее руке.

– Да, – сказала Таллок. – Мы также консультировались с экспертами по поводу воздействия торфа на органические материалы типа льна. Доктор Ренни попал в точку, когда определил время смерти как весну-лето две тысячи пятого года. Поэтому ваш список очень важен.

Еще раз поблагодарив меня, Дана Таллок направилась к выходу. Уже у дверей она обернулась и спросила:

– Можно, я вечером заеду к вам домой? Мне бы хотелось взглянуть на руны.

Подавив улыбку, я кивнула, сказала, что буду дома около шести, и мы попрощались. Перед тем как отправиться на обход, мне нужно было еще выключить компьютер. Именно тогда я и обнаружила электронное письмо от Кенна Гиффорда:

Другими словами, заткнитесь и не чирикайте…

Я быстро закончила палатный обход, взяла пальто, заглянула в кафетерий, чтобы купить бутерброд, и направилась к лифтам. Внезапно я почувствовала, что за мной кто-то идет, и, обернувшись, увидела Кенна Гиффорда. Он только молча кивнул. Подошел лифт, мы зашли внутрь, двери закрылись, но он по-прежнему не произнес ни слова.

Я давно заметила, что существует особый разряд людей, которые умеют хранить молчание в любой компании, не испытывая при этом ни малейшего чувства неловкости. Гиф-форд был одним из них. Пока лифт ехал вниз, он даже ни разу не взглянул в мою сторону. Он просто молча стоял, уставившись перед собой невидящим взглядом, погруженный в размышления. Это был большой больничный лифт, рассчитанный на перевозку каталок, но кроме нас двоих в нем никого не было. Я всегда начинаю нервничать, если оказываюсь с кем-то наедине в замкнутом пространстве, и испытываю непреодолимую потребность заговорить с этим человеком, даже если совсем его не знаю. Когда рядом со мной хотя бы двое, подобного не происходит – эти двое могут говорить между собой, а я буду молчать. Но с кем-то наедине я обязательно должна хоть что-то сказать. Видимо, потому я и решила признаться в содеянном именно во время этой совместной поездки в лифте.

– Сегодня утром я сообщила сержанту Таллок кое-какую информацию. Это было до того, как я получила твое сообщение.

Он даже не обернулся.

– Я знаю. Надеюсь, что это не повторится. У тебя часто бывают головные боли?

О боже! Кажется, он снова сел на своего любимого конька.

– Иногда, – призналась я и продолжила: – Это был список. Список женщин, которые рожали здесь, на островах, весной-летом две тысячи пятого года. Она сказала, что эту информацию в любом случае можно найти в архивах.

Не успела я закончить последнюю фразу, как тотчас об этом пожалела. Могло сложиться впечатление, что я оправдываюсь. Гиффорд обернулся и посмотрел на меня:

– Так ты поэтому передала ей список?

Господи, какого же все-таки цвета его глаза? Бронзового?

– Нет. Я передала ей список, потому что хотела помочь.

Он придвинулся ближе ко мне.

– Я так и думал. Ты помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?

Я разозлилась. В конце концов, он был моим начальником, а не отцом.

– Ну, мы говорили об «Айвенго», о яхтах…

Двери лифта открылись.

– …о похищении детей на Оркнейских островах, о том, как сложно мыть грудь, – продолжала я гораздо громче, чем это было необходимо. Два врача, которые как раз собирались зайти в лифт, с любопытством посмотрели сначала на меня, потом на Гиффорда.

Я тоже рискнула взглянуть на своего босса. Он улыбался.

– Я заметил, что ты почему-то очень скованно себя чувствуешь в операционной, – сказал он. – Ты не пыталась заниматься йогой? Или тайцзи?

Я хотела было сказать, что чувствовала бы себя гораздо менее скованно, если бы он не дышал мне в ухо, но передумала. Тем более что это было не совсем так. Он прав. В операционной я действительно чувствовала себя несколько скованно, но услышать об этом от кого бы то ни было, даже от своего начальника, все равно обидно. Кроме того, у меня было такое чувство, что он надо мной издевается.

– Почему вы с моим мужем не любите друг друга?

Гиффорд продолжал улыбаться:

– Неужели Дункан не любит меня? Бедняжка.

