Колдовство не продаётся

У Фаркваров долго не было детей, пока, наконец, не родился маленький Тедди. Родители были растроганы, видя, с какой радостью работники фермы приходили полюбоваться на новорожденного, приносили подарки — птицу, яйца, цветы — и восторженно изумлялись мягким золотистым волосикам ребенка и его голубым глазкам. Они так поздравляли миссис Фарквар, словно она совершила какой-нибудь подвиг, а она, и впрямь чувствуя себя героиней, с благодарной улыбкой посматривала на восхищенных, неловко переминавшихся с ноги на ногу туземцев.

Когда Тедди в первый раз подстригли волосы, Гидеон, повар, подобрав с полу мягкие золотистые пряди и благоговейно держа их в руках, улыбнулся мальчугану и сказал:

— Золотая головка!

С тех пор туземцы так и звали мальчика. Гидеон и Тедди стали большими друзьями. Кончив работу, повар сажал Тедди на плечи, относил его в тень под большое дерево и там играл с ним. Он мастерил для малыша забавные игрушки из веток, листьев, травы или лепил из глины фигурки зверей.

Когда Тедди стал учиться ходить, Гидеон направлял его первые шаги. Присев на корточки и подбадривая ребенка, он манил его к себе, всегда вовремя подхватывал его, когда малютка готов был упасть, подбрасывал высоко вверх, и оба заливались веселым смехом. Миссис Фарквар любила старого повара за его привязанность к Тедди.

Больше у Фаркваров детей не было.

— Ах, миссус, бог послал нам это дитя. Золотая головка — самое дорогое, что у нас есть, — сказал однажды Гидеон.

Это «у нас» наполнило миссис Фарквар теплым чувством к старому повару. В конце месяца она прибавила ему жалованье. Служил он на ферме уже несколько лет. Жена и дети его жили в туземном поселке за несколько сот миль отсюда, но он был одним из тех немногих туземцев, которые никогда не просились отпустить их домой, в родной крааль.

Иногда из кустов выглядывал маленький негритенок, ровесник Тедди. Он благоговейно взирал на удивительные светлые волосы белого мальчика и его голубые глаза. Ребятишки долго приглядывались друг к другу, и однажды Тедди, движимый любопытством, потрогал щеки и волосы чернокожего мальчика.

Наблюдавший за ними Гидеон задумчиво покачал головой и сказал:

— Ах, миссус, один из них вырастет и станет баасом, а другой — слугой.

— Да, Гидеон, я думала о том же. — Она вздохнула.

— Такова воля божья, — проговорил Гидеон. Он был воспитанником миссионерской школы.

Фарквары были очень набожными людьми, и религиозное чувство сближало хозяев и слугу.

Тедди было лет шесть, когда ему подарили самокат. Он научился кататься и полюбил быструю езду. Целыми днями он носился по ферме, налетая на цветочные клумбы, разгоняя кудахчущих кур и лающих собак, и, делая головокружительный разворот, останавливался у дверей кухни.

— Гидеон, посмотри на меня! — кричал он.

И Гидеон, смеясь, говорил:

— Очень хорошо, 3олотая головка.

Младший сын Гидеона, работавший пастушонком, специально пришел поглядеть на самокат Тедди. Он боялся подойти слишком близко, но Тедди сам стал носиться прямо перед носом у негритенка.

— Черномазый, — кричал он, — дай дорогу!

Он принялся так быстро кружить вокруг чернокожего мальчика, что тот от страха убежал в кусты.

— Зачем ты напугал его? — грустно и укоризненно спросил Гидеон.

— Да ведь это чернокожий мальчишка! — вызывающе смеясь, ответил Тедди.

Гидеон молча отвернулся, и Тедди помрачнел. Проскользнув в дом, он взял апельсин и принес его повару:

— Это тебе.

Он не мог заставить себя извиниться, но в то же время ему не хотелось потерять расположение Гидеона. Вздохнув, повар неохотно взял апельсин.

— Скоро ты пойдешь в школу, Золотая головка, станешь большим, — задумчиво сказал он. И добавил, слегка покачав головой: — Вот так и идет наша жизнь.

Он, казалось, подчеркивал расстояние между собой и Тедди, но не из чувства обиды, а как человек, готовый принять с покорностью неизбежное.

Маленьким ребенком Тедди лежал у Гидеона на руках, улыбаясь ему, катался у него на закорках, — их игры длились часами. Теперь Гидеон уже не позволил бы себе дотронуться до белого мальчика. Он был по-прежнему добр к Тедди, но в голосе его проскальзывали нотки почтительности, — от этого Тедди сердился и надувал губы. И вместе с тем мальчик чувствовал себя при этом взрослым. Он обращался с Гидеоном вежливо, холодно, и если приходил за чем-нибудь на кухню, то отдавал распоряжения тоном белого человека, знающего, что слуга должен ему повиноваться.

Но когда однажды Тедди, прижимая руки к глазам, крича от боли, вошел, пошатываясь, в кухню, Гидеон уронил кастрюлю с горячим супом, бросился к ребенку и силой отвел его руки от глаз.

— Змея! — воскликнул он.

Тедди, как обычно, носился на своем самокате и, решив отдохнуть, остановился у кадки с растениями. Древесная змея, свесившись с крыши, плюнула ему прямо в глаза.

На шум прибежала миссис Фарквар.

— Он ослепнет! — зарыдала она, прижимая к себе Тедди. — Гидеон, он ослепнет!

Глаза мальчика вздулись до размеров кулака. Через полчаса он мог окончательно ослепнуть. Маленькое белое личико было обезображено огромными, слезящимися, багровыми опухолями.

— Подождите минутку, миссус, подождите, я принесу лекарство! — крикнул Гидеон и, выбежав из кухни, скрылся в кустарнике.

Миссис Фарквар унесла ребенка в дом и промыла ему глаза. Она даже не расслышала, что сказал Гидеон. Но когда стало ясно, что ее средство не помогает, мать с ужасом вспомнила, что сама видела негров, ослепших от плевка древесной змеи. Не находя себе места, она ждала возвращения повара, смутно припоминая всё, что слышала о целебных свойствах местных трав. Так стояла она у окна, держа на руках испуганного, плачущего ребенка и беспомощно устремив взгляд на кустарник. Прошло пять минут, и она увидела бегущего со всех ног Гидеона. В руке у него было какое-то растение.

— Не бойтесь, миссус, — проговорил, задыхаясь, Гидеон, — вот это вылечит глаза Золотой головки.

Он оборвал листья, оставил только маленький белый мясистый корень. Даже не помыв его, он положил корень в рот и стал жевать его. Потом взял ребенка у миссис Фарквар. Зажав Тедди между колен, он так сильно нажал большими пальцами на его глаза, что мальчик закричал.

— Гидеон, Гидеон! — запротестовала в ужасе миссис Фарквар. Но Гидеон не обращал ни на что внимания. Он склонился над корчившимся от боли ребенком, стараясь раздвинуть опухшие веки, и, как только глаза приоткрылись, изо всей силы плюнул раз, потом еще раз — сначала в один глаз, потом в другой. Наконец он поднял Тедди и, осторожно передавая его матери, сказал:

— Скоро всё пройдет!

Миссис Фарквар продолжала плакать и едва была способна поблагодарить Гидеона. Она уже не верила, что Тедди будет видеть. Часа через два опухоль спала, к Тедди вернулось зрение, но глаза всё еще были воспалены и болели.

Мистер и миссис Фарквар пришли на кухню. Они без конца благодарили Гидеона и просто не знали, как выразить ему свою признательность. Фарквары принесли повару подарки для жены и детей, прибавили ему жалованье, но они понимали, что всё это ничто по сравнению с исцелением Тедди.

— Гидеон, сам бог послал тебя совершить добро, — говорила миссис Фарквар.

— Да, миссус, на всё воля божья, — отвечал Гидеон.

Когда на ферме случается что-нибудь, об этом вскоре узнают все. Супруги Фарквар рассказали эту историю соседям, и о ней заговорили по всей округе.

Обширные заросли Африки полны тайн. Тот, кто живет в этих местах или в африканской степи, не может не знать о существовании древней мудрой науки о растениях, почвах, временах года, составляющей наследие чернокожих людей, а также, что, пожалуй, гораздо важнее, о тайнах, известных им одним. По всей округе ходили рассказы о всевозможных случаях, происшедших с кем-нибудь из жителей.

«Я видел это собственными глазами. Это был укус змеи. Рука кафра вздулась до самого локтя, словно большой черный пузырь. Через полминуты он едва стоял на ногах. Он уже умирал. И вдруг из кустов появился другой кафр, в руках у него был пучок травы. Он помазал чем-то больное место, и на другой день парень уже работал, и на руке у него, кроме двух небольших царапин, ничего не было видно».