Он открыл двери и пропустил меня вперед. Я вышла на улицу, испытывая странное облегчение оттого, что нужно еще куда-то ехать.

Мне пришлось провести в клинике на острове Йелл гораздо больше времени, чем я планировала, потом была большая очередь на паром, и в результате я вернулась домой намного позже шести. Во дворе стояла спортивная машина Даны Таллок. К тому времени я уже совершенно забыла, что она должна заехать. Я посмотрела на часы. Если она приехала вовремя, то ей пришлось ждать почти три часа. Черт побери! Нужно искупать свою вину. Постараюсь быть как можно любезнее. Из машин мы с ней вышли одновременно.

– Простите, бога ради, – сказала я. – Нужно было позвонить вам. Вы все это время были здесь?

– Конечно, нет, – ответила она. – Когда вы не появились к шести, я поехала в офис, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Сюда я вернулась только десять минут назад.

Я умирала от голода и мечтала о чашке кофе, но заставлять сержанта Таллок ждать, пока я поем, было бы просто хамством. Поэтому мы направились прямо в подвал. Из кухни туда вели восемь каменных ступеней.

– Господи! – сказала она, когда мы спустились вниз и я включила единственную слабенькую лампочку, совершенно не подходившую для освещения огромного помещения, в котором мы оказались. – Никогда бы не подумала, что под вашим домом находится такое подземелье.

Она достала из сумки фонарик и двинулась вперед.

Наш погреб действительно был весьма примечательным местом. Во-первых, он был очень старым, гораздо старее дома. Судя по хорошо заметным в некоторых местах следам копоти, можно предположить, что прежний дом сгорел. Во-вторых, подвал намного больше дома. Он разделен на соединенные между собой сводчатыми проходами комнаты с низкими потолками. В целом он выглядит как уменьшенная копия гигантских винных погребов, которые находятся под французскими замками. Я провела Дану в самую большую из комнат и указала на ее северную стену.

– Камин в погребе? – изумилась она.

Нас с Дунканом это тоже поначалу озадачило, тем не менее в стене действительно находился камин. Причем камин действующий, с каменной каминной решеткой и дымоходом, соединенным с трубой на крыше. На стене над камином был закреплен каменный брус. Именно на нем и были вырезаны руны. Пять символов. Ни один из них мне не был знаком.

– Они все разные, – сказала Дана Таллок, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. Она достала маленькую цифровую камеру и сделала несколько снимков.

– Вы звонили моему свекру? – спросила я.

Она отрицательно покачала головой.

– Пока что нет. Не было необходимости. Я нашла книжку.

Дана закончила фотографировать и взглянула в сторону сводчатого прохода, который вел в другие комнаты.

– Не возражаете, если я здесь немного осмотрюсь?

– Чувствуйте себя как дома, – ответила я. – Вы не будете против, если я вернусь в кухню и что-нибудь съем?

Дана покачала головой и направилась в глубь погреба. Я же пошла обратно к ступеням, которые вели на кухню. На второй ступеньке я обернулась и окликнула ее:

– Кстати, сержант, если найдете что-то… органическое, пожалуйста, не сообщайте мне об этом сегодня. Я слишком устала для того, чтобы переварить подобные новости.

Дана не удостоила меня ответом. Наверное, сочла мои слова сущим ребячеством.

Когда десять минут спустя она появилась в кухне, я как раз засовывала в микроволновку порцию макарон со сливками и ветчиной. Указав на свободный стул, я сказала:

– Я заварю вам чашечку чая.

Догадавшись, что Дана Таллок тоже голодна, я поставила на стол вазочку с песочным печеньем. Мне хотелось, чтобы она рассказала мне о рунах.

Дана взглянула на печенье, потом на часы, несколько секунд поколебалась и села за стол. Взяв чашку с чаем, она извлекла из вазочки кусочек печенья и буквально проглотила его. Я молча продолжала есть. Тактика сработала: Дана заговорила первой.

– Что вам известно об истории этого места?

Я пожала плечами.

– Очень мало. Покупкой занимался мой муж. Меня действительно это совершенно не интересовало.

– Когда он приходит домой?

Я снова пожала плечами.