О таких случаях всегда говорили с некоторым раздражением, потому что все знали, что в Африке существует очень много ценных пород деревьев, в коре которых или в обыкновенных на вид листьях и корнях содержатся целебные соки, но узнать об этих деревьях у туземцев было невозможно.

В конце концов история с Тедди стала известна и в городе. Один врач, услышав о ней в гостях или где-то в другом месте, усомнился в ее достоверности.

— Ерунда! — сказал он. — Такие вещи всегда преувеличивают. Сколько раз мы ни проверяли подобные истории, они всегда оказывались пустым вымыслом.

Как бы то ни было, но однажды утром у фермы остановилась незнакомая машина. Из нее вышел один из работников городской лаборатории; с собой у него были ящички с пробирками и химическими препаратами. Мистер и миссис Фарквар засуетились, они были довольны и польщены. Ученого пригласили к завтраку и снова, уже в сотый раз, рассказали ему с самого начала, как было дело. Маленький Тедди был тут же, его голубые глаза, как бы в подтверждение достоверности, искрились весельем. Ученый стал говорить о пользе, которую могло бы принести человечеству новое лекарство, если бы его пустили в продажу. Фарквары обрадовались еще больше: это были добрые, простые люди, и им было приятно сознавать, что они могут сделать что-то хорошее. Но когда ученый заговорил о деньгах, которые они могли бы получить, им стало как-то не по себе. Они относились к случившемуся чуду (иначе они об этом и не думали) с таким глубоким, почти религиозным чувством, что даже мысль о деньгах была им неприятна. Заметив выражение их лиц, ученый поспешил вернуться к первоначальной теме разговора — прогрессе человечества. Возможно, впрочем, что он относился ко всему этому слегка иронически: он не впервые охотился за тайнами этих мест.

Когда завтрак был окончен, Фарквары позвали Гидеона в комнату и сказали ему, что вот этот баас — Большой Доктор из Большого Города, он приехал издалека, чтобы увидеть Гидеона. Услышав это, повар как будто испугался и никак не мог взять в толк, что от него хотят. Миссис Фарквар поспешила объяснить, что Большой Баас приехал расспросить о чуде, которое Гидеон совершил с глазами Тедди.

Гидеон переводил взгляд с хозяйки на хозяина, с хозяина на мальчика, который был полон важности, чувствуя себя героем дня.

Наконец повар проговорил с неохотой:

— Большой Баас хочет знать, какое лекарство я употребил?..

Он сказал это так, словно не верил, что его старые друзья могли предать его. Мистер Фарквар принялся толковать о том, какое полезное лекарство можно сделать из этого корня, и как его можно пустить в продажу, и как тысячи людей, белых и черных, во всей Африке можно будет спасти этим лекарством, если яд змеи попадет им в глаза.

Гидеон слушал, опустив голову, недовольно наморщив лоб. Когда мистер Фарквар кончил, Гидеон не произнес ни слова. Ученый, который всё время сидел, откинувшись на спинку большого кресла, и с добродушно-скептической улыбкой потягивал кофе, теперь вмешался в разговор. Он начал объяснять всё сначала, только в других словах: как можно сделать из корня лекарство и как важно это будет для науки. В заключение он пообещал Гидеону подарок.

Наступило молчание. Потом Гидеон сказал равнодушно, что не помнит, какой это был корень. Выражение лица его было сердитое и враждебное даже тогда, когда он смотрел на Фаркваров, к которым он всегда относился, как к старым друзьям. Хозяев начинало раздражать поведение повара, и от этого раздражения исчезло неясное чувство вины, которое они испытывали под укоризненным взглядом Гидеона. Им стало казаться, что он ведет себя глупо. И в то же время они поняли, что чернокожий ни за что не уступит. Значит, чудодейственное средство так и останется без применения, никому не известным, за исключением немногих африканцев, обладающих этой тайной, туземцев, которые ходят в изодранных рубахах и залатанных штанах и роют канавы для муниципалитета… А ведь они природные, наследственные врачеватели, сыновья и внуки старых зпахарей, у которых под безобразными масками, ожерелья-ми из костей и прочими нелепыми атрибутами их магии пряталась какая-то настоящая сила и мудрость.

Вполне возможно, что Фарквары сто раз в день наступали на чудодейственное растение, проходя из дома в сад или со скотного двора на маисовое поле, но так и не знали об этом.

И они продолжали раздраженно уговаривать повара, по Гидеон твердил, что не может вспомнить, что такого корня нет, что он не растет в это время года, что вовсе не корень, а его, Гидеона, слюна вылечила глаза Тедди. Он говорил всё Это подряд, явно не смущаясь тем, что одно противоречило другому. Он был груб и упрям. Фарквары не узнавали своего доброго, любящего старого слугу в этом невежественном, тупом и упрямом туземце, который стоял, опустив глаза и теребя фартук, и приводил всё новые отговорки, одну нелепее другой.

И вдруг Гидеон как будто сдался: подняв голову, он посмотрел долгим, полным злобы взглядом на группу белых людей, которые, казалось, окружили его, как свора собак, и набрасывались на него с громким лаем.

— Я покажу вам корень, — сказал он.

От фермы все гуськом пошли по тропе кафров. Стоял знойный декабрьский полдень, небо затягивалось дождевыми тучами. Всё было накалено. Солнце было похоже на медный поднос, вращающийся над головой, над полями колыхался горячий воздух, земля трескалась под ногами, горячий ветер с песком и пылью дул в лицо. Ужасный день! В такое время только лежать на веранде и потягивать коктейли.

Время от времени, вспоминая, что в тот день, когда с Тедди случилась беда, потребовалось всего несколько минут, чтобы найти корень, кто-нибудь спрашивал:

— Далеко еще, Гидеон?

И Гидеон, сдерживая злость, отвечал вежливо через плечо:

— Я ищу корень, баас.

И действительно, он часто наклонялся то в одну, то в другую сторону, раздвигал рукой траву и злил своих спутников небрежностью, с которой он это делал. Он водил их среди кустов, по неизвестным тропам добрых два часа под нестерпимо палящим солнцем. Они изнемогали, пот ручьями струился по телу, болела голова. Все молчали: Фарквары потому, что были злы, ученый потому, что еще раз убедился, что таинственного растения не существует. Он молчал из приличия.

Наконец в шести милях от дома Гидеон вдруг решил, что с них достаточно, а может быть, его гнев прошел. Мельком взглянув на траву, он сорвал пучок голубых цветов, которые повсюду попадались им на пути. Он протянул их ученому, не глядя на него, повернулся и пошел по направлению к дому, предоставив им следовать за ним, если они захотят.

Когда они вернулись домой, ученый пошел на кухню поблагодарить Гидеона: он был очень вежлив, несмотря на свой насмешливый взгляд. Но Гидеона там не было.

Небрежно бросив цветы на заднее сиденье своей машины, почтенный гость отбыл обратно в свою лабораторию.

Гидеон вернулся на кухню готовить обед, он был всё еще в мрачном настроении и разговаривал с миссис Фарквар тоном непокорного слуги. Прошло много времени, прежде чем вернулось их былое расположение друг к другу.

Фарквары расспрашивали своих работников о корне. Одни отвечали недоверчивыми взглядами, другие говорили:

— Мы не знаем, мы никогда не слышали об этом корне.

И только один из туземцев, пастух, который уже давно работал у Фаркваров и привык относиться к ним с доверием, сказал:

— Спросите своего повара. Он ведь врачеватель. Он сын знаменитого лекаря, который жил в этих местах. Нет такой болезни, которую он не мог бы вылечить. — И вежливо добавил: — Конечно, он не такой хороший доктор, как белые, но нас он лечит хорошо.

Через некоторое время, когда чувство взаимной обиды у Фаркваров и Гидеона прошло, они начали подшучивать:

— Гидеон, когда ты покажешь нам змеиный корень?

Он смеялся в ответ, качал головой и говорил, чуть смущенно:

— Но ведь я показал вам, миссус, разве вы забыли?

Прошло еще некоторое время. Тедди, уже школьник, приходил на кухню и говорил:

— Ты, старый плут! Помнишь, как ты обманул нас всех, заставил исходить столько миль по кустарникам, и всё зря? Мы зашли так далеко, что отцу пришлось нести меня на руках.

Гидеон громко смеялся, делая вид, что это смешно. Потом, вдруг выпрямившись, он вытирал свои старые глаза и с грустью смотрел на Тедди, который, ехидно усмехаясь, глядел на него с другого конца кухни.

— Золотая головка! Как ты вырос! Скоро ты станешь совсем взрослым, и у тебя будет своя ферма…