– В последнее время это непредсказуемо.

Лицо Даны Таллок помрачнело.

– Но мы можем позвонить ему, – добавила я в запоздалой попытке быть полезной.

Она покачала головой.

– Не нужно. Но мне бы хотелось, чтобы завтра здесь поработала команда специалистов. Не может быть простым совпадением то, что в вашем доме есть знаки, похожие на те, которые были вырезаны на теле жертвы, найденной на вашей земле.

– Мне тоже так кажется, – согласилась я, хотя мне очень не понравился подтекст, содержащийся в словах сержанта Таллок. – Вы предполагаете, что ее могли убить в этом доме? Возможно, в подвале?

Теперь наступила ее очередь пожимать плечами.

– Нам действительно нужно выяснить, кому принадлежал этот дом до того, как вы его приобрели.

– Но я думала, что Дункан сегодня утром завез в участок все необходимые документы.

– Он завез. Но это нам мало помогло. Из них мы узнали только о том, что раньше на этом месте стояла какая-то церковь или культовое здание, которое в течение многих лет было заброшено. Потом его снесли, чтобы построить этот дом. В документах упоминаются лица, которые распоряжались имуществом на началах доверительной собственности, но проблема заключается в том, что почти все они, судя по всему, умерли.

– Умерли?

Дана покачала головой.

– От старости. Ничего интересного.

Я закончила ужинать, но, утолив голод, все равно не почувствовала удовлетворения. Внутренняя напряженность плохо способствует пищеварению. Встав из-за стола, я сложила грязную посуду в посудомоечную машину и спросила:

– Так что вам удалось узнать насчет рун?

Дана Таллок задумчиво посмотрела на меня, съела еще один кусочек песочного печенья и наконец решилась. Взяв свою сумку, она достала оттуда цифровую камеру, блокнот и небольшую книжку в синем кожаном переплете. На обложке золотом были вытиснены рунические символы и название, которое я смогла прочитать даже вверх ногами: «Руны и древнескандинавская письменность». Имя автора было набрано слишком мелким шрифтом, и я не смогла его разобрать.

– Так вы говорите, что ваш свекор хорошо разбирается во всем этом? – спросила Дана.

Я кивнула.

– Даже очень хорошо. Я вообще сомневаюсь, что кто-то знает об истории этих островов больше, чем он.

Дана развернула книгу ко мне. На переднем форзаце было изображение двадцати пяти рун: незамысловатых, в основном угловатых символов. Все они имели описательные названия, такие как Разрушение, Остановка, Ворота и т. д., хотя когда о рунах рассказывал мой свекор, Ричард, то использовал их древнескандинавские названия.

– Я никак не могу понять одной вещи, – сказала Дана. – Этих рун всего двадцать пять. И у каждой, судя по всему, есть свое, совершенно определенное значение. Каким образом может функционировать подобный алфавит? Как из этих символов образовывать слова? Для этого их просто недостаточно.

– Думаю, руны чем-то напоминают китайские иероглифы, – ответила я, листая книжку. – Каждый символ, помимо своего основного значения, имеет еще несколько второстепенных. А когда сочетаются несколько символов, они влияют друг на друга таким образом, что каждый из них видоизменяется и приобретает новое, уникальное значение, присущее только этой комбинации. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да, – сказала она, – но насколько я знаю, в китайском алфавите более двух тысяч иероглифов.

– Возможно, викинги были не очень разговорчивыми.

Дана раскрыла свой блокнот и развернула его ко мне. Я увидела изображение трех рунических символов, которые нам уже довелось видеть накануне вечером в морге.

– Итак, – сказала сержант Таллок, – на теле нашей жертвы были вырезаны руны, которые называются Разделение, Преодоление и Принуждение. Как по-вашему, что это должно было обозначать?

Я снова открыла книжку. На следующей странице снова было изображение все тех же двадцати пяти рун, но уже с их древнескандинавскими названиями. Похожий на рыбу символ назывался Othila, то есть Разделение; похожий на воздушного змея – Dagaz, или Преодоление; и наконец третий знак, напоминающий меч, носил древнескандинавское название Nautbiz, что обозначало Принуждение. Я посмотрела на Дану. Она внимательно наблюдала за мной.

– Может быть, стоит проверить второстепенные значения? – предложила я.

– Давайте проверим, – согласилась она.

На следующей странице перечислялись все второстепенные значения каждой руны. Othila еще имела такие значения, как Собственность, Наследство, Родина и Дом; Dagaz – День, Свет Господень, Процветание и Плодородие; a Nauthiz могла также обозначать Нужду, Необходимость, Причину скорбей человеческих, Уроки и Лишения.

– Может быть, руна Разделение обозначает отделение важного внутреннего органа от остального тела? – предположила я, хотя сама понимала, что такое объяснение уж слишком натянуто. Дана ободряюще кивнула, и я продолжила фантазировать: – Преодоление… ну, для того чтобы извлечь сердце из груди, нужно преодолеть достаточно серьезные препятствия. И наконец Принуждение. Что ж, эту несчастную явно принуждали. Не сама же она связала себя по рукам и ногам?… И она определенно испытывала Лишения… – Больше ничего не приходило в голову. Я замолчала и посмотрела на Дану.

– Вам это кажется достаточно убедительным? – спросила она.

Я отрицательно покачала головой.

– Нет. По-моему, чушь собачья.

– Может быть, в нашем случае эти изображения не несут вообще никакой смысловой нагрузки? – предположила Дана.

– Вы всегда так изящно выражаетесь? – поинтересовалась я и, не дожидаясь ответа, спросила: – А как насчет тех символов, которые вырезаны над камином в моем подвале?

Она нажала на кнопку, и мы увидели фотографию, сделанную всего десять минут назад. На ней было изображение пяти рун.

– Стрела, направленная вверх, – сказала я, и Дана начала быстро листать книжку.

– Teiwaz, – прочитала она. – Это значит Воин и Победа в битве.

Я посмотрела на нее. У нас обеих был озадаченный вид.

– Следующий символ напоминает букву F. – Я наклонилась к Дане, чтобы тоже видеть книжку. – Вот он. Что там написано?

– Ansuz, – ответила она. – Знаки, Бог и Устье реки.

– Так, теперь третий. Тот, что похож на зигзаг молнии.

– Sowelu. Единство, Солнце. – Дана оторвала взгляд от книги и посмотрела на меня.

– По-моему, это тоже чушь со… символы, которые не несут никакой смысловой нагрузки, – сказала я.

– Похоже на то, – согласилась она. – А как насчет последних двух?

– Посмотрим. У нас есть перевернутый стол под названием Perth, обозначающий… Ага!

– Что?

– Инициация.

Дана нахмурилась.

– Я всегда начинаю нервничать, когда слышу это слово.

– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. И наконец, кривая буква H. Эта руна называется Hagalaz, и она имеет два значения – Распад и Силы. природы.

– Итак, у нас есть пять рун, которые обозначают Воина, Знаки, Единство, Инициацию и Распад, – резюмировала Дана.

Я закатила глаза.

– Символы, которые не несут…

– Чушь собачья, – перебила меня Дана. И улыбнулась. У нее была очаровательная улыбка.

Я рассмеялась.

– Вам нужно поговорить с отцом Дункана. Возможно, вся суть в контексте.

– Кому там нужно поговорить с моим отцом? – раздался знакомый голос.

Дункан подошел неслышно, и теперь стоял на пороге кухни, глядя на нас с Даной и широко улыбаясь. Я невольно напряглась. Так всегда бывало, когда я наблюдала за поведением Дункана в присутствии красивой женщины, которая не была мной. Он буквально излучал обаяние, и с любой женщиной тотчас же начинали происходить метаморфозы: на щеках появлялся румянец, а в глазах – блеск. Они как бы размякали и инстинктивно тянулись к нему, как цветок к солнцу. Я приготовилась, что это же самое будет и с Даной, но, к моему удивлению, ничего не произошло. В тот вечер я впервые в жизни наблюдала за своим потрясающим мужем и эффектной женщиной, не испытывая при этом абсолютно никакой ревности. Они обменялись любезностями, после чего Дана удостоверилась в том, что Дункан знает о рунах ничуть не больше меня, распрощалась и уехала. Она не обещала, что снова свяжется со мной.